Текст книги "Клан – моё государство 2."

Автор книги: Алексей Китлинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 41 страниц)

– Жестоко,– определил Панфилов.

– В цацки-пецки пусть они играют с милицией, мне не досуг,– Сашка выматерился.– Они ведь не банк коммерческий бомбят, не бизнесмена грабят – простого трудягу, который с работы домой к детям едет. Таких сволочей мне не жалко.

– Получается, что у вас одна степень наказания, как в годы Сталина – смерть. Это в отношении не своих. А у себя вы наказываете?– спросил Гунько, который был категорическим противником убийств.

– Во внутреннюю систему взаимоотношений посвятить не могу. Вот вы говорите – смерть. Ну, а что ещё? Сейчас скажете мне, что при определении критериев поступка надо многое учитывать. Так мы судебных функций на себя не брали, нам их тоже не поручал выполнять никто. Мы с вами, Ефимович, из разных эпох и разных сословий, и если мы вас понять ещё способны, то вы нас – нет. У нас степень свободы такая огромная, что наличие государства со всеми присущими ему атрибутами власти нас не волнует. Мы живём вне его закона. Хотя, если подходить со стороны абсолютной свободы, вы – более свободны, чем мы. Потому что в государстве, где есть законы, но их не соблюдают все, от президента до простого смертного, степень свободы выше, чем там – пусть, как в нашем случае, закрытой "клановой семье",– где соблюдается неукоснительно своя законность. Так скажите, почему мы, не живущие по вашим законам, которые вы сами не исполняете, должны придерживаться каких-то правил? Убийство в стране, где нет закона, исполняющегося всеми от "а" до "я", преступлением являться не может.

– Так ведь вы не только в Союзе, где лагерный беспредел царит, убиваете, но и в других странах,– полез в спор Гунько.

– Ефимович, в других странах такие же пороки, как и у нас, только они тщательно завуалированы юридической словесной казуистикой. Вот Италия – одна из ведущих европейских держав, а убийство и преступление вообще – норма. Джентльменов нынче сыскать так же сложно, как дикие племена, живущие в каменном веке. То, что вы затронули,– вечная и глобальная проблема. Где добро и где начинается зло, и чего больше – трудно порой определить, но мы для себя это определили и не скорбим по поводу и без повода, работаем, строим, осваиваем.

– Законы придумывают люди и для людей же, и делают это во имя чьих-то интересов,– попытался обобщить Панфилов, но те слова, которые произнёс ему не понравились, и он поморщился. Сашка увидел это и сказал:

– Всё в мире относительно. Не ищите, мужики, точных формулировок. Не сможете вы их вывести. Господство истины и точное определение правды отсутствует в нашем поганом мире. Человечество придумало деньги, и хорошо это или плохо, но они есть. Нет точки отсчёта в таком вопросе. Сплошной туман. Вот вопрос об отмене смертной казни в стране поставили деятели вроде мадам Старовойтовой. Предлог у таких недоучек один: раз во многих странах мира смертную казнь отменили, значит надо и нам так поступить, потому что это демократично. При этом пытаются подсунуть под это морально-этическую почву, а её нет в Союзе, хотя бы уже потому, что нам содержать в пожизненном заключении людей нет возможности – мы не так богаты, как на западе. И потом, кого не надо расстреливать? Некто насиловал и убивал маленьких детей. Это ему, что ль, надо дать пожизненное? Если бы мадам Старовойтову трахнуло хором человек двадцать, я не думаю, чтобы она ратовала за отмену смертной казни.

– Закроем давайте тему о суете мира и покойниках,– предложил Панфилов.– Мы же не на конгрессе и не на симпозиуме научном, ёлки-моталки.

– Геннадий Фёдорович, а вы что молчите?– спросил Сашка.

