Текст книги "Ключ к загадке (СИ)"

Автор книги: Алексей Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

– Прекратите кричать! – приказал третий. – Так мы их точно никогда не догоним.

После чего звук голосов стих и Юн не мог разобрать, о чем говорили немцы.

Линь Юн положил руку на плечу бывшему товарищу, наклонился к его уху, прошептал:

– Они говорят на немецком. Это европейцы! Говорят, коридоры водят по кругу и мы рано или поздно столкнемся с ними.

– Немцы?! – запыхавшийся Ли слишком громко произнес это слово, разговоры преследователей стихли – они услышали китайца. Гоминдановец это сразу понял, затих. Они вместе с Линем двинулись вперед, стараясь поскорее уйти с этого места.

Вовремя – там, где они стояли меньше минуты назад, забегал луч фонарика. Немцы оказались гораздо ближе, чем казалось.

– Из здесь нет, – донеслись тихие слова одного из преследователей до Линя.

– Но ты тоже слышал?– спросил его другой.

– Слышал, – подтвердил он.

– Тогда проверь этот рукав, а я пойду туда, – распорядился второй.

Китайцы успели отойти достаточно далеко и скрыться за стенами извилистого коридора, прежде чем немец догнал их, но на их след вышли, и становилось вопросом времени, когда их схватят. Единственная надежда – спрятаться где-нибудь.

Ли толкнул Линя, ухватил того за запястье и увлек в выемку в стене пещеры, которую случаной обнаружил.

– У них фонарики, оторваться не получится, – еле слышно прошептал Ли. – Затаимся, может повезет.

Линь не стал спорить, признавая правоту товарища по несчастью, втиснулся в ямку так глубоко, как только было возможно. Подогнул ноги под себя, колени присыпал мокрой от влаги землей, лицо прикрыл кителем. Надо признать, слиться со стеной пещеры эти мероприятия помогли и если не приглядываться, Линя вполне себе могли не заметить. Ли уже устроился спиной к боковине выемки – совершенно незаметный для идущего по направлению к их укрытию, его мог легко обнаружить любой, кто двигался в противоположном направлении. К сожалению, выбирать не приходилось.

Едва они замерли, мягко наступая на землю, в коридоре появился немец. Он шел медленно, внимательно смотрел по сторонам, правой рукой держал фонарик, левую положил на дуло автомата, ремень которого был перекинут через шею. Луч света скользнул по измазанным землей коленям Линя, метнулся в другую сторону, после устремился вглубь коридора. Немец ускорил шаг, прошел мимо китайцев. Линь облегченно выдохнул. Неужели пронесет.

Звук шагов удалился, стих. Линь отвел китель в сторону, вглядываясь во тьму. Бестолку – не зги не видно. В данных обстоятельствах то была хорошая новость. Протянул руку, похлопал Ли по плечу, выразив таким образом благодарность за обнаружение ямы.

– Эрхард! – спустя какое-то время раздался крик одного из немцев. – Возвращайся, приказ Штейнера! Похоже, они случайно свернули в коридор, ведущий на нижние уровни!

"Нижние уровни", – эхом отозвалась фраза немца в голове Юня. Это же сочетание когда-то употребил их с Лингом отец.

"Эта система, – подумал Юн. – Не даром все казалось мне смутно знакомым, я когда-то был здесь, с отцом!"

Они отправляются в очередную вылазку в горы. Отец уделял громадное внимание их с братом умению ориентироваться на местности, устраивал соревнования в игровой форме во время изучения пещер. Но в тот раз все было серьезнее, чем обычно. Они впервые посещали Тибет, впервые спустились под землю почти на неделю и бродили в, казалось, бесконечных лабиринтах, сооруженных самой природой. Юн уже не маленький, около шестнадцати лет, но почему-то с трудом вспоминает события, которые тогда произошло.

"Что-то было в темноте, страшное, мерзкое", – вздрогнув, вспомнил Юн. Но что? Он напрягся, от напряжения вздулись вены на висках, на какое-то время позабыл о происходящем прямо сейчас, образы замелькали перед глазами.

