Текст книги "Строптивая истинная в Академии Драконов (СИ)"

Автор книги: Александра Берг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 35 страниц)

3

– И долго ты собираешься сидеть здесь? – прошипела мачеха, буквально влетая в комнату. – Я, кажется, ясно сказала – убрать зал!

– А я, кажется, не ответила согласием, – парировала я, скрестив руки на груди с видом профессионального спорщика.

Женщина замерла, словно налетела на невидимую стену. Её рот приоткрылся от изумления, а глаза расширились так, что стали похожи на два медных пятака.

– Что... что ты сказала? – её голос задрожал от ярости.

– Неужели у вас тоже проблемы со слухом?

Лицо мачехи начало приобретать интересный пунцовый оттенок. Этот цвет великолепно гармонировал с её рыжими волосами, создавая впечатление, будто её голова вот-вот воспламенится.

– Да как ты смеешь... – начала она, но я перебила:

– Смею что? Отказываться быть служанкой в своём собственном доме? – я сделала шаг вперёд.

Память Эллин подсказала, что в доме были слуги. Но вот куда они все подевались? Не съели же их, в конце концов.

– В собственном доме? – мачеха пренебрежительно фыркнула.

– Именно! Где все слуги?

– А ты не помнишь? – женщина прищурилась. – Всех слуг пришлось распустить, потому что у нас нет денег, чтобы выплачивать им жалование! – выкрикнула рыжая фурия.

Я медленно, с нарочитым вниманием оглядела мачеху с ног до головы. Траурное платье из дорогого чёрного шёлка, расшитое мельчайшим бисером, явно стоило целое состояние. Массивные золотые серьги с чёрным жемчугом покачивались в ушах при каждом движении головы, а на шее поблёскивало колье, которое равнялось доходу небольшого города.

"Нет денег", говорите?

В этот момент в комнату впорхнула сводная сестрица, видимо, привлечённая шумом.

– Мамочка, что случилось? – пропела она своим приторным голоском.

– Твоя... сестра, – последнее слово мачеха буквально выплюнула, – совсем обезумела от горя.

Виктория, вроде так звали сводную сестрицу, пренебрежительно скривилась, будто увидела перед собой таракана.

– Не удивительно! – бросила девушка. – Она всегда была не от мира сего! Сумасшедшая!

– О, как приятно слышать столь искреннюю заботу о моём душевном здоровье, – протянула я с ядовитой улыбкой. – Но знаете что? Я, пожалуй, соглашусь убраться в зале.

Мачеха с дочерью удивлённо переглянулись.

– Правда, есть одно маленькое условие, – продолжила я, наслаждаясь замешательством на их лицах. – Вы будете убираться вместе со мной.

– Что?! – взвизгнула Виктория.

– Ты совсем рехнулась? – прошипела мачеха.

– Ну почему же? – я картинно развела руками. – Раз у нас нет денег на слуг, придётся справляться своими силами. ВСЕМ нам.

После получаса препираний, угроз и истерик они всё-таки согласились. Видимо, моя непробиваемая настойчивость их доконала.

В зале всё ещё витал удушающий коктейль из ладана, умирающих лилий и приторных духов моих "дорогих" родственниц.

Следуя за мной, они о чём-то оживлённо перешёптывались. Обсуждали моё поведение? Возможно. Думаю, прежняя Эллин даже слова не могла против сказать.

Надеюсь, я не перегнула палку, заставив их убираться вместе со мной.

Зато за уборкой я могла подумать.

Что же случилось с настоящей Эллин? Мачеха упомянула, что она упала. Как и где это произошло? Оступилась или не смогла справиться с эмоциями? Смерть и похороны отца могли доконать бедняжку. А если это сделали мачеха и сестрицей?

Я оглянулась, посмотрев на родственниц. Виктория, брезгливо морщась, протирала подсвечники. Мачеха же, спотыкаясь о собственную юбку и ворча проклятия, неумело орудовала метлой, поднимая больше пыли, чем убирая её.

Могли ли они избавиться от бедной Эллин? Если да, то зачем тогда звать лекаря?

Вопросов было море, но задавать их напрямую я не могла. Лучше не привлекать к себе ненужного внимания, а то чего доброго меня и правда запихнут в лечебницу…

За уборкой время летело поразительно быстро. Однако это не приносило мне ни малейшего облегчения – напротив, каждая минута промедления казалась непозволительной роскошью. Вопросы, роившиеся в голове, оставались без ответов, а я прекрасно понимала: чем скорее и глубже мне удастся проникнуть в тайны жизни Эллин, тем лучше.

