Текст книги "Сидящее в нас. Книга первая (СИ)"
Автор книги: Александра Сергеева
Соавторы: Елена Штефан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)
– Конечно, боюсь, – проворчал Шамек, надувшись. – А ты как хотела? Представь только, я уже разомлел в предвкушении…
– Не смогу представить, – поспешно оборвала его Таюли, не сдержав улыбки. – Я никогда не млела в предвкушении.
– Что, ни разу? – опешил поэт, мигом позабыв про душевные муки. – Не так уж и юна, – приценился он к гостье взглядом знатока. – Лет двадцать уж точно есть. Иные в твои годы детей имеют. Что, вправду ни разу? Ах, да! Прости, не сообразил. Вы же… как это… Ну, словом, вам это ненужно. Ах, какая жалость! Бедное дитя! – красочно посочувствовал Шамек, и по его щеке поползла слезинка. – Толком и не пожив. Не изведав всей сладостной полноты жизни…
– Достопочтенный, – хитренько сощурилась Таюли. – Ты что, меня соблазняешь?
– Соблазняешь? – поэт с маху налетел на её вопрос, будто на стену. – Пожалуй, что так, – растерялся, было, он, но вдруг расхохотался: – Рассказать кому, решать, что сбрендил! Обольщать демона! Это я тебе скажу!..
Они ещё поболтали и посмеялись, хотя Таюли и покоробило при мысли, что смерть двух девушек просвистела мимо души поэта птичкой, хвостик которой он не запомнил. Да, этот паразит обожал себя так пламенно и всеохватно, что на любовь к прочим существам его просто не хватало. Надо думать, он вполне искренно огорчился гибели любимец. Но их судьба играла тут самую последнюю роль: это он понёс потерю, это его напугали и расстроили. Это он чуть не умер – что там какие-то чужие жизни, когда тут такое творится?!
И все пути ведут по собственным следам... Возможно, такому, как Шамек, трудно не прощать наплевательство на чужую жизнь – раздумывала Таюли, любуясь, как он разливается перед ней театральным певцом. Нет, она бы ни за что не стала иметь с ним дело! Хотя ей симпатичен этот очаровательный негодяй с отнюдь не злым сердцем.
Какие встречи ей дарит судьба с тех пор, как она отправилась шляться в демонских няньках! Где бы она ещё познала стольких людей не просто из окошка комнаты в доме мужа. Или на рынке, прохаживаясь под присмотром компаньонок, зорко оберегающих хозяйскую жену от происков соблазнителей.
Шамек оказался настолько крепким на сердце засранцем, что самолично вышел проводить мистических гостей, позабыв, как умирал от горя. Он почтительно поддерживал под ручку ту, что ещё час назад наводила на него ужас, и стрекотал хором цикад. Он цвёл улыбками и строил ей глазки, выводя на двор, где…
Сразу три щупальца запеленали его в пламенный кокон! И через несколько мгновений швырнули на землю обгрызенной костью. Немногие провожающие остолбенели. Таюли, за которой шлейфом волочился заспанный Улюлюшка, обалдела. Прийти в себя ей не дали – домочадцы Шамека только и увидали, как те же щупальца захватили её с мальчишкой, взвились под небеса и умчались полыхающей кометой. А она успела заметить совершенно хладнокровное лицо Даймара, проводившего её пристальным взглядом.
– Ты по всякому злишься, когда так злишься, – в сотый раз попрекнула её Челия, бодренько топая рядом.
Таюли и в этот раз не ответила, но больше от вредности, чем злясь: у неё давно уже отлегло от сердца. Выходка этой демонической парочки – ЗУ и дурочки – чувствительно выбила её из колеи. Но слишком долго сердиться на паразитов она не умела. Это и нелепо, и бесполезно.
– Вот сама не знаешь, а выделываешься, – бубнила на ходу Челия самым взрослым своим тоном. – А я видела. А ты не видела. Потому, что тебя там не было. А я была.
– Где там? – не поняла Таюли.
– Так говорю же: под домом. Ну, как там, где мы выкопали Улюлюшку.
Тот снова сидел на щупальце в ногах у няньки под плащом и что-то усердно расковыривал. Услыхав о своей былой темнице, он мигом запахнул плащ и запричитал очередное фыр-фыр-фыр.
