Текст книги "Легенда из подземелий"

Автор книги: Алёна Реброва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)

   – Что с тобой?... Ты плачешь?

   – Нет! Уходи!

   Дверь захлопнулась. Я снова был один.

   Появление ведьмы, ее обеспокоенный голос вдребезги разбили хлипкое спокойствие моего темного мира. Я не выдержал и судорожно всхлипнул, чувствуя, что за этим всхлипом последуют рыдания.

   Мне было так больно, я готов был метаться по всей кровати, хотелось выть и рычать. Но я удержался от этого, вцепился в подушку и уткнулся в нее лицом, не давая себе проронить ни звука.

   Впервые в жизни я заставил себя унять слезы: люди, из-за которых мне было так плохо, их не стоили.

   На следующий день голова оказалась удивительно ясной. Я отправился в кафе Костафа и проработал там, не думая ни о чем. Когда я вернулся домой, оказалось, что Арланд принес на ужин еду из трактира.

   Люциус и Бэйр набросились на жареную курицу, как голодные животные, инквизитор, чтобы не остаться голодным, даже снял кожаные перчатки, чтобы не запачкать их о жирную кожу. За едой все они весело болтали, обсуждая события дня.

   Я уселся за стол, взял себе в тарелку кусок курицы и немного картошки, я надеялся отмолчаться, но, в конце концов, Бэйр все-таки спросила, в чем дело.

   – Кажется вино, которое студент принес на праздник, содержало Черных Хвост, – сказал я. – Возможно, я застрял в одном обличии, потерял власть над собой и улетел из города, испугавшись.

   – Черный Хвост? – Арланд с Бэйр и Люциусом обеспокоенно переглянулись.

   – Его постоянно добавляют в местное вино, особенно в дешевое: он дает хороший вкус, – объяснил я. – Вы не знали?

   – Это сильнейший ингредиент для зелий! – воскликнула Бэйр.

   – И его часто используют темные для призыва: он помогает призраку удержаться в оболочке, – добавил Арланд, странно посмотрев на меня. По его глазам я понял, что сказал что-то очень важное. – Леопольд, где вы берете такое вино?

   – У мэра целая фабрика за городом. Ну, возле кладбища, знаете? А при ней склад, – рассказал я, стараясь припомнить все до последней детали. – Дочь мэра, – девушка в очках, которая выступает за права рабочих, – часто выбивает нам бочонок или два с этого склада, а приносит их обычно студент.

   Больше Арланд ничего не сказал, но весь оставшийся вечер сидел задумчивый. Бэйр с Люциусом не подавали виду, что что-то не так, но я заметил, как они переглянулись после моих слов.

   Возможно, я спросил бы, в чем дело, но усталость была слишком сильной, да и желания говорить хоть о чем-то, что связано с театральной компанией, у меня не было.

   7. Зелье для Райнара

   *Бэйр, ведьма с Великих равнин*

   После праздников для нас с Арландом жизнь вернулась в свою привычную колею. Он снова начал пропадать в Ордене, а я – в университете. Совсем иначе потекла жизнь Лео.

   Бедняга после того, как узнал о нечестности Шарлотты, впал в глубокую депрессию. Он полностью ушел в работу в кафе, брал на себя все, что только мог. Дома мы его почти не видели, разве что поздно ночью, когда он возвращался на сон.

   Только после праздников отдыхавшие работники бакалейной вышли на работу, и тогда Лео получил передышку: вместо десяти часов работы стало семь. К тому же, босс сжалился над оборотнем, к которому посетители постоянно приставали с расспросами о театре, – знаменитость, покинувшая сцену – его история наделала много шума, – и перевел его на кухню, где Лео мог общаться только с мукой и яйцами.

   У печки оборотень тоже оставался недолго, его лошадиное трудолюбие не прошло даром, и он доказал, что способен не только готовить. Он стал заниматься закупками ингредиентов, придумывал рецепты и помогал с интерьером, можно сказать, стал правой рукой Костафа Деноре.