Окинув критическим взглядом просторный зал, я отметила, что работа почти закончена. Распахнутые настежь окна впустили в дом свежее дыхание зимы – морозный воздух наполнил помещение хрустальной чистотой, заставляя поёживаться от пробирающего до костей холода.

"Пожалуй, они вполне справятся здесь без меня", – промелькнула мысль.

Отложив влажную тряпку, пропитанную запахом лавандового мыла, я решительно направилась к своей комнате. Однако не успела сделать и нескольких шагов, как пронзительный голос мачехи прорезал воздух:

– Куда это ты собралась? – её холодные глаза впились в меня, как острые иглы. – А кто будет готовить ужин?

"Готовить ужин?" – внутренне усмехнулась я. Неужели она до сих пор не поняла, что мной помыкать не получится?

Я сделала глубокий вдох, пытаясь усмирить бушующие внутри эмоции. Воздух, медленно проникающий в лёгкие, должен был принести успокоение, но тщетно – нервы звенели, как натянутые струны.

Как там говорится? Не буди лихо, пока оно тихо? Ну что ж, считайте, мачеха его всё же разбудила.

– Уже иду, – пропела я, расплывшись в улыбке столь сладкой, что от неё могли бы заболеть зубы, и направилась на кухню, намерено шаркая ногами по старому паркету.

Кухня предстала передо мной настоящим воплощением средневековой таверны, будто сошедшей со страниц старинной книги сказок. В центре возвышался массивный дубовый стол, отполированный временем до благородного блеска. Вдоль стен тянулись бесконечные полки, уставленные глиняными горшочками с травами и специями, наполнявшими воздух пряным ароматом.

Потолок над внушительным очагом был покрыт вековой копотью, а на кованых крючках висели тяжёлые чугунные сковороды, поблескивающие в свете, проникающем через узкие окна. Печь, сложенная из красного кирпича, словно перенеслась сюда прямиком из древнего замка.

Приблизившись к стеллажам со столовой посудой, я "случайно" задела локтем изящную фарфоровую тарелку.

– Ой! – театрально воскликнула я, когда драгоценный предмет с оглушительным звоном разлетелся на осколки.

Мачеха с сестрицей, словно по команде, влетели на кухню, привлечённые шумом.

–  Какая жалость!  – я картинно заломила руки, с трудом сдерживая торжествующую улыбку.

Мачеха дёрнулась, словно от удара, её лицо исказила гримаса ярости:– Ты... ты сделала это нарочно! – прошипела она, брызгая слюной.

– Что вы, как можно? – я состроила самое невинное выражение лица, на какое только была способна. Затем, словно теряя равновесие, схватилась за полку, едва не обрушив весь столовый сервиз.

– Ох, я сегодня такая неуклюжая... Но разве можно винить меня после всех этих потрясений? – промурлыкала я, наблюдая, как вторая тарелка встречается с полом.

– Курица криворукая! – взвыли мои "родственницы" в унисон.

– Вон отсюда! Немедленно! – взревела мачеха, побагровев от гнева.

– Как прикажете, – я отвесила издевательски глубокий поклон и выпорхнула из кухни, чувствуя, как за спиной разгорается пожар праведного возмущения.

Вихрем взлетела по лестнице, пока мачеха не передумала.

Закрывшись в комнате, вернулась к письменному столу и альбому.

Дрожащими пальцами безжалостно разорвала письма с признаниями в любви. Эллин их так и не отправила – какой смысл теперь беречь эти излияния души? Потянулась было к портретам самодовольного Эрайна с намерением поступить так же, но рука замерла на полпути. Слишком много мастерства и души было вложено в каждый штрих. Такого таланта у меня и близко не было. В детском доме нам дали лишь базовое образование, а всему остальному пришлось учиться в поте лица.

В своём мире я работала обычным менеджером, перебирая бумажки в душном кабинете за смешные деньги. Какая ирония судьбы – вырваться из корпоративного рабства только для того, чтобы угодить прямиком в средневековое!

Хотя, если подумать, разница не такая уж и большая: та же тирания начальства, только вместо деловых костюмов – удушающее траурное платье с корсетом, а вместо дедлайнов – истерические припадки рыжей мегеры.

