Текст книги "Южно-Африканская деспотия (СИ)"

Автор книги: Александр Барышев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

Вот и сейчас эти две неугомонные девицы присмотрели хорошенькую рабыню, выглядевшую, правда, истощенной и, мягко говоря, неухоженной. По словам продавца, она вместе с подругой и еще двумя мужчинами была родом из разгромленных еще Филиппом семивратных Фив. Серега тут же вступил с продавцом в спор. Но вмешалась еще одна женщина, пожелавшая выкупить ту же рабыню. Ситуация запуталась, а когда распуталась, Бобров стал обладателем сразу трех рабов, но нисколько об этом не жалел, так как в результате познакомился с Тайс Афинской.

Она его восхитила не столько внешностью, хотя и была, согласно греческим канонам, очень красивой женщиной. Но именно, что греческим. У Боброва на этот счет были свои каноны. И по его канонам первое место в этом соревновании безоговорочно занимала Златка. А вот то, как Тайс себя держала, по ее умению привлечь к себе всеобщее внимание, завладеть им и направить куда надо, ей, пожалуй, не было равных.

Бобров ушел из Афин в сильной задумчивости. И даже не стал вмешиваться, когда Вован прокладывал курс домой. А может, если вмешался бы, то последующего не случилось. В общем, ночью они налетели на полузатопленное судно. Хорошо еще, что шли не полным (ночь все-таки) и удар был скользящий. Когда они, вернувшись, нашли в темноте почти не выступающее из воды судно (само по себе чудо) и Бобров высадился на палубу (из любопытства и чтобы покрасоваться перед Златкой) ему послышался какой-то посторонний звук, отличный от плеска волн. Вместе со спрыгнувшим следом Серегой он с трудом открыл разбухшую лючину и обнаружил в залитом водой почти под палубу трюме девчонку со щенком на руках. Девчонка уже ни на что не реагировала, а щенок, когда Серега взял его на руки, так плакал и лизал его руки, что грубый Серега едва не прослезился. Девчонку отогрели и накормили. Как, впрочем, и щенка. И Бобров ни о чем таком не подумал. Если только о том, что хорошо бы отловить команду (если они, конечно, выплыли) и использовать вместо мишеней для тренировки своего войска.

Но желание было мимолетным, а тут они как раз пришли домой, и все завертелось в колесе привычных забот. И, если бы не незнакомые купцы с их странным предложением и острая реакция Апи (так звали девочку), Бобров неизвестно когда и вспомнил о событии, хотя, конечно, таких вещей он старался не забывать. А тут… Можно сказать, подвернулся удобный момент и Бобров показал себя во всей красе олигарха-самодура. А в результате рассорился с целым городом в лице его правящей верхушки. Правда, неизвестно, кому от этого стало хуже.

И тут Златка, сама того не ведая, подсказала ему идею выхода не только из создавшегося положения, но и подъема сразу на несколько ступеней по социальной лестнице.

Пока же в поместье происходили незаметные вроде события, приведшие к почти эпохальным изменениям, в Элладе тоже готовилось нечто грандиозное, рядом с которым происходящее в поместье выглядело как мышиная возня.

В соответствующем триста тридцать пятом году Александр, заменивший отца на троне, укрепил грозивший распасться Коринфский союз, раскатав особо активных противников, а заодно, чтоб неповадно было, и северные племена. Таким образом, обеспечив себе относительно спокойный тыл, он стал готовиться к восточной кампании. А для начала отозвал из Малой Азии Пармениона. В стане персов воцарилось ликование – как же, самый грозный противник отказался от агрессивных планов. Ну и, соответственно, они не стали укреплять побережье, посчитав, а на хрена.

В самом начале тысяча девятьсот девяносто шестого года поместье гудело и готовилось. Бобров, наплевав на свою же концепцию, потребовал от Смелкова закупки огнестрельного оружия и даже принял со своим войском участие в акции устрашения. Три Вовановых корабля нагрузили по ватерлинию, а Бобров лично отобрал добровольцев. По весне, благословясь, отчалили.

Тысяча девятьсот девяносто шестой год оказался богат на события. Караван Вована только успел пройти проливы и поиграть в догонялки с македонскими триерами, оставив их с носом, а самим проследовать к критскому Кноссу, как через Геллеспонт стало переправляться войско македонцев под командой Пармениона. Вован благополучно отплыл в Сиракузы, по пути показав кузькину мать персидским боевым кораблям, которые, видимо, были не в курсе, что в Малой Азии уже бьют их соотечественников. Впрочем, Вован тоже был не в курсе, потому что Бобров находился в сомнениях, а если он в чем-то сомневался, то старался до товарищей этого не доводить. Тем более, что далее им никто не мешал и три шхуны спокойно проследовали через Сиракузы и Менаку в Атлантический океан.

