Текст книги "Клан – моё государство 2."

Автор книги: Алексей Китлинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 41 страниц)

Глава 6

Хлопающие шаги по воде прекратились, когда идущий поравнялся с местом, где залегли Сашка, Потапов и Максим. Видимо, решал, как поступить, заметив кострище. Минут десять не было слышно ни звука, потом зашуршало и послышалось свистящее шипение.

– Лодку готовит,– прошептал Максим.– Сань, я выбираюсь, а то его течением снесёт.

– Давай,– ответил Сашка.

Максим беззвучно вскарабкался на обрыв и исчез в ночи. Вскоре стали слышны удары вёсел о воду. Неизвестный пустился переплывать реку.

– Далеко снесёт?– спросил Потапов, когда звуки стихли. Он не понял речи Максима, тот говорил с Сашкой на непонятном языке.

– Тут изгиб реки такой, что пристать ему будет негде,– ответил Сашка.– Упрётся в обрыв, выбраться невозможно, шесть метров высота. Местности не знает. Километрах в двух, там где заканчивается поворот, причалит.

– Как думаете, кто это?

– Не наш. Похоже, что и не ваш. Скорее всего "чужак".

– Наш, русского имею в виду, мог быть только из ГРУ. Если оттуда, из-за кордона, тогда что?

– Узнаем скоро, кто он. Ночной путник с надувной лодкой. Кого-то искал. Скорее всего, вас,– пошутил Сашка.

– Не пугайте меня, Александр. Хвост могли пустить, но тут какой смысл?

– Может, запись бесед прислали сделать, да малость припозднился. Это вы на вездеходе ехали, а он часов двенадцать топал. И прётся он не со стороны радарной станции, а со стороны районного центра. Так путь короче.

– Значит, заранее знал, где будет встреча.

– Может.

– Свои "пасут" своих. Даже шум с ГКЧП не мешает. Лихо.

– Всё, исчез из поля зрения, скрылся за поворотом. Идёмте к костру. Здесь сидеть смысла нет. Максим приведёт его, живого или мёртвого,– Сашка вылез из-за ствола и пошёл по берегу, Потапов следом.

– А может, убивать не надо?

– Как получится. Что у него на уме и кто его инструктировал – иди проверь? Он начнёт стрелять – что с ним делать? Конечно, можно его по тайге погонять до изнеможения, а если у него связь, и он вызовет своих в подмогу, то мы набегаемся вволюшку. Шутки остались на Большой земле.

– Всегда реальность вмешивается в ход дел, как правило, с самой плохой стороны.

– Что поделать, приятного мало.

– Если он из районного центра выпорхнул, то как его ваши не засекли? А могли с самолёта сбросить?

– Что вы волнуетесь? Выясним, как просочился. Может, он вообще не ваш, не "чужак", не наш, а чёртов брательник. По тайге кого только не носит, если б вы знали. Тут сброд всякий можно встретить.

– Вы так спокойно рассуждаете, будто вас не волнует.

– Для меня это пустяки. И не такое случалось. Настороженность есть, но не более того.

Навстречу вышел Левко.

– Что, Сань, переправляется?

– Ага. С той стороны пришёл,– Сашка кивнул на противоположный берег.– Максим побежал его ловить. Остальные где?

– Здесь мы,– раздался недовольный голос Евстефеева из темноты, и зашевелились тени.

– Отбой тревоги,– сказал нормальным голосом Сашка.– Айда пить чай,– и он продолжил путь к костру, подхватывая по привычке сушняк, который сходу бросил в прогоревшее кострище, отчего взметнулся пепел и сноп искр.

– Вах-вах!– крикнул, шедший следом, Гунько, отскакивая в сторону.– Спалите остатки моих седых волос,– он погладил огромную лысину.

– Вы что, шапку потеряли?– спросил Сашка.

– С вами не только шапку, голову посеешь. Вон ваш Левко хохочет, ему тревога не в новость. Хоть бы предупредили заранее, а то говорит: "Быстро от костра в бугор, с собой ничего не брать", мы и рванули, как зайцы-русаки,– в отсветах пламени Гунько отыскал шапку и нахлобучил на голову, завыв по-волчьи:– У-у-у-у! Благодать! Ебёна мать! Чуть мозги не простудил, ладонями грел.

