Текст книги "Кто стоял за спиной Сталина?"
Автор книги: Александр Островский
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 45 (всего у книги 64 страниц)
Остается проверить возможность вербовки И. В. Сталина Енисейским губернским жандармским управлением. Правда, если бы его начальнику полковнику Байкову летом 1916 г. и удалось склонить И. В. Сталина к сотрудничеству, первые агентурные сведения от него могли поступить только в феврале 1917 г., когда он с партией призывников прибыл в Красноярск. А поскольку сводка агентурных сведений за февраль должна была быть представлена в Департамент полиции только в марте и только в марте Енисейское ГЖУ обязано было представить списки секретных сотрудников и денежный отчет о выплате им жалованья за февраль, то подобные сведения в Департамент полиции поступить не могли, а в Красноярске после падения монархии их должны были бы уничтожить в первую очередь.
Но если бы полковнику Байкову, которого в январе 1917 г. на посту начальника Енисейского ГЖУ заменил полковник Л. А. Иванов, и удалось завербовать И. В. Сталина, этот факт не может объяснить тех многочисленных загадок в его революционной биографии, которые предшествовали данному эпизоду [68]
[Закрыть].
Это следует подчеркнуть особо, так как подобными загадками пестрит вся история революционного движения.
Где искать объясненияКак мы уже знаем, 13 июня 1907 г. в центре Тифлиса на Эриванской площади среди бела дня произошла дерзкая экспроприация, в результате которой боевикам под руководством С. А. Тер-Петросяна (Камо) удалось захватить 250 тыс. руб. {1} Вскоре Департаменту полиции стало известно, что экспроприация была совершена большевиками {2} .
После экспроприации Камо перевез деньги в Финляндию [69]
[Закрыть]. По данным Департамента полиции, «весь июль и половину августа» он пробыл там на даче В. И. Ленина, а затем, когда деньги при участии М. М. Литвинова удалось вывезти за границу, тоже отправился туда. 4/17 октября Камо прибыл в Берлин. Здесь 27 октября (9 ноября) с паспортом на имя австрийского подданного Дмитрия Мирского его арестовали {3} . 22 декабря 1907 г./4 января 1908 г. в Париже в руках французской полиции оказался М. М. Литвинов, у которого при обыске обнаружили несколько 500-рублевых ассигнаций, захваченных в Тифлисе {4} . 9/22 марта в Финляндии жандармы задержали кассира партии большевиков, принимавшего непосредственное участие в подготовке этого экса, Л. Б. Красина {5} . 30 марта в Петербурге в руки жандармов попал член ЦК РСДРП Г. Е. Зиновьев {6} , затем последовали аресты еще троих членов ЦК: 25 апреля – Л. Б. Каменева {7} , 27 апреля – И. П. Гольденберга (Мешковского) {8} , 30 апреля – Н. А. Рожкова {9} .
Департамент полиции мог торжествовать. Даже не имея против названных лиц вещественных улик, используя только агентурные данные, всех их на основании «Положения о государственной охране» можно было выслать в Сибирь на срок до пяти лет.
Но через несколько дней после ареста был освобожден и уехал в Лондон М. М. Литвинов. Оказывается, Министерство внутренних дел и Министерство иностранных дел России «не успели» своевременно представить требование о его выдаче {10} . Через месяц после ареста вышел на свободу и сразу же уехал за границу Л. Б. Красин. Департаменту полиции тоже «не хватило» времени для того, чтобы представить в Выборг, где он находился под стражей, необходимые документы. Продержав Л. Б. Красина месяц без предъявления обвинения, выборгский губернатор распорядился о его освобождении {11} . Вслед за тем в июле 1908 г. получили разрешение выйти из тюрьмы под особый надзор полиции И. П. Гольденберг {12} , Г. Е. Зиновьев [70]
[Закрыть] {13} , Л. Б. Каменев {14} . Все они перешли на нелегальное положение и уехали за границу.
Очень странно велось следствие и в отношении Д. И. Мирского.
