Текст книги "Полина (СИ)"
Автор книги: Александр Сиваков
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 39 страниц)
Они выехали на знакомую площадь, но за углом, как этого ожидала Полина, останавливаться не стали. Таксист прибавил скорость. Вскоре здание космопорта осталось позади. Потянулись поля.
"Интересно, куда это он меня везёт?! – Мелькнула паническая мысль.
Наконец, съехав на обочину, машина взвизгнула тормозами и замерла.
– Ну, теперь рассказывай.
Таксист не потребовал, а попросил. Немного юмористически, словно ждал какого-нибудь анекдота.
Полина оценивающе посмотрела на своего нового спутника и лишний раз убедилась, что он – именно тот, кто ей нужен.
– Вот! – Протянула она ему изрядно потрёпанный листок бумаги. – Мне сюда.
Парень прочитал адрес, и его лицо резко изменилось:
– Опочки!
– Что? – Испугалась девочка.
– Боюсь, малышка, я не смогу тебе помочь.
– Почему? – Голос у Полины стал такой, словно она вот-вот расплачется. (Кстати, она нисколько не притворялась).
– Ты знаешь, где это?
Та молча покачала головой.
– Это очень далеко.
– И что?
– Такой рейс будет стоить столько, что тебе будет дешевле купить машину самостоятельно и добраться на ней.
– Деньги тут не при чём. Я Вам заплачу сколько угодно, только довезите, а?
– Ты настолько богата, что можешь прямо вот так просто выложить наличными две тысячи?
– Могу! – Голос Полины обрёл необходимую твёрдость.
– Я на большие расстояния не езжу. Мы можем вернуться на стоянку, и я покажу, кто из ребят специализируется на дальних перевозках.
– Я не хочу, – насупилась Полина. – Я боюсь, если честно. – (Ей стоило больших усилий сделать это признание) – Там уроды какие-то. Я с ними не поеду!
– Что же мне с тобой делать?
Водитель задумался, взъерошив волосы. Девочка с надеждой смотрела на него. Ей казалось совершенно немыслимым, что нужно будет из этого уютного автомобильного мирка опять возвращаться на стоянку, на пронизывающий ветер и дождь, с кем-то разговаривать, кого-то упрашивать, снова обо всём договариваться…
– Ладно, – решился водитель, не выдержав Полининого умоляющего взгляда, – так и быть, довезу я тебя. Если всё будет нормально, завтра утром будем на месте. И по поводу двух тысяч я слегка погорячился. Полторы будет достаточно.
Она была готова броситься ему на шею и, наверное, от переполнявших её эмоций, сделала это, если бы не сидела на заднем сиденье.
Машина снова тронулась.
– У Вас случайно капусты нет? – Через минуту спросила Полина.
– Капусты?! – Удивился таксист. – Какой ещё капусты?
– Ни за что не поверю, что тут не знают, что такое капуста! Овощ довольно неприхотлив, а планета у вас аграрная. По крайней мере, в брошюре так было написано.
– В какой ещё брошюре?
– В рекламной. Её я прочитала, когда сюда летела. А потом я ещё по энциклопедии проверила.
– Ничего не понимаю.
– А Вам и не надо понимать. Ну, так что, у вас там в багажнике пару кочанов не завалялось? Если можно – сырых и свежих.
– Представь себе – нет.
– Жаль.
Таксист долго молчал, наконец, не выдержал:
– Зачем она тебе?
– Давай сначала на что-нибудь поспорим?
– Об этом – потом.
– Тогда – на что?
– На щелбан, допустим. Только физически я пока немного слаба, поэтому я три буду тебе бить (да ты их всё равно не почувствуешь!!). А ты – мне, если продуешь – один.
– Согласен. Так о чём спор?
– О какой-нибудь ерунде. Придумай сам!
– Так я… так сразу, и не могу… Давай лучше ты!
– Давай! – Охотно согласилась Полина. – Спорим, что у меня в кармане черепаха сидит? Я скажу, что сидит, а ты скажешь, что нет. Хорошо?
