Текст книги "Кто стоял за спиной Сталина?"

Автор книги: Александр Островский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 53 (всего у книги 64 страниц)

Показательно также то, что объектом увлечения Е. Г. Вейденбаума стала служащая Управления Закавказской железной дороги Лихневич, входившая в состав Тифлисской организации РСДРП. Называя эту фамилию, Михаил Иосифович Климиашвили писал: «Оказывается, Лихневич была гражданской женой директора канцелярии наместника Вейденбаума и о каждом нашем шаге сообщала ему. После смерти Вейденбаума остались две тетради его дневников (хранятся в доме старого революционера Миха Карцевадзе), в которых Вейденбаум с желчью говорит о движении 1905 г. и лично обо мне» ^{41} .

Какую бы желчь Е. Г. Вейденбаум не изливал в своем дневнике, u важно другое – он находился в приватных отношениях с человеком, который являлся участником революционного движения.

Таким образом, мы видим, что граф И. И. Воронцов-Дашков окружил себя помощниками, многие из которых отличались либеральными убеждениями или же имели как опосредованные, так и прямые связи с революционным подпольем. Не случайно, видимо, П. А. Столыпин обвинял графа И. И. Воронцова-Дашкова в особом «оптимистическом отношении» к партии «Дашнакцутюн» и «армянам вообще» ^{42} , а в одном из агентурных донесений говорилось: «Партийные члены возлагают какие-ю большие надежды на наместника» ^{43} .

Возвращаясь в этой связи к истории с В. А. Старосельским, нельзя не обратить внимание на то, что в освобождении его 28 января 1906 г. из-под домашнего ареста принимал участие личный секретарь И. И. Воронцова-Дашкова, который не только выразил «ему желание графа», чтобы он покинул Кавказ, не только «обещал ему охрану до границы Закавказья», но и «передал Владимиру Александровичу некоторую сумму на расходы по отъезду». Не был ли этим «личным секретарем» И. И. Воронцова-Дашкова его адъютант Лазарьянц, который, по сведениям Кавказского районного охранного отделения, являлся членом партии «Дашнакцутюн»? ^{44}

Самого И. И. Воронцова-Дашкова трудно заподозрить в оппозиционности ^{45} . Достаточно сказать, что, получив текст Манифеста 17 октября 1905 г., он не хотел верить в то, что Николай II мог подписать такой документ, а когда ему стало известно о подготовке указа 21 октября 1905 г. о политической амнистии, он добился нераспространения его на Кавказ ^{46} . Но заслуживает внимания вопрос о зависимости графа от тех сил, которые находились в оппозиции к правительству.

* * *

Здесь прежде всего следует отметить, что нефтеносные земли И. И. Воронцова-Дашкова в Баку разрабатывала компания «Братья Нобель» ^{47} . Именно Э. Л. Нобель в конце 1905 – начале 1906 г., предоставив конторе графа И. И. Воронцова-Дашкова 25-тысячный кредит, спас ее от финансового банкротства ^{48} . Обращает на себя внимание также тот факт, что управляющим нефтепромыслами самого графа был Л. А. Туманов ^{49} , а контора нефтепромышленной фирмы наместника находилась в доме Ашурбековых ^{50} , один из представителей семейства которых – Иса-бек Ашурбеков – как мы уже знаем, входил в руководство мусульманской социал-демократической организации «Гуммет».

Оценивая позиции, которые занимал И. И. Воронцов-Дашков, необходимо также учитывать те настроения, которые существовали внутри грузинской аристократии и с которыми ему трудно было не считаться.

Прежде всего это касается возникших к началу XX в. внутри грузинского дворянства стремлений к предоставлению Грузии той или иной формы государственности. По данным Тифлисского охранного отделения, особую роль среди грузинских националистов играли князья Иван Гивич Амилахвари и Георгий Александрович Багратион-Давидов ^{51} , а «все назначения националистов» производились «при помощи находящегося в Петербурге некоего князя Накашидзе» ^{52} .

