Текст книги "Кто стоял за спиной Сталина?"
Автор книги: Александр Островский
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 64 страниц)
Арестованный на улице И. В. Джугашвили был препровожден в Дом предварительного заключения, передан охранному отделению и подвергнут допросу {1} . Ни протокол его задержания, ни протокол обыска, ни протокол допроса нам неизвестны. Информируя Департамент полиции об этом аресте, Петербургское охранное отделение сообщало: «Иосиф Виссарионов Джугашвили 22 сего апреля арестован на улице. При аресте он заявил, что определенного места жительства в городе Петербурге не имеет. При личном обыске у Джугашвили ничего преступного не обнаружено». На письме имеется резолюция: «Сообщить в Баку об аресте Джугашвили и спросить Петербургское охранное отделение, что дальше будет с Джугашвили, так как он [член] ЦК» {2} .
Сохранился запрос Департамента полиции в Петербургское охранное отделение: «Вследствие записки от 22 апреля 1912 г. за jsfo 5941 Департамент полиции просит Ваше Высокоблагородие сообщить сведения о дальнейшем направлении дела члена Центрального комитета Российской социал-демократической партии Иосифа Джугашвили» {3} . Это означало, что Департамент полиции берет переписку по поводу выяснения политической благонадежности И. В. Джугашвили под свой контроль.
Первый связанный с этим расследованием документ, который имеется в нашем распоряжении, – «литера А» о возбуждении переписки. Датированная 4 мая, она в этот же день за № 6658 была направлена в 7-е делопроизводство Департамента полиции {4} . 8 мая здесь появилось дело № 922 {5} . Из «литеры А» явствует, что переписка была возбуждена 26 апреля и поручена ротмистру Петербургского ГЖУ Павлу Васильевичу Юдичеву. Однако слова «начальник Петербургского ГЖУ» в «литере А» забиты на пишущей машинке, и подписана она за начальника Петербургского охранного отделения подполковником Еленским, а в графе «Место возбуждения переписки» указано «Петербург».
Из этого следует, что Петербургское охранное отделение сделало попытку представить «литеру А» от имени Петербургского ГЖУ, а когда эта попытка не удалась, представило от своего имени. Следовательно, И. В. Джугашвили не был передан ГЖУ {6} . Данный факт полностью подтверждает справка Петербургского охранного отделения от 7 марта 1913 г., в которой говорится: «22 апреля 1912 г. Джугашвили был вновь арестован в Петербурге и привлечен к переписке в порядке Положения о государственной охране при Петербургском охранном отделении» {7} .
Если обратиться к «Положению об охранных отделениях», утвержденному 9 февраля 1907 г., то мы увидим, что оно давало им возможность производить «исследования политической благонадежности отдельных лиц» (параграф 24). Но параграф 28 конкретизировал это право следующим образом: «Если поступившие начальнику Охранного отделения сведения не дают основания к немедленному возбуждению формального дознания и следствия, то начальник Отделения приступает на основании 253 ст. Уст. угол, суд. к проверке и разработке означенных указаний путем негласного расследования, причем если событие или состав преступления не подтвердятся, то буде по данному делу не было составлено формальных актов, расследование остается без дальнейших последствий, в противном случае производство направляется: 1) в местное ГЖУ, если перепиской выяснена политическая неблагонадежность кого-либо, вызывающая только необходимость дальнейшего Дознания для внесения дела в Особое совещание, образованное на основании 33 и 34 ст. Положения об охране и 2) в ГЖУ в порядке ст. 1035–10 ст. Уст. угол. суд. для направления прокурорскому надзору, если для принятия мер, указанных в пункте 1, нет достаточных оснований, причем дальнейшее расследование, если таковое окажется необходимым, производится жандармским управлением» {8} .
Однако никаких документов, свидетельствующих о том, что Петербургское охранное отделение, завершив переписку, передало ее материалы в Петербургское ГЖУ, ни в фонде Петербургского губернского жандармского управления, ни в фонде Петербургского охранного отделения, ни в фонде Департамента полиции обнаружить не удалось. Не удалось обнаружить их и в личном фонде И. В. Сталина.
