Текст книги "Стародум. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Алексей Дроздовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

– Что? – спрашиваю. – Что здесь произошло?

– Они попытались сбежать, – отвечает Неждан.

– В смысле сбежать? Куда сбежать?

Брат пожимает плечами.

– Откуда ж я знаю?

От вида стольких разорванных человеческих тел меня замутило. Пришлось опуститься на четвереньки и некоторое время стоять так, борясь с подкатывающей рвотой и кружащейся головой.

Здесь сидели пятеро обыкновенных людей. Это не были чудища, которые преследовали нас в восточных лесах, у них не было сотни зубов в длинных пастях, они не плевались ядом, не хватали за ноги своими хвостами. Просто люди. Самые обыкновенные, которые едят хлеб, пьют воду и гадят в отхожую яму. Наверняка у некоторых есть семьи.

Сука…

Никто из них не пытался сбежать – это обыкновенное враньё. Настолько глупое и очевидное, что его раскусил бы и ребёнок. Неждану просто очень хотелось кого-нибудь прикончить, и он это сделал. Стоило мне только выйти, как он поднялся со своей койки и прикончил бедолаг. Они наверняка пытались сопротивляться, но что они могли сделать человеку с его уровнем силы?

– Никто из них не пытался сбежать, – говорю.

– Пытались, – возражает брат.

– Нет. Им не за чем было куда-то бежать. Они считали, что мы спокойно уйдём отсюда, и всё с ними будет в порядке.

– Тебя здесь не было…

– Хватит! – кричу так громко, что мой голос эхом прокатывается по залу.

Неждан затыкается, проглотив то, что хотел сказать. Я знаю, что кричать на такого сильного человека – опасно. Если он вдруг решит открутить мне голову точно так же, как пятерым людям до этого, мне будет трудно такое остановить. Однако мы находимся поблизости от деревни, где на мой выбор представлена уйма всевозможных сил. Уж какую-нибудь я смогу найти, чтобы противостоять его грубой мощи.

– Не надо держать меня за дурака. Это у тебя руки, способные проломить любую стену, но я, сука, умнее тебя! Ты, по сравнению со мной, ёбаный кретин! Дебил! Тупорылый идиот, не понимающий малейших вещей.

– Я… – начинает брат, но я снова его прерываю.

– Ты хотел убить их, и ты их убил. Да, они были нашими врагами, но я не хотел их трогать и прямо сказал тебе об этом. Ты же ослушался моего приказа. Не только как старшего брата, но и как господина. И не в первый раз. Сначала ты устроил балаган в детинце, из-за чего мы вообще оказались в этих ебенях, а теперь ещё и это. Что мне с тобой делать? А? Скажи мне.

– Ты прав, – неожиданно быстро соглашается брат. – Это я виноват.

– И это всё? Думаешь, что раскаешься, и получишь прощение?

– Если хочешь… я могу спуститься в темницу Стародума, как только мы вернёмся.

– В темницу он спустится, болван. Ты даже не можешь понять, что темница не является темницей, если сидеть в ней добровольно. Да и я не смогу отправить тебя в заточение после того, как ты столько раз спасал мою жизнь от чудищ.

Неждан стоит с таким бедным видом, будто он – нашкодившая собака. Но я не куплюсь на эти бедные глазки и раскаивающееся лицо.

– Ты получаешь моё последнее прощение, – говорю. – Ещё раз ослушаешься – я изгоню тебя из Стародума. Будешь дальше таскаться по княжествам, как делал это всю жизнь.

– Ладно…

– Я говорю серьёзно, ты понимаешь? Скажи, что понял, чтобы мы больше никогда не возвращались к этому вопросу.

– Понял, – отвечает брат.

Выходя с заставы, у меня внутри сидит чувство вины, будто это я собственноручно прикончил всех этих воинов. Отчасти так и есть: это я не уследил за братом, позволил ему устроить кровавую баню. Но самое обидное, что я дал им слово…

Они служили у людоеда, но это делало их врагами лишь отчасти. У нас не было потребности в их убийстве. Я легко могу сжать сердце и переступить через жизни людей, которые хотят отнять мою собственную, но когда мне ничто не угрожает, то я не смогу поднять руку на другого. Я считаю это здоровым состраданием. Не излишним, не недостаточным. Именно таким, какое оно должно быть у нормального человека.

Весь день мы перемещаемся по лесам, избегая самым глухих мест, чтобы не попасться к новым чудищам.

К вечеру, как и планировали, возвращаемся в Стародум. Крепость встречает нас неимоверно высокими стенами, от вида которых я успел отвыкнуть. Пока вражеских армий поблизости нет, значит междоусобица до нас не добралась.