31 октября / 13 ноября 1907 г. заведующий Заграничной охраной А. М. Гартинг не только направил в Департамент полиции сообщение об аресте Д. И. Мирского, но и, указав его партийную кличку Камо, а также приложив его фотографию, дал ему следующую характеристику: армянин, около 26 лет, родом из Гори, отец был поставщиком во время хивинского похода, разбогател, но потом разорился, мать умерла от чахотки, имеет трех сестер, большевик, в революционном движении 8–9 лет, участвовал в экспроприации на Военно-грузинской дороге и в организации транспорта с оружием на пароходе «Зора», «незадолго» до тифлисской экспроприации «бежал из тюрьмы в Батуме». Организовал в Тифлисе лабораторию по изготовлению бомб, в начале 1907 г. пострадал при взрыве {15} .
Характеристика вполне достаточная для установления личности Камо. Получив подобные сведения, Департаменту полиции оставалось только обратиться к розыскным циркулярам и, перелистав их в обратном порядке, установить, кто из лиц армянской национальности, уроженцев Гори, бежал за последние годы из батумской тюрьмы. Проделав эту работу, Особый отдел имел возможность буквально через несколько часов после получения донесения Гартинга обнаружить розыскной циркуляр Департамента полиции № 1100 от 2 февраля 1905 г., в котором говорилось:
«Тер-Петрусов Симон Аршаков, из духовного звания, 22 лет, вероисповедания армяно-григорианского, отец Аршак Нерсесов и сестры: Джанра (так в тексте, должно быть Джаваира. – А.О.), Арусяна и Люсина живут в г. Гори Тифлисской губернии. Привлекался к дознанию при Кутаисском ГЖУ по обвинению в преступлении, предусматриваемом 2 и 4 ч. 252 ст. Уложения о наказаниях. Содержался под стражей в Батумской тюрьме, откуда 17 сентября 1904 г. бежал» {16} .
Поразительно: Департамент полиции, который именно с этой целью издавал розыскные циркуляры, не пожелал обратиться к ним и 1 ноября переслал извлеченные из донесения А. М. Гартинга сведения о Камо вместе с его фотографией в Особый отдел Канцелярии наместника на Кавказе на имя полковника В. А. Бабушкина. При этом произошла одна небольшая «случайность»: из сведений А. М. Гартинга исчез факт побега Камо {17} , в результате чего была скрыта именно та ниточка, которая позволяла без особого труда установить его личность.
Обнаружившиеся «несообразительность» и «непрофессионализм» свидетельствуют о том, что в Департаменте полиции кто-то из лиц, причастных к расследованию этого дела, с самого начала встал на путь его саботирования.
Кто именно в это время курировал в стенах Департамента полиции дело о тифлисской экспроприации, мы не знаем. Можно лишь отметить, что Особый отдел возглавлял Алексей Тихонович Васильев, а всю розыскную деятельность по РСДРП в Особом отделе – подполковник А. М. Еремин.
7 ноября 1907 г., когда по распоряжению министра внутренних дел Департамент полиции взял на себя производство формального дознания по делу о тифлисской экспроприации, оно было поручено чиновнику для особых поручений 5-го класса коллежскому советнику Сергею Викторовичу Савицкому, а наблюдение за дознанием возложено на товарища прокурора Петербургской судебной палаты Владимира Евстафьевича Корсака {18} , кстати, позднее вольно или невольно способствовавшего освобождению Л. Б. Красина из выборгской тюрьмы. Приняв к производству дело о тифлисской экспроприации и имея на руках названное выше донесение А. М. Гартинга, С. В. Савицкий тоже не «догадался» обратиться к розыскным циркулярам и стал ждать ответа из Тифлиса.
Получив информацию Департамента полиции о Камо, В. А. Бабушкин с поразительной оперативностью, уже 4 ноября, отрапортовал, что Камо – это уроженец Гори Иосиф Демьянович Давришени {19} . Между тем И. Д. Давришени никогда не сидел в батумской тюрьме и принадлежал не к партии большевиков, а к партии анархистов {20} .