– Видишь, как ему страшно? – трагически провыла Челия, тыкая в дружка пальчиком. – А тому, думаешь, не страшно было? А ещё и больно.
– Почему больно? – пыталась сосредоточиться на её упреках нянька.
– Конечно, когда кожу сдирают. Тебе, небось, тоже бы стало больно.
– Какую кожу?! – опешила Таюли, чуть не сверзившись с демона.
– Так обычную. Кожаную. Знаешь, как он мучился?
– Так! – шикнула нянька и спрыгнула со щупальца, увлекая за собой шмякнувшегося на землю Улюлюшку: – Немедленно объясни всё толком!
– О! Какая же ты непонятливая! – закатила глазки и затрясла перед собой руками демонюшка. – Я же объясняю толком: он велел сдирать с него кожу. С живого. И не сразу, а долго.
– С кого с него?
– Так с того парня, что висел под домом. Ну, там у них в подземле. Вот там он и висел. Это он велел, чтобы его наказали.
– Кто он?
– Так этот твой поэт.
– Шамек? – застряло в горле Таюли обмершее сердце. – Не может быть.
– Как не может, когда Даймар сказал?! – возмутилась Челия и топнула ножкой: – Я тебе, что ли совсем уже дурочка? Я же помню, что спросить надо, как лучше. Ну, чтобы опять неправильного не натворить.
– А что ты делала в том подземелье? – мигом пришла в себя Таюли при упоминании племянничка Шамека. – Там сыро, так что ЗУ там вряд ли понравилось. Как ты туда попала?
– С Даймаром, понятно. Чего мне туда самой лезть? Он сказал: пойдём, чего-то покажу. А мне же интересно, что там ему так интересно? Сыро – это, конечно, мерзость. Но мы с ЗУ потерпели. Там недалеко было идти. Ну, вот, пришли, а там это. Парня без кожи пришлось сразу пожалеть. Он сильно мучился, а умереть пока не мог. У него ещё немного кожи ободрали…
– Не надо, – попросила Таюли, борясь с тошнотой.
– Потом я нашла двоих, что его обдирали. Смешные такие! Думали, что я за дверью их не найду. Потом Даймар и говорит: это его дядька повелел ободрать. Он только придуривается, будто хороший. И тебя обманывает. А на самом деле вон, какое дерьмо сволочное. Сейчас этого повелел ободрать, а потом и мою няньку прикажет. Я же не могла ему позволить! – упрекнула непонятливую няньку Лиата. – Я быстренько глянула, нашла тебя, а ты уже с ним идёшь. И он тебя лапает умордище дерьмовое! Что же мне, терпеть было? Ну, чего я опять неправильно сделала? Знаю же, что неправильно. И ЗУ знает.
– Погоди, – взмолилась Таюли, бессильно опустившись на недвижное щупальце рядом с набычившимся Улюлюшкой. – Я сейчас. Я… Челия. Солнышко моё. Давай вместе подумаем. Вот Даймар тебе показал… Ладно, он тебе сказал, что Шамек велел замучить того парня, так?
– Ага, – насторожилась демонюшка, отодвигаясь от собственного щупальца, будто тому могло взбрести в голову предать хозяйку.
– Но, ты сама не видела, как Шамек приказал его мучить?
– Откуда? – удивилась девчонка. – Я же сначала в деревню летала. Охотиться. Потом в другую, потом Шамека напугала, – добросовестно перечисляла Лиата. – Потом от тебя пряталась, чтобы ты не сердилась. Когда мне было?
– Но, Даймару ты поверила? – вкрадчиво поинтересовалась нянька. – А почему ты его словам поверила, а в невиновность Шамека не поверила?
– Ну, мы же с Даймаром вместе пришли, – не поняла, чего от неё хотят, бестолковушка.
– А ты хорошо слышала, что думал Даймар, когда рассказывал о дяде?
– Конечно хорошо: он плохо о нём не думал. Думал, что дядька у него дурак. Что-то там ещё про поместье. Про то, что оно развалится скоро. Он на Шамека не злился, чтобы хотеть убить. А почему ты думаешь, что верить нужно было Шамеку? Он мне не нравится. Я из-за него плохо поохотилась. И тебя опечалила. Я не люблю тебя печалить.