Палатка у старой кривой горы, глубокая трещина у подножья расширялась по мере углубления, превращалась в пещеру. Вокруг ни травинки, только пожухлый серый от пыли и черный от времени мох, всюду каменистая почва да мертвый воздух, приводимый в движение лишь всполохами разведенного китайцами костра. Отец склонился над какой-то замысловатой бумаги, изрисованной замысловатыми иероглифами, точно не китайскими. Линг слушает его внимательно, Юн постоянно отвлекается, ловит ворон, пока отец не прикрикнет на него.

– Ты понимаешь, почему так важно запомнить каждый поворот в поземелье? – спрашивает он младшего сына.

Юн кивает, хотя на самом деле не понимает. Отец удовлетворенно хмыкает и продолжает рассказывать о том, с чего они начнут исследование лабиринтов.

Потом они начинают спуск. Мальчики легко пробираются в щель, отцу приходится помучиться, но, благодаря своей миниатюрности ему также удается залезть туда. Сколько они бродили там? Юну казалось, прошли недели. Лишь изредка выбирались на поверхность, чтобы занести недостающие детали на карту отца.

И тут Линь вспомнил выемку, в которой они находились прямо сейчас. Быть того не может! Если бы только у него был фонарик, он непременно понял бы, прав или ошибается, но местность, у которой состоялся их бой с немцами, очень походила на ту, где они с отцом и братом выбрались на поверхность перед ночевкой у ложбинки, походившей на выемку, в которой они спрятались.

Тогда случилось что-то страшное. Но что?

"Что-то было в темноте. Страшное, мерзкое. Я помню, не могу ошибаться", – Линь затрясся от напряжения, пытаясь восстановить детали давно позабытого дня в памяти.

Ли толкнул его.

– Ты чего? – прошептал он, напуганный поведением друга.

Юн опомнился, тяжело дыша повернулся на звук голоса, мотнул головой, осознав, что друг видит его не лучше крота, произнес:

– Ничего, какой-то гад забрался под одежду.

– Эрхард! – раздался крик немца совсем рядом. – Ты где?

Свет фонарика ворвавшийся в коридор, показался ослепительно ярким, Юн едва успел прикрыть лицо кителем и вжаться. Немец прошел мимо, застыл в паре шагов от выемки.

– Эрхард! Ты меня слышишь? – громко выкрикнул он. – Черт побери! – тише добавил он и развернулся.

Немец не издал ни звука, но чутье безошибочно подсказало Линю, что он их заметил. Действуя инстинктивно, китаец рванулся вперед, навалился на немца всем телом. Короткая автоматная очередь полоснула стены пещеры, Юн сумел отвести дуло в сторону, вырвать оружие из рук немца.

– На помощь! – успел выкрикнуть тот. Это были последние его слова – недолго думая, Линь расстрелял его из пистолета-пулемета, которым немец был вооружен.

Товарищи убитого начали перекрикиваться, без сомнения бросились по направлению к коридору, в котором затаились китайцы.

– Скорее, Ли, уходим, – обратился Линь к своему товарищу, поднимая фонарик с пола.

– Отходился я, Юн, – тяжело дыша выдавил гоминдановец.

Линь направил свет фонарика на Ли у видел, что выпущенная немцем случайная очередь пробила ногу и нижнюю левую часть живота китайца. Зажимая рану, гоминдановец корчился от боли.

– Уж не сведу с тобой счеты никогда, – пробормотал Ли. А немцы уже приближались.

Юн бросился к Ли, подхватил его под плечо, попытался поднять на ноги.

– Брось, что ты делаешь?! – гоминдановец оттолкнул его. – Обоих погубишь. Давай оружие и уходи, может еще спасешься.

– Не препирайся, ты знаешь, я так не поступлю! – твердо произнес Юн.

– Значит, умрем здесь вместе. Не валяй дурака, давай автомат и убегай, да поскорее. Не хочу, чтобы моя смерть оказалась напрасной.

Линь застыл в нерешительности, не зная, как поступить.

– Да скорее же, идиот, они уже близко.

Решился, передал оружие некогда лучшему другу, в последний раз крепко сжал его плечо своей ладонью, посмотрел в темные глаза, которые заволакивала пелена.

