Текст книги "Кто стоял за спиной Сталина?"
Автор книги: Александр Островский
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 52 (всего у книги 64 страниц)
Оппозиционные и революционные настроения проникали не только в среду чиновничества, но и в среду духовенства.
Достаточно вспомнить, сколько участников революционного движения вышло из стен Тифлисской православной духовной семинарии. Среди них были многие лидеры грузинской социал-демократии: С. С. Девдориани, С. Джибладзе, И. В. Джугашвили, С. Джугели, Н. Н. Жордания, Л. З. Кецховели, Ф. И. Махарадзе, М. Г. Цхакая и т. д. {1} В то же время немало воспитанников, зараженных революционными или же оппозиционными идеями, хотя и надевали рясу, не только продолжали поддерживать отношения со своими товарищами, ушедшими в революционное движение, но и оказывали им посильную помощь.
Когда в 1900 г. начались репрессии против участников железнодорожной забастовки в Тифлисе, жандармы получили информацию о том, что некоторые из ее руководителей скрываются в стенах монастыря, находившегося в предместьях города: «Негласным путем были получены сведения, что уволенные за беспорядки рабочие и помощники машинистов, всего от 50 до 70 человек, скрываются около или в самом монастыре Святого Георгия… Есть основания предполагать, что там происходят все совещания и что там находится и типография» {2} .
Одним из проявлений оппозиционности православного духовенства Грузии было стремление значительной ее части к независимости грузинской православной церкви от Святейшего Синода. О степени распространения подобных настроений свидетельствует тот факт, что 11 октября 1905 г. грузинское дворянство направило к наместнику специальную депутацию, которая вручила ему петицию с требованием автокефалии грузинской церкви {3} .
Еще в большей степени подобные настроения были распространены среди армянского духовенства. Данное обстоятельство явилось одной из причин принятия правительством 12 июня
1903 г. решения о секуляризации имущества армянской церкви. Этим предполагалось подорвать экономическое влияние армянского духовенства и сделать его более покладистым, однако эффект оказался совершенно иным. Армянская церковь почти полностью перешла в оппозицию, царскому правительству и встала на путь широкой поддержки революционного движения.
Характеризуя сложившееся положение, главноначальствующий гражданской частью на Кавказе князь Г. С. Голицын 13 мая 1904 г. писал министру внутренних дел В. К. Плеве:
«Истинным главою и вдохновителем этого движения является сам патриарх-католикос, именем которого и действуют заправилы движения», а «имеющееся в Вагаршанате отделение Кавказского армянского революционного комитета в своей деятельности фактически слилось с легально существующей канцелярией католикоса, через посредство которой поддерживается связь между католикосом и революционерами» {4} .
А вот письмо заведующего полицией на Кавказе генерала Е. Н. Ширинкина от 9 января 1906 г.: «Армянский католикос выдал дашнакистам особые книжки за своей печатью для сбора денежных пожертвований в пользу пострадавших в Турции армян. В действительности же собранные таким путем суммы поступают в распоряжение организации „Дашнакцутюн“» {5} .
Стремясь расколоть армянское духовенство, правительство, с одной стороны, вынуждено было в 1905 г. пойти на возвращение армянской церкви ее имущества, а с другой стороны, усилило против наиболее непримиримых его представителей карательные действия. В частности, по обвинению в связях с партией «Дашнакцутюн» был предан военному суду архимандрит С. Корюн, занимавший пост секретаря католикоса. Характеризуя предъявленное ему обвинение, начальник Тифлисского ГЖУ полковник А. М. Еремин 23 октября 1908 г. писал в Департамент полиции:
«По имеющимся в делах вверенного мне управления сведениям, архимандрит Корюн состоял членом Елисаветпольского Центрального комитета партии „Дашнакцутюн“ и в то же время, числясь и в организации „Паторик“ при Эчмиадзинском Синоде, председателем коего состоит известный своею революционной деятельностью епископ Ашот, – является одним из самых крупных и вредных деятелей в местной организации „Дашнакцутюн“. По агентурным сведениям, Корюном были утверждены смертные приговоры ротмистру корпуса жандармов Апелю, подполковнику пограничной стражи Быкову, шушинскому полицмейстеру подполковнику Сахарову, прапорщику Лоладзе и многим другим. Особенно Корюном преследовались армяне, не признававшие авторитета партии „Дашнакцутюн“, которых по инициативе Корюна было убито значительное число» {6} . Авторы «кавказского запроса» утверждали, что «через его руки прошло на покупку оружия 60 000 руб.» {7} .
