Текст книги "Сидящее в нас. Книга первая (СИ)"
Автор книги: Александра Сергеева
Соавторы: Елена Штефан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)
Часть вторая. Глава 9
– Мне здесь не нравится. Здесь скучно, – раскапризничалась девочка с виду лет пяти-шести.
Она встала столбом посреди дороги и нарочито скрестила на груди руки:
– Ещё и ты молчишь. Вредничаешь, как дура! А я тебе тоже не хлам какой-то! Ты давай, отвечай, если спрашивают.
Малышка замерла и нахмурила бровки, будто бы сосредоточенно во что-то вслушиваясь. Лес, прорезанный трактом, жил своей жизнью. Ему не было никакого дела до очередного человечка, телепающегося сквозь него. Живи тот или помри там, где стоит, лес не заметит такой ужасной потери. Он продолжит попискивать, почвиркивать, щебетать, кряхтеть, постукивать и шипеть на все голоса. Он любит только себя – этот высокомерный самовлюблённый лес – и это было обидно.
Девочка хмуро оглядела его крутые, растрёпанные торчащими ветвями бока по сторонам тракта.
– Мне надоело, – решительно пробурчала под нос капризница. – Я уже раз, два…, – загнула она грязные пальчики, а потом выставила их, будто под нос кому-то невидимому: – Во сколько шляюсь. Аж двое годов. А теперь шляйся сам. То-то намучаешься без меня, – пригрозила она и уселась прямо в пыль.
Её замечательный дорожный костюмчик и без того изгваздался за несколько дней пути, так чего его жалеть? Пошит он ладно: из крепкой, но мягкой кожи – дорогой, между прочим. Кто-то, может, и поберёг бы такую, а ей это вовсе ни к чему. Захочет, и у неё будет сотня таких костюмчиков!
Но, таскать с собой эту сотню дело глупое, никчемушное. А она вовсе не дура заниматься всякой дребеденью – у неё дело: наказ исполнять. Не исполнить наказ она может, но не станет – вздохнула девочка. Трёпку ей, понятно, не зададут – силёнок не хватит. Но примутся не замечать, будто её вовсе нет, а это совсем уже скверное дело. Одиночками становятся самые распоследние пропащие люди, которым никто и нигде не рад. А её и так не слишком любят – в другой раз вздохнула девочка и пригорюнилась:
– ЗУ, я не хочу больше идти.
Она вновь к чему-то прислушалась и вспылила:
– Ты дрянь! Мерзавка и!.. И…
Довспоминать ещё что-нибудь такое же обидное маленькая сквернословка не успела: её вдруг подкинуло в воздух и шмякнуло обратно на дорогу. Девочка подскочила и потёрла ушибленную попу. Кто-то другой заорал бы, как резанный, после такого наказания. Но ей-то вовсе не больно – злорадно подумалось девочке. А едва подумалось, как её подкинуло ещё выше, перевернуло и ощутимо потрясло в воздухе.
– Сейчас помру! – мстительно пообещала она.
И её мгновенно вернуло на землю. Правда, не на ноги, а всё на ту же бедную попку – в этот раз ей досталось, как надо.
– Вот же гадина, – пробухтела жертва наказания, поднимаясь и растирая вовсе не больно ушибленное место по оставшейся в ней человеческой привычке. – Погоди! Вот я выросту, и ты у меня…
Где-то неподалёку кто-то завизжал – угроза, так и не родившись, приказала долго жить. Девочка озадаченно развернулась в сторону визга, к которому теперь прибавились и всякие разные вопли с ругательствами. Визжала женщина. А ругались мужчины, из чего девочка сделала правильный вывод: обижают.
Конечно, ей до всего этого никакого дела: неинтересно, кого это обижают да ещё целой кучей. Но ЗУ – вредной и пакостной обжоре – не мешало подкрепиться. Обойдётся – злорадно подумала девочка и решительно двинулась дальше по дороге.
Проходя мимо шумного места, она сбавила шаг и поджала губки. Ох, как же ей хотелось добраться в деревню за лесом до темноты. Ночью в лесу ей бояться нечего – не на ту напали. Только вот не бояться в деревне приятней: с людьми всегда интересней, чем в одиночку.