– Хорошо.
– Подставляй лоб!
– Так я же ещё не сказал!
– Так говори!
Таксист несколько секунд помедлил:
– Знаешь, – сказал он, – у меня такая работа, что я уже ничему не удивляюсь. И, если ты хотела меня перехитрить, у тебя ничего не вышло. Где твоя черепаха?
Девочка, вздохнув, извлекла зверь из кармана.
– Вот она. Как тебе? Красавица, правда?
Таксист молчал минуты две.
("Всё-таки удивился, – с удовлетворением отметила Полина")
– А почему она такая маленькая? На вашей планете все черепахи такие?
– Это карманный вариант, – пояснила Полина. – Портативный, если Вам так будет понятнее.
– А-а.
– Я её сегодня только один раз кормила, и то – утром и увядшим листиком салата, который со вчерашнего ужина в звездолёте остался. Скорее всего, Чапка жутко голодная.
– Чапка?
– Чапа. Так черепашку зовут.
– А что она ест?
– Вообще-то всё, даже солёные огурцы. Но это когда совсем припрёт. А больше всего она капусту любит.
– Поня-ятно. Ладно, около первого же овощного магазина остановлюсь.
– А не проще на каком-нибудь огороде сорвать? Или у аборигенов купить…, – Полина осеклась и покраснела. – Я имею в виду, у местных жителей, – поправилась она.
Водитель усмехнулся и ничего не ответил.
По мокрому шоссе в ореоле брызг проносились редкие автомобили.
Сначала Полина смотрела в окно, потом ей это надоело. Там всё равно не было ничего интересного: поля, леса, какие-то деревеньки с низенькими, вросшими в землю домами.
Дождь пошёл сильнее.
Полина уложила черепашку в карман, задремала и очнулась только тогда, когда машину тряхнуло на ухабе. Завертела головой, зевнула.
– Я долго спала?
– Минут двадцать.
Наступила пауза.
– Кстати, а как тебя зовут?
– Пьер.
– Это, вроде, французское имя, да?
– Ага, – охотно отозвался таксист. – Только после того, как все драпанули с Земли, всякие национальности потеряли значение. Что Англия, что Испания, что Россия… – всё одно. Теперь имеет значение только название планеты.
Последнее Пьер произнёс с непередаваемой горечью. Полина, подняв брови, взглянула на него.
– А что тут плохого? Земля объединилась. Войны потеряли свой смысл. Единое всемирное правительство…
– Цитируешь учебник?
Девочка смутилась, словно её поймали на чём-то стыдном.
– А что, я не права?
– Как тебе сказать… Одно дело – теория, другое – практика… Ты с Земли?
– Как ты догадался? – Удивилась Полина.
Пьер пожал плечами:
– Какая-то ты такая… холёная…
– Это комплимент?
– Что-то вроде.
– Спасибо.
– Ну, и как там у вас на Земле?
– Крутится понемножку.
– Всегда мечтал побывать на вашей планете. Говорят, у вас там красиво.
– Ну-у… По крайней мере, лучше, чем в некоторых колониях.
– Часто путешествуешь?
– Каждые каникулы.
– Здорово. Твой папа, наверное, шишка?
Полина долго молчала.
– С чего ты взял?
– Это ведь деньги громадные нужны, чтобы и на Земле жить и каждое лето куда-нибудь летать.
– Так, немножечко.
– Что – немножечко? – Не понял Пьер.
Девочка промолчала.
– Как, ты говоришь, тебя зовут?
– Я ничего не говорю.
– Значит, думаешь. Громко.
– Полина… То есть Катя.
– Так Полина или Катя?
– У меня двойное имя, – попыталась выкрутиться девочка. – Папа хотел меня назвать Полиной, а мама – Катей. Вот и назвали Полина-Екатерина. Но мне больше имя Полина нравится.
– Интересное имя. Необычное.