Начальной базой, а также столицей будущей колонии был выбран существовавший много лет вперед город Найсна в устье одноименной речки. Там и высадились первопоселенцы, организовав лагерь, из которого Бобров с экспедицией отправился к будущему городу Кимберли, где в свое время должна была начаться разработка алмазов. Вован, разгрузившись, пошел назад за новой партией груза и переселенцев, а Серега остался наводить в лагере порядок и заниматься строительством.

Примерно в это же время Александр, еще не Великий, но уже Македонский, высадился в древней Трое и ускоренным маршем направился на соединение с Парменионом, с коим и соединился, противопоставив персам тридцать тысяч тяжелой и полутяжелой пехоты и пять тысяч всадников. Командир греческих наемников при персидском царе советовал Дарию не лезть, очертя голову, в драку, а отступить к главным силам, заодно по дороге спалив все к чертовой матери. Но персидские сатрапы Малой Азии оказались красноречивей и персы дали бой македонцам на реке Граник. Ну и, что закономерно, продули.

Пока македонцы шастали по окрестностям, отлавливая разбежавшихся персидских воинов, Вован, решив проблему с дровами и получив в довесок черного пацана Максимку, уже вошел в Средиземное море, Бобров откопал-таки в Кимберли первый алмаз и поспешил на побережье, а Серега разобрался со змеями и крокодилами и успешно строил новую жизнь.

Бобров отвлекся и с удивлением посмотрел вокруг. Вечерело. Насколько он помнил, читать он сел после обеда. А сейчас… Бобров взглянул на часы.

– Ёлки с палками!

Часы показывали восемь вечера. Бобров с сомнением перелистал просмотренное.

– Да тут на полчаса делов-то. Это я, выходит, каждую строку ассоциировал с цепочкой событий и заново переживал их? Вот здорово-то! Ну, девчонки. Ну, волшебницы.

Но потом Бобров понял, что заново пережить события, читая сухие строчки «Летописи», может только человек, принимавший в этих событиях непосредственное участие, и разочарованно вздохнул. Однако, надо было хозяйским оком окинуть отходящее ко сну поместье, а то небось про существование Боброва все забыли. Бобров открыл дверь. За ней обнаружились его жены в количестве двух штук. Златка посмотрела вопросительно, а Апи сразу полезла ласкаться. Бобров обнял Апи и, глядя поверх ее головы, глазами показал Златке, что все нормально. Златка сразу заметно расслабилась.

– Увлекся вашим трудом, – сказал Бобров. – Это ж надо, так написать.

Апи оторвалась от него и посмотрела на Златку значительно.

– Я же говорила.

– Ладно, – сказал Бобров. – Завтра обязательно закончу. А сейчас, кто со мной на вечерний обход?

Назавтра с утра Бобров засел в таблинуме, велев всем посторонним отвечать, что его нет и не будет до вечера.

– И никакого вина, – сказал он сунувшейся было официантке. – Скажи там на кухне, чтобы чаю мне сделали покрепче.

Найдя место, на котором остановился вчера, прежде чем продолжить чтение, Бобров пообещал самому себе, что уж сегодня-то обязательно закончит. Ну, если, конечно, что-то глобальное не помешает.

… Пройдя весь путь до дома и счастливо избежав встреч с непонимающими шуток македонскими триерами, Вован забрал груз, среди которого была даже миниГЭС, и отправился обратно. По дороге он сговорился на бартер с небольшим центральноафриканским племенем, еще не совсем представляя себе все прелести такого сотрудничества. А на южноафриканской базе его ждал сюрприз – Бобров с первым найденным алмазом. Понятное дело, что Вован тут же поспешил обратно, совсем чуть-чуть не дождавшись Стефаноса с целой партией камней.

Все это время Александр, который Македонский, действовал так, словно у него и в мыслях не было создания мировой империи. Да и к персам он относился более чем инертно. Он увлеченно гонял по долинам разных горцев, подминая под себя Малую Азию.

Отсидев зиму девяносто седьмого года в поместье, Вован, являющийся связующим звеном между поместьем и колонией, вышел в рейс на этот раз парой кораблей. Вторая пара должна была выйти на месяц позже. Таким образом, промежуток между рейсами сокращался вдвое. А на подходе была и третья пара. Вован по дороге набрал переселенцев в Милете и Кноссе, а, зайдя в Сиракузы, приобрел на тамошнем рабском рынке десяток девчонок. Девчонки выглядели – хуже не бывает. Наверно это и сподвигло Вована. Однако, его опасения, что Боброву это не понравится, не подтвердились. Вместо этого Бобров осчастливил его своим присутствием, отправившись в поместье. В поместье они везли уже товарную партию алмазов и, кроме всего, дары африканских лесов в виде бревен красного дерева и слоновьих бивней, поставляемых дружественными неграми. Уплачиваемые за это великолепие оружие, ткани и продовольствие, а также неизбежные зеркала и бусы Вован вообще ценой не считал.

