Текст книги "Как исправлять ошибки (СИ)"

Автор книги: Алексей Веселов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 39 страниц)

– Ну, почему! – обиделся я. – Меня, между прочим, в четырнадцать лет ко двору представили, даже пажом сделать хотели. Да только я уже тогда понял, что не моя это судьба. Сбежал из родительского дома, сам в Академию отправился.

– Ой, бр‑р‑рось! Все одно: между столицей да имением. А я, должен тебе заметить, мир повидал. Да‑у… – Сириус задумчиво почесал за ухом. – Вот сам подумай, разве я‑у обычный кот? Да если бы я‑у не был Кото Сапиенс, то мой рассказ звучал бы примерно так: Мур‑рррр‑рау, мяаа‑у‑оу, мяа‑мя‑мяа, фф‑ф‑ф, ш‑ш‑ш, пр‑р‑пр‑р, и пр., пр. Хорошо‑у, что звезды распорядились иначе, и вместо ограниченного словарного запаса дворовых кошек я‑у имею практически человечий. И пусть я‑у не Кот в сапогах и не ученый, зато магически одар‑р‑рен и внешне мордой симпатичен. Грешен, правда, изрядно и блохаст, но что кошкам свойственно, то‑у небезобразно, согласись?

Ничего не оставалось, как кивнуть. Его способность к вербальному общению с самого начала меня интересовала. Уж очень хотелось понять, что за заклинания на него наложены. Учитель о таких даже и не рассказывал. Мне казалось, что говорящий кот – это очень круто. Даже его клетчатость, облезлость и наглость за такое простить можно.

Кот удовлетворился моим согласием и заинтересованным взглядом и продолжил:

– Тут ведь дело не только в том, где я‑у был и что видел. Тут все в комплексе брать надо. Как звезды расположились с самого моего‑у рождения, – я закивал. Как будущий предсказатель я прекрасно понимал, о чем он толкует. Сириус удовлетворенно муркнул, оценив внимание аудитории в лице меня единственного. – М‑да‑у… чтобы ты‑у все понял нужно с самого начала начинать… Ну, ладно. Родился я‑у в день великого восстания мышей, против нас – усато‑хвостатых. Вам‑то, людям, об этом вр‑р‑ряд ли известно. Простой, надо‑у признать, был денек: гнусные мышки пищали от страха, но продолжали подсыпать в наше молоко‑у крысиный яд; ну а коты, как обычно, жрали, рожали, гадили и дохли. Моя‑у мяу‑матушка – жирная лысая египтянка, ходила под себя‑у так часто, что родила меня‑у раньше срока. Я‑у оказался ур‑р‑родливым слепым недоноском с ярко‑выраженным чувством опасности, поэтому сразу же, как только утроба родительницы вычихнула меня‑у на белый свет, я‑у пополз, – он гордо покосился на меня. Признаться, я не понял, почему именно. Не настолько хорошо я в которождении разбираюсь. Я про деторождение‑то только о самой начальной стадии осведомлен. Кис вздохнул, облизнулся, мечтательно воззрился в пространство и заговорил снова: – Пополз, значит, я… да так прытко, что самостоятельно вытянул своих братьев из мамашиного брюха за неуспевшую быть перегрызенной пуповину. В ту же минуту, после того как мы‑у, аки птенцы из гнезда, отползли на безопасное расстояние, из ниоткуда возникшие корейские повара растащили нашу матушку на катлетотесы… – ворк! Я покосился на лежавшие в сковороде котлетки, и меня передернуло (кажется, торговец фаршем был узкоглазым). Сириус фыркнул, и я снова обратил внимание на него. Рассказ кота обещал быть долгим. – Я‑у же, как старший котобрат, тащил на себе‑у гирлянду из четырех слепых уродцев в неизвестном направлении. До той поры, пока не заполз в норку одной сердобольной и о‑учень одинокой мышки. Эта добрая серушка нас и вырастила. Тем самым до конца усатых дней моих братьев, нанесла им тяжелую психологическую травму. Потому что они‑у до сих пор не могут определиться, кем же являются на самом деле – крысокотами или котокрысами.

– Постой, постой! – замахал я руками. – Ты что же считаешь себя крысой?!

Сириус обиженно фыркнул и посмотрел на меня с откровенным презрением.

