Текст книги "Полина (СИ)"

Автор книги: Александр Сиваков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 39 страниц)

Дальше работа пошла веселее. Мы продолжали молчать, но теперь молчание не нагнетало психологическую атмосферу, а было обычным, которое устанавливается в помещении, где работают занятые своими делами люди.

Вскоре мы закончили. На прощание тётя Анфиса хотела мне что-то сказать, но промолчала. Я полагаю, что лишилась возможности услышать что-нибудь вроде "Не нужно кичиться своим интеллектом, это плохой тон" или чего-нибудь в этом роде.

ГЛАВА 47

На крыльце курил дядя Альфред. Я первый раз увидела его курящим. Скорее всего, он принадлежал к той породе людей, что ведут здоровый и трезвый образ жизни, а как только «срываются» – тут же пускаются во все тяжкие. Художник уже успел немного протрезветь, но его всё ещё ощутимо потряхивало.

Мне бы посочувствовать человеку, но я по-иезуитски хитро, так, что нельзя было подкопаться, принялась портить ему настроение.

– Здравствуйте, дядя Альфред! – Тон у меня был жизнерадостнее некуда. – Великолепный сегодня день, да?

Гений окинул меня страдальческим взглядом и ничего не ответил.

– Знаете, – интимным шёпотом поведала я, – бывают такие дни, когда всё из рук валится, не хочется ничего делать кроме как валяться на кровати и смотреть в потолок. А бывает, вот, вроде как сегодня, когда настроение просто зашкаливает, без всяких видимых причин, то-ли из-за хорошей погоды, то-ли из-за чего-то ещё… У Вас такого не было?

На дядю Альфреда было жалко смотреть, но я продолжала свою изысканную пытку ещё минут десять. Только по прошествии этого времени художник, наконец, произнёс первый звук, очень похожий на стон тяжело раненного человека.

– Что Вы сказали? – Осеклась я.

– Полиночка, – слабым голосом отозвался мой собеседник, – я не понимаю, чего ты хочешь?

Он закурил очередную сигарету и я увидела, что его руки ощутимо дрожат.

– Много чего, – я мечтательно зажмурилась, – Вы уверены, что Вам это интересно?

Дядя Альфред долго вникал в смысл фразы. Мне пришлось ему помочь:

– Или вы имеете в виду, чего я хочу именно от Вас?

– Именно от меня.

Думала я недолго, потом задала такой вопрос, что дядя Альфред сразу же пожалел, что вообще вышел на крыльцо.

– Чем вам наши… тьфу!… земные Навигаторы не угодили?

– Ты о чём?

– О том Сопротивлении, что Вы возглавляли двенадцать лет назад. Как Вас вообще туда занесло?

Бывший партизан долго молчал, затем удивил уже меня.

– Ты ведь в школе учишься, да? – Спросил он

– Верно.

– А теперь представь себя её директором.

Я фыркнула:

– С трудом, но представляю.

– Твоя школа маленькая и имеет стандартную, в общем-то, историю, – продолжил дядя Альфред совсем уже трезвым голосом. – Когда-то в городе была одна-единственная школа, достаточно большая, чтобы вместить в себя всех учеников. Но с течением времени детей стало больше, и Навигаторы решили выстроить вторую. Когда она была готова, некоторые учителя из старой школы перешли в новую, старому директору пришлось поделиться с новым администратором, то бишь с тобой, не только кадрами, но и учебно-материальной базой.

Я внимательно слушала, пока ещё не представляя, к чему клонит дядя Альфред.

– В самом начале нового учебного года директор старый школы пришёл к тебе и предложил свои услуги. "Ты, мол, человек на своём посту новый, я готов всячески тебе помогать. Пока ты обживёшься, пока сориентируешься в обстановке, пока сработаешься со своей командой… А у меня опыт многолетней работы"… В общем, уломал он тебя. Проходит год, два, три. Старый директор взвалил на себя бОльшую часть своих обязанностей – и вроде бы тебе жаловаться не на что, если бы не одно "но" – в своей собственной школе ты не чувствуешь себя хозяином. Учебные планы, квалификационные листы, табели о зарплате, накладные о приёме и выдаче матсредств – всё тянет на себе старый директор.