Женщина завизжала так отчаянно, с такой обречённостью, что ЗУ потребовал обед. Девочка топнула ножкой, но вдруг засомневалась: а ну, как в деревне обеда не найдётся? Вдруг там живут одни только хорошие люди? А голодная ЗУ страшная стерва: погонит её дальше в ту же минуточку. Она вздохнула и полезла в чащу.
Её страх перед лесом и прочими пакостями вовсе не настоящий. Нет, когда-то он был взаправдашним и здорово пугал. Но потом превратился в старый ненужный хлам. И хотя иногда по привычке приползал к ней потрясти ветхими ужастями, навредить уже не мог. Дурацкий никчемушный старик.
– Не смейте её обижать! – досадливо выкрикнула девочка, добравшись до места всей этой кутерьмы. – Отпустите!
Ей было мерзко смотреть на раскинутые в стороны женские ноги. И на голую мужскую задницу между ними. На его волосатые ноги, что елозили в спущенных до колен штанах. Они противно рыли землю стоптанными сапогами. Омерзительны были и рожи двух других уродов, что навалились на руки и плечи женщины, прижав их к земле.
Голожопый насильник вывернул голову, пытаясь разглядеть, кто там у него за спиной вякает? Его дружки, поначалу обалдев от неожиданности, быстро пришли в себя и осклабились.
– Цево ты там гавкаес? – ехидно прогундосил щербатый детина с чёрным ежиком на голове и роскошными усами. – Тозе хоцес, цобы тебе вдули промез ног?
– Держи эту, – прошипел второй.
Красномордый и одутловатый мужик кивнул на бьющуюся женщину, и щербатый перехватил из его лап тонкую руку. Пузан поднялся, колыхаясь животом и жирным подбородком. Его глазки горели так сладенько и подленько, что личико девочки скуксилось. Ладошки прижались к груди, словно пытались удержать внутри что-то, рвущееся наружу.
Но, вырвалось это «что-то» не из груди. Пожелавший и вовсе уж мерзкого насилия пузан замер, как громом поражённый, пялясь на её голову. А оттуда, из самой макушки вдруг вырвался наружу толстый гибкий огненный змей. Выметнулся и заколыхался, поводя безглазой мордой по сторонам. Пузан не мог оторвать от него взгляда, пучась, будто заворожённая крыса.
Змей молниеносно рванул в его сторону: негодяй взмыл в воздух, опутанный этой пакостью с ног до головы. Через несколько ударов сердца щупальце разжалось. На землю глухо шмякнулось что-то одеревенелое, скрюченное и посеревшее там, где прежде было живым, загорелым и пухлым.
– Цево это? – прохрипел щербатый, от ужаса позабыв слезть с затихшей женщины.
Девочка глянула на открывшееся ей лицо: молодое и милое даже под грязными разводьями от слёз. Девушку тоже изрядно перепугало увиденное, но в самой глубине её больших чёрных глаз робко просквозила надежда.
– Лиата! – выдохнул скатившийся с неё голожопый.
И прямо на карачках задал стрекача в ближайший разлапистый куст с широченными мясистыми листами. Змей – казалось, задремавший над головой Лиаты – бросился вслед, без труда удлинившись чуть не втрое. Сама Лиата проводила его раздражённым взглядом и вновь уставилась на девушку:
– Как тебя зовут?
– Та… Таюшият, госпожа, – еле слышно выдавила та и облегчённо выдохнула.
Щербатый, наконец-то, опомнился, отпустил её и бросился прочь. Таюшият прижмурилась, когда над ней пронеслось второе жуткое щупальце Лиаты – первое только-только разделалось с насильником.
– Слушай, – как ни в чём не бывало, оживилась демонюшка. – Мне тут бабушка Таилия и бабушка Уналия велели себе кого-нибудь найти. Говорят, шляться в одиночку хуже, чем вместе. А шляться надо, – вздохнула она и поморщилась: – У меня наказ, чтоб ему провалиться! Бабушка Таилия зря не повелит, когда чего-то велит. А я уже целых двое годов шляюсь, – загнула она три пальца и смешно по-старушечьи вздохнула: – Замордовалась вся.
Таюшият недоумевала. Неподалёку валялись два мертвяка тошнотворно нечеловеческого вида. Щупальце как раз выпустило третьего, а эта мелюзга преспокойно рассуждала. Причём исключительно о себе. В то время как она пыталась лихорадочно прикрыть обрывками платья заголённое тело.