Стали подтягиваться остальные. Пламя разгоралось, и Жух поставил чайник прямо в огонь, приготовив пачку заварки. Первым спросил о неизвестном Панфилов, он до сих пор держал наготове Сашкин винчестер, который успел подхватить, метнувшись за Левко в ночную темень.

– Александр, проясните нам обстановку. О том, что кто-то появился, мы уже в курсе.

– Я в таком же неведении, как и вы. По той стороне реки пришёл кто-то, увидел костёр и сейчас переплывает на нашу сторону на надувной лодке, которая была у него под рукой. Всё.

– Александр, у вас от сердца есть пилюли, дайте,– попросил Евстефеев.– Охолонуло чтой-то в грудях.

Сашка протянул ему капсулу.

– Не по годам мне в ночь шарахаться,– бросая в рот таблетку, сказал он.

– Сдаёшь, Василий,– подколол его Панфилов.

– Этому не учили,– ответил Евстефеев.– Себя давешнего вспомни. Я не за себя перетрухал. Если это ГРУшники нам хвост повесить решили, нам всем не сладко будет.

– Твои собратья по "контре" свои секреты хранить не умеют, а чужие знать хотят,-опять уколол Евстефеева Панфилов.

– А что,– посасывая нитроглицерин, пробормотал Евстефеев.– Слабо с ними тягаться или не слабо?

– Я на пенсии, пусть меня в зад поцелуют,– определил свою позицию Панфилов.

– То-то ты хорохоришься,– не выпускал его из диалога про хитрецов из ГРУ Евстефеев.– Они и тебя прижать могут, и всех нас.

– Всё, всё, мужики, хорош цапаться,– прекратил их спор Жух, всыпая заварку в чайник.– Нам, славянам, что чай, что рай, только наливай. Давайте чайку попьём и дождёмся. В нашем секторе за сутки до встречи было пусто,– он стал разливать кипяток в подставленные кружки.

За чаепитием прошёл час.

– Идут,– встрепенулся Левко, хоть шагов ещё не было слышно.

Показался Максим, а неизвестный остановился чуть поодаль, не приближаясь к костру.

– Вот, Сань,– Максим протянул бумаги.

Сашка стал просматривать, время от времени присвистывая. Пролистав все документы, он сказал в темноту по-китайски что-то, а Левко – по-русски:

– Переводи присутствующим.

Из темноты вышел лет двадцати пяти выше среднего роста мужчина крепкого телосложения с явно азиатскими чертами лица.

– Дед твой, что ли, бывал в наших местах?– спросил Сашка.

– Да, его карта,– отвечал пришелец.

– Давненько, однако, был. В 1916 году в последний раз приезжал.– Сашка указал пришедшему место возле себя и, когда тот сел, вернул ему бумаги, а всем присутствующим сказал по-русски:

– Вот и первые гонцы с того света. Это к теме нашего давешнего разговора о долгах имеет прямое отношение. Он пришёл за сокровищами. Его дедушка сделал в 1916 году заявку на месторождение золота, а внук пришёл это золото добывать,– Сашка усмехнулся.– У него на руках заявка, оформленная нотариально и согласно законов Российской империи. Ему дед передал по дарственной как владельцу и зарегистрировал эту передачу в международном суде в Гааге. Это всем нам пример того, как поступают порядочные люди, уважающие закон. Всё фиксируют. Он границу нашу пересёк официально, штампы в паспорте в полном порядке.

– И он что, серьёзно собирается добывать?– спросил Гунько.

– Было бы желание,– ответил Сашка.

– Государство наше это запрещает,– сказал Гунько.

– А мы – не государство,– Сашка махнул Жуху, давая понять, что нужно накормить пришедшего китайца. Тот стал собирать ужин.– Заявочные столбики его деда сохранились, сотрудник горного департамента взял с него взнос за десятилетнюю разработку, что, согласно расписки, составило две тысячи семьсот рублей, а это по тем временам сумма огромная. Ещё, согласно закона, дед должен был отдавать часть добываемого металла в казну или уплачивать эквивалент в денежном выражении от добываемой массы – 14,5. Он ведь не виноват, что в этой стране власть, сменившая ту, у которой он регистрировался, изменила законы и не желает помнить долгов. Вот мы и возьмём с него эти четырнадцать с половиной процентов, а остальное – его заботы.