В этом месте я сообразила, зачем дядя Альфред рассказывает мне эту историю, и мне стало смешно. Вот ведь везёт мне на Цитрее: постоянно обсуждаю политические вопросы. Только вот с собеседниками не складывается. Одному едва-едва исполнилось двенадцать лет, второй – не очень хорошо себя чувствует, и даже не "после вчерашнего", а "после сегодняшнего".

– В один прекрасный день ты подходишь к директору и мягко намекаешь, так, мол, и так, поре бы уже и честь знать, я вроде как уже освоился и могу исполнять свои обязанности в полном объёме, посторонняя помощь мне не требуется. А он – ни в какую. Ты, говорит, вспомни из какого дерьма я тебя вытащил. Вспомни, благодаря кому работала твоя школа в первые годы своего существования. И приходится директору, чтобы восстановить статус кво, применять совсем не христианские меры.

– Понятно, – я опустила глаза. Крыть было нечем. Действительно, в межпланетных вопросах наши Навигаторы иногда вели себя неадекватно. Вместо того, чтобы предоставить автономию колониям, которые вполне могут существовать самостоятельно, они всеми силами пытались удержать эти планеты в своём подчинении. В чём смысл?

Впрочем, нужно было как-то спасать ситуацию. Критиковать действия правительства Земли я не собиралась ни под каким соусом.

– И чего вы добились этой своей свободой? Здесь, на Цитрее, по сравнению с Землёй и земными колониями, настолько всё неблагоустроенно, насколько это вообще возможно! Наши корабли сотню лет назад освоили гипер-пространство, а тут самая обычная кофеварка – это чудо современной техники!

– Ты говоришь так, будто не с Цитреи, а с Земли.

Я осеклась. Действительно, меня занесло куда-то не туда. Хорошо, если его затуманенные алкоголем мозги не позволят назавтра припомнить подробности нашего диалога. Теперь главное – не заострять внимания на опасной теме.

– Не цепляйтесь к мелочам. Лучше признайте мою правоту. Цитрея не сможет самостоятельно выкарабкаться из технологической ямы, куда по своей же вине и попала.

А теперь мы плавно приблизились к тому, с чего начался разговор с Мишуткой. Чтобы не слышать очевидных обвинений, которые на Цитрее, похоже, известны каждому младенцу, я наскоро распрощалась и упорхнула к себе в комнату.

Разговор оставил тяжёлое впечатление. Долгие годы я прожила в твёрдой уверенности, что наши Навигаторы всегда и всё делают правильно. Они – высшая инстанция любой истины. В этом убеждении меня старательно пыталась поколебать лишь Валькирия, своими статьями про недостатки нынешней социальной системы. Но всё это было слишком далеко от реальной жизни, от круга моих интересов, чтобы я обращала на это особенное внимание.

Теперь же я столкнулась с этим вплотную, лицом к лицу; двух коротеньких диалогов с не очень внятными собеседниками мне хватило, чтобы незыблемый, как мне всегда казалось, фундамент моих убеждений дал основательную трещину.

Получается, Валькирия в который раз оказалась права. Ладно, теперь будет о чём поболтать с папулей долгими зимними вечерами.

Чапа – на редкость прожорливое существо. Размерами – не больше кулака, а есть может часами. Уставится глазками-бусинками куда-то в пространство и мерно двигает челюстями, примерно одно-два движения в пол-минуты. Вот уж действительно – этому существу некуда торопиться.

Я кормила черепашку, пока не надоело, точнее, пока мне не помешал Мишутка, который со своей половины комнаты начал вонять чем-то резко-техническим.

Теперь уже я проявила любопытство, подошла к мальчику сзади и долго из-за его спины наблюдала, как он что-то выпаивает из большой неопрятной на вид платы.

– Продолжаешь заниматься машиной времени?