Сделавший успешную военную карьеру и имевший одно из высших воинских званий, звание генерала от инфантерии, князь И. Г. Амилахвари принадлежал к известному в Грузии аристократическому роду, крепостными крестьянами которого являлись родители Е. Г. Геладзе ^{53} . И. Г. Амилахвари был женат на правнучке одного из руководителей антирусского восстания 1804 г., князя Элизбара Георгиевича Эристави, княжне Анне Александровне Эристави (1848–1934), брат которой Шалва (Владимир) (1863–1923) состоял в браке с княжной Екатериной Георгиевной Абашидзе (1872–1930), сестрой помощника председателя Совета съезда марганцепромышленников и одного из лидеров партии социалистов-федералистов, Ивана (Кита) Абашидзе ^{54} .

Заслуживают внимания и другие родственные связи И. Г. Амилахвари. Взяв в жены княжну Нину Николаевну Шервашидзе (1887–1938), его сын Константин (1877–1948) породнился с семьей князя Николая Александровича Шервашидзе, одна сестра которого, Мария, была причастна к «Народной воле» и несколько лет провела в ссылке, вторая, Елизавета, стала женой известного народника Михаила Кайхосровича Кипиани, третья, Екатерина (1857–1929), находилась замужем за князем Александром Григорьевичем Цулукидзе (1844–1897), племянником которого по матери являлся известный большевик А. Г. Цулукидзе. Старшая дочь И. Г. Амилахвари Нина (1873–1933) вышла замуж за князя Николая Александровича Туманова (1864–1921), видимо, брата управлявшего нефтепромыслами И. И. Воронцова-Дашкова Л. А. Туманова, а младшая, Марта (1875–1937), – за военно-морского врача Владимира Матвеевича Туркия (1873–1948), находившегося в родстве с Минадорой Игнатьевной Туркию, отец которой входил в правление Потийского общества взаимного кредита, а мужем был предприниматель-революционер, социалист-федералист Акакий Мефодиевич Хоштария.

Родственные связи князей И. Г. Амилахвари и И. Г. Абашидзе в некоторой степени символизировали единство националистически настроенной части грузинского дворянства и марганцепромышленной элиты. Одним из важнейших вопросов, в котором сталкивались интересы этой элиты и интересы правительства, был вопрос о распределении прибыли, создаваемой марганцедобывающей промышленностью. Вот только один пример. До февраля 1909 г. пуд марганца в Поти оценивался в 19,6 коп. Из них только установленные государством железнодорожные тарифы составляли 9,9 коп., т. е. более 50 % экспортной цены ^{55} . Это делало марганцепромышленников заинтересованными или в ограничении власти императора, т. е. в конституции, или в предоставлении Грузии автономии, или же в завоевании ею полной независимости от России.

На этой почве складывалась возможность союза между определенной частью националистически настроенного дворянства, марганцепромышленниками и революционным подпольем.

Один из первых шагов в этом направлении был сделан в начале марта 1899 г., когда в Кутаисе состоялось «особое частное совещание из всех находящихся в это время в Кутаисе дворян» для обсуждения вопроса о праздновании 100-летия включения Грузии в состав России, принявшее решение выдвинуть в связи с предстоящим юбилеем требование распространения на Кавказ земского самоуправления ^{56} . Составление всеподданнейшего адреса с подобным требованием было поручено комиссии, в которую кроме уездных предводителей дворянства вошли князь Т. А. Дадешкелиани, Г. Ф. Зданович, Г. Коркашвили, князь А. М. Кочакидзе, князь Вл. Микеладзе, князь Д. А. Микеладзе, А. Т. Нанейшвили, князь П. А. Туманов, С. Ф. Хундадзе, С. Г. Церетели ^{57} .

