Текст книги "Кто стоял за спиной Сталина?"

Автор книги: Александр Островский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 64 страниц)

6 декабря 1938 г. заведующий Истпартотделом Архангельского ОК ВКП(б) Пирогов информировал секретаря Архангельского обкома партии Никонорова: «Архангельским Истпартом о ссылке на Север и революционной деятельности И. В. Сталина в 1908–1912 гг. собрано свыше 350 документов» ^{54} .

Часть материалов, изымаемых из местных архивов, передавалась в Архив революции и внешней политики, другая – в Архив ИМЭЛ, третья – в 6-й сектор Общего отдела ЦК ВКП(б), т. е. в архив И. В. Сталина.

После того как в 1940 г. в ИМЭЛ был создан Кабинет произведений И. В. Сталина и началась подготовка к изданию собрания его сочинений, и. о. заведующего Кабинетом Д. Чугаев обратился к руководству института с докладной запиской, в которой говорилось: «Необходимо дирекции ИМЭЛ поставить вопрос перед ЦК ВКП(б) о сосредоточении произведений И. В. Сталина и материалов о Сталине в архиве ИМЭЛ» ^{55} .

Начавшаяся война сорвала реализацию этой идеи. Но когда исход войны определился, данный вопрос возник снова. 8 сентября 1944 г. был составлен «План мероприятий по выявлению документов В. И. Ленина и И. В. Сталина в фондах государственных архивов ГАУ НКВД СССР» ^{56} . После окончания войны ИМЭЛ представил на имя управляющего Отделом пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Г. Ф. Александрова записку, в которой снова поднял вопрос о сосредоточении всех рукописей И. В. Сталина и материалов о нем в ЦПА ИМЭЛ ^{57} . И хотя пока не удалось обнаружить соответствующего постановления, есть основания утверждать, что подобная работа была начата.

В это время произошла очень странная история, героем которой стал доцент Вологодского педагогического института Павел Александрович Ефимов, работавший над кандидатской диссертацией, посвященной деятельности В. М. Молотова и И. В. Сталина в вологодской ссылке ^{58} .

Его научная работа почти с самого начала привлекла к себе внимание ИМЭЛ, и 15 апреля 1944 г. его сотрудница С. Эвенчик направила на имя директора института следующую служебную записку:

«Считаю необходимым сообщить о вновь выявившемся сегодня из беседы с т. Ефимовым факте. На руках у него имеется список провокаторов, составленный по материалам вологодского архива, с подробными данными о каждом. Ефимов наводит по этим фамилиям справки у разных лиц и, в частности, спросил у меня об одной фамилии. Мне кажется, что список надо немедленно забрать и прекратить деятельность Ефимова в этом направлении» ^{59} .

Директор ИМЭЛ не мог не знать, что с 1927 г. все архивные материалы, связанные с политическим сыском, были засекречены и доступ к ним закрыт для всех «за исключением сотрудников (архивов. – А.О.), назначаемых для непосредственной работы над этими материалами, и представителей ОГПУ» ^{60} . Поэтому он взял паузу, по всей видимости, чтобы с кем-то проконсультироваться, и только затем последовала его резолюция: «Список изъять» ^{61} .

После этого 5 июля 1944 г. С. Эвенчик была направлена в Архангельск и Вологду. Здесь она ознакомилась с архивными делами, которые до нее выдавались П. А. Ефимову, и обнаружила, что в ряде дел некоторые документы. изъяты, а заверительные подписи подделаны. Об этом она сразу же поставила в известность обком партии и областное управление НКВД, после чего последовал обыск на квартире П. А. Ефимова. Было обнаружено более 150 листов выкраденных им документов, а также фотокопии сталинских писем к местной жительнице П. Г. Онуфриевой, с которой И. В. Сталин встречался в 1911 г. После изъятия обнаруженных документов, а также негативов писем П. Г. Онуфриевой из местного фотоателье возник вопрос о возбуждении против П. А. Ефимова уголовного дела. Вопрос о нем был вынесен на заседании бюро Областного комитета ВКП(б) ^{62} .