– Ты хочешь, чтобы я тебя пожалела? – подняла бровки малолетняя Лиата, явно соображая, что ей делать дальше. – Ну-у… Хорошо, если ты так хочешь…
– Не надо, – испуганно пискнула Таюшият. – Я… Я в порядке… госпожа.
– Отлично, – тут же позабыла о необходимости посочувствовать Лиата и продолжила: – Так вот. Я, понятно, искала кого-нибудь. Того, кого надо. Потому что, очень надо и пришло время. Куда оно пришло, не знаю. Но бабушка Таилия и бабушка Уналия знают. А они у нас самые умные. Но жутко скучные. Скучней, чем сама скука. ЗУ, скройся! Ты её пугаешь!
Оба щупальца подплыли к девушке и словно бы уставились на неё горящими слепыми мордами. Таюшият сжалась, втянула голову, опасаясь, что демон коснётся её своими… лапами. Но глаз не закрыла и визжать не пыталась. Нет, за свою жизнь она всегда билась насмерть! Однако бороться со смертью было глупо, ибо бесполезно.
Щупальца покивали ей, словно соглашаясь с такой разумной мыслью, а потом втянулись обратно в голову Лиаты.
– А ты умная, – похвалила та, усевшись рядом прямо на землю.
– Простудишься, – невольно указала Таюшият и смутилась.
– Я? – удивилась Лиата, не сразу уразумев суть предостережения, а потом разулыбалась: – Да, что ты! Никогда. Мне же всегда не холодно. Ты просто не понимаешь… Да, ладно, потом расскажу. Так ты согласна?
– На что? – осторожно переспросила Таюшият.
– Ну, как на что? – подосадовала Лиата, что собеседница всё никак не возьмётся за ум и не перестанет бояться. – Быть моей…. Мама говорит, что нянькой. Как у людей. Я плохо знаю, что тут к чему. Я ж давно Лиата. А как не была Лиатой, совсем не помню. Только маму. Мы теперь вместе не живём, – озадаченно свела она бровки. – Она теперь королева… Ой, а у меня теперь братик есть! Такой хорошенький-хорошенький! Он уже ходить умеет, только падает. Я его целых много раз видела. А когда он родился, так король прыгал, как полоумный. Будто не король, а какой-то дурак.
Глаза Таюшият расширились до невозможности, когда грозную Лиату вдруг приподняло и шмякнуло об землю.
– Ой! Опять заболталась. Позабыла, что нужно идти. Так ты согласна?
– Быть нянькой? – уточнила девушка. – Ну-у… А, что мне нужно делать?
– Так шляться же. Со мной, пока мне наказ наказали.
– Наказ шляться? – не поверила Таюшият, придвинувшись ближе к потешной девчонке.
– Ну, это как бы да. Это нужно делать, – наставительно возвестила Лиата. – А вот для чего мне это делать…, так это...
– Мне, наверно, знать не надо, – подсказала девушка.
– Наверно, – озадачилась демонюшка и тут же обрадовалась: – Вот видишь, какая ты славная нянька! Самая взаправдашняя. Всё правильно знаешь. И ЗУ тебя хочет. Ты ей отчего-то здорово понравилась. Прямо будто ей до тебя есть дело. ЗУ хочет забрать тебя себе. Только наоборот мне. Но твоё имя мне не нравится, – скуксилась она. – Дурацкое имя, некрасивое. Я буду звать тебя… Таюли! Нравится?
– Ничего, – нерешительно протянула девушка, но всё-таки возразила: – Нельзя мне имя, которое кончается на «ли». Так только вас можно называть. Только Лиатаян.
– Глупости, – отмахнулась демонюшка и вскочила на ножки: – Как хочу, так и зову. Давай, вставай. Хватит рассиживаться. Пора бежать в деревню… э…
Таюшият развела руками, мол, не знаю, что за деревня. Рваные края платья разъехались, и она едва не осталась голой.
– Дерьмо какое!
– Не ругайся, – безотчётно велела нянька.