Сразу же бросается в глаза, что из десяти поименованных лиц четверо (Г. Ф. Зданович, Д. А. Микеладзе, А. Т. Нанейшвили и С. Ф. Хундадзе) имели революционное прошлое, причем трое из них представляли Совет съезда марганцепромышленников. П. А. Туманов, по всей видимости, был братом Л. А. и Н. А. Тумановых, а Г. Коркашвили – сыном Луки Давидовича Коркашвили и Нины Яковлевны Николадзе, сестры Н. Я. Николадзе. Князь Семен Георгиевич Церетели, с 1898 г. занимавший пост губернского предводителя дворянства, приходился троюродным братом поэту, марганцепромышленнику князю А. Р. Церетели, который фигурирует в картотеке Департамента полиции как социалист-федералист ^{58} . Князь В. С. Микеладзе находился в браке с княжной Пелагеей Григорьевной Цулукидзе, которая имела сестру Олимпиаду, бывшую матерью известного большевика А. Г. Цулукидзе ^{59} . К этому следует добавить, что князь Александр Максимович Кочакидзе был женат на княжне Екатерине Отиевне Дадиани, двоюродной сестре уездного предводителя дворянства князя Н. Н. Дадиани, паспортом которого, как мы уже знаем, пользовался Камо ^{60} .

В ноябре 1900 г. в Кутаисе на совещании в доме Г. Ф. Здановича князь Давид Александрович Микеладзе поднял вопрос о необходимости добиваться отделения Грузии от России, после чего эта идея стала пропагандироваться среди грузинской интеллигенции ^{61} . 24 апреля 1901 г. Д. А. Микеладзе огласил специальную записку с обоснованием этой идеи на заседании губернского дворянского собрания ^{62} . Тогда, судя по всему, она не получила поддержки. Но прошло три с половиной года, и все изменилась.

1 апреля 1905 г. состоялось чрезвычайное собрание дворян Тифлисской губернии. Председательствовать на этом собрании было доверено князю А. И. Джамбакур-Орбелиани ^{63} . Сын князя Ивана Мамуковича Джамбакур-Орбелиани и княжны Марии Дмитриевны Святополк-Мирской, он состоял в родстве с князем Петром Дмитриевичем Святополк-Мирским, получившим известность в 1904–1905 гг. на посту министра внутренних дел ^{64} .

Тифлисское губернское дворянское собрание приняло всеподданнейший адрес, в котором говорилось:

«…Дворянство высказывает свое глубокое убеждение, что мирное и культурное развитие грузинского народа возможно лишь при условии признания за Грузией, этой неотъемлемой частью Русского государства, добровольно связавшей свою судьбу с его судьбой, права на управление законами, установленными местным представительным собранием, избираемым путем всеобщей, прямой, тайной и равной для всего населения Грузии подачи голосов» ^{65} .

Тифлисское дворянство недвусмысленно ставило возможность дальнейшего «мирного развития» Грузии в зависимость от предоставления ей самой широкой автономии. Это был скрытый ультиматум.

9–11 апреля 1905 г. под председательством князя С. Д. Церетели состоялось чрезвычайное дворянское собрание Кутаисской губернии ^{66} . На этом собрании Д. В. Мдивани, который, как мы знаем, занимал должность секретаря Совета съезда марганцепромышленников, огласил проект принятого единогласно всеподданнейшего адреса. В нем выражалась солидарность с подобным же адресом тифлисского дворянства и говорилось, что единственным средством успокоения «может служить лишь признание за Грузией, состоящей из Тифлисской и Кутаисской губерний, Батумской области, Сухумского и Закатальского округов, права управляться законами, установленными местным представительным собранием путем всеобщей, прямой, тайной и равной для всего населения Грузии подачи голосов» ^{67} .

Для разработки программы реформ дворянское собрание избрало комиссию, более половины членов которой прямо или опосредованно были связаны с марганцедобывающей промышленностью, среди них, в частности, находились товарищ председателя Совета съезда марганцепромышленников князь Иван Георгиевич Абашидзе и секретарь этого совета Ясон Фомич Бакрадзе ^{68} .

«Все пути ведут в Рим»

Революционное подполье имело связи с представителями власти не только на Кавказе, но и в других губерниях империи, в том числе в самой столице, причем на самых разных этажах власти.