Однако это дело так и не было начато, все ограничилось лишь обсуждением поведения П. А. Ефимова на бюро обкома партии (протокол заседания 5, 8 и 9 августа 1944 г.), которое постановило: «За самовольное изъятие подлинных документов Областного государственного архива тов. Ефимову объявить выговор», причем без занесения в учетную карточку ^{63} . П. А. Ефимову, правда, пришлось оставить пединститут. Но, как явствует из его личного дела, его уволили по собственному желанию ^{64} .

После этого П. А. Ефимов уехал в Ленинград и здесь стал доцентом Горного института, а в 1945 г. занял должность заведующего кафедрой марксизма-ленинизма Высшего мореходного училища. В том же году его наградили медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» С января 1947 по май 1948 г. он находился на курсах Академии общественных наук при ЦК ВКП(б), по окончании которых защитил кандидатскую диссертацию на тему «Революционная деятельность В. М. Молотова в вологодской ссылке». Возвратившись из Москвы, П. А. Ефимов возглавил кафедру марксизма-ленинизма в Высшем художественно-промышленном училище, но проработал там недолго. В январе 1949 г. он стал доцентом консерватории, а в сентябре того же года – доцентом кафедры истории КПСС Ленинградского педагогического института им. М. Н. Покровского; в 1950–1951 гг. он исполнял здесь обязанности заведующего кафедрой истории КПСС. В 1957 г. в связи с упразднением этого учебного заведения П. А. Ефимов был принят в штат Ленинградского педагогического института им. А. И. Герцена, но проработал только до марта 1958 г., после чего был уволен «как неутвержденный в установленном порядке». Дальнейшая его судьба неизвестна ^{65} .

Эта история не оставляет сомнения в том, что, изымая из архива документы, П. А. Ефимов выполнял чье-то поручение. Но чье? Этот вопрос пока остается открытым.

Показательно, что вскоре после истории с П. А. Ефимовым весь фонд Вологодского ГЖУ был передан в Центральный государственный исторический архив г. Москвы. Заслуживает внимания и то, что никаких документов (ни соответствующих распоряжений, ни актов сдачи-приемки), связанных с перемещением этих материалов в Москву, в деле фонда нет. В Москве фонд Вологодского ГЖУ находился до тех пор, пока 14 марта 1949 г. не последовало распоряжение Главного архивного управления МВД СССР № 12/01067 о его возвращении в Вологду. 7 сентября 1950 г. по акту № 1 Государственному архиву Вологодской области были переданы дела 1908 г., по акту № 2 от 16 декабря 1950 г. – 5854 единицы хранения за 1827–1917 гг. Сами эти акты в деле фонда тоже отсутствуют ^{66} .

В результате этого перемещения прежде всего исчезли старые делопроизводственные описи, по которым дела выдавались читателям вплоть до 40-х гг. ^{67} О том, что подобное исчезновение было неслучайным, свидетельствуют два факта. Во-первых, когда в 1951 г. фонд был подвергнут новому описанию, прежняя его структура, отражавшая структуру ГЖУ и особенности его делопроизводства, была ликвидирована, все дела перегруппированы и перенумерованы ^{68} . А во-вторых, в 1958 г. были изъяты и уничтожены почти все журналы входящих и исходящих бумаг фонда Вологодского ГЖУ ^{69} . Это дает основание утверждать, что таким образом была произведена его чистка, часть хранившихся в нем материалов изъята, и сделано все, чтобы стало невозможным определение, какие именно документы исчезли.

Подводя итог, следует отметить, что начиная с 20-х гг. на протяжении многих лет предпринимались усилия по розыску и изъятию из местных и центральных архивов документов об И. В. Сталине. Если бы они были сконцентрированы в одном месте и предоставлены в распоряжение исследователей, это можно было бы объяснить интересами науки, желанием создать максимально удобные условия для изучения биографии вождя. Однако архивные материалы о нем были, изъяты и закрыты для использования. Вспомним, что в начале 30-х гг. И. В. Сталин не дал разрешения на доступ к ним даже А. М. Горькому и Е. Ярославскому. Были ограничены и возможности сотрудников ИМЭЛ.