Кроме «литеры А» в деле № 922 имеется еще только один документ на двух листах – «литера Б» {9} , «литера Г» о завершении переписки отсутствует. Первая заверительная запись в деле № 922 была сделана в Ленинградском отделении Центрархива 4 марта 1925 г. Она гласит: «В сем деле пронумеровано три (3) листа» {10} . Это значит, что все остальные документы исчезли из дела ранее этой даты.
Несмотря на то что переписка была возбуждена 26 апреля, «литера А» и «литера Б» датированы одним числом – 4 мая {11} . Между тем уже на следующий день, 5 мая, вся переписка была направлена петербургским градоначальником в МВД (№ 6756) {12} . Столь же оперативно бумаги прошли Департамент полиции, Министерство юстиции и были представлены в Особое совещание. Складывается впечатление, что кто-то очень хотел, чтобы И. В. Джугашвили поскорее вышел за стены тюрьмы.
Особое совещание постановило выслать И. В. Джугашвили в Нарымский край на 3 года {13} . Если учесть, что после высылки И. В. Джугашвили в Вологду он стал членом ЦК РСДРП и что на его счету была целая серия побегов, а также принять во внимание два года и девять месяцев неотбытой им ссылки, решение Особого совещания не может не вызвать удивления.
С арестом И. В. Джугашвили завершилась ликвидация Русского бюро ЦК РСДРП. К этому необходимо добавить, что еще раньше «провалился» агент ЦК Филипп (Ф. И. Голощекин) {14} , а Р. В. Малиновский, как мы знаем, до осени вынужден был «залечь на дно». На воле оставались только И. С. Белостоцкий, Д. М. Шварцман и Е. Д. Стасова.
В этих условиях Е. Д. Стасова сделала попытку восстановить разрушившиеся связи {15} и с этой целью 10 июня отправилась из Тифлиса в Петербург {16} . Но именно в этот день произошло событие, которое обрекло ее усилия на провал: в Тифлисе был произведен обыск на квартире Якова Микиртумовича Мгеброва {17} , а 11 июня последовал обыск на квартире Марии Петровны Вохминой {18} , в результате чего в руки жандармов попали не только архив Тифлисской организации, но и документы Русского бюро ЦК РСДРП. А когда Е. Д. Стасова добралась до столицы, здесь 16 июня она тоже была обыскана и арестована {19} . Вскоре после этого за решеткой оказался Д. М. Шварцман {20} .
Департамент полиции имел возможность арестовать И. С. Белостоцкого, но его не трогали, по всей видимости, для подстраховки Р. В. Малиновского. К тому же И. С. Белостоцкий не отличался необходимой опытностью и связями. Поэтому летом 1912 г. деятельность ЦК РСДРП оказалась почти полностью парализованной.
Описывая провал двух архивов в Тифлисе, В. Швейцер отмечала, что в захваченных документах часто упоминался Сосо, Коба, Иванович, Васильев, поэтому была опасность, что Сталина тоже привлекут к тифлисскому делу. Тем более что на руках у полиции находились две листовки, написанные Сталиным, а «обвинительный акт, написанный на 60 страницах и свыше 1000 страниц самого судебного дела состоял из материалов о работе товарища Сталина в Русской группе ЦК и в подпольных организациях Питера, Москвы и Кавказа за период с конца 1910, 1911 и 1912 гг.» {21} .
Как и в 1910 г., возникла угроза привлечения И. Джугашвили к судебному делу. Однако и на этот раз находившиеся в руках жандармов улики против И. В. Джугашвили использованы не были. Более того, принадлежавшие ему рукописи были идентифицированы как рукописи С. С. Спандаряна {22} . С. С. Спандаряну ничего не стоило доказать необоснованность этих улик. Но он не стал оспаривать авторство приписываемых ему рукописей, так как понимал, что в руках жандармов и без них имелось достаточно документов для привлечения его к ответственности.