– Лично я‑у сразу смекнул о своем происхождении, – гордо сообщил он. – Ну и что, что любил тыквенные семечки и вонючие, словно носки пехотинца, сыры. Зато я‑у обожаю мышей! Все началось с того, что однажды я‑у съел нашу мачеху. Съел и не заметил. Облизался, а несколько часов погодя выкакал ее хвостик и тут же захор‑р‑ронил его… – он покаянно вздохнул. – Братья мне‑у этого так и не простили – выгнали с позором, позабыв, как звать… Впрочем, я и сам не помню… А я‑у хоть и во вкус вошел, но и по сей день иногда прихожу на могилку мачехи, дабы помя‑унуть сердобольную серушку. Вкусная была‑у, однако. Но беды в моей кошачьей судьбе начались после того, как я‑у встретил свою первую любовь – корову Га‑Гу.

– Корову?! – опешил я.

– Да, и надо‑у признать, роковое это увлечение для любого усато‑хвостатого. Но я‑у ничего не мог с собой поделать, влюбился с первого взгляда. Меня‑у покорили ее огромные глаза и мр‑р‑р‑рау… большое вымя. Но у бедолажки крупнорогатой детство тоже не радостное было. Га‑Гу вырастили гуси.

– Кто?! – я чуть не подавился. Избыток межвидовых родственных связей плохо укладывался у меня в голове, а булка вдруг перестала помещаться во рту. Кусочек гусиного паштета таки не выдержал и вырвался на свободу, красиво шмякнувшись прямо перед носом у Сириуса. Кот брезгливо потрогал его лапкой и передернулся.

– Да, возможно, именно они‑у на твоей кукурузной булке, – мяукнул он и укоризненно покосился на меня. – Ну и манеры у тебя‑у, маркиз! Неужто в детстве не научили, что с полным ртом разговаривать некр‑р‑расиво? – я смущенно потупился, а кот, посчитав воспитательную деятельность оконченной, продолжил: – Я‑у, конечно, до сих пор с трудом себе это представляю, но моя‑у коровка страдала от того, что не умеет летать. Помнится, загрустит любимая Га‑Га, слезы в длиннющих ресницах запрячет, а я‑у подойду, поглажу мягкой лапкой по худому крупу, слово ласковое мяукну, она‑у сразу же повеселеет, да податливее станет. Позволит мне‑у и с хвостом приветливым поиграть, молочка парного пососать, да вымя‑у нежное потискать, – кот вожделенно запустил лапу в лимонное желе и невольно облизался. – Любил я‑у ее сильно, восхищался, да только не знал, что коровка‑то моя‑у колдуну одному принадлежит.

– Ух ты! – не выдержал я.

– Ага, – печально кивнул Сириус. – Этот живодер‑р‑р для злобного обряда омоложения приобрел зазнобу мою, а при полноликой луне прирезать вздумал. Да только я‑у предложение в этот день хотел ей сделать. Ну, и нашла коса на камень, а точнее – напал кот на пакостника‑чародея. Морду я‑у ему исцарапал, ухо прокусил, да что есть мочи мяукал: "Беги, Га‑Га, беги! Спасайся, любимая!" Но, как говорится, корова не кошка – мозгов в ней немножко. Эта рогатая, тощая дур‑р‑ра, вместо того, чтобы оставить о себе последнее, мрр, душещипательное воспоминание, попятилась в сарай и напоролась на вилы. И знаешь, взбесился тогда не один колдун, ибо обломались мы оба‑у. Глазенки у старика кровью гневались, зубы паскудно скрежетали, видать тушкой моей дранной морокун захотел крупнорогатую жертву заменить, но, как говорится, что кота не убивает, мр‑р‑рау, то делает его сильнее. К тому же я‑у и сам злой был, как собака – звание "вдовец" коту чести не делает. Вот и выцар‑р‑рапал я‑у в отместку чародею глаз его красный…

– Заливаешь! – не поверил я. – Чтобы кот да с колдуном справился? Извини, неправдоподобно.

– Если бы! – отмахнулся кис. – Глаз‑то я‑у ему выдрал, но за то и поплатился многократно. Мор‑р‑рокун тогда слова бесовские произнес, золотой песок из карманов высыпал, да в душевнобольной танец пустился – короче, проклял меня‑у колдун. Пожелал, чтобы моя‑у полосатая морда в подчиненных при всяких тиранах была, приключений несусветных на мою хвостатую задницу захотел, да неразделенной любви на все восемь жизней. Хвала Чеширу, что несведущ был колдун‑то одноглазый в количестве отведенных котообразным реинкарнаций. Будет у меня‑у одна жизнь, чтобы оттянуться и погулять, как все коты – самому по себе!

Я налил себе малинового киселя и спросил:

– Так ты поэтому здесь? Баранус один из этих тиранов?