– Понимаешь, – Таюли решила довести дело до конца. – Я думаю, Даймар тебя обманул. Когда он пришёл, чтобы рассказать о… твоей неправильной охоте у Шамека, я ему сказала, что тот от страха ненадолго умер. А ты его оживила. И Даймар не обрадовался, что его дядя остался жить. Ты не знаешь, кто приказал мучить того парня. Даймар ведь об этом не думал?
Челия уверенно замотала головой.
– Он мог свалить на Шамека чужую вину, зная, что демон накажет его за злодейство. То, что Даймар думал о поместье, это подтверждает. Возможно, он хотел, чтобы дядя умер, а поместье досталось ему.
– Если хотел, так чего ж сам не убил? Он сильный.
– Боялся, что мы его накажем, – вздохнула нянька.
– Тогда мы его теперь накажем, – предложила Лиата. – Чтобы не врал. И чтобы мы не охотились, как попало. Я не хочу, чтобы обо мне плохо думали. Вот сейчас вернёмся туда…
– Нет! – отрезала Таюли. – Хватит. Мы с тобой и так достаточно наворотили. Пусть живут, как хотят. Не нам с тобой судить, кто там плох, кто хорош, и как лучше всем остальным.
– Не пойду больше в гости, – проворчала Челия, ковыряя носком сапожка дорожную пыль. – Сплошная дрянь эти гости. Гниды они там все паршивые. А я вышла кругом плохая.
– Ты самая лучшая, – от души выдохнула нянька и потянула её к себе: – Ты моё самое большое счастье. Пока бестолковое, но ты вырастешь. И станешь самой умной и самой правильной Лиатаяной. Я буду гордиться тобой и всем хвастать, какая ты у меня замечательная.
– Да, я непременно стану замечательной, – просияла малышка и внезапно заторопилась: – Давай скорей! Пошли, а то уже ворота закроют. Сразу, как стемнеет. Нам надо успеть, чтобы через стену не лететь. Ты же не хочешь, чтобы через стену? А ты не ной! – прикрикнула она на Улюлюшку. – И тоже пошевеливайся, а то расселся тут.
И они двинули дальше. Вскоре тракт свернул, потом ещё, потом взобрался на холм, и…
Таюли не поверила глазам. Внизу, сколько хватало взгляда, на берегу моря разлёгся до боли знакомый город. Она, как следует, проморгалась и вгляделась попристальней: точно он! Её родной Заанантак.
Часть третья. Глава 17
Нуртах Пятый восседал на коне и, насупясь, исподлобья разглядывал врага. На высокий упрямый лоб легли тени воителей древности – его славных предков, вождей, встававших на защиту народа с оружием в руках. Грозная сабля в руке Нуртаха то поднималась, то опускалась, лупя бедное животное по голове. Но конь терпеливо сносил побои того, кто вот-вот ринется в смертельную схватку на врага.
А враг смотрел на него сверху вниз – забрался повыше ничтожный трус. И горделиво выпячивал толстые бока, уперев в них тощие ручонки. Дескать, вот я какой! Поди достань меня,
Отважный воин не привык отступать и теперь готовился принять свой последний бой. От врага его отделяла отцовская нога, которую деревянный конь всё никак не мог перескочить.
Саилтах Рашдар Восьмой, затаился в ожидании: что сын предпримет теперь? Пока что деревянная конская грудь бестолку билась о его сапог. А враг продолжал высокомерно пялиться на замешкавшегося воина со своей подставки. Пузатый и белоснежный – сине-золотая путанка узора изукрасила его сверху донизу сказочной изморозью. Широкую горловину венчал раскидистый цветок с целой россыпью нежно розовых бутончиков. Высокомерный наглец был оскорбительно уверен в своей неуязвимости, и должен быть за это наказан.
– Это третий, – мягко напомнила мужу Диамель. – Скоро в моей спальне не останется ни одного цветка.
– Новые вырастут, – отмахнулся король, которому воинские победы наследника неизмеримо важней всякой бабской ерунды.
– Уга! Ха! – кинул боевой клич Нуртах Пятый.