По данным Департамента полиции, «действиями боевой дружины киевской группы социалистов-революционеров» руководила «Рейнбот Мария Платоновна – жена члена Совета министра финансов» ^{1} . Об этом же позднее писал в своих воспоминаниях жандармский генерал А. И. Спиридович ^{2} . В «Адрес-календаре Российской империи» на 1904 г. фигурирует только один член Совета министра финансов с такой фамилией – действительный статский советник Александр Евгеньевич Рейнбот ^{3} .

Жена сенатора Дмитрия Александровича Калмыкова Александра Михайловна (урожденная Чернова), не только была «второй матерью» легального марксиста, позднее редактора журнала «Освобождение» и члена ЦК партии кадетов Петра Бернгардовича Струве [96]

[Закрыть], но и принимала активное участие в организации газеты «Искра», причем, по некоторым данным, участвовала в финансировании ее издания и созыва II съезда РСДРП ^{4} .

Известный анархист князь Д. Хилков находился в родстве с министром путей сообщения князем М. И. Хилковым и товарищем министра внутренних дел В.Ф.Джунковским ^{5} . Отец Зинаиды Шадурской, которая была сотрудником редакции журнала «Освобождение» ^{6} и находилась в приятельских отношениях с А. М. Коллонтай ^{7} , достиг должности товарища министра ^{8} . Социал-демократ Георгий Александрович Соломон являлся племянником члена Государственного совета ^{9} , а один из руководителей партии эсеров, выходец из богатой помещичьей семьи Алексей Михайлович Устинов – племянником премьера и министра внутренних дел П. А. Столыпина ^{10} .

Князь Сергей Дмитриевич Урусов был женат на Софье Владимировне Лавровой, племяннице известного народника П. Л. Лаврова. Ее родственницы Екатерина и Ольга Николаевна Лавровы принимали участие в революционном движении. В декабре 1905 г., когда С. Д. Урусов занимал пост товарища министра внутренних дел и руководимое при его участии министерство встало на путь подавления революции, Екатерина и Ольга скрывались в Москве от преследования полиции в доме своего высокопоставленного родственника ^{11} .

Другим источником связей между правительственным лагерем и революционным подпольем было рекрутирование чиновников из революционной среды. Для многих временем бунтарства было время пребывания в стенах учебных заведений. Позднее некоторые «бунтари» взрослели, отходили от революционной деятельности, поступали на службу и делали успешную карьеру. Помощником начальника Управления казенных железных дорог в чине генерал-майора встретил революцию 1917 г. Юрий Владимирович Ломоносов (р. 1876) ^{12} . Сенатором закончил свой жизненный путь Владислав Ромуальдович Завадский (1840–1910) ^{13} . Должности товарища министра финансов достиг Владимир Иванович Ковалевский ^{14} , товарищем министра стал Николай Андрианович Неклюдов (1840–1896) ^{15} .

Были среди чиновников лица, которые хотя и не принимали участия в политической жизни, но находились в скрытой оппозиции к царскому режиму, поддерживали контакты с представителями либеральной оппозиции и по разным причинам готовы были оказывать поддержку революционному подполью. Так, в 1903 г. для получения «Искры» в Петербурге использовался адрес директора правления АО Московско-Виндавско-Рыбинской железной дороги А. Н. Пургольда ^{16} , а также адрес секретаря при обер-прокуроре Правительствующего Сената статского советника Виктора Эмильевича Дандре ^{17} . В 1905 г. в Петербурге на квартире статского советника Константина Петровича Фан-дер-Флита хранились нелегальная литература, шрифт и оружие ^{18} .

Из воспоминаний бывшего начальника Петербургского охранного отделения генерала А. В. Герасимова явствует, что когда им был завербован в качестве секретного сотрудника один из лидеров партии эсеров, Е. Ф. Азеф, к тому времени уже имевший длительный опыт сотрудничества с Департаментом полиции, «ему бросилась в глаза совершенно исключительная осведомленность Азефа относительно всех передвижений царя. Все изменения, которые вносились в план царской поездки, в каком бы секрете они ни держались, немедленно становились известными Азефу, который обо всех них получал извещения путем условных телеграмм. Азеф даже бравировал этой своей осведомленностью и почти посмеивался над Герасимовым, который этого рода новости узнавал позднее Азефа, хотя по своему положению должен был быть в курсе всех этих вопросов, так как именно на нем лежала основная забота о безопасности царя» ^{19} .