– Не совсе‑ум так… – Сириус почесал за ухом, словно размышляя, как продолжить рассказ. – Тут такое дело… Пару годиков назад, я‑у работал заклинателям змей на восточном базаре Абу‑Ару‑Ану‑Его. Свистел во флейты заливистые, завлекая гадюк разных в чувственные танцы. И был я‑у влюблен в Аш‑Шу – старую очковую кобру.

– Кобру?!

– Ну да, а что‑у? Меня покорили ее изящество, гладкая кожа и мр‑р‑р‑рау… раздвоенный язычок. К тому же у нас были одинаковые гастрономические вкусы – оба‑у любили мышей, – я помотал головой, но решил больше не перебивать. У этого клетчатого явно извращенное отношение к любви, но это его личное дело, в конце концов. – Мы‑у тогда гастролировали по пряному базару, срывая медитативные аплодисменты умирающих индусов. И решил я‑у сделать гадине своей предложение. Надел чалму многослойную, сандалики носком к верху задранные, да халат цветастый, букетик анисовый собрал и мышку дохлую подмышку сунул. Заглянул в корзину плетеную, где обитала Аш‑Ша, а там соперник мой бравый лежал – мангустом звался. Улыбался нагло, да очки моей кобры на свой нос насаживал. Подумал я‑у тогда, что пустила Аш‑Ша его в корзину первым. А для кота‑у быть вторым, утоплению в ведре подобно. Ну, ты понимаешь?

– Конечно‑конечно! – сразу же согласился я, чтобы не вызывать у киса негативных эмоций. Он, может, и извращенец, но уж больно интересно рассказывает.

– Так вот, переполненный яростью обманутого мяу‑мужа сиганул я‑у в корзину и пока дудкой брюхо мангусту не вспорол, не успокоился. А когда кишочки любовничка по стенкам размазывать стал, углядел, что кобра моя‑у старая в утробе соперника разлагалась, – Сириус примолк, и мне даже показалось, что он всхлипнул. – Эх, здесь вам не сказка про Красную Шапку, где из вспоротого нутр‑р‑ра‑у могут живыми выбраться, здесь Восток, как говорится – дело тонкое, – с отчаяньем в голосе изрек он, снова немного помолчал и только потом продолжил: – Погрустил я‑у тогда, с четверть часа примерно, пометил корзинку, чтобы остальным ма‑унгустам неповадно было, и отправился к пиратам – догоняться ромом. Быть корабельным котом, надо признать намного интереснее, чем в дуды дудеть. Тут тебе‑у и песни, да пьяные пляски, пальба из пушек, да сундуки с сокровищами. Правда, штормило меня‑у поначалу, морской болезнью с неделю мучился. Мур‑мурау! Зато, какой головокр‑р‑ружительной роман у меня‑у был с обезьянкой редкобородого капитана! Назовешь меня‑у усатым бабником? Полосатым Ловеласом? Хвостатым Казановой?

– Я бы назвал тебя извращенцем, – не выдержал я. На удивление, кот не обиделся, даже не дернул усами.

– Я‑у тебе вот что, в" Асилий, скажу, подобная извращенная любвеобильная натура присуща каждому коту, что появился на свет в марте… восьмого числа.

– Упс! – икнул я.

– Что?

– Да я, вообще‑то, тоже в марте родился, восьмого, – растеряно сообщил я усатому. – Даром, что не кот.

– А, ну тогда понятно, почему тебя‑у все на красивых девчонок поглазеть тянет, – радостно осклабился Сириус, и в его голосе мне даже послышалась тень одобрения. – Значит, ты‑у меня поймешь.

– Пожалуй, – на всякий случай не стал я спорить, хотя аналогии между красивыми девушками и коровами‑кобрами‑обезьянами не понял.

Кот снял салфетку с шеи, небрежно бросил рядом и мечтательно замурчал:

– Чита‑Рита, высокая, сильная, забавная орангутангиха, оказалась самой нежной из всех моих женщин. И блошек у меня‑у поищет, и за ушком заботливо почешет, и на ночь приласкает. Помнится, схватит меня‑у тремя руками, запрыгнет на мачту и давай в воздух подбр‑р‑расывать. И кто знает, как бы сложилась моя‑у усато‑хвостатая судьба, если бы в одно из подобных свиданий, когда я‑у, раздувая брыла, падал обратно в рыжие лохматые объятия возлюбленной, меня‑у не подцепил пеликан, – Сириус обреченно вздохнул. – Судьба в очередной раз позабавилась над моими чувствами, ведь в тот вечер я‑у готовился сделать предложение капитанской обезьяне. Но коты не теряют бодрость духа никогда‑у! Грустят редко, часто злятся, мстят иногда, но постоянно развлекаются. Подумаешь, прокляли! Я‑у тебе вот что скажу: смысл жизни кота не в достижении какой‑нибудь цели, а в пути, который он проходит, идя к ней. Мрр‑р‑ра‑у‑р…

– А что пеликан? – постарался я выдернуть его из философствования. Уж больно захватило меня жизнеописание этого клетчатого прохиндея. – Это он принес тебя к звездочету?