Мой удручённый голос заставил Мишеля подскочить на месте.

– Ты здесь? – Запинаясь, спросил он.

– Конечно. Где мне ещё быть.

– Испугала меня!

– Прости. Я спрашиваю, ты продолжаешь свой безнадёжный проект?

Мишутка выглядел виноватым, словно котёнок, опрокинувший со стола плошку со сметаной:

– Мне совсем чуть-чуть осталось, через пару дней я закончу.

– Ну-ну.

– Дай мне карту памяти.

– Одного не понимаю, у тебя что, нет какого-нибудь завалящего твёрдого диска?

– Полин, ты когда-нибудь жёсткий диск перестанешь называть твёрдым?

– Когда-нибудь – перестану. Сейчас дневник попишу и дам.

С дневником я управилась за двадцать минут. События сегодняшнего дня изрядно утомили меня. Сейчас я отдам Мишелю карту памяти и улягусь спать – и гори всё синим пламенем. Над всеми проблемами подумаю завтра. Как говорится, утро вечера мудренее.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ЗЕМЛЯ

ПОЛИНА

ГЛАВА 48

Первое, что удивило меня, когда я проснулась – полная тишина. Никто нигде не ходил, ни бегал, ни говорил, даже из окна не раздавалось ни единого звука.

Я никогда не страдала от отсутствия воображения и тут же представила, что все на Цитрее вымерли от какой-то загадочной болезни и я – одна – осталась живой.

Эта мысль была так неприятна, что меня передёрнуло и, всё ещё не открывая глаз, я снова прислушалась.

То, что сейчас слышно, в художественной литературе называется могильной тишиной.

Ладно, если допустить совершенно невероятное предположение, что все цитреанцы дружно решили, что на том свете гораздо лучше, чем на этом, дом – большой и деревянный – молчать не может. Он всегда живёт своей собственной жизнью. Особенно это заметно ночами. Здание скрипит и потрескивает всеми своими сочленениями, за обоями уютно шуршит какая-то биологическая мелочь, то-ли мыши, то-ли тараканы, а на чердаке, даже в полный штиль, постоянно шумит ветер.

Но сейчас даже этих фоновых звуков не слышно.

Я открыла глаза, увидела над собой белые пластиковые панели потолка – и тут же зажмурилась. Я точно помнила, что потолок в мишуткиной спальне – из обычной фанеры, выкрашенной в бледно-жёлтый цвет. У меня дома потолки голубые, очень высокие и нестандартной полукруглой формы. А потолки из белого пластика могут быть только в одном месте – в холле школы юных Навигаторов, в комнате, которую я делю на двоих с Бахмуровой.

Но ведь этого же сейчас не может быть, верно?

– Мишутка!

Никто не отозвался. Да я и не очень на это надеялась.

– Мишель, ты тут?

И снова в ответ тишина.

Я открыла глаза и уселась на кровати. Увиденное заставило меня усомниться, что я нахожусь в добром здравии: около соседней стены стояла Бахмуровская кровать, а на ней, позёвывая, сидела взъерошеная после сна Настюха.

– Ты чего орёшь? – Недовольно спросила она, протирая глаза. – Уже приехала? Почему так долго?

– Я… это… были некоторые проблемы…

– Что за Мишель? Ты меня ни с кем не перепутала?

– Да, перепутала… Есть у меня один знакомый…

Я отвечала автоматически, пытаясь собрать разбегающиеся мысли. Удавалось это мне, надо сказать, плохо. Того, что сейчас происходит со мной – однозначно – не может быть. Если вчера вечером я уснула на Цитрее, то сегодняшним утром не могу проснуться на Земле – это против всех правил здравого смысла.

– Какое сегодня число?

– Четырнадцатое. Сентября, – уточнила Бахмурова. – Может тебе ещё и год сказать? – Услужливо предложила она.

– Скажи, – согласилась я.

Бахмурова внимательно посмотрела на меня:

– Какая-то ты сегодня странная, – сказала она.

