Текст книги "Мир Ашшура. Дилогия"

Автор книги: Александр Мазин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 58 страниц)

2

Армия фетсов высадилась в Агракаде на следующее утро. Впервые за двести лет зажглись сигнальные костры вдоль Царской дороги, возвещая о вторжении врага. Владыка Земли Шорарг выстроил свои войска вдоль болотистого устья Агры и велел уничтожить все паромные переправы через реку. Командующий флотом Карнагрии самочинно, поскольку приказа из Великондара не поступало, двинул все боевые корабли на юг. Но корабли Фетиса успели высадить войска и отплыли, не дожидаясь противника. Боевые галеры Карнагрии выстроились на рейде Агракада, однако штурмовать город с моря – бессмысленно. Ждали приказа Императора, но приказа не было.

Аккараф поверить не мог, что Фетис нанес удар. Какие роскошные дары присылал ему Владыка самой южной из четырех империй! Какие ласковые письма писал! Да, Аккараф ждал нападения, но – с севера! Проклятье! Владыка Карнагрии совсем растерялся.

Первое, что он сделал,– это вызвал к себе посла Священных островов Сок.

Посол соктов Кен-Гизар, хитрый матерый лис, явился незамедлительно. Аккарафу посол не нравился. Император несколько раз требовал от соктов, чтобы прислали другого. Но требования вежливо отклонялись, а настаивать, ссориться со Священными островами – крайне накладно. Ни одна империя не просуществует без морской торговли, а на море заправляют сокты, как это ни печально.

Но теперь Аккараф заставит посла ответить за всегдашнюю оскорбительную наглость! Разве нет у них договора, по которому сокты защищают Карнагрию от вторжения с моря?

Синие глаза Кен-Гизара на темном лице – небесные окна в мешанине туч. Посол соктов, широкоплечий, выше среднего роста, держался так, словно это он Царь царей: сдержанный формальный поклон и надменно поднятая голова посла. Аккараф был в бешенстве, но сумел скрыть гнев и произнес почти спокойно:

– За что я вам плачу, сокт? Почему вражеские воины высаживаются на моем побережье, которое вы обязаны защищать?

– Император имеет в виду фетсов? – вежливо осведомился Кен-Гизар.

– Нет, я имею в виду демонов Джехи! – рявкнул Аккараф.

– К моему большому сожалению, я должен сказать…– Сокт запнулся и озадаченно поглядел на золотой браслет, украшавший его запястье.

– Ну, что ты замолчал? – Аккараф сдвинул брови и раздул ноздри.

– Я… Мне…– Сокту потребовалось усилие, чтобы взять себя в руки, но он справился.

Погладив пальцами священный браслет с символом сокола, вдруг ставший горячим, как разогретая солнцем галька, посол поднял глаза и продолжил:

– К моему большому сожалению, я ничем не могу утешить Владыку Карнагрии. Договор, который мой народ заключил с Империей, гласит: флот Священных островов обязуется защищать берега и корабли Карнагрии от нападения пиратов. И только. Точно такое же соглашение мы имеем и с остальными империями, включая и Фетис. Может ли Царь царей пожаловаться на то, что мы пропустили пиратов к побережью Карнагрии?

– Но эти проклятые фетсы напали на меня! – закричал Аккараф.– По-твоему, сокт, это не пиратский набег?

Кен-Гизар покачал головой.

– Это не пиратский набег,– произнес он спокойно.

– А что же?

– Это война.

Аккараф потерял дар речи. Лицо его побагровело, жирное брюхо заколыхалось от возмущения. Лекарь-фетс (война или мир, а фетсы – лучшие врачеватели в империях), который в последние годы неотлучно находился при Императоре, когда тот решал важные дела, немедленно принялся массировать шею и затылок Аккарафа.

Спустя некоторое время кожа Императора приобрела обычный цвет. Аккараф успокоился. Как ему ни хотелось прикончить сокта, с этим придется повременить. Тем более что формально посол прав: фетсы – не пираты. Это война, а не набег.

– Пошел вон,– сказал Аккараф, с удовольствием пронаблюдав, как вытянулось лицо черномазого от такого обращения.