Сириус ответил не сразу, походил кругами вокруг миски с котлетами, а потом брезгливо зафырчал:

– А что пелика‑ун? Пеликан тот поначалу показался славным малым. Посидели мы с ним в этот вечер, повор‑р‑рковали на буйке из пустой бочки. Поведал я‑у ему и про корову, и про проклятье, и про то, что счастье с бабами не сыщу. И не сразу я‑у понял, отчего этот "дятел" мне‑у в плечо клювом уткнулся, да крылами своими заботливо так приобнял. Но, как только солнышко над нами в небе заулыбалось, увидел я‑у, что пеликан‑то, рядом сидящий, цвета голубого, и что ресницы у него накрашены, и румяна свеклой наведены, да и повадками он больше на павлина походил.

Я не выдержал и заржал в голос. Уж больно комично выглядело возмущение на морде кота‑извращенца.

– Оооо, Си‑и‑и‑риус, так ты что, немного, так сказать… фиолэтовый? – не преминул я его подначить.

Кот плюнул в правую лапку и потер ею о пушистую бочину.

– Фиоле‑утовым у тебя сейчас свежий синяк в фор‑р‑рме кошачьей лапы будет, – грозно пообещал он. – Мне‑у, может, и все равно, к какому виду дама принадлежит, но на мужиков я‑у не ведусь. И намеков от всяких недорослей не потерплю! – он свирепо повел вибриссами в мою сторону. – Думаешь, я‑у стал тогда размышлять на тему "у всех свои недостатки"? Дабы честь кошачью не позорить, сожр‑р‑рал пеликана в этот же момент, да погреб из этой голубой лагуны куда подальше. Благо, прочной бочка оказалась, ибо сразу же после спонтанного перекуса дичью заиграл в море штор‑р‑рмище. Тучи тужились, извер‑р‑ргая молнии, а вода вокруг меня волновалась, да в мо‑уй одинокий ковчег для пиратского рома заглядывала. Знаешь, как говорят: "кот, как девица, водицы боится". Вот я‑у и боялся. Утонуть боялся – это нам устато‑хвостатым память генетическая покоя все не дает. Испокон веков Рука Судьбы топила нашего брата то в ведре, то в тазе, то в реке, то в луже, иногда по одному, но чаще семьями.

– Конечно! Вы плодитесь, как кролики, и пакостливые, как черти, – поддел я этого сказителя.

Сириус деловито поскреб когтями по деревянной столешнице, но возражать, почему‑то, не стал, а вместо этого обиженно поинтересовался:

– Позволишь, фр‑р, рассказ зако‑унчить?

Я отвесил ему шутовской поклон. Пусть думает, что хочет, хоть в плохих манерах не упрекнет. Кот сарказма в моем жесте предпочел не заметить, благодарно кивнул и снова заговорил.

– Ну, вот значит… Плыву это я‑у, плыву… А на чем я остановился?

– На эпическом описании буйства морской стихии, – хихикнул я.

– А, ну да‑у… Был шторм, значит, и… я‑у таки утонул.

– Чего?!

– Ага, утонул. Ну, почти. Спасла меня‑у одна русалка. Страаашная, как остатки египтянки, что меня‑у родила. Скользкая, зеленая, лысая к тому же. Рот от уха до уха, зубы острые в два ряда. Глазенки маленькие, как мышиный помет. Зато голос… мррр‑рр, Ася, покорил меня‑у ее божественный голос. Но самое интересное, была у нее ниже пупка такая маленькая…

– Так стоп! Никаких подробностей! – взвился я, решив, что его повело на воспоминания об интиме. – Мне, конечно, интересно о твоих странствиях послушать, на чужом опыте поучиться жизни, но вот о личном не надо! Лучше расскажи, как ты вообще здесь оказался.

Сириус прыгнул мне на грудь, вцепился в воротник и, посмотрев в глаза, похлопал мягкими лапами по моим щекам.

– Так я‑у к тому и веду, дружок…

– Давай только без интимных подробностей.

Кот подмигнул, перебрался мне на плечо и зашептал в ухо.

– Была у нее ниже пупка такая маленькая…

– Эй, кис, я же просил!

– Родинка, – фыркнул Сириус. – Родинка маленькая, в виде звезды.

– Ааах, родинка? – смутился я, сообразив, что ни о каких извращениях речь не идет. – И… и что?