– Не буду, – неожиданно покладисто согласилась подопечная и приказала: – Только не вздумай визжать. И убегать. Не люблю этого. Просто стой и не дёргайся. И под руку не лезь. ЗУ? – она чуток подождала и возвысила голос: – ЗУ! Паскуда, вылезай, говорю! Мы из-за тебя ещё и няньку потеряем. Только нашли, и на тебе! Сама же всё нудила, чтобы я её нашла и…
Таюшият вздрогнула, когда из девчонки вылезло щупальце демона и полетело к ней. Любопытство было сильней страха, и она не зажмурилась, о чём, впрочем, ничуть не пожалела. На её глазах кошмарное убийственное щупальце совсем неощутимо собирало повисшие клочья платья и как-то там соединяло меж собой.
– Отлично, – похвалила Лиата. – Только паршиво. Ладно, до деревни доживёт. А там уже найдём тебе чего-нибудь. А потом возьмём тебе настоящую одежду. В городе. Мы ведь туда когда-то придём? Можно было бы и к маме слетать в переодевальню, – деловито подбоченилась девчонка и тотчас погрустнела: – Только нельзя мне. Покуда наказ не исполню, летать ни-ни. Можно только ногами. Ну, или если опасность… ЗУ! Хватит уже! Ты платье к ней самой прилепишь. Будем потом с кожей отдирать. Вот совсем не соображает, дубина!
– Не ругайся. Ты вообще много ругаешься, – пожурила воспитанницу нянька, пробираясь рядом с ней через заросли влажного густого южного леса. – Где тебя учили?
– Нигде. Это вам хорошо: человечьих детей учат. Я знаю: в школах. А мы сами учимся, когда шляемся. Вот, чему у людей научусь, то и буду знать. Мама горюет. Она у меня здорово умная. И учёная, – хвастала Лиата, подныривая под висящий меж деревьев поваленный ствол. – Целая королева. Хотела, чтобы меня к себе забрать. Ругалась, чтобы я во дворце жила. И чтобы учить меня, как полагается. Так ведь нельзя же… ЗУ, паразит, ты б хоть под ногами расчистил! А то обожрался и на боковую. А я тут таскай тебя захребетника.
Таюшият было жутко интересно порасспросить Лиату о том, что та сейчас имела в виду, но она поостереглась. Вместо этого на правах няньки указала:
– Надо отучаться ругаться. Понятно, что по дорогам всякий сброд таскается. Понятно, что и ты ничему другому там научиться не могла. Добрые учителя учат не на обочинах да в подворотнях. Они в школах учат, а там-то ты и не побывала. И всё равно: надо отучаться. А то вырастешь красивой девушкой, а изо рта одни грубости лезут. Кто ж тебя тогда замуж возьмёт?
– Смешная ты, – хихикнула Лиата, вылезая, наконец-то, на тракт. – Как же меня замуж-то взять? – не позаботившись об одежде, которую следовало отряхнуть, она быстро потопала по дороге: – Я ж, как бы, не такая, как такая, как ты видишь. Вот, ты знаешь, что я никогда не ем? Оттого и не сру… Ой! Ну, ты поняла. Ещё не пью, не сплю, не мёрзну – это я уже говорила. Когда ЗУ дерётся, как ты видела, мне вовсе не больно. Очень сильно больно – это когда… Тебе не надо знать.
– Хорошо, – поторопилась отвлечь насупившуюся девчонку Таюшият. – А как тебя зовут?
– Так Челия же. Ты что, не знаешь?
– Откуда? – улыбнулась нянька, стараясь не отставать от семижильной воспитанницы.
– Это я не сказала? Или ты не спросила?
Тут уж нянька не удержалась и рассмеялась. Вроде бы, ей становилось всё лучше и лучше: страх постепенно пропал. Но в душе назревала другая боль: ей до слёз было жалко эту маленькую девочку, отправленную куда-то за чем-то. Причём своими ногами, когда Лиата могла спокойно туда слетать, если уж её… сородичам так приспичило.
Послали малышку Челию учиться, но чему? Что путного может узнать ребёнок, слоняясь по дорогам без мудрого наставника или… Ну, конечно! Ей велели отыскать для себя няньку. И она отыскала.