Несмотря на то что И. В. Джугашвили не фигурировал в качестве обвиняемого по этому делу, позднее, как отмечала В. Л. Швейцер, «все документы и обвинительный акт нашего дела целиком перешли в революционный архив Сталина» {23} . Сейчас их нет в личном фонде Сталина. Это дает основание думать, что они находятся в Архиве Президента Российской Федерации.
14 июня 5-е делопроизводство Департамента полиции направило два отношения: № 69935 – на имя петербургского градоначальника и № 69936 – томскому губернатору, которыми поставило их в известность о решении Особого совещания выслать И. В. Джугашвили в Нарымский край {24} . Через полторы недели, 23 июня, о необходимости высылки И. В. Джугашвили «в распоряжение томского губернатора» была уведомлена Петербургская губернская тюремная инспекция. Обычно такое распоряжение давалось градоначальником. На этот раз оно исходило от Петербургского охранного отделения {25} .
На следующий день, 24 июня, исполняющий обязанности петербургского градоначальника выслал на имя томского губернатора «Список с указанием материального положения Джугашвили и его фотографическую карточку» {26} .
27 июня по получении из Департамента полиции названного выше письма в канцелярии Томского губернского правления появилось специальное дело «О высылке в Нарымский край под гласный надзор полиции Иосифа Джугашвили» {27} .
Считается, что И. В. Джугашвили взяли на этап 2 июля {28} . Подобный вывод, по всей видимости, был сделан на основании того, что именно этим числом датирован «открытый лист № 6793» {29} . В сопроводительном письме, адресованном томскому полицейскому управлению, говорилось: «Петербургская губернская тюремная инспекция препровождает упомянутого арестанта этапным порядком при открытом листе от сего числа за № 6793 на распоряжение томского губернского правления» {30} .
В «открытом листе», подписанном за помощника губернского тюремного инспектора М. Кучиевым, было отмечено, что И. В. Джугашвили высылается по распоряжению Петербургского охранного отделения. Включенные в «открытый лист» приметы во многом повторяли их описание, данное Петербургским охранным отделением 14 декабря 1911 г.: «приметы: лета – 32, рост 2 аршина 6 вершков (171 см. – А.О.), лицо чистое, глаза – черные, волосы, брови, усы – черные, нос большой, особые приметы – прочерк» {31} .
И на этот раз не были указаны оспенные пятна и малоподвижность левой руки, но если в конце 1911 г. И. В. Джугашвили имел рост 165 см, то в середине 1912 г. – 171 см.
По всей видимости, письмо Петербургской губернской тюремной инспекции было отправлено вместе с этапом, и сохранившийся на нем регистрационный штамп Томского губернского правления (№ 6273 от 12 июля 1912 г.) означает, что в этот день И. В. Джугашвили прибыл в Томск {32} . О его прибытии губернское правление обязано было поставить в известность Томское ГЖУ, и там на свет должно было появиться специальное дело. Однако оно нам неизвестно.
На «открытом листе», с которым И. В. Джугашвили прибыл в Томск, имеется штамп: «Томское уездное полицейское управление. 18 июля 1912 г.» {33} . Этим же числом датированы «Список о состоящем под гласным надзором (полицейским) Иосифе Джугашвили» {34} , а также расписка И. В. Джугашвили о том, что он ознакомлен с правилами содержания под гласным надзором полиции {35} . Направляя 27 июля два последних документа на имя губернатора, исполняющий обязанности томского уездного исправника писал: «Во исполнение предписания от 19 минувшего июля за № 2091 представляю Вашему Превосходительству список и подписку на вновь прибывшего под гласный надзор полиции в Нарымский край Иосифа Виссарионова Джугашвили и доношу, что он 18 текущего июля отправлен в Нарымский край на пароходе „Колпашевец“» {36} .
