Текст книги "Ключ к загадке (СИ)"

Автор книги: Алексей Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

Травма не прошла бесследно, и даже "золотые двадцатые", так недолго продлившийся период стабильности и относительного благополучия, не помогли ее залечить. Депрессия нанесла решительный и безжалостный удар по едва установившемуся в Веймарской республике социальному равновесию, процесс радикализации масс ускорился и вылилось это в тридцать третий год.

Оглядываясь назад, становится поразительно, сколько по сути случайных событий привело к тому, что победу на выборах одержала НСДАП. Были, бесспорно и объективные причины: здесь и страх промышленников, готовых заключить сделку хоть с дьяволом, лишь бы не допустить победы коммунистов, здесь и разногласия между Коммунистической и Социал-демократической партиями Германии, здесь и, как покажет время, провальная ставка Коминтерна на борьбу с социал-фашизмом – ведь коалиция главы КПГ Тельмана и лидера СДПГ Вельса могла обеспечить левому крылу убедительное превосходство над НСДАП, по сути провалившейся на выборах, в тридцать втором и уберечь от прихода к власти Гитлера. Нельзя не упомянуть сочувствие НСДАП со стороны буржуазных кругов Англии и Франции, определявших тогда политические настроения в Европе. Но стечение обстоятельств, заключавшееся в наложении всех этих факторов друг на друга, плюс экономический кризис, неготовность Лиги Наций высказать решительное нет агрессии, в виду страха перед войной, личностные качества членов НСДАП и их фюрера Гитлера не может не поражать. Даже скептик не может не заметить ноток фатализма в исполненной жизнью симфонии восхождения нацистов к власти.

Уставшие от кризисов, жаждущие стабильности и реванша немцы смирились с развернутым нацистами террором, они смирились с тем, что коммунисты были оклеветаны, арестованы и посажены, а впоследствии расстреляны, купились на развернутую пропаганду невероятных успехов новой власти, радовались даже незначительному росту уровня жизни. Показательно так же, что Англия, Франция и США закрыли глаз на прекращение репарационных платежей, охотно выдавали нацистам кредиты и торговали с ними, обеспечивая приток золота, за которое Германия и вооружалась. Угрозой тогдашним лидерам представлялся СССР, экспорт революции из которого первым делом затронул немцев, а после добрался бы и до островов. Потому начинания нацистов всячески поддерживались, на построение самой громадной в истории финансовой пирамиды, каковой представлялась экономика Германии, просто закрывали глаза.

Вообще, ведения хозяйства национал-социалистами заслуживает отдельного разговора, поскольку мифы об успешности Гитлера в решении задачи восстановления экономики многими людьми не подвергаются никакому сомнению. Многократно повторяются пропагандистские штампы о победе над безработицей, программе поддержки рождаемости, строительству дорог. При этом о реальных последствиях для экономики ничего не говорится. Нередко можно услышать и заявления о кристальной честности нацистов, победе над коррупцией и практически полном отсутствии таковой.

Часть этих штампов соответствует действительности: падение безработицы реально, так же как и рост рождаемости. Однако причины, по которым произошли эти изменения затушевываются. Поэтому закономерен вопрос – а была ли заслуга функционеров НСДАП в определенных (подчеркну, не слишком-то и впечатляющих) успехах, достигнутых после прихода к власти Гитлера?

В первую очередь, бесспорно сдержанным обещанием является сокращение безработицы. Так, в тридцать втором году только по официальным цифрам (которые не отражали всего драматизма ситуации) числилось свыше пяти миллионов безработных, то к тридцать восьмому упала меньше чем до полумиллиона. Но можно ли считать данные цифры достижением? Для ответа на этот вопрос обратимся к ряду статистических показателей. Если верить данным специализирующегося на истории фашизма Александра Галкина, динамика изменения реальной заработной платы вела себя следующим образом: если принять уровень зарплаты в тридцать шестом году за единицу, то в тридцать третьем она была на пять процентов выше, а в тридцать восьмом уже на процент ниже.

Далее, рост номинальной зарплаты был распределен неравномерно и как несложно догадаться, в первую очередь затронул области промышленности, тек или иначе связанные с войной: сталеварение, приборо– и машиностроение, строительство. В то же время в текстильной и пищевой промышленности рост практически отсутствовал, то есть в реальном отношении рабочие получали даже ниже, чем в период кризиса.