– Прости, Ли. Я не мог иначе, не мог убить своего брата.

– Уходи уже, да быстрее же, идиот! И нож возьми, на случай встречи с тем, другим, что прошел мимо нас, – он передал клинок Юну.

Схватив пистолет-пулемет, гоминдановец, залег в выемке, направив оружие в сторону поворота. Линь же побежал вперед, освещая путь фонариком.

Юн не мог поручиться, что перед ним те самые пещеры, которые он с братом и отцом исследовал в детстве, но предчувствие подсказывало ему, куда и как двигаться. Сейчас должен быть резкий спуск вниз, если двигаться слишком быстро, можно упасть и серьезно ушибиться. Линь перешел на шаг и действительно обнаружил резкий перепад, походивший на обрыв. Хотел спуститься аккуратно, но в этот момент до него донесся шум стрельбы – немцы добрались до укрытия Линя. Кто-то громко застонал, еще пару очередей, а после тишина. Линь не стал гадать, чем закончилось дело, прыгнул вниз, не сумел устоять, упал на зад, но тут же встал и с трудом удерживаясь на ногах, стал спускаться по предельно крутому склону. Когда добрался до более пологого спуска, обнаружил тело немца, очевидно, Эрхарда, который оказался неосторожен, свалился и разбил себе голову.

Юн бегло осмотрел ранение – поврежден был затылок, как если бы немец пятился и оступился. Странное ранение, особенно с учетом осторожности Эрхарда – Юн помнил, как аккуратно тот крался по коридору пещеры мимо их с Ли укрытием.

Проверять, жив немец или нет, Юн не стал, схватил его оружие и фонарик, предварительно выключив его, побежал дальше вниз. Не успел удалиться на десять шагов, как услышал ругательства упавшего немца – они практически догнали Юна!

Не удосуживаясь смотреть себе под ноги, китаец побежал изо всех сил.

– Я слышу его, сюда! – завопил немец. – Эрхард, он убил Эрхарда!

Юн несся сломя голову, и вот что удивительно – доверившись инстинктам и интуиции, не задумываясь над своими действиями, он перемещался по лабиринту пещеры быстрее и увереннее, нежели до того, тщательно глядя себе под ноги и стараясь не двигаться слишком быстро, чтобы не свалиться.

"Мы были здесь не единожды, отец постоянно возил нас в эти пещеры, готовил к чему-то, пока со мной не приключилось нечто страшное", – подумал Юн. Однако, что именно произошло вспомнить не мог.

Еще метров за десять до поворота он знал, что там будет развилка, на которой следует повернуть направо. Дорога выведет его вглубь комплекса пещер, где будет легко укрыться от погони. Но именно там его могла ждать неотвратимая встреча с тем, что так напугало его больше десяти лет назад.

Еще несколько развилок, после обрыв, через который легко можно было перепрыгнуть, потом очередной крутой спуск, и, наконец, подъем. Юн настолько погрузился в процесс бега, что даже не прислушивался к звукам погони. А они, между тем, растворились в тишине пещер – немцы отстали, и никаких шансов догнать китайца у них уже не было.

Остановился Линь только когда достиг просторного грота. Переводя дыхание, весь превратился в слух, но различил лишь капель с потолка пещеры. Спасся!

Но почему же здесь так влажно? Юн осветил грот фонариком и обнаружил несколько небольших заполненных водой отверстий в полу пещеры. Вода мутная, болостистая, с теми самыми странными водорослями, которые китаец обнаружил на поверхности. Он знал о существовании подземных озер, но эти водоемы не походили на озера. Больше того – ямы не походили на естественные, их как будто кто-то вырыл. Юн подошел к одной из них. Наклонился над водой, посветил фонариком, отпрянул от отвращения – из воды на него смотрели чьи-то огромные уродливые белесые глаза. Но напугали они его не только своей уродливостью – эти глаза не походили на органы зрения ни одного живого известного Юну существа.

Китаец ощутил движение у себя за спиной, развернулся, направил луч фонарика в стену пещеры. Невнятное, серое, сливавшееся со стенами грота, мелькнуло и растворилось во тьме.