– Настюх, ты только не удивляйся: но это точно ты?

– По-моему, ты ещё не проснулась.

– По-моему, тоже, – ответила я и безропотно улеглась на прежнее место. Я даже успела закрыть глаза, прежде чем почувствовала на лбу ладонь.

– Ты чего?

– Мне показалось, у тебя температура. Ты себя как-то не очень адекватно ведёшь. Ночью приехала? Странно, что я не проснулась – я обычно сплю очень чутко.

Я промолчала. Если я начну рассказывать, что со мной случилось – Бахмурова первой побежит вызывать санитаров. Пока буду делать хорошую мину при плохой игре, а там, может быть, что-нибудь получится выяснить.

Я уселась на кровати, внимательно оглядела комнату. Стол, два стула, интернет-кресло, моё любимое кресло, шкафчик для одежды. Всё, вроде бы, реально – просто реальнее некуда.

Значит всё что со мной случилось, мне снилось? Нет, Бахмурова говорит, что я куда-то ездила. Или то, что есть сейчас, мне снится?

Я прошла по комнате, осторожно трогая подворачивающиеся под руку предметы, выпила воды из стоящего на столе кувшина, под конец даже украдкой ущипнула себя за ногу.

Больно.

Бахмурова квадратными от удивления глазами следила за мной, но ничего не говорила.

– Что-то мне сегодня не очень, – призналась я. – Голова какая-то странная.

– Я бы могла предположить, что ты переутомилась, – наконец заявила моя соседка, – но ты только что из дома. Значит – переотдыха…ла…сь… В нашем языке даже слова такого нет!

Болтовня Бахмуровой начала приводить меня в чувство.

– Сколько времени?

– Без пятнадцати восемь. Если бы ты не заорала как потерпевшая, можно было бы ещё сорок пять минут спать.

– Ладно, досыпай.

– Теперь уже не уснуть. Пойду умоюсь. Единственное, что хорошо, – в умывальнике сейчас никого нет.

Она ушла.

Я лихорадочно бросилась обыскивать комнату в поисках личных вещей. Спустя минуту я успокоилась – Бахмурова и моя память меня не обманывали – всё, что я забрала отсюда, когда уезжала в прошлый раз – отсутствовало. Значит, я отсюда всё-таки уезжала. Поговорю с ребятами – и закрою достоверность этого эпизода своей биографии. Постепенно проверю и все остальные факты. Пока же доподлинно известно только одно – сейчас я в "Штуке".

Ещё через минуту у меня появилось две новости, и – словно в анекдоте – одна хорошая, а другая плохая. Хорошая – я наскоро прикинула хронологию событий и поняла, что ни одного дня из моей жизни не выпало. То есть, вчера вечером я была на Цитрее.

Плохая новость – всё, что у меня осталось из моих вещей – это пижама, в которой я легла спать, персональник, который я перед сном положила под подушку, и говорящий робот, подаренный несколько дней назад Мишелем. Вся моя одежда, обувь, всякие необходимые мелочи, моя любимая черепаха, даже карта памяти – всё осталось на Цитрее! А на карте памяти, кстати сказать, столько всего… Блин! Там даже мой дневник! Если Мишутка отыщет способ его прочитать… Моё настроение, и так испорченное последними неурядицами, упало ниже уровня плинтуса.

Красная Шапочка – самая последняя сволочь! У меня не было ни капли сомнений в том, что мою доставку с Цитреи на Землю осуществила именно она – кому ещё остаётся! Сомневаюсь, что у кого-то ещё достаточно возможностей сотворить нечто подобное.

Когда Бахмурова вернулась из умывальника, я с похоронным видом проводила переучёт оставшихся вещей. Не набирался даже джентльменский минимум.

– Я ребятам сказала, что ты приехала.

– И что?

Моя подруга передёрнула плечами:

– Какие-то они все загруженные в последнее время стали. Учёба, что-ли, напрягает. Я уже почти половину вопросов выучила.

– За двенадцать дней?

