Текст книги "Клан – моё государство 2."
Автор книги: Алексей Китлинский
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 41 страниц)
– Мемуары начинайте писать, издадим на лучшей бумаге,– сказал Сашка.
– От этого увольте. Я до такой мерзости не опущусь. И не потому, что на мне секретов, как на бездомном псе блох, а потому, что я не историк, как Волкогонов, я закрытый военный вуз окончил и честью своей и страны, как некоторые недоделанные гниды, торговать не обучен. Чтобы не говорили о нашем государстве, всю эту ношу до смертного часа нести готов. Плохого было много, что говорить,– Панфилов смолк, вспомнив своё участие в чешских событиях 1968 года, и продолжил:– Хорошее ведь тоже было, не надо всё под одну гребёнку чесать.
– А опыт кто передавать должен?– спросил Сашка.
– Какой у меня опыт!?– воспротивился Панфилов.– Разве он нынешним выскочкам нужен? Юнкера в сто раз опытнее и умнее были, чем я к старости.
– Отказываетесь зря. Кстати, это вас всех касается, может так случиться, что станете безработными. Приглашаю вас в Институт стратегических исследований,– произнёс Сашка.
– Та-ак!– крякнул Гунько.– И это ваше детище?
– Клянусь – не моё,– Сашка положил руку на грудь,– он сам его создавал. Я лишь помог мелочью, но контакт держим, обмениваемся информацией. У него она изнутри, а моя внешняя.
– Хитёр вы, братец,– обиженно сказал Гунько и для Панфилова, который был не в курсе, пояснил:– Сергей, Скоблева ты знаешь, надеюсь, так тоже в команде Александра, выходит. Вот так собирают ударный кулак.
– Он вам к чему?– спросил Евстефеев.– Он опер хороший, не более, но вы ведь в этом и сами мужики ушлые.
– А я его не покупал. У него свои планы, он с Сергеевым что-то варить собирался, не сложилось, теперь сам куёт. Людей с собой прихватил он толковых, работает потихоньку. Когда его в оборот взяли грушники, я его с того света вытянул, вот и всё.
– Без планов?– усомнился Гунько.
– Я покупаю у него информацию по криминальным элементам. Грохнуть мы сами можем, но в последнее время стало всё больше и больше попадаться на стёжке бандюг разного калибра, и собирать на них данные некогда, а стрелять беспардонно мы прекратили,– Сашка развёл руками,– ну, если только явный хам под руку горячую подлезет, тогда убиваем.
– А Сергей что там в его конторе делать будет?– не унимался Гунько.
– Вы смысл сказанного не поняли,– Сашка достал папиросу, прикурил и продолжил:– Скоблев так же, как вы, против нищей и слабой России. Я с ним переговорю, и он уступит вам часть своих площадей. Там у него три четверти здания пустует, правда, надо ремонт сделать. А сидеть можете сами, под крышей собственного института. Окажетесь завтра на улице без дела – будете по своим квартирам сидеть да дачам. Это ведь не выход.
– А средства?– Гунько такой вариант нравился.
– У вас свои есть, их и используйте.
– Они ведь тёмные!?– проворчал Евстефеев.
– Я деньги не за пуск имею в виду, а от сделки по оружию. Средства связи у вас свои, вот и действуйте. Сергей Петрович пока свободен, не в пример вам, пусть и начинает возводить контору, что бестолку на пенсии сидеть. Бориска вас турнёт, и вы придёте под свою крышу. Опять же, пока служите, людей подыскивайте толковых, помогайте им увольняться, обустраиваться и в институтик определяйте. Назвать можно, как угодно, хоть институтом маркетинга.
– Мысль интересная,– произнёс Панфилов, которому осточертело торчать дома, и всё порядком обрыдло на даче.– Можно под предлогом переобучения увольняющихся из рядов армии офицеров собрать мощную компанию.
– Вот и приступайте. Зачем зря себя гноить? Лучшая гарантия будущего – своя школа,– сказал Сашка.
– Александр, мы ведь людей собирать будем, не в пример вам, взрослых, с устоявшимися взглядами, психикой. Это проблема огромная,– сказал Гунько, столкнувшийся с этим вопросом при подборе сотрудников для выполнения контракта по продаже оружия.
