Текст книги "Клан – моё государство 2."

Автор книги: Алексей Китлинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 41 страниц)

– Дело в том, что я не занимался никогда такими экспериментами, у меня иной профиль,– оправдался мужчина.

– Зря вы оправдываетесь,– сказал ему Сашка.– Вы ведь специалист по гипнозу и системе моделирования внутренних логических связей. Это узкая специализация, но иной в маленьком дока такой, что ему цены нет. Только не спрашивайте у меня, как я это узнал. Мне имя ваше неизвестно. То, о чём мы с вами болтаем, потрогать нет возможности и методов проверить ещё не изобрели.

– Но и отрицать явное ведь нельзя,– ответил мужик, несколько обескураженный точностью Сашкиного определения его профессии.

– Конечно нельзя. Я вас не сильно припеку, если добавлю, что вы по основной профессии своей механик, а психоанализ, дошедший у вас до высокого уровня – любительство,– сказав это, Сашка посмотрел на Гунько и, увидев у того вытянувшееся от удивления лицо, цокнув языком, спросил:– Как?

Гунько стоял, молчаливо покачивая головой.

– У нас будет время, коснуться этой темы?– поинтересовался психоаналитик.

– Не против, но вот с Левко говорите. Лично меня увольте. Сыт этим по горло,– отказался Сашка и, осмотрев присутствующих, добавил:– Жрать хочу как сивый мерин, терпение лопается.

– Готов побеседовать,– сказал Левко, обратившись к мужику.– Интересно, что там нового открыли в этой области отечественные баснописцы.

Жух подошёл, когда наладили стол. Максим маячил на горизонте, двигаясь в обход болотца.

– Что, Александр, будем ждать?– полюбопытствовал Гунько.

– Придётся,– произнёс Сашка, ему действительно очень хотелось есть. Перекусив хлебом, не удалось заморить червячка, наоборот, аппетит разыгрался с ещё большей силой. Последние полтора суток шли быстро, опаздывали, нагоняя время, и ничего не ели.– Нет хуже догонять и ждать.

– Хуже всего преследовать,– сказал Потапов.

– Хуже всего, когда гонят тебя,– парировал Левко.

– Это, наверное, не сахар, но мне не приходилось как-то выступать в этой роли. Судить о том не могу,– ответил Потапов.

– Ну наконец-то,– обратился Сашка к подошедшему Максиму.– Что ты так долго? Уха стынет.

– А я холодную люблю,– отшутился Максим, оглядывая общество и здороваясь со всеми рукопожатием.

– Тоже шутник?– спросил Гунько у Сашки.

– Как без неё,– Сашка стал разливать уху.– Стол у нас рыбный, как у японцев. Они от того и умные, что рыбы больше поглощают, чем мяса, а в ней фосфор, без которого мозг хиреет.– В Сашкиных руках замелькала ложка, и только опорожнив миску наполовину, он выпил водку, хоть все сделали это раньше. Насытившись, Сашка опять спросил Максима, почему тот долго.

– След странный увидел. Не звериный, не человеческий, но кто-то шёл прямоходом. Метров пятьсот. Ширина шага сто – девяносто. Начало и окончание следа есть. Вот я туда-сюда и пробежался. Трое суток назад прошёл. Дэбу,– закончил свой рассказ Максим.

– Дэбу – это кто?– Панфилов смотрел на Сашку.– Про иети знаю, следы которого в Тибете видели, а это что за диво?

– Брат его двоюродный,– ответил серьёзно Сашка.– Дэбу называют только в местности нашей. Говорят – большой и лохматый, ходит прямо, как человек, но в зимнюю спячку ложится. В прежние годы, старики говорят, часто встречался в тайге, а из нынешних никто не видел. Мне лично не довелось. Был в Шумере легендарный правитель Гильгамеш, тысяч пять лет назад, странствовал по миру в поисках бессмертия с диким человеком по имени Энкиду. Это одно из самых древних, пожалуй, дошедших до нас, упоминаний о неком гуманоиде. Следы встречаются тут у нас частенько, как и в случае с тибетским феноменом, но иди его сыщи.

– Наш летающий,– опроверг Сашкины доводы Максим.– Следы ведь начинаются из ниоткуда и исчезают в никуда.