   Помимо работы Леопольд увлекся рисованием, он снял себе студию и нанял лучшего учителя, – все это не без помощи бесконечного мешка денег.

   Все мы заметили, как сильно повзрослел оборотень после того случая. Он стал мудрее, да и отношение к жизни у него поменялось. Леопольд начал одеваться скромнее, если готовил для себя, то обходился без изысков, а людей стал сторониться. Если он и общался с кем-то, то только с леннайями, торговцами пряностями.

   Арланд попробовал проверить фабрику и ее склады, но, как ни странно, его туда не пустили, прикрыв все производственной тайной. Как ни старался, инквизитор не смог выбить себе пропуск, а после того, как его вызвали в мэрию на серьезный разговор, и вовсе оставил это дело. Он стал больше времени проводить в Ордене, помогая лекарям: зима в Трехполье выдалась холодной и больных оказалось больше, чем обычно.

   Больница здорово преобразила инквизитора: не знаю, что он там делал, но я никогда до сих пор не видела его таким живым. Когда он возвращался, его глаза горели так же, как у Леопольда, когда тот смотрел на выпечку. Между нами я подшучивала, что такое воодушевление Арланда на работе вызвано молодыми лекарками, сходящими с ума от графа, оставившего наследство ради того, чтобы помогать людям. Поначалу я только смеялась над этим, но потом, когда эти лекарки начали ходить к нам в дом якобы чтобы занести печенье, мне стало не до смеха.

   Не подозревая, с кем говорят, эти дурочки на перебой расписывали мне, какой Арланд замечательный и талантливый, как быстро всему учится, какой он добрый и ответственный... Я слушала все это, сжав челюсти, но не убирая с лица милой улыбки. Через несколько подобных встреч женитьба перестала казаться мне такой уж бессмысленной затеей, хотя говорить я об этом не стала и принялась ждать лета, регулярно выбрасывая в помойку выпечку бестолковых лекарок.

   Усугубляло ситуацию то, что я регулярно натыкалась на запечатанные письма на рабочем столе инквизитора. Этот несчастный параноик как знал, что я полезу их читать, потому зачаровывал конверты едва ли не сильнее, чем свою одежду! На все мои вопросы Арланд только широко раскрывал глаза и принимался рассказывать про свою великолепную любовницу, которая якобы и посылает ему эти письма. Я так и не узнала, что было в тех конвертах, но подозревала, что инквизитор переписывается со своим любимым учителем из Ордена: на них стояла печать с крыльями.

   Наверное, я бы докопалась до сути этого дела, но времени на ревнивые расследования у меня не было. Да и желания, честно говоря, тоже.

   Мы с Люциусом обустроили себе лабораторию: благодаря мешку бесконечного золота Черный Рынок был у наших ног! Лучшее оборудование, чистейшие ингредиенты от надежнейших поставщиков, даже склянки, и те у нас были исключительно хрустальные!

   Через несколько дней, когда наш подвал мог сравниться с лабораторией Истэки, мы с Люциусом принялись за работу над амулетом для Ордена, благо, все необходимое Райнар мне уже достал. В тот месяц я почти не спала, возвращаясь из академии, я просиживала внизу по десять часов, даже еду Леопольд приносил мне на подносе. Мир метамагии и законов тонких материй, изучаемых инквизицией, поглотил меня с головой.

   Я обнаружила, что левая рука отлично работает с любым проявлением духа, я даже могла влиять на кружево так, как это делают инквизиторы. Это оказалось очень кстати, учитывая то, что мой амулет должен был быть связан с душой человека, защищать ее от любых воздействий.