И зачастил ногами по полу, толкая коня на новый приступ. Тот ткнулся мордой в мускулистую ногу, обтянутую грубой подвытертой кожей штанов воина. Нога даже не дрогнула, и конь отступил. Босые ножульки его всадника вновь засеменили по полу, понуждая продолжать атаку. Сабля бухала по беззащитной макушке, отслаивая краску. Конь подался вперёд, боднул преграду, но отцовский сапог остался непреодолённым, а враг непобеждённым.
– Почему он лезет к цветам, которые стоят так высоко? – недоумевала королева-мать. – Наюти принесла и расставила на полу целый десяток обычных горшков. Я надеялась, что он их разобьёт и, наконец-то, угомонится. Но он их проигнорировал.
– Ты что, не видишь, глупая женщина? – с напыщенным ехидством осведомился король. – Это не какие-то вшивые цветочные горшки на дурацких подставках. Это великаны, которые намереваются захватить наше благословенное королевство.
– Этих великанов сделал лучший мастер Заанантака, – со сдержанным ехидством внесла поправку королева. – И они весьма дорого стоят. К тому же мне жалко губить такую замечательную работу талантливого человека.
– Новых наделает, – вновь отмахнулся король и насторожился: – Тише ты. У нас меняется тактика ведения боя.
Нуртах Пятый осознал, что предпринятые усилия не приносят плодов. А потому бросил саблю и привстав на цыпочки, принялся выталкивать из-под себя коня. Конь пробуксовывал, но благородный воин не сдавался. Саилтах Рашдар Восьмой пришёл на помощь союзнику и осторожно вытащил из-под него надоевшую деревяшку. Нуртах Пятый топнул босой ногой и поднял саблю. Затем выпучился на зловредный сапог. Что-то гневно пролопотал, подковылял к зловредной преграде и пошёл рубить её вдоль да поперёк, героически булькая и пуская слюни.
– Больно! – чертыхнулся Саилтах, когда сабля наступающего союзника звезданула его по колену. – Э, парень, ты меня без ноги оставишь.
– Новую вырастишь, – мило улыбнулась королева.
– Давай, смейся, – проворчал король, потирая колено. – Когда сама так получишь, я тоже посмеюсь.
– Не думаю, что мне захочется воевать с великанами, – резонно заметила Диамель. – Я в них не разбираюсь.
– Ну, и не лезь со своими замечаниями, когда мужчины воюют, – усмехнувшись, проворчал Саилтах.
– Ну, и ступайте воевать куда-нибудь подальше от моих цветов. Служанки не успевают убирать за вами грязь, – преспокойно парировала Диамель. – К тому же, я подозреваю, что один из горшков на твоей совести.
– Я всего лишь помог форсировать подставку. Но остальные, мой сын свалил собственными руками, – гордо заявил король.
И заржал. Диамель грустно посмотрела на прекрасную вазу, прощаясь с ней навсегда. Перед мастером стыдно – вздохнула она – а ведь человек старался, создавал красоту.
– Надеюсь, ты вздыхаешь по мне? – ухмыльнулся Саилтах, игриво подмигнув.
– Нет, – нарочито печально взглянула на него Диамель. – Я вздыхаю по покойнику.
– Да брось ты! Я прикажу налепить тебе сотню таких горшков.
– Это не горшки, чудовище. Это подлинные произведения искусства.
– Это не произведения, зануда. Это обычные размалёванные горшки. Такие твой мастер лепит каждый день.
– Ты безнадёжен, – махнула рукой Диамель на попытку отстоять своё имущество.
– Я великий воин, – заявил король, любуясь, как его наследник под шумок раскачивает тонконогую резную подставку под цветком. – А вы с твоим Астатом амбарные крысы. Только и знаете, что пересчитывать мешки с зерном. Нур, поднажми! Не позорь великий род Атадитов!
Нуртах Пятый поднажал, и у королевы-матери стало на одно произведение искусства меньше. Победитель великанов заулюлюкал, сложился пополам и принялся бойко развозить по полу землю. Затем цапнул несчастный умирающий цветок и давай лупить им по полу, вопя на всю крепость.