– Поэтому и организуйте свою школу, составьте программу обучения и приступайте. Хотите, мы вам с планом поможем,– предложил Сашка.– На первых порах.
– Так под программу обучения надо идею закладывать,– возразил Евстефеев.– У вас есть она?
– Василий Павлович, идея – вещь скользкая. Не надо цель и идею связывать вместе. А цель мне конкретно видится, как и вам: сильная и грамотная Россия. Именно Россия, теперь ведь ясно, что раздел Советского Союза практически осуществился. Всё для блага России и её народа, но не в ущерб народам тех государств, с которыми мы сидели долгие семьдесят лет в одной банке. Разве это идея? Это цель. Можно вести споры о том, как идти, без этого не обойтись, но при любых обстоятельствах связывать должна цель. Главное – освобождайте себя и тех, кто рядом с вами, от груза прошлого, ибо груз этот давит сильно и не даст вам возможности что-либо создать,– Сашка перестал говорить и прислушался.
– Что вы, Александр, в тайге сидите? Вам надо на трибуну, в ораторы. Есть в вас что-то колдовское, привораживающее. За вами ведь народ валом попрётся,– произнёс комплимент Панфилов. Ему нравился Сашка всё больше и больше какой-то непонятной своей твёрдостью и постоянством в изложении мыслей.
– Мне этого не дано. На мне крови очень много,– отсёк Сашка такое предложение.
– Наверное, вы правы,– Панфилову было по-доброму жаль, что умный человек стоит вне политики.
– В Европе я легально действую. Мне оттуда легче и больше для России можно сделать, чем тут агитируя за ту или иную модель развития общественных отношений. Только я категорический противник вождизма, мне не нравятся толпы людей, прущихся на демонстрации. Они собираются от бессилия. Нормально развивается только то государство, где народ, человек конкретный, может решить свои проблемы без митингов и собраний, в рабочем порядке согласно закона, который, в первую очередь, направлен на его защиту, а лишь во вторую очередь – на защиту государства, хорошо, если оба эти направления совпадают, что редко в мировой практике сейчас случается потому, что имеется крен в сторону корпоративных интересов определённого круга деятелей. Вот когда наш народ перестанет собираться в толпу и требовать чего-то, можно будет сказать, что мы достигли уровня всеобщего понимания реальности. Для этого надо годы и десятилетия нормального развития в сфере общественных отношений, а пока этого нет, любые предлагаемые сверху решения по переустройству страны и его экономики потерпят крах.
– Значит, вы против участия в проекте по внедрению во властные структуры центра?– спросил Панфилов и посмотрел на Гунько, которому они поручали переговорить с Александром по этому вопросу, но тот даже не поднял головы, пропустив мимо себя. Не стал отвечать и Сашка, подгребая угли в костре, от чего в небо взметнулась стайка искр. Наступившее молчание прервал Левко. Он произнёс:
– Раздел Союза неминуем. Его последствия будут ужасны. Центр потеряет влияние в регионах и будет терять его постоянно в будущем при условии падения уровня производства, которое обязательно сократится. Что бы Москва в такой ситуации не предложила, все на периферии станут отвергать, как неприемлемое, а предложить может только грамотный или грамотные, которые сейчас напрочь отсутствуют. Не хочу читать вам курс политэкономии, но плохая реальность уже постучала в двери и вошла в неё. Вопрос: для чего тащиться в центр московских властных структур, если они в ближайшие годы потеряют своё влияние в регионах окончательно, и выжать из них что-то будет практически невозможно? Конечно, тогда надо внедряться в регионах, скажете вы и будете правы и не правы одновременно. Правы, потому что это необходимо делать, ибо там будет решаться будущее России, но осуществить такое внедрение можно при наличии соответствующей программы и, главное, большого количества надёжных людей, которых нет у вас, нет у нас, и вообще нет сейчас ни у кого. Не правы же потому, что программу такую составить невозможно по причине элементарного отсутствия грамотных людей, ведь её сделать надо не из центра, а с мест, из глубинки российской. По самым скромным подсчётам необходимо иметь в регионах порядка ста сорока тысяч, чтобы всё подсчитать и потом свести в общую схему, но и при этом она должна быть гибкой, как резиновая. Ну, это уже вопрос другой. Но на первый, я думаю, вы ответ имеете,– и Левко уставился на Сашку, который одобрительно кивнул, не произнося при этом слов.