   Чтобы добиться должного действия, мне приходилось смешивать многие материи. На фабриках, где часть работы автоматизирована благодаря станкам на магических кристаллах, некоторые соединения можно было получить за секунды, в то время как в простой лаборатории на это могли уйти дни. Люциус научил меня управлять веществами, перемешивать их друг с другом прямо в воздухе. Сначала это были жидкости, потом желеобразные материи и, наконец, твердые вещества. Сложнее всего пришлось с деревом и другими органическими материалами: чтобы отделять друг от друга клетки, не разрушая их, требовалось колоссальное сосредоточение и ювелирная точность! К счастью, с пресловутым деревом мне возиться так и не пришлось, нашлись более подходящие соединения из местного каучука. Кроме того, в дни, проведенные в лесной хижине, я многое вспомнила. Большинство воспоминаний вытерлись вновь, но большую часть я успела записать в тетрадь Маггорта, которая стала для меня второй памятью. Теперь в ней собралось много знаний о духах и устройстве души, о ее связи с физическим миром и с тем, что позволяло прежней Бэйр путешествовать во снах в другое измерение.

   Я вспомнила, как однажды, сама того не понимая, явилась в комнату Дейкстера и смогла предупредить его о Хранителе, скребущемся в дверь. Это воспоминание совершенно поразило меня теперь, когда знаний о таких вещих у меня было куда больше. Сумасшедшие идеи, которые закрутились в моей голове, я записала в дневник Маггорта и заставила себя забыть о них до тех пор, пока не закончу амулет для белых сов.

   Когда амулет был готов, я не спала уже пару дней, потому сил на то, чтобы радоваться, у меня просто не осталось. Откинувшись на спинку кресла, я закурила и уставилась в пустоту. Впервые за месяц в моей голове не оказалось ни единой мысли.

   На следующее утро, как только Арланд встал, я показала образец ему. Благодаря скрытым способностям, – тем самым, которых ни у одного порядочного экзорциста быть не должно, – мы смогли испытать вещицу в действии. Оказывается, к прочим плюшкам, полагающимся рожденным демонам, добавлялась возможность проникать в мысли человека. Я вспомнила, что именно это делал Истэка: пытаясь заставить меня зазубрить жизненно важные формулы, он не оставлял меня в покое даже в душе, звуча голосом в голове. Выяснилось, что подобные фокусы были ничем иным, как частичным подселением.

   Амулет прошел испытание, и тогда мы отправились в Орден. Спустя сутки, – я как раз успела немного отоспаться, – умные старички в рясах признали мое изобретение гениальным и немедленно пустили в производство. Они были так милы, что решили вывести меня на площадь перед всем городом и прилюдно погладить по головке, мол, хорошая ведьма, берите с нее пример. Я была не в себе от усталости, вся растрепанная, с чудовищными синяками под глазами и осунувшимся лицом, да и чувствовала себя не лучше, почти ничего не соображала!

   Когда же до меня дошло, что мужик, до боли в костях сжимающий мою левую руку, – это мэр Трехполья, я округлила глаза от удивления. Он спросил меня, чего не хватает столь талантливому созданию для работы, и я от растерянности ляпнула, что академия отнимает слишком много времени.

   Через пару дней после этого мне поставили досрочные экзамены и я, кое-как подготовившись, сдала все, кроме того предмета, который вела Ионора Лабава – преподавательница, видящая ауры. Ее экзамен единственный принимался письменно, а, так как писать я толком не умела, вредная библиотекарша отказалась зачесть мою работу. Пришлось сдавать второй раз. Арланд купил мне букварь, я с трудом заставила себя просидеть над ним несколько часов, а потом еще пару дней выравнивала почерк. К счастью, этого оказалось достаточно, чтобы Ионора осталась довольна. На прощание он неожиданно попросила меня подождать ее в кабинете.

   Я отправилась туда, едва не засыпая на ходу, и уселась на стул возле рабочего стола.

   Все тут было так ровненько, листочек к листочку, даже перья в подставке стояли прямо, как столбы. Находиться в этом кабинете мне было ужасно неуютно, я чувствовала себя грязным веником на вылизанной кухне, хотелось поскорее убраться отсюда домой.

   Наконец, Ионора зашла внутрь и закрыла дверь. Поправив рукав светло-сиреневой мантии и очки с бордовой оправой, преподавательница прошла к столу. Я выпрямилась, приготовившись к серьезному разговору. Скорее всего, речь пойдет о том, что я ничего не знаю и вообще грех давать такому дикому чучелу, диплом такой престижной академии...