Показательно, что томский губернатор поставил в известность томского уездного исправника о высылке И. В. Джугашвили в его распоряжение (отношение № 2091) {37} , а также препроводил его фотографию и «Список» с биографическими сведениями о нем (отношение № 2093) {38} на следующий день после того, как тот уже покинул Томск. На основании полученных документов 24 июля в Томском уездном полицейском управлении («по секретному столу») было заведено дело № 2784 «О высылке под гласный надзор полиции в Нарымский край Иосифа Виссарионова Джугашвили на 3 года с 8 июня 1912 г.» {39} .
В 1912 г. между Томском и Нарымом курсировал только один пароход. Он выходил из Томска по вторникам в 14.00, к вечеру делал остановку в селении Усть-Томь, на следующий день – в селе Колпашево и в этот же день вечером прибывал в Нарым, а, возвращаясь обратно, отходил из Нарыма по субботам, тоже делал две остановки и прибывал в Томск по понедельникам, рано утром {40} .
Так как И. В. Джугашвили выбыл из Томска 18 июля, в среду, то это был внеочередной рейс, по всей видимости, только до Колпашева, куда пароход мог прибыть уже 19-го. Здесь И. В. Джугашвили должен был ожидать рейса обычного парохода, который выходил из Томска 24-го, 25-го прибывал в Колпашево и в этот же день приходил в Нарым. Поэтому в Колпашеве И. В. Джугашвили находился почти целую неделю.
«В 1912 г., – вспоминал С. Верещак о своей новой встрече с И. В. Джугашвили, – я встретился с ним в Нарымском крае, в селе Колпашево. Там он провел несколько дней до переезда в Нарым. В Колпашево в это время жили Свердлов, Лашевич, Иван Никитич Смирнов и другие видные теперь коммунисты. Коба пообедал со мной и Семеном Суриным, с которым я жил в Колпашеве вместе. Сурин оказался приятелем Кобы. Они вместе раньше бывали в вологодской ссылке и вместе работали в Петрограде» {41} .
Из статьи в «Правде» за 26 декабря 1939 г.: «В июле 1912 г. тов. Сталин прибыл на место ссылки в Нарым. Расположенный на берегу Оби, окруженный лесами и болотами, Нарым ничем не отличался от обычного села, хотя считался заштатным городом. До революции в нем насчитывалось лишь 150 домов и немногим более тысячи жителей. Заброшенный в таежной глуши, далеко от железной дороги, Нарым был слабо связан с миром. А месяца три в году – весной и летом – совсем оторван от жизни. В Нарыме тов. Сталин поселился у крестьянина Якова Агафоновича Алексеева в маленьком деревянном домике на краю переулка, у озера. В проходной половине избы жили хозяева – семья из 9 человек, другую комнату занимали политические ссыльные, обычно квартировали у Алексеева два-три человека». Хозяйку дома звали Ефросинья Ивановна. Наблюдение за И. В. Джугашвили было поручено старшему полицейскому надзирателю Титкову {42} .
В Нарыме И. В. Джугашвили пробыл 38 дней.
По свидетельству С. Верещака, в Нарымском крае существовало два бюро или две организации содействия побегам, по всей видимости, одна эсеровская, другая социал-демократическая. Долгое время они бездействовали, с появлением И. В. Джугашвили ожили. Последовала целая серия побегов. Бежал и И. В. Джугашвили.
Обычно ссыльные на лодках по Оби (против течения) добирались до Томска, а оттуда по железной дороге до Европейской России. И. В. Джугашвили бежал на пароходе, который по субботам из Нарыма уходил в Томск {43} .
«Дело было под осень, – вспоминал его хозяин Я. А. Алексеев, – день какой был, не помню. Товарищ Сталин попросил нас с братом отвезти его на пристань. В сумерках мы втроем пошли к лодке. Когда пришли на берег, товарищ Сталин спросил: „Доедем на ней?“ Мы ответили: „Доедем“. Сели тихонько в лодку-однодеревку, поехали в ту сторону. Ехали стороной протоки, потом выехали на Обь. Ночь была темная, без луны, морок был – пасмурно. Товарищ Сталин уехал так, вроде никто не знал. Я сидел на корме, брат – на гребе, товарищ Сталин – в середине. Когда пристали к берегу, товарищ Сталин вышел, попрощался с нами. Сказал, что, может, вернется, может – нет: едет, мол, в Колпашево. От нас больше никто не убегал» {44} .