Глава 20

Никодим никогда бы не подумал, что храмы и святыни в Киеве окажутся не самым большим удивлением в его странствиях по югу.

– Это что за мать-перемать? – в удивлении произносит он.

Стоило им со Светозарой немного отдалиться от города, как на горизонте показались высокие каменные шпили.

– Ты и сам знаешь, что это такое, – отвечает девушка.

– Да, но чтобы так…

Путь им перегородила горная гряда. Все люди слышали, что в Киеве восседает Черногор, который отгородил княжество от врагов с помощью своих сил. Но увидеть воочию… очень впечатляет! Причём видно, что это не естественный ландшафт: обычно горы постепенно увеличивают свою высоту, начинаясь с пологих склонов. Здесь же горы больше всего напоминают стену, через которую не перебраться без крюков, верёвок и подобного снаряжения.

Сначала идёт гладкое поле, а затем резкая чёрная скала, взмывающая в небо.

Будто бы кто-то воткнул их в землю гигантской рукой.

Говорят, Черногор до эпохи безумия был обыкновенным воином, даже лишился ноги в одной из битв, но началась эпоха безумия, и он получил возможность повелевать землёй, даже не землёй, а скалами в ней. Никодиму очень хотелось посмотреть на этого человека хотя бы мельком, но увы… простолюдинам не часто удаётся застать знатных особ.

– Ну и зачем они тут? – спрашивает Светозара. – Зачем понадобилось всё княжество горами окружать?

– От кочевников, – отвечает Никодим.

– Думаешь, они не найдут какого-нибудь способа перебраться через них? Думаешь, какие-то дурацкие горы остановят большую армию?

– А то! Если эти ублюдки вернуться на наши земли, то увидят здесь горы и повернут севернее. Зачем им карабкаться куда-то, если есть столько княжеств для разорения? Черногор здешний не лыком шит. Себя защитил, всю угрозу на других направил.

– А торговцы как? – не унимается девушка. – Как им перелезать через них с повозками.

– Думаю, горы не сплошные. Где-то здесь должен быть ход.

Так и оказалось.

Они шли по широкому тракту от Киева на Север, и эта дорога вывела их прямо к прорехе в горной гряде – один из немногих путей, каким люди приходят и покидают Киевское княжество. Если начнётся полномасштабное вторжение, то проход попросту завалят.

Однако создавать горы наверняка не единственная сила Черногора. В эпоху безумия чтобы завоевать власть нужно уметь убивать людей, ещё и свою собственную жизнь защищать. Возможно, он умеет раздвигать землю в стороны, скидывая неугодных в пропасть, или создаёт под ногами врагов острые шпили, протыкающие их насквозь. А на ночь создаёт себе целый лабиринт комнат в горе, чтобы убийцы не добрались. Только так можно остаться живым, когда столько людей хочет силой отнять у тебя положение.

Киевское княжество – одно из трёх, где долгое время не менялся князь. В Новгороде двадцать лет сидел безумец, во Владимиро-Суздальском – людоед, а здесь – Черногор. Во всех остальных за долгие годы сменились сотни правителей, некоторые из них не продержались у власти и одного дня.

– Как думаешь, нас пропустят? – спрашивает Светозара.

– Должны, – отвечает Никодим. – Скорее всего проход в горах всегда открыт. Сюда же люди со всей Руси ходят, чтобы на храмы посмотреть. Да и торговцев море.

Оказалось, что основная сухопутная дорога из Киева на север пролегает по узкой тропе между нависающими скалами: места хватает ровно столько, чтобы двум повозкам разъехаться. Стерегут же его пара десятков солдат в двух высоких, каменных башнях, по обе стороны от дороги.

Никто не задал им никаких вопросов, не остановил, не потребовал показать, что они несут с собой. Без каких-либо проблем они вышли с Киевской земли, и оказались на Черниговской. По всей видимости, на простолюдинов здесь всем плевать.

– Заметил, что мы не наткнулись на разбойников? – в задумчивости спрашивает Светозара.

– Ага.

– Наверное, они не любят слишком оживлённые дороги. Им одиночных торговцев подавай.

– Всё ещё впереди. Скоро дорога разойдётся в разные стороны, и мы останемся на ней одни. Так что готовь свой огонь, нужно будет поджечь пару грязных, давно не мытых задниц.

Однако никто на них нападать не стал, что стало вторым большим удивлением. Между Новгородом и Владимиром такое большое количество грабителей и убийц, нападающих на торговцев и путешественников, что путешествовать без охраны – полнейший идиотизм. Здесь же они идут вдвоём уже целый день, в красивой, дорогой одежде, и при этом никто не тычет в них ножом, не требует отдать всё, что они имеют.