– И металл, если он добудет, дадите вывезти?– не поверил Гунько.

– Ну, положим, он его сам не потащит, прекрасно понимает, что это грозит тюрьмой. Мы ему перекинем, за плату, естественно. Скорее всего, не в Китай, куда-нибудь в Европу,– Сашка спросил у китайца что-то, и тот долго прерывисто говорил. Левко переводил его речь.

– Лучше во Францию, там у брата ресторанчик. Да и мне университет надо окончить, я в Сорбонне учусь. В Мюнхене окончил технический колледж по горному делу, а в Париже продолжаю совершенствоваться.– Вот так,– констатировал Сашка.– Человечество стремится к знанию, а наши наворуют и сразу в "Мерседес" норовят сесть. Они учиться предпочитают, понимая, что деньги со временем придут.

– Мне всё равно ваш подход не ясен,– Гунько был недоволен.– То вы сотню человек убиваете, а то пожалуйста – добывай.

– Я, Юрий Ефимович, законов не устанавливаю. Они до меня сложились. Любой через наши территории имеет право идти и ехать транзитом беспошлинно. И трогать такого путника, а тем более, обижать или разбой чинить – не имеет права никто. У нас есть положенная на карту схема тех заявок, что были сделаны давно. Сохранилось таких много. Есть Опаринские, есть промышленника Зотова, артельные есть, разные. Мы к ним, в отличие от государства, не прикасались. Это уважение к прошлому, к труду тех, кто в этих местах глухих долгие годы в голоде и холоде корпел в поисках, а в те времена это было сопряжено с опасностью, и заниматься этим промыслом решались люди мужественные и, по большому счёту, отчаянные. Отсылаю вас в мировую литературу, к произведениям Джека Лондона, читайте и знайте, что освоение этих мест, не в пример Аляске, происходило более масштабно и характерно. Наши старатели не строили городов и продовольственных баз. Всё необходимое каждый тащил сам, больше надеясь на собственные силы и то, что даст ему тайга. Россыпных месторождений здесь столько, что на всех хватит с лихвой, а рудных жил вообще не счесть, только добывай. Вот оно лежит под нашими ногами, бери промывай. Где это государство, издавшее законы, по которым металл этот желтый принадлежит ему? Само не разрабатывает и другим не разрешает. Чёрт с ним, с этим государством. Вот он пришёл добывать, подчёркиваю – добывать, а не воровать, и я его уважаю, он мне больше, чем друг, он мне родня. По существующим законам ему пятнадцать лет лагеря надо дать. А за что? И зачем? В нём, возможно,– правильно он распорядись добытым – новый Нобель спит-дремлет, а мы его в каталажку. Он через пять лет мир таким открытием осчастливит, Эйнштейн какашкой покажется. И потом, он ведь не на халяву хочет, он спину свою согнёт, ему помощь не нужна, вон у него руки какие – рабочие. Так прав я или нет?

– Верно излагаете, складно, но всё равно не по себе. Вроде у тебя кусок отнимают,– сознался Гунько.

– Это от присутствия в вас старого революционного лозунга: "Отбирай награбленное". Ну, отобрали ценности и что? Где они? А они у Хаммеров оказались, в коллекциях многочисленных хитрых бестий, что палец о палец в жизни не ударили, а нажили капитал от обмана. Вы что, считаете, пусть лучше у нерусских буржуев ценности наши лежат в копилках? Я за то, что они должны быть у русских буржуев: Третьяковых, Морозовых, Трешниковых. Мне свои родней и надёжней, чем заокеанские жиды. Говоря жиды, народ еврейский обидеть не хотел,– поправился Сашка.– А то ещё сочтёте меня антисемитом. Под словом жид подразумеваю хитро сделанных или хитро выеб…, как говорят в народе. Желание не давать, не пущать – это плохо. Для примера: в США и Канаде иди оформляй патент и копайся хоть до второго пришествия, правда, на тех землях, что в государственном ведении, а не частном, но и с частником можешь договориться. Тебя только шериф приедет проверит, чтобы ты соблюдал в месте добычи чистоту и не применял в промывке ртуть.