– Очень даже обычное. У нас в школе было шесть Полин и две из них – Ивановы.
– Вот я и твою фамилию узнал.
Она закусила губу: так глупо проколоться. Сначала забыла, что я теперь Катя, а не Полина, а потом как-то само собой вырвалось про фамилию.
– Велика важность! У нас каждый десятый – Иванов.
– Не знал. Говорят, у вас, на Земле, петрушка началась?
Полина отвернулась, глядя в окно. Она старалась выглядеть как можно более безразличной.
– Что ещё за петрушка?
– Лопнул банк "Галактические кредиты". Слышала?
– Кое-что. Я пять дней летела сюда.
– А во всём оказался виноват, знаешь, кто? Сенатор! Во всех газетах писали.
Девочка сцепила руки так, что костяшки пальцев побелели.
– Сенатор Земли? – Уточнила она, будто это могло что-то изменить.
– А то кто же! – Оживился Пьер.
– Я за тысячу кредиток в любой газете могу опубликовать, что губернатор вашей Цитреи по ночам играет в оловянных солдатиков. Ты тоже этому поверишь?
– Так ведь… все же говорят.
Полина сделала вид, что его не слышит, и продолжала смотреть в окно, потом поинтересовалась:
– У вас тут, на Цитрее, мобильники есть?
– На юге кое-где, – охотно ответил Пьер. Он обрадовался тому, что собеседница сменила тему, которая явно её тяготила. – А нам и обычных телефонов хватает.
– Нафталин! – Буркнула девочка. – Как вы вообще тут живёте?
– Нормально живём, – невозмутимо пожал плечами водитель, ловко обогнул большегрузную машину, которая ехала слишком медленно, хмыкнул, взглянув в зеркало заднего обзора над головой на юную пассажирку. – Ты чего такая колючая?
– Будешь тут колючей…
– Это из-за вашего Сенатора, да?
Впервые за последние несколько минут Полина взглянула в сторону Пьера. Тот, уловив это движение, тоже повернулся к ней.
– Ладно, извини. Если бы я знал, что вы, земляне, такие патриоты…
– Просто неприятно, когда обливают грязью ни в чём не виноватого человека. Без всяких на то оснований. Будто презумпцию невиновности уже отменили.
Последовала долгая пауза.
– Ты откуда такие словечки знаешь?
– Какие?
– Ну… Презумпция…
– Я ещё много всяких словечек знаю, – не сдержавшись, похвасталась девочка. – термодинамический потенциал, радиус коагуляции М-поля, кривая социологического напряжения…
– И что это за кривая? – Полюбопытствовал Пьер.
– Вот такое вот, – Полина начертила в воздухе какую-то сложную фигуру, надолго задумалась, и, наконец, нашлась. – А давай я тебе лучше скажу, что такое радиус коагуляции!
– Нет уж! Если ты такая умная, рассказывай об этом, как его… напряжении.
– Ты даже название запомнить не можешь, а всё чего-то требуешь!
– Не ставил себе такой задачи – вот и не могу. Зачем мне голову всяким мусором засорять? То, что мне нужно, – механику – я знаю досконально.
– А я так же досконально знаю политологию.
– А я знаю, что такое карбюратор, – насмешливо парировал Пьер. – И что?
– В социальных науках понятий больше, чем запчастей у твоей машины. Так что всё равно я выиграю! Не стоит и начинать!
– Ладно, не буду.
Полина порозовела, увидев, что Пьер улыбается. Она раззадорилась по-настоящему и только сейчас поняла, что собеседника этот диалог только развлекает.
– Тоже мне! – Пробурчала она, немного подумала и изрекла. – Человек начинает издеваться над своим ближним, только если чувствует свою ущербность.
Потом с любопытством воззрилась на своего собеседника, ожидая его реакции.
Тот погрузился в длительные размышления, затем, ничего не надумав, крякнул:
– Да ты, я вижу, философка.
– Философ. Это существительное общего рода.
– Как это – общего?
