Текст книги "Полина (СИ)"

Автор книги: Александр Сиваков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 39 страниц)

ИЗ ДНЕВНИКА ПОЛИНЫ

ГЛАВА 45

Мишутка с утра был не в духе: то ли не выспался, то ли унывал, что скоро нужно будет идти в школу.

На вопрос как дела, он что-то буркнул в ответ и начал перебирать книги на столе, судя по всему – учебники.

Сначала я с интересом наблюдала за ним, потом уточнила:

– Всё совсем плохо?

– Ты о чём?

– Ты сегодня совсем кисло выглядишь.

– Будешь тут кисло выглядеть… Завтра приезжает отец.

– И забирает тебя в школу?

– Точно.

– Никогда не понимала современных детей. Для меня получение знаний – насущная необходимость. В конце-концов, это попросту интересно. А ты так не считаешь?

– Считаю. Интересно, – без всякого воодушевления признал Мишутка. – Только я не знаю, что про тебя буду говорить.

Об этом-то я как раз забыла. Моё настроение тоже рухнуло ниже уровня плинтуса.

– Это плохо.

– Да, плохо, – эхом отозвался Мишутка.

Мы задумались.

– Что будем делать? – Спросил мальчик.

– Пока не знаю. К вечеру у меня варианты появятся. В крайней случае, уеду чуточку раньше, чем появится твой отец.

– Тётя Анфиса всё равно скажет, что ты здесь была.

– Придумаем, что ответить.

– А у тебя есть, куда ехать?

Я молча покачала головой.

– Значит, этот твой вариант не подходит.

– Ты сам можешь уехать домой чуть раньше приезда своего папы, – продолжала я фонтанировать идеями. – А я приеду с тобой и назовусь родственницей тёти Анфисы.

– И что я скажу папе? Да и вряд ли он согласится на это.

– Почему?

– Он меня одного никуда не отпускает.

– Ты далеко живёшь?

– Не очень. Полтора часа на автобусе.

– Странно. Тебе вроде не пять лет. И даже не шесть. Ты вполне самостоятельный человек. Вполне мог бы сам добраться до родных пенатов.

– Папе так не кажется.

– Мой папа всегда воспитывал во мне самостоятельность. Если я что-то могла сделать сама, он никогда не запрещал.

– Поэтому ты такая и выросла. Прилетела с Земли – и сидишь сейчас здесь. И всё у тебя в порядке. А меня даже в соседний район не отпускают.

– Ну, по поводу "в порядке" – это ты, допустим, загнул, – заметила я. – Если только в личной жизни. Да и то не очень – с папой кое-какие проблемы. А в общем, всё верно. Так ты не забывай, кто у меня папа. Если бы сам Сенатор Земли не умел воспитывать детей – это было бы вообще ни в какие ворота.

Мишутка помрачнел. Я заметила, что любое напоминание о моём статусе и о статусе моего папули ввергало его в уныние.

– Ладно, сильно не переживай, до вечера ещё много времени, я успею что-нибудь придумать. Ты, главное, мне не мешай, ладно?

Мальчик кивнул.

Я улеглась на свою кровать и принялась разглядывать потолок. Идея, что не нужно мешать думать, разонравилась мне минут через десять. Мишутка занимался на своей половине своими же делами, я же валялась на постели и тупо пялилась в потолок – и, как назло, в голову не приходило ни одной дельной мысли.

"Реальный хозяин этом доме… точнее – хозяйка – тётя Анфиса. Единственный человек, который сможет мне помочь, если что пойдёт не так, – именно она. А я с ней не в очень хороших отношениях. Чёрт меня дёрнул про этот день независимости заговорить!"

После нашего коротенького диалога хозяйка уже второй день дулась на меня. Я тоже не горела особенным желанием общаться с ней. Короче говоря, извиняюсь за газетный штамп, у нас установилось состояние зыбкого нейтралитета. Мы, конечно, изредка пересекались между собой – за завтраком, во время обеда, когда Мишутку просили почистить овощи (я ему помогала), но старательно не смотрели друг на друга.