Следовательно, цель изъятия документов об И. В. Сталине заключалась не в том, чтобы облегчить изучение его биографии, а в том, чтобы сделать невозможным неконтролируемое использование этих документов. Получается, что И. В. Сталин не только не желал, но даже опасался восстановления реальной картины его революционного прошлого.

Источники, которые нам доступны

Прежде всего приходится констатировать, что не удалось обнаружить даже следы архива Кутаисского ГЖУ ^{1} . Фактически нам неизвестна судьба архивов Бакинского охранного отделения и Бакинского ГЖУ. Современный фонд первого из них в 1995 г. насчитывал всего 3 единицы хранения (в путеводителе указана 1 единица хранения), а второго – 40 единиц хранения. Еще 6 единиц хранения находилось в фонде помощника начальника Бакинского ГЖУ (в путеводителе указано 5 единиц хранения) ^{2} . Плохо сохранились материалы архивов Иркутского районного охранного отделения (190 единиц хранения за 1903–1916 гг.) ^{3} , Томского ГЖУ (423 единицы хранения за 1887–1917 гг.) ^{4} , Тифлисского охранного отделения (85 единиц хранения за 1903–1914 гг.) ^{5} . Не удалось установить судьбу Енисейского ГЖУ и Енисейского розыскного пункта ^{6} .

Архив Петроградского губернского жандармского управления почти полностью погиб в февральские дни 1917 г. Современный его фонд, содержащий документы за 1859–1916 гг., насчитывает лишь 270 единиц хранения ^{7} . В 1917 г. серьезно пострадал архив Петербургского охранного отделения. И хотя он включает в себя 6058 единиц хранения за 1877–1917 гг. ^{8} , многие документы этого учреждения тоже погибли.

Полнее сохранились материалы Вологодского ГЖУ (на 24 декабря 1944 г. в нем значилось 6737 единиц хранения, на 23 февраля 1989 г. – 5822 единицы) ^{9} , Иркутского ГЖУ (1264 единицы хранения за 1890–1917 гг.) ^{10} , Тифлисского ГЖУ (3612 единиц хранения за 1839–1917 гг.) ^{11} , Кавказского районного охранного отделения (848 единиц хранения за 1907–1914 гг.) ^{12} и Департамента полиции (301 569 единиц хранения за 1846–1917 гг.) ^{13} .

По отдельным видам документов вырисовывается следующая картина.

Прежде всего приходится констатировать, что пока не удалось обнаружить первичные агентурные материалы органов политического сыска ни по одной из губерний, с которыми была связана деятельность И. В. Сталина. Едва ли не единственное исключение из этого правила составляет сводка агентурных донесений за 1910–1912 гг. по Вологодской губернии ^{14} .

Поэтому за 1898–1908 гг. мы располагаем лишь во многом случайными донесениями Бакинского, Кутаисского и Тифлисского губернских жандармских управлений, а также Тифлисского охранного отделения, содержащими агентурную информацию. За 1909–1917 гг. в нашем распоряжении имеются сводки агентурных данных, ежемесячно представлявшиеся в Департамент полиции по всем губерниям ^{15} .

Подобным же образом обстоит дело и с материалами наружного наблюдения. Первичные материалы наружного наблюдения, связанные с И. В. Сталиным, удалось обнаружить только по Петербургу за октябрь – декабрь 1912 г. ^{16} За период с 24 июля по 9 сентября 1911 г. и за январь – февраль 1912 г. в нашем распоряжении имеются копии подобных материалов ^{17} . За 1902–1905 гг. сохранились ежемесячные отчеты по Тифлису, представлявшиеся в Департамент полиции ^{18} . За остальные годы мы располагаем только сводками наружного наблюдения, представлявшимися в Департамент полиции ^{19} .