– Впитываю, анализирую. Мне очень интересно. Если бы мне кто сказал, что это возможно – имею в виду наличие вашего клана и достижений в технологиях – двое суток назад, я бы тому в морду плюнул. Мурашки во мне, правда не бегают, я хоть и теоретик в большей части, но реалист по натуре. Принцип: зуб за зуб, око за око – мне чужд и я его не воспринимаю, считаю пережитком. Нет, у меня самого много раз было так в жизни, что готов был убить кого-то, разорвать, а вот не сделал. Не смог грань эту перейти. Сдерживало меня что-то. Сущность, видимо. Она ведь от воспитания в огромной мере зависит, которое, в свою очередь от системы ценностей принятой в обществе. Откуда в нас противоречия берутся – не знаю. Я понятно излагаю?

– Мне – да,– ответил Сашка, остальные промолчали.

– Я в поисках своих потому и полез во всю эту ахинею: гипноз, саморегуляции, йога, телепатия и прочее. Перечитал горы книг, а ответа не нашёл. Та скудная информация, которую я почерпнул о вас и вашем обществе, мне понимания не прибавила. Запутала ещё больше. Вы, я так полагаю, этот мучительный этап преодолели и довольно давно. Ясность у вас есть, как должно быть?

– Наверное, от сотворения человечество ищет что-то, устраивающее всех индивидуумов. Вам кажется, что необходим некий свод ценностей, присущий хотя бы большинству людей, но найти его не удалось. Взоры обращались в поисках этого согласия везде, и всё напрасно. И мы не достигли этой цели. Ни в теории, ни в практике. Я вам за сильную Россию тут толковал и о том, что продаём сырьё по демпинговым ценам, а стало быть, обворовываем свой народ и надо менять эти подходы. В то же время сознаю, что ископаемые – не собственность народов, проживающих на нашей территории, как впрочем, не есть нефть собственностью арабских шейхов потому, что всё имеющееся в мире – достояние всех людей. Это тоже противоречие, но не духовное, а материальное. Ой, вы бы в наших на эту тему дискуссиях поварились – с ума бы сошли. Одно точно знаю, как быть не должно. А как должно – вопрос,– Сашка развёл руки в стороны.

– Поэтому и сделали ставку на образование серьёзное?– спросил Курский.

– Ну, должен же кто-то вывести формулу, устраивающую всех. Тот, кто по узкому направлению идёт, не сможет этого сделать, и мы, вынуждено, гоним в своих ребятках объём знаний, но с упором на качество. Кстати, знания эти помогают и нам в нашем деле.

– Александр, я так понял, что вы в Тибете были много раз. Я спросил вашего Левко, но он меня к вам отослал. В Лхасе есть хранилище свитков и старинных книг, древних очень, девяносто процентов текстов которых до сих пор не расшифровано. Он сказал, что вы видели их. Что это вообще-то?

– Там много всего есть и не только в Лхасе. Горный этот район набит под завязку. Что вам ответить, вы их возрастом интересуетесь или содержанием?

– Да, собственно, и тем, и другим,– ответил Курский.

– В основном, с третьего века нашей эры. В них, правда, утверждается, что это переписанные с более ранних, но пришедших в негодность книг, только я не верю. Написаны иероглифами, многие из которых переводу не подлежат, утеряно их значение, а потом они переписывались многократно и не всегда достаточно грамотными писчиками. В основе были брахми, не исключено, что слоговое письмо, многие склоняются к тому, что ближе всего содержание к символическому качинскому письму, к такому варианту и я склоняюсь. А содержание самое обычное. Верования, описания окружающего мира, науки, поэзия, историческая событийность и прочее. Интересного там нет ничего.

– Вы знаете, как там перевести?

– Да, конечно. А вам сказали, что там написано на неизвестном языке?

– Знакомый один бывал, информация от него.