Из-за этого, а также из-за коррупционных схем, применявшихся при распределении продуктов, питание население оказалось даже хуже, чем в кризисные годы. Таким образмо, падение безработицы было обеспечено не за счет роста востребованных на международном и внутреннем рынке товаров, а на перевооружение. Обеспечен был этот перекос в экономике ростом инфляции и займами, которые заведомо невозможно было выплатить. Как отмечал Мюллер-Гильдебрандт, автор книги "Сухопутная армия Германии 1939-1945", к тридцать девятому году экономика была доведена до крайней степени истощения, потому естественным выходом, который мог предотвратить грядущий кризис, оставалась война.

Нелишним будет упомянуть и то, какими методами осуществлялась борьба с безработицей. В период Веймарской республики большинство трудовых споров решалось в процессе борьбы между профсоюзами и собственником. До прихода нацистов законодательство в этом отношении было довольно либерально, забастовки не запрещались, а государство вмешивалось в спор между работниками и работодателем только в крайнем случае. При нацистах все изменилось в худшую сторону. Забастовки и деятельность профсоюзов запрещены, ограничения на продолжительность рабочего дня смягчены (а на практике практически отменены), отчего выиграли монополисты, лояльные нацистскому режиму. У них появилась возможность экономить на мероприятиях по охране труда (рост несчастных случаев даже среди застрахованных рабочих к тридцать седьмому году вырос больше, чем на пятьдесят процентов), увеличивать продолжительность рабочей недели (она выросла с сорока трех часов в тридцать третьем до почти пятидесяти в тридцать девятом). Указанных факторов хватило, чтобы сохранить лояльность ряда видных промышленников, а также сделать их лично заинтересованными в поддержке военного лобби – ведь зачастую государственные заказы оплачивались ничем не обеспеченными расписками и векселями, выплатить которые Германия могла только в случае получения богатых трофеев и больших репараций.

Широко использовались добровольно-принудительные методы борьбы с безработицей, вроде "добровольных трудовых лагерей", где молодежь работала за символическую плату. Нарушение условий Версальского соглашения и начало мобилизации юношей на службу в армию еще сильнее сократили безработицу в рядах молодых людей. Наконец, активное привлечение женщин к труду в конце тридцатых смягчило эффект от падения реальной заработной платы, потому что реальные доходы на семью оказывались выше, чем в период кризиса. Однако вплоть до начала масштабного военного строительства (начало тридцать шестого года), падение безработицы наблюдалось только на бумаге – ее снижение обеспечивалось за счет привлечения людей на временные работы, после чего они считались трудоустроенными, когда на практике большую часть года оставались без дела.

Таким образом, падение безработицы, достигнутое такой ценой, вряд ли можно считать большим достижением.

Что касается вопроса стимулирования рождаемости, то ни о каких достижениях говорить не приходится. Уровень фертильности (числа рождений на тысячу женщин) при нацистах достиг максимума в тридцать девятом году и равнялся 20,5. Впечатляющей эта цифра может показаться, если сравнивать ее с тридцать третьим годом, когда наблюдалось падение до 14,7. Однако если обратиться к уровню двадцать пятого года – 20,8 – то становится ясно, что ни о какое достижении речи не идет. Подобный результат Веймарская республика показывала без каких-либо программ по поддержке рождаемости. С учетом же того, что экономика республики была куда более сбалансированной, нежели экономика Рейха, ориентирована на потребителя, а не на армию (даже заводы Круппа вплоть до тридцать шестого года обслуживали гражданский сектор), с необходимостью следует признать, что программа провалилась.

Наконец, следует рассмотреть эффективность мер стимулирования экономики, предпринятых при Гитлере. Чаще всего в этой связи упоминается строительство дорог, которое якобы было полезно для немецкой экономики. Однако на тот факт, что немецкий рабочие были в разы беднее американских и практически не обеспечены личными автомобилями, абсолютно не принимался партийными функционерами во внимание. Основным видом транспорта для Германии того времени являлись поезда и электропоезда, однако увеличение протяженности железных дорог при нацистах практически не наблюдалось. Промышленник Тиссен, спонсировавший Гитлера, в своих воспоминаниях намекал на то, что последний возомнил себя Наполеоном – строительство дорог напоминало Тиссену перестройку старых городов при Бонапарте.