Глава 3
Долго сидели, не разговаривая. Молчание нарушил Евстефеев, сказав:
– У меня такое ощущение – не знаю, как у остальных моих друзей,– что у вас в тайнике машина, пронзающая пространство, и вы в будущее шастаете время от времени, точно зная, что там нас всех ждёт, и ненавязчиво поучаете, как надо делать.
После слов Евстефеева Сашка стал смеяться, и опять ответил за него Левко.
– Василий Павлович, будь у нас такой аппарат – мы давно бы убрались туда, чтобы тут в дерьме не торчать.
– Так может, там ещё хуже, чем тут,– засмеявшись, сказал Евстефеев.– В своём-то дерьме лучше сидеть, чем в чужом.
– Поспешать не стоит, не стоит,– произнёс Сашка.
На костре в двух казанах варилось мясо, кухарил Максим, он же подавал окружающим кружки с чаем.
– Так может военный переворот организовать в такой ситуации? Военная диктатура по примеру чилийской. Ну, Чили я так – к примеру,– промолвил Панфилов.
– Для преодоления переходного периода от коммунизма к капитализму,– двинул его мысль дальше Гунько.
– С пьяными прапорщиками хрен-с два сделаешь,– Сашка замотал головой, отвергая вариант с переворотом.– Давайте посчитаем, раз уж коснулись. Смотрим на то, что есть сейчас и чем располагаем. Российские военные, поддержавшие Ельцина, оказались на коне, военных союзного Министерства обороны можно считать выбывшими из игры в военные перевороты. Генштаб избавится от многих и доберёт из воинских округов и академий новые кадры, которые не смыслят в управлении вооружёнными силами ничего, ну, по крайней мере, не имеют в этой части достаточного опыта. Грачёв – а Паша был старлеем и им, увы, остался навеки – соберёт вокруг себя равноценный состав, который больше похож на некую банду неудачников, которым вдруг несказанно пофартило, и на курсе их грабительского фрегата замаячил парусник торгового флота. Так с кем делать диктатуру? Я уже не говорю о том, что из вооружённых сил за последние два года убыло в отставку треть офицеров в званиях от лейтенанта до полковника, причём, ушли не пьянь и рвань, ушли умные и грамотные ребята, на которых, собственно, и держалась армия последние годы. Они поставлены были в ситуацию не перспективы по служебной лестнице и отсутствия условий для продолжения службы на чисто бытовом уровне. Более того, процесс увольнения продолжает с нарастающим темпом идти и рухнет в момент разделения Советского Союза окончательно. На армии как на силе, способной решать глобальные задачи в стране, можно поставить крест. Она, армия, просто перестала существовать, об этом больно говорить, но вам, армейским, должно быть видней даже при том, что ваше видение не такое, как моё. И знаете, опускаться до применения против собственного народа сапёрных лопаток и "черёмухи" не надо. Плохо это. Вот если бы в наличии было психотропное оружие массового применения, чтобы в одночасье избавиться от жадных, глупых, тупых и прочих ненужных элементов, тогда другое дело, но оно есть в мизерном количестве и не у нас с вами, а у противной стороны.
– Вы верите в наличие такого оружия?– Гунько смотрел на Сашку вопросительно.
– Я не знаю какое оно конкретно, но то, что оно разрабатывалось, сомнений у меня не вызывает. Это может быть механический прибор или химическое вещество, предположения размываются в огромном спектре научных достижений в этой области,– ответил Сашка.– Кстати, самый главный вор страны – Кручина – может пролить свет на то, есть ли психотропное оружие или нет в данный момент времени у спецслужб.
– Каким образом он может это сделать?– спросил Панфилов.
– Смертью,– сказал Сашка и замолчал, осматривая присутствующих.
– Убьют?– опять задал вопрос Панфилов.