Несмотря на существование уличавших архимандрита Корюна фактов, состоявшийся в Елисаветполе под председательством генерал-майора Николая Алексеевича Рулицкого военный суд признал выдвинутые против него обвинения необоснованными и вынес оправдательный приговор. 9 ноября 1908 г. А. М. Еремин телеграфировал в Департамент полиции: «Протест подан. Корюн арестован. Случае вторичного оправдания будет административно выслан. Полковник Еремин». Высылать Корюна в административном порядке не понадобилось – новый суд закончился для него обвинительным приговором {8} .
* * *
До революциии существовало мнение, что оппозиционно настроенные студенты-юристы шли в адвокаты, а карьеристы и консерваторы – в прокуроры. Однако в рассматриваемое время прокуратура тоже испытывала на себе дыхание времени.
В 1905 г. внимание органов политического сыска привлек к себе Александр Михайлович (Моисеевич) Харсон (р. ок. 1880). В 1898 г. закончил 3-ю тифлисскую гимназию, в которой, кстати, учился вместе с А. И. Хатисовым, получил юридическое образование и в 1903–1904 гг. начал свою карьеру с должности судебного пристава Горийского мирового суда {9} , а в 1905 г. был назначен помощником прокурора Кутаисского окружного суда {10} .
Появившись в Кутаиси, А. М. Харсон стал организатором Союза чиновников и служащих, который поставил перед собой в качестве цели борьбу за улучшение положения государственных служащих. 29 ноября 1905 г. в здании окружного суда состоялся митинг чиновников, на котором был принят устав этого Союза, составленный чиновником Кутаисского управления земельных имуществ Бахтадзе.
В 1905 г. в Кутаисском управлении земельных имуществ служили два человека с такой фамилией: Сергей Лукич, бывший младшим надзирателем за казенными и оброчными статьями Кутаисского управления земельных и государственных имуществ, и Варлаам Маркович, младший помощник делопроизводителя этого же управления {11} .
Тогда же, в 1905 г., скандальную известность приобрел начальник А. Харсона – прокурор Кутаисского окружного суда Николай Александрович Толпыго. Молва приписывала ему самые невероятные вещи. Так, 27 декабря 1905 г. Министерство юстиции запросило Тифлисскую судебную палату: «Телеграфируйте, действительно ли кутаисский прокурор принимал участие постройке баррикад» {12} . Служебное расследование не подтвердило участия прокурора в строительстве баррикад {13} , но признало факт его «полевения» в 1905 г. Не исключено, что на результаты этого расследования повлияло покровительство Н. А. Толпыго со стороны председателя Тифлисской судебной палаты Александрова-Дольника {14} , с которым Н. А. Толпыго был хорошо знаком еще по Киеву, где они оба служили до этого {15} .
* * *
Революционные партии стремились иметь своих людей не только в органах полиции и прокуратуры, но и в местах заключения.