Он опять вспомнил прошлое, следующие день после ночевки у выемки. Юн почему-то отбился от брата с отцом, заблудился, но не испугался – темноты он никогда не боялся – а наоборот ощутил интерес. Углублялся и углублялся в пещеры, не отзываясь на крики отца и брата. Был чем-то обижен. Шел, будто зачарованный, пока не набрел на грот. Что-то слизкое, неприятное скользнуло по его ногам. Хвост? Щупальце? А потом он увидел нечто неописуемое, безглазую жуткую тварь, тянувшуюся к нему своими отвратительными отростками. Хотел броситься бежать, но с ужасом обнаружил, что не может двинуться с места. Каким-то образом чудище заманило его, как муху манит венерина мухоловка. А может быть его сковал нечеловеческих страх, заставивший сжаться все внутри при виде той жуткой твари? Как бы там ни было, Юн потерял сознание, а когда пришел в себя, над ним склонился перепугавшийся пожалуй не меньше его Линг.

– Тебе же говорили, не ходить по пещере в одиночку! Что бы мы делали, если бы с тобой случилась беда?! – брат едва не плакал, Юну от этого стало по-настоящему стыдно. Они все-таки прошли подземный лабиринт до конца, выбрались по ту сторону гряды.

– Монастырь, – прошептал вспомнивший прошлое Юн.– Там был какой-то монастырь или храм. Огромный, укрытый под сводом пещеры. Отец говорил, делалось это специально – даже с воздуха строение никто не сможет обнаружить. Строили его очень давно. Только зачем?

Вспомнить ответ на этот вопрос Линь не мог, даже если бы сильно постарался – он никогда внимательно не слушал и не вникал в сказанное отцом, потому не знал, кем и для чего строился храм.

– Нужно поскорее вернуться домой и отыскать Линга, – заключил Юн. Но сначала он пройдет через пещеры и выберется с той стороны.

С опаской поглядывая по сторонам, Линь быстро отыскал выход из грота. По прежнему чувствовал, как кто-то за ним следует, но выяснять, что за невиданные твари обитали в этих загадочных подземельях у Юна не было ни малейшего желания.

Он сильно устал, потому шел медленно, но примерно через час добрался до поворота. Там на стенах пещеры был отчетливо различим красноватый свет. Юн улыбнулся, погасил начавший выдыхаться фонарик, нашел в себе силы ускорить шаг, добрался до поворота и оказался у крутого склона. На верху маячило неширокое отверстие, в которое и проникали лучи заходящего солнца. Юн нашел выход из подземного лабиринта.

2

Осень 1935 года. Где-то в Тибете.

Луи Бюстьен с трудом разлепил, морщась от проникающего в комнату солнечного света. Помимо того, что он практически не спал этой ночью, они еще и здорово пили. Поэтому утро для слабого на спиртное Бюстьена превратилось в настоящую пытку. Налив себе в стакан желтоватой воды из кувшина(«Чистейшая вода», – на корявом английском убеждала его служанка-пакистанка, бог его знает как оказавшаяся в Тибете), выпил, достал из под подушки шкатулку, открыл ее, вытащил оттуда бумаги, стал разглядывать наименования селений. Никак не мог сконцентрироваться, разозлился на себя, на своих отца и сына(в первую очередь все-таки на отца), поставил шкатулку на шкафчик у кровати, лег. Начал потирать виски, стараясь ни о чем не думать. Не помогало. Голова продолжала трещать, как деревянный столб при сильном морозе.

Вздохнув, Луи закрыл глаза и вытянул руки вдоль тела, попытался составить план дальнейших поисков Линя. Когда вместе с сыном уезжал из Лондона и подумать не мог, что задача окажется практически невыполнимой. Надеялся на помощь отца, который как раз был в Китае, занимался скупкой представляющих ценность антикварных вещей у простаковатых китайских крестьян.