– Вернётесь, встретите, дайте от меня в морду, как говорят в Одессе. Оно ветхое очень, вот и весь секрет. Ох уж эти ушлые всезнайки, бестолковые болтуны. Они слухи распространяют, как старые бабки. Книги эти не публиковались потому, что не к чему. Я же вам говорю – интересного нет. В известной мере, местное тамошнее население подогревает интерес к Тибету, для получения выгод. Как ещё заманить туриста в такую глухомань? Только обманом не иначе.

– Всё, что связано с Тибетом, в моде.

– Разве что,– у Сашки блеснули глаза в усмешке.– Я там учился, но в отличие от тех, кто полученными там знаниями кичится, скажу вам прямо: пришёл туда пустой и ушёл пустой. Тибетская медицина – это обычная рецептура, такая, какой вас любая бабка в глухой русской деревеньке или татарской, не важно, вылечит. Всё остальное – сущие выдумки. Особенно про монастыри, сверх способности и боевые искусства.

– А вы где учились больно делать на расстоянии?

– Этого в литературе вы не найдёте никакой. Люди учили. Главное – это твой мир и способность понять и воспринимать. Тупому можно сто лет вдалбливать и прока не будет.

– Это конечно. Учили, значит, ваши?

– Наши.

– А у них откуда? Особенно этот болевой вариант?

– Это известно пять тысяч лет, не меньше. Геннадий Фёдорович, вы не ищите чудес, их нет.

– Не верю, что в Тибете нечего почерпнуть?

– Тибет – это особый тип людей. Аскетичный образ их жизни ставит в тупик приезжих. Интересна и религиозная обрядность, получившая распространение во втором веке нашей эры. Специфическая гимнастика тела, которую пытаются выдать за единоборства. Приезжает кто-то, поселяется в гостинице и посещает курсы, которых много расплодилось в последнее время, запасается литературой, сделанной порой небрежно и безграмотно, и вот вам готовый учитель восточных единоборств, наставляющий с телеэкрана, тыча пальцем в якобы диплом мастера-учителя. Алкаш ему в очереди даст по роже, он ответить не сможет, не то, что кого-то научить чему-то. Это я к слову. Боевые искусства перекочевали сейчас в юго-восточную Азию. Был я как-то на подпольном чемпионате по кунг-фу в тихом районе филиппинской столицы. Убогое зрелище. Таких чемпионатов проводится каждый год несколько тысяч. Среди участников есть отдельные личности, посвятившие себя этому, но и они не представляют из себя ничего страшного. Любое искусство – это понимание и разум, а если ты накачал бицепсы, но в голове твоей пусто, ты ещё до выхода на ринг проиграл. Мик, Ефимович вот знает, он ездил на такие соревнования. Ставил десять миллионов долларов тому, кто его победит, приехало трое знаменитостей, которым он по-русски морды расквасил и отъехал.

– Про боевые искусства я в курсе, что это ерундистика,– сказал Курский.

– Главное реклама, она ведь рассчитана на интерес людей к непознанному, тайному. Школы открывают, как правило, те, кто ничего не понимает в этом. Есть в некоторых монастырях программы обучения, но не боевым искусствам, а гимнастике, только пройти такую систему европеец не сможет.

– Почему?

– Она из этапов посвящения состоит, где каждый год ты должен подниматься на очередную ступень. Не сдал экзамен – опускаешься на одну ступень с той, на которой стоял. Кроме того, там ведь комплекс, включающий не только физические упражнения и трюки, там медицина, математика, физика, языки, всего не перечислю. И заниматься этим ты должен всю жизнь, если прервался хотя бы на месяц в занятиях – всё, начинаешь сначала. Вот мы навыки стрельбы стараемся заложить с детских лет и потом ежедневно в течение жизни надо обязательно стрелять, кроме этого система упражнений есть для зрения, слуха, мышц и нервных узлов рук.

– Мне ясно,– произнёс Курский.

– Исторические письменные наследия изучать надо, но искать в них истину не стоит. Они для себя писали, не для потомков, уже понимали в те далёкие тысячелетия назад, что у каждого времени свой особый менталитет,– вывел Сашка.