Одним из них был смотритель Баиловской тюрьмы в Баку Мамед-Расул Валиев. 14 марта 1904 г. арестант этой тюрьмы Дмитрий Урушадзе подал прошение, в котором обвинил М.-Р. Валиева в том, что с его ведома он, Д. Урушадзе, за время пребывания под стражей «разов семь был переодетым в городе» {16} . 15 апреля бакинский губернатор обратился со специальным письмом к бакинскому уездному начальнику, в котором, отметив, что «подобные жалобы на М. Валиева повторяются неоднократно», предложил начать расследование {17} . Тогда оно закончилось безрезультатно {18} . Однако 5 июня 1907 г. в канцелярии бакинского градоначальника появилось новое «Дело по обвинению и. д. смотрителя Бакинской тюрьмы к. р. Валиева в незаконных действиях по службе» {19} . На этот раз ему было предъявлено обвинение «в совершении подлогов, вымогательстве, побоях, истязаниях, подстрекательстве к убийству и преступлениях, предусмотренных 129 ст. Уголовного уложения» {20} .
Из воспоминаний явствует, что обвинения М.-Р. Валиева в связях с революционным подпольем действительно были обоснованными {21} . «Начальником Бакинской тюрьмы тогда был Валиев Мамед-Расул, – вспоминал И. П. Надирадзе, – по слухам, якобы его жена была членом организации эсеров» {22} . В сентябре 1908 г. Департамент полиции получил сведения о том, что, «войдя в сношения с начальником тюрьмы Валиевым, который получил за это 800 руб., Бочка (Буду Мдивани. – А.О.) вывез [террориста] Майсурадзе из тюрьмы» {23} .
А вот воспоминания рабочего М. Кирочкина, арестованного 11 сентября 1905 г. в Баку на проходившей там конференции местной социал-демократической организации: «Жгенти удалось договориться с управляющим завода [К. И.] Хатисова Н. Н. Дорфманом, который был хорошо знаком со смотрителем арестантского дома Велиевым, и Дорфман уговорил Валиева за 150 руб. заменить трех человек из нас. Первым был заменен тов. Лядов. Замена происходила так: Дорфман приехал на фаэтоне якобы в гости к смотрителю с человеком, который должен был заменить тов. Лядова, с тов. Лефасом по кличке Святой… Тов. Лефас через черный ход спустился к нам, а товарищ Лядов взамен его поднялся через двор к смотрителю и, выйдя с Дорфманом через парадный ход, уехал, точно так заменили и двух других: тов. Алешу Джапаридзе и Нико Сакварелидзе» {24} .
М.-Р. Валиев не представлял собой исключение. Имеются сведения, что услуги арестантам оказывали бакинский тюремный попечитель Гутнер {25} , начальник бакинской тюрьмы Алексеев {26} , главный надзиратель этой же тюрьмы Павлов {27} и некоторые другие надзиратели. По воспоминаниям И. Бокова, в 1908 г. было подкуплено сразу же несколько жандармов и привратников бакинской тюрьмы {28} . О подкупе надзирателей бакинской тюрьмы писал и И. П. Надирадзе {29} .
В 1909 г. перед судом предстали бывший заведующий Метехским тюремным замком И. Д. Джавахишвили, его помощник и шесть надзирателей, все они обвинялись в «нерадении по службе» {30} .
Несомненный интерес для характеристики порядков в некоторых местах заключения представляют воспоминания упомянутого выше М. Кирочкина. «В Карской тюрьме, – отмечал он, – нам сиделось недурно. Смотритель-грек, по-видимому, примыкал к социалистам-революционерам, прокурор был большим либералом, загнанным в Каре из Киевской губернии как ненадежный элемент [93]
[Закрыть], причем мы получали каждый день от Карской организации гнчакистов и дашнаков молоко и даже вино; почти каждый день, после трех часов, приезжали с прокурором много либеральной публики послушать наши революционные песни и посмотреть, что за люди большевики, камеры наши не запирали, и мы большую часть времени проводили во дворе» {31} .
«Своих людей» революционное подполье имело и в других губернских учреждениях. Так, в литературе уже получила известность фамилия бывшего народника Федора Михайловича Снегирева {32} , которого М. Гурешидзе называл «покаявшимся народовольцем» {33} . С 1901 по 1904 г. Ф. М. Снегирев занимал должность помощника {34} , а с 1904 по 1906 г. – начальника Управления государственных имуществ Кутаисской губернии {35} . К рассматриваемому времени он отошел от политической деятельности, но продолжал поддерживать контакты с неблагонадежными лицами, а некоторые из них служили в возглавляемом им управлении {36} .