   – Я слышала, Райнар предложил тебе заниматься у него дома? – спросила она без обиняков.

   – Да, – оторопело ответила я. От неожиданности я даже не успела ничего соврать.

   – Что ж, поскольку здесь ты, как я вижу, больше не появишься, я должна кое-что тебе рассказать, – проговорила она. Ее голосе, обычно полный высокомерия, теперь звучал даже покровительственно, словно я была ее любимой отличницей.

   – Я слушаю, – пробормотала я, пытаясь понять, что вообще сейчас происходит.

   – Я знаю, кто ты, – проговорила она, не сводя с меня внимательного взгляда сквозь очки. – Я видела прежнюю Бэйр, когда во время отпуска уехала в Рашемию к матери.

   После этих слов всю мою сонливость как рукой сняло. Я вся обратилась в слух.

   – Странная девочка заявилась к нам в дом под видом бродяжки, а ночью пробралась в мой кабинет и стала задавать странные вопросы. То, что стало с твоей рукой, – она скользнула взглядом по перчатке. – Бэйр пыталась исправить ужасную ошибку, совершенную больше десяти лет назад. Она спрашивала меня о том, какой материал лучше всего подойдет для магического предмета, который она хотела создать. Когда она описала свойства, я ответила, что нет материала совершеннее, чем тело человека, и рассказала ей о ритуалах инквизиции, меняющих кружево. Я не думала, что она решится сделать с собой то, о чем мы говорили.

   – Это сделала не она, – ответила я, завороженно смотря на преподавательницу. – Ее тогда уже не было: оказавшись в смертельной опасности, Бэйр перескочила в мое тело, но ее душа в нем не прижилась. Позже я встретила сатира, его звали Фавнгриф... кажется, он называл себя Хранителем Садовой Рощи.

   – Сливовой, – поправила Лабава. – Продолжай.

   – Он не успел мне ничего объяснить, он умирал, а я едва могла пошевелиться, времени не было. Он проткнул мне руку рогом единорога, втер под кожу порошок, который остался у меня в сумке от прежней Бэйр, и добавил что-то свое. Через несколько месяцев рог стал частью моего тела, превратившись в мышцы и кожу, а по руке от него разрослись полосы.

   Расстегнув перчатку, я показала руку Ионоре.

   – Вы знаете, для чего это? – в надежде спросила я. Неужели я, наконец, узнаю, что делала прежняя Бэйр!? Просто не верится, и ответ все время ходил рядом в облике этой вредной библиотекарши!

   – Я догадываюсь, – увидев, во что превратилась моя кисть, преподавательница судорожно вздохнула.

   Белые наросты в середине ладони, наслаивающиеся один на другой, словно лишайники на дереве, – зрелище не для слабонервных. Эти наросты уже начали оплетать пальцы, кожа становилась похожей на кору дерева.

   – Но если Бэйр действительно хотела сделать то, о чем спрашивала меня, то эксперимент не удался, – вздохнула Лабава, откидываясь на спинку стула. – То, что вышло – такого никогда не было. Твое счастье, что в Ордене Белых Сов тебя рассматривали недостаточно внимательно.

   – А что собиралась сделать Бэйр?

   – Что ж, это сейчас уже неважно: у нее вышло сделать задуманное. Я позвала тебя сюда, потому что хотела сказать, что ты должна защищать последнюю работу Фавнгрифа: не только я вижу, что это такое, и что можно сделать с такими силами. Самое лучшее и самое безопасное для тебя решение, это отрезать руку и сжечь, – заметив мой дикий взгляд, Ионора продолжила, – но на это ты не пойдешь. Потому будь осторожнее. Я не могу говорить прямо, особенно теперь, но я дам тебе совет. Держись поближе к своему опекуну и подальше от кого бы то ни было. Люди, которые хотели бы получить силу инквизиторов, не продавая душу Ордену, уже давно следят за тобой. И от Ордена тоже держись подальше: если они увидят, что с тобой на самом деле, закончишь жизнь подопытной в Церкви. Вот и все, что я хотела тебе сказать.