До некоторых пор меня такое положение дел устраивало, но сейчас появилась необходимость всё поменять. Мало того, что я блюла свои шкурные интересы, так ещё и не люблю ссорится с людьми, особенно если нет особенного повода для этого – есть у меня такой пунктик.

Тёти Анфисы на кухне не было, что само по себе являлось нонсенсом. Мне показалось это настолько необычным, что я с трудом преодолела желание выйти из кухни и войти туда ещё раз – вдруг она всё-таки там появится.

Я побродила по дому, но отыскать кого-либо в таком большом строении не представлялось возможным, особенно если учесть, что все предпочитали находится в своих комнатах, а кто где живёт она даже не представляла. Я и свою-то комнату каждый раз находила с некоторым трудом.

– Видит Бог, я хотела помириться, – пробормотала я, скорее для собственного успокоения, – но, видно, не судьба. Ладно, как-нибудь в другой раз…

Через одну из боковых дверей, которую раньше не замечала, я вышла на улицу. В глаза ударили яркие лучи солнца, в лицо подул тёплый ветер.

Погода – совсем весенняя. В такое время не хочется думать ни о чём плохом.

Накаркала! Только я порадовалась, что место здесь тихое и пасторальное (в самом хорошем смысле этого слова), как увидела остановившийся около дома автомобиль. Довольно солидный автомобиль, если я хоть что-то понимаю в местном машиностроении. Оттуда вышел человек – мужчина лет сорока, тоже довольно солидной внешности, некоторое время оглядывался по сторонам, словно не был уверен, туда ли он попал, затем, увидев меня, быстро пошёл в мою сторону. Ноги стали ватными – почему-то я была абсолютно уверена, что он приехал за мной и сейчас мне придётся давать объяснения, как и зачем я оказалась на Цитрее.

– Добрый день! – Вежливо поздоровался мужчина. – Лакруа тут живут?

Я сначала отрицательно помотала головой, затем кивнула.

– А кто вам нужен? – Удалось, наконец, выдавить не своим голосом.

– Альфред Ибрагимович.

Я даже не сразу сообразила, что он имеет в виду дядю Альфреда, а когда сей факт добрался до моего сознания, мне даже стало легче дышать. Выходит, он сюда приехал совсем не за мной.

Или я ошибаюсь?

– Пойдёмте, провожу! – Предложила я, очень надеясь, что гость согласится и по дороге я как-нибудь постараюсь выведать цель его приезда.

– Пойдём, – кивнул тот.

Пока мы продвигались в сторону мастерской, я пыталась сформулировать вопрос, могущий пролить свет на цель приезда визитёра и в то же время не вызывающий никаких подозрений. В голову, кроме "Вы издалека к нам?", ничего не приходило. В конце-концов я решила ничего не предпринимать. Незнакомый мужчина не обращал на меня ровно никакого внимания. Точнее, обращал, но не больше чем на ребёнка, который вызвался куда-то проводить.

На пороге мастерской они встретились как старые знакомые, обнялись, пожали друг другу руки и тут же ушли,

Минут десять я сидела на крыльце, приходя в себя. Где-то в подсознании упорно тлела мысль, а чего я, собственно говоря, боюсь? Я никого не убила, не обокрала, мне в вину могут вменить только то, что я покинула Землю по поддельным документам. Да и какие они в конце-то концов, поддельные, если получены в Навигации по демографическому учёту, причём самым каноничным путём из всех возможных – по личной заявке Сенатора – главного Навигатора планеты. И пусть кто-нибудь попробует сказать хоть слово!

Но, как я сказала, эти мысли исподволь тлели в сознании, но всё не могли разгореться. Папа сейчас не в том положении, чтобы полагаться на его защиту. А самой чинить разборки с Навигаторами – к этому я не была готова.

Подъехала ещё одна машина, почти такая же, как первая. Я предпочла затеряться в саду. Провожать каждого приезжающего к дяде Альфреду… Мне показалось, что я смогу найти более позитивное занятие.

Кстати, что за сабантуй тут намечается? Мне даже не пришлось долго думать: сразу вспомнила, что именно сегодня на Цитрее День независимости. Похоже, гости начинают съезжаться.