– Ну, это значит, что его можно применять и к мужчинам и к женщинам. Так же, как "педагог", "учитель", "врач"…
– А "учительница"?
– "Учительница" – женский род. То, что какое-то слово имеет общий род, это не значит, что оно не может изменяться по родам, как прочие.
– Откуда ты всё это знаешь?
– Я в "Штуке" учусь, – похвасталась Полина. – Слышал о такой?
– Не-а.
– У вас тут, наверное, информационная блокада, да? – Деланно печально подвела она итог.
– С чего это вдруг?
– Про "Штуки" знают все. Ты – первый, кому это неизвестно.
– Первый, но не единственный. И что же это такое?
– Учебное заведение для особо одарённых детей. Школа юных талантов. ШЮТ. На слэнге – "Штука". Всё просто.
– Ты, значит, у нас – особо одарённый ребёнок? – Осведомился Пьер, тщетно стараясь скрыть усмешку.
– Да, – мурлыкнула Полина. – А что, разве не видно?
– Вообще-то видно. С первого же взгляда. По крайней мере, как только ты подошла ко мне на стоянке и ещё даже ничего не сказала, а я уже понял…, – Пьер замолчал.
– Что – понял? – Нетерпеливо воскликнула Полина.
– Что ты не просто одиннадцатилетняя девочка.
– Мне десять лет.
– Я подумал, что все одиннадцать. А то и двенадцать.
Полина фыркнула:
– Если это комплимент, то очень плохой. Неужели я в самом деле такой старухой выгляжу?
Тут уже и Пьер не удержался от улыбки.
– Извини. Не хотел тебя обидеть.
– Я не обидчивая. А на нашем курсе я вообще староста, – невпопад ляпнула девочка.
– Здорово. А я в нашем гараже – завгар.
– Это кто такой?
– Заведующий гаражом.
Полина, наклонив голову, словно курица – на червяка, взглянула на спутника.
– Не тянешь ты на заведующего. Даже гаража.
– Анекдот такой есть. Рассказать?
– О завгаре?
– И о старосте курса.
– Расскажи. Попробую оценить местный юмор.
– Встретились как-то верблюд и прапорщик. Верблюд спрашивает: "Ты кто?". Прапорщик (воровато оглянувшись по сторонам, шёпотом): "Генерал! А ты кто?" Верблюд (воровато оглянувшись по сторонам, шёпотом): "Лошадь!"
Сначала Полина развеселилась, потом вспыхнула:
– Между прочим, я тебя не обманываю!
– Я тебя тоже… так, не особенно, – нашёлся Пьер. – Я просто не уточнял, что в гараже работаю я один. А при таком раскладе я имею полное право считать себя завгаром.
– На моём курсе сорок человек, – сухо сказала Полина.
– Ого!
Это было сказано так уважительно, что Полина смягчилась:
– А ты представляешь, каково мне: сорок человек – и все умники, просто жуть.
– Такие как ты?
– Почти.
Она бы ещё добавила, что вдобавок к этому в "Штуке" – ни одного взрослого, но вспомнила о браслете с микрофоном и решила промолчать. Кто его знает, вдруг он и здесь работает. И так понаговорила больше, чем нужно.
– Трудно?
Девочка молча вздохнула.
– А я сейчас даже не представляю, каково это – в школу ходить, – словоохотливо поддержал беседу водитель. – Смотрю на бедных детишек, как они встают каждое утро в одно и то же время и плетуться в одну и ту же школу, в один и тот же класс – и так на протяжении восьми лет – страшно становится. Сейчас я бы так не смог.
– Почему?
– Здоровья бы не хватило, – пояснил Пьер. – В детстве как-то проучился, десять лет проскочило – я и не заметил. А сейчас…, – он не договорил.
– Думаешь, для детей время быстрее летит?
Пьер улыбнулся:
– Ты говоришь так, будто сама не ребёнок.
Полина задумалась.
– Я не ребёнок, – наконец, сказала она.