– Думаю, это дело рук Черногора, – произносит Никодим. – Это он разогнал разбойников на главном тракте.

Вслед за первым днём, второй оказался точно таким же спокойным. Никодим собирался к вечеру добраться до Чернигова, однако путь оказался слишком далёким, поэтому до города они чуть-чуть не дошли.

– Почему ты такой весёлый? – спрашивает Светозара.

– В каком смысле?

– Мы же идём искать человека, который мучил тебя в детстве. Я думала, ты будешь мрачный как смерть, а ты почти всю дорогу улыбаешься.

– Как бы тебе сказать… Я ненавижу Стихаря всей душой, это больной сукин сын. Но при этом я жалел, что не успел ему высказать всё, что о нём думаю, чтобы он увидел всё презрение, которое я к нему испытываю. Хочу, чтобы он узнал, что я считаю его жалким, маленьким человеком. Теперь же у меня появился шанс бросить всё это ему в лицо.

– И поэтому ты такой весёлый?

– Наверное…

– Расскажешь, как именно ты оказался у него в руках?

– Это очень короткая история, на самом деле. Как-то я очень сильно заболел, думал помру. Болезнь в то время ходила по городу, в храмах называли её крысиной озенью. Люди теряли силы, падали без сознания, их рвало, кожа гнить начинала. Самых тяжёлых свозили в больничные кельи, а за беспризорниками, вроде меня, присматривали от случая к случаю, если у монахов время оставалось. Десять лет назад попы ещё не умели так хорошо лечить, как они сейчас это делают, поэтому за многими приходилось ухаживать старыми методами: травами и кровопусканием, чтобы гуморы плохие вышли. Тогда-то и появился Стихарь.

– Он тебя вылечил?

– Нет, но он нашёл того, кто это сделает. Стихарь привёл епископа, у которого ещё оставалось немного благодати для помощи страждущим. Епископ исцелил всех детей, до которых дотянулся. Там-то Стахарь меня и забрал… конец истории. Следующие два года я провёл в подвале старого, сгоревшего дома, боясь говорить человеческим языком, чтобы меня не избили до полусмерти.

– Падлюка какая! – с яростью шипит Светозара.

– Это да, – подтверждает Никодим. – Это да.

Но не смотря на всю ненависть к человеку, к которому они сейчас идут, Никодим пребывает в превосходном настроении. Он давно не чувствовал себя таким живым, таким здоровым и полным сил. Оказывается, у него всё это время были внутри мысли и слова, которым не было выхода. Теперь же он найдёт этого человека и всё ему выскажет! Избавится от груза, который много лет лежал у него на плечах.

Он даже принялся насвистывать, припрыгивая на каждом шагу.

Настроение передалось Светозаре, девушка тоже заулыбалась. Плевать, что их забросило так далеко от дома, и им ещё понадобится много времени, чтобы вернуться. Когда ещё выпадет шанс побродить в таких далёких землях и посмотреть, что тут да как. А в Черниговском княжестве и правда замечательно! Погода – прекрасная, трава – зелёная, закат, запахи ранней осени.

А ещё деревушка впереди виднеется, так что у них наверняка получится переночевать где-нибудь.

Всё происходит именно так, как и должно происходить.

«Тишай», – гласит деревянная табличка, прибитая к дереву. Странное название для деревни, находящейся между Киевом и Черниговом. Больше подошло бы маленькому поселению в глухомани, а не поблизости от оживлённой дороги.

– Туда! – Никодим указывает на церквушку, виднеющуюся на возвышении. – Там нас обязательно примут на ночь.

– Тебя – может быть, – отвечает Светозара. – А меня – нет. Ваша святая сила почитателя старых богов за порог не пустит.

– А, ну да… Постоянно забываю, что ты из язычников. Я спрошу у попа, может у него найдётся сарай, чтобы и тебя пристроить.

– Вот уж спасибо!

Деревушка оказалась на удивление безлюдной. Домов в ней много, причём многие довольно новые: из свежего сруба, с ровными крышами, но при этом на улице никого нет. Неужели тут водятся некие страшные чудища, что люди прячутся в избах уже на закате?

Немного приблизившись к цервушке, стало ясно, почему никого не было видно: все люди собрались на службу. Целая толпа народа затолкалась в церковь, а некоторым пришлось стоять снаружи, поскольку места совсем нет.

– Хм, – произносит Светозара. – Как странно.

– Ты о чём?