– По моим расчётам – да. Через него осуществлялась продажа золота, алмазов, платины и других ценностей в период его в должности главного финансиста компартии, а это самый верх секретных служб страны. Ну кто, скажите, будет держать свидетеля такого уровня в живых при том, что обстоятельства в государстве пахнут для всех подельщиков виселицей? Подсадите к нему наблюдателей и глядите пристально, желательно прослушивать с записью его телефонные разговоры. Если он уйдёт из жизни странно, то можете быть уверены, что это психотроп.
– Странно – это как?– оживился Гунько.
– Падение с балкона, сердечный приступ, все формы самоубийства и так далее,– определил круг возможных исходов Сашка и, рассмеявшись, добавил:– Даже понос может стать смертельным.
– Не густо,– констатировал Евстефеев.– А другим способом проверить наличие этой гадости можно?
– Давайте сильно не вникать в то, есть ли такое оружие, есть,– предложил вдруг Панфилов.– Если к нему прибегнут, то это, безусловно, нельзя сбрасывать со счёта, а пока его не применяли. Лучше отвлекёмся немного. Вот на охоту, а то, честно, голова болеть будет.
– Что – охота? Мы сидели, и Александр сказал, что с первого выстрела – в цель, хоть звука отсюда я не услышал,– сказал Гунько,– далековато.
– Попал хорошо. Ребята страховали меня на случай промаха,– подтвердил Панфилов.– Он шаг только сделал после попадания. Когда подбежали, глаза уже туманной плёнкой подёрнулись, предсмертной.
– Руку, видать, набили по спецохотхозяйствам,– сказал Максим, желая слегка подколоть Панфилова, но тот не стал обижаться и отговариваться, качнув головой в знак согласия, произнёс:
– Было, было, мужики. Грешен, часто ездил, приглашали. Только там другая система, а вот так, чтобы сам убил, разделывал и тащил – это впервые. Клянусь,– признался он.– Правда, прихватило чуток от напруги, но сейчас отошёл. Однако, разница в том, что там-то ведь ручные, а тут дикий. Он даже ходит не так, как в своё время я видел, повадки не те.
– Там комбикормом кормят, а здесь сам пасётся и без охраны, но и желающих поживиться им у нас больше,– сказал Максим, помешивая мясо в казанах.– Вот сейчас доварим – будете иметь возможность сравнить вкусовые качества.
– Если разжуёте,– добавил Левко ухмыляясь.
– Я думаю!– ответил Панфилов.– Пусть жёсткое, но всё равно этот выстрел мне больше по сердцу. Даже дикое в душе что-то шевельнулось. Наверное, все мы в прошлом своём охотники.
– Почему в прошлом?– удивлённо спросил Гунько.– Вот Александр, да и его товарищи – охотники и ещё какие. И не только по части стрельбы, но и по части ловли. И совсем не дикие, а как раз наоборот: умные, хитрые, проворные. Все таланты вне государства у нас оказались, ну, за исключением ядерного производства, но с ними ясно всё.
– Вы ошиблись, я не охотник,– сказал Сашка.– Редко в тайге на курок нажимаю, хоть тут и вырос. Без надобности прокорма, чего стрелять, тем более по лосю, если ты один. Зайчишке башку отстрелю, как водится, или пару куропаток убью, ещё рябчиков люблю страсть, запечённых в глине. Я больше загонщик рядовой, как в волчьей стае, где гонят все, а право последнего прыжка всегда за сильным. Потому что промах дорого всем обходится. Нет, мне в прошлом тоже давали право быть на острие атаки, но не всегда. Быть готовым постоянно тяжело, смерть и жизнь стоят на одной черте, а с этим быть рядом долго нельзя, свихнёшься.
– Отдых, стало быть, необходим?-спросил Потапов, которого напрямую касалась эта тема.
– Реабилитация обязательна. Человека – не животное убить, хоть иные хуже зверя порой, но всё равно ведь люди. Чем выше потолок интеллектуальный, тем легче совладать с надвигающимся кризисом, а он приходит ко всем абсолютно и у всех по-разному проходит. Накапливать не рекомендуется,– сказал Сашка.