Проект "народного автомобиля", предложенный Гитлером, будет реализован только после войны в виде знаменитого Фольксвагена "жука", дороги же окажутся востребованы непосредственно разбогатевшими нацистами для поездок в свои роскошные резиденции. Рабочим же строительство дорог, которые благополучно будут разбомблены авиацией Союзников, не дало ничего, кроме рабочих мест. Однако решения проблемы трудоустройства путем разворачивания бессмысленных строек оттянет восстановление экономики, что в конечном итоге навредит абсолютному большинству населения.

Полным провалом была и финансовая политика Рейха, заключавшаяся в построении, пожалуй, самой крупной в истории пирамиды и завершившаяся страшной гиперинфляцией по окончанию войны. Министр экономики и параллельно с этим управляющий Рейхсбанка Шахт каким-то чудом убеждал крупные банки США и Англии предоставлять займы и покупать немецкий облигации. Расплатиться с этими долгами Германия была просто не в состоянии, поэтому без начала войны в тридцать девятом, уже в сорок первом – сорок втором случился кризис неплатежеспособности и нацисты были бы вынуждены объявить дефолт и ввергнуть страну в очередной экономический кризис.

Таким образом, в экономическом плане нацисты оказались абсолютными неудачниками, угробившими и без того ослабленную экономику страны. У современных фанатов Третьего Рейха остается одно утешение – все партийные деятели были принципиальными, неподкупными, честными, и даже не смотря на какие-то промахи, ими всегда двигало стремление помочь немецкому народу.

Однако, при тщательном знакомстве с финансами партии становится понятно, что реальное положение вещей сильно отличалось от подобных представлений. В тридцать втором году НСДАП по сути являлась партией попрошаек, полностью зависящих от расположения крупных дельцов Германии. Активную поддержку оказывали Тиссен, Крупп, директор концерна Фарбениндустри Бош и другие. Чтобы представить себе, какими средствами располагала партия тогда, достаточно указать на такой факт: для аренды довольно скромной партийной резиденции Геринг обращался за помощью к Тиссену, тот денег не дал, но помог получить кредит на выгодных условиях. К тридцать девятому году "наци номер два" располагал роскошными замками и владениями по всей Германии, считался одним из самых богатых немцев. По воспоминаниям того же Тиссена, за исключением Риббентропа, все ключевые партийные руководители до прихода к власти являлись безнадежными должниками. Понять, откуда Адольф Гитлер брал деньги на довольно дорогие подарки для своей гражданской жены Евы Браун(о которых пресса благоразумно умалчивала), почему Геббельс зарабатывал десятки, а то и сотни миллион марок год, как заведовавший программой отдыха рабочих с замысловатым названием "Сила через радость" Роберт Лей убеждал правительство выделять его программе продовольственные субсидии несложно, если не вспоминать популистские речи Гитлера о насквозь прогнившей от коррупции Веймарской Республике. Но помнят почему-то только их. А зачастую подкрепляют примером плана Остхильфе, реализованном еще при Гинденбурге и заключавшемся в помощи сельскохозяйственным и промышленным предприятиям. После проверки выяснилось, что большинство якобы нуждающихся в помощи фермеров проматывали полученные деньги за границей, вместо того, чтобы поднимать свое разваливающееся хозяйство. В получении взяток обвиняли и самого президента Гинденбурга, однако доказать его вину не удалось.

О заведовавшем продовольственной программе нацисте Дарре вспоминать почему-то непринято, а между тем напрасно: в виду государственного регулирования цен, стоимость продуктов питания была зафиксирована на одном уровне, не менявшемся даже при явном изменении конъюнктуры мирового рынка, из-за чего цены на продовольствие в Германии оказывались существенно выше мировых. Пока качество питания простых рабочих непрерывно ухудшалось, сам Дарре обставлял свои очередные апартаменты предметами антиквариата.

Не случайно в тридцать третьем году фактически была отменена регулярная финансовая отчетность, а бюджеты Рейха засекречены. И делалось это не только для вооружения, но и для покупки Герингом очередного имения.