Я хмыкнула, разглядывая рисунки. В отличие от меня у Эллин был неоспоримый талант. Единственное, что я могла нарисовать прилично, это график падения продаж в Excel. Да и то с помощью автоматической функции.

Сложив рисунки обратно в альбом, продолжила осмотр.

Итак, Эллин получила образование в пансионе. Об этом свидетельствовал аттестат с красной обложкой. Пусть буквы были мне не знакомы, но написанное странным образом складывалось в понятные предложения.

История, литература, этикет, игра на музыкальных инструментах… Всё, что нужно знать аристократке.

Эллин была уверенно хорошисткой, и в этом с ней мы были похожи. Учиться я тоже любила, но вот круглой отличницей стать так и не смогла. Меня всегда подводили естественные науки. Физика, химия, математика – все эти формулы и уравнения казались мне тёмным лесом, в котором я безнадёжно блуждала.

В самом низу ящика стола нашла стопку газетных вырезок. Все они напрямую относились к семье Эллин, точнее, к тому, чем занимался её отец – лорд Эдмунд Ройс. Как оказалось, он был известным… артефактором.

– Артефактором? – я отложила вырезки, чувствуя, как мурашки побежали по спине.

В какой же я мир попала? Не говорите только, что тут существует магия!

Меня охватило детское возбуждение, словно я снова была той девочкой, запоём читавшей фэнтези и мечтавшей о волшебстве.

Интересно, а Эллин тоже владела магией?

Я попробовала сконцентрироваться на подсвечнике, стоявшем на краю стола. Прищурившись, попыталась представить, как он медленно скользит по полированной поверхности. Ничего не произошло. Может, нужно что-то произнести? Какое-нибудь заклинание?

"Вингардиум Левиоса!" – прошептала я, чувствуя себя немного глупо. Подсвечник остался неподвижным, словно насмехаясь над моими попытками.

"Абракадабра!" – попробовала снова, на этот раз громче. Результат тот же.

Мда… Похоже, у Эллин был талант лишь в рисовании. А жаль, магия мне бы сейчас не помешала.

Разочарованно вздохнув, я продолжила изучение материалов. Судя по тому, как бережно Эллин хранила вырезки, она явно гордилась достижениями своего отца.

Внезапно мой взгляд зацепился за небольшую заметку, затерявшуюся среди прочих. В ней говорилось о том, что Эдмунд Ройс получил ответственное задание от самой короны. Вместе с неким Максимилианом Эрайном они должны были создать мощный артефакт защиты.

Эрайн… Не родственник ли это того наглого павлина?

Я перевернула страницу и увидела портрет всего семейства Эрайнов. Сразу же бросился в глаза знакомый до боли профиль – бывший женишок во всей своей красе.

“Эйден Эрайн”, – вчиталась я в надпись под портерном.

Значит, так зовут этого… этого… Я даже слов подходящих не могла подобрать!

По левую сторону от него стояла статная женщина, с таким же надменным лицом.

Герцогиня Амелия Эрайн, драконорожденная – скорее всего, мать Эйдена. Очень уж они были похожи.

Статная, с властным взглядом. Несмотря на чёрно-белый оттиск, я могла поклясться, что её глаза, как и у сына, были пронзительно-синего цвета и напоминали льды далёкой Антарктики.

Но что означает приписка драконорожденная? Неужели в этом мире существуют драконы?

Последняя вырезка оказалась самой трагичной – краткое сообщение о неудачном эксперименте, завершившемся катастрофой.

Строчки плясали перед глазами:

«...мощная взрывная волна полностью разрушила лабораторию. Лорд Эдмунд Ройс получил тяжелейшие ранения и находится в критическом состоянии. Его коллега, Максимилиан Эрайн, срочно доставлен в больницу Святой Марии...»

Острая боль пронзила сердце, когда я представила, как Эллин, дрожащими руками вырезая эту заметку, пыталась осознать случившееся с её отцом. Чернила на странице были местами размыты – вероятно, её слезами, и эти пятна, как безмолвные свидетели прошлой трагедии, рассказывали больше, чем сами слова.

4

Мне было искренне жаль Эллин. Вот только на жалости далеко не уедешь.