– Разве умного в них нет совсем ничего?– спросил Панфилов.

– В переложении на наше время есть, конечно, только за чистую монету брать нельзя. Как вы думаете, что бы написал Карл Маркс в конце нашего столетия, окажись он в наших рядах?

– Я думаю, перебрасывать не стоит,– ответил Панфилов.

– Вы сами себе ответили. Стало быть, брать за основу сработанное в прошлом не надо. Это не пасхальные яйца Фаберже и не картины ван Гога.

– Естественно,– отозвался Панфилов.– Со словом сложнее.

– Выходит только в целях познания надо их изучать?– спросил Курский.

– Когда кто-то ссылается на писанное греками, израильтянами, римлянами, вон – один даже на съезде новгородское вече вспомнил – меня тошнит. Такие ссылки – не показатель ума говорящего, как раз наоборот. У нас своя селяви, неподражаемая и её ни в какие рамки, тем более старые, не всунуть. Лопнут.

– Тогда последний вопрос. Чисто технический,– обратился Курский к Сашке.

– Задавайте.

– Вот пистолеты ваши сделаны из высокомолекулярной биопластмассы…

– Сейчас не делаем,– перебил его Сашка.

– Я не о том. Она ведь не берёт на себя тепло. Как вы решали отвод температуры из ствола?

– Мы делали две партии. В одной – с сеткой мелких отверстий. Это те, что под обычный патрон.

– Тот, что я исследовал, без отверстий.

– Это пистолет под специальный патрон. Ах, да! Мы же вам патроны не передавали,– Сашка достал свой ТТ, вынул обойму и быстро извлёк из неё патроны. Горстью протянул Курскому со словами:– Они в термоизоляционной обмазке.

Осмотрев, Курский спросил:

– Дорого стоит так покрывать?

– Не дёшево. После выстрела покрытие под воздействием температуры и давления разлетается в порошок, в невидимое облачко. Это вы хотели узнать?

– Да. Мне сам пистолет не позволили проверить на химический состав, показывали только данные, сделанные кем-то, но так понимаю, у этого вещества возможности применения огромны.

– Для сохранения тепла – да. В энергетике особенно,– подтвердил Сашка.– Можно гвозди делать и из золота – вечные будут.

– Нет, мне понятно, что дорого, но ведь всегда есть выход. К примеру, теплоотводы от ядерных реакторов.

– Мозговали мы об этом, но не решили пока всё-таки выпускать этого монстрика на свет.

– Но пистолеты продавали, и значит, уже работают в лабораториях мира над его получением.

– Безусловно. В поте лица пашут.

– Не боитесь, что обойдут?– спросил Курский.

– Могут. Только мы застраховались, подготовив ряд изделий в широком ассортименте из этого вещества. При любой развитии событий опередить себя не позволим.

– Так они ведь патентами оформят?

– Нет, этого не будет. Мы запатентовали уже давно, без технологической информации.

– Понятно,– Курский замолчал и потом продолжил:– А как вы хотите познакомить меня с вашими химиками?

– Сразу об этом надо и было спросить, а то кругами ходите почему-то.

– Привычка, доставшаяся от советской власти.

– Вы когда в очередной раз собираетесь в Европу?

– В ноябре конференция в Париже. Раньше нет ничего.

– Я конференций и симпозиумов не организую. Могу предложить только подпольную поездку по липовым документам.

– Я так никогда не перемещался.

– Тогда ждите парижских сборов. Наш человек вас отыщет и всё организует. Вы там доклад делаете?

– Нет, она всего три дня.

– Делегация большая будет?

– Человек семь.

– С сердцем у вас как?

– Нормально. А что?

– Болезнь есть какая-нибудь?

– О, Господи!– произнёс Курский и стукнул себя по лбу.– Только дошло. Язвенная есть, была вернее, резали семь лет назад.

– Вот и отлично. Организуем обострение, обследование и лечение в лучшем госпитале дней на двадцать.