– Непознанное всегда кажется нереальным, пока не пощупаешь,– как-то вяло сказал Евстефеев. Это были его первые слова, произнесённые после встречи.– Никто ведь, если разобраться, с этим иети не общался, так – следы да домыслы и некачественные фото. Вот только киносъёмка любительская из Южной Америки – единственный подтверждённый факт.

– Гуманоид?– осведомился Максим.

– Да. У нас, правда, тогда не показывали по ТВ, а западные телесети облетела вмиг. При расчистке трассы трансамериканского шоссе в Амазонии, на одной из просек, техник один любительской кинокамерой снял, как некая особь шла. Экспертиза подтвердила, что подтасовки нет. Истинный гуманоид, женского пола, при увеличении даже груди просматриваются, ростом два с лишним метра, ручищи до колен, вся волосатая. Бодренько так проследовала скорым шагом, но не бегом, и скрылась в лесной чаще. Я видеозапись прокручивал раз двести, жуткая, скажу вам, картинка. Глаза посажены глубоко, мордашка похожа чем-то на гориллью, но не горилла, слишком уж развита стойка. Мощь такая просматривается в ней, что холодок по телу. Возможно, наш далёкий предок,-Евстефеев улыбнулся.

– Скорее, спутник нашей ветви,– сказал Левко.

– На параллельную ветвь намекаешь?– осведомился Евстефеев,– или на пропавшего неандертальца?

– Неандерталец считается только ветвью вымершей или сошедшей с арены, это как вам угодно. Он умел то же, что и наш предок. Развит был довольно прилично, судя по ископаемым черепам. Такой же прямоходящий разбойник. Хоть его научные дяди списали, я считаю, что он ассимилировался на каком-то этапе с сапиенс нашего предка, на что есть у меня идея одна, но Сашка говорит – чушь, но и опровергнуть не в состоянии. Ссылается на то, что данных мол нет. Иети – явный гуманоид. Не думаю, что только наши предки слезли с деревьев. Много видов и подвидов удостоились такого в своём развитии, только добрались почему-то одни мы. Вон, в Китае находят много костей великанов гуманоидного происхождения, но не дожил из них никто. Может, иети – его потомок, только уменьшивший размеры в ходе эволюции. А может, некий вид позже нас спустился на землю и не успел нормально пройти, дорога оказалась занятой, и его, бедолагу, сдвинули на задворки, в глухие и недоступные места, где он и затаился в спасительной тишине,– Левко зевнул и продолжил:– Но и туда народ потащился.

– Ты следы объясни, которые появляются неожиданно и исчезают так же,– поддел его Максим.-Теории строить проще.

– Я что, разве сказал, что всё знаю?– вопросительно скривил губы Левко.– А следы такие я видел, что с того. Они только тут есть хитрые, а больше информации о том, что они берутся из ниоткуда и пропадают в никуда, в мире нет. Про гуманоида можно говорить, что он замечен на всех континентах, кроме Африки и Австралии, ещё можно в отношении Новой Зеландии точно сказать, что там его нет.

– Потому, что в Африке с обезьянами путают, их ведь там много,– возразил Максим.

– А тут у нас с медведем,– саркастически передразнил его Левко.

– Ну тебя, баламут,– отмахнулся Максим.– Так подколоть хотел – вывернулся.

– Сам на сучок не сядь, подкольщик,– дал ему совет Левко.– Я до главного не дошёл.

– Тогда молчу, а то ещё и, правда, попадусь,– Максим кивнул, давая понять, что больше перебивать не станет.

– Я так понимаю,– вступил в диалог Евстефеев,– что вы почему-то увязываете нас именно с этим существом, пропавшим с исторической арены,– неандертальцем.

– Абсолютно верно. Кровь у него, ясное дело, не чёрная и не белая, такая же, как наша, красная. Неандертальцев много было, судя по находкам, и у найденных останков такой же генный набор, что и у нас. Они с нашим предком безусловно скрещивались в далёком прошлом, хоть различия физического характера просматриваются невооружённым глазом. Однако, гены такая вещь, что доминирует непостижимым образом что-то весьма интересное, проявляясь самым оригинальным способом. То так, то так,– Левко покрутил рукой.