Сопоставление данных картотеки перлюстрации с материалами архива Департамента полиции показывает, что почти все перлюстрированные, т. е. скопированные «черными кабинетами», письма И. В. Джугашвили, авторство которых в свое время было установлено, сохранились ^{20} .

В качестве обвиняемого И. В. Сталин проходил по следующим делам: 1901 г. – Тифлисское ГЖУ (переписка) ^{21} , 1902 г. – Кутаисское ГЖУ (переписка в г. Батуме, переведенная в формальное дознание) ^{22} , 1902 г. – Тифлисское ГЖУ (формальное дознание) ^{23} , 1908 г. – Бакинское ГЖУ (переписка) ^{24} , 1910 г. – Бакинское ГЖУ (переписка) ^{25} , 1911 г. – Петербургское ГЖУ (переписка) ^{26} , 1912 г. – Петербургское охранное отделение (переписка) ^{27} и 1913 г. – Петербургское ГЖУ (переписка) ^{28} .

Что касается первичных следственных материалов, то пока удалось обнаружить их только за 1901 ^{29} , 1902 ^{30} , 1908 ^{31} и 1910 ^{32} гг.

Неполно сохранились и материалы 7-го делопроизводства Департамента полиции. В качестве обвиняемого И. В. Сталин фигурировал в десяти делах этого делопроизводства ^{33} и в двух делах Временной канцелярии по производству особых уголовных дел ^{34} . Из них известны только восемь ^{35} .

Всего на сегодняшний день удалось выявить 30 дореволюционных фотографических изображений, которые фигурируют как сталинские: не ранее 1888 г. – не позднее 1892 г. (групповая фотография), 1893 г. (групповая), 1894 г. (групповая), не ранее 1894 г. – не позднее 1899 г. (групповая), не ранее 1902 г. – не позднее 1903 г. (одинарная), 1903 г. (групповая), 1907 г. (похороны Е. С. Сванидзе), не позднее 1908–1909 гг. (двойная), 1910 г. (тройная), 1911 г. (тройная), 1912 г. (тройная), 1913 г. (тройная), не ранее 1914 г. – не позднее 1916 г. (вместе с С. Спандаряном), 1915 г. (две групповые), без даты (двойная), без даты (тройная) ^{36} . Подавляющее большинство этих фотографий имеет жандармское происхождение.

Самая полная коллекция подобных фотографий в свое время была сосредоточена в Департаменте полиции. Сейчас она составляет в ГАРФ отдельный фонд, в котором имеется дело и на И. В. Джугашвили. Однако в нем хранятся не оригиналы его фотографий, а только их копии советского происхождения: это несколько экземпляров фотографии 13 сентября 1911 г. (профиль, фас и полный рост) с регистрационной картой, причем два экземпляра представляют собой монтаж фотографии 1911 г. и регистрационной карты, датированной 19 марта 1913 г. В этом же деле находятся копии еще двух недатированных фотографий, из которых одна сделана с фотографии вообще не архивного происхождения ^{37} .

Что касается местных архивов, то удалось обнаружить только протокол с описанием примет И. В. Джугашвили, составленный 17 июля 1902 г. в Батуме ^{38} , и две регистрационные карты с фотографиями: 1904 г. из Иркутского охранного отделения ^{39} и 1911 г. из Петербургского охранного отделения ^{40} . Все остальные фотографические изображения известны по фотокопиям неустановленного происхождения.

В результате этого разные авторы по-разному датируют одни и те же фотографические изображения, что осложняет выяснение, как выглядел И. В. Сталин в разное время и как менялся до революции его внешний вид. Но дело не только в этом. Одна из целей Фотографирования заключалась в том, чтобы помочь идентифицировать личность обвиняемого, этапируемого или же отбывающего наказание.