– Юрий Ефимович,– обратился Курский к Гунько.– Подозрений не вызовет?

– Какие там подозрения,– Гунько ругнулся.– Вся элита за границей лечится.

– Я ведь не принадлежу к элите,– засомневался Курский.

– Не волнуйтесь,– заверил Сашка.– Мы всё устроим чисто. Официально, с билетом назад и визами, оплатой лечения и прочим. Конференция от какой организации?

– Химическое общество за мир и прогресс.

– Тогда без проблем. Это общество зарегистрировано по линии ЮНЕСКО, значит возьмут оплату на себя.

– Как-то неудобно,– воспротивился Курский.

– Да бросьте вы, все пользуются, оплата идёт от взносов, которые наша страна выплачивает регулярно,– урезонил его Сашка.

– Уговорили, согласен. Желание увидеть перевешивает.

– Вы, Геннадий Фёдорович, мораль оставьте дома, брать её с собой на запад не надо, не рекомендую. Они там всё имеют и в немалой степени от нашего интеллекта, а у вас и машины собственной, наверное, даже нет, не говорю о приличном жилье.

– Почему, квартира есть двухкомнатная, хватает. Мы с сыном живём вдвоём. И машина у меня есть, от отца осталась, "Победа". Конечно не "Мерседес", но бегает прилично.

– Всё равно.

– Не могу вам возражать из-за отсутствия аргументов.

– Я бы на месте правительства озолотил людей, делающих науку. В отличие от западных научных кадров, наши столпы в материальных вопросах – бессеребренники. Академиков не беру в учёт, ибо они гребут не стесняясь.

– Не все такие хапуги, как вы рисуете,– не согласился с Сашкой Курский.

– Тот, кто работает, не успевает лезть за благами, времени не хватает, да и отбрасывает он эту суетность вокруг льгот. А вот тот, кто рядом сидит, но в науке – ноль, тот только этим и занимается.

– С этим спорить не стану. Есть и у нас такие кандидаты наук и доктора. Формулы спирта не знают, но живут в центре Москвы в огромных апартаментах, раскатывают на "Вольво" последних моделей. Откуда они имеют – я не знаю, не интересовался. Наверное, они более практичны.

– Вы практичность понимаете не правильно. На западе имеет тот, кто делает дело. Тупой ни званий, ни должностей получить не может, а стало быть, доступ в материальное благополучие им закрыт. Это закон рынка.

– Из нас семерых, что поедут в Париж, только академик Туманов величина – остальные в науке – случайные люди и будут больше бегать по магазинам, скупая всё подряд, а не на симпозиуме сидеть.

– А дома перепродавать там купленное. Таким действительно не до науки,– добавил Сашка.

– Да где уж!– произнёс Курский, вздохнув.

– Такие на западе не очень нужны. Они, кстати, кормушку тут имеют, продают ведь секреты именно они. Я вам статистику приведу. Из почти трёх тысяч отправившихся за пределы страны в поисках лучшей доли учёных только сто девять устроились по специальности, остальные работают в ранге посудомоек, мусорщиков и так далее, одним словом, оказались там, где им и положено быть.

– Мне такая статистика неизвестна, но верю вам на слово.

– Это информация из отделов эмиграционных по линии государственной системы занятости, так как получивший работу снимается с дотационных выплат. Деньги на западе считают хорошо.

– Александр, чем ещё кроме науки, образования и техники, вы плотно занимаетесь? Это я из личного интереса,– Курский смутился своему вопросу.

– Добываем.

– Полезные ископаемые?

– Да. Только они не всегда полезные,– Сашка улыбнулся.– В основном, золото, камни драгоценные, редкоземельные немного.

– А наркотики?

– Этим нет. Прибыльно конечно, но хлопотно очень.

– С вашими технологиями и хлопотно?– не поверил Курский.