– Мне понятно, куда вы клоните. Хотите сверхспособности отдельных людей подцепить на эту мнимую связь,– Евстефеев цокнул языком.

– Не знаю, как у вас, но у меня отвращения по этому поводу нет,– и Левко пустился хохотать.

Его поддержал внимательно слушавший разговор Панфилов, а потом уже все стали смеяться. Сквозь смех Панфилов произнёс:

– Ты, Василий, хоть как теперь оправдывайся, но он попал точно в цель.

– Ладно, ладно, есть грех такой, с кем не бывает, тут действительно, как мать-природа повернёт, кому куда вылезет,– мотая головой, сказал Евстефеев, принимая огонь на себя. Он был от рождения жутко волосат, просто неописуемо, что доставляло ему немало неудобств.– Кандальник он у вас, Александр. Уж очень умный.

– Тоже от природы досталось в наследство,– ответил Сашка.

– А следы в самом деле ниоткуда и в никуда?– спросил Панфилов.– На все сто процентов?

Левко пожал плечами. За него ответил Сашка.

– В ряде случаев – на все сто. Зависит от почвы, по которой топал. Зимой не встречаются совсем. Вам, к примеру, на камне и видно не будет, а собака чует, по запаху след ведёт. Я в молодости лесного пса имел, так он такие следы стороной обходил, если сам. Со мной вместе шёл, но видно было по нему, что страх его донимает сильно, до дрожи, а в тайге его напугать – силы нет. Дури у меня много было, так я его по этим следам заставлял ходить. Следы эти, как правило, суточной давности, свежие – редкость. Однажды попался свежий, и мы безостановочно по ним часа два бегом гнали. Это при том, что они короткие почти всегда, до километра, больше километра – редки. Удача улыбнулась, и мы за ним припустили вдогонку. У пса после этой гонки часов шесть шерсть дыбом стояла, я его и успокаивал, и приглаживал, ничего не помогало. Догнать не смогли. Ушёл этот некто на Юзино болото, вы не местные, не в курсе. Это самое гнилое во всей округе местечко, которое любой зверь стороной обходит. Так вот, выскочили мы к болоту, следы огромные, вес, видно, соответствующий, в торфянике дыры размером с восьмидесятилитровую бочку, водой не скрыты, но набираются на глазах. Я посчитал, вышло, что минут пять мы припозднились. Ну, на болото топать я не решился, быстро выбрал с краю лесину, залез на неё, чтобы хоть краем глаза увидеть, ан-нет. Метров сто – ямы, и дальше пусто. Слез я и таки прополз эти сто метров, чтобы удостовериться окончательно, что они исчезли. Точно, пропали. Взяли и улетучились. Я одному уфологу про этот случай рассказал, так он два варианта предположил. Первый – это робот. Летел, сел, пошёл, взлетел и до свиданья. Второй -летающий гуманоид. Вопрос: человек может летать? Да, может. Я сам лично видел. Правда, при определённых состояниях транса, но факт имеет место. Вот у этого гуманоида возможно и развито оно до уровня жизненной необходимости, то есть период полёта – есть фаза жизнедеятельности, а пока идёт – спит. Возможно и наоборот. Мне второй больше импонирует.

– А может он просто выпадает из зрительного диапазона?– предположил Евстефеев.

– Зрение, конечно, не совершенно, что говорить. Многое скрывается от взгляда и в обычной жизни, а в критические моменты, бывает, совсем перестаёт работать, потому что мозг не способен быстро и адекватно реагировать в скоростном режиме. Внутреннюю энергетику человека можно так изменить, что потом вообще не ясно, кто перед тобой: человек или монстр. Овладеть этим сложно или почти невозможно, но есть отдельные личности, которые и это могут. А зрение сильно привязано к мозгу. Специалисты в этой тонкой области считают, что случаются довольно часто внутренние видения, при которых человек видит внутри себя. Не возьмусь говорить об этом с полной уверенностью, но дети в возрасте до восьми-десяти лет при очень сильных заболеваниях, сопровождаемых высокой температурой, эти видения внутри себя получают. Связано ли это в последствии с возможностями какими-то или нет – гарантий дать не могу. Статистики нет обширной, но одно несомненно: ребёнок, видящий сны, много талантливее и способнее того, кто снов не видит, а видящий сны, как правило, имел внутреннее видение при болезни, а не имевший, в ста процентах случаев, спит без сновидений,– Сашка смолк.