По прибытии в поместье Бобров затребовал от Юрки человека для огранки камней на месте, а от Петровича дополнительных медицинских работников. Тем более, что Златка дохаживала срок и Бобров не собирался отдавать это дело на откуп местным повивальным бабкам. Вербовка прошла успешно и буквально на следующий день в поместье появились два врача и женщина-огранщица. И первый же ограненный ею бриллиант, помещенный в оправу, изготовленную местным умельцем, ушел за очень вкусную цену. Воодушевленный Бобров едва дождался очередных судов для немедленного отплытия в Африку.

В этом же триста тридцать третьем году Александр Филиппович, который и не подозревал, что кто-то там решился вызвать его на соревнование, несмотря на свои новаторские методы ведения боевых действий и огромный по тамошним меркам военный опыт, едва не попал в лапы действующего по старинке консерватора Дария, когда тот зашел ему в тыл при Иссе. Однако, вывернулся за счет исключительной наглости и отчаянной смелости, когда лично повел гетайров в атаку на центр персов. Дарий тут же смылся, бросив жену и дочерей (кстати, зачем он их туда потащил?). Ну и персы, похоже, подумали:

– Ну а нам-то это на хрена?

И тоже разбежались. Ну, кто успел.

Александр разбил Дария в октябре. Как раз, когда Бобров поставил все в Африке на полупромышленные рельсы и вовсю развернул строительство городов и добычу алмазов. Некоторые потом говорили, что, мол, благородный Александр, следуя заветам своего учителя Аристотеля, хотел воинской силой объединить народы как Персидской империи, так и сопредельных государств. При этом не учли одного, что народы как-то не желают быть объединенными воинской силой. Ну и про главное забыли – в царской казне оставалось семьдесят талантов, в то время как долги составляли тысячу триста талантов, а ежемесячное содержание армии и флота обходилось в триста талантов. Так что война должна была принести огромную прибыль. Иначе ее и затевать не стоило. Так что, все за бабки.

Масштабы, конечно, были несопоставимы. Сокровища, накопленные персами за несколько веков, не шли ни в какое сравнение с возможностями Боброва. Но сокровища – это единовременный грабеж. А вот у Боброва объем грабежа был многолетне-распределенный и только возрастал по мере становления. В общем, где-то в перспективе предполагалось, что Бобров Македонского обойдет. Величины, конечно, были несравнимы, но Бобров и не собирался тягаться с Александром Филипповичем в полководческом искусстве. А вот по части хозяйствования надо было посмотреть. Жаль, что диадохи испортят все дело.

Добившись того, что и поместье и колония заработали как часы и в подвалы усадьбы потекла река серебра, Бобров решил, наконец, расслабиться. Для этого Смелков, прикупивший остров с Эгейском море, возвел на нем замок, куда и отправилась отдыхать вся верхушка поместья. И лучше уж такой отдых, чем как у Александра, который, отдыхая с традиционной попойкой, спалил целый город. Который Персеполис. Говорят, там отметилась Бобровская знакомая по имени Тайс. Врут, наверное.

Мечтательное состояние Боброва, который, заложив «Летопись» пальцем, таращился в потолок, прервал ввалившийся втаблинум мокрый взъерошенный Смелков. Следом за ним заглянула что-то вякнувшая официантка. Юрка отмахнулся от нее как от мухи.

– Шеф, ты один?

Бобров обратил на него непонимающий взгляд.

– А то ты сам не видишь.

– Ну, тогда слушай.

В конце Юркиного сбивчивого монолога с многократным повторением, бешеной жестикуляцией и беганием по таблинуму с задеванием мебели обалдевший Бобров, который где-то очень в глубине сознания был к этому готов, все-таки для начала решил усомниться.

– Да ладно, – сказал он, изображая одновременно беспечность и недоверие. – Как это ты понял? Мерил что ли? И с чем сравнивал?

Юрка загорячился, доказывая, что он самый частый проходимец (Бобров только улыбнулся, но промолчал) запросто может засечь изменение размеров визуально. Порой совершенно бессознательно.

– То есть, объективного контроля нет? – резюмировал Бобров с некоторым облегчением.

– Нет, – признался Юрка, но напористости не утратил. – Так пойдем, померим.

– Спокойно, – сказал Бобров. – Не гони волну. Ты знаешь, я знаю, и хватит пока. Представляешь, что начнется, если нас увидят с рулеткой? А народ у нас понятливый. Так что о последствиях я даже предположить не могу. Так вот, вечерком, когда на пристани никого не будет, поставим оцепление вдали от кромки обрыва, возьмем фонарь, я прихвачу на верфи рулетку и мы с тобой прикинем размеры. А через недельку повторим. Идет?