– А привычки не возникает?– поинтересовался Потапов. В его подразделении проблема стояла остро. Многие, кто с ним служил, после первых же случаев убийства по необходимости впадали в депрессии, сильно изменялись и, в конце концов, списывались из оперативной работы. В их круге часто пользовались выражением: "отсутствие иммунитета", но на саму проблему внимания, как правило, не обращали потому, что не было недостатка в людях.
– Привычка к этому только у психически ненормальных есть. У маньяков-убийц. У нормального человека она возникнуть не может. Я со старыми солдатами второй мировой войны по этому вопросу много разговаривал, причём, не только с нашими, но и с союзниками, и с немецкими, но с теми, кто в окопах сидел лицом к лицу. Наши – если общее собрать их мнение по этому вопросу – сказали, что когда автоматы массово пошли, они вздохнули спокойно – дашь, мол, очередь и уже не смотришь, а из винтовки надо точно целиться и потом смотреть – попал или нет. Многие, по их словам, на желчь истравились, и политруки не очень-то и помогали, а у тех – священники.
– Значит, иммунитет не приобретается,– сказал Потапов с нотками жалости в голосе.
– Нет,– ответил Сашка.– Есть категория толстокожих, у которых притупленное восприятие факта убийства, но у этой части людей, как правило, более сильные последствия. Что-то вроде электроразряда, который чреват самыми худшими последствиями. Долго накапливается, а потом – бац – и он пускает себе пулю в лоб или в петлю лезет. Мозги не выдерживают таких перегрузок. В Америке, Европе для всех, кто работает в риске, связанном с необходимостью убивать – чаще всего это полицейские – существуют программы восстановления и психологической реабилитации. Отправляют в отпуск, проверяют врачебные комиссии и так далее. Бесследно оно ни у кого не проходит. Мы в своих программах обучения применяем метод предварительной разгрузки – это когда человек готовится заранее бороться с будущим кризисом путём многовариантности изучения последствий и методов преодоления возникающих отклонений.
– Представляю, как это сильно било по психике в средние века. Там ведь всё происходило глаза в глаза,– произнёс Потапов, что вызвало усмешку у всех присутствующих.
– В древних рукописях об этом не было сказано ни единого слова. Возможно, это им было не знакомо, а может, авторы просто не касались самой темы. Трудно судить, но факт реален – бьёт по психике сильно,– Сашка тоже улыбался.– Вы только не обращайте внимания на то, что все мы хохочем. Вы с передовой, мы все из тыла, а проблему понять может лишь тот, кто с ней прямо сталкивается. Ребёнка можно научить с детства, то есть привить ему с рождения противоядие от этой беды, блокировать сознание в этой части, но для этого надо учить убивать где-то лет с трёх. Взрослого не привить.
– Вы у себя в школах прививаете детей от этого?– спросил Гунько.
– Такое блокирование входит в программу, но комплексно. Убивать плохо, но надо – так примерно,– сказал Сашка.
– Лучше, когда не надо,– вставил Левко,– но неизбежно приходится.
Глава 4
Около часа все молчали, втягивая запахи варившегося мяса. Максим колдовал над ним, то сливая воду, то меняя высоту казанов над огнём, то что-то подсыпая, и это магически действовало на всех. Темнота наступила быстро. Огромные звёзды высыпали на небе, искрясь и переливаясь. Сразу резко похолодало, и все непроизвольно подвигались ближе к костру.
– Однако, надо немного одеться,– первым подал голос Евстефеев и стал натягивать бушлат.– Свежеет к ночи.
– Ночь длиннее, день короче,– в рифму добавил Сашка.– Зима скоро постучит,– он встал и направился к реке, на ходу вытаскивая откуда-то из-за спины энергетическую трубу.
Вспыхнувшая вскоре лампа выхватила из темноты сидящих полукругом у костра людей, которые закопошились, занявшись приготовлением к ужину и предстоящей ночёвке.
– Сань,– позвал Жух.– Я нарезал мяса на завтра. Может остальное не разделывать? Пусть Пешков заберёт на базу. Всего нам не снести, да и не надо столько. Не лето ведь, вялить негде.
– В шкуру только заверни,– предупредил Сашка.