– У нас ведь как?– сказал Панфилов.– Всё непонятное сваливают в кучу, если нет возможности хоть как-то объяснить. Отсюда домыслы, слухи родятся всякие. Вот НЛО. По военной линии с 1978 ведётся сбор данных по всем фактам, имевшим место. И что бы вы думали? Чего там только нет. Если всему верить, то пол-армии у нас контактёры, а реальность обратная: пол-армии – хронические алкоголики. Кстати,– Панфилов в упор посмотрел на Сашку и спросил:– Возле Пешковской базы тишина, но по другим радарным станциям, аэропортам, ракетным комплексам таких случаев – море. Вы, Александр, не в курсе, почему?

– А он всех хроников выслал на Большую землю. Те, кто склонен к алкоголю, у него не задерживаются по причине прозаической: служба ответственная – раз, и второе в том, что места у нас лютые, пьяный замерзает, как правило, не добравшись до входа в помещение несколько метров. Во имя их же собственной жизни и высылает,– с юмором ответил Сашка.

– Именно поэтому нет явлений?– настаивал Панфилов.

– Это, Сергей Петрович, вопрос не ко мне,– и Сашка кивнул в сторону радарной станции.– К ним. Мы такие данные не собираем. Нас это не касается. Одно могу сказать, что частота появлений неопознанных летающих объектов возле станций радарных действительно выше, чем где-либо. Это факт. Но ведь изучением этого никто всерьёз не занимается. Моё личное мнение простое: техногенный процесс, видимо, и порождает эти световые явища. Радарная станция работает в жутких режимах излучений, искусственно создаваемых, в природе земли таковые отсутствуют. Наверное, планетка противодействует как-то этому своими магнитными, гравитационными полями, силовыми, смягчая воздействие излучения на себя. Третий закон Ньютона.

– Вон про Бермудский треугольник сколько написано и сказано – уйма, а с практической, научной стороны – рядом никого не было, вот и перехватили инициативу лжеучёные, гадалки и ушлые популяризаторы из газет, которые мастаки великие на жареные факты. Ведь это их хлеб, – закончил за Сашку Левко.

– Это точно,– согласился Евстефеев.– Эти так выкрутят, что диву даёшься потом, читая написанное. Могут, однако, слова в предложения слагать.

– И ещё как могут,– произнёс Панфилов, устремив палец в небо.– Из пальца что хочешь высосут. Вампиры.

Под эти слова Панфилова закончили обедать. Стали собирать с брезента продукты. Евстефеев метнулся к берегу реки и, подняв Сашкино удилище, затеял ловить.

– Павлович,– крикнул ему Гунько,– мы так не договаривались. Давай занимайся хозяйством, потом половишь.

– Это тоже хозяйственная деятельность,– отозвался Евстефеев.– И не менее важная, чем мытьё мисок, снабженческая. Я – кормилец.

– Оставь его в покое, Ефимович,– вступился Панфилов.– Пусть ловит, сами управимся.– Он сложил посуду в пустой котелок и двинулся к реке со словами:– За такую вкуснотищу я буду мыть. Мне теперь можно, коль я пенсионер.

С ним пошёл и Левко, чтобы составить компанию. Остальные стали заготавливать сушняк. Планета сместилась, темнело много раньше, чем в июле, и надо было собрать столько, чтобы хватило на всю ночь.

– Саш,– подошёл Жух.– Мы пойдём мясом разживёмся. Что лучше: птица, зайчатина или лося завалить?

– Сохатый есть близко?– раздумывая, спросил Сашка.

– Четырёхлеток рядом шьётся,– ответил Максим.

– Валите. Плачу,– сказал Сашка.– Сам не пойду. Кто на лося желает?– спросил Сашка присутствующих.

Панфилов быстро сполоснул руки и крикнул:

– Я! Я на лося. Далеко?

– Километра три-четыре,– ответил Максим.

– Только мне стрелять нечем, я на пенсии, оружие не положено,– он посмотрел вокруг себя.