Я вспомнила тётю Анфису с её полным непониманием происходящего, и мне стало смешно. Очень яркий образ: дикари, которые танцуют вокруг костра и даже не подозревают, по какому поводу. Думаю, хозяйка надолго запомнит наш разговор.

Кстати, я ведь собиралась извиниться? Ладно, после обеда обязательно это сделаю. Может тётя Анфиса немного выпьет и тогда с ней будет проще найти общий язык.

Прогуливаясь, я забрела за дом, и мне в нос сразу же ударил резкий запах краски. Некоторое время я пыталась отыскать источник вони, и вскоре обнаружила эпицентр благоухания. Посреди комнаты, где сначала рыжики уронили шкаф, а затем мы сообща наводили порядок, сидел Виктор Иванович и сосредоточенно смешивал в белом пластиковом ведре содержимое нескольких банок из-под краски.

Капитан поднял голову, увидел меня, и молча продолжил заниматься своим делом. Я почувствовала себя неловко: уйти просто так было бы не вежливо. Тем более, вчера вечером я решила, что сегодня во что бы то ни стало скачаю через компьютер Виктора Ивановича блок новостей с Земли.

– Вам помочь?

Капитан снова бросил на меня быстрый взгляд, едва заметно улыбнулся:

– Помоги, коли не шутишь.

Я засучила рукава:

– Что делать?

Моя готовность его позабавила:

– Никогда бы не подумал, что ты такая…, – он не договорил.

– Какая?

Капитан пожал плечами:

– Не знаю Просто – такая. – И тут же перевёл разговор на другую тему. – Я был бы не против, если бы ты очистила пол от старой краски. Вон там валяются две стамески – выбирай любую из них и принимайся за работу.

– ВЕСЬ пол?

В моём голосе прозвучал такой ужас, что Виктор Иванович невольно улыбнулся:

– Сколько успеешь. Остальное закончу я сам.

Или капитан тонкий психолог (что скорее всего), или сказал это без всякой задней мысли. Короче – следующие два часа были самыми жуткими в моей жизни. Я карябала пол приспособлением, больше напоминающим орудие труда первобытного человека, про себя проклинала всё на свете и не представляла, когда этот кошмар закончится.

Когда последняя половица была закончена, я, привалившись к стене долго сидела, бессмысленно глядя прямо перед собой. Работа была вроде бы не сложной. Но попробуйте хотя бы десять минут постоять на полу, на коленках, низко склонившись – и вы поймёте мои ощущения.

– Ты молодец, терпеливая, – сдержанно похвалил Виктор Иванович.

Я только кивнула. Я даже забыла, что хотела попросить компьютер с Сетью, Виктор Иванович сам предложил:

– Подобное рвение заслуживает похвалы. Говори сразу, чего хочешь.

– Мне бы новости скачать…

– Пойдём ко мне!

Мы оказались в его комнате.

Капитан прошёл мимо стола с компьютером подошёл к окну и сделал вид, что разглядывает что-то за стеклом, потом резко повернулся, будто решившись на что-то.

– Два года назад я встречал твоего папу. Не скажу, что хорошо его знаю, да и он вряд ли меня помнит. Но получилось так, что именно он решил мою судьбу.

Я напряглась. От такого вступления трудно ожидать чего-нибудь хорошего.

Повисла долгая пауза.

– И что? – не выдержала я через минуту. – Он поступил несправедливо?

– Вот именно, – сухо отозвался Виктор Иванович. – У него была возможность разобраться в неприятной истории и наказать истинных виновников. А вместо этого он предпочёл замять случившееся и наложить мелкие взыскания на всех участников событий. Не самое правильное поведение. Ты не находишь?

– Судить об этом находится вне моей компетенции. – Я старалась говорить ровно и безучастно, но не знаю, насколько у меня это получалось. – Это во-первых. Во-вторых, не знаю, во что вы там два года назад вляпались, но если вы в самом деле полагаете, будто у моего отца больше нет проблем кроме распутывания всяких мелкоуголовных дел, то вы гораздо глупее, чем я думала. Сенатор Земли, если вы не в курсе, решает проблемы совсем другой весовой категории.

– Хочешь поставить меня в положение человека, который оправдывается? – Понял капитан. – Ну-ну.