С этой же целью составлялись вначале «протоколы примет», а затем регистрационные карты с дактилоскопическими отпечатками. Однако на сегодняшний день не известно ни одного оригинала регистрационных карт с отпечатками пальцев И. В. Сталина. Правда, удалось обнаружить фотокопии подобных регистрационных карт, датируемых 1910, 1911, 1912 и 1913 гг., но дактилоскопические отпечаткиимеются только на фотокопии регистрационной карты, датируемой 1910 г.

Поскольку все переписки и дознания, по которым проходил И. В. Джугашвили, заканчивались административной ссылкой, в 5-м делопроизводстве Департамента полиции на него было заведено по крайней мере шесть дел: 1903 г. – № 521–1, 1908 г. – № 2700–1, 1910 г. – № 3, 1911 г. – № 716, 1912 г. – № 252, 1913 г. – № 245 ^{41} . Из них в существующих описях Департамента полиции значится только дело № 2700–1 за 1908 г. Несмотря на неоднократные попытки, получить его мне не удалось. Однако пока его разыскивали в ГАРФ, совершенно случайно оно было обнаружено мной в РГАСПИ, где первоначально значилось в фонде И. В. Сталина (Оп. 4. Д. 101), а затем было передано в Коллекцию документов Департамента полиции. Эта коллекция до сих пор остается почти необработанной, и составляющие ее дела выдаются только в виде исключения. Есть основания думать, что сохранилось также дело за 1903 г. ^{42} , но обнаружить его пока не удалось. Судьба остальных четырех сталинских дел 5-го делопроизводства неизвестна.

Для архивных поисков, а также для определения факта существования тех документов, которые имелись в архиве Департамента полиции, но до нас не дошли, большое значение имеет картотека Регистрационного отдела. Исходя из собственного опыта, заведующий Особым отделом А. М. Еремин считал, что она не в полной мере отражала те сведения, которыми располагал Департамент полиции ^{43} . С этим мнением нельзя не согласиться, если вспомнить те 15 тыс. документов, которые оставались незарегистрированными в самом Особом отделе к лету 1907 г.

Знакомство с картотекой Департамента полиции показывает также, что после падения монархии она тоже подверглась некоторой чистке. В качестве примера можно указать на воспоминания начальника первого революционного караула Г. Б. Кнатца, из которых явствует, что его фамилия фигурировала в этой картотеке ^{44} , затем она из нее исчезла. О том, что данный факт – не исключение, свидетельствует то, что 14 первых ящиков этой картотеки занимает сейчас советская картотека провокаторов. Если учесть, что в каждом ящике содержится не менее 800 карточек, получается, что из картотеки Центрального алфавита Департамента полиции было изъято не менее 10 тыс. карточек.

И. В. Сталин фигурирует в картотеке Департамента полиции под следующими кличками и фамилиями: Василий, Васильев, Джугашвили, Иванович, Коба, Меликянц, Нижерадзе, Сосо, Тотомянц. На И. В. Джугашвили имеется десять карточек – девять пронумерованных, одна без номера: № 1 – записи за 1902–1911 гг., № 2 – за 1908–1912 гг., № 3 – 1904–1913 г., № 4 – 1912–1913 гг., № 5 – 1912–1914 гг., № 6 – 1901–1911 гг., № 7 – 1914–1916 гг., № 8 – 1911 г., № 9 – 1914 г., без номера – 1912–1915 гг.

На карточке № 1 можно прочитать: «Иосиф Виссарионов Джугашвили (Кайос Виссарионов Нижерадзе), кр. с. Диди Лиловского Тифлисского у. и губ., 27 л.», далее следует запись: «5Д. 1908, д. 2700–8». Получается, что фамилия И. В. Джугашвили появилась в картотеке Департамента полиции только в 1908 г., после того как он был арестован в Баку и последовало решение о его высылке в Сольвычегодск. Однако на этой же карточке далее мы читаем: «7Д. 1902, д. 2, ч. 27». Это означает, что Департамент полиции располагал данными об И. В. Джугашвили задолго до 1908 г. Об этом свидетельствует карточка № 6, на которой зафиксированы дела за 1901–1911 гг. и которая открывается записью: «Иосиф Виссарионов Джугашвили, кр-н, б. воспитанник Тифлисской духовной семинарии, особый надзор полиции» ^{45} .