– Сдаю в аренду,– Сашка подал ему свой винчестер.– Если подойдёт.

Панфилов, приняв, осмотрел, несколько раз приложился, прицеливаясь, и после этого резюмировал:

– Ну что ж, необычное для меня, но если промахнусь, думаю, ваши подстрахуют.

– Это можно,– сказал Жух, беря инициативу по проведению охоты в свои руки и стал распределять обязанности, в конце инструктажа он произнёс:– Мужики, валим и быстро свежуем, а то в темноте возиться не хочется. Вопросы?

Все промолчали, народ собрался понятливый, и через пять минут они исчезли в кустарнике. Остался Евстефеев, которому рыбалка была больше по душе, чем охота. Не пошёл и Гунько, хоть ему очень хотелось, но надо было переговорить с Александром. Солнце светило ярко, было по-летнему тепло. Сашка раскатал спальник, бросил под голову куртку и лёг. Гунько присел рядом на корточки и спросил:

– Вы спать или просто отдохнуть?

– Меня, как медведя, зимой в сон клонит, летом, наоборот, не спится совсем, так, дреманёшь малость и достаточно,– Сашка стянул сапоги.– Можем поговорить.

– Ваши,– напрямую начал Гунько,– связывались с нами. Правда, они не представились, но сказали, что вы – гарант их надёжности. Предлагали участие в зацепке российских властителей и плотном взятии среды влияния на принимаемые решения в кольцо. Спрашивали, что мы готовы сами делать в этом направлении и есть ли у нас подходы, сколько надёжных людей под рукой и о наличии информации.

– Что вы им ответили?

– А вы не в курсе?

– По этому вопросу – нет,– Сашка зевнул,– он меня мало интересует.

– Мы, честно говоря, думали, что вы всем ведаете,– Гунько расстелил спальник рядом и уселся на него по-татарски, подложив ноги под себя.

– Юрий Ефимович, я же вас в прошлую нашу встречу посвятил, как решаются у нас те или иные дела. Каждый волен делать, что хочет, и коль у кого-то возникло желание участвовать в больших процессах, что ж, пожалуйста. Даже Левко имеет право так поступать. Команда под это набирается исключительно из тех, кто имеет в такой игре интерес. Лично я отказался, но табу наложить у меня прав нет. Они объявили сбор, как говорят в народе, блатных и нищих, что-то будут предпринимать, видно, вас пригласили тоже. А почему, собственно, вас удивило это так?

– Мы ответа пока им не дали, сказали, что надо посоветоваться, всё взвесить. Нам ведь сложно в таком участвовать,– Гунько махнул рукой, отгоняя нескольких взявшихся чёрт-те откуда, комаров и продолжил:– Знаете, делать перевороты тихо, как ваши предлагают, мы не умеем, а учиться по ходу – ошибок наделаем массу. Операцию спланировать по обычной схеме захвата и с применением тяжёлых видов вооружения можем, даже людей подготовить – нам не проблема, а иное – увы.

– Мне ваши сомнения понятны. Опыт переворота можно достичь, смоделировав его, тут и в самом деле, как вы точно подметили, проблем нет, но ведь после его проведения надо управлять страной. Не брать этого в расчёт нельзя. Наши ребята – умницы и специалисты, они вытянут даже глобальные варианты развития событий. Но их в кабинет министров брать как? Все ведь в нелегале. Опять же, центр – это десять процентов проблем, а кто будет на региональном уровне толкать выполнение поставленных задач чётко и быстро, без лишних вопросов и обсуждений? Под такое надо иметь исполнительную пирамиду из большого числа людей. Столько нет у нас сейчас, а что в стране происходит – вы сами видите. Каждый, самый маленький, политик лезет со своим рецептом спасения страны и экономики. Кого набирать в команду? Это же получается лебедь, рак и щука из басни Крылова. У нас есть определённый контингент на такое развитие событий, но это человек двадцать, не больше, и, в основном, это стрелки, а они вольны, опять же, в выборе. Мы даже по всем российским областям накрыть не сможем, а надо, как минимум, до районного уровня иметь своих на местах. Я, Юрий Ефимович, скажу вам одно: обо всём, что произойдёт в России, если Бориска даст добро этим своим тупеньким дуралейчикам, даже подумать страшно. Мне больно уже оттого, что я сейчас вижу, и ещё потому, что сам имел причастность ко всему ныне происходящему, хоть это и давно было, даже мечтал, чтобы быстрее покатилась эта волна. Теперь не рад, но сделать ничего не могу. Самое страшное, что всё предлагаемое опять разделит наш народ на своих и чужих, опять раздел, от которого есть только одно лекарство – война. Понятно?