По всей видимости, ночью И. В. Джугашвили незаметно сел на пароход, а утром в субботу 1 сентября выбыл на нем из Нарыма.
Покинув Нарым на пароходе, И. В. Джугашвили мог добраться до Томска в понедельник 3 сентября около 5 часов утра по местному времени {45} . Разница между местным и петербургским временем составляла 4 часа 39 минут, поэтому 5.00 соответствовало 9.39 по петербургскому времени {46} .
Томск стоял в стороне от Сибирской магистрали, но его соединяла с ней железнодорожная ветка, которая выходила на станцию Тайга. На этой линии курсировали четыре поезда, которые выходили из Томска в 2.50, 10.10, 12.20 и 17.20 {47} . Остается неизвестным, далеко ли от железнодорожного вокзала находилась речная пристань, а поэтому могли И. В. Джугашвили успеть на вокзал к 10.00, но у него была полная возможность добраться до него к отходу следующего поезда, т. е. к 12.20. В первом случае поезд прибывал на станцию Тайга в 13.15, во втором – в 15.35 {48} .
Как дальше добирался И. В. Джугашвили до Петербурга, мы не знаем. Единственный источник, который имеется на этот счет в нашем распоряжении, это воспоминания машиниста паровоза А. Аавика:
«В сентябре 1912 г. я вел товарный поезд от станции Тайга до станции Болотная. На первом разъезде, в 9 верстах от станции Тайга, поезд остановил начальник или дежурный по станции, точно не помню. Через 5 минут ко мне на паровоз подошел начальник разъезда, принес путевку и просил меня взять с собой одного политического беженца до станции Болотная. Это он сказал мне тихо на ухо. Далее он просил меня передать этого пассажира на станции Болотная следующему машинисту, который должен был вести мой поезд дальше, до Новониколаевска (ныне Новосибирск)». Однако на станции Болотная пассажир исчез. Этим пассажиром, по утверждению А. Аавика, был И. В. Джугашвили {49} .
2 сентября, на другой день после его исчезновения, как обычно, полицейский надзиратель Титков явился на квартиру Алексеевых и не обнаружил И. В. Джугашвили. В этот же день им был составлен рапорт на имя пристава 5-го стана Томского уезда:
«Проверяя по обыкновению каждый день свой участок административно-ссыльных в городе Нарыме, сего числа я зашел в дом Алексеевой, где квартируют Джугашвили Иосиф и Надеждин Михаил, из них первого не оказалось дома. Спрошенная мною хозяйка квартиры Алексеева заявила, что Джугашвили сегодняшнюю ночь не ночевал дома, и куда отлучился, не знает. Надеждин же, его товарищ, заявил, что Джугашвили в субботу 1 сентября уехал в село Колпашево Кетской волости» {50} .
6 сентября исполняющий обязанности пристава 5-го стана Касьянов обратился к старшему полицейскому надзирателю в селе Колпашево Кочневу с требованием выяснить, находится ли И. В. Джугашвили в селе Колпашево и если да, то немедленно вернуть его обратно {51} . Одновременно был составлен рапорт об исчезновении Джугашвили на имя Томского уездного полицейского управления {52} . До 6 сентября Касьянов ждал не случайно. Дело в том, что 5-го в Нарым приходил очередной пароход из Томска, на котором И. В. Джугашвили мог вернуться из Колпашева. Но его на нем не оказалось.
В Томск рапорт мог уйти не ранее субботы 8 сентября. Но, по всей видимости, Касьянов ждал получения официального ответа из Колпашева и отослал свой рапорт только 15-го, так как в Томске он был зарегистрирован 18 сентября {53} . Ответ Кочнева из Колпашева датирован 19 сентября {54} , Касьянов направил его томскому уездному полицейскому исправнику 26 сентября, уйти из Нарыма он мог с пароходом, который отправлялся 29 сентября, а был зарегистрирован в уездном полицейском управлении лишь 13 октября {55} .