Посол, впрочем, не мог позволить себе оскорбиться. Поклонившись, он направился к выходу. Перед тем как покинуть Малый зал приемов, Кен-Гизар остановился и оглядел обшитые дорогим черным деревом стены. Затем молча вышел и покинул императорское крыло. Золотой браслет жреца Яго, который Кен-Гизар носил на запястье, перестал обжигать кожу. Браслет этот был не просто дорогим украшением: он обладал собственной магией Яго и безошибочно обнаруживал магию чужую. Что ж, Кен-Гизар не мог позволить себе ответить на оскорбительные слова Аккарафа, но зато мог не ставить Императора Карнагрии в известность, что у него под боком притаилась нечисть.

Когда посол соктов покинул Аккарафа, Императору сообщили, что его личный маг просит немедленной аудиенции.

– Нет,– отрезал Император.– Я больше не доверяю фетсам! К тебе это не относится,– добавил он, покосившись на лекаря.– Даггер,– обратился он к начальнику дворцовой стражи,– вели арестовать мага и держать под неусыпным наблюдением!

Алый салютовал и собирался уйти, но Аккараф остановил его:

– Ты вот что… Помягче с ним, все-таки маг…

– Я понимаю, государь.

Даггер очень хорошо представлял, чем может обернуться гнев мага. С чародеями не шутят. Их или убивают сразу, или холят, как дорогих айпегских жеребят.

Царского мага звали Фанкис. Имя, разумеется, не настоящее. Маг служил еще предшественнику Аккарафа, и только Великому Ашшуру ведомо, сколько фетсу лет.

– Император велел позаботиться о твоей особе,– дипломатично сказал капитан дворцовой стражи.– Ты, несомненно, знаешь, что твои сородичи напали на Карнагрию?

– Несомненно.

Кожа Фанкиса – желтая и морщинистая, а борода и длинная коса – совершенно белые. Никто не сообщал магу о нападении фетсов, но на то он и царский маг, чтобы знать все, что касается царя.

– Я приставлю к тебе пятерых солдат. Никто не потревожит твою особу,– сказал Даггер.

– Как угодно.– Глазки мага превратились в крохотные щелочки.– Император не доверяет мне?

Даггер нехотя кивнул.

– Ты – фетс,– напомнил он.

– Это правда.

Чародей погладил свою белоснежную косу.

– Пять солдат – это слишком много для одного старика,– заметил он.– И слишком мало – для одного мага, а, Даггер?

– Зачем тебе понадобилась встреча с Императором? – вместо ответа спросил капитан.

– Разве царскому магу нужно объяснять кому бы то ни было, почему он хочет встретиться с царем?

Даггер промолчал. Его солдаты переминались у входа в покои. Больше всего они хотели бы убраться отсюда подальше.

– Императору грозит опасность,– сказал Фанкис.– Здесь, во дворце.

Зрачки фетса расширились и полыхнули темным огнем.

Даггеру очень захотелось покинуть покои мага и больше никогда с ним не встречаться. Но капитан был Алым, а значит, умел подавлять страх.

– Какая опасность? – спросил Даггер твердым голосом.

– Я скажу Императору лично. Передай ему.

И повернулся к капитану спиной.

– Я передам,– пообещал Даггер. И солдатам: – Оставайтесь здесь.

Оказавшись в галерее, капитан попытался расслабиться. Но пылающие глаза мага впечатались в память и отняли у капитана спокойствие.

– Нет, я не желаю его видеть! – отрезал Император.– Передай начальнику царской стражи, чтобы явился ко мне. Отныне он будет находиться при мне постоянно. Его мечу я доверяю больше, чем чарам фетса! Церемониймейстер!

– Да, государь?

– Распорядись, чтобы к завтрашнему утру подготовили Зал Царского Совета. Я желаю знать, что думают мои вельможи по поводу будущей войны. Кто еще просил о встрече со мной?

– Командующий Черной пехотой, посол Эгерина, посланник Владыки Реми, советник Саконнин, помощник командующего флотом…

– Довольно,– поморщился Аккараф.– Этак я до обеда не управлюсь. Приму троих и начну с посла.

3

Как преступника, посягнувшего на императорское имущество, Фаргала отправили не в городскую тюремную яму, а в особый застенок на задворках Дивного города [7]7
  Дивным городом в Карнагрии называют дворцовый комплекс столицы и прилегающие к нему постройки, находящиеся внутри дворцовой крепостной стены.