– Создатель! – зажала уши Диамель. – Как же я устала от великих Атадитов. Лучше пойду, отдохну за работой, – поднялась она, намереваясь покинуть поле боя.
– Ну, уж нет! – подскочил с кресла Саилтах и цапнул её за подол.
Потянул, подсёк, прижал к себе и принялся целеустремлённо подталкивать к тахте.
– Прекрати! – смутилась Диамель, косясь на развоевавшегося чумазого сына.
– Да ладно, – пыхтел в ухо Саилтах, стараясь побороть её сопротивление и не сломать свою хрупкую жёнушку. – Он и не заметит.
Как бы ни так! Нуртах Пятый никому не спускал подлых попыток играть в интересные игры без него.
– Хуа! – взревел он и вразвалочку пошлёпал к ним.
Цапнул мать за подол, потянул, подсёк и шлёпнулся на попку. Любой другой сопляк разнылся бы. Но гордый наследник Атадитов ловко взгромоздился на карачки и боднул многострадальный отцовский сапог упрямой головёнкой. Саилтах подхватил сынишку и поднял над собой, торжествующе рыкнув. Диамель тотчас скользнула на цыпочках к дверям. И с облегчением покинула собственные покои, где давно уже никакого покоя. У этих Атадитов в распоряжении целая крепость, но они упорно берут на абордаж её несчастную спаленку и разносят в щепки.
Она миновала залу королевских покоев, приветливо кивнув склонившим головы гвардейцам. И нырнула в королевский кабинет: его муж практически подарил ей для тех занятий, которые терпеть не мог. Сам он заглядывал в ненавистное место пыток лишь поприветствовать супругу после очередной отлучки. С тех пор, как он вручил ей огромный перстень с родовой печаткой Атадитов вместо камня, королева трудолюбиво разгребала все насущные проблемы Суабалара. Даже научилась рисовать размашистые росчерки волеизъявлений Саилтаха.
Наштиры короля – и казначейский, и посольский, и внутренних дел – быстро признали за ней это право, ибо порядка в делах стало куда больше. Диамель оказалась последовательной и упорной ученицей, чем подкупала даже таких неподкупных скептиков. Но главное, королева никогда не затягивала дела, как вечно бегающий от них король.
Ещё парочка наштиров – безопасности и военный – редко забрасывали её проблемами, ибо такими делами король занимался исключительно собственноручно. Но и эта парочка постепенно признала за его супругой право помогать в нелёгком, обширном и утомительном деле управления государством. Остальным же без надобности знать, кто в действительности правит мирной жизнью народа.
Пока ещё мирной – привычно отметила Диамель, опускаясь в кресло мужа, давно забывшее, как выглядит хозяин. Она неспешно расправила платье, скинула туфли и устроила ноги на мягкой подушке. Рассеянно оглядела стол, на котором почти не было свободного места, но царил безупречный порядок – нескончаемый повод для насмешек Саилтаха. Безотчётно переставила с места на место чернильницу, взяла перо, проверила, хорошо ли заточен кончик.
Взяла с глубокого подноса, стоявшего по правую руку, свиток, венчавший целую горку своих двойников. Сломала печать, развернула и привычно пробежала глазами. Свернула, задумалась. Голова не желала сосредоточиться на работе. Пока ещё мирной – крутилось в ней детским волчком, и от этого несносного верчения все остальные мысли разлетались мелкими брызгами.
Наштир казначейства – достопочтенный Фурах Асун – научил её многим вещам, и Диамель высоко ценила советы старика. Самой любимой его присказкой была полушутка-полуистина: не можешь работать – не работай. Не мучай собственную опустевшую голову сейчас, дабы после та же участь не постигла другие головы, вынужденные исправлять твои ошибки. Смешно и мудро – улыбнулась Диамель, потеряно собираясь с мыслями. А заодно пытаясь нащупать, что же не даёт ей покоя? Почему она никак не может сосредоточиться?
Прочитанный свиток лёг на поднос по левую руку. Диамель тотчас подняла его и переложила на самый широкий и длинный поднос прямо напротив. Тут свитки лежали плотными рядами в три этажа, будто брёвна на лесопилке. Насущные и пока не разрешённые проблемы, над которыми придётся биться ни один день. Диамель сощурилась на этот свой самый нелюбимый, самый коварный поднос и показала ему язык. Но даже это не доставило привычного мимолётного удовольствия.