17 октября томский уездный исправник поставил в известность об исчезновении ссыльного И. В. Джугашвили губернатора {56} , и только после этого 3 ноября последний распорядился начать поиски беглеца {57} .
Петербург – Краков – ПетербургА пока еще только-только начинали поиски И. В. Джугашвили в Томске, он уже был в Петербурге. Считается, что сюда он вернулся 12 сентября {1} .
И на этот раз одним из первых, с кем он встретился здесь, стал С. И. Кавтарадзе. Встреча произошла на Невском проспекте возле Дома № 14 «в пятом часу дня». «Вид у него, – вспоминал С. И. Кавтарадзе, – был неподходящий для Невского проспекта. Он оброс бородой, на голове измятое кепи, одет в поношенный пиджак сверх черной блузы, брюки тоже измяты, ботинки стоптаны. Вид пролетария мастерового резко бросался в глаза на фоне респектабельного Невского проспекта. „Я из Нарыма, – сообщил Сталин, – добрался до Питера довольно благополучно… Но вот беда: явки есть, ходил, никого не застал… Хорошо, хоть тебя встретил“» {2} .
С. И. Кавтарадзе отправил И. В. Джугашвили сначала на Коломенскую улицу (дом № 44), а вечером отсюда перевел его на Саблинскую улицу (дом № 10), в квартиру, хозяйкой которой была «некая контрадмиральская вдова». И там, и там жили студенты-грузины. Расставаясь, С. И. Кавтарадзе дал И. В. Джугашвили на всякий случай еще один адрес: Широкая улица, д. 12 {3} .
Обосновавшись в столице, И. В. Джугашвили посетил квартиру Стасовых. Здесь он получил не только некоторые бумаги, которые удалось спасти во время ареста Е. Д. Стасовой, но и, что самое главное, кассу ЦК РСДРП, которую она успела передать брату {4} . Где И. В. Джугашвили хранил полученные средства, мы не знаем. Обращает на себя внимание лишь то, что по возвращении в столицу он, видимо, через М. М. Лашевича, тоже бежавшего из ссылки в Петербург, познакомился со служащим Русского для внешней торговли банка Александром Ефимовичем Аксельродом {5} .
И. В. Джугашвили появился в столице в тот момент, когда там в свою решающую стадию вступила избирательная кампания в IV Государственную Думу. «Сталин, – вспоминал рабочий А. Е. Бадаев, – приехал в Петербург в сентябре за несколько дней до выборов уполномоченных на заводах и фабриках и сразу окунулся в гущу движения» {6} .
Пытаясь оказать влияние на предстоявшие выборы уполномоченных, жандармы в ночь с 13 на 14 сентября произвели в городе массовые аресты, в результате чего почти полностью был разгромлен Петербургский комитет РСДРП {7} . Но еще до этого провала комитетом была создана специальная избирательная комиссия, в которую вошли Н. Н. Батурин (Замятин), присяжный поверенный Николай Николаевич Крестинский, служащий Русского торгово-промышленного банка Тихон Иванович Попов, получивший позднее известность как «золотой комиссар», служащий Волжско-Камского коммерческого банка Макс Александрович Савельев, присяжный поверенный Аркадий Александрович Самойлов и С. У. Яковлев, род занятий которого неизвестен {8} . 16 сентября, в день выборов уполномоченных, на заводах и фабриках столицы состоялось заседание этой комиссии {9} . Принимал ли в нем участие И. В. Джугашвили, мы не знаем.
Если обратиться к имеющейся биографической литературе об И. В. Джугашвили, складывается впечатление, что вплоть до конца октября 1912 г. он находился в столице {10} . Однако еще в 1940 г. бывший батумский рабочий Г. Н. Гомон передал в ИМЭЛ свои 4 воспоминания, из которых явствует, что осенью 1912 г. он встретил И. В. Джугашвили в Батуме {11} . Факт его пребывания в 1912 г. на Кавказе нашел отражение и в воспоминаниях Давида Папиташвили, который, правда, писал, что «видел его в Тбилиси летом 1912 г.» {12} . По всей видимости, в качестве свидетельства этого пребывания следует рассматривать и те воспоминания, в которых приезд И. В. Джугашвили датируется 1911 г. {13} .