Вспомнив об отце, Луи не смог не улыбнуться. Старику Жану было уже семьдесят два, но никто никогда не дал бы ему больше пятидесяти. Светлые густые волосы сдобрены небольшим количеством седины, глубоко посаженный голубые глаза сверкают, словно сапфиры, гладковыбритое лицо напоминает слегка помятый лист бумаги – морщин немного, они неглубокие. Добавить к этому всегда витающий в воздухе рядом с Бюстьеном-старшим запах хорошего парфюма, со вкусом подобранную одежду и образ отца Луи окажется полным. Бодрый, живой, любящий кутеж и женщин, он запрещал на людях называть себя Жаном.

– Мой папочка, упокой Господь его грешную душу, – с хитрецой в глазах любил повторять отец, – назвал меня Жаном не подумавши. Ну какой из меня Жан, в самом-то деле. Жаны – это все подряд, а я уникален. И имя мне такое же положено. Потому и называй меня на старофранцузский манер Корентином. Услышу от тебя Жан, не посмотрю на твой возраст и выпорю, как в детстве.

Луи в ответ хохотал и иногда действительно с издевкой называл старика Корентином. Жан молодился, в отличие от сына легко переносил бессонные ночи за столом и быстро становился желанным гостем в любом доме, не смотря на свою хитрость и жажду наживы. Последние два качества были пожалуй единственными, которые Луи унаследовал от отца. Сын не любил кутежи, ни за чужой, ни тем более за свой счет, был прижимист и по натуре своей неряшлив. Лишь работая с клиентами он с великим трудом заставлял привести себя в порядок и подобрать подходящие для серьезной беседы вещи. Отличался Луи от Жана и в положительную сторону – в отличие от старика сын был человеком слова, и обещаниями не разбрасывался. Собственно, его внезапная поездка в Тибет служила ярким доказательством этого.

Напрасно француз надеялся, что в двадцатых шкатулка пропала из его жизни навсегда. Когда Арчибальд со своими друзьями явился к нему в дом, он чуть со стула не упал, увидев вещицу, хоть, как ему казалось, и сумел не подать виду. Одно утешала – шкатулка принадлежала Недведу, как того и хотел Линь.

"Найдите Недведа", – просил его китаец в занюханном кабаке на краю света.

В дверь комнаты Луи постучали. Он поморщился, но ответил:

– Войдите.

То был Жак, тоже с похмелья, мрачнее тучи. Свидетельство последствий вчерашней ночи на лице сына отчего-то развеселило Луи, даже голова стала болеть меньше.

– Чего такой надутый? Не понравился вчерашний праздник?

– Какой еще праздник, – прыснул Жак. – У нас такие праздники каждый день. Удивительно, как дед их переносит.

– Так это ж прекрасно, когда праздник каждый день. Такой и должна быть молодость, разве нет?

– Отец, мне не нравится это место. Давайте вернемся в Европу, наконец. Мы уже полгода в разъездах, разве вы не убедились, что ваши поиски бесполезны – человека, который вам нужен не найти.

– А я уверен в обратном, Жак. Его либо его детей мы определенно найдем здесь, в Тибете. Просто нужно подождать.

– И как долго вы собираетесь ждать?! – вспылил Жак. – Дедушка объяснил вам – в Китае война идет много лет, перебили кучу народа. Даже если нужный вам человек жив, он погибнет по дороге сюда – тибетцы открыто враждуют с китайцами, убивают любого, кто попадется на границе.

– Все так, но Линь прощелыга, каких свет не видывал, не думаю, что тибетцы смогут до него добраться, уж скорее сами себя перестреляют.

Жак вздохнул, присел в уголке на табуретку, та хрустнула и сломалась прямо под ним. Выругавшись он окинул полным ненависти взглядом деревянные стены, потолок и пол.

– Да как же вам не опостылело это место! – воскликнул он. – Какие бы обязательства вы не имели перед этим вашим китайцем, оно не стоит того, чтобы мучиться, жить в подобных клоповниках, крутиться с этими мерзкими узкоглазыми обезьянами!

– Ох, ты потише, а то мало ли – тут кто-нибудь говорит по-французски, – улыбнулся Луи, вспомнив, что и сам долгое время с брезгливостью и презрением относился к представителям монголоидной расы.

– Меня не жалко, так дело свое пожалейте, – не сдавался Жак. – Представьте, в каком упадке находятся наши магазины сейчас. Ими же никто толком не занимается. Клиенты уйдут к конкурентам!