9 января 1908 г. прежний начальник Тифлисского ГЖУ М. Т. Заушкевич был переведен на пост начальника Харьковского охранного отделения {21} , а его преемником на этом посту 12 января стал А. М. Еремин, 8 февраля он получил чин полковника и 25-го прибыл в Тифлис к новому месту службы {22} .
По всей видимости, в связи с произошедшими изменениями в руководстве Особым отделом 16 февраля 1908 г. за вице-директора Департамента полиции А. Т. Васильев направил Кавказскому районому охранному отделению письмо № 125159. В нем сообщались те же самые сведения о Камо, которые были посланы 1 ноября 1907 г. в канцелярию наместника, с одним лишь дополнением: «Есть указания также на то обстоятельство, что незадолго до тифлисской экспроприации Камо бежал из тюрьмы в Батуме» {23} .
Казалось бы, А. М. Еремин должен был наконец поручить кому-либо из своих подчиненных обратиться к розыскным циркулярам и на их основании установить личность Камо. Однако Тифлисское ГЖУ тоже не стало делать этого и направило запрос в Батум. Можно было бы ожидать, что в запрос будет включен весь текст письма А. Т. Васильева с просьбой проверить, кто из армян, уроженцев Гори, около 26 лет, сын разорившегося торговца, без матери, имеющий трех сестер, бежал из батумской тюрьмы в последнее время.
Свой запрос на имя начальника Кутаисского ГЖУ А. М. Еремин сформулировал совершенно иначе: «Кто из числа содержащихся под стражей в г. Батуме бежал в 1907 г. и подробные сведения о таковых лицах» {24} . Этим самым сразу же ограничивался диапазон поиска. Подобную телеграмму можно было бы понять, если бы в распоряжении А. М. Еремина имелись точные сведения о том, что Камо бежал из тюрьмы именно в 1907 г. Между тем в донесении Гартинга и в письме А. Т. Васильева о времени побега говорилось очень неопределенно: «незадолго» до тифлисской экспроприации.
Вполне естественно, когда из Батума пришел список бежавших в 1907 г., никто из них не подпал под характеристку Камо, поскольку его побег относился не к 1907, а к 1904 г. {25} Используя такой ответ, Тифлисское ГЖУ имело возможность отрапортовать в Департамент полиции, что среди бежавших из батумской тюрьмы ни одного человека нельзя идентифицировать с Камо {26} .
А пока следствие по этому делу продолжало буксовать, один из арестантов кутаисской тюрьмы, Арсений Корсидзе, 1 марта 1908 г. дал показания, в которых назвал имена и фамилии многих лиц, причастных, по его утверждению, к тифлисской экспроприации. Среди них фигурировал Камо Сомехи (армянин) {27} .
Не нужно было обладать особым опытом и сообразительностью, чтобы, получив подобные показания, предъявить А. Корсидзе фотографию арестованного в Берлине Камо, направленную в Особый отдел канцелярии наместника еще 1 ноября 1907 г. Вместо этого ГЖУ ограничилось отправкой показаний А. Корсидзе в Департамент полиции, причем сделав это лишь 27 марта {28} .
Прошло еще около трех недель, и 16 апреля Департамент полиции за подписью А. Т. Васильева направил в Тифлис запрос: «На 219 телеграфируйте результаты предъявления Арсению Корсидзе карточки Камо, задержанного в Берлине» {29} . Только после этого 22 апреля А. М. Еремин сообщил в Петербург: «Показанием Корсидзе [на] изображенной карточке Камо есть житель Гори Тер-Петросян. Проверка показания Корсидзе производится. Результат доложу дополнительно. Полковник Еремин» {30} .
Итак, Тифлисское ГЖУ наконец имело сведения о личности Камо. Теперь, опираясь на архивные документы, в течение нескольких часов можно было установить, что биографические сведения С. А. Тер-Петросяна полностью совпадают с подобными же сведениями о Камо, а обратившись к розыскным циркулярам или же сделав новый запрос, установить, что в 1904 г. он действительно бежал из батумской тюрьмы. Тифлисскому же ГЖУ для производства подобной проверки понадобилось более трех месяцев! 3 июня А. М. Еремин подтвердил факт опознания в Камо С. А. Тер-Петросяна {31} и только 31 июля 1908 г. отрапортовал: «Дополнение представления 3 июня № 5978 точно установлено, что Камо есть Семен Аршакович Тер-Петросянц, он же Тер-Петросов, сличением его карточки, снятой в Батуме, Д. 252, бежал в 1904 г. Карточка представляется почтой» {32} .