Осенью 1906 г. жандармы произвели обыск на квартире чиновника тифлисского губернского правления князя Петра Григорьевича Бебутова (1869–1940) {37} и обнаружили у него листовки местной социал-демократической организации {38} .
Осенью 1909 г. Тифлисское охранное отделение получило агентурное донесение, в котором говорилось: «В настоящее время в канцелярии генерал-губернатора в Тифлисе есть один партийный служащий» {39} . Пока не удалось обнаружить документов, связанных с расследованием этого факта. А поэтому остается неизвестным, смогла ли охранка установить личность этого служащего и если да, то кто это был.
В том же 1909 г. бакинская охранка получила сведения о том, что старший фабричный инспектор Бакинской губернии Александр Никитич Семенов не только входил в состав местной организации РСДРП, но и возглавлял ее финансовую комиссию {40} .
* * *
Если, несмотря на многочисленные заявления и агентурные данные о связях М.-Р. Валиева с революционными партиями, он долгое время оставался на своем посту, то объяснение этому нужно искать только в одном – в покровительстве ему со стороны вышестоящих чиновников.
Мы уже видели, что «либерализм» смотрителя Карской тюрьмы дополнялся «либерализмом» местного прокурора. Но, оказывается, что этой «болезнью» страдали и другие должностные лица Карской области.
По воспоминаниям М. Кирочкина, который встретил в тюрьме 17 октября 1905 г., на следующий же день к ним приехали комендант крепости, жандармский полковник, правитель губернской канцелярии и сам генерал-губернатор Карской области, они поздравили заключенных с победой и объявили политическим арестантам об их освобождении {41} .
В 1905–1906 гг. комендантом Карской крепости был Генерального штаба генерал-майор Евгений Васильевич Коленко. Единственным жандармским полковником на территории Карской области являлся начальник Эриванского ГЖУ Василий Александрович Бабушкин. Однако, вероятнее всего, М. Кирочкин имел в виду его помощника по Карской области ротмистра Стахия Семеновича Каминского. Пост правителя канцелярии военного губернатора Карской области в 1905–1906 гг. занимал статский советник Владимир Алексеевич Богословский. А обязанности военного губернатора Карской области в 1905 г. исполнял генерал-майор Алексей Александрович Самойлов {42} .
Как бы экстравагантно ни выглядел этот эпизод, он не идет ни в какое сравнение с тем, что произошло летом 1905 г. в Кутаисской губернии. 6 июня ее губернатором стал агроном по профессии Владимир Александрович Старосельский, возглавлявший до этого Сакарский плодопитомник {43} .
Уже само по себе это назначение не может не вызвать удивления. В разгар революционного кризиса во главе одной из самых неспокойных губерний России назначается человек, не имеющий бюрократического опыта. Но главное заключается в другом. Когда о политической благонадежности кандидата на должность губернатора было запрошено местное ГЖУ, последовал ответ, из которого явствовало, что в упомянутом питомнике на протяжении многих лет находили прибежище неблагонадежные лица, а сам В. А. Старосельский четыре раза подвергался обыскам. И хотя ни один из них не дал уличающих его материалов, Кутаисское ГЖУ не сомневалось в его политической неблагонадежности {44} .
В. А. Старосельский происходил из черниговских дворян и был внуком Семена Старосельского, который имел двух сыновей: Александра и Дмитрия. Дмитрий Семенович Старосельский сделал успешную карьеру и закончил свою службу помощником наместника на Кавказе. У него было семь детей: Русудан, Нина, Кетевана, Тамара, Гиви, Всеволод и Семен. Русудан стала женой князя Д. З. Меликова, а Нина – женой Иосифа Ивановича Шаликашвили и бабушкой известного американского генерала Джона Шаликашвили {45} .