В её голосе не было ни тени юмора.
ГЛАВА 24Пьер даже повернулся, чтобы посмотреть на юную спутницу:
– Уверена?
– Абсолютно. Или, считаешь, люди взрослеют только тогда, когда попа в качелю перестаёт влезать?
Пьер расхохотался:
– Что-то вроде того.
– Ты так говоришь, потому что никогда не думал об этом. А когда подумаешь, хотя бы чуть-чуть, сам поймёшь, насколько не прав.
Пьер пожал плечами.
– Ты, к примеру, сколько языков знаешь?
– Стандарт и французский. Правда, французский – не очень? – признался он и тут же оправдался. – На нём вообще тут мало кто говорит. А я его выучить хочу. В совершенстве.
– Зачем?
– Просто, интересно. Красивый язык. А почему ты вообще об этом заговорила?
– Мне, например, десять лет, а я знаю пять языков.
– Какие?
– Русский. Испанский. Немецкий. Итальянкий, – принялась перечислять Полина. – Немножечко – латинский. Остальные – так, поверхностно.
– Поверхностно – это как?
– Полсотни слов. Только чтобы самый примитивный разговор поддержать.
– Я думал, лингвистикой только полиглоты занимаются.
– Я и не думаю заниматься никакой лингвистикой. Пять языков – это так, в рамках общего развития. Тем более, знать языки – это не главное, надо бы знать такие простые вещи.
– А что главное?
– Понимать тенденции их развития. Если мне позарез надо будет изучить, допустим, итальянский, я это сделаю гораздо быстрее, чем среднестатистический человек. У меня есть база из латыни, поэтому мне будет просто изучить любой язык романской группы. Испанский, португальский, итальянский…
– Французский тоже?
– Ага. Тем более, я его знаю чуть-чуть лучше остальных, которые знаю поверхностно, – чуть путанно пояснила она.
– Давай по-французски поговорим?
– Чем тебе стандарт не нравится? – Поинтересовалась девочка.
– Стандарт произошёл от русского. А мой родной – французский.
– И ты его хорошо знаешь?
Пьер сказал несколько фраз. Полина прислушалась, наклонив голову, потом попросила повторить. Пьер повторил.
– Нет, галактических языков я не знаю, – ответила она на стандарте. – Даже в общем. Они слишком сложные. Чтобы их изучать, нужно сначала освоить десяток узкоспециализированных предметов.
– Например? – Пьер упорно продолжал говорить на французском.
Полина так же принципиально отвечала на русском.
– Ксенопсихология одна чего стоит.
– При чём тут она?
– Языки других рас отличаются от наших, гуманоидных языков, как, например, – Полина задумалась, – планиметрия от стереометрии. Вроде бы предмет один и тот же – геометрия, а уровень совсем разный. Именно поэтому, прежде чем изучать инопланетные языки, как минимум нужно знать основы мироустройства чужой расы, основы мироощущения и вообще… много всего.
– Ты, наверное, отличница среди своих?
– С чего ты взял?
– Слишком умная.
– Отличники редко добиваются чего-нибудь в жизни.
– Сама додумалась?
– Папа говорит. А для таких вот как я – твёрдых хорошистов – открыты все двери. Хорошисткой я была в обычной школе, – пояснила девочка, – пока в "Штуку" не поступила.
– Странное название – "Штука".
– Нормальное название. Мне нравится.
– Скорее всего, ты просто привыкла.
– Может быть.
– А в "Штуке" ты как учишься? На тройки съехала? Или тоже хорошистка?
– У нас там совсем другая система оценок.
– Это какая же?
– Нам за каждый зачёт дают определённое количество очков. Если на карточке окажется меньше минус двухсот пятидесяти – можно ехать домой.
– И многие уезжают?
– Пока нет, – ответила Полина, не уточняя, что сама успела проучиться всего три дня. – Тем более, им и ехать некуда. Не в обычные же школы возвращаться!
– И чем же это плохо – в обычной школе учиться?