[Закрыть]. Взглянув на эгерини теперь, мало кто из прежних знакомых узнал бы в нем того красавца воина, каким Фаргал был всего лишь несколько недель назад. Голый, грязный, исхудавший так, что все ребра – наперечет. Месяц под проливным дождем, внутри железной клетки, среди людей, ни один из которых не рискнул бы выйти один на один против вооруженного эгерини, зато очень хорошо знал, как довести до бешенства беспомощного пленника.

Брошенный в вонючую камеру, прикованный к кольцу в стене, Фаргал вытянулся на охапке гнилой соломы и закрыл глаза.

Фаргал знал, что его казнят. И смерть будет мучительной. Не стали бы везти через полстраны, чтобы просто повесить. Где-то внутри теплилась надежда: Таймат сумеет его спасти. Слабая-слабая надежда…

– Эй, парень, хочешь лепешку?

Фаргал открыл глаза. Рядом с ним на корточках сидел старик. В руках он держал кусочек серого черствого хлебца.

– Хочешь лепешку, парень?

– А ты?

– Я старый, мне ее не разгрызть – сказал старик.– И все равно, тем, кто попал сюда, бессмысленно копить жир. Когда льва не кормят три дня, он жрет даже кости.

– Спасибо.

Лепешка исчезла в одно мгновение.

– За что тебя? – спросил старик, пристраиваясь рядом на клочке соломы.

– Я разбойник,– сказал Фаргал.

С тех пор, как эгерини схватили, этот человек был первым, кто отнесся к нему с сочувствием.

– А тебя?

– У меня не было пяти монет, чтобы дать взятку сборщику.

– И это все? – удивился Фаргал.

– Ты, должно быть, не земледелец, парень, я угадал? А мы тут все за одно сидим. Что я, что они! – Старик показал на сокамерников.– Ты правда разбойник? На вид тебе не больше восемнадцати.

– Так и есть,– кивнул эгерини.– В Карн-Апаласаре меня звали Большой Нож. Не слышал?

– Нет, а где это – Карн-Апаласар?

– Ты не знаешь? – изумился Фаргал.– Это на севере Карнагрии.

– Я сроду не уходил из моего селения,– сказал старик.– Вот только на старости лет совершил путешествие прямо в Дивный город. И кого же ты ограбил, что тебя привезли аж в столицу?

– Караван, который вез налоговый сбор Императору.

– Много добыл?

– Тысячу золотых.

– Ничего себе!

Старик выпрямился и сказал с важностью:

– Я горжусь, что ты ел мою лепешку! Пойду скажу этим.– Он кивнул на остальных узников, сбившихся в кучку у противоположной стены.

«Что же это за закон, который одинаково наказывает и того, кто украл из императорской сокровищницы тысячу золотых, и того, кто не сумел раздобыть несколько серебряных монет?» – подумал Фаргал.

Эгерини оглядел тюремную камеру. Узкое, не протиснуться, окошко, железная дверь. Полумрак. Ночью здесь наверняка шныряют крысы. Фаргал прислушался к разговору узников.

Новость, которую принес старик, их не взволновала.

– Говорят, когда лев тебя хватает, боли совсем не чувствуешь,– говорил один.

– Мало ли что говорят? Кого лев сожрал, тот уже не расскажет, а кого не сожрал – откуда он знает?

– А я все думаю – как там мои? Долг-то висит, продадут жену с детишками какому-нибудь шакалу…

– А чего? – проговорил другой.– Рабу так даже и лучше. Кормят его, лечат даже, если ценный…

– У нашего управляющего рабы с восхода до заката, не разгибаясь…

– А ты сам разве не так?

– Ну так на своей земле, на себя же!

– И где теперь твояземля?

Старик снова вернулся к Фаргалу.

– Ничтожные люди,– пожаловался он.– Молодые, а не понимают, что скоро умрут, и нет у них больше ничего, и не будет.

– Послушай, дедушка,– произнес Фаргал.– Почему они все время болтают о львах?

– Хой! Так ты не знаешь? Мы же императорскиепреступники!

– Ну и что?

– Как что? Государственных преступников скармливают львам, на Арене, чтоб весь народ видел!

Перед мысленным взором Фаргала возникла крепость Стур-а-Карн и Коронованный Лев, скалящий длинные клыки на государственном флаге.