Всю дорогу до деревни – куда они добрались уже по потёмкам – Таюшият мучительно раздумывала над диковинным поворотом в своей жизни. Нет, научить она сможет: не какая-нибудь там крестьянка, а дочь уважаемого книжного мастера. Сколько она книг перечитала за свои двадцать лет, так в ином городке жители всем скопом и десятой части того не одолели. И воспитание получила достойное: жила мирно, благополучно под крылышком любящего отца, пока…
Его братец, что наследовал дом и мастерские после смерти отца, оказался отъявленным негодяем. Раньше, когда он изредка приезжал погостить с южного побережья, дядюшка был сама любезность. А как стал хозяином мастерской брата, так первым делом продал племянницу в публичный дом. Оттуда она уже во второй раз сбежала, да снова попалась, как дура. И что бы с ней было, не явись к ней на выручку Челия? Хозяин борделя, что послал в погоню трёх негодяев, ещё после первого побега пригрозил, что изуродует ей лицо. Да отправит ублажать матросов в припортовые кабаки. Вот где…
– Ой, ну ты у меня вовсе запечалилась, – недовольно пробурчала Челия, дёргая её за руку. – Может, ночевать хочешь? Мне-то это без надобности, а тебе холодно. А ночью и вовсе замёрзнешь. Я знаю, видала. Может, туда постучимся? Ух, какой хороший дом! Там тебе дадут доброе платье. И уложат спать в настоящую постель.
– Нет, туда мы стучать не станем, – уверенно отказалась Таюшият. – Деревенские богатеи обычно самые жадные и скупые люди. Оттого они и богатеи. Ни за что не пустят в дом каких-то нищих бродяжек.
– Не пустят? – переспросила Лиата.
И её голос няньке очень не понравился.
– Не надо, – попросила она.
– Глупости не проси. Ты же не поняла. Я запросто никого не трогаю. Людей понапрасну нельзя убивать. Мы с ЗУ этого не можем… Потому что просто не можем. Но, наказать можем. Как твоих сраных обидчиков… Ой!
– Ты не можешь наказывать того, кто не захочет впустить меня в свой дом, – упёрлась Таюшият. – Потому что это его дом.
И попыталась утащить Лиату прочь от приглянувшегося той дома.
– Я и не стану, – вывернулась Челия и подскакала к калитке: – Я просто посмотрю на богатеев. Они вправду такие гниды?
В глазёнках Лиаты засветилось детское любопытство. Баловница от души брякнула молоточком в гонг, что висел на столбе. А потом долго шевелила губами. Видать, запоминала те ругательства, что изрыгал высокий тучный мужчина, облаявший их с освещённого крыльца. Его страшно возмутила наглая просьба двух оборванок пустить их переночевать. Ещё не хватало приваживать всякую шваль! Каких-то потаскух, что бродят по дорогам, хотя им самое место в…
– А теперь куда? – ничуть не смутившись, ожидала Лиата указаний няньки, когда гнида-богатей власть наорался и хлопнул дверью, пригрозив ещё и собак спустить. – И хватит уже забывать своё имя. Ты теперь не Таюшият. Я же сказала, когда всё началось заново. Когда оно переменилось. Ты у нас теперь стала Таюли. А ну повтори, – приказала Челия.
– Когда всё началось заново, я у нас стала Таюли, – очень старалась не улыбаться нянька демона, повторяя его корявую отповедь. – Просто нужно привыкнуть. Это нелегко. Ведь я столько лет была Таюшият. Сколько себя помню. Так что потерпи, и всё…
– Вот ещё надо было терпеть всякие ненужности, – строго отчитала её Лиата. – Если хочешь, я в твоей голове всё исправлю. Правда, я ещё не очень это умею. Но буду здорово стараться. Ты же мне нравишься.
Таюшият передёрнуло при одной мысли, что в её голове способна наисправлять малолетняя демонюшка. Особенно «здорово стараясь», как от души пригрозила. Она поклялась себе тщательно следить за собственными мыслями, внушая голове новое имя.
– Я быстро привыкну, – пообещала теперь уже окончательно и навсегда Таюли.
В том, что это действительно навсегда, она почему-то не сомневалась.
Глава 10
Дом, в который постучала Таюли, был неказист, однако и халупой такой не назвать. Дверь им открыла женщина средних лет с сумрачным озабоченным лицом. Вскоре потрёпанная гостья – умытая и переодетая в старенькое штопаное, но чистое платье – сидела за столом. Таюли аккуратно ела просяную похлёбку, стараясь не слишком частить ложкой. А Лиата присоседилась рядом на лавке и болтала ногами. Челия с любопытством разглядывала небольшую комнату с простой, но аккуратно выскобленной мебелью.
