Текст книги "Кто стоял за спиной Сталина?"

²⁹Там же.

ГЛАВА 2. В БАКУ ПОСЛЕ ПОБЕГА

Дорога от Вятки до Петербурга требовала около полутора суток. В столицу И. В. Джугашвили мог прибыть уже 26 июня в 22.40 ^{1} .

Одним из первых, кого он посетил здесь, был С. Я. Аллилуев. «Как-то вечером, – вспоминал он, – я шел по одной из улиц Литейной части и вдруг увидел, что навстречу мне идет товарищ Сталин. Обрадованный, я бросился к нему. Товарищ Сталин рассказал мне, что он бежал из ссылки, добрался до Питера, пошел по указанному мною адресу, но не застал меня дома <…>. Товарищ Сталин пошел ко мне на работу, но и здесь меня не застал. Пришлось ему долгое время бродить по улицам Петербурга. Я помог устроиться товарищу Сталину на конспиративной квартире у дворника Савченко» ^{2} .

Дворника Савченко звали Канон Демьянович. Он был братом уже упоминавшегося Мирона Савченко ^{3} . Канон жил на Воскресенском проспекте и, по свидетельству Е. Д. Стасовой, оказывал большевикам услуги. «Он был на хорошем счету у полиции. Все старшие дворники, как и швейцары, – писала она, – состояли на службе у полиции, и, следовательно, за ними не следили. И когда случалось что-нибудь экстренное, например, нет у меня явки, нет возможности спрятать на ночь приезжего, я спокойно шла к Канону, и он в дворецкой прятал приезжего» ^{4} .

Но в этот раз И. В. Джугашвили нашел приют не в дворецкой Канона Савченко, а у его брата Кузьмы, который служил в Кавалергардском полку, по одним данным, вахтером, по другим – завхозом (Захарьевская улица, дом 22, угол Потемкинской улицы). Здесь Кузьма Демьянович имел комнату, в которой и жил. Правда, в конце июня 1909 г. он находился в больнице, поэтому у него И. В. Джугашвили приютил не он сам, а брат жены Канона Демьяновича Иван Николаевич Мельников ^{5} .

Среди тех лиц, с которыми И. В. Джугашвили встречался в Петербурге, нам известны Николай Гурьевич Полетаев и Вера Лазаревна Швейцер.

«Лично я, – вспоминала В. Л. Швейцер, – познакомилась с товарищем Сталиным в 1909 г., работая в Питере, где я была связана с Русской группой большевистского ЦК РСДРП, с Иннокентием (И. Ф. Дубровинским) и Макаром (В. П. Ногиным). Держала связь с фракцией РСДРП 3-й Государственной Думы и рядом подпольных организаций Питера, Москвы, Киева, Ростова-на-Дону, Баку, Тифлиса и с отдельными товарищами – Сталиным, Серго Орджоникидзе, Спандаряном и другими. Это была большевистская центральная техническая группа по связям в России… в конце июня 1909 г. ^{6} товарищ Сталин бежал из сольвычегодской ссылки и приехал в Питер с целью организовать центральную легальную партийную газету. Рано утром ко мне на явку (на Высшие женские курсы профессора Раева, Гороховая, 20) забежал Сильвестр Тодрия, сообщил мне о приезде товарища Сталина – Кобы и передал задание устроить встречу Сталина с Полетаевым. Сильвестр Тодрия, кавказский рабочий, большевик, в то время работал в Питере вместе со своей женой Соней Цимаковой по связи с конспиративными квартирами и нелегальными типографиями. И в тот же день на квартире члена 3-й Государственной Думы большевика Полетаева было устроено узкое совещание об издании газеты» ^{7} .

Из Петербурга на Кавказ И. Джугашвили отправился не позднее 7 июля. Первый известный нам документ о его пребывании здесь – это агентурное донесение, полученное Бакинским охранным отделением 12 июля от секретного сотрудника по кличке Фикус:

«Приехавший, скрывшийся из Сибири, сосланный туда из Гори, социал-демократ, известный в организации под кличкой „Коба“ или „Сосо“, работает в настоящее время в Тифлисе (приметы). Завтра из Балаханов приедут вместе с Роруа, Мачарадзе и Джапаридзе, около 9 часов утра можно будет видеть [их] на Балаханском вокзале» ^{8} .