Он был абсолютно прав: я использовала довольно примитивную уловку, причём довольно топорно: начала спорить на пустом месте, не дожидаясь развития темы – и поплатилась за это. Последнее "ну-ну" было произнесено с нотками насмешки.

– Лучше не нукайте, а толком объясните, что случилось.

– Ты слышала что-нибудь про орбитальную станцию "Синяя комета"?

Я окаменела. Всё гораздо хуже, чем я предполагала. Я не ожидала когда-нибудь встретить человека, пострадавшего от моего давнего баловства, тем более, вот так вот – лицом к лицу.

– Слышала, – прошептала я одними губами.

– Я был рядовым сотрудником дежурной смены. Когда случилась эта история, Сенатор со своей командой какое-то время пытался разобраться, что произошло, но потом он посчитал, что проще всего будет наложить на всех взыскания и распустить по домам. Что он и сделал. Как тебе это?

Со стороны я выглядела, полагаю, довольно жалко. Виктор Иванович смилостивился:

– Не переживай, я всегда придерживался мнения, что дети не должны отвечать за поступки родителей, – хмыкнул он. – Тем более, как видишь, я здесь совсем неплохо устроился.

– Почему Вы не остались на Земле?

– На Земле меня ничего не держало. Тем более, находится в постоянном общении с теми людьми, которые знают, что я был уволен из рядов вооружённых сил не по собственному желанию – удовольствие ниже среднего.

– А зачем Вы мне об этом рассказали?

Он пожал плечами:

– Подчиняясь порыву, веришь-нет? Такое бывает не только у глупеньких легкомысленных девушек, но и у вполне взрослых самостоятельных мужчин.

Я не представляла, что можно на это ответить

Виктор Иванович сам спас положение.

– Ладно, давай свой комп, – сказал он. – И не заморачивайся, все в порядке.

Через пятнадцать минут с персональником подмышкой я вышла из его комнаты. Чувства меня терзали самые противоречивые. Капитан исполнил своё обещание и дал мне возможность скачать несколько полных новостных лент за последние несколько дней. Про папу, наскоро пересмотрев все материалы, я ничего нового не нашла: все СМИ тщательно пережёвывали события несколькодневной давности. Про побег Сенатора из тюрьмы упоминалось вскользь и очень витиевато. Если не знать, что именно произошло, можно было подумать, что то-ли в обход закона, его кто-то выпустил под подписку о невыезде, то-ли, используя собственные связи он каким-то образом использовал Навигаторов по охране порядка и те выдали ему разрешение на пребывание под домашним арестом… Вариантов я нафантазировала множество. Непреложно было ясно только одно: сейчас Сенатор находится вне пределов досягаемости представителей закона.

Для меня это скорее хорошо, чем плохо.

История, рассказанная Виктором Ивановичем, выбила меня из колеи. "Синяя комета". Кошмар всей моей жизни. Стоило мне один-единственный раз поступить неправильно…

Сколько мне теперь за это расплачиваться?!

И ещё одно не давало мне покоя: зачем Виктор Иванович рассказал мне свою историю? Может он подозревает, что в этом замешана именно я?

Нет, это уже паранойя! Если даже папа в своё время ни о чём не догадался, куда уж рядовому капитану космофлота, который к тому же не владеет особенными объёмами информации, хотя… таким ли уж рядовым сотрудником он был в то время, когда служил на Земле? Тем более, он не просто рядовой, прапорщик или даже старший лейтенант, а целый капитан. Это что-то да значит.

Или мои подозрения снова беспочвенны, а капитан нёс службу в таком месте, где даже уборщики – младшие офицеры?

ГЛАВА 46

Гости съезжались настолько активно, что, когда я появилась перед фасадом дома, за забором было припарковано больше десятка автомобилей.

В последнее время я заметила за собой то, чего раньше никогда не было: я начала боятся большого скопления людей, поэтому снова совершила круг вокруг дома и зашла через вторую дверь.

Виктор Иванович очищал пол от краски; делал работу, на которую я потратила два часа, и получалось у него это куда лучше, чем у меня. Скажу даже больше: по сравнению с тем, как это получалось у него, можно сказать, что я вообще не работала, только протёрла пыль. А капитан был настолько тактичен, что ни словом не намекнул мне об этом.