– Тебя так долго не было? – Рассеянно отозвалась Настюха. – Я думала, прошло не больше недели. Время тут летит – просто жуть.

– Так что ребята сказали? – Продолжала допытываться я.

– Ничего они не сказали. Посмотрели сквозь меня и пошли по своим делам.

– СКВОЗЬ ТЕБЯ?! По каким это своим делам? Что за бардак у тебя тут творится!

– Почему – у меня?

– Я тебя назначила старшей!

– И что ты мне оставила? – Зло спросила Бахмурова. – Только должность – и всё? У тебя имеется влиятельный папочка, авторитет, деньги в конце-концов – а у меня – что?! И ты всерьёз надеялась, что я смогу управлять этими выродками?!

– Выродками? Быстро же ты сдулась.

– Ты меня оставила на пару дней! – Продолжала свои обвинения Бахмурова, – а исчезла на две недели! За это время я уже устала играться в старшую!

– У меня всё оказалось совсем плохо. – Поведала я. – Гораздо хуже, чем ты можешь себе представить. Если бы не случайность, я бы вообще месяца через три могла бы приехать. А могла бы и совсем не приехать!

Бахмурова ничего не ответила. И тут я подумала о деньгах. Я ведь обещала привезти Белохвостикову довольно приличную сумму. И что я теперь ему скажу?

– Ты слышала что-нибудь о моём папе?

– Слышала, – сухо отозвалась Бахмурова. – Я всё-таки десять лет на Земле живу.

– Я имею в виду – за последнее время.

– Ты прекрасно знаешь, что у нас тут полная изоляция – никаких новостей. Даже при Апокалипсис мы, наверное, узнаем самыми последними.

– Это ты загнула. У меня тут такое творится, что и Апокалипсисов никаких не надо.

– Что-нибудь случилось с отцом? – В тоне Бахмуровой послышались примирительные нотки.

– Да. – Мне не хотелось поддерживать разговор на эту тему, поэтому я переключилась на быт. – Во сколько вы собираетесь на занятия?

Задавая этот вопрос, я точно знала, что никуда не пойду; напротив – постараюсь избегнуть встречи с ребятами и как можно быстрее полечу домой. А по дороге постараюсь связаться с папой. Плевать на конспирацию – хватит, поигралась в шпионов, теперь пора начинать действовать решительно. И прятаться я уже устала. Если меня арестуют (за что, интересно?) – встречу обвинения с открытым забралом. Тем более, я ни в чём не виновата. Разве что улетела с Земли по документам на чужую фамилию. Но это пусть ещё попробуют доказать!

– Так во сколько вы собираетесь?

– В половине девятого. В актовом зале, как всегда.

– Рада, что хоть что-то не изменилось.

Я взглянула на часы – восемь. Нет, пожалуй, ускользнуть по-тихому, как это было в прошлый раз, у меня не получится. Ребята уже проснулись. Тогда попытаюсь свести общение к минимуму. Скажу, что пролетала по делам мимо школы и решила здесь переночевать, а окончательно прилечу сегодня вечером… а ещё лучше – завтра утром, чтобы времени было с запасом.

Если подумать над моей легендой, то это полная ерунда. Но больше в голову, как назло, ничего не лезло. Главное, чтобы никто не стал докапываться, где меня столько времени носило – вот на это я уже точно не найду, что ответить.

– Что Красная Шапочка?

– Она не "что" а "кто". Сказала бы я, кто она, но очки терять не охота.

– Сколько у тебя осталось?

– Сто двадцать.

Я пришла в ужас:

– Ну ты и транжира!

– У меня тормоза ЕСТЬ, – довольно спокойно сообщила Бахмурова, – когда этого требует ситуация, я могу промолчать. А ты не можешь. У тебя вместо тормозов – ускоритель. Ты бы все эти очки потеряла вообще за пол-дня.

Она в чём-то была права, поэтому я мысленно с ней согласилась, но не стала ничего говорить. Не в моих правилах публично признавать собственные ошибки.

– Кроме меня из школы больше никто не уезжал?