Не стоит думать, что нацисты были глупыми прожженными циниками, напротив, где-то они демонстрировали фанатичную веру, где-то поразительную смекалку. Дураки не смогли бы водить за нос банкиров, обвести вокруг пальца правительства Франции, Англии и России, в сжатые сроки вооружить государство до зубов. Дело в другом: ум этот был ограниченным, неспособным видеть дальше своего носа и привел Германию к закономерному самому страшному в ее истории поражению.

Впрочем, не стоит думать, что все спокойно мирились с положением дел. По мере нарастания террора, увеличения давления со стороны партии, отношение к нацистам ухудшалось. Не смотря на массированную пропаганду, находились те, кто подавал голоса против притеснения граждан Германии в том числе открыто: в тридцать пятом Шахт осудил антисемитскую кампанию, назвав ее серьезной угрозе экономике Германии. Тиссен, тесно общавшийся с Герингом, пытался убедить последнего во вреде, который приносит притеснение евреев, подрыве репутации Рейха во всем мире. Даже члены правительства высказали робкие возражения, когда принимались законы о поражении евреев в правах – ничего не помогло.

За коммунистов заступались гораздо меньше, но с учетом того, что за КПГ и СДПГ в тридцать втором году проголосовали свыше сорока пяти процентов избирателей, утверждать, что немецкое общество сплотилось в едином порыве вокруг НСДАП нельзя. Ситуация скорее напоминало классическое навязывание воли организованного меньшинства дезорганизованному большинству.

Впрочем, в тридцать седьмом никто не мог предвидеть, что война вот-вот начнется: Германия только начала перевооружение, нарушение условий Версальского соглашения воспринималось другими государствами как восстановление статуса могучей державы, не представлявшей слишком серьезной угрозы. Гитлер виделся политиком-популистом, предпочитавшим реальным действия разговоры, а его книга "Моя борьба", в которой открыто разглашалась львиная доля истинных намерений фюрера, скучной работой графомана. Немецкий народ был разделен границами, проведенными после Первой Мировой, а отпор агрессии Германии могла дать даже Чехословакия в одиночку.

Именно в этом году Адольф Гитлер окончательно и бесповоротно принял решение взяв курс на развязывание войны.

2

5 ноября 1937 года. Рейхсканцелярия, Берлин, Германия.

Зябкий ноябрьский вечер. На часах половина седьмого. В просторном кабинете рейхсканцелярии окна завешены, горит свет. За длинным столом устроилась верхушка военного командования Рейха: пятидесятисемилетний фельдмаршал фон Бломберг, его погодка командующий сухопутными силами барон фон Фрич, командующий флотом шестидесятиоднолетний адмирал Редер, сорокачетырехлетний рейхсминистр авиации Геринг. Рядом с Бломбергом устроился министр иностранных дел барон фон Нейрат, положив увесистый коричневый портфель себе на колени. В углу, за небольшим секретарским столиком, сидел протоколист – адъютант Гитлера Хоссбах. Сам фюрер, встав по другую от военных сторону стола, четко и спокойно излагал свое видение будущего Германии. Изредка поддаваясь приступу скрываемого возбуждения, он начал жестикулировать, изъясняться велеречиво, высокопарно, забывая, что не выступает на митинге, а делится соображениями по поводу внутренней и внешней политики Рейха перед министрами.

Говорит много, видно, что долго об этом думал, придает своим словам большое значение. По мере изложения, Нейрат все чаще начинает теребить ручку своего портфеля, порываясь что-то сказать, но так и не решаясь перебить Гитлера. Фрич изредка стреляет в сторону внешне невозмутимого фон Бломберга и Редера. Последний периодически отвечает на его взгляды пожиманием плеч. Геринг почти не слушает фюрера, внимательно следит за министрами и наматывает на ус.