– А ты Барануса нашего голым видел?

Мне показалось, что я мгновенно побагровел, не то от стыда, не то от отвращения. И ведь только что устыдился, что плохо об этом извращенце подумал.

– Я что тебе, пеликан?! – заорал я и стряхнул мерзкую тварь с плеча. – Делать мне больше нечего, как на эту дряхлость смотреть!

– А я‑у смотрел, – мяукнул кот, растянувшись на столе и ехидно сверкая на меня глазами.

– Оооо… я понял. Понял! – замахал я руками, не желая больше ничего слышать. – Ты еще и вуайерист! Увидел голышню Аля, а в родном языке для подобного ужаса мурчания не нашлось. Вот ты и заговорил. Так? И я больше не хочу знать никаких подробностей! Избавь меня!

Кот зашипел и одним прыжком снова оказался у моего лица.

– Закончил? – фыркнул он, подцепив мою левую ноздрю острым коготком.

Я тут же затих. С проколотым кровоточащим носом перед красавицей из зеркала представать, знаете ли, не хотелось. А я именно этим и собирался заняться после ужина.

– Закончил, – буркнул я. – Но не вижу связи.

– У звездочета ниже пупка точно такая же мяу‑родинка, – пояснил кот.

Я заскрипел зубами, но вынужден был сдаться. Оставлять тему ню кис явно не собирался.

– Родственники что ли? – предположил я, чтобы что‑то сказать.

Кот спрыгнул обратно на стол. Встал на задние лапы, а передними на брюшке шерстку белую раздвинул. Не знаю, бывают ли у котов родинки, но у этого была. Маленькая такая, по форме пятиконечную звезду напоминала. Я пожал плечами, логическая цепочка связывающая все воедино упорно рвалась.

– Эээ… получается, – замямлил я, – типа… ты… что… вы… они…

Кот торопливо замахал лапами. Мне кажется, он был уверен, что я догадаюсь.

У меня родилась одна единственная идея:

– Что ты… типа их сын?

Сириус шлепнул себя по лбу и взвыл:

– Ой, ну ты‑у и дурак! Еще меня‑у извращенцем называешь, а у самого все мысли не в ту сторону. Это метка.

– Чего? Метка? Какая метка? – удивился я.

– Про Звездный Покер слыхал?

– Это там где на желания играют? Конечно, слыхал!

Еще бы мне не слыхать! Едва ли найдется хоть кто‑то, кто не мечтал бы поучаствовать в этой игре. Ведь выигрыш в ней – исполнение самого заветного желания. Уж я бы нашел, что загадать. А выиграл бы, так и не прозябал бы сейчас в этой дыре. Но попасть на игру не так уж и легко. Говорят, даже сам король не смог уговорить придворного мага раскрыть ему тайну Звездного клуба.

– Он са‑умый, – солидно кивнул кот. – У каждого, кто хоть раз играл, появляется звездная родинка.

– Оп‑па! Так ты играл? – воскликнул я, подскочив со стула. – Ворк! Рассказывай!

– Играл, мр‑р, играл. Ты присядь, в" Асилий.

Я плюхнулся обратно на стул и приготовился слушать. То, что какой‑то усато‑полосатый наглец оказался в числе избранных, не укладывалось у меня в голове. Кот, между тем, тихо продолжил:

– Попасть туда‑у, знаешь наверное, очень сложно. Но, как говорится, никогда не говори, коту нет. В общем, уговорил я‑у рыбеху свою, умаслил так сказать. Ласками, да обещаниями. Все же харизматична всякая кошачья натура. Вот моя‑у мило‑страшная русалка голос‑то свой прекрасный и отдала котенку любимому, – он гордо подкрутил ус. – Это мне‑у, если не понял… Ибо чтобы попасть к Игрокам Звездным слова надобно особые на языке человеческом произнести. Иначе не пустят.

– У‑ух, и что за слова? – сразу же поинтересовался я.

Сириус подманил меня коготком и заговорщицки спросил:

– А ты никому не мр‑расскажешь?

Я перекрестился и кивнул.

– Вот тебе крест Большой Медведицы. Что за слова, Сириус?

Тогда кот прошептал:

– "Волоса, волоса, посредине колбаса".

Несколько секунд я пытался осмыслить только что услышанное, пока Сириус паскудно не заулыбался.

– Ах ты, пакостник! – выпалил я, запустив в кота вилкой. – Брешешь все!

– Мяу, в" Ася, видел бы ты свое лицо, – увернувшись от четырехзубого снаряда, заржал этот гад. – Ну, дурачина, ну лопух!

– Ах ты, шелудивый кошара! А еще королевского обращения к себе требует! Брехун клетчатый!