Путь на Кавказ лежал через Москву. Там в глубоком подполье находился Р. В. Малиновский, который утверждал, что после упоминавшегося свидания с Г. К. Орджоникидзе он не встречался со своими товарищами по партии «до сентября 1912 г.» {14} . Видимо, к этому времени относится неудачная попытка его встречи с И. В. Джугашвили: «С Кобой, хотя он был, не виделись, перепутали время встречи, а домой я пойти не мог» {15} . Для того чтобы отправиться на эту встречу, Р. В. Малиновскому требовалось покинуть Ростокино. В связи с этим обращает на себя внимание, что 19 сентября он был уволен с завода В. Фермана за прогул {16} . Если учесть, что И. В. Джугашвили мог прибыть в Москву около 18 сентября, а не позднее этого числа имел место прогул Р. В. Малиновского, то напрашивается вопрос, не был ли связан этот прогул с приездом И. В. Джугашвили в Москву.
Обращают на себя внимание еще две детали. Во-первых, Р. В. Малиновский отмечал, что, уйдя в глубокое подполье, он восстановил связи с ЦК только в сентябре 1912 г. {17} А так как, по утверждению Р. В. Малиновского, до сентября он ни с кем из членов ЦК, следовательно, и с единственным бывшим до 12 октября 1912 г. на воле И. С. Белостоцким {18} , не встречался, это означает, что возвращение Р. В. Малиновского к политической деятельности осенью 1912 г. произошло после возвращения И. В. Джугашвили из нарымской ссылки. Во-вторых, по свидетельству Р. В. Малиновского, после увольнения с работы он отправился в Петербург: «В сентябре переехал в Петроград, московская охранка передала меня в Департамент полиции, а там я встретился в Белецким» {19} .
Даже если из Москвы И. В. Джугашвили выехал 18-го, в Баку он мог быть не ранее 21-го, а в Тифлисе не ранее 22-го {20} . Чем была вызвана эта поездка, сказать пока трудно. Но нельзя не учитывать, что 24 сентября произошло одно очень важное в истории партии большевиков событие. В этот день на Каджорском шоссе под Тифлисом под руководством бежавшего к этому времени из Метехского замка Камо была сделана неудачная попытка новой экспроприации {21} . Не была ли связана поездка И. В. Джугашвили на Кавказ с этой экспроприацией?
В обратный путь он отправился не позднее 28 сентября и не позднее 1 октября снова был в Москве {22} . Косвенно факт его пребывания в Москве осенью 1912 г. подтверждают материалы переписки, к которой он был привлечен в 1913 г. Так, касаясь вопроса об обнаруженном у него самоучителе немецкого языка, И. В. Джугашвили «объяснил, что таковой был взят им в конце прошлого года у одного знакомого в Москве, где он был проездом, но назвать этого знакомого отказался» {23} . «Из объяснений названного Джугашвили, – читаем мы в материалах этой же переписки, – видно, что в сентябре прошлого года он [в Москве] проездом в Петербург останавливался в течение того времени у одного своего знакомого, назвать фамилию которого отказался» {24} .
Если допустить, что в Москве И. В. Джугашвили провел один-два дня, то в Петербург он мог вернуться не позднее 3 октября, так как 4-го уже принимал участие в заседании Петербургского комитета РСДРП.