Видимо, уже всего её хвалёного здравомыслия не хватает, чтобы победить страх перед будущим, что по капле нарастает каждый день. И вот-вот переполнит чашу.
– Горюешь? – очень серьёзно спросил Саилтах, приоткрыв дверь кабинета.
– Горюю, – вздохнула она, вымучив улыбку.
Он вошёл, закрыл дверь. Протопал своими тяжёлыми сапожищами к столу и уселся на край, небрежно отпихнув большой поднос. Несколько свитков тут же скатились с него, указав хозяйке, как недопустимо вольно обращаются с такими важными документами. Руки машинально взялись наводить порядок. А Саилтах хмыкнул и заметил:
– Ты всё-таки жуткая зануда.
– Я аккуратна, – вяло огрызнулась королева, восстанавливая гору свитков. – А ты свинтус. А тут тебе не военный бивак. И слезь со стола. Достопочтенный Фурах терпеть не может эти ваши походные замашки.
– Этот старый ворчун что, придёт? – капризно сморщил нос Саилтах.
Однако и не думал покидать стол.
– С минуты на минуту, – мстительно уколола вредоносного засранца королева. – Его весьма обрадует твоё присутствие на нашем ежедневном обсуждении дел. – Ты слишком давно не баловал Фураха своим вниманием.
– Захочу, и сегодня не стану, – досадливо дёрнул он выбритой башкой.
Диамель невольно коснулась взглядом тёмной щетины и уколола об неё сердце. Саилтах избавлялся от своих густых непослушных волос в единственном случае: когда отправлялся по военным и пограничным лагерям надолго.
Ещё ночью её пальцы блуждали в отросших, мокрых от пота прядях, прижимая к себе его голову. Ещё несколько часов назад эти пряди опускались на её лицо вместе с любимой тяжестью, что подгребала под собой нетерпение распалившегося тела. И вот теперь пора. Брадобрей короля обозначил границу их разлуки, которая вовсе не обещает скорой счастливой встречи.
– Наш военный наштир премного тобой доволен, – попытался Саилтах приободрить жену сомнительным комплиментом.
– Наш военный наштир хотя бы примерно представляет, чего стоит вооружить две новые тысячи пеших латников, которых он намерен поставить в строй? Я понимаю, что вы это сделаете. И окончательно прикончите казну, – без малейшего упрёка в голосе ровно предупредила королева.
– Ты придумаешь, как с этим справиться, – мрачно зыркнул на неё Саилатх. – Ты же у меня знаменитая на весь Суабалар разумница.
– Налоги поднимать нельзя, – покачала головой Диамель. – Больше нельзя. Люди всё понимают. И всем, чем могли, уже помогли. Дальше только обнищание. Фурах говорит, что оно, как камень: стоит столкнуть его с горы, и дальше его падение уже не остановить. Без жертв.
– Нам нужны северяне, – процедил Саилтах, раздражённо пялясь в стол.
– Очень нужны, – подтвердила Диамель. – Но у нас их нет. А имперские пираты совсем задушили торговлю с севером. Твой флот не справляется. У нас благословенная, богатая страна. Но слишком длинное побережье. А всё, что не берег океана, то горы. Я понимаю, что ты стараешься беречь моё сердце. Но скажи честно: стычки на горных границах и с пиратами участились? Сколько я не пыталась добиться правды, все отмалчиваются или врут. Ты слишком стараешься поберечь моё сердце, – с упрёком повторила она.
– Люблю наверно, – невесело хмыкнул король. – Ты слишком в меня вросла. Теперь я не переживу такой потери. Теперь я знаю, что это такое. Ты сделала меня слабым.
– Ты тоже, – опустила она глаза. – Но я стараюсь об этом не думать. Мне просто нельзя о таком думать.
Саилтах поднялся, обошёл стол, с силой развернул к себе кресло, противно завизжавшее ножками по узорчатым плиткам. Опустился перед женой на колени, зарылся лицом в складках платья. Диамель гладила его по голове, щекоча ладошки о щетину. Прощалась с ним, молясь Создателю, чтобы тот присмотрел за её мужем, который ни в чём не знает удержу. Не умеет воевать на безопасном расстоянии от врага.