– Не горюй,– утешил его старик.– Это же лучше, чем когда на столбе повесят. Хорошо, ежели через три дня помрешь. А лев – он сразу…

* * *

Начальник царской стражи Хугс родился в семье городского стражника и попал в Алые не потому, что отличался большим умом, а благодаря врожденным способностям к боевому искусству. Хугс полагал себя лучшим мечом Карнагрии. Надо признать, у него были основания для этого.

Прохаживаясь по пушистому ковру в опочивальне Царя царей, Хугс поглядывал на парчовый полог, окружавший постель Императора, и думал о рабыне, которую купил два дня назад. Хугс заплатил за нее восемьдесят шесть золотых, в десять раз больше, чем стоила обычная девственница. Но начальник стражи уже уверился: приобретение стоит истраченных денег. Великондарская школа наложниц отбирала лучших девочек и готовила их так, чтобы самый взыскательный вельможа остался доволен. Хугс не вельможа, но от девчонки был в восторге. Поэтому «привилегии» неотлучно находиться при Императоре воин не очень-то обрадовался. Покосившись на полог, из-за которого доносился звучный храп Царя царей, Хугс презрительно фыркнул. С тех пор как Алый стал начальником царской стражи, Аккараф ни разу не был с женщиной.

Оборотень остановился за деревянной панелью. Позади уходил вниз узкий тоннель, связанный с разветвленной сетью потайных ходов, пронизывающих царский дворец. Самым старым коридорам этого лабиринта насчитывались тысячи лет. Каждый Император, воссев на Кедровый Трон, с помощью магии или путем простого выстукивания стен пытался выяснить, где проложены невидимые коридоры. Частично это удавалось, но по крайней мере треть узких коридоров и тоннелей, спрятанных в толстых стенах дворца, была защищена и от магии, и от звука, выдающего пустоту. Ход, в котором стоял сейчас слуга Мудрого Аша, был именно таким.

Оборотень прислушался. Собственно, чтобы услышать храп Императора, не требовалось напрягать слух. А вот дыхание и приглушенные шаги второго могли уловить лишь очень чуткие уши.

Оборотень насторожился. Его массивное тело наклонилось вперед, ушные раковины раскрылись, как два зеленых веера. Оборотень был умен (как и подобает слуге Мудрого бога) и ничего не забывал. Помнил он и то, что прежде Аккараф никогда не оставлял воинов в своей опочивальне. Император считал, что шестеро Алых за дверью – достаточная защита. Но сейчас в опочивальне Императора именно воин. И, судя по тому, как он ходит, воин этот – опытный боец. Слуга Аша не сомневался, что справится с любым воином-человеком. Зеленая светящаяся кожа оборотня, когда требовалось, становилась тверже дерева, а клыки и когти, которые он мог вырастить в одно мгновение, стоили любого оружия из стали. И еще магия. Нет, ни одному человеку не устоять против слуги Мудрого. Но сумеет ли он убить достаточно быстро? И остаться неузнанным? Оборотень потер гладкий затылок. Ушные раковины втянулись внутрь, остались только два маленьких отверстия. Тусклый зеленый свет, излучаемый кожей оборотня, едва достигал покрытых вековой пылью стен. Низкий свод коридора избороздили трещины. Ядовитый паук соскользнул сверху на невидимой паутинной нити, упал на голову оборотня и, словно обжегшись, подогнул лапки и скатился на пол. Слуга Мудрого не обратил на него внимания: он размышлял.

Императора нужно убить. Причем именно в эту ночь. Оборотень не знал, для чего это нужно его повелителю, но знал, что будет, если он ослушается.

Нужная мысль пришла, и оборотень, сорвавшись с места, помчался по коридору.

Хугс вынул меч и для развлечения выполнил несколько приемов: «двойную восьмерку», «кольчугу», «грифона». Начальник царской стражи виртуозно владел мечом: клинок его летал так стремительно, что и не разглядеть. Хугс удовлетворенно хрюкнул, бросил меч в ножны и продолжил мерять шагами опочивальню.

Оборотень бежал долго, спускаясь все ниже и ниже, пока не оказался в подземельях царского крыла дворца. Здесь, в вечном мраке, располагался огромный водоем, питаемый подземными ключами. По замыслу строителей, водоем должен был в случае осады обеспечить защитников водой. За века о нем забыли. Вход на спиральную лестницу, ведущую в рукотворному озеру, был заложен кирпичом при строительстве очередной башни. Но сама лестница сохранилась.