   Совершенно сбитая с толку потоком новой информации, я так и не придумала, что еще спросить у преподавательницы, кроме того, откуда ей известны все эти вещи.

   – А вот это тебя уже не касается, – ответила она прежним строгим тоном.

   Я спросила, можно ли мне будет прийти к ней, если появятся вопросы, но Ионора сказала, что в академию пускают только студентов, и, раз я уже выпустилась, то нечего мне тут расхаживать и плохо влиять на молодые умы. На этом наш разговор закончился.

   Добравшись домой, я пристроила только что полученный диплом в рамочке в той части дома, которая была отведена под торговую лавку. Люциус уже выставил на полки наши зелья и, как только бумажка появилась, повесил на двери снаружи табличку «Открыто». Оставив торговлю на колдуна, я поднялась в нашу с Арландом комнату и, упав на кровать, провалилась в глубокий сон.

   Очнулась я только к вечеру, когда услышала, как внизу звякнул колокольчик: это инквизитор вернулся из больницы. Я спустилась вниз, Лео с Люциусом уже сидели на кухне за чаем, дожидаясь, пока приготовится ужин в духовке. Арланд только пришел и никак не мог отцепить от себя щенка.

   Кречет за месяц вымахал так, что страшно было смотреть: кажется, он рос по сантиметру в день! Когда я принесла его в дом, щенок был меньше кошки, а теперь стал вполне себе средней собакой. Его милые попискивания потихоньку превращались в басистый лай, начал показываться дикий характер.

   К счастью, Арланд оказался достаточно жестким хозяином и, стоило ему гаркнуть на разошедшегося пса, тот всегда успокаивался: возможно, дело было в металлических отголосках, которые были неразличимы для человека, но отлично слышны чуткому собачьему уху. Постепенно их игры стали переходить в серьезную дрессировку... но о какой дрессировке могла идти речь, когда Арланд возвращался домой после рабочего дня? Если Кречет слышал заветные шаги в прихожей, весь дом взлетал кверху!

   – Кречет, фу! Фу, я сказал! – ворчал инквизитор, пытаясь убрать от своего лица слюнявую морду. Но отбивался он не слишком убедительно, потому был зализан до смерти.

   – Уже вернулся? – спросила я, подавив зевок.

   – Да...

   – Как больные?

   – Что? – переспросил Арланд, будто удивившись. – Какие больные?

   – Ну, в больнице, – я улыбнулась. – Или где ты там был со своими лекарками?

   – Ах, точно! Отлично. Их все меньше, – успокоил меня инквизитор. – Больных, то есть.

   Мы прошли на кухню и там каждый по очереди принялся рассказывать, что с ним случилось за день. Я рассказала про то, как сдала экзамен, и про странный разговор с преподавательницей.

   – Я и подумать не могла, что эта грымза столько обо мне знает! – воскликнула я, закончив рассказ.

   – Эта грымза одна из умнейших магов последнего столетия, – вздохнул Люциус. – Ассиметрия у нее слабая, едва хватает на свечку, но силу компенсируют знания.

   – Ты знаком с ней!? – поразилась я.

   – Слышал, – отмахнулся колдун. По его лицу я поняла, что он не хочет говорить об этом дальше. Арланд после моего рассказа тоже помрачнел, но говорить ничего не стал. – Леопольд, можно мне добавки?

   – Конечно! А у нас в кафе...

   Лео рассказал про мужчину, который заказал лесяток черничных кексов. В то же время в зале был толстый леннай, который заявил, что тот никогда столько не съест. Они поспорили, едва ли не до драки, а потом леннай заказал себе двенадцать, и они устроили соревнования! На это собрались посмотреть все жители окрестных улиц, было настоящее шоу. В конце концов толстый леннай выиграл – мужик мог съесть только шесть, – и Леопольд вручил ему абонемент в кафе на завтраки.