Было проведено расследование утечки информации. «Результаты этого расследования, – писал известный историк Б. И. Николаевский, – заставили Герасимова схватиться за голову: все говорило за то, что информатором Азефа был не какой-либо второстепенный чиновник (именно на это надеялся Герасимов, начиная свое расследование), а лицо весьма и весьма высокопоставленное. Принимать какие бы то ни было меры против него на свою собственную ответственность Герасимов, конечно, не мог и решил сделать конфиденциальный доклад обо всем этом деле Столыпину. Последний долго отказывался верить. По его настоянию была произведена дополнительная проверка полученного результата, которая только подтвердила первоначальный вывод: означенное высокопоставленное лицо, судя по всему, действительно вполне сознательно оказывало содействие террористам в подготовке цареубийства <…>. Казалось, правительство не имело ни права, ни возможности мириться с подобным положением. И тем не менее после долгих размышлений Столыпин дал указание не давать делу никакого движения» ^{20} .

Показательно, что даже в эмиграции А. В. Герасимов не решился назвать фамилию этого чиновника, отметив лишь, что по своему положению это был «почти член Совета министров». Это дает основание думать, что упоминаемый сановник занимал должность товарища министра ^{21} .

Более пристального и объективного внимания заслуживает фигура первого премьер-министра России Сергея Юльевича Витте. Рисуя образ царского бюрократа, его биографы ^{22} до сих пор сознательно или бессознательно отбрасывают все то, что не вписывается в создаваемую ими картину: связи С. Ю. Витте с крайне оппозиционными и даже революционными элементами в молодости ^{23} ; привлечение его в 1870 г. к следствию по делу о студенческой кассе, едва не завершившееся ссылкой, о чем мы знаем пока только с его собственных слов ^{24} ; существовавшие в свое время слухи о финансировании им газеты «Искра» ^{25} ; признание бывшего директора Департамента полиции А. А. Лопухина, что, потеряв в 1903 г. портфель министра финансов, С. Ю. Витте предлагал ему физическое устранение Николая II ^{26} ; документы, которыми будто бы располагал В. К. Плеве, о его связях с революционным подпольем и причастности его к подготовке покушения на императора ^{27} или же о его принадлежности к масонству ^{28} ; подозрения относительно его связей с Г. Гапоном до 9 января 1905 г. и непонятные контакты с ним после Кровавого воскресенья ^{29} ; обвинения его в поддержке леворадикальной газеты «Сын отечества» ^{30} ; его участие в имевшей политический характер благотворительности ^{31} ; существовавшие в придворных кругах подозрения о его причастности к организации Всеобщей октябрьской стачки 1905 г. ^{32} ; скрытые контакты с членами Петербургского Совета рабочих депутатов 1905 г. ^{33} , а затем воздействие на суд с целью облегчения их участи ^{34} ; сочувственные высказывания относительно социалистических идей ^{35} , уверенность в неизбежности попыток их практического осуществления ^{36} ; высокую оценку моральных качеств участников революционного движения ^{37} и т. д.

* * *

Те же самые процессы, которые втягивали в революционное движение выходцев из семей высокопоставленного чиновничества, захватывали и военную среду.

Народовольцы, связанные с А. И. Ульяновым, позднее эсеры братья А. А. и С. А. Никоновы были сыновьями адмирала ^{38} . Известный социал-демократ, один из создателей и руководителей газеты «Искра», позднее меньшевик А. Н. Потресов вышел из семьи генерал-майора ^{39} . Сыном генерал-майора являлся известный эсер А. Д. Покотилов (1879–1904), брат которого Дмитрий входил в правление КВЖД, затем состоял русским посланником в Китае, а сестра Александра находилась замужем за тайным советником, товарищем министра финансов П. М. Романовым ^{40} . Дочь генерала от инфантерии М. А. Домонтовича Александра Михайловна получила известность как видная большевичка под фамилией своего первого мужа, генерал-майора В. Л. Коллонтай ^{41} . Дочерью генерала от инфантерии, являвшегося амурским военным губернатором, а затем помощником начальника Главного штаба, была эсерка Мария Аркадьевна Беневская ^{42} .