– Всем. Там в пятнадцать лет только интегралы начинают проходить, а я интегральное счисление уже в четыре года знала.
– Что – серьёзно?! – не поверил Пьер.
– Серьёзно. – Полина изобразила губами аккуратную улыбку. – Я умная. И даже очень. Сколько раз тебе уже об этом говорила, а ты всё почему-то не можешь привыкнуть к этой мысли.
– Вижу. А кем ты хочешь быть когда вырастешь?
– Пока не придумала
– С твоим знанием языком вполне можно стать переводчиком. – Он вполголоса ругнулся, когда обогнавшая их машина обдала лобовое стекло грязью, и с опаской покосился на спутницу: не услышала ли.
– Фу! – Скривилась девочка. – Скажешь тоже! Идёт какой-нибудь раут, все кушают, а переводчик сидит и по-щенячьи смотрит на каждого, ждёт, кто что сказать изволит. А стоит ему только что-нибудь взять в рот, тут же по закону подлости какой-нибудь второсортный министр начинает нести какую-нибудь первосортную ерунду. Жевать и глотать – долго, выплёвывать – неприлично. А переводить надо. Бедный переводчик давится, запоминает – а на него всё смотрят как на идиота… Мне это надо?
– Странными категориями ты оперируешь, – вполголоса заметил Пьер. Полина сделала вид, что этого не расслышала, и в который раз попеняла себя за невнимательность. Разве может обычный земной ребёнок, пусть даже супер, в качестве примера говорить о Навигаторах?.
– Если бы я и стала изучать языки, то на отделении ксенолингвистики, – сообщила она в завершение своего монолога.
– Но ты же сказала, что это сложно.
– Зато интересно, – парировала девочка. То, что интересно, всегда сложно. Я как-то даже хотела китайский выучить. В совершенстве. Представляешь, как это круто, одной изо всей школы знать китайский?!
– А почему не выучила?
– Да ну их, – отмахнулась Полина. – Кому это надо? Все китайцы давным-давно на стандарте говорят. Никто из них своего языка почти не знает. А те, которые знают – они его в школе изучали. Как второй.
– Вот и я говорю. Культурные традиции потеряны. Представляешь, на всей нашей планете не осталось почти никого, с кем можно поговорить по-французски! Хотя все – выходцы из старой Франции.
– Которая на Земле? – Уточнила Полина.
– Да! – С горячностью подтвердил Пьер.
Девочка с интересом взглянула на него.
– Ты так просто можешь говорить за всю планету?
Пьер немного смутился.
– Ну-у, – протянул он, – не то, чтобы за всю…
– Даже я, – девочка сделала ударение на местоимении, – не могу отвечать за всю Землю, а ты, просто так…
– Не просто так. Я "Трёх мушкетёров" читал.
– Я тоже. И что?
– Знаешь, как там всё интересно…
– Поздравляю! Сведения о Земле у тебя устарели как минимум лет на шестьсот.
– Я знаю. Тем не менее… хорошо же там было, а?
Полина хмыкнула. Пьер начинал ей нравиться всё больше и больше. Она бы ни за что ему в этом не призналась, но однажды она сама в один присест проглотила трёхтомник Дюма, упросила отца на следующие же выходные слетать во Францию, и долго за руку с ним бродила по узеньким мощёным улочкам Парижа. После американской катастрофы двадцать первого века большие города перестали существовать. Не обошло это и Париж, из которого сделали город-музей. Там всё, даже камни мостовых, напоминали о старине. О чём только тогда она не перемечтала! Даже отец не знал, как она хотела стать принцессой, чтобы в неё был влюблён прекрасный принц, чтобы за неё дрались на дуэли… Тогда она извиняла себя тем, что полагала, будто все девочки такие романтичные. Потом все эти мечтания казались ей смешными и стыдными. Она старалась о них не вспоминать. Сейчас же оказалось, что романтичными бывают не только девочки, но и мальчики. Точнее, дяди.