– Мы действительно можем мир завалить синтетическим зельем без цвета и запаха в течении года, продавая за гроши. Я, например, за легальное употребление, но в специально отведённых местах. Пусть приходит, уколется, сам не может – посадить там врача. Поверьте, что так меньше возни с самими наркоманами, а если сделать наркотики бесплатными, многие проблемы, стоящие в мире из-за них, сами собой пропадут. Знаете ведь, что запретный плод сладок. Только мировое сообщество пошло по пути борьбы с этим злом, а это большие расходы, чем легализация.

– Это глобальная проблема.

– Даже не проблема, а беда. Руки на боли, страдании, горе людском греют спецслужбы, банки, политики. Наркотики – огромная кормушка, от которой не хочет отказываться сообщество.

– А много синтетических производят?

– Варят, но не очень. Производить невыгодно. Расходы больше, чем при использовании натурального сырья: мака, конопли, листьев коки.

– Понятно.

– А вы что, имеете лекарство от этой беды?– спросил Сашка.

– Давно когда-то я занимался разработкой, но не получилось. Мозг странно устроен – вот все эти годы внутри вертелось, иногда всплывало.

– Не затребованный эффект возврата,– пояснил Сашка.

– Почему?

– Мозг стирает всегда лишнее, то, что почему-то не потребовалось. Мы ведь не умеем накапливать информацию правильно, да и всю вместить сложно. Вот мозг время от времени и выводит на поверхность что-то, как бы спрашивая: "поскольку этому не место в этом отделе, надо перевести в другой или стереть, если не нужно?" Я лично умею паковать и в любое время достаю, что мне необходимо.

– Особым способом и техникой специальной пользуетесь?

– Это всё на уровне понимания происходит. Меня этому научили с рождения и для меня всё само собой происходит.

– А обучение программой или направленностью?

– Системой обучения. У нас ведь в школе учат неправильно. Да, в общем-то, ребёнок уже в школу приходит с плохо поставленной системой восприятия, которую разрушают окончательно за десять лет обучения. Уже через месяц после выпускного вечера, вам каждый второй не сможет назвать элементарных математических формул, а через пять лет, это могут сделать только восемь процентов. Вот вспоминайте своё молодое отцовство: "смотри, смотри, дорогая, как он всё хватает мгновенно и запоминает слова". Ведь так?

– Не отрицаю, так,– ответил Курский.

– И это до четырёх лет продолжается, а потом куда-то исчезает. На самом деле, никуда оно не исчезает, просто с этого момента, то есть с четырёх, как правило за ребёнком уже перестают смотреть хорошо. Что за ним приглядывать и зачем им заниматься, если он уже сам ходит, сам может поесть, попить. Именно в этом возрасте и надо смотреть и закладывать, это та благодатная почва, которая как в Ветхом Завете: "Трудитесь, сейте, да и воздаст вам Господь". Мозг растёт и требует информации ежеминутно и неосознанно ребёнок вас закидывает вопросами, этими почемучками, а вы отмахиваетесь и кричите ему порой, чтобы шёл и не мешал маме и папе работать. "Иди лучше поиграй своими игрушками",– это стандартный ответ ребёнку. Дело в том, что в этом возрасте основа закладывается не зрением, а через слух. Многие начинают себя осознавать, что они есть, только в шесть, семь лет, бывают и исключения, и как правило там, в тех семьях, где есть бабушки, потому что бабушки возятся с внуками и внучками с момента, когда они начинают ходить, и, в основном, читают им сказки, рассказы, стихи. Я не Макаренко и не Сухомлинский, но скажу вам откровенно, что принятые на западе формы воспитания, когда ребёнка приучают спать в отдельной комнате с рождения, убивают в нём душу и талант.

– У нас на своих времени нет, а в масштабе страны и подавно,– произнёс Курский и посмотрел на Сашку.

– Плохо, но так получается, что у государства нет дела ни до кого. Ни до науки, ни до образования, ни до пенсионеров и ветеранов войны. А скупой платит дважды,– сказал Сашка.