Оборотень часто приходил сюда. Твари, водившиеся в заброшенном водоеме, служили ему пищей.

Черная вода забурлила. Нечто, больше всего напоминающее обрубок кишки, выпрыгнуло из воды и повисло, вцепившись в ногу слуги Аша. Миг – и тварь уже извивается у него в руке, разевая усеянную крохотными зубами пасть. Оборотень сжал пальцы крепче: червеобразное тело покрывала слизь. Оборотень засмеялся. Он смеялся, только когда оставался один. Потребность смеяться осталась с тех времен, когда он был человеком, а быть человеком слуга Мудрого считал унизительным.

Не переставая хохотать, он устремился наверх. Из пасти пойманной твари капала густая слюна с острым кислым запахом.

Спустя четверть часа оборотень уже осторожно отодвигал панель, прикрывавшую тайный вход в императорские покои. Прямо перед слугой Аша спускался с потолка полог из коричневого шелка. За пологом спал Аккараф. С другой стороны ложа расхаживал охранник.

Слуга Аша поднял занавес и бесшумно вспрыгнул на царскую постель. За занавесом было темно, но темнота оборотню не мешала. Он отчетливо видел лежащего Императора, его одутловатое лицо и раскрытый рот. Оборотень подумал, что мог бы просто свернуть Аккарафу шею, но придуманный им план, безусловно, интересней. Слуга Аша подполз к Императору, быстро прижал пасть кишкообразной твари к лицу Аккарафа, стремительно скатился с постели, нырнул под занавес и через мгновение исчез за панелью.

Храп Аккарафа порядком раздражал Алого, потому, когда Император перестал храпеть и заворочался, Хугс вздохнул с облегчением. Некоторое время за пологом было тихо. И вдруг тяжелое ложе затряслось от сильнейших беспорядочных ударов. Сдавленное утробное мычание, не имеющее ничего общего с человеческим голосом, раздалось из-за полога, и от этого звука волосы на затылке Хугса встали дыбом.

Но Хугс был Алым, и страх только подстегнул его. Он шагнул вперед и, взявшись за рукоять меча, резко откинул парчовый занавес…

Император катался по широченному ложу и глухо мычал. Хугс не сразу разглядел белесую тварь – огромную, размером с руку, пиявку, присосавшуюся к лицу Аккарафа. Хугс закричал и прыгнул на Императора, пытаясь ухватить гадину. Шип его налокотника зацепил полог, и тяжелая парча накрыла Алого. С яростным воплем Хугс рванул занавес, но толстый шелк не поддался. Хугс рванул еще раз, вырвал его из креплений… и полетел на ковер. Это бьющийся на ложе Аккараф пнул его ногой. Начальник стражи вскочил, бросился обратно, кое-как прижал Императора к постели, схватил белесую пиявку… и с воплем отдернул руку. Слизь на туловище твари обжигала, как раскаленное железо.

Император между тем перестал дергаться и мычать. Дело плохо!

Дверь в опочивальню распахнулась, и шестеро стражников, вбежав, уставились на голое тело Аккарафа, распростершееся поперек ложа.

Хугс схватил одеяло, набросил его на белесую тварь, уперся коленом в грудь Аккарафа и рванул что было сил. Раздался треск, пасть твари отделилась от лица Императора, а Хугс, потеряв равновесие, скатился с ложа.

Поднимаясь, он услышал сдавленный возглас одного из стражников.

У Императора Карнагрии больше не было лица. Вместо него от подбородка до лба зияла яма, наполненная черно-зеленой жижей. Яд выел даже кости. Желто-багровая плоть по краям ужасной раны чернела и отваливалась, пачкая белые простыни. Тошнотворный запах прокисшей рвоты распространился по комнате.

Начальник царской стражи почувствовал, как холодный пот заструился по спине. Император Аккараф был мертв. И его смерть неотвратимо надвигалась на Хугса. Начальник царской стражи очень хотел жить. Но тысячелетний закон Карнагрии не оставил ему выбора.

Хугс соскочил на ковер, пустыми глазами глянул на своих людей, столпившихся у царского ложа, и принялся расстегивать ремни кирасы. Начальник царской стражи жизнью отвечает за жизнь Императора.