Он, поднял голову, вытер со лба пот:

– Что случилось?

– Почему Вы мне не сказали, что всё нужно было делать совсем по другому?

Мой собеседник посчитал нужным изобразить на лице удивление:

– Ты о чём?

Я устало мотнула головой:

– Вы прекрасно понимаете. Бережёте мои чувства?

Капитан несколько секунд подумал, потом рассмеялся:

– Ты меня раскусила!

– Не вижу в этом ничего смешного, – холодно заметила я.

– Не любишь, когда тебя жалеют?

– Не люблю, когда меня обманывают.

– Что же, – Виктор Иванович остался невозмутим, – можешь начинать ещё раз, с самого начала. Теперь ты знаешь, как нужно делать, – и показал на крохотный белый квадратик пола, который успел очистить.

Это был решающий момент. Я могла бы плюнуть на все свои принципы и уйти, но вместо этого взяла стамеску и принялась за работу.

Теперь всё оказалось гораздо сложнее. Если раньше я счищала с пола только ту краску, которая плохо пристала к доске, теперь мне приходилось очищать всю поверхность полностью, что было гораздо труднее.

Затылком я чувствовала взгляд Виктора Ивановича, но делала вид, что не замечаю этого и упорно продолжала скрести пол.

Капитан не выдержал первым.

– Зачем тебе это? – Спросил он.

Теперь уже мне пот заливал глаза.

– Вы о чём?

– Ты вполне могла бы спокойно уйти и заняться своими делами – тебе бы никто слова не сказал. Даже я. _ он помолчал. – Или ты меня боишься?

– Я похожа на человека, который Вас боится?

– Не особенно.

– Вот, и я о том же. Я обещала Вам помочь – и я помогу. И не нужно делать скидок на мой возраст; я, если Вы ещё не забыли, – супер. С нас всегда был спрос больше, чем с обычных детей.

Виктор Иванович вздохнул и ничего не ответил. Могу предположить, что моё поведение произвело на него нужное мне впечатление. А вслух он меня не стал хвалить только потому, что его лимит похвал в мой адрес на сегодняшний день был исчерпан, а перебор в данном конкретном случае – это всегда плохо. Похвалами можно испортить любого, даже самого положительного человека.

Мои принципы обошлись мне ещё в два часа потраченного времени и в стойкий тремор обеих рук. Виктор Иванович больше ничего мне не говорил, но смотрел на меня так, что мне было понятно без лишних слов: с некоторых пор он начал меня уважать.

– Нам пора! – Взглянув на часы сообщил, наконец, капитан. – Все уже собрались.

Кто – "все" – этого я спрашивать не стала – и так будет понятно, зачем лишний раз болтать языком.

Дома нас ждал праздничный обед. За столом, вкупе с уже знакомыми персонажами, находились ещё с десяток человек, которых я видела впервые в жизни. Я к ним особенно не приглядывалась. Впрочем, когда я заметила некоторые несуразности, то стала более внимательной. Дядя Альфред, по своему обыкновению, уселся во главе стола и с рассеянной улыбкой принялся принимать поздравления. Поздравляли почему-то только его, что меня очень удивило.

– У него сегодня, ко всему прочему, день рождения, что ли? – Уточнила я у Мишутки, который привычно устроился рядом со мной.

Мальчик, занятый то-ли едой, то-ли своими мыслями, передёрнул плечами.

На редкость нелюбопытный человек!

Кроме салатов, копчёностей и всяких вкусностей на столе было много разнокалиберной выпивки, начиная от шампанского и заканчивая какой-то самопальной субстанцией в плотно закрытых бутылках.

С другой стороны от меня устроилась Катя.

– Здравствуйте! – тихо поздоровалась девушка.

Я благосклонно кивнула:

– И Вам того же!

Мальчик с удивлением оглядел нас. Похоже, он всё ещё не мог привыкнуть, что мы называем друг друга на "Вы"

Я ещё раз оглядела присутствующих и отметила, что все незнакомцы – мужчины, всем – больше сорока, больше половины из них – в камуфляже, выправка у всех – военная.