– Так там сдавать обязан,– сказал Гунько.

– Так и он готов сдавать. Но где? Кому?– Сашка посмотрел на пришедшего мужика и увидев, что тот поел, стал с ним говорить.

Панфилов подтолкнул Левко – тот задремал от усталости – и попросил переводить. Левко послушал и махнул рукой – ерунда, мол. Переводом занялся Максим.

Сашка:– В Германии где учился?

Китаец:– В Мюнхене. Не только учился, ещё работал три года на заводе сталелитейном по изготовлению небольших партий прокатных профилей.

Сашка:– А язык?

Китаец:– Мне семнадцать было, когда я из Китая сбежал. Мы плохо жили, голодно. Отец больной был, сказал нам: "Как умру – бегите". Вот мы и ушли. Скитались по миру долго, осели во Франции. Мне в Мюнхен удалось попасть и устроиться на работу, не получи я её – выдворили бы. Тяжело было, но привык. Треть заработка платил учителю, треть – семье, треть – на книги. Ел в ресторанчике одном, где за харчи ночным уборщиком подрабатывал, там же и ночевал, хозяин хороший – разрешал. Вот так год прожил. Сдал экзамен по языку,– китаец перешёл на немецкий, и Максим продолжал перевод, как ни в чём ни бывало. Сашка продолжал задавать вопросы на китайском.– Получил оценку "отлично". В том же году сдал экзамены в школе. Тоже "отлично". Выдали свидетельство, диплом. Мой начальник на заводе даже обнял меня крепко. Стали мне платить в три раза больше. Я комнатку снял маленькую. При заводе поступил на курсы по мастерским делам, сдал тоже на "отлично". Мне инженер из научного отдела посоветовал идти в колледж. Но надо рекомендацию, так как я не гражданин, для поступления, а её могут выдать только после трёх лет работы, я же только два проработал,– он смолк.

Сашка:– Так дали?

Китаец:– Рекомендацию – нет, закон не велит. Директор завода письмо дал к руководству колледжа с просьбой разрешить мне посещать учебные занятия.

Сашка:– Поступил?

Китаец:– Приняли. Я за годы работы кое-что скопил, так что учился на очном, за успехи даже стипендию платили по общественной линии. Диплом с отличием.

Сашка:– На завод почему не вернулся?

Китаец:– Специфика другая,– он стукнул по голове кулаком.– Я геологию люблю, а на заводе металлургическом она не нужна.

Сашка:– Геологом в Германии не устроиться, так?

Китаец:– Никакой возможности.

Сашка:– Поехал во Францию?

Китаец:– Да, но не к брату, стыдно было. В концерн, который тоннель под Ла-Маншем проектировал. Долго выпытывали, но в конце концов приняли на работу.

Сашка:– Кроме немецкого ещё какими владеешь?

Китаец:– Испанский, английский.

Сашка:– А французский?

Китаец:– Говорю немного и понимаю, но ни читать, ни писать не могу.

Сашка:– С тоннеля почему ушёл?

Китаец:– Уволили. На моей смене одного рабочего задавило насмерть и другой сильно пострадал. Мне и выдали выходное пособие с последующим увольнением. Кому же как не мне, китайцу беглому без гражданства и с немецким образованием. Два года успел проработать. Жаль, интересная была работа, живая.

Сашка:– Обиделся, деньги были, решил в Сорбонну идти, чтобы потом никто не тыкал?

Китаец:– Да, да. Поступил, год проучился, теперь прервал. Деньги кончились, работу найти не смог. У брата в ресторанчике официантом работал.

Сашка:– Большое дело у брата?

Китаец:– Дюжина столиков. Летом – ещё шесть.

Сашка:– Брат тебе дал бумаги?

Китаец:– Нет. Там ведь написано. Дед передал мне. Брату сумма досталась, которая дедом скоплена была, на неё и купил ресторанчик, а мне карта.

Сашка:– Значит, тебе двадцать девять?

Китаец:– Да, столько мне лет.

Сашка:– Ещё где два года был?

Китаец:– Один год в метрике добавил, а то на завод не брали.

Сашка:– Ещё год тогда?

Китаец:– В армии США служил по контракту.