Это сообщение сопровождают следующие пометки: «Сообщено районному охранному отделению», «Будет установлено наружное наблюдение», «22 июля за № 9804 запрошен горийский уездный начальник, по сообщению коего „Сосо“ и „Коба“ неизвестны (вх. № 6926)», «В район. Запросить о результатах установки и приметах», «Роруа – Чодришвили» ^{9} .

15 июля под кличкой Молочный И. В. Джугашвили был в Баку взят в наружное наблюдение. В сводке внутреннего агентурного наблюдения за июль 1909 г. он сразу же фигурирует как член Бакинского комитета РСДРП ^{10} .

17 июля было получена информация из другого источника. Секретный сотрудник по кличке Михаил сообщал: «В Баку приехал „Коба“, известный на Кавказе деятель социал-демократической партии. Приехал он из Сибири, откуда, вероятно, бежал, так как он был выслан в 1909 г. Он был в Областном комитете представителем от Бакинской организации и несколько раз ездил на съезды. Здесь он займет центральное положение и сейчас же приступит к работе» ^{11} .

Это сообщение тоже сопровождалось резолюцией: «Принять меры к установке, после чего „Коба“ будет взят в постоянное наблюдение». «Запрос в район: установлен ли и какие приняты меры» ^{12} .

Таким образом, И. Джугашвили почти с самого начала был взят как в наружное, так и внутреннее наблюдение. И охранке стало известно, что она имеет дело с одним из виднейших деятелей социал-демократического движения на Кавказе.

Казалось бы, Бакинское охранное отделение должно было приложить максимум усилий для того, чтобы установить личность Кобы. Однако оно демонстрировало удивительный непрофессионализм. Только в августе ему удалось выяснить, что Коба проживает под именем Оганеза Вартановича Тотомянца ^{13} . Можно было бы ожидать, что после этого охранка сделает соответствующий запрос в Департамент полиции и получит ответ, что никто с такими именем, отчеством и фамилией не высылался и по этой причине не мог бежать из ссылки ^{14} . А это позволило бы сделать вывод о том, что Коба проживал по чужому или же по фальшивому паспорту. Почему-то бакинская охранка «не догадалась» сделать подобный запрос.

Это тем более странно, что под кличкой Фикус скрывался бывший тифлисский рабочий Николай Степанович Ериков, который жил в Баку под фамилией Бакрадзе ^{15} и знал И. В. Джугашвили еще по Тифлису 1901 г., а кличка Михаил, по всей видимости, принадлежала Михаилу Коберидзе, который когда-то учился в Тифлисской семинарии в одном классе с С. Девдориани ^{16} , затем был в вологодской ссылке ^{17} и по возвращении заведовал в Баку Народным домом ^{18} . Он тоже был знаком с И. В. Джугашвили.

Однако шли дни, проходили месяцы, а Бакинское охранное отделение, агентурную работу в котором возглавлял ротмистр Петр Павлович Мартынов, по-прежнему оставалось в неведении: кто же такой Коба? И это несмотря на то, что данная партийная кличка была известна бакинской охранке по крайней мере с 1907 г.

В начале августа, как и было положено, Бакинское охранное отделение представило в Департамент полиции сводку агентурных сведений за июль, и о появлении Кобы в Баку стало известно Особому отделу Департамента полиции ^{19} . Здесь в картотеке Коба фигурировал с 1904 г., поэтому Особому отделу не представляло труда обратить внимание на то, что Бакинское охранное отделение водит его за нос. На удивление, Особый отдел отнесся к поступившей ему информации Бакинского охранного отделения без всяких сомнений.

Возвращение И. В. Джугашвили из ссылки ознаменовалось активизацией деятельности Бакинской организации РСДРП [50]

[Закрыть]. Уже в августе после длительного перерыва возобновилось издание подпольной большевистской газеты «Бакинский пролетарий». Пятый номер был издан 20 июля 1908 г. Шестой вышел, по одним данным, 1-го ^{20} , по другим – 5 августа 1909 г. ^{21} .

9 августа Фикус сообщил: «Джапаридзе уехал в предположенную поездку. 5 августа вышел № 6 „Бакинского пролетария“, возобновленного после значительного промежутка. Статьи писали Джапаридзе, „Коба“ и „Бочка“. „Тимофей“ работает в типографии. Типография помещается в городе. „Бакинский пролетарий“ вышел в количестве около 600 экземпляров, из которых 500 разошлись в Балаханах» ^{22} .