Напротив них над столом возвышались пять детских головок – мал мала меньше. Дети хозяев сидели на особой высокой лавке и дружно работали ложками, завистливо зыркая на девочку в дорогом костюме. Хозяин же – местный плотник – и хозяйка дивились, что маленькая гостья не пожелала откушать с дороги, но помалкивали.
Не задавали они и вопросов относительно цели путешествия странноватой парочки. Да ещё какой. Девушка – несмотря на драное платье – ухоженная, образованная и, как пить дать, из города. Кто знает, может, и вовсе какая-то высокородная, что попала в нелёгкие обстоятельства. Девчонка и вовсе вела себя так, будто впервые вылезла из какого-нибудь потаённого уголка, где и людей-то не водится.
Таюли подтвердила, дескать, именно оттуда она и вышла. Ибо в закрытых школах при храмах воспитанниц не баловали свободой. Хозяева понятливо согласились с тем, что пользы от тех школ для учёных девушек, не разумеющих обычной жизни, с мышиный хвост. Потом ещё немножко поговорили о том, о сём, и гостьи улеглись спать в углу на куче сухой соломы. Хозяйка покрыла её чистой перинкой да тёплым стёганым одеялом. И всё извинялась, что перина, де, такая узкая.
Наконец, хозяева чуть ли не замертво повалились спать, умотанные дневными трудами. Оттого и не видели, что в их доме спала лишь одна гостья. А вот вторая пропала, будто её и не бывало, хотя входная дверь, заложенная толстой деревянной задвижкой, в ту ночь не открывалась.
– Задержаться? – удивилась поутру Таюли, услыхав просьбу воспитанницы. – Надолго?
– На недолго, – пообещала Челия. – Чего тут долго, раз тут делать нечего. Я и так уже выучила всех этих людей. Они такие же, как везде – больно надо стараться.
– Тогда зачем нам задерживаться?
Лиата, не пожелав отвечать, просто сбежала. А их гостеприимные хозяева легко согласились приютить бедных девочек ещё на одну ночь. Мол, не по-человечески так-то выгнать их на улицу. Чай не объедят – успокоил Таюли хозяин, но сам к обеду впал в беспокойство. Ибо гостьи, прогулявшись по их обширной богатой деревне, вернулись с рынка гружённые, будто сбежали с голодного края. Даже тележку прикупили, которую за пару медяков притащили к дому двое подростков.
И чего на той тележке только не было – Челия сама распоряжалась выгрузкой, трудолюбиво внося сумятицу в дело, которым сроду не занималась. Таюли не вмешивалась, лишь изредка советуя, как оно будет лучше. На ней самой вместо старого платьишка красовался замечательный женский дорожный костюм. Кожаная запашная юбка до колен, кожаные штаны с курткой – всё самое лучшее, что нашлось в местной пошивочной. И сапоги на загляденье, и добротный плащ с широким капюшоном.
Стало ещё очевидней, что девушка далеко не простушка. Обновки-то стоили больших денег, но, ей, по всей видимости, не привыкать достойно одеваться. Таюли предупредила хозяев, что два воза с зерном, крупами да прочими съестными припасами, что вскоре подъедут к дому, вовсе не чужое добро. Всё это самое, что ни на есть, хозяйское. Мол, отдарок за их заботу.
А возле дома уже начал собираться народ: весть о каких-то богачках, гостящих у бедолаги плотника, молнией разнеслась по всей деревне. И привлекла внимание не только обычных зевак – первые притащились прямиком с рынка, где те богачки скупали всё подряд. Наведался к счастливцу и местный богатей, таща за собой судью из ближайшего городка.
Как раз накануне тот приехал вершить суд над всем, что приспело к этому времени в деревне. И, первым делом, над тем самым плотником, изрядно задолжавшим богатею. Вся деревня знала, что нынче бедолага потеряет дом, откуда придётся убраться вместе с женой и ребятишками.
Из дома богатея припёрли огромное, покрытое резьбой кресло с мягким цветастым седалищем. Наверняка единственное такое на всю деревню – невольно пришло на ум Таюли при виде этого монстра – уж больно трепетно с ним обращаются. Худой высокий судья, несомненно, знал об этом. И важно опустился в кресло, будто король на свой трон. Неспешно расправил полы и фалды городской одежды из дорогих тканей, нарочито тыча в глаза своим положением.