Факт, для установления которого (после получения донесения Гартинга) требовалось несколько часов, занял девять месяцев!
А пока шло установление личности Камо, Тифлисское ГЖУ обязано было произвести проверку других откровений А. Корсидзе. О том, как она проводилась, свидетельствует следующий факт.
Перечислив лиц, которые участвовали или же могли участвовать в экспроприации, А. Корсидзе указал: «Общий же их адрес следующий (где они собираются почти ежедневно от 3 час. пополудни, иногда и до 11 ч. вечера, а чаще расходятся в 8–7 час.): на второй Гончарной улице в 8-м участке живет Варвара Бочаришвили, старуха, никого ни в чем не подозревая, служит для посетителей гостеприимной хозяйкой, туда же и привез Камо Сомехи 250 000 руб. 13 июня 1907 г. Там же собираются грабители и кроме грабителей представители социалистических партий, под квартирой подвал, а в подвале иногда хранится оружие» {33} .
Действительно, квартира В. Бочаришвили была связана с подготовкой тифлисской эспроприации, и именно здесь собрались ее участники 13 июня после того, как покинули Эриванскую площадь {34} . А поскольку по этому адресу проживал Миха Бочаридзе (Бочаришвили), эта квартира давно уже должна была находиться в поле зрения тифлисской охранки {35} , которая на основании инструкции по наружному наблюдению обязана была «по каждой организации» отдельно составлять «сводки лиц и домов, проходящих по наблюдению».
«Для более быстрого ориентирования в домах, проходящих по наблюдению, – говорилось в инструкции по наружному наблюдению, – в [охранном] отделении должен иметься листковый алфавит сведений о домах, так называемая дуга домов, на которую нанизываются листки трех цветов в порядке номеров домов по каждой улице особо. Первый – красный (форма Г-I), на который заносятся вкратце все сведения о данном доме по агентуре, делам и проч <…>. Второй лист – зеленый (форма Г-II) является сводкой наружного наблюдения по этому дому. На нем в соответствующих графах, по каждой организации отдельно, отмечается: кто, когда и кого посетил в данном доме <…>. Третий лист – белый (форма Г-III) представляет из себя выписку из домовых книг лиц, живущих в означенном доме, к квартирам которых, по предположению, могли относиться посещения, агентурные сведения или сведения по переписке» {36} .
Поэтому достататочно было обратиться к имевшемуся в охранном отделении именному реестру, чтобы установить родственную связь между Варварой Бочаришвили и Михой Бочаридзе (Бочаришвили), а также к реестру зданий, проходивших по наружному наблюдению, чтобы найти в нем указанный выше дом на 2-й Гончарной.
И на этот раз Тифлисское ГЖУ продемонстрировало редкий «непрофессионализм». 1 апреля ротмистр этого управления Эргард направил начальнику Тифлисского охранного отделения запрос с предложением проверить сведения А. Корсидзе об упоминаемых в его показаниях лицах, в частности о «старухе Варваре Богоришвили». При этом Эргард не только «забыл» сообщить ее адрес, но и допустил «неточность»: Варвара Бочаришвили превратилась в «Варвару Богоришвили» {37} .
Получив подобный запрос, охранное отделение не могло найти в своем именном реестре несуществующее лицо. Правда, если бы справка наводилась профессионально, вслед за этим мог бы последовать ответный запрос с просьбой уточнить фамилию, так как в картотеке охранного отделения должна была фигурировать фамилия Бочаришвили. Тоже проявив «непрофессионализм» и удовлетворившись отсутствием в именном реестре фамилии Богоришвили, охранное отделение направило запрос о ней в адресный стол.