– Трижды, а то и больше,– произнёс Курский.– А вы вкладываете от разумной достаточности?

– Да. Раньше мы держали тут, в этих местах, полмиллиона томов книг и хранили их у всех понемногу. Теперь техника позволила отказаться от этих тонн. Покупаем одну, закладываем в электронную библиотеку и через связь любой может запросить для себя. Кстати, это в нашей стране книга стоит копейки, а во всех остальных государствах мира цена кусается.

– Я, когда в первый раз поехал за рубеж, в Германию Западную, так удивлялся ценой книг. Думал, что при таких ценах простые люди совсем не читают,– Курский закатил глаза и помотал головой.

– Цена полученного знания оправдывает понесённые затраты многократно, но в будущем,– ответил Сашка, обобщая мысль Курского.– Там другая система ценностей. Чтобы получить знания, надо приложить максимум усилий, труда и средств. Дающееся на халяву, ценности не представляет. Бросовый продукт, помоечный.

– Мои родители были бедны и не помогали мне, когда я учился. Чтобы с голода не сдохнуть, я на станции грузчиком подрабатывал, где язву и нажил,– Курский усмехнулся и добавил:– Хорошо, что не грыжу.

– Мы тоже свой капитал кровавыми мозолями создавали и тратить впустую – не желаем. Больно уж цена большая плачена, чтоб прокутить или проиграть,– Сашка достал папиросу и, не разминая, прикурил.

– Я вот с вами поговорил и на душе отлегло. Нет, правда, вы не смейтесь,– сказал Курский, заметив, что Сашка смеётся.

– Я не тому о чём вы говорите.

– Наверное, спать пора? Время.

– Желательно,– кивнул Сашка.– Вам учёным не привыкать к ночным посиделкам.

– Все великие идеи в ночных стихийно возникающих диспутах рождаются у нас. Я ведь из поколения шестидесятников.

– Хорошее было время?– спросил Сашка.

– Для меня, да. Имел одни штаны, две рубашонки, штиблеты, пальтишко и раскладушку в общаге, но счастлив был безмерно оттого, что мне предстоит что-то великое сделать в мире, какие проекты роились в голове моей, если б вы знали, но всё растаяло, как дым. Помог Никита Сергеевич Хрущёв спуститься с небес на грешную землю, а потом Брежнев добавил окончательно, чтобы уже не взлетали,– Курский стал забираться глубже в спальный мешок.

– У меня, кроме пистолета, доставшегося в наследство и моих мозгов, больше ничего не было. Ни надежд, ни помыслов, весь путь я проделал сам в риске смертельном,– произнёс Сашка.-Всё сокровенное носил и ношу при себе, в тайге делиться не с кем.

– Боялись?– спросил Курский, застёгивая молнию. Все уже давно уснули и только они двое тихо беседовали.

– Смерти?

– Её.

– Не знаю даже. Когда с ней рядом живёшь, перестаёшь внимание обращать.

– И к этому можно значит привыкнуть. Ситуации, когда другой на вашем месте в ящик бы сыграл, были?

– Всяко было.

– Для меня это всё очень смутно и далёко. Скажите, а счастье хоть чуточку присутствует в том, что вы делаете?

– Какое счастье в том, что ты жив, а кто-то в могилу лёг. Когда сделку прокрутишь удачно, испытываешь определённое удовлетворение. Больше, пожалуй, нет.

– Тяжко без счастья.

– Наверное это, как любовь. Пока она есть – живёшь полнокровно, а ушла, всё – только существуешь.

– Давайте спать,– предложил Курский.– Спасибо вам за беседу.

Сашка встал, закатил большие чурки в угли костра и присел, молча наблюдая, как вспыхивают огоньки, охватывая кору и воспламеняя её. "Сгорает время,– подумал он.-Медленно". Вернулся и лёг.