– Вот и мы совещались и пришли к аналогичному выводу. Ещё поняли, что надо готовить высококвалифицированные кадры и не набирать завлабов, а брать талантливых, но без бзиков в голове. Только много у нас всяких "но". Мало средств – раз. Базы своей нет – два. Где набирать и искать таланты, неведомо – три. Последнее для нас – очень трудное. Схему критериев отбора мы составили, прикинули на себя, честно так, не в карты ведь играть собрались,– Гунько скривил губы в усмешке.– И знаете, сами все вылетели, да ещё поругались при этом, одумались, правда. Цель общая не дала рассориться. У меня после совещания до сих пор перед глазами схема эта стоит, мы на доске чертили. И злоба страшная от того, что безысходность в ней. Обидно. Долго сидели потом, всё прикидывали, сошлись на том, что не успеть нам при жизни её воплотить, однако, решили делать – может другим повезёт больше, чем нам. Как вы считаете?

– Радостного мало в ваших словах, но оценка своих возможностей правильная, это главное. Маленькая победа всё-таки. Я сам по молодости лез в это с желанием увидеть, что будет, хорошо, что давно понял – не судьба. Поэтому и прилагаю усилия для подготовки своих бандитов, сам потею – учу их. Знаете, почему у большевиков после переворота пошло всё вкривь и вкось?

– Теперь ясно уже. У них цель была на бумаге, благородная вроде, а для её воплощения набирали людей каких попадя, вот дерьмо это и взвоняло,– Гунько сплюнул.– Так выходит.

– Интересная интерпретация,– Сашка прикусил губу.

– А что, не верно?

– Сравнение с дерьмом меня чуть смутило. Я сравнения разные слышал, но чтобы дерьмо, спустя время, взвоняло – впервые слышу.

– Когда за воплощение берутся безграмотные люди, имеющие только желание, но не владеющие необходимыми знаниями и опытом, страна, где это происходит, обречена. И без таланта никак не обойтись. Глупого ведь сколько ни учи, он всё на дядю выше – стоящего косит. Сам не сделает и шага.

– Я вам, Юрий Ефимович, вот что скажу. Только вы не обижайтесь на мои слова. Дело в том, что после крещения Руси Владимиром всё пошло наперекосяк. И не столько даже от того, что крещение было, просто виной всему, поверьте мне – грамота и печатанье книг.

– Как!?– Гунько сидел и смотрел на Сашку, ошарашенный совсем тем, что собеседник вдруг полез куда-то, по его мнению, не в ту степь.

– Я вам объясню. Вы читали "Слово о полку Игоревом"?

– Читал когда-то.

– Это величайшее произведение, бесценное оттого, что само оно несёт свободу понимания и изложения автором – неважно кто он был – фактов истории, и их прекрасное изложение, пусть в такой вот форме. И я вас уверяю, что оно не имело большого слушателя в прошлом потому, что ко времени его написания уже сложился глухой принцип изложения, зажатый частично и религиозными, и словесными оборотами. Речь народа изменилась настолько с приходом на Русь грамоты, что человек, ею овладевавший, терял навсегда способность к аналитическому мышлению. Он становился тактиком, не способным видеть дальше кончика собственного носа, а чтобы строить и жить нормально, надо быть, как минимум, стратегом, умеющим считать наперёд лет на сто. Все последующие поколения шли единым путём, тупиковым. Даже Пётр I – и тот был таким же, хоть в нём и присутствовала малая доля предвидения. И цари, и императоры, и Ульянов с сотоварищами – всё это поколения вымученных уродцев. Вы сказали, что тупого сколько ни учи, прока нет. А ему этого и не надо, он указания получил, и головка не болит, можно водку пить и баб трахать, что беспокоиться, такого тонкости и мелочи не интересуют. Поэтому исполнитель важен только при одном условии, хорошего имею в виду: чтобы дисциплина исполнения шла рука об руку с умом, точнее, разумом.