Кот обернулся и ехидно замурчал:

– Полно вам, сударь. Где ваши манер‑р‑ры?

Ворк! Ну я и, правда, дурачина! Сидеть и с упоением слушать кота! Верить ему… Вот ведь идиот! И винить некого. Сам уши развесил.

– Смейся, смейся, Сыр, – погрозив кулаком коту, пробурчал я.

– М‑р‑р‑р, не поня‑ул… – обиженно распушился кот. – Что за сыр ещё?

– Сокращение, – ехидно сообщил я. – Дружеское. От имени Сириус. Отныне, за враки твои кошачьи, я буду величать тебя Сыром. Ой, нет! Ещё лучше! Сырком! – кот вздыбил шерсть и зашипел, а мне в голову пришла еще одна идея: – А может, тебе больше понравится Творожок, а?

Запрокинув голову назад, я зловеще засмеялся.

– Мр‑рау, обижаешь? – вдруг перестав злиться, промурчал кот. – А я‑у, между прочим, тебе, в" Асилий, не врал. Ну, разве что, только про слова мр‑заветные. Но тебе их знать не положено, юн ты, в" Ася, да глуп. Вдруг сыграть вздумаешь.

– Чего это глуп? – в чем‑то он, конечно, прав, но вот в этом точно ошибается. – Я между прочим чемпионом покера среди маркизов был! Понятно тебе! Да так играл, что тебе с твоей колбасой и не снилось!

Кот закатил глаза, явно предполагая, что я преувеличил свои способности.

– Хор‑р‑рошо, хор‑р‑рошо. Пусть так, – фыркнул Сириус, – но ты‑у забываешь, что там тоже не маркизы какие, а сильнейшие игроки всего мира собираются. И не только нашего, между прочим. Ну, куда тебе‑у, Ася, с ними тягаться? Да и что за желание у тебя‑у такое может быть, чтобы в эту авантюру ввязываться?

– Желание? – удивился я. – Так я ж магом хочу стать. Можно подумать, это для тебя новость!

– Нет, ты‑у точно дурак, – вздохнул кис. – Ты же уже стал магом, олух ты! Тебе‑у теперь учиться надо, да уровень повышать. А такого в карты не выиграешь!

Я почесал в затылке. Действительно, теперь‑то, что дергаться? Раз со мной первый апгрейд случился, значит, о магии можно больше не мечтать, а просто учиться. Только это все равно ничего не значит. Может, сейчас у меня и нет заветного желания, но ведь появится еще. Так что тайные слова из Сириуса вытянуть надо. Но сейчас он все равно ничего не скажет. Вон как ехидно зыркает!

Кот косился на меня, словно читал мои мысли. А может, действительно читал. Потом потянулся, поскреб когтями стол и спрыгнул на пол.

– Идем в башню, что ли? Тебя ждут великие дела, – и, презрительно хихикнув, добавил: – Чемпион.

Я пропустил колкость мимо ушей, лениво растянулся на стуле и загнусил:

– Потом. У меня ещё ничего не переварилось. Лучше расскажи, что было дальше.

И тут вдруг этот кошара запрыгнул мне на голову и вцепился когтями в брови.

– А дальш‑ш‑ш‑ше, – зашипел Сириус. – Аль де Баранус меня‑у замагичил, чтоб я‑у присматривал за одним молодым магом. Следил, чтобы задания выполнял в точности, не ленился лопух да к чему не надо ручонки свои ш‑ш‑шелудивые не тянул. Мол, этого дворянского сынка, видать, только ш‑шпажонкой махать всю жизнь учили да как накрахмаленные воротники правильно пачкать. Так что хватит лясы точить, пора дела делать. В башню, мигом!

– Это он про меня что ли? – обиженно предположил я, поднимаясь со стула.

– Ну, не про меня‑у же. Я‑у вон с тобой второй месяц вожусь, а толку чуть. Дурак дураком.

Я попытался отодрать противного кота от своей головы, но он, сволочь, только сильнее когтями впился.

– Отпусти! – взвыл я. – Больно же! И что это ты тогда возишься со мной?! Больно надо! Не мне, уж точно!

Сириус сиганул на стол, фыркнул, полизал воротник и, отвернувшись в сторону, независимым тоном произнес:

– Я‑у же, мр‑р, говорю, слово волшебное звездочет с меня‑у взял. Замагичил.

– Темнишь ты что‑то. Так ведь и не сказал, как ты у Аля оказался.

– Не суть, – лениво протянул котяра и посверкал на меня глазищами. – Главное, мы‑у с тобой в одной лодке теперь, маркиз.

– Сомневаюсь, – усмехнулся я.