В мае 1908 г. начальник Тифлисского охранного отделения сообщил начальнику Тифлисского ГЖУ (без номера и точной даты): «Варвара Богоришвили по адресному столу не значится, и личность ее отделению неизвестна. Все поименованные выше лица по делам отделения ранее не проходили. Что же касается конспиративных квартир, в коих собираются грабители для выработки планов намеченных ими грабежей и экспроприации, то установить таковые до настоящего времени не удалось» {38} .
Если бы Тифлисское ГЖУ действительно стремилось докопаться до истины, в сложившейся ситуации перед ним был еще один путь. Можно было предложить А. Корсидзе самому показать дом, в котором проживала Варвара Бочаришвили, а также остальные адреса, которые он посещал на воле. Удивительно, но тифлисские жандармы не «додумались» до этого. И 14 июня А. М. Еремин проинформировал Департамент полиции о том, что «Варвара Богоришвили жительством в Тифлисе не обнаружена» {39} .
О том, что в переписке, связанной с «попыткой» установления личности В. Бочаришвили, было допущено сознательное искажение фамилии, свидетельствует письмо начальника Тифлисского охранного отделения в Тифлисское ГЖУ, отправленное им 5 августа 1908 г. В этом письме, правда по другому поводу, Варвара Бочаришвили фигурирует как лицо, причастное к экспроприации, под своей точной фамилией {40} . Следовательно, кто-то в Тифлисском ГЖУ и Тифлисском охранном отделении сознательно создавал видимость непрофессионализма.
Имевший перед собой показания А. Корсидзе С. В. Савицкий должен был бы обратить внимание на то, что упоминаемая в показаниях А. Корсидзе В. Бочаришвили в телеграмме А. М. Еремина превратилась в В. Богоришвили.
Но полученный ответ его вполне удовлетворил.
Кроме Камо в показаниях А. Корсидзе фигурировали еще несколько человек, причастных к тифлисской экспроприации: Давид Абашидзе, Давид Арчуадзе, Акакий Далинишвили, Илья Ебралидзе, Степко Инцкирвели, Иван Каландадзе, Елисо Ломинадзе, Сико Церцвадзе, Котэ Цинцадзе, Илья Чачиашвили {41} . Как явствует из воспоминаний Б. Бибинейшвили, часть этих лиц действительно участвовала в экспроприации, а другие имели к ней опосредованное отношение {42} .
Получив показания А. Корсидзе, С. В. Савицкий обязан был направить в Регистрационное отделение запрос о наличии в картотеке Департамента полиции сведений о каждом из названных выше лиц. Ни самих запросов на этот счет, ни ответов на них обнаружить пока не удалось. Между тем к 1908 г. в картотеке Департамента полиции фигурировало почти половина названных А. Корсидзе лиц: Иван Каландадзе, Сико Церцвадзе, Котэ Цинцадзе, Илья Чачиашвили {43} .
21 июня 1908 г. Министерство внутренних дел обратилось к наместнику на Кавказе с просьбой разрешить Департаменту полиции произвести необходимые следственные действия на Кавказе {44} . 25 июня такое разрешение И. И. Воронцовым-Дашковым было дано {45} . 4 июля С. Е. Виссарионовым за директора Департамента полиции и Н. А. Павловским за заведующего Особым отделом было отдано распоряжение С. В. Савицкому передать находящееся у него «дознание по обвинению именующего себя Дмитрием Мирским» «для дальнейшего ведения этого дела чиновнику особых поручений А. Т. Васильеву», который к этому времени был отстранен от руководства Особым отделом {46} . Вслед за этим А. Т. Васильев и В. Е. Корсак с 25 июля по 20 августа были командированы в Тифлис {47} .
Позднее Б. Бибинейшвили утверждал, что показания А. Корсидзе, касавшиеся лиц, причастных к тифилисской экспроприации, «отличаются и точностью, и полнотой» {48} . Однако А. Т. Васильев и В. Е. Корсак признали его показания, за исключением тех, на основании которых была установлена личность Камо, не заслуживающими доверия [71]
[Закрыть] {49} .