Это агентурное донесение, представленное в Департамент полиции, сопровождалось следующим пояснением: «Типография помещается в одном из домов, посещаемых Джапаридзе, Кобой, Бочкой и Тимофеем, наружное наблюдение за которыми продолжается. При получении известий о приступлении к печатанию следующего номера „Пролетария“ означенные лица и дома, отмеченные посещением, будут ликвидированы» ^{23} .

Вскоре после выхода шестого номера «Бакинского пролетария» хозяин дома, где размещалась типография, потребовал перевода ее в другое место. «„Коба“ говорил, – сообщил Фикус 16 августа, – что квартира с техникой должна ремонтироваться, и хозяин требует ее очищения к 1 сентября. Бакинский комитет озабочен приисканием новой квартиры и выпуском следующего номера „Пролетария“ еще на старой квартире. Хотя не все статьи еще готовы, но к набору имеющегося материала уже приступлено. Коба посещает типографию почти ежедневно» ^{24} .

Из донесения Михаила 24 августа: «Джапаридзе вернулся в Баку и сообщил, что вскоре по отъезде он обнаружил у себя пропажу чемодана, в котором были изобличающие его документы. Приехал лишь для устройства своих дел по секретарству и должен вскоре уехать, так как опасается ареста» ^{25} .

Уезжая, П. А. Джапаридзе передал свои секретарские обязанности, а следовательно, и свои связи И. В. Джугашвили, к которому перешли все технические обязанности по руководству Бакинской организацией большевиков ^{26} .

Несмотря на то что охранка собиралась ликвидировать типографию Бакинского комитета РСДРП в момент печатания седьмого номера «Бакинского пролетария», 27 августа он благополучно вышел в свет ^{27} .

В № 6 и 7 этой газеты была опубликована статья И. В. Джугашвили «Партийный кризис и наши задачи», в которой он ставил вопрос о необходимости, по примеру «Искры», для возрождения партии приступить к изданию общерусской партийной газеты, но чтобы она выходила не за границей, а в России, и не подпольно, а открыто. По сути дела, поднимался вопрос о перенесении руководящего центра партии из-за границы в Россию. Здесь же была опубликована подготовленная И. В. Джугашвили корреспонденция «Из партии», которая содержала «Резолюцию Бакинского комитета о разногласиях» в расширенной редакции «Пролетария». С одной стороны, Бакинский комитет солидаризировался с позицией В. И. Ленина и его сторонников в борьбе против «отзовизма», с другой – заявлял, что, несмотря на разногласия, «совместная работа обеих частей редакции является возможной и необходимой» ^{28} .

На следующий день после выхода седьмого номера «Бакинского пролетария», 28 августа, неожиданно для многих был арестован Сурен Спандарян. 8 сентября Михаил сообщил Бакинскому охранному отделению: «Арестом „Тимофея“ очень напуганы; предполагают: многие и техника известны, поговаривают уже, что делать в случае провала техники. Шаумян, опасаясь новых арестов и разгрома социал-демократов, бежал» ^{29} . Слух о «бегстве» С. Г. Шаумяна не имел под собой никаких оснований, но вопрос о перемещении типографии был решен. Из агентурного донесения 8 сентября: «Новую квартиру для типографии подыскивает сейчас „Коба“… Вероятно, найдут в крепости и переедут в нее те же два работника, что работают и сейчас – один русский и одна девица. Переезд состоится через неделю» ^{30} .

Показательно, что именно в эти дни И. В. Джугашвили оставил Баку и выехал в Тифлис. 12 сентября 1909 г. секретный сотрудник Уличный сообщил: «Известный с-д работник – большевик Коба („Сосо“) приехал в Тифлис и возобновил работу в партии» ^{31} . Резолюция: «Выяснить личность „Кобы“». «Приезжал из Баку в сентябре 1909 г. Сталин (Коба), – читаем мы в биографии Е. Д. Стасовой. – Провел несколько заседаний Тифлисского комитета. Интересовался финансами. И в течение двух-трех дней создал комиссию Красного креста» ^{32} .

Едва И. В. Джугашвили вернулся из Тифлиса, как в Баку начали циркулировать сведения о грозящем провале типографии. Эти сведения нашли отражение в донесении секретного сотрудника Михаила от 24 сентября ^{33} , который уточнял, что их «передала женщина, работавшая в помещении на Бондарной улице, 66. Женщина эта после своего заявления уехала в Одессу» ^{34} .