– Не знаю как это описать… обычно когда я приближаюсь к церквям и храмам, у меня внутри всё сворачивается. Я чувствую, будто мне там не рады. Здесь же всё нормально.

– Это от попа зависит, – пожимает плечами Никодим. – Если поп рад в обители Господа почитателям старых богов, то они вполне могут зайти внутрь.

– Наверное…

– Меня другое удивляет: когда Игнатий в Вещем службу устраивал, туда не так, чтобы много человек приходило. Даже в Киеве ты видела, сколько человек было в храме, а здесь вся деревня собралась. Не удивлюсь, если на службу и хромые, и больные пришли.

Никодим приближается к церкви решительно и с энтузиазмом, в то время как Светозара идёт неуверенно. Хоть святая сила и не преграждает ей дорогу, но она всё равно ждёт, что небеса разверзнутся и с неба в нёй ударит молния, поскольку она ступила на запретную для неё землю.

Подойдя достаточно близко, задние ряды людей оборачиваются. Никодим видит улыбки, вспыхнувшие на суровых лицах мужчин и женщин. Причём непонятно: они рады гостям или любезно встречают именно людей в дорогих одеждах. Так или иначе, никто их отсюда прогонять не собирается. Это уже хорошо.

В церквушке же Никодим замер – за кафедрой оказался сам Стихарь.

Его враг.

Его мучитель.

Человек, которого он ненавидит больше всего и больше всех на свете. У него аж мурашки пошли по всему телу! Столько времени этот человек приходил к нему в кошмарах, столько времени он представлял их возможную встречу, и вот она произошла. Всё взаправду. Даже и не верится… это всё равно, что оказаться рядом с самим дьяволом.

Постаревший на десять лет, но всё ещё живой. В последний раз, когда Никодим видел этого человека, он лежал на холодной земле с пробитой головой, и кровь тёмной лужей растекалась в стороны. Крови было столько, что невозможно было даже представить, что Стихарь каким-то образом выживет.

– Это он? – спрашивает из-за плеча Светозара.

– Он, – подтверждает Никодим.

Слишком часто он видел это лицо, будучи пленником. Он смог бы узнать его даже в толпе с большого расстояния. Каждая чёрточка отпечаталась в сознании. Правда сейчас он выглядел иначе, чем все те разы, когда спускался в подвал с едой. Прямо в верхней части лба у него красуется зажившая вмятина с волосами, торчащими в разные стороны.

След от удара шаром из глины.

– Я представляла его не таким, – шепчет Светозара.

– Правда? Каким?

– Ну таким… злым, хмурым, со сдвинутыми бровями и маленькими глазками с прищуром. А этот… приятный, что ли.

– О да, он приятный. Он, сука, очень приятный.

В тот день, когда Стихарь впервые с ним заговорил, он выглядел как самый обаятельный из людей. Внешне очень добрый, с мягким голосом, умеющий смеяться легко и заразительно. Когда он что-либо рассказывал, хотелось слушать. Только некоторое время спустя Никодим увидел его истинное нутро: жестокий, злобный, беспощадный и абсолютно бессердечный. Он был из тех людей, которых не трогают страдания других, даже наоборот – он упивался ими.

– … ибо сбивание молока производит масло, а толчок в нос производит кровь, – провозглашал на всю церковь Стихарь. – Так и возбуждение гнева производит ссору.

В его взгляде – бездонная доброта.

Окружающие слушают проповедь с восторженными лицами. Никодим же при виде этой ложной добродетели еле сдержался, чтобы не закричать, выплёскивая обвинения в лжи и лицемерии.

– Какой ясный пример нам приводит премудрый Соломон, – продолжает Стихарь. – Мы все знаем, что для взбивания масла молоко необходимо долго и упорно сбивать. Это действие, требующее усилия, терпения и инструмента…

Взгляд Стихаря скользнул по Никодиму, не задержавшись. Ни тени узнавания не скользнуло по его лицу, он даже не остановился в своей речи. Хотя чего ещё было ожидать: он уже не тот бледный мальчишка, с кожей натянутой вокруг костей.

– Так и гнев, он не возникает ниоткуда. Его нужно вызвать, сбить как масло. Человек – источник своего собственного гнева. Он сам его создаёт, сам усиливает. Наши необдуманные действия, наши гневные поступки – всё это приносит лишь вражду, вместо пользы, покоя и удовлетворения…

Стихарь произносит речи с чувством, со страстью. Он говорит и иногда сбивается с темпа, когда его переполняют эмоции. Он жестикулирует, а люди вокруг внимают каждому слову. Даже духи восторга в виде ярко-красных пятен появляются в церкви. У него получается намного лучше, чем у Игнатия в Вещем, но он сам по себе очень убедительный. Если бы он таковым не был, Никодим никогда бы не повёлся и не последовал за ним в подвал, который на целых два года станет его узилищем.