– Это сделаем. Левко, снеси в реку, чтобы отмокало,– попросил Жух, и Левко подхватил сетчатый мешок, набитый кусками мяса, двинулся к реке.
– В реку-то зачем?– спросил Панфилов.
– Это в элитарных ресторанах Москвы в белом вине выдерживают, а мы, грешные, в речку бросаем, чтобы кровь вымыло да размягчало малость,– пояснил Максим.– До утра полежит и в самый раз будет. Только закрепи,– крикнул он в темноту Левко.– Черти и в воде водятся, ещё утянут демоны. Они, небось, тоже не святым духом питаются, водяные воровством не брезгуют.
– Как самочувствие?– подсаживаясь, спросил Сашка Панфилова.
– Теперь точно прошло,– ответил тот, роясь в рюкзаке и доставая из него снедь, привезенную из Москвы.– Во! Лимоны есть, мужики, как бы тут коньяком разжиться? Может гонца пошлём?– и он представил на всеобщее обозрение два огромных лимона.
– Не в столице,– отозвался Максим.– Но, что делать, сыщем, не пропадать же им. С чаем – не то. За качество, правда, не поручимся, не местного разлива, но говорят – ничего, пить можно.
– Какой, если не секрет,-поинтересовался Гунько.
– Какой?– обратился Максим к Жуху.
– "Белый Аист", Молдвинпром,– крикнул Жух из темноты от реки, где мыл руки.– Качество отличное. Учитывая массовость разлива и объём поставок, товар, по нынешним временам, превосходный. Букет первоклассный,– возвращаясь к костру, продолжал говорить Жух.– Производители "Наполеона" – мелкие авантюристы в сравнении с молдавскими виноделами, готовящими "Белый Аист" в потрясающих количествах.
– Вот вам и ещё один любитель коньяков,– саркастически произнёс Сашка, предпочитавший водку всем остальным видам алкоголя.
– Да он и в самом деле хорошего качества. Серьёзно, без бэ…, может – партия такая, может – не всюду ещё воруют. Пробу снимите – согласитесь. Сейчас повсюду в стране денатурат в бутылки наливают, ничем не брезгуя ради наживы, а тут…,– Жух достал из вещмешка три бутылки.– Кто водку будет – отходи в сторону и не подлезай,– он откупорил одну бутылку, плеснул в кружку и протянул Панфилову для пробы. Тот крутил, принюхивался и, глотнув, дал свою оценку:
– Ефимович, ты хоть режь меня, хоть бей, но это действительно бальзам, а то, чем ты нас в самолёте потчевал, извини за мат, но то – х…, хоть и с марочной этикеткой,– и протянул кружку с остатками Гунько.
– Что смотришь?– спросил Гунько, сделав глоток и допив, добавил:– Конечно, отличный. Неужто самого обычного разлива?– обратился он к Жуху.
– Этикетка самая простая,– Жух протянул ему нераскрытую бутылку для показа.
Осмотрев, Гунько сделал вывод:
– Молдаване совсем с ума сошли. Такой продукт и в такой упаковке! Не, точно не все у них дома. Копейку не хотят сделать на качестве.
– Двадцать семь рублей,– назвал цену Жух.
– Ой, что в мире деется,– завопил Левко.– В Молдавии народ сам у себя ворует.
Дружный хохот потряс ночь, отдаваясь коротким эхом.
– Зацепил, по делу зацепил,– успокаиваясь от смеха, сказал Гунько.
Весело, на волне поднявшегося настроения, сели ужинать.
– Мясо и в самом деле не то. К такому надо выдавать железные челюсти,– впиваясь в кусок, проворчал Панфилов.
– Стальные,– уточнил Максим.– Вы поаккуратней, не сломайте. Лучше берите язык, сердце.
– Этот деликатес позже,– ответил Панфилов.– Сам ведь стрелял, как же теперь не жрать. Позор будет. А если его дольше варить?
– Хоть до второго пришествия. Жилистые они у нас. Это в заповеднике сладкие и мягкие, а тут волки вмиг рога скрутят,– объяснил Максим. Он ел, срезая ножом тонкие пластины с куска.– Вы ножиком перочинным пользуйтесь, как я, солите и глотайте, жевать не обязательно.