– Маришка хотела уехать, но я не отпустила. Сказала, пока ты не приедешь – никого никуда не выпущу.

– Это правильно, молодец.

Бахмурова зыркнула на меня так, что мне сразу стала понятно: в моих похвалах она не нуждается.

– Что у нас с завтраком?

– Наш пищевик давно пустой. Если хочешь – походи по комнатам, спроси у кого-нибудь – может чего найдёшь, – посоветовала мне Бахмурова (как мне показалось, со злорадством). – Ты, кстати, обещала зарядки привезти. Привезла?

– Они дома. К завтрашнему утру будут здесь.

– И как они здесь окажутся?

– Я сама их привезу.

– Ты снова поедешь домой?

– Да.

Я не стала распространяться по этому поводу, довольно бодро нацепила на шею полотенце и выскочила из комнаты, громко хлопнув дверью. Первый, кого я увидела, это был Марек. Я уже привыкла, что он постоянно какой-то взъерошенный и испуганный, теперь же он превзошёл сам себя: сидел на диванчике перед своей комнатой, сжавшись и безумными глазами глядя на дверь. Он даже не почувствовал, как я подошла.

– Что с тобой?

Мальчик медленно посмотрел на меня. В его взгляде читался самый настоящий ужас. У меня по спине побежали мурашки.

– Что с тобой? – Затеребила я его за плечи. – Что случилось?

– Зайди в мою комнату! – Прошептал он. – И посмотри: там никого нет?

Я приоткрыла дверь, заглянула в проём, затем осторожно прошла туда.

– Никого! – Доложила я изнутри. – Вообще – никого.

Марек подошёл ко входу, но остался в коридоре.

– Лучше я сразу в школу пойду, – сказал он.

Я обратила внимание на его ноги:

– В тапочках?

– Всё равно, – пролепетал Марек, – это не важно.

И ушёл.

Я долго смотрела ему вслед, затем обратила внимание на интерьер его жилья, для чего мне пришлось зайти внутрь.

Здесь был такой же бардак, как во всех остальных помещениях. Чем больше я осматривала комнату, тем больше удивлялась. На столе в полном хаосе валялись бумаги, распечатанные очень мелким шрифтом, на них – обугленные дочерна детали разобранного пищесинтезатора, на самом видном месте – пол-стакан тёмного напитка, то ли крепкого чая, то ли слабого кофе.

Я подошла к столу, взяла один из листов и вчиталась в текст. Множество символов и цифр, распределённых между собой в самых нечитаемых комбинациях. Понятненько – распечатки компьютерных программ. Я видела такое пару раз у нашего компьютерщика в Одессе. Никитино хозяйство. Интересно, как он тут без меня.

Уже направившись к двери, я невольно бросила взгляд в другую часть комнаты, которая, как я помню, принадлежит Мареку, точнее – Игорю Кириллину (сам чёрт не разберётся, как его величать) – и остолбенела от удивления.

При знакомстве он сразу назвался психологом. Расхожая присказка гласит, что все психологи – немножко психи. Я в какой-то степени была с этим согласна, но только теперь поняла, насколько всё запущено в данном конкретном случае.

На аккуратно застеленной кровати Никитиного соседа лежал набор для игры в песочнице – маленькое ведро, два совочка, крохотное пластиковое ситечко; всё – пронзительно красного цвета. Если же учесть, что находился этот набор на тёмно-зелёном покрывале, получался контраст, мимо которого нельзя было пройти.

(Любой художник вам скажет, что любые два цвета имеют коэффициент контрастности. У одинаковых цветов он вообще отсутствует, а самый высокий он как раз у пары красный-зелёный, а не белый-чёрный, как могут подумать некоторые. Но это я так, к слову.)

Так вот, на этот детский наборчик я пялилась долго, минут, наверное, пять. Потом будто что-то меня толкнуло – я наклонилась и заглянула под кровать. Там, среди пыли и пары использованных носков, стояла небольшая картонная коробка. Особенно не задумываясь над этичностью своего поведения, я распахнула её – и тут мне стало по-настоящему плохо.