Порой я ловила себя на мучительных размышлениях о том, как бы она справилась со всеми испытаниями, выпавшими на её долю. Наверное, я скажу ужасную вещь, но лучше уж уйти за грань, нежели всю жизнь терпеть унижения.

Отложив пожелтевшие от времени газетные вырезки, я медленно откинулась на спинку стула и прикрыла воспалённые от долгого чтения глаза. В утомлённом сознании постепенно складывалась целостная картина происходящего.

Эллин осталась совсем одна. Ни матери, ни отца… А подруги? Были ли у Эллин подруги?

Я ещё раз просмотрела альбом и письма. Безрезультатно. Ни намёка о том, что у неё была хоть одна подруга.

Но не могла же она быть затворницей, в конце концов!

"Возможно, следует проветриться?" – эта мысль показалась на удивление здравой, особенно когда снизу донёсся оглушительный грохот разбитой посуды. Очевидно, мачеха всё ещё не могла смириться с утратой драгоценных фарфоровых тарелок.

Я невольно усмехнулась, представляя, как она мечется по кухне, словно разъярённая фурия.

Решив не искушать судьбу и не дожидаться, пока гнев мачехи достигнет апогея, я поднялась и подошла к гардеробному шкафу. Нужно было одеться потеплее – за окном зима как-никак.

Выбрав из гардероба тёплое зимнее пальто с глубоким капюшоном, отороченным пушистым мехом, я подошла к высокому зеркалу в резной раме. Стройная фигура, туго затянутая в корсет, выглядела непривычно. В груди ощущалась лёгкая скованность, но, к моему удивлению, дышать было не так уж и сложно.

Тихонько приоткрыв дверь, я выглянула в коридор. Пусто. Только снизу доносились голоса мачехи и Виктории, увлечённо обсуждавших моё "возмутительное" поведение.

Видимо, других развлечений в их унылой жизни не предвиделось.

Осторожно ступая по ковровой дорожке, я прокралась к лестнице. Спускаться нужно было максимально бесшумно – некоторые ступеньки предательски поскрипывали под ногами.

Преодолев последний пролёт, я оказалась в просторном холле. Входная дверь была совсем рядом – массивная, с витиеватой резьбой по тёмному дереву.

Накинув капюшон, я осторожно потянула за бронзовую ручку. Дверь поддалась с лёгким скрипом, впуская в дом порыв морозного воздуха.

Выскользнув наружу, оказалась на заснеженном крыльце. Метель, бушевавшая весь день, наконец утихла, но небо всё ещё щедро осыпало землю крупными хлопьями, похожими на невесомые перья диковинных птиц. Каждая снежинка, попадая в свет фонарей, на мгновение вспыхивала крошечной звездой.

На улице уже смеркалось. Старый фонарщик, сгорбленная фигура которого напоминала персонажа из детской сказки, неторопливо совершал свой вечерний обход. Один за другим загорались фонари, их тёплое золотистое сияние преображало заснеженные улочки, придавая им почти волшебный вид.

Город словно перенёсся на страницы рождественской повести Диккенса. Величественные особняки, украшенные изысканной лепниной и готическими башенками, будто застыли во времени. В окнах домов мерцали свечи и керосиновые лампы.

Прохожих было немного – видимо, непогода загнала большинство горожан по домам.

Редкие экипажи проезжали мимо. Их колёса взбивали снежную кашу, а кучера, закутанные в тяжёлые шубы, походили на громадных медведей на козлах.

Я медленно шла по узкой улице, с интересом разглядывая витрины магазинов.

Вот лавка модистки, за идеально чистым стеклом которой красовались изысканные шляпки всевозможных фасонов, украшенные перьями экзотических птиц, шелковыми лентами и искусственными цветами, выполненными столь искусно, что их можно было принять за настоящие.

Чуть дальше располагался книжный магазин "Листая страницы" – его витрина пестрела корешками книг в кожаных переплётах, а в центре композиции возвышался внушительный фолиант, раскрытый на странице с красочной иллюстрацией.

Бакалейная лавка манила ароматами специй. А над дверью сапожной мастерской поскрипывала на ветру потёртая вывеска с изображением начищенного до блеска сапога.

Но настоящим испытанием для моей силы воли оказалась булочная "Сладкие грёзы". В её освещённой витрине, словно произведения искусства, были выставлены румяные калачи, воздушные круассаны, пышные пироги с различными начинками и изящные пирожные, украшенные засахаренными фиалками. Тёплый аромат свежей выпечки, корицы и ванили проникал даже сквозь стекло, заставляя мой желудок предательски напоминать о себе.