– А почему ты так долго не хотел со мной ехать? – Спросила Полина, чтобы спросить хоть о чём-то. Ей казалось, что если она будет сидеть и молчать, то Пьер догадается, о чём она думает.
– Две минуты – это, по твоему, долго?
Полина задумалась.
– Я сразу повёлся, – даже с какой-то горечью поведал Пьер. – Со мной раньше такого никогда не было.
Полина улыбнулась, от чего на её щеках появились аккуратненькие ямочки.
– А почему? – Кокетливо поинтересовалась она. И с интересом взглянула в зеркало заднего обзора над головой своего спутника, пытаясь поймать его глаза. Она услышала не совсем то, что ожидала, и потухла.
– Жалко мне тебя стало.
– Почему это? – В голосе девочки прорезался неожиданный басок.
Пьер промолчал.
– Ну и ладно, – буркнула Полина. – Очень надо.
Некоторое время ехали молча. Полина нянчилась с черепашкой и исподтишка, стараясь, чтобы это было не очень заметно, наблюдала за своим неожиданным спутником. Который раз она думала, как же всё-таки хорошо, что она выбрала именно его. И как здорово получилось, что он согласился её везти. Сейчас ей почему-то показалось, что на дальних перевозках специализируется тот, с неприятными усиками.
– Хочешь что-нибудь послушать? – Прервал её размышления Пьер.
– Что?
Тот вытащил из бардачка завёрнутый в целлофановую упаковку диск, вставил его в проигрыватель. Тут же ударили аккорды мелодии со знакомым мотивом.
Всё
В тумане, волчьи тропы
Кочки
Посреди болота
Целый
Век идём по следу
Ни души
В округе нету.
Темнота
Дыры чёрные вокруг
Наши ноги
Тонут в мгле бездонных луж
Крест на небе
Под ногами кровь и ад
Мы дойдём
Нет у нас пути назад
Мы
Оружье на прицеле
Держим
И стремимся к цели
Лес
Хрипит и воздух стонет
Нас
Ничто не остановит
Темнота
Дыры чёрные вокруг
Наши ноги
Тонут в мгле бездонных луж
Крест на небе…
– Выключи! – Слабым голосом потребовала Полина.
Пьер нажал на паузу.
– "Лунные дети", – даже с какой-то обидой в голосе сказал он.
– Мне не нравится.
– Я думал, у вас на Земле это модно.
– Было модно. Три года назад. Нафталин! – Кратко пояснила она. – Даже тогда мне это не нравилось. Тем более, сейчас.
– Почему?
– Не нравится – и всё тут! У тебя больше ничего нету?
Пьер извиняющееся пожал плечами.
– Ну и ладно, – решила Полина. – Давай просто поболтаем. Так интереснее.
– О чём?
– О чём-нибудь. Расскажи мне про Цитрею.
– А чего тут рассказывать? Живём потихонечку. Никому не мешаем…
– Никому не мешаем, – перекривляла его девочка. – Чем вам Земля-то не угодила?
– Это ты о чём? А-а, – понял он. – Так это не я. По мне, так вообще, чем больше начальства, тем лучше. Защищённее себя чувствуешь.
Полине стало смешно. "Это не я". Совсем детское оправдание. Словно мальчик в детском саду.
– Во всём, значит, виновато злое правительство? – Уточнила она
– Не такое-то оно уж и злое, – флегматично ответил Пьер – У людей свои цели, у них – свои.
– У вас в правительстве, значит, не люди сидят? Зомби?
Пьер вздохнул.
– Согласись, не могу же я оправдываться за целую планету?
– Если я правильно поняла, то заварушка у вас тут была ещё та. Восстали все – от младенцев до стариков.
– Так когда это было…, – отмахнулся Пьер
– Двенадцать лет назад, – сухо, словно справочный автомат, сказала Полина.
– Тогда мне было десять лет.
– Самый возраст, чтобы патроны подносить. Или часовых к взрослым дядям в подворотни заманивать.