   Рассказ Лео здорово разрядил обстановку, остаток вечера прошел в веселых шуточках за чаем.

   Через несколько дней я окончательно пришла в себя, отоспалась как следует и отдохнула. Дни потекли один за другим, незаметно вылившись недели, а потом и в месяцы.

   Мой амулет, который раздали всем желающим жителям Трехполья, сработал: вселения почти полностью прекратились. Арланд, недолго радуясь появившемуся свободному времени, окончательно перевелся в больницу, чтобы приходить домой еще позже, чем раньше. Из-за этого я на него немного поворчала, мол, почти не видимся, но сама в итоге была не лучше: если не торчала в подвале, я бегала во Вдову или изучала лавки Черного Рынка.

   Предупреждения Люциуса, Райнара и Ионоры я решила принять к сведению и серьезно ограничила круг знакомств. Появившееся кольцо на левой руке смогло успокоить любопытных простаков вроде Чижа: они охотно поверили в байку о том, что конечность пострадала в огне, но вот недавно Арланд нашел мне чудо-лекаря и теперь я снова ей колдую. На таких, как Кред, моя история не подействовала, но это было уже неважно, – если я и встречалась с темными магами Трехполья, то только проходя мимо. Сам Кред вскоре и вовсе пропал из города.

   Люциус поначалу рвался меня сопровождать, куда бы я не ходила, но через какое-то время успокоился, так как у него появилось, куда девать свободное время. Люська, эта рыжая драконица, добилась-таки своего. Не стоит описывать все ее выходки, и то, как сам Люциус выл иными вечерами, умоляя меня превратить его обратно в лошадь и избавить от любви отчаянной студентки. Несмотря на все это, кончилось все предсказуемо. Сначала чародей Люську терпел, потом он к ней привык, затем привязался к ее шуточкам и сам стал искать ее общества. Мне только и оставалось, что подтрунивать над колдуном, усаживаясь за прилавок каждый раз, когда он убегал на очередную свиданку.

   Торговля шла неспешно, не сказать, чтобы мои зелья много приносили, но зато мне нравилось их придумывать и совершенствовать. Конкурентов в Трехполье оказалось немыслимое количество, многие маги жили на Черном Рынке уже около двухсот лет, горожане знали таких с самого своего рождения. Кроме того, сотни выпускников академии расхаживали по улицам, предлагая свое варево каждому встречному. Были и такие маги, которые работали уже лет двадцать-тридцать, колдовали отлично, а брали ненамного больше студентов. На таком фоне единственным моим плюсом было то, что я подопечная белых сов, а, значит, точно никого не отравлю и не изуродую, – по крайней мере, так думали люди. Через пару месяцев у меня даже появились постоянные клиенты, но таких было меньше десятка.

   Помимо того, что работала в своей лавке и готовила зелья, я лениво пытаясь расковырять собственную руку. После рассказа Лабавы мне стало интересно, что с ней на самом деле сделал сатир, однако, успехов мои опыты пока не приносили.

   Как и договаривались мы с Райнаром, после экзаменов я стала ходить к нему несколько раз в неделю, чтобы заниматься големами. Эти встречи стали для меня все равно что походы в игровую комнату! Как и Дейк, Райнар любил погулять и выпить, часто попадал в нелепые передряги, а его ехидные замечания по поводу всего на свете заставляли меня смеяться до слез. Мы быстро нашли общий язык, да и работа у нас шла хорошо.

   Райнар оказался чем-то вроде местного гениального кукольника, его големов заказывали со всего мира за бешеные деньги: кому-то они были жизненно необходимы, а кто-то хотел украсить интерьер двигающейся и говорящей конструкцией.

   Магическую биомеханику преподаватель знал так, словно сам ее придумал, но сил на метамагию у него не хватало. Это создавало множество трудностей, ведь в таком деле она была необходимо. Собственно, это и был ответ на все мои догадки о том, ради чего Райнар так за мной бегал. Ему просто не хотелось отваливать огромные деньги на материалы из лабораторий, и он решил, что будет куда лучше, если я стану работать над деталями у него дома, да еще и забесплатно!