Панфилов отложил кусок, надетый на заточенную палку, достал ножик и стал срезать по совету Максима.– Лучше идёт,– проговорил он время спустя.– Гораздо.
– Наши предки без приготовления съедали,– подзадорил его Евстефеев.– Накинутся, бывало, толпой – и только груда костей. Что лося, что мамонта – в один присест могли уделать.
– Вот всех и сожрали,– огрызнулся Панфилов.– Прожорливые были, как ты. Ненасытные.
– Кто же мясо не любит?– Евстефеев на палку наколол себе второй кусок.– Я в толстовцы не записывался и постов не блюду по причине безверия, хоть, может, первое и напрасно. Говорят, что организм очищается при долгом воздержании от мясной пищи, шлаки выводит.
– То-то у них все в епископате такие широкие, наверное, от голода пухнут,– прожёвывая, вставил колкость Гунько.
– Не у станка стоят, не на паперти, а у пюпитра. Физического усилия прикладывать не надо, верующие поднесут – и на мясо хватит, и на чёрную икру, и на хлеб с маслом. У них доход, в отличие от всеобщего ухудшения положения в стране, не уменьшается, а растёт, как тесто. Надо публиковать меню членов Священного Синода и указывать кто и сколько потребляет,– высказал мысль Евстефеев.
– Как же, держи карман шире, станут они публиковать. Позора потом не оберёшься,– сказал Панфилов.
– Не трогайте служителей Господа, они отделены от государства. У них своя артель, ныне переставшая платить налоги государству. Живут на вольных хлебах. Подаянием,– вступился за церковь Сашка.
– А говорили, что не верите,– бросил Гунько, у которого от слов Сашки чуть не застрял кусок в горле.
– Что плохого в промысле божьем? Не крадут, не отбирают, злодейских действий не чинят. Не будет верующих – исчезнут и они,– оправдал Сашка свою позицию.
– Мы от природы склонны к разным шараханьям во всём. Вот и в вере расколов было уйма. Всяк понимает по-своему,– произнёс Панфилов и после паузы добавил:– Хоть православие и выступает за цельность страны и народа, в ней живущего, но не греет, не греет.
– Священнослужители не только в нашем государстве толстые,– продолжил тему полноты Евстефеев.– В других странах комплекция аналогичная у всех наместников Господа.
– Только не выводите из этого истинное. "Голодные по статуту", как говорят на Украине, есть везде,– с усмешкой сказал Гунько.– И в среде попов и дьяков величина живота напрямую зависит от их профессиональной принадлежности. Толстых ксёндзов я не встречал, а православные служители Господа почти поголовно имеют излишний вес.
– А толстые, которые на асфальте пасутся?– спросил Левко.
– Кого имеете в виду, отрок?– растягивая на церковный манер слова, пропел Гунько.
– ГАИ,– ответил Левко.
– О, Господи! Я совсем забыл! Названные вами, друг вы мой хороший, больше, чем каста и религия. Отлучение человека от этой профессии ставит его на грань самоубийства,– Гунько засмеялся.– Знаю одного начальника районного ГАИ, которому в его "Волге" расширяли дверцы. Не влазил. Тут вы точно подметили. У сотрудников ГАИ после трёх лет работы начинается ожирение, но непроизвольно. Наука теряется в догадках.
– Кому что,– сказал Сашка.– Одним – атеросклероз, другим – ожирение.
– Кому геморрой, не за столом будет сказано,– продолжил Евстефеев перечисление, начатое Сашкой.
– Ну вот! Начали за здравие, кончили за упокой,– выразил неудовольствие Панфилов.– Осталось сифилис и СПИД вспомнить для полной картины. Бросаем эту тему. Ну её. Лучше об оружии. Александр, продайте мне ваш винчестер.
– Понравился?– спросил Сашка.
– Восхитительный бой,– похвалил Панфилов.-У меня есть в коллекции аналогичный. Меняю, хоть ваш порядком и переделан.
– Так ведь в сторону улучшения,– стал торговаться Сашка.
– С доплатой,– предложил Панфилов.– Хотя какую я могу вам предложить доплату!