Белесая тварь, отброшенная Хугсом на ковер, корчилась, как огромный червь. Там, где яд, сочащийся из пасти, попадал на ковер, фетская шерсть бурела и расползалась лохмотьями.

Один из Алых, набравшись мужества, приблизился к твари и несколько раз ударил ее мечом.

Хугс тем временем стащил через голову кирасу и, повернув меч к себе, одним движением вогнал клинок между ребер. Точно в сердце.

4

О смерти Аккарафа наследнику сообщили меньше чем через час.

И радость, какую он выказал, узнав о кончине названого родителя, показалась советнику Саконнину не подобающей будущему Императору. Но когда Йорганкеш узнал, как умер Аккараф, ликование наследника поубавилось. А уж взглянув на мертвое тело со смрадной дырой вместо лица, Йорганкеш и вовсе упал духом.

Распорядившись, чтобы унесли труп и навели порядок в спальне, Йорганкеш немедленно послал за главным жрецом Ашшура. Следовало как можно скорее вступать в права. Явившийся по зову жрец заверил, что завтрашний день вполне благоприятен для церемонии восшествия на Кедровый Трон.

Отправив жреца, Йорганкеш послал за магом… И страшно разгневался, узнав, что к Фанкису приставили стражу.

– Даггера мне! – потребовал наследник. – Я закую его в цепи,– заявил он Саконнину.

– Лучше убей,– посоветовал тот.– Но не сегодня. Сегодня ты, мой господин (он подчеркнул последнее слово – к Царю царей так обращаться не подобало), все еще только наследник, а завтра…– Саконнин замолк, но все и так было ясно.

Однако Императору не удалось отправить бывшего капитана дворцовой стражи в страну Мертвых. Даггер, вероятно, посчитав, что умирать ему еще рано, ночью ускакал в Великонкад и оттуда на соктской галере отбыл в Эгерин. Возможно, в Лосане ему бы обрадовались больше, но Даггер недолюбливал фетсов. Позже Йорганкеш хотел потребовать у Императора Эгерина выдачи беглеца, но Саконнин порекомендовал этого не делать. Зачем нарываться на заведомый отказ?

Весь месяц Обновления и половину следующего за ним месяца Благословения Земель в Дивном городе кипели страсти, скатывались головы, а милости разбрасывались, словно зерна из рук сеятеля. Только вот всходы, как правило, оказывались неважные. Йорганкеш, который прежде ругал Аккарафа за бездействие в отношении фетсов, в первые дни своего царствования о них и вовсе забыл, а когда напомнили, распорядился пресечь вторжение силами войск Владыки Земли Шорарг, Владык сопредельных земель и четырех тысяч пехоты, каковую он передавал в ведение Владыки Шорарга. То есть сделал даже меньше, чем собирался Аккараф.

Владыка Шорарга, отлично понимая, что силенок у него – только-только удержать северный берег Агры, ослушаться не рискнул, попытался форсировать реку… и потопил в ее водах все четыре тысячи Черных копейщиков Императора и сотен шесть собственных людей. Фетсы, с помощью боевых машин, коими славились во всех Четырех Империях, играючи разбили все лодки и плоты, которые использовались для переправы. Только боевые галеры карнагрийского флота, посуху, в обход устья Агры, блокированного захваченным Агракадом, переправленные в реку, удержали захватчиков от ответного удара.

Тут Йорганкеш наконец сообразил, что полумерами не отделаешься, и стал спешно готовить настоящую армию. Но и враги его не бездействовали. В Карнагрии запахло большой войной. Вот только горький дым ее чуяли пока лишь на юге и в самом Дивном городе. В столице же все текло по-прежнему.

* * *

Казнь государственных преступников – дело ответственное. Поэтому убивали их не всех скопом, а парами, по двое – каждую неделю. На четырнадцатый день месяца Обновления пришла очередь старика. Фаргалу, прибывшему в застенок последним, умирать еще не полагалось, но распорядитель, ведавший казнью, ткнул пальцем – и эгерини стал попутчиком старика на дороге смерти.

Пятеро стражников выволокли их из застенка: Фаргала – в цепях, старика – с веревочной петлей на шее – и погнали к возку. Через четверть часа смертников сгрузили у каких-то ворот, а затем, открытым коридором между потрескавшихся кирпичных стен, повели к Арене.