Точно так же, как и в чиновничьей среде, вчерашние бунтари достигали высоких чинов и должностей на военной службе. Генеральские эполеты выслужили Викентий Викентьевич Ждан-Пушкин (1824–1895) и Владимир Александрович Обручев (1836–1912). Михаил Георгиевич Альтфатер, отец известного «красного адмирала», закончил свою военную карьеру в чине генерал-лейтенанта и в должности товарища генерал-фельдцейхмейстера, а Николай Николаевич Обручев (1830–1904) стал генералом от инфантерии, начальником Главного штаба (1881–1897 гг.) и членом Государственного совета ^{43} . Всего же с 1816 по 1917 г. в революционном движении участвовало около 1500 офицеров ^{44} .

Имеются воспоминания, из которых явствует, что весной 1905 г. на квартире присяжного поверенного Сергея Петровича Елисеева состоялось учредительное собрание Всероссийского офицерского союза, который вскоре создал свои отделения в Астрахани, Выборге, Луге, Варшаве и Ярославле. В столице работа велась в лейб-гвардии Егерском и лейб-гвардии Финляндском полках ^{45} .

Как вспоминал С. И. Гусев (Драбкин), весной 1905 г. большевики получили предложение о координировании своей деятельности от группы офицеров, представитель которых «сообщил, что у них существует в противовес гвардейской-офицерской организации „Лига белого орла“ такая же „Лига красного орла“ и что цель этой последней заключается в том, чтобы свергнуть Николая и добиться конституции» ^{46} .

К одной из подобных организаций, по всей видимости, принадлежал офицер Генерального штаба, позднее генерал Василий Федорович Новицкий ^{47} .

А вот что писал один из руководителей военной организации ЦК большевиков в 1917 г., К. Механошин: «…Военная организация сумела проникнуть своими щупальцами не только в войсковые части и на военные склады, но и в такие учреждения, как Генеральный и Главный штабы. В других центральных учреждениях – интендантском, квартирном и особенно в Г[лавном] А[ртиллерийском] Управлении] – мы имели не только единичных товарищей, но и целые ячейки, члены которых в дальнейшем сыграли чрезвычайно большую роль» ^{48} .

Среди лиц, которые сотрудничали с большевиками в 1917 г., находился помощник начальника Генерального штаба генерал-лейтенант Николай Михайлович Потапов. Занимая в Генеральном штабе должность генерал-квартирмейстера, он курировал военную разведку и контрразведку! ^{49} Факт, который давно уже известен историкам революционных событий 1917 г., но с удивительным упорством игнорируется ими.

* * *

Революционные партии имели «своих людей» и при дворе.

Так, касаясь появления в декабре 1900 г. газеты «Искра», А. И. Спиридович писал: «Одним из основателей ее был Ульянов-Ленин, а деньги на издание первых номеров дал сын члена Государственного совета камер-юнкер Сабуров» ^{50} . В комментариях к этим воспоминаниям указано, что речь идет о сыне члена Государственного совета А. А. Сабурова, занимавшего в 1880–1881 гг. пост министра народного просвещения ^{51} .

Обращение к «Адрес-календарю» Российской империи на 1901 г. показывает, что в конце 1900 г., когда это издание готовилось к печати и когда вышел первый номер газеты «Искра», в Государственном совете было два члена с фамилией Сабуров: Андрей и Петр ^{52} . Оба являлись сыновьями декабриста Александра Ивановича Сабурова (1799–1880) ^{53} . Что же касается «Придворного штата его императорского величества» на 1901 г., то в нем значится только одно лицо с такой же фамилией – фрейлина Мария Андреевна Сабурова ^{54} .