– Действительно. У меня всё есть, но и винчестер этот ценности особой не имеет, кроме памяти в каком-то смысле. Мне его вручили, когда приняли в "клан" из рук в руки и я стал стражником. В местах наших ничего даром не пропадает и всему есть цена, даже обычному шесту,– Сашка задумался на некоторое время и продолжил:– Отдавать и дарить не принято, а вот взамен что-то можно.
– Только не сильно дорогое, я хоть и в чинах, но за душой нет и гроша. На сберкнижке ровно две тысячи рублей лежит,– признался Панфилов.
– Деньги исключаем, они не в цене. Услугу можете оказать?– спросил Сашка.
– Так смотря какую.
– Дачку мне под Москвой надо в одном из элитных блоков,– сказал Сашка, зная что у Панфилова есть закадычный друг в хозуправлении Генштаба, ведающий выделением дач.
– На себя не могу, сам владею. Пока не забрали, можно оформить на выкупку, только средств у меня нет и на это, да, честно говоря, там и не хоромы, как пишут в прессе.
– Ваша мне и ни к чему. Посодействуйте купить. Гарантию чистых денег я вам даю. Составьте мне рекомендацию через какого-нибудь отставного честного генерала. Оформим на него с покупкой и одновременно договором на аренду долгосрочную. Ему деньги не помешают, а мне площади очень нужны в тихом дачном комплексе.
– Не на себя брать хотите?
– Ясное дело – нет. На аренду я чистое имя найду. За аренду оплата в СКВ, всё как положено.
– Если не секрет, на кого?
– Есть один человек в Лондоне, который даст согласие. Он долгие годы работает за рубежом по линии торговой, но офицер. Хочет умереть на родине и в тишине,– ответил Сашка, не называя имени.
– Такое протеже составить могу. Знаете, даже догадываюсь кто это. Разве он так плох?
– Совсем наоборот. Второе дыхание открылось. Мы с правом выкупа у генерала договор составим, а торговый работник потом на нашего человека дарственной передаст, ибо на родину он, честно говоря, возвращаться не собирается ни под каким предлогом,– объяснил Сашка.
– Проблемы с вселением могут возникнуть после передачи по дарственной от него. Там ведь правительственная охрана и оформление с особой тщательностью,– предупредил Панфилов.
– Охрану, я думаю, снимут в ближайшее время. Там ведь, в основном, пенсионеры уже сейчас сидят и все союзного значения. Новые власти России себе построят в другом месте, Борискиных людей имею в виду. Так что охраны не будет, слишком жирно каждому солдата со злым псом приставлять,– сказал Сашка и рассмеялся.– Надо только успеть зацепиться.
– В таком деле могу оказать содействие. А вот насчёт своей, наверное, таки пролечу. Я ведь не Рыжков, мне за восемнадцать тысяч миллионную дачу кто отпишет? Я, правда, о стоимости своей узнавал, без учёта амортизации семьсот сорок тыщ тянет. Дому двадцать лет. Вообще-то, на такие сооружения амортизации быть не должно, на народные строили. Мне совесть не позволит, как всем остальным, хапнуть,– Панфилов вздохнул тяжело. Ему не хотелось расставаться с уютной небольшой дачей, полученной когда-то вместе с присвоением звания генерал-майора и в которой он, по сути, прожил долгие шестнадцать лет, предпочитая её городской квартире.
– Сейчас украинцы горбачёвскую в Форосе умыкнут, хоть её строили на партийные деньги,– произнёс Левко.
– Средства на её строительство выделял управделами Совета Министров,– поправил его Евстефеев.– На их балансе висит, но теперь, ясное дело, отойдёт к Украине. Их будет собственность.
– Вы свою "крышу" оформляйте быстро. Гонка за собственностью в Москве будет не шуточная. За гроши можно будет на первоначальном этапе купить в центре любое здание, а их желательно иметь несколько. Не под склады с оружием, а для цели гуманитарной. Приступать учить надо сейчас, незамедлительно, для этого надо иметь помещения. В центре Москвы самое безопасное место. Желательно прикупить здание КГБ в целом комплексе, но боюсь, желающих там поселиться будет немного.