Только сейчас я с горечью осознала, что с самого утра не проглотила ни крошки.

Машинально я погрузила руку в карман накидки. Ничего. Хоть в моём мире, хоть в этом, но без денег ты ничего не купишь…

Сквозь запотевшее от дыхания стекло витрины я наблюдала, как румяная, словно свежий пирожок, женщина в белоснежном переднике раскладывает на деревянном подносе пушистые булочки, от одного вида которых желудок сворачивался в тугой, болезненный узел.

Тяжело вздохнув, я уже сделала шаг прочь от манящих ароматов, как вдруг дверь булочной распахнулась, и на заснеженную мостовую буквально выкатилась пышная фигура в белом переднике, припорошённом мукой.

– Эллин! – раздался громкий, но удивительно тёплый голос, от которого на душе стало чуть светлее. – Милая моя девочка! Неужели это ты?

– Миссис О'Брайен?" – неуверенно произнесла я, внезапно выудив это имя из глубин памяти Эллин.

Воспоминания нахлынули подобно тёплой волне: запах свежей выпечки, уютная кухня, чашка горячего какао со взбитыми сливками, добрый смех…

– Конечно, дорогая! – женщина подошла ближе.

Заботливо поправив мой капюшон, она немного нахмурилась.

– Да ты совсем замёрзла! И бледная как полотно! Когда ты в последний раз нормально ела?

– Не знаю, – не стала врать я, пожав плечами.

Женщина покачала головой, после чего решительно взяла меня под локоть и повела к двери булочной. От неё пахло ванилью, корицей и ещё… чем-то домашним. Её прикосновение было таким естественным и успокаивающим, что я невольно подалась навстречу.

– У меня как раз готовы твои любимые булочки с карамельной начинкой, – приговаривала она, увлекая меня внутрь лавки. – И свежий яблочный штрудель по новому рецепту только что из печи, ты обязательно должна его попробовать!

Колокольчик звякнул, когда за нами закрылась дверь, отрезая уличный холод. Тёплый воздух булочной окутал меня подобно мягкому одеялу, а восхитительные ароматы свежей выпечки заставили желудок заурчать, подобно стае голодных китов.

– Слышишь? Даже твой желудок со мной согласен! – рассмеялась миссис О'Брайен, подталкивая меня к небольшой двери позади прилавка. – Пойдём на кухню, там уютнее.

Ее голос дрогнул на последних словах, а в глазах промелькнула тень печали:

– Я так давно тебя не видела, милая. С тех самых пор, как... – она осеклась, покачав головой. – Ну да что об этом. Главное, ты здесь. А остальное мы обсудим за чашечкой горячего какао.

Я прошла вслед за миссис О'Брайен в уютную кухоньку, расположенную в глубине лавки. Там царила атмосфера тепла и спокойствия, резко контрастирующая с холодной роскошью дома Эллин.

На стенах висели связки сухих трав. Медные кастрюли и сковородки сияли, словно начищенные до блеска украшения. В печи потрескивали дрова, распространяя по помещению аромат яблочного пирога.

Миссис О'Брайен усадила меня за грубо сколоченный, но такой родной деревянный стол, накрытый клетчатой скатертью.

– Вот так, – приговаривала женщина, суетясь у плиты, – сейчас мы тебя согреем и накормим.

Она достала с полки большую керамическую кружку с нарисованными на ней полевыми цветами и принялась колдовать над какао. Я наблюдала, как она насыпает в кастрюльку тёмный порошок, добавляет молоко, щепотку корицы… Движения ее рук были такими знакомыми, словно я видела это сотни раз прежде.

– Знаешь, – произнесла она, помешивая какао деревянной ложкой, – я каждый день надеялась, что ты зайдёшь. Пекла твои любимые булочки... так, на всякий случай.

Она замолчала, продолжая помешивать напиток. В тишине было слышно только потрескивание дров в печи да мерное постукивание ложки о стенки кастрюльки.

Через несколько минут миссис О'Брайен поставила передо мной исходящую паром кружку, украшенную щедрой шапкой взбитых сливок. Сверху она посыпала их тёртым шоколадом. Затем сбегала в лавку и принесла корзинку, где на чистом полотенце отдыхали булочки – золотистые, пышные, источающие головокружительный аромат карамели.