   Что ж, я была не против. Он рассказывал мне много нового о магической биомеханике, делился знаниями о Черном Рынке и о чародейских кланах на поверхности, да и за жизнь мы с ним болтали немало. К тому же, возможность лишний раз попрактиковать мета-магию, не вызвав лишних подозрений, на дороге не валяется. Это из-за нее ведь Демонтин в свое время загремел в Церковь.

   После очередного занятия Райнар попросил меня забрать для него одну вещь на Черном Рынке. Так вышло, что он опять не рассчитал времени и назначил две встречи на один час: за ним такое водилось. Пожав плечами, я согласилась, так как все равно собиралась спускаться вниз, так как Леопольду в кафе срочно понадобились редчайшие ингредиенты для кексов. У них готовился банкет, и Лео очень хотел блеснуть на нем свои шедевральным рецептом.

   Перед спуском мне нужно было только забежать домой за Кречетом: без него уходить куда-то, кроме дома Райнара, мне строго запрещалось.

   Прошло всего три месяца, но милый щеночек превратился в громадного зверя. Оно и немудрено, ел он столько, что, если бы не бесконечный мешок золота, мы бы его просто не прокормили! Пустынные гончие в самом деле были питомцами не для бедняков.

   Однако, с момента, как принесла его в дом, я ни разу не пожалела о покупке. Пес рос умный, и, чем старше он становился, тем серьезнее относился к своим собачьим обязанностям. Он очень быстро прекратил лаять на соседей и бросаться на Арланда, когда тот приходил домой. Вместо этого Кречет просто шел встречать его к самому Ордену! Собака умудрилась запомнить часы и даже выучить дни дежурств инквизитора. Если же я брала Кречета с собой на рынок или во Вдову, он никого не подпускал ко мне ближе, чем на пару метров. Стоило ему зарычать, любые воришки, – и не только они, – шарахались в стороны! И это при том, что пес был еще подростком.

   При этом просто так Кречет никогда не рычал, даже не лаял. На Черном Рынке, видя нас, продавцы экзотических животных спешили убрать товар подальше от зубов огромного пса, но Кречет даже не смотрел в их сторону. Иногда мне с ним было даже неловко: порой собака вела себя послушнее, чем я сама.

   Когда я вернулась в дом и взялась за поводок, пес заметно оживился. Он любил выбраться вниз, обычно такие прогулки занимали несколько часов.

   Мы с псом добрались до переулка Темной Эльги и через темных проход спустились в подземную часть города. Райнар велел мне забрать что-то у господина, живущего на Моховой улице в доме под номером двенадцать с половиной. Кажется, это был чернокнижник по имени Гренгаль.

   В последнее Время на Черном Рынке было неспокойно. Участились перебои с товарами, поставляемыми глубинными слевитами. Возможно, это было следствием начавшихся терок между представителями этой расы: высокогорные и глубинные грызлись, как кошки с собаками. Это было странно, учитывая, что они жили в одной горе, только одни внутри, а другие под ней. Внешне они были очень похожи между собой, разве что глубинные были немного бледнее и пахло от них хуже.

   Впрочем, с Кречетом мне были не страшны никакие слевиты, с ним я спокойно гуляла по Рынку: никому и в голову не пришло бы лезть к хозяйке пустынной гончей.

   Улица, куда меня отправил учитель, была выстроена в лучших традициях Ужасных Улиц Подземелья: спутанные косые переулки, низенькие лачуги и дома-сталактиты со склизкими от влажности стенами. Между строениями протискивались узенькие дорожки из криво положенного кирпича, который топорщился, как чешуя разъяренного черного дракона.

   Не без труда отыскав нужный дом, я стала выглядывать входную дверь.

   Снаружи к постройке была приделана деревянная лестница, ведущая на второй этаж, только не к двери, как предполагалось, а, почему-то, в сплошную стену.