Сашка:– Деньги копил?

Китаец:– Не только деньги. Я в Анкорридже служил, на военно-воздушной базе. Информацию там взял, карты, обмундирование. И, главное, к холоду привыкал.

Сашка:– Оружие у тебя есть?

Китаец:– Только нож. Ваш проверил.

– Максим,– Сашка зевнул.– Определи его спать, утром составь с ним договор и контракт.

– Сделаем. До его заявки топать и топать, зима на носу, может, его передать на время, до весны, в найм, если захочет?

– Вот ты с ним и потолкуй. Деньги у него есть?– Сашка стал укладываться.

Максим переговорил с китайцем и ответил Сашке:

– Тысяча триста долларов.

– На такие деньги он зимой не поднимет. От голода сдохнет. Пай ему предложи, что я тебя учу, сам решай,– Сашка лёг.

Все давно, пока Сашка разговаривал с китайцем, расположились ко сну. Немного повозившись, Максим и китаец тоже улеглись.

Глава 7

Ничего так не укрепляет организм, как сон на свежем воздухе. При условии, конечно, что у тебя нет хронических заболеваний и ты обладаешь умением это делать, ибо шутки со своим собственным здоровьем в таких случаях неуместны. Особенно на Севере и особенно в сентябре, самом паскудном из всех месяцев года, когда зима готовится вступить в свои права. Пока лишь ночью, но и этого достаточно для неженок и слюнтяев, избалованных благоустроенными квартирами с центральным отоплением, чтобы получить двухстороннее воспаление лёгких или простудить поясницу. Время от времени надо подбрасывать хворост в костёр и спать в полглаза, держа нос по ветру, который в эту пору года имеет желание менять направление несколько раз за ночь, что, в свою очередь, грозит ожогом. Кто не прошёл такой школы, рискует встать утром с распухшими от дыма глазами, с чугунной головой и, в лучшем случае, с насморком. Жух, как хороший хозяин, проинструктировал всех перед ночёвкой, объяснив, что можно и что нельзя, как класть дрова, если есть желание это сделать, как лежать. Проделывал он это с особой тщательностью, так, как поручил ему Сашка. Ночь прошла без происшествий и приключений. Все держались стойко. Проснулись одновременно, но поднимались неохотно. Вылезать из тёплого спальника на утренний морозец – не очень приятная вещь. Максим, поднявшийся первым, бесцеремонно всех толкал, не смотря на ранги.

– Александр,– обратился к Сашке Гунько, встав рядом с ним у воды, чтобы умыться.– У вас нет подозрений на этого китайца?

– У меня нет, но если вы сомневаетесь, то говорите.

– Он запросто может быть агентом любой из спецслужб.

– Факты, Юрий Ефимович, где факты?

– А экипировка?

– Что экипировка?– переспросил Сашка.

– Армейская.

– Конечно, он ведь служил на авиабазе на Аляске, вот и прихватил. На его форме есть знаки принадлежности имущества северному авиационному крылу стратегической воздушной армии США. И потом, кто станет снаряжать агента имуществом? Побойтесь Бога, Юрий Ефимович!

– Там хитрые бестии сидят, всё могут.

– Наши в этих местах поймали двоих янки, и оба в советское одеты так, что отличить их от местных мог только местный житель, знающий всех в лицо. Кроме того, они русский язык знали лучше нас с вами.

– Этот тоже может знать, только скрывает,– вытирая лицо полотенцем, сказал Гунько.

– В каждом, кто въезжает в страну, вы видите агента? Мне казалось, что это Василия Павловича профессия, его хлеб.

– Ну вас, Александр,– отмахнулся Гунько.– Вам не доказать.

– А этого и не надо. Зачем? Я в этих местах тоже инкогнито и тоже агент, только сам от себя. Что с того?

– Вы – другое дело.

– Такое же самое. Пусть человек роет землю, добывает золото, от страны Советов не убудет. Я сам отсюда столько упёр – миллион раз к высшей мере можно приговорить. Бросьте вы сомнения. Это чистый человек и, как его дед, авантюрист до мозга костей. Смогли бы вы такой путь, как он, через Европу сделать, да за такой короткий период?

– Это и вызывает сомнения.