– А когда мы вернемся с кучей тибетского антиквариата, снова прибегут к нам, да еще извиняться будут за то, что имели дело с какими-то пройдохами, которые содрали в три дорога за никчемные безделушки.

Жак всплеснул руками, видим, признавая поражение. Луи стало жаль сына, привыкшего к яркой городской жизни с балами, званными вечерами, встречами с миловидными француженками. Очевидно, последних юноше не хватало больше всего – местные девушки явно не вписывались в представления Жака о прекрасном поле, а с учетом его расистских наклонностей, пожалуй вызывали искреннее отторжение.

– Не расстраивайся, Жак. Обещаю, если до весны мы не наткнемся на след Линя, уедем отсюда до весны. К тому же, ты не справедлив, когда считаешь эту поездку моей очередной блажью. Видел, сколько вещей мы уже выкупили? Их будет еще больше, уж поверь мне. В двадцатые годы я приезжал сюда и прекрасно знаю, что местные крестьяне – люди практичные. Для них блюдо, изготовленное триста лет назад – просто предмет домашнего обихода, притом пришедший в негодность, который они охотно готовы обменять на новый. А местные таможенники люди еще более практичные и оценки стоимости твоего груза, пошлина на который отправится в казну правительства, предпочтут звонкую монету. Вести дела с настолько практичными людьми одно удовольствие. Притом удовольствие крайне выгодное. Поэтому, если тебе становится совсем уж тяжело, вспоминай о том, что прежде всего ты будущий продолжатель моего дела и как всякий антиквар готов терпеть бытовые неудобства ради приобретения исторических ценностей.

– Значит, раньше весны мы не уедем? – спросил приунывший Жак.

– Сожалею, но нет, – мягко отвел Луи.

Сын кивнул, направился к выходу, в дверях столкнулся со своим дедом. В отличие от Жака и Луи, Жан был как огурчик – свежий, умытый, причесанный, как всегда довольный собой и жизнью.

– Чего такой мрачный, Жак? Переживаешь, что проиграл деду в карты? Вместо того, чтобы дуться, о помощи попроси – человек я не посторонний, научу, как правильно кон разыгрывать.

– И вам доброе утро дедушка, – вяло произнес Жак и вышел из комнаты отца.

Старик проводил его неодобрительным взглядом.

– Похоже, мальчишка и от тебя и от меня понабрался только плохого, – заметил Жан. – Но по крайней мере слушает старших – когда прошу называть меня Корентином так и делает.

– Ты никак не угомонишься, отец, – хохотнул Луи.

– Ладно он, ты чего до сих пор валяешься, давно пора подниматься – нам ведь вместо тридцати километров придется все семьдесят отмотать.

– Почему? Я внимательно изучил карту, до той деревушки, о которой ты говорил...

– Сили, – подсказал Жан.

– Да, до Сили не больше тридцати. Понимаю, абсолютно доверять карте нельзя, но...

– Дело не в карте, а в самой Сили.

– А что с ней случилось?

– Опустела в один день. Ты застолья не любишь, а если бы знал, какую пользу приносят разговоры с пьяными местными, особенно когда сам ты гораздо трезвее, чем кажется окружающим, то не пренебрегал беседами за бутылкой спиртного. С месяц назад женщины из Сили перестали приходить на местные рынки. Большинству до этого дела не было, но один из уроженцев забеспокоился, выкроил время и сходил туда проведать своих. Знаешь что нашел? Пустые дома. Домашняя утварь, предметы гардероба, одежда – все на месте. Скот разбрелся, но какая-то часть продолжала наведываться к хозяйским домам в надежде быть накормленными. Такое ощущение, будто люди среди дня встали и ушли куда-то. Уже не первый случай, к слову. Мне об этом же еще до нашей с тобой встречи рассказывали, в начале лета. Поэтому идем не в Сили, а в Токо. Тоже старая деревня, крупная по местным меркам, улов будет богатым.

– Постой, отец. А что же произошло с жителями Сили? Неужели никто не станет выяснять?

– Сынок, – широко улыбнулся Жан. – Мы не в цивилизованном мире, где такими вещами занялись бы жандармы. Мы в центре варварского края, где царят законы дикой природы. Знаешь, сколько трупов я повидал за три года проживания здесь? Причем не просто трупов, а обглоданных падальщиками скелетов несчастливцев, попавших в лапы к не слишком любезным разбойникам? Тьму тьмущую. И знаешь, о чем думал, когда обнаруживал их? Хорошо, что это не я. Именно так, сынок. Ты ведь был здесь десять лет назад, видел, как в столице продаются украшения из человеческих костей. Кто-нибудь тогда боролся с этим? Черта с два. Каждый думал только об одном – хорошо, что это не мои кости.

– Неужели за десять лет ничего не переменилось?

– Ты вообще слушаешь, что я тебе говорю – это дикий край, время здесь подобно не реке, но озеру – все застыло и останется в неизменном состоянии, пока кто-нибудь не выроет канал. Поэтому я и люблю эти края – только здесь можно познать истинную натуру человека, укрощенного за годы жизни в тепличных условиях. Единственный вывод, который мы должны сделать из слухов об этих двух деревня – на дорогах Тибета нужно быть осторожнее, лучше всего закончить в Каме и перебраться в другую провинцию.

– Это невозможно, Линь будет искать меня здесь.

– Опять со своими глупостями. Сгнил твой Линь в могиле давным-давно, – фыркнул Жан. – Собирайся и уходим, пойду твоего внука расшевелю. Ночевать у дороги, когда ходят такие тревожные слухи, опасно.

Луи подчинился, стал собираться. Вещей у него было много и каждый раз складывая их, он ругался на себя за непрактичность – ну зачем было брать столько барахла? Возможно отец был прав и годы жизни в тепличных условиях разнежили антиквара и в общем-то бесполезный в походе вещи теперь казались ему необходимыми.

Закончив, Луи вышел из комнаты, в помещении харчевни отыскал хозяина и расплатился с ним, стал дожидаться отца и Жака. Первым появился сын, старик же заставил себя ждать еще двадцать минут.

– Не ты пугал меня перспективами ночевки у дороги? – с упреком спросил его Луи.

Жан только подмигнул ему.

– Не ворчи. Вещи на телегу и в путь.

– Постой, ты поговорил с хозяином о Лине?

Жан вздохнул.

– Прямо сейчас собирался. Деньги давай, – протянул ладонь старик.

– Ну ты и скряга, – усмехнулся Луи и дал отцу пару медяшек.

Жан подошел к хозяину и сносно заговорил с ним на местном наречии:

– Сюда должен был приходить человек, представиться Линем и спрашивать Луи Бюстьена. Ты ничего об этом не слышал?

Подметавший пол хозяин устало посмотрел на француза.

– Нет, господин, ничего такого не слышал.

– Тогда к тебе просьба, – Жан протянул ему медяшки. – Если объявится, скажешь, что Бюстьен его спрашивал. Только не забудь, у нас к нему чрезвычайно важное дело. Сделаешь – получишь в десять раз больше.

Посмотрев на перешедшие в его руки медяшки, хозяин энергично закивал, его глаза загорелись жадностью.

– Обязательно, господин Коретин. Когда вас ждать в следующий раз.

– Пока не знаю.

– А как же господин Линь узнает, где вас искать?

– Расскажи ему, что мы направились в Токо, там ему подскажут.

– Хорошо, господин, – хозяин поклонился.

– Ну, прощай, доброго дня.

– И вам того же, господин Коретин.

Луи, дожидавшийся отца у запряженной телеги, вопросительно посмотрел на старика.

– Все сделал, не переживай, – успокоил его Жан. – Но на успех не рассчитывай – я не сомневаюсь, что твоего Линя уже нет в живых.

Луи не обратил на слова отца никакого внимания, сел на козлы и, прикрикнув на лошадей, направил телегу в сторону Токо.

3

Август 1935 года. Тибет.

Карл Эмберх откинулся на спинку удобного кресла, правую руку положил на простенький деревянный стол, и постукивал пальцами по столешнице, локтем левой руки уперся в ручку, на ладонь же сложил голову и, слушая вполуха доклад Штейнера, смотрел в окно, окидывая взглядом построенную в кратчайшие сроки базу. Большую часть территории по-прежнему занимали походные палатки солдат, но несколько ключевых зданий – лаборатория, фельдшерский пункт, хозяйственные сооружения – выделялись на общем фоне. Довольно аккуратные, не смотря на то, что строились в сжатые сроки, большинство деревянный, но лаборатория и штаб-квартира коменданта, в которой сейчас заседал Штейнер, были изготовлены из кирпича. По периметру базы установили укрепления, совсем простые и скорее для самоуспокоения, нежели в виду острой необходимости – никто всерьез не верил, что местные когда-нибудь найдут базу и смогут организовать серьезную атаку немецких позиций.

Взгляд Карла приковала лаборатория, из которой периодически доносились человеческие крики. В первые месяцы подобное случалось крайне редко, но с прибытием японцев ситуация сильно изменилась. Солдаты с опаской посматривали на зловещее здания, гадая, что же делают внутри, с плененными тибетцами. Карл тоже гадал, но вмешиваться пока не хотел – портить отношения с Крузе не в его интересах.

– В целом японская делегация выразила глубокое удовлетворение результатами сотрудничества с доктором Крузе, хотела бы продолжить его на постоянной основе для чего просит разрешить представителю подполковника Исии остаться здесь.

– Вот как, – протянул Эмберх. – Когда они собираются уезжать?

– Послезавтра.

– Тогда завтра я переговорю с доктором Крузе. Если он согласятся на предложение подполковника, не вижу препятствий для этого. Доклад по инциденту в горах готов?

– Да, – Штейнер протянул бумаги Эмберху. – Мною были предприняты все необходимые действия, чтобы избежать жертв, однако солдаты ослушались приказа и начали преследование в пещерах, что категорически им запрещалось.

– Я это уже слышал. Что по китайцу?

– Из допроса его товарищей удалось выяснить, что он был командиром отряда, зовут его Линь Юн. В горах ориентируется превосходно, умелый стрелок, морально стоек, умен.

– Линь? – Эмберх хмыкнул. Неужели это тот самый Линь? Глупость, довольно распространенная фамилия в Китае.

– Да, именно так, – уверенно ответил Штейнер. – Вероятнее всего он погиб, заплутав в пещерах. По крайней мере, наши солдаты, караулившие у выхода из пещер две недели, не видели, чтобы он выбирался из оттуда. А не заметить его не могли. Он, конечно, мог найти другой выход – как вам известно, система пещер сложная, занимает огромную площадь, потому поручиться, что выбраться из нее можно только в одном месте я не могу. Однако, шансы случайно набрести на выход невелики.

– Так вы же говорили, что он опытный солдат, хорошо ориентируется в горах. Очевидно, знает, как вести себя в пещерах и находить выходы из них.

– Я только поделился своим мнением, – прочеканил Ганс.

Эмберх кивнул.

– Бумаги из Берлина, о которых я спрашивал, уже прибыли?

– Нет, однако непалец принес письмо от Шефера, которое тот просил передать вам.

– Давайте его сюда.

Ганс достал из черного кожаного портфеля запечатанный конверт, передал его Штейнеру.

– Это все? – Эмберх вопросительно посмотрел на Ганса.

– Да. Разрешите идти?

Карл опять кивнул. Когда Штейнер подошел к двери, остановил его.

– Постойте,Ганс, – задумчиво протянул Эмберх. – Все хотел спросить вас – а как вы относитесь к войне?

– Простите,– Штейнер непонимающе посмотрел на Карла.

– Как вы относитесь к войне, – повторил Эмберх, уверенный в том, что Штейнер и в первый раз прекрасно слышал вопрос.

– Как к ней должен относиться всякий солдат, – недолго думая ответил Ганс.

– А как к ней должен относиться солдат? – с усмешкой спросил Эмберх.

– Как к своей профессиональной обязанности.

– Вы правда служили в Веймарской армии? – поняв, что получить нормального ответа от безэмоционального Штейнера не получится, Эмберх перевел тему.