Внутри лежал комплект детской одежды. Тут не нужно иметь большого опыта, чтобы понять, что рассчитан он на совсем крохотного ребёнка, которому максимум пару недель. Маленький чепчик, совсем крохотные ползунки – чуть длиннее моей ладони, миниатюрная распашонка; вся одежда – пастельного голубого оттенка.

"Нет, то, что я сейчас вижу – этого просто не может быть! – Снова забилась в голове паническая мысль. – И то, что я тут очутилась, и эти непонятные вещи под кроватью Марека… Я просто сошла с ума. Или я сейчас на Цитрее и мне сниться сон. Как же мне прийти в себя, а?!"

Для верности я несколько раз больно ущипнула себя за плечо, и с нервным смешком подумала, это уже становится привычным жестом. В голове не прояснялось, напротив, всё окружающее стало видится чётче, со многими мелкими деталями, которых я раньше не замечала. Ковёр над кроватью Марека с прожжённой дырой, которая, как мне сразу показалось, появилась совсем недавно. Три одинаковых кроссовки, валяющиеся на полу, почему-то – только на левую ногу. Шикарный красный зонт, лежащий прямо посреди комнаты…

В коридор я выбралась, сжав виски ладонями. Руки мелко тряслись. Лицо у меня едва ли сильно отличалось от физиономии нашего психолога пару минут назад.

Само собой, до умывальника я так и не добралась – влетела в нашу комнату и принялась тормошить Настюху, которая прихорашивалась перед зеркалом:

– Что здесь происходит?! Ты можешь мне объяснить, что здесь происходит?!

Бахмурова окончательно уяснила для себя, что я абсолютно неадекватна, поэтому решила не удивляться ничему, что бы я ни выкидывала. Как-то иначе трудно объяснить тот факт, что она посмотрела на меня спокойно, словно на холодильник, и спокойно сообщила:

– Начнём с того, что у нас всё в порядке, за исключением того, что моя соседка по комнате сошла с ума, но тебе это, надеюсь и самой известно. А так – всё в норме.

– Ты к Мареку заходила?!

– Зачем? – Бахмурова была так невозмутима, что я сама невольно сбавила обороты.

– Ты здесь старшая, поэтому должна наблюдать за порядком.

– Когда ты была старшей, ты не больно-то бегала по комнатам! – Огрызнулась моя подруга. – Да и какая из меня старшая!

– У тебя всё в порядке?

– Наконец-то, – кротко отозвалась Бахмурова. – Я уж думала, что ты этого вопроса никогда не задашь. У меня – всё. А вот что касается остальных…

Она замолчала. Я поторопила:

– Ну, что с остальными?

– Да ничего. Странные они какие-то. Кит в школе дни и ночи пропадает. Утром, когда мы собираемся, он, оказывается, уже там, вечером, когда ложимся спать – он ещё там.

– Кто-кто?

– Никита. Мы его Китом зовём.

– Какой он Кит, – с деланным пренебрежением отозвалась я, – максимум – Китёнок. На большее не тянет. И что он делает в школе?

– Откуда мне знать! Говорит, что учится, только что мне в это не очень верится. Лёша Дронов вообще перестал в холл приходить, И, мне кажется, он почти не спит и не ест. Ходит весь какой-то зелёный и жутко замученный . Того и гляди в обморок грохнется. Ещё три девчонки тоже начинают сдавать.

– Напряжённая учебная программа, – в тему вспомнила я слова Красной Шапочки. – Может в этом дело?

– Вряд ли они столько сил отдают учёбе. Я не особенно напрягаюсь, а почти все вопросы уже выучила.

– Ты просто чуточку умнее, чем все остальные. – И, чтобы Бахмурова не очень радовалась, поспешила добавить. – Это во-первых. А во-вторых, ты просто хвастаешься.

– Очень надо!

Наш диалог завершился на мажорной ноте. И поди разберись, кто из нас двоих был в этом виноват.