Александр Семенович (ок. 1840–1874) был женат на Камиле Яновне Домбровской и имел двух сыновей: Владимира (р. 1860) и Юлиана (р. 1866). Владимир родился в 1860 г., Юлиан – в 1866 г. Оба принимали участие в студенческом движении {46} . Причем Юлиан Александрович долгое время находился под негласным надзором полиции {47} . Закончив Петровскую сельскохозяйственную академию, В. А. Старосельский стал агрономом в Сакарском питомнике виноградных лоз, а затем и его руководителем {48} .
По некоторым данным, когда ему было предложено кресло губернатора, он обратился за советом к местной организации РСДРП, членом комитета которой в это время являлся И. В. Джугашвили, и получил ее одобрение {49} .
Таким образом, 6 июля 1905 г. во главе одной из губерний царской России оказался социал-демократ {50} . В результате Имеретино-Мингрельский комитет РСДРП получил возможность не только черпать информацию из ГЖУ, так как его начальник обязан был еженедельно докладывать губернатору о положении дел в губернии, но и оказывать влияние на кадровые назначения в губернии по линии МВД.
«Старосельский, – вспоминал С. И. Кавтарадзе, – поддерживал связь и советовался с Кутаисским комитетом РСДРП, и все его действия координировались и согласовывались с нами» {51} . Вдумайтесь в эти слова: губернатор, согласовывавший и координировавший «все свои действия» с революционным подпольем.
Пребывание В. А. Старосельского в губернаторском кресле оказалось непродолжительным. 10 января 1906 г. он был отстранен от должности {52} и отправлен в Тифлис. Здесь до 28 января он находился под домашним арестом {53} . В начале февраля 1907 г. последовали новый арест и новое освобождение {54} , после чего В. А. Старосельский отправился в Лондон и в качестве гостя под фамилией Старов принял участие в V съезде РСДРП. Эпизод тоже неординарный. Бывший губернатор на съезде нелегальной партии! {55} Вернувшись со съезда, В. А. Старосельский поселился в Кубанской области {56} .
Одним из тех, кто покровительствовал ему, был тифлисский губернский предводитель дворянства князь Давид Захарович Меликов (Меликашвили), жена которого приходилась двоюродной сестрой В. А. Старосельскому {57} . В то же время Д. З. Меликов состоял в родстве с князем Петром Дмитриевичем Святополк-Мирским {58} , занимавшим в 1904–1905 гг. пост министра внутренних дел {59} .
Когда Д. З. Меликов умер, П. Д. Святополк-Мирский телеграфировал: «Опечален кончиной покойного 40-летнего друга». Как сообщалось в печати, подобные телеграммы пришли от князей Алексея и Николая Дмитриевичей Оболенских, князей Георгия Дмитриевича и Прокопия Левановича Шервашидзе, барона Нольде, Александра Зиновьева, семьи Милютиных, Сергея Юльевича и Матильды Ивановны Витте, княгини Оболенской, графини Зарнекау, Джунковского и т. д. {60} .
«Гроб покойного, – сообщали газеты, – был вынесен из церкви наместником графом И. И. Воронцовым-Дашковым, тифлисским губернатором М. А. Лозинским, тифлисским губернским предводителем дворянства князем Д. А. Багратион-Давидовым, кутаисским губернским предводителем дворянства князем С. Д. Церетели и замещающим место тифлисского городского головы А. И. Хатисовым» {61} .
Все это дает основание думать, что определенное отношение к назначению В. А. Старосельского могли иметь, с одной стороны, некоторые представители грузинской аристократии, с другой – представители либерально настроенной части бюрократической элиты в столице.
Окружение наместникаСвязи революционного подполья не ограничивались губернскими учреждениями. «Своих людей» оно имело не только среди чиновников канцелярии наместника, но и в его ближайшем окружении.