– Зачем – заманивать?
– Что, книжек про войну не читал? Идёт патрульный по улице, а из подворотни пацанчик грязненький выбегает, что-нибудь лепечет, типа, помоги, тянет его за собой, только солдат за угол зайдёт – его два здоровых мужика дубиной по голове – и адью. А пацанчик убегает новых жертв искать.
– Ничего подобного! – Горячо возразил Пьер. – Я вообще в ополчении не участвовал. Вот отцу досталось – будь здоров. До сих пор левой рукой кушает.
– А что он говорит по поводу восстания? – Заинтересовалась Полина.
– Говорит, дураком был. Пообещали каждому по земельному участку – вот он и согласился. Всё было в розовом свете. Даёшь свободу! Демократическую конституцию! Демократию! Будь она неладна, эта демократия!
– Демократией пользоваться надо уметь. Любую, даже самую хорошую идею, можно извратить до абсурда.
– Ты против демократии?
– Я против того, что иногда называют демократией. Американские Штаты тоже, кстати, гордились, что они – демократическая держава. И чем всё закончилось?
– Не надо всё смешивать в одну кучу. Мухи, как говорится, отдельно, котлеты – отдельно. Политика и катастрофа в биологической лаборатории – это совершенно разные вещи!
– Ага, как же! Если бы лаборатория была мирная – это одно, я бы тогда даже и не спорила. Но ведь она была военной и относилась к какой-то спецслужбе, не помню уж, как там эта структура называлась. – Полина перевела дыхание. – Ты вообще как – историю знаешь? Почему тогда мне приходится объяснять такие простые вещи? Только при извращённой демократии возможно положение, когда Навигаторы, которые призваны исполнять волю народа, делают такое, под чем ни один психически полноценный человек не подпишется.
– Ты имеешь в виду, что сейчас у вас на земле нет ни одной секретной военной лаборатории?
Полина покраснела. По-настоящему: лицо побагровело, покраснела даже шея под вырезом кофточки.
– Все наши лаборатории контролируются Навигаторами, – пролепетала девочка. – А они знают, что делают.
Пьер вдруг очнулся. Он понял, что говорит всего-навсего с ребёнком.
Полина правильно поняла его замешательство.
– Я просто политологией увлекаюсь, – зачастила она. – Очень даже интересная наука. Тем более, я говорила, что умная, а ты не верил. Теперь убедился?
Полина была готова говорить всё, что угодно, лишь бы Пьер снова не затронул прошлую тему.
Он нейтрально пожал плечами, его можно было понять и так и так.
– Я вот только одного не могу понять, сколько можно на одни и те же грабли наступать? Одно и то же повторяется всюду: сначала требование независимости от Земли, потом получение этой самой независимости, и наконец стремительное падение до первобытнообщинного уровня развития.
– Насчёт первобытнообщинного – это ты, конечно, загнула.
– Загнула, – согласилась девочка. – Но, согласись, после того, как вы получили автономию от Земли, жить здесь стало немножко хуже.
Пьер пожал плечами:
– Лично мне удобств хватает.
Полина засмеялась:
– Понимаешь, для меня все эти ваши удобства, – она выразительно обвела взглядом салон автомобиля, – примерно то же самое, что для вас – каменный топор.
– Мне удобно.
– Ты просто не знаешь, что такое удобство на самом деле. А с точки зрения самой примитивной рациональности введение новых технологий гораздо дешевле и проще, чем реанимация старой техники. И только из-за вашего поведения двенадцать лет назад никто не горит желанием везти на Цитрею что-то новое. До сих пор, наверное, пашете поля на тракторах, которым лет двести – не меньше.
– Ну, по поводу двухсот лет – это ты снова загнула. Не может быть, чтобы старые технологии так долго работали. Хотя да, техника у нас старовата. Этой машине, на которой мы сейчас едем, знаешь, сколько лет?
– Лучше не говори. Мне так спокойнее будет.
– Ладно, не буду.