– Ешь, милая, – она придвинула корзинку ближе.

Я взяла одну булочку – такую мягкую, что она буквально таяла в пальцах. Надкусила, и карамельная начинка тягуче потянулась. Вкус был таким сладким, уютным.

Миссис О'Брайен села напротив, обхватив ладонями свою чашку с чаем. В её карих глазах читалось столько заботы и тревоги, что у меня защипало в носу.

– Спасибо вам большое, – я прикрыла глаза.

– Да, что там… Лучше расскажи как ты?

– Держусь, – я отпила горячий какао и снова закрыла глаза, на этот раз от удовольствия.

Клянусь, ничего вкуснее я в жизни не пробовала.

– Это хорошо, – кивнула женщина. – Твой отец… ох-х-х… Мне так жаль, Эллин. Но отчего ты вышла на улицу в такую-то погоду! Неужели мачеха выгнала? Ах, эта рыжая бестия! – миссис О'Брайен стукнула кулаком по столу, и от неожиданности я едва не подпрыгнула на месте. – Что же это я… – женщина вытерла руки о передник, густо покраснев. – Прости, милая. Как вспомню её лицо, так…

– Я понимаю. Но она меня не выгоняла, я сама ушла.

– Решила сбежать? – охнула миссис О'Брайен.

Я замотала головой.

Сбежать… А это выход. Вот только куда бежать? Я ничего не знаю об этом мире.

– Вот и хорошо, – выдохнула женщина. – Всё равно это не выход.

– Почему? – совершенно искренне удивилась я.

– Да тебе ведь только восемнадцать стукнуло! – всплеснула руками миссис О'Брайен. – Я бы тебя, конечно, приютила, но кто мне даст, если ты до своего замужества находишься под опекой мачехи?

– Под опекой? – я едва не поперхнулась какао. – То есть я не могу просто взять и уйти?

– Конечно нет, милая, – миссис О'Брайен покачала головой. – Таков закон. До замужества или до двадцати одного года ты полностью зависишь от опекуна. А после смерти твоего отца... – она снова осеклась, но затем продолжила: – Опекунство автоматически перешло к твоей мачехе.

Я откинулась на спинку стула, переваривая услышанное. Получается, я в ловушке? Либо терпеть эту мегеру ещё три года, либо... выйти замуж.

Обе эти перспективы меня совершенно не устраивали.

– А что насчёт работы? – с надеждой спросила я. – Я могла бы…

– Что ты! – женщина даже руками замахала. – Какая работа? Ты же из благородных! Это просто немыслимо. Твой отец в гробу бы перевернулся.

Я мрачно уставилась в кружку. Средневековье, чтоб его. Хотя... может, не всё так плохо?

– А учиться? – не сдавалась я.

– Так, ты уже выучилась, – похлопала глазами женщина.

Я закусила губу. Верно. В пансионе.

Неужели в этом мире, кроме пансионов для благородных леди больше ничего нет?

– Единственное, что остаётся это выйти замуж… – мрачно буркнула я.

Теперь настала очередь миссис О'Брайен кусать губы.

– Что-то не так?

– Ты, наверное, ещё не видела, – лицо женщины потемнело, словно на него накинули чёрную вуаль.

Миссис О'Брайен поднялась и неспешно направилась к дровнице в дальнем углу кухни.

Я с растущим любопытством следила за каждым её движением, пытаясь угадать, что же такого важного она собирается мне показать.

Покопавшись в куче, предназначенного для растопки, мусора, она извлекла слегка помятую газету.

– Сегодня доставили, – произнесла она задумчиво. – Хотя обычно "Вестник Арлена" выходит только по субботам...

Причина её беспокойства была очевидна: на первой полосе заголовок извещал о расторжении помолвки между племянником короля Эйденом Эрайном и леди Эллин Ройс. А ниже красовалась приписка, выделенная жирным шрифтом. Уверена, чтобы сделать её ещё заметнее.

– Помолвка расторгнута по причине недостойного поведения невесты, – вчиталась я в текст. – Достоверные источники сообщают о многочисленных случаях неприличного поведения леди Ройс, а именно: появление в неподобающих местах без сопровождения, а также общение с многочисленными мужчинами, которые, вне всякого сомнения, не являются её родственниками…