Вряд-ли ошибусь, если предположу, что попала на профессиональный праздник здешних диссидентов. Именно эти ребята, если я хоть что-то понимаю в этой жизни, двенадцать лет назад вырвали из состава нашей Федерации крохотный кусочек под названием "Цитрея" и до сих пор гордятся этим нелогичным действом.

Только вот при чём тут дядя Альфред?

– Господа! – С бокалом в руке встал из-за стола очередной приглашённый. – Давайте выпьем за нашу родную планету, за нашу свободу, за тех, кто с оружием в руках эту свободу завоёвывал!

И опять все посмотрели на дядю Альфреда, который, единственный из всех, встал и выпил свой бокал стоя.

Мы с Мишуткой пили лимонад. Наташка пошепталась с Катей. Под шумок они хотела плеснуть шампанского и себе, но тётя Анфиса так взглянула в их сторону, что девушки засмущались и присоединились к нашей компании

Я наклонилась к Кате и шёпотом поинтересовалась:

– Ты хорошо знаешь дядю Фреда?

– Он – мой папа.

Я слегка смутилась – живу тут уже не первый день, такие вещи мне положено было знать – затем продолжила расспросы:

– А какое отношение дядя Фред имеет к сегодняшнему празднику?

– Двенадцать лет назад он командовал повстанческими отрядами на нашей половине материка.

Думала, такое бывает только в плохих комедиях: я как раз набрала полный рот лимонада и с шумом выплеснула всё на мою собеседницу. Катя коротко взвизгнула и принялась вытираться. На нас оглянулись. Я была так изумлена, что даже не извинилась.

Уж от кого, но от дяди Альфреда я такого не ожидала. Во-первых, я полагала, что творческие люди – все как один – пацифисты. Во-вторых, именно дядя Альфред не напоминал боевика, даже если подключить всё имеющееся в наличии воображение.

– На нашей половине – это как? – Пролепетала я.

– Он был здесь самым главным.

Это меня добило окончательно. Скажу красивее: это стало последним гвоздём в гроб, где упокоился мой здравый смысл.

Несмотря на испорченную кофточку, Катя выглядела довольной – она наслаждалась моим изумлением.

На дядю Альфреда я теперь смотрела совсем другими глазами и видела то, чего раньше в упор не замечала. Волевой подбородок, чуть опущенные уголки губ, тяжёлая складка посередине лба; взгляд, который только кажется рассеянным, на самом деле он – цепкий и внимательный.

Экстравагантная манера вести себя в обществе и одеваться, стали самой лучшей маскировкой из всех, которые только можно себе представить. Любой, не знающий дядю Альфреда достаточно близко, составит о нём такое же мнение, что и я несколько дней назад – что это чудаковатый престарелый художник, человек "не от мира сего", прирождённый пацифист, не способный ни на какие решительные действия.

Пили все и пили много. Минут через сорок тосты потеряли внятность и приобрели эмоциональность. Дядя Альфред накачался так, что его пришлось, придерживая с обеих сторон, увести к себе в комнату.

Мишутка встал из-за стола.

– Ты уже всё? – Удивилась я.

– Не люблю подобные сборища, – пояснил мальчик. – Сейчас все начнут распевать патриотические песни, а я этого на дух не переношу.

– Можно с тобой?

– Пошли.

Мальчик оказался прав: ещё не добравшись до второго этажа, мы услышали нестройное пение, доносящееся из столовой.

Оказавшись в комнате, я тут же устроилась у себя на постели и открыла персональник.

– Чем занимаешься? – Заглянул мне через плечо Мишутка.

– Учусь.

– Опять?

Я кивнула.

– Ты целые каникулы только и делаешь, что учишься!

– Это у тебя тут каникулы. А у меня на Земле уже начался учебный год. И пока я тут развлекаюсь, мои одноклассники грызут гранит науки. Не хотелось бы, приехав, оказаться тупее их.

– Грызут – что? – Не понял Мишель.

– Гранит науки. Это эвфенизм, означающий "упорно учиться".

Вряд ли Мишутка знал лингвистические термины, но уточнять ничего не стал.

– Ты в самом деле не понимаешь, зачем обычному человеку нужно учиться? – Спросила я, прерывая затянувшееся молчание.