– У меня нет документа даже о начальном образовании, не то что высшем, а ему нужен был очень, и он его добыл. В Германии сделать это, да ещё эмигранту – задача непосильная. Кроме того, ему не только документ и не столько он сам, сколько знания были нужны, знания геологические. Чтобы окончательно вас успокоить, скажу, что запрос на проверку мы послали. Выясним.

– Ничуть не сомневался, что вы это сделаете,– лицо Гунько просветлело.

– Эй, мужики,– позвал их Жух.– Это вам не баня с парной, хватит плескаться, застудитесь. Идите кушать.

После завтрака Максим со всеми попрощался и вместе с китайцем ушёл. Жух остался, хоть Сашка и предлагал ему отбыть.

– Вы тут балакайте, я мешать не стану. Пойду на остров для базы косых ловить, что время терять. Жаль, пса нет, с ним бы сподручней было и веселее. Они в этом году расплодились, мать их в дышло, как саранча,– он смачно выматерился и, уложив сетку в мешок, исчез, шурша опавшей листвой.

Солнце поднялось над горизонтом, но греть в такую рань не хотело. Евстефеев, верный своим привычкам, пошёл ловить рыбу, предпочитая теплу костра утреннюю прохладу. Остальные разместились с подветренной стороны костра, чтобы дым не попадал в глаза. Беседу начал Сашка.

– Хитрые вы мужики, привели с собой специалиста великолепного, выдали его за психолога и помалкиваете.

– А как догадались?– развеселился почему-то Гунько.

– Я его только увидел, сразу понял, что, скорее всего, он нашими патронами занимался,– Сашка кинул веточку, которую крутил в руках, в костёр.

– Геннадий,– представился мужчина.– Курский,– и чуть погодя, пожимая Сашке руку, добавил:– Это фамилия.

– Мы подвоха не предусматривали,– сказал Гунько, обиженно скривя губы.– Он действительно учёный, доктор химических и технических наук. Феноменами занимается – вы правильно подметили, Александр – из личного любопытства. Более того, он не военный, абсолютно гражданский человек и работает не в закрытом НИИ и не в почтовом ящике, преподаёт в самом обычном вузе.

– Обидчивый вы, Ефимович,– упрекнул Сашка Гунько.– Я и без вашего объяснения вижу, что он не военный. Глаза мои пока при мне,– и обращаясь к Курскому, спросил:– Разобрали?

– Один рванули на полигоне под Горьким,– стал отвечать Гунько, на что Курский прореагировал своеобразно: он закрыл глаза и стал втягивать воздух ноздрями, но промолчал.– Два танка поставили рядом и саданули,– продолжал Гунько, не обращая внимания на Геннадия.– Чуть на тот свет не сыграли. Вы хоть предупредили, что надо подальше находиться, но мы не поверили. Оглохли все, у меня часа три в голове шумело. А второй доверили Геннадию разобрать и не прогадали,– Гунько хохотнул.

– О механизме подрыва говорить не надо, он прост. Как вам, Геннадий Фёдорович, сама взрывчатка?– Сашка обернулся в сторону Курского, тот сидел сбоку и в сторонке.

– Я не знаю, что вам ответить,– Курский благодарно посмотрел Сашке в глаза за то, что он прервал Гунько и назвал его по имени и отчеству.– Я давно работаю с высокомолекулярными соединениями, но такого подбора не встречал даже в теоретических работах. Нобелевская по химии,– Курский потёр руки.– Тому, кто варил эту смесь, нет цены. Только мне в этом веществе интересно другое. Сразу оговорюсь: в нынешних условиях его сделать невозможно, таких технологий нет, чтобы из короткоживущих обрывков собирать стабильную массу. У меня один единственный к вам вопрос: "Вы, вообще-то, понимаете, что "это" есть?"

– Мои познания в химии в достаточной мере обширны, чтобы представлять последствия полученной взрывчатки. В общих чертах, конечно,– ответил Сашка.

– В общих чертах! Боже мой!– вскричал Курский, встал и начал ходить вокруг костра, нервно хрустя костяшками своих длинных, как у скрипача, пальцев.– Вы не представляете, что у вас в руках. Если у вас есть технология получения такого сублимата, вы в шаге от невозможного,– он остановился.– Хотя о чём это я? Может вы уже и получили "это"?