– Автаркия – вот та цель, к которой мы должны стремиться! – провозглашает Гитлер. – Государства, зависящие от внешней торговли крайне уязвимы с военной точки зрения. В частности, Британия не способна была бы вести войну на истощение, будучи отрезана от каналов снабжения, потому англосаксы не могут не опираться на Францию, которая обеспечивает продвижение их интересов в континентальной Европе. Добившись автаркии мы выиграем достаточно времени, чтобы провести необходимый пересмотр границ в Европе и в случае помехи со стороны Англии и Франции, нанести им решающее поражение. Но нужно оставаться на твердой почве, когда мы обсуждаем возможность автаркии в Германии: мы зависимы от ресурсов, и даже используя с максимальной отдачей принадлежащие нам рудники, леса и земли, сможем добиться автаркии лишь на короткое время. Времени этого должно хватить для реализации наших амбиций в Европе.

Далее он детально рассматривает отрасли, в которых самообеспечение Германии особенно важно, не забывая подчеркивать всякий раз, что речь лишь об условной автаркии на время возможной войны.

– Наше участие в мировом хозяйстве крайне ограниченно – мы загнаны в неестественные для нашего стомиллионного народа границы, в случае длительной войны не сможем обеспечить себя продовольствием, и будем обречены на поражение и вырождение. Единственная надежда – приобретение обширного жизненного пространства, чтобы немецкий народ и дальше мог расти численно и доминировать в мировой политике. Наше стремление к обретению этого пространства не вызовет сочувствия у стран насытившихся. К их числу в первую очередь следует отнести Англию, которая, располагая сильнейшим флотом, может поставить под угрозу продовольственное обеспечение Рейха. Поэтому решение нужно искать таким образом, чтобы обеспечить себе максимальный результат, затратив минимальные усилия. Но усилия эти должны быть приложены с необходимостью, ибо экспансия всех империй, будь то Британия или Рим, осуществлялась посредством преодоления сопротивления других народов, которые оказывались в подчиненном положении к расовому ядру империи.

Гитлер подробно разбирает решение поставленной им задачи. Он подчеркивает, что Англия не позволит Германии приобрести колонии в Африке после вторжения Италии в Абиссинию.

– Серьезный разговор о возвращении нам колоний может состояться лишь в такой момент, когда Англия будет находиться в бедственном положении, а Германская империя будет сильной и вооруженной, – подчеркивает он. – Такое положение может возникнуть в случае вторжение Японии в ее азиатские владения, либо Америки в Канаду. В обоих случаях Англия окажется беспомощна что-либо противопоставить завоевателям!

Подчеркивает он и шаткость положения англичан в Индии и Ирландии.

– Нельзя забывать, что соотношение населения метрополии к населению колоний в случае Британской Империи составляет один к девяти! Сохранение Англией своих колоний на длительное время просто невозможно при таком соотношении! Для нас это урок и предостережение: нельзя присоединять жизненное пространство к Германии, не позаботившись о численном росте расового ядра Империи – немецкого народа.

Далее он подробно останавливается на роли Франции, указывает, что ее позиция в плане сохранения территорий прочнее, чем в случае с Англией, но грозящий ей политический кризис может стать удобной возможностью для Германии выступить против Чехии в момент, когда армия Франции будет полностью дезорганизована.

– Использование французских фашистских движений в наших целях в таком случае может только приветствоваться, – подчеркивает Гитлер.

Заключая, что мобилизационные возможности Германии ограниченны, как и положительный эффект от перевооружения армии, он подводит слушателей к основному выводу своей речи:

– Мы должны будем начать действовать в промежутке между сорок третьим и сорок пятым годом. Откладывание решения вопроса жизненного пространства на потом может сулить только ухудшение нашего положения. Наши действия будут сопряжены с огромным риском, но так и только так арийцы добивались установления своей власти во все времена. Именно так поступал Фридрих Великий и Бисмарк, так должны поступить и мы!

При этом он отметил, что действовать вероятнее всего придется и раньше, ведь продовольственные резервы Германии сильно ограничены:

– Если мы не начнем действовать до 1943-1945 гг., то вследствие отсутствия запасов каждый год может наступить продовольственный кризис, для преодоления которого нет достаточных валютных средств. В этом следует усматривать "слабую сторону режима". К тому же мир ожидает нашего удара и из года в год предпринимает все более решительные контрмеры. В то время как мир ищет защиты от нас, прячась за крепкими стенами, мы вынуждены наступать. Какова будет в действительности обстановка в 1943-1945 гг., сегодня никто не знает. Ясно только то, что мы не можем дольше ждать.