Наконец, судья потеребил аккуратно подстриженную кучерявую бородку и сразу же объявил приговор. Даже не спросил плотника, как всё было на самом деле – озлилась Таюли, сжимая кулаки. Вечером хозяева дома поведали ей, как попали в неподъёмную кабалу. Когда да сколько брали того проклятого займа. Какие набежали проценты, какой был уговор и как тот исполнялся.
Самая обычная история – таких тысячи. Да она сама вдоволь нахлебалась произвола тех, кто сильней её – знает, чем тот пахнет: слезами да кровью. Таюли открыла, было, рот, дабы потребовать справедливого разбирательства, но…
– Враньё, – возразила судье Челия, устроившись на нижней толстой ветке дерева у самого дома. – Ничего он ему не должен.
В постепенно разрастающейся толпе заахали, заохали и даже кое-где заржали. Судья же не удостоил вякающую на дереве соплю даже самым ничтожным негодованием. Повысив голос, он повторил свой приговор, всем своим видом демонстрируя его окончательность и непогрешимость.
– Враньё, – беспечно повторила демонюшка, болтая ногами над самой макушкой прислонившейся к дереву няньки. – Ты оглох, что ли, говнюк брехливый?
– Не ругайся, – строго напомнила Таюли.
И досадливо хлопнула ладошкой по её пыльному сапожку.
– Заткнись, мерзавка! – нагавкал на пришлую девчонку богатей, брезгливо выпятив губы. – Ишь расфуфырились! А намедни ночью притащились сюда: оборванки оборванками, – наябедничал он судье. – И всё-то под окнами добрых людей шастали, спать не давали. Не иначе, обокрали кого. Нам бы поспрашать народ. Наверняка обобранные найдутся.
Таюли, было, возмутилась. Но вдруг глянула на этого поганца, затем на судью и звонко фыркнула: близнецы, да и только. Морды напыщенные, глаза наглые. Губы презрительно поджаты – слова оба цедят, будто одолжение великое делают. До боли знакомые рожи – Таюли вдосталь понасмотрелась на такие. Росла-то в доме весьма зажиточного отца – знала цену повадкам таких вот мерзавцев. А потом и на собственной шкуре испытала.
Не знала только, что задумала малолетняя бестолковая Лиата. И каким боком им обеим это вылезет. С одной стороны, по всему Суабалару издревле известно: если демоны кого-то наказывают, значит за дело. И после бегать жаловаться кому-то – вплоть до короля – бесполезно. Демоны никогда не обманывают, не интригуют, и подкупить их невозможно – не люди же.
С другой стороны, то, как Лиаты определяют вину человека, тоже не всегда понятно. Иной раз они наказывали совсем не того, кого люди считали злодеем, а наоборот его жертву. И объяснений от них не дождёшься. Да и не всякий осмелиться просить, чтобы растолковали ему, как это так рассудили Лиаты, что всё пошло вкривь да вкось.
– Разберёмся, – брюзгливо пообещал судья, страшно раздражённый этими пустыми проволочками в столь простом деле. – Взять их!
В поездках по деревням его неизменно сопровождали четверо стражников. Дармоеды – бывало в сердцах костерил их судья – лишь на то и годны, чтобы втихаря за его спиной обирать тупых крестьян, обещая замолвить перед ним словечко. Однако на деле, именно для этого стражники и предназначались. Если судью поймают на взятке, наказание одно: голову долой. А против взяточников из судейской стражи законы не писаны – так вот и приходится крутиться.
Зажрались – презрительно скривился судья, когда парочка этих лодырюг потащилась к дереву, где, грязно ругалась малахольная мартышка. И вправду: одета дорого, а замашки, что у отрепья подзаборного. Тут и думать нечего: стырила чумазая у кого-то одежду. А может, и чего похуже…
Девушка под деревом едва заметно напряглась, сунув руку под подол короткой куртки.
– Не балуй, – вполне добродушно предупредил один из стражников и протянул к ней руку.
Та наткнулась на что-то невидимое, но упорно не пропускающее сквозь себя. Стражник вновь ткнулся в эту штуку, больше любопытствуя, нежели злобствуя на непонятное препятствие.