Что ей громкая слава мужа, как великого воина и полководца – ей нужен сам муж. Целый и невредимый – его славу она готова отдать кому угодно. Только он никогда не сменяет её на славу труса. А она не осмелится её отобрать, ибо это Саилтах не простит никому.
Дело даже не мальчишеских перегибах насчёт славы и позора. Дело в том, что, в отличие от неё, Саилтах действительно король. Такие понятия, как народ, его страна, его земля, в представлении мужа являли собой нечто огромное и важное, как сама жизнь. Саму суть его собственного существования – отними её, и он, пожалуй, растеряется, пытаясь осознать себя заново. Как совершенно иного человека, прежде ему самому незнакомого. Сколько себя помнил, Саилтах ощущал себя неотъемлемой частью Суабалара и оттого так яростно реагировал на любые попытки навредить своей земле.
С самой ранней юности, когда ему впервые дозволили служить на горной пограничной заставе. Катадер заставы изрядно намучился с пылким юнцом, которого нужно было сохранить любой ценой. Но Саилтаху повезло: старый опытный воин не стал запирать второго наследника королевства. Не обвешал сверх меры охраной, а приставил к нему несколько самых опытных воинов. И не просто так, а выдав им почти неограниченные полномочия на обучение дерзкого высокородного щенка.
Когда Саилтах в редкие минуты их уединения рассказывал жене о своём незабываемом обучении, Диамель порой содрогалась: это не обучение, это какая-то невыносимая каторга! Сын короля не удостоился ни единой поблажки, что отличала бы его от трёх десятков таких же ретивых сопляков. Наставники нещадно гоняли их, взращивая не просто воинов, а подобных себе исполинов. Саилтах Рашдар Восьмой кровью и потом заслужил каждую букву в восхвалениях его боевого мастерства, отваги и пресловутой удачливости. Тем более что обучение вместе с ним пережили всего пятеро.
Молодой воин уже предвкушал, как развернётся на любезной сердцу стезе полководца, с непременным зачислением в ряды великих, непобедимых, эпохальных и прочее. Но тут злой рок всё безжалостно переиначил – как это он умеет. Его старший брат был королём всего пять месяцев. Пять жалких месяцев, за которые Саилтах только и успел, что прийти в себя после смерти отца.
Новый удар чуть не сделал его трусом и клятвопреступником: наследник решил подыскать вместо себя кого-то из более честолюбивых дальних родичей. Усадить того на трон, а самому преспокойно проливать кровь за свободу Суабалара, что куда более достойное дело для настоящего мужчины.
Но отец не зря отдал единственного неповторимого наставника именно младшему сыну: Астат привёл чувства Саилтаха в порядок. Муж, с удовольствием рассказывая о той прочистке мозгов, язвил и рассыпал насмешки. Но сам Астат высоко оценивал её результаты: Саилтах Рашдар Восьмой принял свою судьбу раз и навсегда.
Наставник заметно гордился, что порывистый, властный и зачастую категоричный юноша никогда не переступал ту грань, за которой мог стать взбалмошным, самовластным и упёртым деспотом. Но мудрый Астат вовсе не исключал такой возможности, случись судьбе надавить на короля посильней. А то и отнять у него что-то крайне дорогое его сердцу.
Он даже побаивался, что этим дорогим может оказаться не вполне достойная женщина, которая ввергнет короля в какое-то безрассудство. Однако Астату и тут повезло, что он не уставал повторять: осторожная и непоколебимая рассудочность Диамель пришлась, как нельзя, кстати. А если учесть, что Саилтах незаметно для себя полюбил свою жену, теперь она превратилась в некую поруку благополучия всего Суабалара.
И народ, что после свадьбы встречал королеву миллионами настороженных придирчивых глаз, разглядел в ней такую поруку. После её, прямо сказать, неприлично скомканной свадьбы. Однако, скомканной лишь для неё – народ Суабалара праздновал целый месяц. И они с Саилтахом, невероятным образом придя к взаимопониманию, проехали по всей стране, честно отдав людям должное. Принимали поздравления, присутствовали на пирах, устроенных в их честь правителями провинций и больших городов.