– Но без болтовни, так понимаю,– вставил Гунько.

– Конечно, когда есть взаимопонимание, стоящее на одной ступени компетентности, исключены перекосы вроде тех, что имели место в нашей истории: коллективизация, гигантомания, борьба с пьянством и т.д.

– Согласен с вами. Умный разве будет такое пороть? Сколько виноградников, и каких сортов прекрасных, уничтожили, душе больно. Вы любите вино?– спросил Гунько, потреблявший в день два-три стаканчика хорошего виноградного марочного вина.

– Лично я не употребляю совсем. У нас тут не разгуляешься сильно, а потом, мы к водке больше приучены да спирту. Рос бы тут виноград, и нам бы досталась от предков наших прекрасная лоза и превосходные вина – мы бы считали за национальную гордость их наличие, и принадлежность нашу можно было бы чем-то определить. То, что виноградники вырубили – это геноцид.

– Ну, геноцид – это громко сказано,– возразил Гунько.

– Да нет, геноцид в прямом смысле слова, ведь люди растили, собирали, изготовляли не только вина, но и соки, столь необходимые для нормального роста ребёнка. Вы тут со мной по этому вопросу не спорьте, это геноцид чистой воды. Косвенно – это геноцид прекрасного. Вспомните у Булата Окуджавы: "Виноградную косточку в тёплую землю зарою, и лозу поцелую, и спелые грозди сорву, и друзей соберу; на любовь своё сердце настрою, а иначе зачем на земле этой вечной живу",– напел Сашка.– Это и есть, дружище, духовность. Или фильм "Отец солдата", где старик грузин, всю войну прошедший и искавший сына, защищает виноград от гусениц танка, управляемого глупым, непонимающим великих ценностей, человеком. Как там у него: "Что ты делаешь, фашист, это же виноград", и по роже,– Сашка махнул рукой.– Хороший фильм. Теперь американское кино на свой рынок пустили, в котором нет ничего вразумительного, а своё в утиль. Интересно, эти борцы знали, сколько стоит бутылка хорошего виноградного вина в Европе или Америке? Наши вина могли составить конкуренцию любым, производимым в мире.

– Не просто могли, составляли,– и Гунько стал перечислять сорта вин, а значит и сортов винограда, которых знал множество.

Подошедший Евстефеев, который собирал коллекцию вин, водок, коньяков, ликёров и знал слабость Гунько в этом вопросе, подколол:

– Ты что это, Ефимович, на грузинский перешёл?

– Вот змей,– огрызнулся Гунько.– Знает, что перечисляю сорта вин, а подкалывает.

– Теперь уже и пошутить нельзя, да,– сказал тот.– Чего тебя в эту степь потянуло? Давеча Валерий о футболе болтать затеял, тебя в винные сорта понесло…

– Ты чего пришёл?– наехал Гунько, прерывая его.

– Не к тебе, к Александру вопрос,– Евстефеев держал рыбину весом около килограмма.– Что это за мастодонт?– спросил он, показывая Сашке.

– Ленок,– ответил Сашка.– Рыба семейства лососевых, но водится в пресноводных водоёмах, реках, не мигрант. Вес до шести кило, длина до восьмидесяти сантиметров. Вам попался прекрасный экземпляр. Пять лет назад в этих местах мужики вытащили на берег весом четырнадцать кило и длиной в полтора метра.

– Ну ты, Павлович, сам хорош, меня коришь, подкалываешь, а к Александру с тем же,– стал язвить Гунько.

– Я по делу. Мы в прошлый приезд тоже ведь ленка ловили, но тот другой был совсем,– Евстефеев потряс рыбиной.

– Такой же. Он с возрастом меняет цвет и раскраску, и вот ещё форму. Молоденький чуть темнее по брюшине, чем хариус, и форма у них одинаковая почти, но ленок начинает в дальнейшем горбить, и появляется пятнистость. Павлович, тут имеет значение водораздел. В каждой реке своя пятнистость и оттенок, а наш – вообще изолянт. В Мае, в которую впадает Юдома, такого ленка нет, там свой, особый; в реках, впадающих в Охотское море, совсем другой вид,– объяснил Сашка.