До сих пор народ шебаршил, шептался, но топтался подальше от зловредного судьи. Пускай многие и сочувствовали семье плотника, от которого сроду худого не видали, однако своя-то рубашка ближе к телу, как не крути. Но, при таких-то делах некоторые осмелели, вылезая наперёд толпы, дабы разглядеть всё в самых мелких подробностях.
– Ну? – раздражённо квакнул судья, даже не удосужившись взглянуть, из-за чего его приказ всё ещё не исполняется.
– Не понукай, скотина лживая! – не задержалась с выступлением Челия.
Сорвала с дерева зелёную ещё, твёрдую, как камень, грушу и, не глядя, запустила ею в судью.
Толпа ахнула: все видали, что девчонка смотрела на стражников, но груша впечаталась аккурат в лоб судьи. Тот настолько обалдел, что не поверил, будто на свете возможно такое кощунство. Безотчётно потёр лоб. Затем оглядел ладонь, словно и ей не торопился верить. А потом выпучился на обидчицу.
– Ах, ты!.. – рявкнул он.
– Я, – громом обрушился на головы людей спокойный голосок.
Девчонка не пошевелила и пальцем, но люди, гомоня и толкаясь, подались назад. Хотя драпать со всех ног никто не торопился – даже шныряющие под ногами детишки. Нет, увидать такое диво, как огненный змей над головой малявки – сроду никто не видал. И соврать-то о подобном не сумеет. Но, слыхать о Лиатах – так это весь Суабалар слыхал. И всякий в королевстве сызмальства знает: демоны людей понапрасну не губят. Так чего ж куда-то бежать, сломя голову, пока оставшиеся счастливцы будут любоваться редкостной диковинкой: демоном, творящим свой суд.
А то ещё и другое чудо увидать сподобятся: как демон награждает угодившего ему человека – о таких счастливцах чего только не рассказывали! А тут своими глазами перепало удостовериться.
– Задолжал, говоришь? – по-прежнему спокойно и так же оглушительно спросила Лиата у остолбеневшего богатея. – Вот никак непонятно: вы жуткие свиньи, а у вас всякие святилища есть. Там учат быть честными. Что надо быть добрыми, чтобы вы были добрыми. Зачем же вы в святилища таскаетесь, а всё равно бессовестные? Отчего это?
– Не касалась бы того, чего не понимаешь, – пробубнила себе под нос Таюли.
– Не понимаю, – согласилась Лиата.
И одно из огненных щупалец, болтающихся вокруг дерева, потянулось к нянюшке.
Занятая своими мыслями Табли отмахнулась от него, будто от мухи. И лишь очередные охи-ахи отвлекли её от размышлений. Заставили понять, что, собственно, она сейчас сотворила. Однако щупальце не обиделось на её грубость, а, соскользнув по телу, мирно улеглось у ног. Ни жара от него, ни порчи одежды – уразумев это, Таюли махнула рукой, дескать, пусть лежит, если ему угодно.
– И пока пойму, – заявила Лиата, – куча времени пройдёт. А за кучу времени эти два говнюка кучу людей обидят. Эту кучу людей можно пересчитать? Скажи, ты же умная.
– Это невозможно подсчитать, – признала нянька.
Челия слетела с ветки и зависла прямо перед ней:
– Но, они ведь не перестанут обижать людей?
Таюли знала, что последует за этим вопросом. И ужасно не хотела, чтобы оно случилось. Но врать было унизительно. Не перед Лиатой – той врать бесполезно – перед этими людьми, которым вдруг привалило счастье своими глазами узреть подлинную справедливость, не имеющую цены в деньгах.
– Видишь, какая гнусность, – искренно опечалилась Челия, вновь подлетев и усевшись на ветку. – Судья для справедливости должен быть честным. Так король сказал – сама слыхала. Вот судья сюда приехал, а люди не радуются. Знаешь почему? Не верят ему ничуточки. Ему про честность не сказали. Ой, нет: сказали, но он не хочет. Я наказ исполнять совсем недавно пошла. И шлялась ещё совсем немного. Но знаю: люди друг дружку не любят. Или не взаправду любят. А этого судью люди совсем сильно не любят. Вот прямо все, кто тут есть. Ни один его не пожалел.