Из донесения Фикуса от 27 сентября: «Недели полторы назад (т. е. около 17 сентября. – А.О.), еще до переноса техники, распространился в организации слух о провале техники. Работавшие в ней женщина и мужчина отказались от работы, и он (ее муж) уехал в Одессу. Женщина также скрылась. Вслед за тем „Бочка“ (Б. Мдивани. – А.О.) рассказал „Роруа“ (З. Чодришвили. – А.О.), что к нему и „Кобе“ явился неизвестный человек и передал, что жандармскому управлению типография известна и что управление собирается арестовать весь Бакинский комитет вместе с типографией, как только в ней будет приступлено к печатанию следующего номера „Пролетария“. После этих слухов типографию постановили переместить, и тогда же ее разобрали ночью и перенесли через крышу в соседний дом. Затем шрифт частями перенесли в разные места, третьего дня, в пятницу. Разобранный станок на арбе из старой квартиры перевезли в Балаханы, где он теперь и находится около промысла Шибаева. По окончании установки техники квартира ее станет известной» ^{35} .

Как информировал 20 сентября Бакинское охранное отделение Михаил, «из дома № 66 по Бондарной улице типография [была] вывезена ночью 16 сентября и перемещена в доме рядом; машина разобрана; часть ее и часть шрифта осталась в доме № 64 по Бондарной улице, часть увезена в Армянскую слободку. Шрифт был там же, но вчера большая его часть в мешках, в которых он связан по отдельным литерам, помещена в квартире „Петербуржца“ в д. 495 в Крепости, небольшая часть шрифта в Баилове» ^{36} .

Следовательно, перемещение типографии произошло между 16 и 19 сентября, а сведения об угрозе ее провала появились еще раньше. Одновременно с этим появились и слухи о провокации. Прежде всего они касались названных ранее «мужчины и женщины», которые работали в типографии. Это были супруги Александр Пруссаков и Евдокия Козловская.

По свидетельству А. Хумаряна, события развивались следующим образом. Однажды совершенно неожиданно для всех исчез муж. Через некоторое время на имя жены пришла телеграмма. Ее содержание А. Хумарян по памяти передавал следующим образом: «Я в Одессе. Приехал благополучно. Остановился у такого-то (фамилии не помню). Собери побольше денег и приезжай по известному тебе адресу. Ваня». По случайности эта телеграмма попала в руки А. Хумаряна, который сразу же поставил о ней в известность Вано Стуруа. А на следующий день поинтересовался у Е. Козловской: от кого была телеграмма, на что получил ответ – от матери ^{37} .

И факт исчезновения А. Пруссакова, и неискренность Е. Козловской вызвали подозрения у их товарищей, в связи с чем последняя была подвергнута допросу. Не сумев дать убедительных объяснений, она сразу же после этого тоже исчезла ^{38} . По свидетельству В. Стуруа, супруги А. Пруссаков и Е. Козловская совершили какую-то аферу за спиной партийной организации, были пойманы на ней и, опасаясь партийного суда над ними, предпочли скрыться ^{39} , что было истолковано некоторыми как свидетельство их связи с охранкой ^{40} .

Тогда же, по свидетельству Якубова, П. А. Джапаридзе получил сведения о связях с охранкой секретаря Союза нефтепромышленных рабочих Николая Леонтьева ^{41} . На заседании Бакинского комитета РСДРП, на котором с участием П. А. Джапаридзе и И. В. Джугашвили обсуждался данный вопрос, было решено отправить Н. Леонтьева в другое место и там убить. Обвинение в провокации предъявили ему И. В. Джугашвили и Якубов, после чего Н. Леонтьев двое суток находился под домашним арестом. «На третий день» ему «купили билет, но, – вспоминал Якубов, – он не поехал. Потом просился поехать в Питер, откуда привезет оправдание. В это время уезжал Николай Петербуржец, и ему было поручено в Питере узнать подробнее о Леонтьеве. Уехали туда Николай Леонтьев и Николай Петербуржец. А через неделю или полторы получаем письмо от Петербуржца, что установлено, что Николай Леонтьев провокатор. Он провалил экспедицию литературы, которая проходила через Финляндию. Потом он работал в Смоленске под кличкой „Демьян“ – и там была провалена организация» ^{42} .