– Что будешь делать? – спрашивает Светозара.

– Подожду, – отвечает Никодим. – Хочу на него посмотреть, прежде чем разоблачить. Я его уничтожу, расскажу всем этим людям, что этот подонок из себя представляет. Пусть увидит в моих глазах, что я его больше не боюсь. Пусть почувствует себя ничтожеством. Жуком, который никому больше не сможет принести страдания.

– А потом?

– Суп с котом. Сначала посмотрю в его мерзкие глаза, а уже потом решу, что с ним сделать.

Стихарь всё говорит, и говорит, и говорит. Да, он очень любит звук собственного голоса! Люди же слушают его не просто с уважением, которое вызывает хороший священнослужитель у обывателя, а с настоящим обожанием. Судя по их лицам, они относятся к нему чуть ли не как к пророку, посланцу самого Христа.

Солнце окончательно зашло, на улице темень, а Стихарь всё говорит, цитируя тексты и трактуя заложенную в них мудрость.

«Таких бы проповедников в каждую деревню, и язычников бы на Руси не осталось».

Только когда догорела последняя лампа с углями, Стихарь объявляет конец службы. Довольный собой, он осеняет паству крестным знамением. На лице – умиротворяющая улыбка. Уставший, почти обессиленный, он проводит людей к дверям.

– Спасибо вам за проповедь, – произносит пожилая женщина. – Эка вы про батюшку-то моего заметили. Мудрый вы человек.

– Это не я мудр, – отвечает Стихарь. – Это Господь мудр, через меня он учит вас прощать и отпускать.

Он наклоняется и целует старушку в лоб. Жест нескончаемой отцовской нежности. Всех посетителей церквушки он проводит к выходу, некоторым помогает, других по-дружески придерживает за локоть. Мелкую девчушку треплет по голове.

Только сейчас Никодим осознал, что как бы он ни убеждал себя, что больше не боится, это совсем не так. Чем ближе подходит Стихарь, тем сильнее метается разум. Приходится сдерживать себя, чтобы тут же не броситься бежать. Более того, когда тот приблизился на расстояние вытянутой руки, Никодима парализовало. Он только и смог, что бешено вращать глазами. Ни слова вымолвить, ни дышать нормально. Даже вспотел, не смотря на прохладу.

– Расслабься, – шепчет ему Светозара.

Легко сказать!

Как тут расслабишься, когда рядом с тобой находится человек, который столько времени держал тебя в заточении и избивал. Хорошо, что он вообще сохраняет возможность стоять на ногах!

Проходя мимо Никодима, Стихарь на него даже не смотрит.

Никодиму бы очень хотелось, чтобы лицо мужчины вытянулось. Чтобы он узнал в человеке перед ним мальчишку, которого мучил столько времени. Но нет, на его лице нет ничего кроме усталости и вежливой услужливости. Этот жестокий человек, этот любитель убивать и мучить детей попросту его не узнал!

Словно и не было тех двух лет, что Никодим перемещался на четвереньках и лаял как собака.

Вот этой своей плохой памятью ублюдок просто взял и обесценил все эти мучения, через которые ему пришлось пройти в детстве. Как никогда раньше Никодиму захотелось скатать второй шар из глины и снова пробить ему голову.

– Простите за прямой вопрос, а что с вами стряслось? – спрашивает Светозара, взглядом указывая на проломленный лоб Стихаря.

Никодим понимает, почему девушка задала этот вопрос. Она надеется, что хотя бы этот вопрос намекнёт мужчине, кто перед ним стоит… но нет. Стихарь даже не смотрит в их сторону, а всего лишь ненавязчиво провожает к выходу.

– Времена такие. Даже на людей господа нападают.

Стандартный, заученный ответ, который он повторял тысячи раз. Стихарь выходит из церкви последним, запирает дверь на внешний засов, после чего прощается с расходящимися людьми и медленно ковыляет к дальнему концу деревни – к себе домой.

– Что теперь? – спрашивает Светозара.

– Проследим за ним, – отвечает Никодим. – Хочу посмотреть, есть ли в его доме подвал, и не держит ли он там какого-нибудь бедолагу.

– Кстати, ты так и не сказал, какая у него сила.

– Я не знаю. Он ни разу её не применял.

Подождав немного, Никодим со Светозарой направляются вслед за Стихарём в ночь.