Не успели следователи появиться на Кавказе, как 8 августа А. Корсидзе едва не стал жертвой покушения, совершенного заключенными кутаисской тюрьмы, где он содержался до этого {50} . В связи с этим 21 августа временный генерал-губернатор Кутаисской губернии и Сухумского округа предложил Департаменту полиции перевести А. Корсидзе в Петропавловскую крепость. Несмотря на сделанное распоряжение, А. М. Еремин «торпедировал» его исполнение, после чего из Кутаиса А. Корсидзе был переведен в Тифлис. Мотивировалось это интересами следствия, по которому тот проходил (дело о так называемой Квирильской, или Шоропанской, республике). Но дознание, к которому он был привлечен, проводилось не в Тифлисе, а в Кутаисе. Это означает, что, опасаясь дальнейших откровений А. Корсидзе, его просто-напросто изолировали {51} .
В 1906–1908 гг. по делу о Квирильской республике было отдано под суд 16 человек. Из них только Арсений Корсидзе дал откровенные показания.
Семь обвиняемых 17 августа 1908 г. суд оправдал, девятерых приговорил к каторжным работам. Самый большой срок (8 лет) получили двое: Александр Степанов и Арсений Корсидзе. Суд не принял во внимание ни раскаяние последнего, ни его содействие следствию своими показаниями {52} . Согласившись с оправданием трех человек, прокуратура опротестовала решение суда в отношении остальных подсудимых. В 1909 г. состоялось новое судебное разбирательство.
«С 11 по 17 мая в городе Кутаисе, – сообщала газета „Возрождение“, – военно-окружной суд рассмотрел кассированное прокурором дело о „Квирильской республике“. Всех обвиняемых по этому делу было 13, но вследствие болезни дело о трех подсудимых было выделено особо. Перед судом предстали Арсений Корсидзе, Подколзин, Ал. Степанов, Пав. Сакварелидзе, Ф. Церетели, Ал. и Сем. братья Жгенти, Хомерики, Цикрадзе и В. Кикнадзе». Почти всех обвиняемых защищали адвокаты. Единственным, кто не смог найти адвоката и «защищался сам», был А. Корсидзе. «Суд вынес приговор, по которому Корсидзе приговорен вместо прежних 8 к 20 годам каторги, Сакварелидзе вместо 6 к 4 годам каторги. Семен Жгенти оправдан. По отношению к остальным оставлен в силе прежний приговор» {53} .
Таким образом, суд счел необходимым увеличить срок каторги только одному А. Корсидзе. Причем в два с половиной раза! А. Корсидзе попытался опротестовать это решение, после чего был приговорен к пожизненной каторге {54} .
26 января 1910 г. он подал заявление с новыми признаниями. 30 января оно были направлено в Департамент полиции {55} и оказалось в руках А. М. Еремина, который к этому времени вернулся в Петербург и возглавил Особый отдел {56} . Ознакомившись с заявлением А. Корсидзе, он начертал на нем резолюцию: «Арестант Корсидзе мне известен как отчаянный лжец. Ни одно из массы его заявлений, сделанных в Тифлисе, не подтвердилось. Передайте переписку согласно резолюции г. директора в 7-е делопроизводство, предварительно запросив Тифлис. Е.4.02» {57} .
А. М. Еремин хорошо знал, что именно благодаря показаниям А. Корсидзе в 1908 г. была установлена личность Камо. Более того, в нашем распоряжении имеется письмо А. М. Еремина, направленное им в Департамент полиции и датированное 23 августа 1908 г., в котором он характеризовал А. Корсидзе как человека, «давшего ценные показания по делу Камо и указавшего других участников ограбления 250 тыс. на Эриванской площади» {58} . Поэтому утверждая в феврале 1910 г., что «ни одно» из показаний А. Корсидзе «не подтвердилось», А. М. Еремин сознательно писал неправду и, используя ее, пытался дискредитировать новые откровения А. Корсидзе.