– Теперь ясно,– Евстефеев направился опять к реке.

– Перебил своим приходом мысли,– раздражённо произнёс Гунько и лёг на спину, заложив руки за голову.

– Однако, Панфилов ваш – ничего стрелок,– сказал Сашка.

– Почему решили?

– Пять минут как мой винтарь бухнул и потом тишина, больше никто не стрелял. Имеем на ужин мясо.

– И как вы слышите? Я ничего не усёк. Может упустили?

– Вообще-то, далековато. Привычка. Не столько слуховая, сколько зрительная. Птицы взлетели в разных местах, значит был выстрел.

– Так может два подряд?– засомневался Гунько.

– Они сели сразу, потому что не пугливые.

– Во всём своя хитрость,– определил Гунько.

– Так всё живое и хитрит, мёртвой материи нет необходимости в этом.

– Значит, ваши сами приняли решение участвовать?– вернулся к прерванной теме Гунько.

– Да.

– А вы не желаете?

– Нет.

– Но причина, видно, не одна?

– Их много. Вот вы приехали в тайгу к нам на встречу. О чём это говорит? Для меня – о многом. В любой стране мира я могу иметь встречи с кем угодно, независимо от веса человека в той или иной структуре, а тут – только с вами. И мы на равных. Так должно быть. Это важнейший принцип общения, необходимый. Причём, без предварительных условий. Встретились и говорим об интересующих нас темах.

– Намекаете на закрытость нашей власти?

– Не намекаю, а констатирую реальный факт. Вы что, не согласны с этим?

– Почему не согласен? так и есть. Вот мы на Ельцина выходили, и то пришлось прибегать к уловкам разным, а он принял нас потому, что мы в весе приличном по союзным меркам, простого он видеть не смог бы.

– Вот вам и ответ. Значит, к нему информация поступает так же. Её дозируют в сторону выгодности, и отнюдь не стране и народу, а личности того или иного деятеля, чаще группы лиц.

– Старая партийная схема. Да и кадры подбираются по такому же принципу, на основе личной преданности.

– Плохо это, ох, плохо. Вот Левко выше по уровню образования и опыту любого министра, а в понимании необходимости будущего развития страны равных ему там, в верхах близко никого нет, они все – близорукие девицы высшего света времён правления Александра I. Ему сейчас пост министра иностранных дел в самый раз. Если его толкнуть на такой пост – это я предположительно,– он себя сожрать не даст, но его Борис уволит потому, что Левко станет делать такое, что куриные мозги Бориса не смогут воспринимать. Ельцин ещё не дорос, а учитывая его возраст, ему и не дорасти до необходимого понимания. Школьник-второгодник он в политике и управлении.

– Раз уж вы коснулись международки, хочу спросить, кому вы оружие толкаете?

– Своим же, славянам. Сербам.

– Вы серьёзно?

– Да. И буду это делать. Потому, что нечего НАТОвцам там делать, а тем более янкам. "Хай сыдять у сэбэ за океаном, засранци", как говорят в Одессе. Мне сербы во сто крат ближе, они у нас под боком, и если кто и должен иметь влияние на них, то уж никак не янки. Я сербам даром оружие отдам, если им платить будет нечем. Мир блокаду объявит, что ж, я всё равно переправлю.

– А авиацию начнут применять дяди из НАТО?

– Там горы, Ефимович. Можно сто лет бомбить, а завоевать – нет. В Афганистане бомбили от души и что? Эффект – ноль. Вы знаете, почему наш контингент там оказался? Оттого, что те дали спокойно войти, не думая о плохом. Если бы они знали, к чему этот приход приведёт, то наши войска так бы и сидели вдоль границы, хрен бы смогли продвинуться вглубь территории. Они, между прочим, очень сильно уважали русских до ввода и даже в момент ввода войск. Мы помогали им почти всем: строили ирригационные системы, гидроэлектростанции, оказывали помощь в обучении специалистов широчайшего профиля. Потом всё перемешалось и выросло до уровня ненависти.