Когда 26 февраля 1905 г. было восстановлено Кавказское наместничество {1} , во главе него был поставлен граф И. И. Воронцов-Дашков, с 1881 по 1897 г. занимавший пост министра императорского двора {2} . Его помощником по военной части стал генерал-лейтенант Яков Дмитриевич Малама, помощником по гражданской части – Николай Александрович Султан-Крым-Гирей, заведующим полицией на Кавказе – генерал-майор Евгений Никифорович Ширинкин {3} . В состав Совета при наместнике вошли: Николай Федорович Джунковский (от Министерства финансов), Владимир Ромулович Завадский (от Министерства юстиции), Яков Сергеевич Медведев (от Министерства земледелия и государственных имуществ), Иустин Васильевич Мицкевич, директор канцелярии наместника Николай Леонидович Петерсон, Николай Иванович Прибиль и Василий Гаврилович Устругов (от Министерства внутренних дел) {4} .
С 1905 по 1917 г. в управлении Кавказским наместничеством произошли большие изменения. Учитывая, что после 1910 г. пребывание И. В. Сталина на Кавказе имело эпизодический характер, ограничимся только первыми пятью годами существования наместничества.
Мы уже знаем, что когда в 1906 г. кутаисский губернатор В. А. Старосельский был отстранен от власти, его почти сразу же арестовали. Но столь же скоро он снова оказался на воле. Кто же помог ему? Вспоминая этот эпизод, он сам позднее признавался, что ему удалось освободиться «благодаря хлопотам генерала Маламы». «Я был спасен от ареста и как только освобожден, сейчас же стал нелегальным» {5} .
Заслуживает внимания и преемник Я. Д. Маламы генерал-лейтенант Николай Павлович Шатилов {6} . Сам Н. П. Шатилов вне подозрений, но его брат Владимир, тоже посвятивший себя военному делу, был обвинен С. Дегаевым в принадлежности к «Народной воле» и арестован. Доказать это обвинение не удалось, но продолжать службу В. П. Шатилову пришлось в Сибири, и только затем он получил возможность поселиться на Кавказе {7} . По всей видимости, обвинения С. Дегаева не были лишены оснований, так как уже в советское время фамилия В. П. Шатилова была включена в биобиблиографический справочник «Деятели революционного движения в России» {8} .
Н. А. Султан-Крым-Гирей являлся непосредственным начальником В. А. Старосельского, и без консультации с ним вряд ли могло состояться назначение последнего на должность губернатора. В дореволюционной печати Н. А. Султан-Крым-Гирей прямо обвинялся в связях с некоторыми революционными деятелями {9} . Конкретных и убедительных данных на этот счет пока обнаружить не удалось, но есть основание утверждать, что Н. А. Султан-Крым-Гирей имел связи в либерально-оппозиционных кругах. Об этом свидетельствует его причастность к подготовке банкета 31 декабря 1904 г. в Тифлисе. Именно он первоначально должен был председательствовать на нем, и только потом, видимо, после того как ему стал известен текст подготовленной резолюции, он предпочел уклониться от председательствования {10} .
5 апреля 1906 г. Н. А. Султан-Крым-Гирея на посту помощника наместника по гражданской части заменил Иустин Васильевич Мицкевич {11} . Черносотенная печать тоже обвиняла его в связях с революционным движением. Насколько они были обоснованными, еще предстоит выяснить. Но характерен следующий факт. Когда В. А. Старосельский, покинув Тифлис, обосновался в Екатеринодаре и было установлено его местонахождение, кубанский генерал-губернатор обратился в канцелярию наместника с запросом о возможности его ареста. 9 февраля 1908 г. Ф. А. Засыпкин как чиновник особых поручений при наместнике представил этот запрос И. В. Мицкевичу, но последний разрешения на арест не дал, потребовав компрометирующие В. А. Старосельского документы {12} , хотя существовавшие тогда правила позволяли санкционировать арест не только на основании документов, но и на основании агентурных данных.