– Представьте себе – да. Давно уже,– невозмутимо ответил Сашка. Курский при этих словах замер окончательно, перестав моргать, от чего стало заметно, как у него расширяются зрачки. Заметив это, Сашка продолжил, боясь, что у того остановиться сердце:– Но, увы, полученное стабильности не имело. Характеристики уникальные. Полученные два вещества прожили два с половиной месяца и разложились, превратившись в грязную, противно пахнущую лужу.

– Теоретически такого быть не могло,– уверенно произнёс Курский, не собираясь верить Сашке на слово. Не сбивайте меня с толка.

– Зачем мне вас обманывать. Вы, кстати, выездной?

– Я бываю за рубежом часто. Симпозиумы, конгрессы, коллоквиумы. Выездной. А что?

– Я вам организую показ, но там, за границей, с соответствующими мерами предосторожности,– пообещал Сашка.– И сделаю это в момент, когда имеющиеся сейчас образцы будут разваливаться, чтобы вы убедились окончательно. – Хотел бы увидеть хоть краем глаза,– Курский присел. После сказанных Сашкой слов он как-то сгорбился и обмяк, будто у него отняли родное дитя или последнюю надежду.– Вы выяснили, почему теряется стабильность?

– Этого я не знаю. Лично не принимаю участия в разработках. Там специалисты у нас работают великолепные, но, насколько я знаю, причин пока не обнаружено.

– Если вы не лукавите и то, что они распались – правда, мне искренне жаль. Надеюсь, ваши химики не из тех, кто опускает руки при неудачах?

– Нет, не из тех. В предстадии получения взрывчатки получено топливо, как у нас говорят: один на десять, то есть на тонну топлива можно толкнуть на орбиту десять тонн полезного груза. Я реалист, и мне это более важно, чем заоблачное далёко.

– Вы не правы! Топливо – ерунда. Можно и многокомпонентным пока обойтись, не велика нужда. А вот ваши успехи в технологии – это да… Вам памятник надо до небес ставить,– Курский произнёс это серьёзно.

– Мне ни при жизни, ни после смерти не надо памятников. Я в этот мир пришёл из ниоткуда и в никуда сойду, когда придёт срок. Тем, кто делает большую химию, им может и надо памятники при жизни, но они все, как на грех, волнуются за дело, понятия славы и всеобщего признания им неведомы. Они не за оклады и премии работают.

– Эх, нам бы такой подход, сколько бы могли полезного сделать, а то сплошные обрезания в финансировании,– Курский встал.– Извините, что я так разгорячился вначале. Если вы не против, я пройдусь. Как глупо мир устроен, как глупо,– и он пошёл вдоль берега, какой-то потерянный и разочарованный.

– Левко, иди походи возле него, а то сильно человек расстроился. Только не мешай ему,– попросил Сашка.– В сторонке побудь.

– Не надо объяснять, не маленький,– огрызнулся Левко и лихо взлетел на береговой обрыв.

После его ухода Панфилов сказал:

– Он у вас злой.

– И правильно,– ответил Сашка, доставая бутылку.

– Давайте по сто грамм врежем, а то вы погрустнели тоже,– Сашка стал разливать водку в кружки, достал чашку с нарезанным вареным мясом и положенными сверху очищенными луковицами и дольками чеснока.– Без хлеба, надеюсь, обойдёмся?

– Мяса хватит,– поддержал Потапов Сашку.

– Александр, много средств вы вкладываете в науку?– спросил Гунько.

– Мы не так богаты, чтобы позволить растить серость.

– Ну, всё-таки,– настаивал Гунько.

– У нас бюджета нет, мы дебет и кредит не сводим. Много,– Сашка выпил и захрустел луковицей.

– В трубу не вылетите?– задал вопрос Панфилов, которому тоже было интересно, сколько они в науку средств вкладывают.

– Мне считать незачем. Обучение в школе до восьми лет стоит почти двести тысяч в год на каждую головку. Это в среднем. Потом – ещё больше, растут детишки – растут и расходы.

– Двести в год?– переспросил Панфилов.

– Да, в год,– коротко ответил Сашка.

– Не загибаете?– таких цифр Панфилов предположить не мог, уж очень они были огромны.