– Напрасно, – Сириус лизнул лапку. – Или не помнишь, как чуть больше месяца назад учитель тебя‑у из своего кабинета выгнал да наорал, да велел не вмешиваться?

– Он меня регулярно гоняет, – зевнул я.

– А тогда вот опоздал, – вздохнул кот. – Слишком поздно тебя‑у шуганул. Вот ты и оказался повязанным со мной. Ну, или я‑у с тобой. Это как посмотреть.

– Не понял! Что значит, повязанным?

– А то и значит. Русалка‑то меня‑у только волшебным словам Звездного клуба научила. А связную речь и кое‑какие еще способности мне‑у Аль своим заклинанием подарил. Вот только действовать оно будет, исключительно, пока я‑у с тобой. Но и расти я‑у вместе с тобой буду. А все из‑за того, что ты тогда вмешался. А поскольку мне мои‑у новые умения очень даже по вкусу, то никуда тебе от меня‑у не деться. Изволь, маркиз, терпеть мое общество.

– Еще чего! – возмутился я. – Нужен ты мне! Да я сам тебя утоплю при первой возможности! Или размагичу! Вот научусь только.

Кис задумчиво покосился на меня, помолчал. Я совсем уж было решил, что победа осталась за мной, и клетчатый надзиратель от меня отвянет, но Сириус вдруг заговорил снова. Тихо так заговорил. Проникновенно.

– Можешь. И утопи‑уть можешь, и размагичивать таких, как я‑у, со временем научишься, – согласился он. – Вот только зачем оно тебе‑у, Ася? Так уж тебе‑у нужно совсем одному против всего мира оставаться? А так нас все‑таки двое…

Я не нашелся, что ответить. Встал молча и направился к лестнице в башню. Сириус потрусил следом.

– Но я сначала все равно на Эмир посмотрю, – предупредил я хмуро своего надзирателя.

– И кто здесь кого в вуайеризме обвинял? – проворчал кот.

Глава пятаяПРОВОДИТЕ ОДИНОКУЮ ДЕВУШКУКиниада(Н7)

Терпеть не могу людей. А приходится находиться в компании благочестивых рыцарей! И не смотаешься, смотрят за каждым моим шагом, боятся: «Как бы не попала прекрасная девица в беду. Опасные здесь места». Тьфу! Да от меня любая беда сбежит, я сама вас всех за три минуты уложу. И скоро это случится. Папа, конечно, просил не превращаться и не впутываться в истории, но достали уже! Серьёзно, даже в туалет сходить нормально нельзя. Сначала даже забавно было, но уже надоело! Всех прибью!

Вообще, люди – идиоты: одни мужики трахнуть хотят, другие за жизнь и девственность своих дам беспокоятся (этих вторых, кстати, в пару сотен раз меньше, и все они, в большинстве своем, даже за себя постоять не могут!). В этом смысле сильфийки куда лучше. Конечно, при близком знакомстве создается впечатление, что их уровень интеллекта ниже, чем у орков, экие защитники чести рода и семьи выискались! Да было бы что защищать!

"Утонченные" эльфы тоже умом не блещут: "Мы первая раса. Мы мудрее всех. Мы красивее всех". Ну и самомнение! Тошнит от них. Темные, те более или менее нормальные, там хоть самки драться умеют, да и матриархат у них, что мне особенно по душе. А вот у Светлых с этим ужасно: женщин считают нежными, слабыми существами, которых нужно защищать! Ужас! Ну разве я похожа на ту, которую нужно защищать?! Нет, я, конечно, не эльфийка, но все же! Первая раса называется, я бы, на месте дриад, давно поставила этих ушастиков на место.

Хотя эльфы еще нормальные по сравнению с вейстами. Плюхаются в своём океане, ластами машут. Ну ладно бы просто сидели, так они другим не дают на кораблях плавать. Мне‑то все равно, да наши Синие – в основном торговцы, им товары туда‑сюда возить надо (не летать же!), а вейсты такую плату берут, что нашей сокровищницы и на десять заездов не хватит. Вообще‑то, если быть честной, мне и до этого дела нет. Просто не люблю я вейстов: скользкие, противные, с жабрами, и ноги‑ласты, и руки с перепонками, все такие зелено‑голубые. Фу, гадость‑то какая! Я вообще воду не люблю! Мокрая она и… мокрая.