Сквозь стальные прутья Фаргал видел просторный желтый круг, от которого амфитеатром поднимались скамьи для зрителей. Видел он и самих зрителей, отделенных от круга высокими решетками из стальных прутьев, заостренных и загнутых внутрь. Арена напомнила Фаргалу императорский театр в Верталне. Только вот решеток в театре не было.

Гулко ухнул барабан.

Зрители на трибунах зашевелились, зашумели.

– Давай! – гаркнул распорядитель, и два стражника распахнули железную дверь на Арену.

Третий схватил старика за шею:

– Вперед, гнилые кости!

И вытолкнул беднягу на Арену.

Дверь поспешно захлопнули, потому что с противоположной стороны, где на тележке стоял длинный закрытый ящик, тоже подняли стальную решетку.

– Вот знаменитый разбойник Большой Нож из Карн-Апаласара! – завопил глашатай.– Его банда, ныне разгромленная воинами величайшего и могущественнейшего Царя царей Аккарафа, убила тысячу человек и награбила больше десяти тысяч золотых…

Собравшаяся на трибунах избранная публика речью глашатая не вдохновилась. Даже ослу понятно: этот старик – никакой не разбойник.

Зато Фаргал был потрясен.

«Это ведь я – Большой Нож»,– подумал он.

Он бы никогда не догадался, что устроитель казни этаким способом решил прибавить весу старому земледельцу. А поскольку вся фантазия устроителя уходила на девок в борделе, то он попросту подменил одного персонажа кровавого представления другим.

Красногривый лев из породы горных выпрыгнул из деревянного ящика, потрусил по Арене, загребая лапами смешанный с опилками песок. Львица выскользнула из ящика следом за своим супругом и нетерпеливо рыкнула. Красногривый рявкнул в ответ и в один прыжок покрыл добрых пятнадцать шагов.

Упавший от толчка стражника старик встал на четвереньки, сел и потер тощую поясницу. Лев был уже в каких-нибудь сорока шагах, но старик смотрел на хищника без страха. За свою трудную жизнь он привык к боли, а смерти уже давно не боялся.

Трибуны притихли.

Лев в два прыжка покрыл оставшееся расстояние и застыл в шаге от жертвы. Старик закрыл глаза. Для льва он был даже не охотничьей добычей. Просто пищей, большим куском мяса. Хищник басовито мурлыкнул, схватил беднягу за шею, дернул, упершись лапами в песок, и переломил хрупкие позвонки. И впрямь, это была легкая смерть. Трибуны оживились, загудели.

Несколькими ударами лапы хищник вспорол убитому живот и погрузил морду в горячие внутренности.

«Я буду драться! – подумал Фаргал.– Ашшур! Я человек, а не овца!»

Он нахмурился и сжал кулаки. Державший цепь стражник с беспокойством поглядел на рослого разбойника. Как бы чудить не начал, терять-то ему нечего.

Львы заканчивали трапезу. Утолившая голод львица перегрызла тощую старческую шею и, как расшалившийся котенок, гоняла по Арене облепленную темными от крови опилками голову.

Публика заскучала. Тогда, по знаку распорядителя, на Арену выскочили служители с трезубцами и факелами. Львов загнали в клетки и увезли. Появились рабы-уборщики, собрали в мешки останки старика, рассыпали свежие опилки.

У Фаргала в голове не укладывалось, что через какой-нибудь час ошметки его собственного тела вот так же запихнут в мешок.

– Может, не снимать с него цепи? – предложил один из стражников.

Четверо других отнеслись к предложению благосклонно, но пятый, старший, только фыркнул:

– Чтоб мне потом распорядитель голову снял? Давай открывай замки.

Но меры принял, снял с ремня копье и упер в бок Фаргала.

– Только дернись,– предупредил он.– И туда пойдешь уже полудохлым, понял?

Фаргал ничего не ответил, но безропотно позволил вытолкнуть себя на Арену. Позади захлопнулась дверь. Что-то закричал глашатай.

Фаргал не слушал, он смотрел, как медленно поднимается решетка, за которой мелькает желтая шкура. Много бы дал эгерини за хороший меч! Голые руки немногого стоят против львиных клыков. И все-таки он будет драться!

Фаргал пригнул голову и крепко стиснул зубы. Он ждал.