12 февраля 1908 г. была получена телеграмма П. А. Столыпина: император надеется, что В. А. Старосельский арестован. 14 февраля И. В. Мицкевич запросил Ф. А. Засыпкина: арестован ли В. А. Старосельский на основании имеющихся у Вас данных? На следующий день последовал ответ: не арестован, ждем указаний. После этого И. В. Мицкевич предложил наместнику проект телеграммы: вопрос об аресте представлен на усмотрение министра внутренних дел. И это после напоминания П. А. Столыпина о необходимости ареста В. А. Старосельского и ссылки при этом на императора. Кубанский генерал-губернатор снова запрашивает наместника: нет ли препятствий для ареста. И только 21 февраля И. И. Воронцов-Дашков дал разрешение на арест {13} .
Между тем за день до этого в Екатеринодаре к В. А. Старосельскому на квартиру явился «один из его доброжелателей и конфиденциально сообщил», что его собираются арестовать. Получив такое сообщение, В. А. Старосельский немедленно перешел на нелегальное положение, добрался до Петербурга, оттуда на пароходе – до Гельсингфорса и через несколько дней был в Париже {14} . Таким образом, если в 1906 г. освобождению В. А. Старосельского из-под ареста способствовал один помощник наместника, то в 1908 г. спас от ареста другой его помощник.
6 сентября 1909 г. Иустин Мицкевич был отправлен в отставку. Его преемником стал гофмейстер тайный советник Эммануил Александрович Ватаци, который до этого занимал пост товарища министра внутренних дел {15} .
Перевод из столицы на Кавказ представлял для Э. А. Ватаци почетную ссылку. Причина ее пока неизвестна. Можно лишь отметить, что он принадлежал к числу тех чиновников, которые с симпатией относились к либерально-оппозиционному движению. Более того, когда в свое время редакция журнала «Освобождение» рассылала свое издание губернаторам, он, в отличие от большинства из них, прежде чем передать его в местное жандармское управление, регулярно знакомился с содержанием журнала {16} . Э. Ватаци имел с либеральным лагерем и личные связи. Дело в том, что его жена (урожденная Мертваго), приходилась сестрой одному из активных деятелей либеральной оппозиции А. П. Мертваго {17} .
По свидетельству бывшего чиновника Министерства иностранных дел В. Б. Лопухина, «в бытность на Кавказе Ватаци связался с крупным капиталистом-нефтяником Лианозовым и по оставлении службы в наместничестве стал заниматься его делами» {18} . Действительно, после ухода в отставку Э. А. Ватаци вместе с С. Г. Лианозовым принимал участие в делах таких коммерческих предприятий, как Русско-персидское лесопромышленное и торговое акционерное общество {19} и Товарищество «Братьев Мирзоевых» {20} .
О том, как на посту помощника наместника по гражданской части Э. А. Ватаци боролся с революционным движением, мы можем судить по воспоминаниям. «Аракелян, – писал член ЦК партии „Гнчак“ А. Гаспарян, имея в виду редактора газеты „Мшак“ Амбарцума Аракеляна, – как и главный редактор „Мшак“ А. Калантар, были в близких отношениях с „либеральным“ помощником „либерального“ наместника Воронцова-Дашкова сенатором Ватаци, через которого они спасли от преследований не только меня, но и других, многих, очень многих „политических преступников“, смягчали их участь» {21} .
В 1903 г. в поле зрения Департамента полиции оказался тайный советник Яков Сергеевич Медведев, который заведовал на Кавказе казенными имуществами. 7 октября 1903 г. Тифлисскому охранному отделению было дано распоряжение установить за ним наружное наблюдение. Это наблюдение, по всей видимости, ничего не дало {22} . Между тем 22 декабря 1904 г. Тифлисское охранное отделение проинформировало Департамент полиции о том, что проживавшая в Тифлисе и служившая в Управлении государственных имуществ учительница Ида Львовна Волкович, «родственница известной эсерки Краснянской», состоит «в переписке с заграничными революционными деятелями, корреспонденция которых адресуется на имя уполномоченного Министерства государственных имуществ Я. С. Медведева» {23} . Производилось ли в связи с этим какое-либо расследование, остается неизвестным. Я. С. Медведев продолжал занимать свой пост {24} .