Итак, что же мы видим? Имея в своих руках более половины членов ЦК РСДРП от партии большевиков и целый ряд лиц, причастных к тифлисской экспроприации, в том числе С. А. Тер-Петросяна, Департамент полиции оказался «не способным» не только разыскать участников экспроприации, но и наказать даже тех, кого ему удалось арестовать.
Можно было бы допустить, что к данной экспроприации был причастен важный секретный сотрудник Департамента полиции и Департамент полиции пытался не допустить его разоблачения. Но что помешало ему добиться выдачи М. М. Литвинова? Почему был выпущен за границу Л. Б. Красин? Как объяснить освобождение из-под стражи И. П. Гольденберга, Г. Е. Зиновьева и Л. Б. Каменева?
* * *
Другой пример.
В 1890 г. возникла Армянская революционная федерация, или же Армянский революционный союз – «Дашнакцутюн», что по-армянски означает «Союз» {59} . В 1892 г. в Женеве состоялся 1-й съезд этой партии. Он принял программу, которая провозглашала своей целью создание республики Турецкая Армения. Печатным органом новой партии стала газета «Дрошак» («Знамя») {60} .
5 апреля 1898 г. 2-й съезд партии утвердил ее устав. В соответствии с ним низовую ячейку партии составлял «хумб» из 7–10 человек, руководители «хумбов» получили право избирать «подкомитет», который должен был руководить несколькими «хумбами». Деятельность подкомитетов направлялась Центральным комитетом, власть которого распространялась на отдельную губернию. В 1904 г. насчитывалось более 20 Центральных комитетов. Руководство ими осуществляли два бюро: Западное, находившееся в Западной Европе, и Восточное – в России и Турции. Высшим руководящим органом стал Совет партии. С самого начала «Дашнакцутюн» приступил к созданию боевых отрядов. Департамент полиции считал, что дашнаки создали своеобразное подпольное правительство, власть которого распространялась на все армянское население {61} .
Первоначально «Дашнакцутюн» ставил своей целью освобождение Турецкой Армении, но с 1897 г. он начинает борьбу и против царского правительства. Правда, тогда это направление в его деятельности не являлось главным. Положение дел резко изменилось после того, как в 1903 г. правительство конфисковало имущество армянской церкви. С этого момента борьба с царизмом выдвигается на первый план {62} . В сентябре 1904 г. представители «Дашнакцутюна» приняли участие в Парижской конференции революционных и оппозиционных партий, поставившей задачу объединения всех антиправительственных сил для свержения самодержавия {63} . В мае 1905 г. Совет партии распространил проект новой программы, в которой ставилась задача создания Закавказской федеративной демократической республики в составе федерации других российских республик {64} .
В руководстве партии возник раскол. Против нового курса выступил один из руководителей боевиков (зинворов) Габриэль Кешишьянц. Вначале 1907 г. в Вене состоялся 4-й съезд партии «Дашнакцутюн». Он принял решение о роспуске отрядов зинворов, находившихся в подчинении Военного совета, возглавлявшегося Г. Кешишьянцем. А после того как последний отказался подчиниться этому решению, за ним и его сторонниками началась самая настоящая охота {65} . 10 июля 1907 г. дашнаки обнаружили Г. Кешишьянца в селении Армавир. В результате совершенного на него покушения он получил ранение, несколько человек были убиты {66} .
Этот эпизод послужил причиной возбуждения уголовного дела. Под руководством следователя по особо важным делам Новочеркасского окружного суда Лыжина началось следствие {67} . Опираясь на показания Г. Кешишьянца, полиция произвела серию обысков. Были обнаружены многочисленные документы, представлявшие партийную переписку, финансовую отчетность и списки членов партии. Дело о покушении на убийство стало превращаться в дело о партии «Дашнакцутюн» {68} .