Гитлер подчеркнул – если он будет жив, то не позже сорок третьего сорок пятого он твердо намерен решить проблему жизненного пространства для германского народа, поскольку альтернативой может служить лишь снижение рождаемости и обнищание населения страны.

Рассмотрев малореалистичные варианты, которые позволили бы ему действовать раньше, он указал на ряд принципиальных моментов относительно позиции Англии в его представлении:

– Не исключаю, что боящаяся войны Британия уже списала со счетов Чехию. Позиция же Франции будет производной от позиции ангосаксов. Маловероятно, что французы в одиночку предпримут наступление, а если и решатся на это, то разобьются о наши укрепления.

При этих словах Фрич громко кашлянул и выразительно посмотрел на фюрера, пытаясь показать тому, что он не согласен с его мнением и хочет высказаться. Однако Гитлер был увлечен и не обратил внимания на действия генерала:

– Препятствовать же присоединению Австрии никто не станет. Разрешение вопроса относительно двух этих государств позволит освободить фланги и в случае конфликта с Францией решительно разгромить последнюю в кратчайшие сроки. Полагаю, Польша в этом конфликте предпочтет занять нейтральную позицию, поэтому для борьбы на западе мы можем перебросить практически все наши силы, оставив лишь необходимый минимум на случай вероломного удара в спину.

Со стороны Италии Гитлер не ожидал никаких возражений в случае решения вопросов Австрии и Чехии, подчеркивал, что рассматривает эту средиземноморскую державу как наиболее предпочтительного союзника в предстоящем приобретении жизненного пространства.

Помимо этого, он коснулся сценария возможной англо-франко-итальянской войны, в случае начала которой считал необходимым молниеносное решение чешского вопроса, а также затронул Испанию, затягивание войны в которой считал выгодным для Германии.

– Поддержание в Средиземноморье нестабильности способствует распылению сил Франции и Англии, – сказал он.

– Мой фюрер, – заметно нервничавший Нейрат позволил себе перебить Гитлера. – Позвольте заметить, что вероятность войны между Англией и Францией с одной стороны и Италией с другой крайне мала. По крайней мере в ближайшее время.

– Она не мыслима! – вмешался Фрич, который давно порывался высказаться. – Но даже если допустить ее возможность, маловероятно, что французы окажутся настолько связаны, чтобы не найти сил выступить против нас. Им хватит примерно двадцати дивизий для сдерживания итальянцев в Альпах. То есть на границе они по-прежнему будут превосходить нас в численности. При этом нужно учесть – они будут опережать нас в развертывании. При таком положении вещей молниеносная война против Чехии окажется невозможной – нам в лучшем случае понадобится бросить все силы для удержания французов. И укрепления на границе. Возможно, фюрер не правильно истолковал мои доклады, в которых говорилось о мероприятиях по обороне границы и воспринял все в чрезмерно радужных тонах. Однако в реальности укрепления представляют собой жалкое зрелище и сколь-нибудь существенного роли в войне, если она развернется в ближайшее время, не сыграют.

– Генерал фон Фрич абсолютно справедливо заметил по поводу состояния наших укреплений на границе с Францией, – заметил Бломберг. – Здесь нужно добавить серьезные проблемы с мат. обеспечением моторизированных дивизий, предназначенных для запада, а также чешские укрепления. На настоящий момент они приобрели характер линии Мажино и молниеносное их преодоление представляется мне невозможным.

– На этот счет у меня нет однозначного мнения, – снова вмешался Фрич. – Этой зимой я как раз наметил мероприятия, для определения уязвимых мест чешских укреплений. Полагаю, выявить их и определить места, в которые разумнее всего наносить удар, возможно. Однако не при нынешнем состоянии наших вооруженных сил! Впрочем, если дело складывается таким образом, что к выступлению нужно быть готовыми в любую секунду, я отменю свой отпуск и прикажу провести намеченные разведывательные мероприятия немедленно.