Вот гномы, они хотя бы сухие, правда, пыльные, грязные, бородатые, маленькие и какие‑то недоделанные. Я вовсе не придираюсь! Ну, просто подумайте: смешно считать себя самыми древними и самыми умными расами, не имея на то никаких оснований. Вот мне можно, мой народ действительно Изначальный, как и дриады, наяды, торы и вильхи. Только те практически все вымерли, одни мы – драконы – живем нормально. Независимые, гордые и высокоразвитые. Конечно, люди, эльфы, гномы и другие считают нас полуразумными животными. Ну и ладно! Зато так жить спокойней. До Дракэроса дойти очень трудно, долететь или доплыть не легче. Другим. А мы сами прикидываемся людьми, эльфами, сильфами, а некоторые даже гномами, вейстами не можем (по простой причине: наша стихия – огонь, у них – вода, а это вещи несовместимые, да и уроды они), и живем, торгуем, изучаем все, что хотим, в Сардоноре. Или, как я, болтаемся туда‑сюда, ищем приключения. И находим. Только не такие, как надо. Если честно, эта история с рыцарями какая‑то подозрительная. Что они ко мне пристали? Чтобы я ещё хоть раз при трансформации создала платье! Нетушки, теперь только брюки!

Я ехала на лошади позади одного рыцаря – Женора. Погода восхитительная. Солнце светит, птички поют, труп орка у дороги лежит. Полусгнивший. Воняет страшно! Неужели убрать нельзя? Мои рыцари внимания не обратили, только Женор попросил не смотреть на мерзкую зеленомордую падаль. Как будто я трупов не видела. Кстати, если ты такой благочестивый и культурный рыцарь, можно и выражаться поприличнее. Между прочим, непонятно, что здесь делает орк, в придачу один и мертвый. Кто его убил? А, Хаос с ним! Ибо любопытство меня до добра никогда не доводит. Я и с рыцарями еду не только по безвыходности (выход я могу всегда найти), но, отчасти, и из‑за глупого любопытства. Куда они едут и откуда? Непонятно. Странно все это. Да и скучно. Из этих козлов в железе херк что вытянешь.

Всего рыцарей было семнадцать. Я даже имена их всех запомнила (делать было нечего, вот я их и заучила): Марк, Олорн, Нитарий, Дориан, Женор, Химир, Джарбен, Джорай, Ондрий, Зак, Сернон, Артолл, Бенгир, Байрон, Ник, Дорд и командир (или как там его по званию?) – Кирт. По мне, они все на одно лицо: волосы темные, глаза серо‑синие, нос большой (на мой вкус), у половины рыцарей кривой. На мой вкус, нос очень важная часть лица, а у них ни одного нормального нет. И значит, едем мы по пыльной дороге в Рингорской провинции Сородорской Империи, по направлению к Мирторгу. Обычная болтовня рыцарей помоложе, тихие "мудрые" разговоры старших, комплименты в мою честь. Скукотища! Женор рассказывал какую‑то легенду о неком Святом Риноре. Он мне вообще каждый день что‑то рассказывает. Как столько святых могло появиться на нашей грешной земле?

Вечерело. Внезапно отряд остановился. Ну, и что там случилось? На ночлег, вроде бы, ещё рано. Женор что‑то недовольно буркнул и проехал в авангард отряда. Там Кирт вел разговор с весьма необычной компанией. Наверняка очередные "спасители мира". Потому что более ни для чего столь разнообразные люди и нелюди вместе не собираются. Тот, с кем разговаривал Керн, судя по всему, главный – вполне классический вариант героя. Паладин, на вид лет тридцать пять – сорок, светлые волосы, серые глаза и нос красивый. Одет, как обычные странствующие герои, на принадлежность "Святому ордену борьбы со злом" указывал массивный серебряный перстень. Также в компании присутствовал эльф. Как же без эльфа‑то? Эльфы – обязательный атрибут почти всех геройских групп. Странно, что здесь гнома нету, зато есть наемник‑полуэльф. И, конечно же, маг, старый и мудрый. Первое видно сразу же, а вот над вторым надо подумать. С магом был юноша с явно деревенской внешностью, наверное, ученик, хоть и выбор необычный, непохоже, что мальчишка на что‑то способен. Та‑а‑ак, их пятеро, хотя нет, шестеро. И последний – самый необычный. Высокий, в черном плаще, белые волосы, бледное лицо, чуть светящиеся в сумерках глаза. Он был красив, но немолод. Лет тридцать – тридцать пять с виду, а если учесть, что он некромант, темный маг и, судя по почти не заметным клыкам, высший вампир, то ему не меньше пятьсот лет. Похоже, дело серьёзное, если паладин и некромант‑вампир путешествуют вместе. Ох уж эти героические квесты! Раз в сто лет обязательно миру угрожает смертельная опасность, и его нужно спасать. Ну, и что на этот раз? Я подошла поближе. Кирт заметил меня, представил: