Текст книги "Ключ к загадке (СИ)"

Автор книги: Алексей Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

1

Лето 1935 года. Тибет, область Кам.

Тропа, по которой Юн поднимался, становилась пологой, постепенно переходила в широкую дорогу. Похоже, в этих местах часто бывали люди. Только было это давно – кирпич, из которого была выложена дорога, сильно потрескался и нуждался в замене. Но Юн у это не мешало, он быстро проделал путь в несколько километров, обращая внимание на то, как ландшафт вокруг него стремительно изменялся – голые горные склоны покрывались гигантскими вечнозелеными деревьями, вдоль дороги произрастал голый кустарник, покрытый снежными хлопьями. А потом Юн стал прислушиваться к себе, с удивлением обнаружив, что меняется не только окружающая его обстановка – меняется он сам. Странное ощущение умиротворенности и внутренней гармонии охватило его. Всё вокруг стремительно переменилось – снег, даже летом лежавший на серых камнях, сменился зеленым мхом, голые деревья покрылись почками, а кое-где появлялись зеленые листочки. Стало теплее, снег исчез окончательно, а робкая зелень на полуголых деревьях сменилась пышными вечнозелеными кустарниками. Юн вспомнил, что за последний день кроме сухарей, которые он всегда прятал у себя в шинели , он ничего не ел. Но, тем не менее, китаец почувствовал прилив сил. Неуверенная поступь в самом начале дороги сменилась бодрым шагом. А потом Юн побежал, так ему хотелось почувствовать, как холодный ветер будет хлестать его лицо, а мышцы нальются свежестью. Линь окончательно утратил связь с реальностью, он заново родился, смотрел на мир иными глазами. Он смутно осознавал, что такое влияние оказывает на него это место, но не пытался с этим бороться, наоборот, открывал свою душу для целительного воздействия гор.

А потом дорога кончилась – Юн очутился перед громадными воротами. И чудесное зрелище открылось ему: птицы, сотни, а может быть тысячи птиц облепили эти ворота, прижавшись друг к другу. Некоторые из них насвистывали приятные трели, некоторые то и дело отрывались от исполинской арки, проделывали круг в небе, отдаваясь на волю ветру и садились обратно. Юн понял, что этих животных охватило то же чувство, что и его. Свобода, никаких ограничений, пьянящее и дурманящее разум чувство вседозволенности. Ты делаешь только то, что тебе хочется. Не нужно совершать выбор между плохим и худшим. Нет вражды, ненависти и недоговоренности – ты открыт для мира, а мир открыт для тебя. Умиротворенность, отрешенность.

Юн закрыл глаза и присел на корточки, облокотившись на ворота. Он наслаждался песнями птиц, забыл обо всем том, что его тревожило, просто сидел, отдыхал и телом, и душой. Он мечтал о том, чтобы происходящее никогда не кончалось, чтобы он навечно оставался в этом рае на земле. И скорее всего, осуществил бы свою мечту, оставаясь сидеть здесь и погибать от голода, не осознавая этого, если бы не смутная тревога, сокрытая глубоко внутри, которая не давала ему покоя. Чем больше он сидел, тем сильнее становилось беспокойство, и даже фальшивая умиротворенность, навеянная этим местом, не могла заглушить голос ответственности.

"Вспомни о своем брате, о людях, которые пожертвовали собой, ради того, чтобы ты оказался здесь. А теперь посуди сам – имеешь ли ты право на то, чтобы сидеть и наслаждаться происходящим? Имеешь ли ты право сделать все жертвы, которые были и еще будут принесены, напрасными? А самое главное – представь, что будет, если они выследят тебя и убьют здесь, после стольких стараний. Не глупо ли это?"

Юн открыл глаза. Теперь все стало на свои места. Это место ловушка, которая притягивает к себе живых существ, суля мир и покой, а приносит только медленную гибель одурманенному. Пока Юн сидел, предаваясь грезам, наступил вечер. Китаец с ужасом отметил, что множество птиц, которые усеяли арку ворот, мертвы. Погибли от крайнего истощения организма. Но Юн не животное, он человек, он сумеет побороть себя, сумеет заставить встать на ноги. Китаец напряг всю силу воли, вспомнил лица тех, кем дорожил. Нелегко, ой нелегко было отказаться от покоя. Но когда Юн поднялся, когда отринул желание посидеть еще немного и позволить себе отдохнуть, закрыть глаза и раствориться, снова ощутил усталость и изнеможенность, он понял, что только сейчас обрел настоящую свободу. Потому что помимо желаний им двигали чувство долга и преданность.

– Надо идти дальше, я и так потерял много времени, – сказал сам себе Юн, окончательно удостоверившись в том, что справился с пагубным воздействием неизвестной силы. Нужно было узнать, что располагается за воротами, а затем найти способ пробраться через них. Немного походив вокруг, размяв ноги, которые затекли после нескольких часов сидения в неудобном положении, Юн принялся осматривать возникшее препятствие. Сделаны были ворота из дерева, украшены древними иероглифами, расшифровки которых Юн не знал. Плотники потрудились на славу – арка полностью перекрывала проход, не оставляя никаких шансов обойти ворота. А семиметровая высота не позволяла перелезть через них. Затруднительное положение. Юн отошел на несколько метров назад и окинул взглядом ворота. А потом, как вспышка молнии, в его голове мелькнуло воспоминание. Отец стоит рядом с ними, указывает на ворота и что-то говорит. Тогда Юн не особо внимательно его слушает, смотрит на птиц, которые облепили эти ворота, от скуки решает немного поиграть и кидает в них камнем, рассчитывая, что птицы испугаются и улетят. Но ничего такого не происходит – камень просто сбивает одного из воробьев, которые примостился на одном из столбов, которые держат ворота. А потом раздается противный чавкающий звук – птица падает с другой стороны, даже не попытавшись взлететь. Отец кричит на него, но Юн не слушает – он напуган произошедшим. "Это гиблое место, здесь нежно быть предельно осторожным". Так сказал отец, когда привел их сюда.

– Храм, как же я мог забыть! – воскликнул Юн, с усилием потирая свои виски. Он бывал здесь! А потом почему-то забыл об этом. Ведь отец так много времени посвящал тому, чтоб объяснить значение этого места, рассказать о его свойствах и о том, чего нужно бояться, а на что не обращать внимания. – Добраться до храма, я должен добраться и вспомнить. Юн разбежался и ударил препятствие плечом. Мертвые птицы попадали на землю, но ворота стояли. Юн повторил эту процедуру еще раз, затем еще и еще. В былые времена ворота выдержали бы, но не теперь, когда серьезно прогнили. Своими неистовыми атаками Юн просто переломил засов с другой стороны. Одна половина ворот со скрипом отворилась, и Юн увидел храм, древний, гигантский, заставляющий трепетать перед Богом, в честь которого он был возведен. Новое воспоминание – постамент внутри храма, украшенный руническими символами и рисунками, которые поясняли предназначение этого места.

– Что же говорил отец об этом постаменте? – Юн напрягся, пытаясь выудить из своей памяти слова, которые показались ему невероятно важными. Возможно, он вспомнит обо всем, когда войдет внутрь. И, поскольку иного выбора у него не было, Юн направился к храму, спрятанному от остального мира в тихой, неприметной горной долине.

Юн начал подниматься по ступенькам, ведущим в храм. Он не был знатоком архитектурных стилей, но угловатые переходы свидетельствовали о том, что храм можно отнести скорее к западным стилям, с их строгими углами, нежели к постройкам буддистов. Однако, когда его взгляд упал на верхушку, витиеватую конструкцию крыши здания, предположение о том, что здание было построено западными мастерами, отпало. Одним словом, без эксперта тут не обойтись. Но не это волновало Юна. "Когда-нибудь тебе может представиться возможность вернуться сюда, – говорил отец, – тогда ты должен будешь помнить о правилах поведения. Во-первых, мысли должны быть чистыми, как глубокие озера по утрам, во-вторых, намерения должны быть светлыми, как вершины гор зимой, в-третьих, ты сам должен быть готов к тому, чтобы выдержать испытание храма, должен осознавать ясно и четко цель, ради которой ты сюда пришел. И тогда, войдя в храм, ты поступишь правильно". Так их учил отец и велел передавать эту науку всем тем, кто попросит Линей отвести их в храм.

– Как я мог все это забыть, – Юн огляделся по сторонам. Горные вершине сияли в робком солнечном свете, гордые ели возвышались над воротами, ведущими к храму, птицы, очарованные безмятежностью этих мест облепили все склоны гор, крышу храма. До сегодняшнего дня никогда не вспоминал, ни о храме, ни о горном лабиринте, который к нему вел, а ведь это путешествие было настоящим приключением и должно было отпечататься в памяти.

Юн остановился на пороге, закрыл глаза, глубоко вздохнул и погрузился в себя. Зачем он сюда пришел? Что искал, ради чего старался? В голову ничего не лезло. Никаких ответов, только любопытство и предвкушение чего-то радостного. Китаец открыл глаза и толкнул деревянную дверь. Она на удивление легко распахнулась, и Юн увидел внутреннее устройство храма. Если снаружи храм восхищал своими размерами, то внутри все было обставлено скромно. Ни тебе гигантских статуй богов, ни орнамента, изображающего святых, ни икон, ни рисунков. Только огромные колонны, поддерживающие громоздкую крышу. Каждая из них была украшена древними иероглифами, которые Юн не мог прочитать. Это точно был не китайский. Линь пожал плечами и вошел внутрь, осматриваясь по сторонам. Комната, в которую он попал, была большой, широкие окна проделаны с четырех сторон, в центре каждой из стен располагалось по двери, всего их было четыре, включая ту, которая выводила на улицу. Юн прошествовал в центр зала, который был окаймлен колоннами и покружился на месте. Свет причудливо изгибался, то здесь, то там колонны отбрасывали свою тень, причем расположены они были несимметрично. Сначала Юн не обратил внимания на то, как ложатся тени колонн, но потом заметил, что под каким бы углом не располагалось солнце, тени будут образовывать одну и ту же фигуру. Еще один неизвестный иероглиф. В том, что основным предназначением колонн было образование этого иероглифа, Юн не сомневался. Постамент – вот что он хотел увидеть после стольких лет. Отчетливее всего он помнил именно его. Потому Юн решительным шагом направился к двери, расположенной напротив той, через которую он вошел. Китаец знал, что постамент расположен за ней. Память не подвела его – открыв дверь, Юн оказался в тесном помещении, в центре которого располагалась низкая широкая колонна, по бокам которой были вырезаны рисунки, не символы или иероглифы, а именно рисунки. Изображенный квадратный предмет – коробок или шкатулка – располагался на постаменте. Это было нарисовано со всех четырех сторон, и художество производило глубокое впечатление. Вроде бы ничего особенного, но в этом чувствовалась какая-то таинственная сила, вошедшего будто бы принуждали установить коробок в центр постамента.

Юн оторвал взгляд от колонны и увидел то, что искал. Несколько ступенек вели прямо к постаменту, на который падал один единственный луч света. Юн поднялся по ступенькам и начал осматривать его. Никаких узоров или орнаментов – голый камень, в центре небольшое отверстие для того квадратного предмета, который изображен на рисунке. Юн прикоснулся к отверстию и буквально почувствовал, как сила вливается в него. Торжество жизни и правды – вот что было здесь заключено, вот ради чего воздвигался этот храм. Он построен ни для богов, его предназначение – давать надежду людям. Теперь Юн вспомнил почти все, но это уже ничего не значило. Это место – средоточие великой силы, те люди, которые вынудили его бежать сюда, опасны, они не должны найти этого места, иначе его сила, призванная помогать, будет использоваться для причинения боли и страданий. В иероглифах, что изображены на стенах, кроется знание сотен поколений, тайное знание, которое могло стать оружием в руках плохих людей. Но самое важное – это маленький квадратный предмет, который следовало установить на постаменте. И сделать это должен человек подготовленный, ответственный, способный следовать правилам, которые передал Юну его отец. А пока необходимо сохранить это место в тайне, не позволить преследовавшим китайцем в туннелях людям его обнаружить. Юн попятился назад, не отрывая своего взгляда от постамента, а потом развернулся и вовсе побежал. Как можно скорее увести врагов подальше от этого места, не позволить им пробраться сюда. Отец учил, что они, возможно, единственные, кому известно о существовании храма и тайну эту нужно хранить для одного человека, которому когда-то помог его отец. Фамилия этого человека Недвед. И Юн, постарается ее сохранить, сделает всё, что в его силах. Китаец выбежал из храма, быстро добрался до подземелья и спустился вниз.

2

Лето 1922 года. Тибет.

Трясущейся рукой Луи Бюстьен копался у себя в кармане, выгребая остатки мелочи, с содроганием вспоминая, как он попал в этот переплет. Все началось еще во Франции, когда он попытался сбыть купленную у русского купца шкатулку втридорога. Не смотря на то, что вещь действительно старая, покупателя так и не нашлось. Все возмущались, что платить такие деньги за шкатулку, ни возраст которой, ни антикварную ценность никто не устанавливал, не готовы. Бюстьен шел на ухищрения, но следуя своим принципам никогда не врать, так и не сумел продать ее даже со скидкой. Слух о том, что француз хочет избавиться от ларца, быстро расползлась, коллекционеры заподозрили неладное, потому их не устроила даже цена со скидкой.

Бюстьен уже готовился продать ларец со смешной наценкой в сто процентов, когда начали происходить странные события. Порой ему казалось, что мир теряет краски и замирает, стал слышаться тихий щелчок, который (он готов был поклясться в этом) издавал механизм шкатулки. Наконец, к нему стала приходить странная покупательница, женщина почтенного возраста, абсолютно не следившая за тенденциями в мире моды и оттого порой выглядевшая нелепо. Удивительно, но обычно когда она приходила в магазин, улицы отчего-то пустели, других посетителей не было. Но самое странное – однажды Бюстьен отругал мальчишку, приносившего газеты и почту за то, что тот перестал справляться со своими обязанностями и все время опаздывал.

– Но мсье, я приходил в привычное для вас время, но вас не было на месте, – ответил мальчик на упрек. – Я звал вас, но никто не отклкнулся. А оставить посылку на столе не мог, вы должны были заплатить за нее и расписаться, потому пришлось прийти к вам снова, вечером.

– Быть такого не может, я ни на секунду не уходил с места. Иди отсюда, маленький лжец! – Бюстьен разозлился, но впоследствии, поразмыслив над словами мальчика, вспомнил, что тот должен был прийти в час, когда загадочная посетительница беседовала с Луи по поводу товаров. Выходит, всякий раз, когда покупательница приходила к нему в магазин, не прохожие пропадали с улиц, а Луи пропадал из магазина!

Любой другой на месте антиквара решил бы, что сходит с ума, но Бюстьен был уверен в своем психическом здоровье. Потому когда в следующий раз пришла та женщина, заговорил с ней напрямую. Она расхохоталась:

– Я уже устала ждать, когда же ты наконец догадаешься, – перейдя на ты, заявила женщина.

Она рассказала ему удивительные вещи о шкатулке, пообещала помочь найти место, в котором шкатулка способно выполнить любое его желание. Для этого нужно было бросить все и ехать в Тибет. Бюстьен поверил ей не сразу, но с того дня стал ощущать странную тягу к шкатулке. Передумал продавать ее, вечерами мог сидеть с вещицей и рассматривать незамысловатый узор, гадая, для чего же предназначен ларец. Все больше склоняясь к тому, что нужно ехать в Тибет, он не мог просто так бросить семью, потому с нетерпением ждал момента, когда Жак станет достаточно взрослым для обучение в закрытом пансионе. Когда мальчишке исполнилось семь, Луи отправил того на учебу, оставил магазин на отца, выписал некоторую сумму жене для содержания сына, сам отправился в Тибет.

С того дня и по сегодняшний он жил словно бы во сне, не до конца осознавая реальность происходящего. Мир сжался до размеров шкатулочного коробка. Не считаясь ни с какими тратами, Бюстьен двигался по направлению к цели – системе пещер, ведущих к заветному месту. Он осознавал, что помешан на безделушке, но ничего со своим помешательством поделать не мог.

Пока не очутился в одной забегаловке на краю мира, где во время трапезы его зазвали за карточный стол. По-прежнему пребывая в состоянии полудремы, он на автомате согласился, не понимая с кем садится за стол. То были отъявленные мошенники, не гнушавшиеся никакими методами получения долга с проигравшего. А с учетом того, что побеждали они всегда, Решившегося играть с ними за одним столом ждали серьезные неприятности. По несчастному стечению обстоятельств оказавшись в том же самом богом забытом кабаке, они обратили внимание на прилично одетого француза.

Именно игра возвратила Бюстьена к жизни. Стремительно расставаясь со своими деньгами, он вдруг осознал, что после поражения в этой раздаче платить ему будет просто нечем.

– Они требуют деньги, – заявил порядком напуганный провожатый, которого нанял Луи. – Я же говорил – нужно уходить, – заметил он.

Высыпав оставшуюся мелочь, Бюстьен со страхом в глазах посмотрел на партнеров по игре.

– Говорят, этого недостаточно, – заявил провожатый, вставший со своего места.

– Вот, возьмите это, загоревшись надеждой, Бюстьен достал из стоявшего у него в ногах рюкзака шкатулку. – Бесценная вещь. Объясни им, она стоит кучи денег.

– Им не понравится, – заявил провожатый, с опаской поглядывая на игроков. Это были последние слова, которые Луи услышал от него. Осознав, что благополучного исхода в данной ситуации быть не может, он рванул к двери и был таков. Бандиты подскочили, выбросили в угол комнаты шкатулку, перевернули стол. Они набросились на Бюстьена, один из них достал нож, стал бормотать что-то на неизвестном Луи языке.

Француз не знал, как быть и что делать, понимал, что ценой игры, в которую он опрометчиво вступил, может стать его жизнь.

"Или свобода", – подумал он, вспомнив о рабах, торговля которыми открыто велась на дорогах Тибета.

До смерти напуганный он пытался бормотать что-то в ответ на угрозы тибетцев, но они не стали его слушать, принялись избивать. Неизвестно, чем бы это кончилось, если бы в дело не вмешался китаец, появившийся неизвестно откуда. Он уверенно начал переговариваться с бандитами, его слова возымели действие – Бюстьена отпустили, разошлись.

– Все хорошо? – на сносном английском спросил китаец Бюстьена.

– Кто вы? Что вы им сказали? – вместо ответа спросил обнадеженный Бюстьен.

– Меня зовут Линь Ганг, я хочу вам помочь. Сказал, что вы иностранец, следом за вами идет экспедиция, вас будут искать и из-за этого у них могут возникнуть проблемы.

Тибетцы, обыгравшие француза, что-то стали активно объяснять Линю. Тот отмахнулся.

– Требуют денег прямо сейчас.

– Но я отдал им все, что было!

– Не волнуйтесь, сейчас я улажу этот вопрос.

Он подошел к одному из тибетцев, отвел в сторону и принялся что-то нашептывать на ухо. Двое других стояли и громко сопя мерили оставашегося у стены Бюстьена недобрыми взглядами.

Похоже, Линю удалось о чем-то договориться с тибетцем, тот позвал своих друзей и они спешно покинули помещение.

– Как у вас получилось уговорить их?

– Я сказал, что когда придут остальные члены экспедиции, то они справедливо примут вас за жертву обмана и заберут вообще все деньги, которые вы им отдали. Посоветовал уходить и довольствоваться малым.

– Не представляете, как я вам благодарен, – выдохнул перепуганный Луи. – Меня зовут Луи Бюстьен, и я твердо намерен отблагодарить вас за помощь. Я состоятельный человек, только скажите, где и когда вам удобно получить деньги...

– Постойте, – мягко остановил его китаец. – Но мне не нужны деньги.

– Тогда чего вы хотите?

– Вы, вероятно, не помните меня, но пару дней назад мы виделись с вами в соседней деревушке. Там я заметил, что в руках вы держали старенькую шкатулку. Она была очень похожа на ту, которую я ищу очень давно. Если бы вы могли подарить ее мне.

– Конечно-конечно, – оживленно закивал Бюстьен, готовый с легкостью избавиться от проклятого ларца, из-за которого он чуть жизни не лишился. – Я пытался расплатиться ею с ними, но они не захотели, выбросили ее в тот угол, – Луи указал место, на которое, по его мнению, упала шкатулка. Но там ничего не было. – Готов поклясться, видел, как она туда отлетела!

– Постойте, – Линь направился к перепуганному владельцу заведения, с опаской поглядывающему в их сторону и до сих пор не решившегося заняться приведением своего заведения в порядок, о чем-то с ним поговорил, потом вернулся за столик к французу.

– Он видел, как ваши партнеры по игре унесли ее.

Бюстьен схватился за голову.

– Какже так, – выдохнул он. – Уверю вас, если бы я знал, что вам нужна эта шкатулка, ни за что не отдал бы ее этим подлецам!

– Ничего. У меня есть еще одна просьба. Вы англичанин?

– Нет, француз.

Линь покачал головой, тем не мене продолжил.

–Мне бы хотелось, чтобы вы отыскали лорда Недведа. Эта вещь, которая была у вас, по праву принадлежит ему. Ничего ему не говорите, просто узнайте, где живет и как с ним связаться. И оставьте свой адрес, когда придет время, я вам напишу и попрошу привезти лорда сюда или в Китай. Это будет лучшая плата за мою помощь.

– Конечно, если бы у меня только было перо или ручка. Постойте, – Луи встал с места, под перевернутым столом обнаружил свой рюкзак, порылся в нем, отыскал блокнот и шариковую ручку, удовлетворенно хмыкнул, вернулся за стол и быстро написал свой парижский адрес.

– Вот. Непременно пишите, – протянул он вырванный листок Линю.

– Благодарю вас, – поклонился китаец. – И еще одна вещь. Я не уверен, что смогу заполучить шкатулку, поэтому если вдруг вы снова с ней столкнетесь, то обязательно найдите меня.

– Если хотите, я могу попытаться выкупить ее у владельца.

– Не нужно, просто найдите меня сразу после того, как столкнетесь с ней.

– Но как мне вас отыскать? Постойте, – Бюстьен вырвал лист, протянул его китайцу. – Оставьте свой адрес.

Китаец захохотал, откинувшись назад, отсмеявшись, серьезно посмотрел на Бюстьена.

– У меня нет дома, написать мне не получится. Найти будет не так-то просто. В Тибете я бываю каждый год, поэтому вам придется приехать сюда и поинтересоваться у трактирщиков. Найти меня будет не просто, но вы сами сказали, что считаете себя обязанным...

– О, в этом можете не сомневаться, – оживленно принялся успокаивать китайца Луи. -Я найду вас даже если придется объехать весь Тибет вдоль и поперек, обязательно найду.

– Найдите Недведа, – напомнил китаец.

– И Недведа найду, обязательно.

– Я верю вам. И один совет – уезжайте отсюда поскорее. Как только мой обман раскроется, они начнут вас искать.

Бюстьен прислушался к совету Линя и уехал из того поселка сразу после их разговора. Он сумел пересечь Тибет без приключений и, добравшись до первого крупного городка, отправил телеграмму во Францию, попросив денег на обратную дорогу. Уже осенью Луи вернулся в Париж, где вернулся к своей работе. Но о данном Линю обещании не забыл, разузнал все о лорде Недведе, сумел завести с Гербертом знакомство и даже продать ему пару старинных предметов. С того самого момента он не выпускал семейство Недведов из виду, терпеливо дожидаясь письма Линя.

3

Август 1935 года. Тибет.

Японцы ушли, пообещав в ближайшие месяцы прислать знакомого с немецким языком медика для работы с Крузе. Вопреки ожиданиям Эмберха, крики и стоны, доносившиеся из лаборатории, не прекратились, а только усилились. Он планировал использовать это в своих целях, дождаться, когда Штейнер начнет колебаться – ведь ни один нормальный человек не сможет сохранить душевное равновесие, каждые день слыша эти чудовищные звуки – намекать на то, что Кроненберг был в курсе работ, которые собирался вести Крузе, таким образом подорвать преданность Ганса его руководителю, а после вмешаться и положить конец бесчинству доктора, тем самым расположить Штейнера к себе. Но, как ни тяжело было это признавать, Эмберх не мог выносить криков пленных, судя по всему подвергающихся немыслимым пыткам. Когда он поймал себя на мысли, что боится проходить рядом с лабораторией, увидел, что у солдат, ночевавших неподалеку от неё, черные круги под глазами, понял – продолжаться так дальше не может. Плевать на Штейнера, плевать на Кроненберга, даже на шкатулку плевать.

Он никогда не отличался сентиментальностью, без труда мог застрелить человека, но и бесчувственным животным себя не считал, был не в состоянии подвергать людей бессмысленным пыткам, и не намерен мириться с подобным со стороны кого бы то ни было.

Через четыре дня после отбытия японской делегации Эмберх направился в лабораторию поговорить с Крузе. Столкнулся с ним у входа.

– Доктор, у меня к вам разговор, зайдите ко мне немедленно.

Тот презрительно хмыкнул.

– Я очень занят, Карл, и не могу тратить свое время на болтовню. Хотите сказать – говорите здесь и сейчас.

– Как пожелаете, – Карл холодно посмотрел на него. – Ваши эксперименты в том виде, в котором вы их проводите, должны прекратиться. Крики и стоны ваших подопытных подрывают моральный дух солдат. Применяйте анестезию, усыпляйте их, поступайте как знаете, но не смейте мучить живых людей!

Крузе снова хмыкнул.

– Карл, мой мальчик, – хамски начал он. – Обратитесь к Гансу Штейнеру, он популярно объяснит вам полномочия командующего базы. Я вам не подчиняюсь, только полковник Кроненберг может указывать мне, что и как делать, а он в курсе моих работ, считает их чрезвычайно важным и интересными. Поэтому поступать я буду так, как посчитаю нужным. Вам это понятно?

Эмберх молчал, сверля доктора пылающим взглядом.

– Единственное, что могу вам пообещать, – растеряв былую уверенность, смягчился Крузе, – как только появится такая возможность, я прибегну к анестезии.

Эмберх ничего не ответил, ушел к себе, заперся сел у окна и стал наблюдать за лабораторией, прокручивая в голове возможные варианты дальнейших действий. Потом увидел, как ведут одного из китайцев, захваченных во время вылазки в горы. Тот дрожал всем телом, но сопротивляться конвоирам не мог. В этот момент китаец напоминал барана, которого вели на убой.

Эмберх отвел взгляд в сторону, что-то зашевелилось внутри. Он прекрасно знал – нельзя смотреть на врага, как на человека, иначе в какой-то момент начнешь испытывать к нему сострадание, которое помешает спустить курок в нужный момент. И даже плененный враг по-прежнему враг. Эмберх вынятунл руку, начал нервно стучать пальцами по столешнице, мотать головой из стороны в сторону. Пытался выбросить образ китайца, бредущего к лаборатории, из головы, но не получалось. Стало казаться, что пленный в последнюю секунду посмотрел в сторону Карла, с мольбой о помощи.

Окно в кабинете Эмберха было открыто, поэтому когда громкий из лаборатории донесся громкий, полный отчаяния крик, Карл услышал его. Немец вскочил, стал ходить из стороны в сторону, а китаец голосил громче прежнего, изредка затихая.

Очередной вопль, от которого даже у памятника сжалось бы сердце, Эмбюерх подскочил к окну, выглянул наружу. Находившиеся поблизости солдаты испуганно переглядывались между собой, некоторые уходили подальше, лишь бы не присутствовать в лагере во время экзекуции.

– Хватит! – прорычал Эмберх. – Довольно!

Он схватил пистолет, выбежал наружу, в мгновение ока пересек лагерь, ворвался в лабораторию, отдернул ширму, за которой Крузе творил свои злодеяния до того, как доктор успел отойти от тела китайца.

На войне Эмберх видел всякое – и то, как снаряд выворачивал человека наизнанку, дробил на части, отрывая руки и ноги, но то, что увидел на столе Крузе... Не долго думая, приставил пистолет к голове судорожно глотавшего воздух китайца, выстрелил. Попытавшегося помешать его доктора отшвырнул свободной рукой, как тряпичную игрушку.

– Что вы себе позволяете?! Да я уничтожу тебя, подлеца! – завопил Крузе.

Эмберъх не обратил на эти слова никакого внимания. Когда убедился, что китаец мертв, отложил пистолет в сторону, подошел к пытавшемуся сопротивляться доктору, левой рукой схватил за грудки, правой ударил под дых, после зажал воротник и ударил Крузе головой о стену. Тот растянулся на полу, сжался в клубок, после удара никак не мог набрать в легкие воздуха.

– Слушай и запоминай! – подошел к нему Эмберх. – Ты видишь здесь Кроненберга? Может быть Штейнера? Главный здесь я и подчиняться ты будешь непосредственно мне. Если еще раз посмеешь ослушаться, я обещаю, что одними ударами ты не отделаешься. Горы Тибета – опасное место, и пропасть без вести здесь может любой, даже известный берлинский медик Крузе. А уж что с ним случилось – сам он сгинул или ему кто помог – того никто не узнает. В таком месте перечить мне не самое умное решение! Продолжатся подобные опыты, получишь возможность убедиться в этом еще раз. В последний раз!

Вполсилы пнув валявшегося на земле Крузе, Эмберх направился к выходу, когда у него на пути возник вооруженный Штейнер. Карл перевел взгляд в сторону своего пистолета – далеко. Если Штейнер начнет стрелять, Эмберху нечем ответить.

– Что здесь происходит? – Штейнер окинул помещение лаборатории взглядом.

– Ничего особенного, – Эмберх улыбнулся, сделал шаг по направлению к Гансу.

– Оставайтесь на месте или я буду стрелять, – невозмутимо произнес Штейнер, направив пистолет на Эмберха. – Доктор, что с вами? Вы живы?

Крузе закряхтел, пытаясь что-то произнести, но у него не получилось. Ганс скривился, посмотрел на Эмберха.

– Вы понимаете, что этот поступок не пройдет для вас бесследно? С настоящего момента вы под арестом.

– Ганс, боюсь, вы не располагаете полномочиями, необходимыми для взятия меня под арест.

– Полковник Кронеберг оставил недвусмысленные распоряжения на этот счет. Если вы выйдете за рамки дозволенного, я имею полное право арестовать вас, в случае неподчинения – стрелять.

– Я вышел за рамки дозволенного. Позволите показать вам? – он медленно прошествовал к ширме, отдернул ее, показал изуродованное тело китайца Штейнеру. – Он был жив, когда я сюда пришел.

Впервые Эмберх увидел, как эмоция появилась на лице Штейнера: Ганс побледнел, сделал шаг назад, видимо, не веря своим глазам. Впрочем, солдат довольно быстро справился с охватившими его чувствами.

– Доктор Крузе, что вы делали с этим человеком?

– Прежде всего, – успевший оклематься доктор, сумел сесть на полу и посмотреть на Ганса, – я бы хотел, чтобы вы расстреляли этого подлеца. Он угрожал мне убийством и непременно убил бы, если бы вы не вмешались.