– Ну, чтобы быть умным.

– Чтобы просто быть человеком. Стремление к знаниям – это единственное, что отличает Homo sapiens от других биологических видов. По-моему, самое позорное, что только может быть в жизни – это стать похожим на тётю Анфису.

– Почему? – Вскинулся мальчик.

– Разве ты не замечаешь, что она глупа?

– Глупа? – Озадачился Мишель.

– Вот именно! Она всю свою жизнь посвящает домашним делам и кухонной работе – и больше ни о чём даже думать не хочет! Не буду я перед ней извиняться, пусть даже не думает!

Некоторое время Мишель сидел рядом, разглядывая мелкий текст на экране монитора, перемежённый числами, датами и графиками, затем шумно вздохнул и удалился на свою половину.

Ещё пару минут я пялилась на экран, затем захлопнула крышку персональника. Перед Мишуткой я ещё могла притворяться, что занимаюсь чем-то полезным, но ломать комедию перед собой – надоело. Если бы у меня были хотя бы примерные темы вопросов, которые будут на экзамене, я бы ещё могла составить программу своих занятий и неукоснительно ей следовать. Сейчас же я проводила время так же, как у себя дома, год, два, три года назад – просто брала первую попавшуюся книгу большого объёма и тщательно изучала имеющуюся в ней информацию. Что-то было читать интересно, что-то – не очень, какие-то опусы навевали откровенную тоску. Чтобы предотвратить возможные пробелы в образовании, мне приходилось читать всё.

И это не было мазохизмом.

Большинство современных наук созданы на стыке базовых, основных. И как, скажите, при моём увлечении политологией и при стойком отвращении к точным наукам, можно разобраться в аналитической политологии? А каким образом при моей одержимостью историей и неприязнью к психологии, можно понять работы Льва Гумилёва или разобраться в сочинениях Ключевского?

Минут через двадцать в комнате появились близнецы и предложили поиграть в разбойников. Я не представляла, что это за игра, поэтому предпочла отказаться. Да и название мне не внушило большого доверия.

От нечего делать я принялась размышлять над тем, что к Мишелю скоро приедут родители и мне нужно будет как-то выкручиваться. Даже если я прямо сейчас соберусь и исчезну, вряд ли кто-нибудь из домашних не обмолвится, что здесь целую неделю прожила сестра Мишутки и она совсем недавно уехала.

– Я поняла, что нам нужно делать! – Ворвалась я на половину Мишутки.

– И что же? – Мальчик, как всегда, что-то паял, и от неожиданности чуть не выронил из рук паяльник.

– То, что ты мой брат – об этом знает только Виктор Иванович, а все остальные об этом лишь догадываются. Вот ты, Мишутка, например, говорил кому-нибудь, что я – твоя сестра?

– Нет.

– Вот, и меня никто не спрашивал.

– А почему мы тогда вместе живём?

– Это у тёти Анфисы нужно спросить. Поселить нас в одной комнате – это была её идея.

– Серёга знает! – Вдруг вспомнил Мишель.

Я отмахнулась:

– Это всё мелочи! Он – свой парень. Сам сформулируй, что ему можно соврать. Только не забудь как бы ненароком упомянуть, что это нужно мне – он в лепёшку расшибётся, лишь бы мне удружить.

– Думаешь? – Усомнился Мишель.

– Уверена.

– Он тебе нравится, да? – Голос мальчика дрогнул

– Как же ты меня достал! Ты вообще о чём-нибудь другом можешь говорить? "Нравится", "не нравится" – и так каждую минуту. А вообще, в данной конкретной ситуации главное – что я ЕМУ нравлюсь.

– Ему– да, конечно, – промямлил мой приятель. Вид у него был таким несчастным, что я смягчилась:

– Не переживай, он у меня не вызывает никаких чувств кроме дружеских.

Вскочив с постели, я подошла к коробочке, где временно обитала Чапа и принялась кормить черепашку приготовленными загодя листьями капусты.

На Мишутку я старалась не смотреть, потому что точно знала, что именно он спросит. И он спросил. Как раз теми же словами, что я и думала.