Да что там городов – Саилтах не гнушался задерживаться даже в деревнях, украшая собой незамысловатые разухабистые деревенские праздники. Правда, наедине со своей королевой скрипел зубами, жалуясь на невыносимые труды, что сведут его в могилу. Но на людях от него исходила такая искренняя любовь к своему народу, что ответная – и без того существенная – вознесла имя короля ещё выше.
Недовольное ворчание высокородных аташтаков по поводу происхождения его супруги мигом захлебнулось: с народом шутки плохи. Ему-то как раз пришлось по душе, что их новая королева одного с ним корня. Так что в северную столицу Суабалара – великий город Заанантак – Диамель въехала уже признанной владычицей сердец. Что – как она понимала – сверх меры распалило людей надеждами на то, что теперь-то удача никогда не оставит Суабалар.
И тогда на самом пике необозримых манящих чаяний пресловутый рок напомнил, кто действительно владычествует над людьми и целыми государствами. Такими трудами устроенная, неописуемо долгожданная встреча с посольством северного заморского королевства Лонтферд закончилась крахом.
– Ты придумаешь, как нам заполучить северян? – пробубнил он в её колени.
Поразительно, но Саилтах нередко угадывал, о чём она думает. Диамель, конечно, не слишком изощрённая мастерица прятать чувства. Потому и скрывается за пологом сдержанности – единственной своей защиты. Но его чуткая, как зверь, натура проходит сквозь её защиту, как нож сквозь масло.
– Не знаю, – честно призналась Диамель. – Мы с Астатом уже головы сломали, как нам извернуться. Ты же знаешь, решение проблемы не зависит от людей. Даже от короля…, – вдруг осеклась она.
И Саилтах тотчас вскинул голову. Уставился на жену, прожигая взглядом её остекленевшие глаза. Один миг, и те вновь потеплели, однако пойманное королём мгновение сказало ему очень многое.
– Ну? – нетерпеливо затеребил он руки жены.
Диамель медленно опустила голову и непонимающе уставилась на мужа.
– Ты что-то придумала, – уличил её Саилтах. – Я знаю этот взгляд. Говори.
– Пока нечего сказать, – неохотно промямлила она, покачав головой. – Мне нужно всё обдумать.
– Ты только и делаешь, что думаешь, – раздражённо проскрипел король. – Хоть бы раз рискнула победить проблему с наскока.
– Мне нужно всё обдумать, – усмехнувшись, повторила Диамель, схватила его за уши и притянула к себе эту упрямую башку: – Ты знаешь, что с наскоками у меня туго.
– Да уж, – хмыкнул он, почёсывая лоб об острый подбородок жены. – Как говорит наша Челия, ты у нас ненаскакуемая.
– Наскакуемым наша Челия назвала как раз тебя.
– Не пытайся уползти в сторону, – посоветовал королеве «по случаю» король прирождённый. – Выкладывай, какая идея тебя посетила.
– Как только я пойму, что это не бред отчаявшейся женщины, ты сразу узнаешь, – пообещала она, прижавшись губами к его лбу.
Саилтах воровато покосился на дверь и подскочил.
– Не выйдет, – отработанно задрала ноги Диамель, прижав коленки к груди. – Не успеем. Наштир вот-вот придёт.
– Давай отложим, – запустил он руку под задравшуюся юбку. – На пару часиков.
– После этого тебя в кабинет на аркане не затащишь, – схватила она первый попавшийся свиток и замолотила им по бритой макушке.
Ещё и ногами наподдала, едва не сломав пальцы о его каменную куртку. Лишь вопль боли, угомонил мужа: он облапил её босые ноги и принялся дуть на обиженные пальчики, которых Диамель стеснялась. Что ни говори, нога простолюдинки даже в королевских покоях не примет более нежные изящные формы. Зря она ему рассказала, что стесняется собственных грубоватых для женщины ног – теперь он нарочно хватается за них при каждом подходящем случае.
– Давай хоть поцелуемся, – прожурчал голос короля в самой – как он считал – обольстительной манере.
За дверью ударил гонг, оповещая их величества о прибытии наштира.