– Что, много?– Сашка сжал кулак.– А мы считаем, что мало и надо больше вкладывать.

– Выходит, вы в год не очень много готовите,– сказал Гунько, и в его голосе были слышны нотки разочарования. Он считал, что где-то в недрах тайного этого общества проходят обучение тысячи человек, но сумма, названная Сашкой, развеяла, как дым, домысел.

– Вы думали, что мы легионы готовим?– Сашка стал смеяться.– Нет, это накладно очень. Нам прибыли не позволяют. В том году был самый большой приход: восемь стрелков. По узким специализациям – сорок человек. В этом году в стрелки попадут двое-трое, не больше. Учить долго и сложно.

– Я думал, что вы по несколько сотен в год выводите,– честно признался Гунько.

– Я вам и раньше сказал, что мы к большим делам не готовимся. Нас очень мало. Так будет долго. Схлестнуться мы готовы с кем угодно и малым числом хоть сейчас, да дело разве в этом. Это глупцы считают, что вот мол, придем к власти и всё в момент переделаем. В нашей стране отработать любую систему управления почти невозможно, создать за короткий срок – тоже. Рушить систему бывшего Госплана – это смерть. Долгая и мучительная. Мы готовим не только элитные кадры, Левко – это элита, Максим тоже элита и Жух. Они – стрелки, в них заложено сверх упорядоченное понимание, расписанное по пунктам до буковок. Демократия – это дисциплина поведения и действия, где принятие решения обязано пройти долгий путь подсчёта и взвешивания, анализа возможных ситуаций на большой промежуток времени, а уже потом оно воплощается в реальность с помощью механизма, именуемого в народе властью. Это экономисты-утописты – такие, как Егор Гайдар и его команда,– считают, что стоит только объявить рынок и ввести свободное ценообразование, как по мановению волшебной палочки всё упорядочится и само собой наладится. Дудки. Для будущего мы готовим специалистов по отдельным программам. В такие группы набираем всех желающих, но при условии сдачи вступительных экзаменов, которые очень сложны. Это обучение бесплатное и с полным пансионом. Такие колледжи закрытые пользуются большой популярностью во всех странах мира. Окончившему мы гарантируем место в престижных концернах, кампаниях, банках. За деньги в обучение не берём, нам богатые и бестолковые не нужны. Среди способных выбираем талантливых и устраиваем их у себя в системе, но не посвящаем их в подробности того, кто мы. Бывает, поступают к нам и из богатых и знатных семей дети. Недавно закончил экономический колледж один из сыновей короля Саудовской Аравии, у него их много, кстати. Очень талантливый парень и очень трудолюбивый. Он сейчас входит в правление нескольких крупных арабских банков, но организовал свой и быстро набирает вес. Да, обучать дорого, но лучше сейчас вложить, чем потом с котомкой золотых слитков за плечами тащиться по миру. А по поводу вложений в науку одно могу сказать: много, очень много.

– Далеко идущие планы,– констатировал Панфилов.

– Я сам – винтик в механизме. Кручусь, как белка в колесе. Расходы растут, доход надо уметь создать, а это не всем дано в этом мире,– Сашка потянулся.– Если не хватает средств, добираем с миру по нитке. Чаще всего бомбим по криминалу.

– Система, однако, отлажена оригинально. Вроде и уголовная, а то же время вроде нет. Удивительно,– произнёс в конец раздосадованный Гунько.

– Я и сам уже теперь не вижу, что я уголовник. Стал академиком по добыванию средств из воздуха. То, что мы в одиночку учим работать, гарантия того, что нас никто не достанет. Ведь сам "вор в законе" не полезет на нас, опасно, пошлёт свою пехоту, но надо знать куда, а нас нет, иди сыщи одного человека в огромной стране. Мы же всех их знаем в лицо. Да что их знать, они, как павлины, хвосты распустили, вокруг шакальё стаей трётся, для опытного бандита они и дела их, как на ладони. Хочешь – убей, хочешь – удави. Это у власти нет против мафии средств борьбы, потому что мафия и есть власть, а мы в неё не входим, стоим в сторонке для того, чтобы лучше были видны её действия. Тот, кто у власти сидит, кто с ней слился в одно целое, слепнет.