– Не нужно, барон, – Гитлер по-отечески посмотрел на Фрича. – Сказанное мною сегодня не следует рассматривать, как инструкцию к немедленному действию, скорее как общие указания, а в случае моей смерти – как политическое завещание. Перспектива решение чешского вопроса в ближайшие месяцы полностью исключена, поэтому я решительно протестую против вашего намерения отказаться от отпуска, барон. Разумеется, действия, о которых я говорил, должны быть предприняты, когда нашей армией будет достигнута максимально возможная готовность. Разницу между высоким риском и самоубийством я прекрасно понимаю, – упомянув самоубийство, Гитлер едва заметно скривился.

– Тем не менее, даже в условиях готовности нашей армии, – продолжил Фрич, – нельзя принимать слишком высокие риски. Если война на сторону Чехии встанут Англия и Франция, ситуация может закончиться для нас плачевно.

– Англия останется в стороне, а без нее Франция не решится что-либо предпринять.

– Но вы списываете со счетов Россию, – подсказал Бломберг.

– Нет, – Гитлер перевел взгляд на фельдмаршала. – При нейтралитете Польши Россия окажется не в состоянии оказать Чехии поддержку. А Польша сохранит свой нейтралитет, поскольку боится русских больше нас.

– Если позволите, – Нейрат сглотнул, вытер платком потный лоб, -мне хотелось бы отметить пару слабых моментов в ваших рассуждениях.

– Простите, барон Нейрат, я совсем забыл о ваших словах о низкой вероятности конфликта между Францией и Италией. Полагаю, дуче не ограничится одной Абиссинией и приблизительно в тридцать восьмом году, когда итальянская армия завершит перегруппировку, Северная Африка может превратиться в поле боя. Англия, разумеется, вступится за свою опору на континенте Францию, однако нанести решающего поражения Италии не сумеет, и тем более не сможет осуществить высадку во внутренние регионы полуострова.

– Простите, фюрер, но даже в тридцать восьмом году такой конфликт крайне маловероятен, если вообще возможен, – повторил Нейрат.

Гитлер недовольно поморщился, но ничего не ответил на эти слова Нейрата.

– В любом случае, – после затянувшейся паузы продолжил занервничавший еще сильнее дипломат, – без необходимой дипломатической подготовки вступать в подобный конфликт опасно. В первую очередь нам нужно получить ощутимые гарантии от Польши и Венгрии.

– Это правильное замечание,– согласился Гитлер. – Как и вы, я полагаю, что соблюдать текущий пакт о ненападении Польша будет только до тех пор, пока мы достаточно сильны, поэтому если будет возможность получить от поляк какие-то осязаемые гарантии в обмен на незначительные территориальные приобретения, то этой возможностью следует воспользоваться незамедлительно.

– Раз разговор зашел о гарантиях, позволю себе повторить мысль, высказанную генералом фон Фричем и предостеречь вас от войны с Англией и Францией, – заметил фон Бломберг. – Если будет возможность таковой конфликт избежать, его необходимо избежать, потому что армии этих держав на настоящий момент значительно превосходят нашу как в материально-техническом, так и в численном отношении.

– Само собой, – энергично закивал Гитлер.

– И хотелось бы узнать о дальнейших ваших планах, после решения австрийского и чешского вопросов, – попросил Бломберг. – Поскольку высказывание ваше относительно жизненного пространства несколько расплывчато.

– Это не для протокола, Фридрих, – Гитлер повернулся к сидевшему в углу адъютанту. – В первую очередь меня интересуют Польша и Россия, а также африканские колонии, все, которые сможем получить. В этом случае война с Англией и Францией становится неизбежной. Исходить нужно из этого.

– Вы хотите повторить гибельный путь императора Вильгельма? – всплеснул руками Фрич.

– Император Вильгельм был предан еврейским капиталом, – холодно ответил Гитлер. – Вам, как никому другому, это должно быть известно. Мы же очистили наши ряды от представителей неполноценных рас и преданы быть не можем, а потому одержим решительную победу. Если кто-то из присутствующих не разделяет моих планов и считает их слишком рискованными, я просил бы их высказаться.

– Эти планы величественны, но риск при их реализации должен быть минимизирован, – сказал Бломберг. – Если это условие будет выполненном, то не вижу никаких препятствий для их реализации.

– Война с Англией и Францией может закончиться поражением и еще большим унижением Германии, – произнес Фрич. – Тем не менее, я намерен беспрекословно выполнять приказы моего фюрера и если понадобиться, умереть для него.