Это подтверждает, что до определенного времени в Департаменте полиции не существовало единой картотеки и первоначально записи делались параллельно в разных делопроизводствах, а затем эти разрозненные картотеки были объединены. В связи с этим возникает вопрос: являлась ли карточка № 6 единственной в картотеке Департамента полиции до 1908 г., и если нет, то насколько полно и точно имевшиеся в первоначальных карточках записи были отражены в общей картотеке?

Казалось бы, из-за отсутствия первичных карточек получить ответ на данный вопрос представляется невозможным. Однако положение дел отнюдь не безнадежно, так как в нашем распоряжении имеются не только сохранившиеся карточки, но и справки, которые наводились Регистрационным отделом. Подобные справки удалось обнаружить на 17 июля 1908 г. ^{46} , 13 октября 1911 г. ^{47} , 13 ноября 1912 г. ^{48} и 24 февраля 1913 г. ^{49} Сопоставление записей в картотеке и сведений, содержащихся в этих справках, показывает, что сохранившиеся карточки почти полностью дублируют содержание названных справок, и расхождения между ними связаны главным образом с допущенными при их составлении описками.

Предпринятые при подготовке этой книги усилия, направленные на выявление тех документов об И. В. Джугашвили, которые До 1917 г. фигурировали в картотеке Регистрационного отдела, показали, что значительная часть этих документов сейчас в фонде Департамента полиции отсутствует. Некоторые из них могли быть Уничтожены до революции. Другие были изъяты после 1917 г. Часть отсутствующих дел или же их следы удалось обнаружить в Фонде И. В. Сталина в РГАСПИ. Однако судьба целого ряда документов, имевшихся до 1917 г. в архиве Департамента полиции, остается неизвестной. Вполне возможно, что в свое время они были переданы в 6-й сектор Общего отдела ЦК КПСС и сейчас находятся в Архиве Президента Российской Федерации. Некоторые из них могли быть уничтожены.

Для освещения избранной темы несомненный интерес представляет картотека секретных сотрудников, которая хранится в ГАРФ и именуется здесь «департаментской» ^{50} . Она представляет собой каталожную секцию из 33 ящиков (по 3 ящика в ряд) в человеческий рост. Из них 28 содержат сведения о секретных сотрудниках, 5 – о других работниках карательных органов. В каждом ящике 800–900 карточек. Следовательно, всего в картотеке не менее 25–30 тыс. карточек. Подавляющее их большинство было передано в Архив революции весной 1925 г. Продолжали поступать они и позднее.

Картотека содержит главным образом клички секретных сотрудников и шифры дел, в которых они упоминаются. Отсутствие в ней кличек некоторых известных нам секретных сотрудников дает основание думать, что она или представляет собой только часть «департаментской» картотеки секретных сотрудников (и мы не знаем, какую), или же, что не менее вероятно, является результатом работы действовавшей в 1917 г. Особой комиссии, созданной Временным правительством для выявления провокаторов.

Обнаружить среди них лицо, которое можно было бы идентифицировать с И. В. Джугашвили, не удалось. Но отсутствие в этой картотеке того или иного лица не может служить аргументом при решении вопроса о его сотрудничестве с органами политического сыска царской России. Таким аргументом не может быть и отсутствие того или иного человека в официально опубликованных списках провокаторов ^{51} .

Во-первых, не исключено, что картотека провокаторов могла быть подчищена чиновниками Особого отдела Департамента полиции в февральские дни 1917 г. Во-вторых, нельзя исключить того, что подобная чистка могла быть продолжена при Временном правительстве. А в-третьих, можно не сомневаться, что все «незасветившиеся» секретные сотрудники были использованы ВЧК-ОГПУ в розыскной деятельности, поэтому их карточки после Октябрьского переворота 1917 г. должны были быть изъяты.