– А я вызываю? – И добавил совсем жалким голосом. – Какие-нибудь…чувства?

Я вздохнула. Ну, что ему было ответить кроме правды.

– Вызываешь. Я тебя считаю почти за брата.

Лицо у Мишутки стало таким странным, что мне сразу стало понятно: он ожидал чего-то другого. Если бы он только знал, чего стоит такое родство…

Когда внизу всё утихло, я подождала ещё немного и рискнула пробраться в столовую – праздничный обед вкусен, но слишком быстро усваивается.

Именно "пробраться" – другое слово подобрать трудно: по всему дому бродили незнакомцы, они громко переговаривались между собой и смеялись, из мастерской заплетающимся языком вещал дядя Альфред, на крыльце курили какие-то мужики.

– Не люблю, когда люди напиваются, – сама себе пожаловалась я. – Неужели им самим не противно чувствовать себя такими… ? – Я так и не смогла подобрать определение – не позволяли правила хорошего тона.

"Настоящий джентльмен, – вспомнила я папин афоризм, – даже глухой ночью, в абсолютно пустом доме, споткнувшись о кошку, назовёт её кошкой"

Любое место, где только что отшумел праздник, выглядит покинуто и тоскливо. Чем грандиознее праздничное мероприятие, тем печальнее смотреть на то, что от него осталось.

Столовая не была исключением. Стол был завален остатками пиршества, всюду стояли тарелки с недоеденным содержимым, пустые бутылки, валялись какие-то огрызки и растерзанные упаковки.

Тётя Анфиса наводила порядок. Больше в столовой никого не было.

Сначала я хотела утащить что-нибудь съедобное и потихоньку уйти, но потом совесть взяла своё.

– Вам помочь?

Хозяйка мрачно посмотрела на меня из под сбившегося платка и ничего не ответила.

Я молча принялась за работу. Мы перетаскали все тарелки в раковину. Я, уже имея необходимый навык, принялась их мыть, тётя Анфиса в это время вытирала столы. Съедобные отходы я собирала в отдельное ведро. Не представляю, зачем; наверное, ими кормили каких-нибудь домашних животных. По крайней мере, рядом сидела кошка и, глядя на ведро, плотоядно облизывалась. Я всё это считала самым настоящим варварством – у нас на Земле животные всегда ели специально сделанные для них корма и никому в голову не приходило кормить их отбросами с человеческого стола.

Помыв тарелки, я перешла на салатницы, стаканы и прочую мелочь. И, надо сказать, у меня стало неплохо получаться. В голову снова полезли негативные мысли: посуду мыть я научилась, полы обдирать умею, если у папы что-нибудь не станцуется, две профессии, как минимум, я уже освоила, уже не пропаду в этой жизни.

Молчание, царившее на кухне, было тягостным – по другому назвать сложившуюся ситуацию это значит – погрешить против истины.. Подчиняясь неожиданному порыву, я подошла к хозяйке:

– Тётя Анфиса!

Она вопросительно взглянула на меня. Я опустила глаза:

– Я хотела извиниться перед Вами. Однажды я поступила не очень вежливо и мне бы не хотелось, чтобы Вы на меня из-за этого обижались.

По недоверчивому выражению лица женщины было видно, что она не могла поверить в чистоту моих намерений и ожидала какого-нибудь подвоха. Я её не винила; сама была удивлена своим поведением.

– Я на тебя не обижаюсь.

Я позволила себе улыбнуться:

– Думаете, этого не видно? Хоть я, с Вашей точки зрения, и маленькая девочка, но в некоторых вещах разбираюсь не хуже взрослых.

Тётя Анфиса помолчала, потом с усилием выговорила:

– Ты очень умная, это я сразу поняла.

– Спасибо за комплимент. Можно считать это за знак примирения?

Та кивнула.

Я с облегчением перевела дыхание. Вот уж не ожидала, что всё получится так быстро и как-то спонтанно. Правильно про нас, про женщин говорят, что у нас отсутствует всякая логика и нами движут большей частью чувства. Казалось бы полчаса назад я сказала Мишутке, что не буду извиняться перед тётей Анфисой ни за какие коврижки, а тут гляди, как всё повернулось…