   После долго осмотра я, наконец, заметила вход. Это была маленькая черная невзрачная дверка из потрескавшегося от времени дерева, находившаяся как раз в тени под той самой странной лестницей. Обнаружить вход можно было разве что по серенькому худому половичку, втоптанному в черную маслянистую землю.

   Ослабив на всякий случай поводок Кречета, я постучала. Ответа не последовало, но, прислушавшись, я уловила тихое шарканье, которое затихло у самого порога. Меня и таинственного хозяина старого дома разделяла только дверца, которую никто не спешил открывать.

   – Я от Райнара, – громко сказала я, надеясь, что это подействует на Гренгаля, и он откроет. Так и вышло.

   Колдун, к которому меня послал учитель, был невысоким полукровкой. Смесь ланка и слевита, да еще и с врожденными уродствами... достаточно мерзкое зрелище. Выглядел он, как сморщенный зачешуевший плешивый карлик с пучками жиденьким волосков на подбородке. Где-то проглядывалась чешуя, где-то – обычная кожа, одна бровь была из волос, другую отмечали кривые роговые наросты. Лысый череп полностью покрывала татуировка – гексаграмма, заполненная символами чернокнижничества, обозначающими рок, предназначение и смирение.

   Единственное, на чем было приятно остановить взгляд, – это выразительные глаза карлика. Светло-зеленые, они смотрели удивительно живо и прямо, будто их обладатель вовсе не подземный уродец, а статный мужчина, в котором ума ничуть не меньше, чем силы.

   Эти глаза притягивали, они преображали узкое лицо с расплывшимся носом и впалыми щеками, делая его почти человеческим.

   – Чего тебе нужно от меня? – спросил Гренгаль. Его слишком маленькая и узкая вытянутая челюсть при этом дрогнула, показался тесный ряд кривых желтых зубов. Рот был похож на заячий, крошечный длинный язык – на гнилой палец, скребущий по небу.

   У карлика был сильный голос, но из-за строения рта едва можно было разобрать, что он говорит.

   – Меня зовут Бэйр, я от Райнара, – повторила я, с трудом заставляя себя оторвать взгляд от нелюдя. – Он сказал, что вы должны передать ему что-то.

   – Ах, да. Я ждал тебя, – кивнул карлик. – Зайди.

   – А это обязательно? Вы могли бы передать мне здесь, – мне совершенно не хотелось заходить внутрь его дома: мне вполне хватало запаха, который я чувствовала, даже стоя на пороге. Что-то вроде смеси творога и мышиного гнезда с едкой кислой ноткой.

   – Я должен приготовить то, что должен передать: речь идет о снадобье, – пояснил карлик. – Зайди.

   Тесное жилище карлика насквозь пропиталось запахом уродливого существа. Три крошечных комнатки на первом этаже почти без всякой мебели и лестница на второй этаж – все, что я сумела разглядеть, пока хозяин вел меня на кухню.

   В доме не было ни одной хорошей вещи, все поломанные, старые, разваливающиеся. Полы – голые серые доски, а покрывала, скатерти и шторы, все, какие были, – дырявые или в заплатах. Но при этом ни пылинки, ни одного грязного пятна я не заметила. Более того, весь коридор занимали полки, уставленные новыми книгами в ярких переплетах. Похоже, хозяин этого дома никогда не тратил деньги на лишнее.

   – Сядь здесь, – велел мне карлик, указав на хлюпкую табуретку возле стола.

   Я осторожно опустилась на разваливающуюся мебель, но она, вопреки всем опасениям, выдержала меня. Кречет спокойно улегся возле меня под столом: видимо, жуткий карлик не вызвал у него никаких подозрений. Хороший знак.

   – Вина? Чаю? Эля? Кофе? Смешать? – размеренным тоном спросило существо.

   – Что, простите? – переспросила я.

   Речь карлика цокала и шипела, слов было почти не разобрать. Он повторил вопрос, и тогда я отказалась, но через пару минут передо мной все равно появилась чашка с ароматным чаем.