В ГАРФ имеются еще две картотеки провокаторов, составленные в годы Советской власти, а также материалы, связанные с разоблачением секретных сотрудников ^{52} .

Не удалось найти никаких материалов о пребывании Сталина в тюрьмах и на этапах. Следует отметить, что в наших архивах вообще почти нет фондов тюремных учреждений дореволюционной России. Причина этого, по всей видимости, заключается в том, что дореволюционные тюрьмы относились к тем учреждениям, которые Советская власть, получив по наследству от старого режима, не стала уничтожать. Поэтому их дореволюционные архивы оказались частью архивов советских тюрем, а затем или были переданы в архив МВД, или уничтожены.

Плохо сохранились и материалы о пребывании И. В. Сталина в ссылках.

По первой ссылке нам известно только одно специальное дело ^{53} , два дела дошли до нас по сольвычегодской ссылке ^{54} , по вологодской ссылке сохранилось три дела ^{55} , по нарымской – два ^{56} , по туруханской – одно ^{57} . Итого девять из девятнадцати дел. Причем те дела, которые дошли до нас, сохранились неполностью. Особенно это касается единственного дела по туруханской ссылке.

Еще хуже, чем архивы карательных органов дореволюционной России, сохранились архивы большевистских организаций до 1917 г. Мы почти ничего не знаем об архиве Тифлисской организации РСДРП. А тот архив, который существовал к 1912 г., был захвачен полицией ^{58} . В 1910 г. провалился архив Бакинской организации РСДРП ^{59} . Ничего не известно об архиве Имеретино-Мингрельского комитета и архиве Кавказского союзного комитета.

Касаясь вопроса о партийном архиве, В. Л. Швейцер отмечала, что И. В. Сталин рекомендовал «искать архив в Баку». «Все об этом знают, – писала она, но после этого никто в Баку не ездил, ничего не искал. Как-то раз, до войны, поехал туда Крамольников. Конечно, нужно было послать туда людей более знающих – есть здесь старик Авалов, был Геворкян (он сейчас умер), который был казначеем в тот самый период» ^{60} .

Далеко не полно сохранился и дореволюционный архив ЦК РСДРП. За 1898–1917 гг. в нем насчитывается всего лишь 1949 единиц хранения ^{61} . По воспоминаниям Е. Д. Стасовой, в 1918 г. наиболее важные документы этого архива были вывезены на Урал и там спрятаны. Но когда закончилась Гражданская война, оказалось, что лица, причастные к этой операции, погибли. В результате неоднократно предпринимавшиеся в годы Советской власти поиски этого архива не увенчались успехом.

Таким образом, большая часть архивных материалов об И. В. Сталине до нас не дошла, поэтому реконструкция его дореволюционной биографии связана с большими трудностями.

И тогда, когда И. В. Сталин был еще далек от революционного движения, и тогда, когда он стал участвовать в нем, в официальных документах могла отразиться только часть его жизни. Поэтому огромное значение для изучения его дореволюционной биографии имеют мемуары.

Первые воспоминания о нем как в нашей стране, так и за рубежом появились в 20-е гг. Причем, несмотря на то что в эмиграции оказалось много политических противников И. В. Сталина, круг их мемуарных свидетельств весьма ограничен ^{62} .

Основной комплекс мемуарных источников об И. В. Сталине был создан в нашей стране. Огромную роль в этом отношении сыграли Истпарт и его местные отделения, а затем ИМЭЛ. Фамилия И. В. Сталина начала фигурировать в мемуарных публикациях уже в 20-е гг. ^{63} , но поворотное значение в этом отношении имел 1935 г. ^{64} .

Большая часть воспоминаний о нем осталась неопубликованной.