Лишь в «Адрес-календаре» на 1902 г. в «Придворном штате» действительно появился сын члена Государственного совета Сабурова, но не Андрея, а Петра Александровича – чиновник особых поручений при министре внутренних дел Александр Петрович, причем появился сразу же в должности церемониймейстера. Никаких других Сабуровых в «Придворном штате его императорского величества» 1900–1905 гг. не значится ^{55} , и только потом в списке придворных чинов в звании камер-юнкера появляется брат А. П. Сабурова Петр ^{56} . Именно его, вероятнее всего, и имел в виду А. И. Спиридович. Во всяком случае, за свои взгляды в 1906 г. П. П. Сабуров был исключен из общества выпускников Александровского лицея, а затем его фамилия исчезла из списка придворных чинов ^{57} .

О том, что камер-юнкер Сабуров был не единственной «белой вороной» среди придворных чинов, свидетельствуют воспоминания Н. В. Валентинова, который писал, что «средства на вышедшую в 1905 г. после октября „Московскую газету“ дал сын одного камергера» ^{58} .

Если фамилия кредитора «Московской газеты» нам неизвестна, а об имени кредитора «Искры» мы можем лишь догадываться, то одно из лиц с придворным званием, оказывавшее материальную поддержку революционному подполью, можно назвать. Это был находившийся в звании камергера императорского двора граф Анатолий Дмитриевич Нессельроде (1850–1923) ^{59} .

Правнук перешедшего на русскую службу германского дипломата графа Максимилиана-Юлия-Вильгельма-Карла Нессельроде (1724–1810), внук канцлера Карла Васильевича Нессельроде, пошедшего по стопам отца и с 1817 по 1856 г. занимавшего пост министра иностранных дел, сын гофмейстера императорского двора Дмитрия Карловича Нессельроде (1816–1891) и графини Лидии Арсеньевны Закревской (1826–1884), дочери Арсения Андреевича Закревского (1786–1865), занимавшего в 1828–1831 гг. пост министра внутренних дел ^{60} , А.Д.Нессельроде родился в 1853 г. В 1872 г. со степенью доктора прав он закончил Гейдельбергский университет, некоторое время находился на службе сначала по ведомству Министерства юстиции, потом по ведомству Министерства финансов. Затем вышел в отставку ^{61} .

Еще в 1896–1902 гг. он привлек к себе внимание Департамента полиции своими оппозиционными высказываниями и публичными выступлениями. Так, в декабре 1899 г. он обратился к Саратовскому губернскому дворянскому собранию с запиской, в которой ставил вопрос о необходимости дворянству отказаться от узкосословной политики и подводил собрание к идее «чуть не об учреждении Земского собора». По мнению жандармского полковника Иванова, «вышеупомянутая записка [была] составлена не графом, а другими лицами», «по агентурным указаниям, присяжным поверенным Самуилом Еремеевичем Кальмановичем и кандидатом прав из крестьян Смоленской губернии Николаем Ивановым Ракитниковым» [97]

[Закрыть] ^{62} . По данным Департамента полиции, относящимся к началу 1906 г., А. Д. Нессельроде являлся одним из кредиторов партии эсеров ^{63} . Позднее он демонстративно отказался от придворного звания, а затем и от российского подданства ^{64} .

В близких отношениях с известным адвокатом, лидером фракции трудовиков эсером А. Ф. Керенским находился граф А. А. Орлов-Давыдов, бывший потомком одного из фаворитов Екатерины II, приходившийся двоюродным братом лидеру партии кадетов Павлу Дмитриевичу Долгорукову. В ближайшее окружение графа А. А. Орлова-Давыдова входили князь Д. И. Бебутов, П. М. Макаров, B. А. Маклаков, М. С. Маргулиес, с ним были связаны А. И. Браудо, барон Г. X. Майдель. Все эти лица принадлежали или же подозревались в принадлежности к масонам ^{65} .