Между тем 11 февраля 1905 г. Департамент полиции сообщил Тифлисскому охранному отделению: «Как выяснено ныне агентурным путем, для поддержания деловых сношений со своими единомышленниками Ленин намерен пользоваться собственными конспиративными адресами, из коих относящимися к г. Тифлису являются нижеследующие: Страховое общество „Кавказ и Меркурий“ [94]
[Закрыть], уполномоченный Министерства земледелия и государственных имуществ тайный советник Яков Сергеевич Медведев ( получает литературу и дает деньги)» {25} . Умер Я. С. Медведев в Советской Грузии 19 марта 1923 г. Сообщение о его смерти было опубликовано на страницах газеты «Заря Востока» {26} .
С мая 1905 г. членом Совета наместника был Николай Федорович Джунковский (р. 1862). {27} . Закончив Пажеский корпус, с 1882 по 1887 г. находился в лейб-гвардии Уланском полку, выйдя в отставку, служил по ведомству Министерства финансов в Харьковской, Тверской, Московской и Курской губерниях {28} .
Еще в молодые годы Н. Ф. Джунковский познакомился с семьей полковника Владимира Ивановича Винера и вскоре женился на его дочери Елизавете, сестра которой Цицилия стала женой князя Д. Хилкова, проделавшего эволюцию от толстовства к анархизму, а затем состоявшего в партии эсеров {29} . Д. Хилков был сыном Елены Петровны Джунковской, которая приходилась Николаю Федоровичу двоюродной сестрой. В свою очередь Н. Ф. Джунковский находился в родстве с эсером графом Алексеем Иосифовичем Доррером, на квартире у которого в Вологде в 1911 г. несколько дней скрывался собравшийся бежать из ссылки И. В. Джугашвили {30} .
На почве увлечения толстовством Н. Ф. Джунковский, Д. Хилков и сестры Е. В. и Ц. В. Винер сблизились с некоторыми представителями не только либеральной оппозиции, но и революционного подполья [95]
[Закрыть]. Так, в Москве в круг их общения входил присяжный поверенный Николай Константинович Муравьев {31} , бывший одним из руководителей московского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» {32} . В 1905 г. он играл видную роль в Союзе инженеров и был причастен к подготовке вооруженного восстания в Москве {33} , а в 1917 г. возглавил Чрезвычайную следственную комиссию Временного правительства по выяснению злоупотреблений царских министров {34} . Ставший 22 октября 1915 г. сенатором {35} , Н. Ф. Джунковский умер 19 декабря 1916 г. {36} Его жена скончалась в 1928 г. Сообщение о ее смерти было опубликовано на страницах газеты «Заря Востока» {37} .
Интересную фигуру в окружении И. И. Воронцова-Дашкова представлял действительный статский советник Евгений Густавович Вейденбаум (р. 1845) {38} . На протяжении ряда лет он исполнял обязанности управляющего князя Георгия Михайловича Шервашидзе и по этой причине был своим человеком в его семье. Из переписки с последним явствует, что они оба осуждали существовавшие в России до 1905 г. порядки, сравнивая их с восточной деспотией. Это дает основание рассматривать Е. Г. Вейденбаума как представителя либеральной бюрократии {39} .
Е. Г. Вейденбаум находился в дружеских отношениях с семьей доктора Николая Ильича Воронова, который в прошлом отдал дань народничеству и принимал участие в распространении герценовского «Колокола», а его дети стали социал-демократами. Юрий Николаевич Воронов с 1895 г. учился в Монпелье за счет князя Г. М. Шервашидзе с обязательством по возвращении быть его управляющим. Людмила Николаевна Воронова в 1903 г. являлась связной секретаря ПК РСДРП Елены Стасовой {40} .