В Москве эти воспоминания сосредоточены в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ), прежде всего в личном фонде И. В. Сталина. Кроме того, воспоминания отложились в фондах местных Истпартов, которые хранятся в бывших партийных архивах Института истории партии им. С. Г. Шаумяна при ЦК КП Азербайджана (ныне Государственный архив политических партий и общественного движения Азербайджана) ^{65} , Грузинского филиала ИМЛ при ЦК КПСС (ныне – Институт демократического созидания и политологии Парламента Грузии) ^{66} , Архангельской области (сейчас – Государственный архив общественно-политических движений и формирований Архангельской области) ^{67} , Вологодской области (ныне – Вологодский областной архив новейшей политической истории) ^{68} , в Центральном государственном архиве историко-политических документов в Санкт-Петербурге ^{69} , а также в музеях Батуми ^{70} и Гори ^{71} .

К сожалению, до сих пор никто не дал описания всего комплекса этих ценнейших источников (а это не одна сотня наименований). Лишь частично они нашли отражение в библиографическом указателе, изданном к 60-летию И. В. Сталина в 1939 г. ^{72} .

Обращаясь к мемуарам, нельзя не учитывать, что они подвергались как внутренней, так и внешней цензуре. Не все, что было известно их авторам, находило отражение в воспоминаниях. Многие факты интерпретировались с учетом последующей судьбы И. В. Сталина и условий, в которых воспоминания создавались. Однако, признавая несовершенство этого источника, было бы неверно игнорировать или же недооценивать его.

Стоящая сейчас перед исследователями задача прежде всего заключается в том, чтобы с максимально возможной полнотой аккумулировать сохранившиеся источники, в которых нашел отражение дореволюционный период биографии И. В. Сталина, и на основании этого восстановить объективную картину его жизни и деятельности до 1917 г. Это касается не только событий, в которых он принимал участие, но и лиц, с которыми был связан. Несмотря на значительный фактический материал, уже введенный в научный оборот как советскими, так и зарубежными историками (особенно в этом отношении следует отметить деятельность ИМЭЛ и его Грузинского филиала), приходится констатировать, что подобная работа требует еще значительных усилий.

Дело в том, что вплоть до самого последнего времени значительная часть архивных источников практически была недоступна не только широкому кругу исследователей, но и многим сотрудникам Института марксизма-ленинизма. В результате этого, с одной стороны, в дореволюционной биографии И. В. Сталина до сих пор остается много белых пятен, с другой стороны, далеко не все, что известно, имеет под собой надежную источниковую базу, вследствие чего в литературе имеет хождение много не только сомнительных, но и вообще мифических версий.

Одна из причин этого заключается в том, что подавляющее большинство работ об И. В. Сталине выполнены не в исследовательском, а в публицистическом стиле, для авторов которых, осознанно или бессознательно выполняющих социальный заказ, характерно стремление не восстановить истину, а нарисовать заранее заданную картину. Это характеризует как прижизненные работы об И. В. Сталине, так и работы последнего времени.

Следует также отметить, что некоторые документы, публиковавшиеся при жизни самого И. В. Сталина, подвергались «редактированию». Это порождает необходимость обращения к их оригиналам или же архивным копиям. Однако здесь приходится сталкиваться с тем, что за прошедшие пятьдесят с лишним лет произошли значительные перемены в их хранении. Многие документы были переданы в другие фонды, изменилась структура, а в ряде случаев и нумерация фондов, что осложняет, а порой делает почти невозможным выявление документов, уже введенных в научный оборот.

В данной книге внимание концентрируется лишь на наиболее важных эпизодах дореволюционной биографии И. В. Сталина, причем их отбор определялся, с одной стороны, необходимостью получить более или менее цельную картину его жизни, с другой – стремлением не только выявить, что же пытались скрыть от читателей официальные биографы И. В. Сталина и он сам, но и понять, почему возникла версия о его связях с охранкой.

В предлагаемой вашему вниманию книге больше вопросов, чем ответов на них. Одна из причин этого – гибель или недоступность многих архивных материалов, которые могли бы пролить свет на эти вопросы, а также нежелание некоторых мемуаристов делиться всей информацией, которой они располагали.