«4 октября, – писал об этом заседании сам И. В. Джугашвили, – поздно вечером, накануне выборов выборщиков, нам стало известно, что уездной комиссией „разъяснены“ уполномоченные наиболее крупных заводов (Путиловского и прочие). Через час собирается Исполнительная комиссия Петербургского комитета вместе с представителем ЦК и, составив новый список выборщиков, выносит решение об однодневной забастовке протеста. Ночью в тот же день собирается путиловская заводская социал-демократическая группа и принимает решение Петербургского комитета. 5-го начинается путиловская забастовка. Бастует весь завод. 7-го (в воскресенье) собирается заводская социал-демократическая группа Невского судостроительного завода и присоединяется к решению Петербургского комитета. 8-го бастует весь завод. За ним идут прочие фабрики и заводы. Бастуют не только „разъясненные предприятия“, но и не „разъясненные“ (Паль). А также те, которые по „правилам о выборах“ не имели права выбирать по рабочей курии. Бастуют из солидарности. <…> 8 октября поздно ночью становится известным, что губернская комиссия по выборам кассирует выборщиков, отменяет „разъяснения“ уездной комиссии, „восстанавливает в правах“ путиловцев, привлекает к выборам большее число предприятий. Рабочие торжествуют победу» {25} .
«За несколько дней до съезда уполномоченных, на котором предстояло избрать выборщиков от рабочей курии Петербурга, – вспоминал один из современников тех событий, – 10/23 октября за Невской заставой (Сапожников переулок, д. 5, кв. 26) на квартире рабочего В. Савинова состоялось собрание, на котором присутствовали более 20 представителей от разных районов Петербурга и на котором обсуждалась тактика поведения на предстоявшем съезде уполномоченных и следовавшем за ним собрании губернских выборщиков. Среди участников собрания (Богданов Павел, Лашевич (Мишка Шибаев)) на квартире В. Савинова находился и И. В. Джугашвили. Здесь были намечены кандидаты в выборщики» {26} .
«После этого совещания т. Сталин и Лашевич остались у Савинова в комнате, выработали наказ депутату, немного поспали… а рано утром ушли. После мне говорил Д. И. Иванов., что Сталин и; Лашевич от меня были у него на квартире Огородников пер., д., кажется, 27… где якобы вносили поправки в „Наказ“» {27} . «Сталин, – вспоминал В. Савинов, – остался у меня ночевать, чтобы написать проект „Наказа“, о котором мы так много говорили на совещании», а утром он «ушел на квартиру к другому нашему путиловцу, Иванову» {28} .
По возвращении с Кавказа И. В. Джугашвили, по всей видимости, нашел приют в квартире присяжного поверенного Абрама Павловича Лурье {29} . Когда и как они познакомились, требует выяснения, но можно отметить, что А. П. Лурье был женат на Татьяне Александровне Словатинской, которая в 1908–1910 гг. работала в Баку, и по этой причине у нее и И. В. Джугашвили могли быть общие знакомые {30} . Возможны и другие объяснения. Т. А. Словатинская родилась в Вильно, с которым был связан ставший в 1901 г. ее мужем Абрам Павлович Лурье {31} . Между тем его двоюродный брат Арон Сольц находился в дружеских отношениях с упоминавшимся выше Н. Н. Крестинским, который тоже происходил из Вильно {32} . На А. П. Лурье И. В. Джугашвили мог выйти и через М. И. Фрумкина, который по работе в Петербурге был знаком с Э. А. Сольц и Т. А. Словатинской {33} .
Квартира А. П. Лурье находилась на 16-й линии Васильевского острова. «В 1912 г., – вспоминала Т. А. Словатинская, – бежав из ссылки, И. В. Джугашвили приехал в Петербург. В это время у меня на квартире жил А. А. Сольц, или, как считал старший дворник, господин Кац <…>. Однажды он сказал, что приведет товарища, кавказца <…>, и тут выяснилось, что этот кавказец с партийной кличкой Василий уже несколько дней живет у Арона, не выходя из комнаты <…>. Так я познакомилась со Сталиным <…>. В то время Иосиф Виссарионович руководил кампанией по выборам в Государственную Думу. Примерно с неделю он жил с нами. Я как связной ПК выполняла и его поручения, главным образом по связи с людьми, передаче каких-либо партийных документов» {34} .
Если подходить к воспоминаниям Т. А. Словатинской буквально, то И. В. Джугашвили прожил в ее квартире около 10 дней: «несколько дней» до знакомства и «примерно с неделю» после.