Пока следствие шло в Новочеркасске, 11 декабря 1908 г. в Тифлисе жертвой дашнаков оказалось несколько филеров местного охранного отделения, в связи с чем здесь прокатилась волна обысков, и жандармам тоже удалось обнаружить множество документов, содержание которых выходило за рамки следствия по делу об убийстве. Так возник еще один центр расследования деятельности партии «Дашнакцутюн» {69} . Министерство юстиции сочло ведение двух дознаний по одной партии ненормальным и отдало распоряжение о передаче тифлисского дела в руки Лыжина. Узнав об этом, 9 января 1909 г. А. М. Еремин направил в Департамент пространную телеграмму:
«Материал, имеющийся у судебного следователя Новочеркасска, составляет небольшую часть весьма серьезного и обширного материала, имеющегося в Управлении в качестве вещественных доказательств, отобранных по обыске Минасяна, Огаджанова и Едигоровых, часть коего за недостатком переводчиков еще не переведена. Указания на участие [в] организации имеются на массу лиц, многие из которых означены лишь псевдонимами и требуют предварительной следственной агентурной разработки, и они постепенно арестовываются мною дополнительно, ликвидации; материал настолько серьезен, что партия „Дашнакцутюн“ отпустила уже 10 000 руб. на его похищение или уничтожение, новая обширная ликвидация в скором времени невозможна, так как не даст результатов, постепенная же по мере выяснения псевдонимов, имеющихся в отобранном материале, необходима и даст возможность привлечь большое число лиц, имеющих первенствующее значение в партии в разных городах, но для этого необходимо вести следствие не иначе, как в Тифлисе, где главный материал, где есть агентура, где главные деятели партии, Восточное бюро и местный Центральный комитет, которые руководят всей работой в России. Предписание министра юстиции сдать немедленно все дознание [о] „Дашнакцутюн“ в Новочеркасск разобьет дело, так как Управлением ведется переписка [по] охране, которую [в] интересах дела нежелательно передавать следователю, пока она не приведет к дознанию не только о лицах, у которых отобраны уличающие их материалы, но и о всех выясненных путем переписки и агентуры, следователь же без освещения агентуры и работая в Новочеркасске путем переписки с Управлением не сделает половины того, что он мог бы сделать, работая [в] Тифлисе, словом, [в] настоящее время [нужна]не ликвидация, а обширное следствие [в] Тифлисе, которое поведет или [к] обширной ликвидации [в] будущем или частичным привлечениям [к] следствию ряда выдающихся лиц [в] настоящем. Желательно было бы, чтобы следователь Лыжин приехал [в] Тифлис, пока еще не отосланы вещественные доказательства, которые к тому же могут быть похищены [в] пути, и дознания, чтобы хоть бегло просмотреть имеющийся материал, познакомиться [с] деятельностью партии, тогда он не замедлил бы перенести свою работу в Тифлис» {70} .
В аргументах А. М. Еремина была логика. Однако Министерство юстиции не согласилось с ней {71} . Характеризуя принятое на этот счет решение, Департамент полиции писал: «Со стороны судебного ведомства следствие о партии „Дашнакцутюн“ сосредоточено у судебного следователя по особо важным делам Новочеркасского окружного суда Лыжина; объединение и руководство произведенных и предстоящих ликвидаций возложены по приказанию генерал-майора Курлова на начальника Тифлисского губернского жандармского управления полковника Еремина, в помощь которому командирован из Петербурга Отдельного корпуса жандармов подполковник Дацевич» {72} .
28 марта 1909 г. Лыжин направил в Тифлис предписание о необходимости производства обысков и аресте 192 человек {73} . Затем последовало решение о производстве обысков и аресте еще 241 человека. Обыски планировались в 18 городах. К середине января 1910 г. их было произведено около тысячи {74} . Однако 696 арестованных вскоре вышли на волю, и в обвинительном акте, подписанном 28 мая 1911 г., в качестве обвиняемых фигурировало лишь 159 человек {75} .
Дело партии «Дашнакцутюн» рассматривалось в Особом присутствии Правительствующего Сената. 20 января 1912 г. закончилось оглашение обвинительного заключения, 21-го начался допрос свидетелей, в середине марта был объявлен приговор. Большую часть обвиняемых (103 человека) Сенат оправдал, 52 человека получили различные сроки тюремного заключения с зачетом времени, проведенного под следствием, в результате чего многие из них сразу же по оглашении приговора вышли на свободу. И только 4 человека были приговорены к каторжным работам {76} .