Связи с революционным подпольем имела баронесса Варвара Ивановна Икскуль фон Гилленбанд, дочь генерала от артиллерии Ивана Сергеевича Лутковского и Марии Алексеевны Штериг. В первом браке Варвара Ивановна находилась за камергером, действительным статским советником Николаем Дмитриевичем Глинкой (1838–1884), бывшим генеральным консулом России во Франкфурте-на-Майне, внучатым племянником декабриста Карла Кюхельбекера, во втором браке (с 1874 г.) – за бароном Карлом Петровичем Икскуль фон Гилленбандом (умер 23 ноября 1894 г.) ^{66} . Квартира баронессы В. И. Икскуль в 1905 г. использовалась для заседаний подпольной организации «Офицерский союз» ^{67} .

Как явствует из воспоминаний, после появления Манифеста 17 октября 1905 г. деятельность бакинской типографии РСДРП «Нина» была остановлена, а ее оборудование и технический персонал перемещены в Москву и Петербург. По воспоминаниям, в Москве типография была открыта на Лесной улице в доме Юрасовых под видом фруктового магазина, а в Петербурге размещена в Казачьем переулке, в доме № 5, принадлежавшем графу Мусину-Пушкину. Здесь печатались легальные большевистские газеты «Эхо», «Волна», «Девятый вал» ^{68} . Однако в воспоминания вкралась неточность. В Петербурге было два Казачьих переулка: Большой и Малый. Один из домов, расположенных по Большому Казачьему переулку, действительно принадлежал графу Алексею Алексеевичу Мусину-Пушкину, правда, не дом № 5, а дом № 15 ^{69} .

Вся либеральная Москва знала салон графини Варвары Николаевны Бобринской. Здесь собиралась земская и городская оппозиция. Здесь родился Союз союзов. Здесь находили «крышу» даже социал-демократы ^{70} . Варвара Николаевна происходила из известного дворянского рода Львовых. Ее брат Александр находился в браке со светлейшей княжной Салтыковой, сестра которой была замужем за князем Алексеем Дмитриевичем Оболенским, бывшим товарищем министра, а затем обер-прокурором Святейшего Синода. Другой брат В. Н. Бобринской, Николай, снабжавший деньгами «Союз освобождения», а затем вошедший в Партию мирного обновления, дважды как представитель оппозиции получал предложение занять министерское кресло. Третий, Владимир, стал членом Государственной Думы и первым революционным обер-прокурором Святейшего Синода в 1917 г. ^{71} .

Среди лиц, близких к революционному подполью, следует назвать князя Владимира Владимировича Барятинского, женатого на известной в свое время артистке Л. Яворской (урожденной Гюббенет). На их квартире в 1905 г. тоже собирался Офицерский союз ^{72} . Супруги Барятинские были причастны и к деятельности второго Петербургского Совета рабочих депутатов, который после 3 декабря 1905 г. возглавлял немецкий социал-демократ А. Л. Гельфанд, известный под фамилией Парвус. «Собрания Исполнительного комитета, – вспоминал член этого совета В. Аксенов, – происходили в фешенебельных квартирах – помню заседание в квартире Л. Яворской или кн. Барятинской» ^{73} . Между тем отец В. В. Барятинского был близок к Николаю II и вплоть до своей смерти входил в придворный штат императрицы Марии Федоровны ^{74} .

Как мы знаем, в Горийском уезде находилось боржомское имение великого князя Михаила Николаевича, поэтому даже после его ухода с поста наместника на Кавказе с ним согласовывалось назначение не только боржомского участкового пристава, но и горийского уездного начальника. Появление на этом посту уже упоминавшегося выше Д. И. Бакрадзе свидетельствует, что в Конторе великого князя в данном вопросе по меньшей мере была проявлена близорукость. А когда Особое совещание при МВД приговорило Д. И. Бакрадзе к трем годам ссылки в Тобольскую губернию, в адрес Тифлисского ГЖУ ушел запрос, подписанный помощником заведующего охранной агентурой, подведомственной дворцовому коменданту, в котором говорилось: «Судимостью коллежского асессора Бакрадзе интересовался состоящий при е. в. императрице Марии Федоровне гофмейстер высочайшего двора князь Шервашидзе ввиду нахождения родственника Бакрадзе на службе у его сиятельства» ^{75} .