– Хорошо, – нехотя согласился Юрка. – Но я бы, на твоем месте, уже начал думать.

Думать пришлось. Как же тут не думать. Даже, если Юрка неправ. Все равно ведь рано или поздно или это, или что-то похожее должно было случиться. Хотя бы, исходя из принципа «ничто не вечно под луной». А тут ведь почти восемь лет стабильности. Все настолько привыкли, что любое изменение статуса кое для кого будет катастрофой.

– Господи! – встряхнулся Бобров. – О чем это я. Еще ведь ничего не известно.

Тем не менее, до вечера он дотерпел с трудом, постоянно отгоняя от себя самые мрачные мысли. Юрка притащился вовремя. Глаза у него были красные, а при дыхании вокруг распространялся густой аромат вина. Бобров укоризненно покачал головой, но Юрка только рукой махнул. В качестве оцепления Бобров использовал троих самых старых солдат, которым оставалось несколько месяцев до отставки и они уже прикидывали, как будут жить на покое с хорошим питанием и пенсией, а поэтому Бобров не сомневался, что они выполнят приказ, нисколько не думая о его целесообразности.

– Никого не подпускать, – сказал он им. – Даже Евстафия.

– А женщин? – спросил один. – Например, Злату или Апи.

Остальные заулыбались.

– Женщин тем более, – категорично заявил Бобров.

Они со Смелковым направились к башне над пристанью.

– Что это у тебя? – спросил Юрка, обратив внимание на две заостренные палки в руках Боброва.

– Маркеры, – ответил Бобров. – Воткнем с той стороны по краям, и ты будешь визуально отслеживать изменения без всяких замеров.

– А чего с той стороны? – не понял Юрка.

– Да потому что наши на ту сторону почти не ходят, а с той стороны практически ты один. Так что никто и не заметит и, соответственно, вопросов не задаст.

Вдвоем они прошли через портал и высунулись подышать.

– Запоминай, где конец прикладываешь, – сказал Бобров. – Отметить все равно нечем.

– В общем, так, – сказал он после замеров. – Три пятьдесят шесть на полтора. Вернемся – запишу. Маркеры я поставил. Так что, посматривай. Ну а пока не вижу причин для паники. Но ты, на всякий случай, никому не говори.

– Могила, – заверил его Смелков.

Несмотря на демонстрацию несерьезного отношения к Юркиным якобы фантазиям на самом деле Бобров воспринял все очень серьезно. Он и раньше мимолетно задумывался как над собственной перспективой, так и над перспективами людей с собой связанных. Особенно самых близких: жен и друзей. Юрке он сказал, что следующие замеры они проведут через неделю и Юрка, якобы успокоенный, забрал у Нины наработанные бриллианты, взял подмышку Меланью и убыл. Рыбой, маслом и вином давно занимались другие. Тем более, что объемы возросли как минимум в два раза и Юрка один все равно бы не справился.

А Бобров, оставшись, думая, что никто не замечает, каждый вечер, уже в сумерках, переходил через портал и внимательно разглядывал свои маркеры, каждый раз облегченно вздыхая. К следующему Юркиному приходу он совсем успокоился и контрольный замер провел как действие безусловно нужное, но ничего народному хозяйству не приносящее. А Юрка выглядел даже несколько разочарованным. Тем не менее, Бобров завел секретный блокнот, куда стал записывать необходимые мероприятия и лиц, на которых имел определенные виды. А еще он заключил с Юркой тайный союз, поставив его целью не просто накопление денег на счетах, а вложение их в прибыльные проекты.

Тут как раз из отпуска явился Вован. вернулся он угрюмым и раздраженным. На вопрос: «Что случилось?» пробурчал что-то невнятное. Прибывшая с ним Млеча, оказавшаяся более разговорчивой, пояснила, что Вовану не понравилось практически все и особенно невозможность выйти в море, хотя Юрка и предлагал воспользоваться островной яхтой. Как назло, корабли в Африку ушли неделю назад, а Бобровский гигант находился в самой начальной стадии строительства, а материал обшивки вообще был загружен в сушилку. Тогда Бобров, коварно воспользовавшись стремлением Вована, предложил ему отвезти на остров «трех граций». Вован с радостью ухватился за его предложение. Юрку тоже не пришлось долго уговаривать. Он даже Меланью с собой взял.

Скульптуру подготовили к закладке, замотав во все, что можно. Девчонки провожали ее грустные, хотя Бобров и пообещал сделать качественную копию. Вован в нетерпении бегал по пирсу, пока на судно грузили снабжение и попутный товар. И уже поутру ушел с моментально разглаженной сияющей физиономией.

Боброва несколько дней дела отвлекали от его маркеров, и как только Вован вышел из бухты, он полез смотреть, не дожидаясь вечера. И, или ему показалось, или действительно Юрка оказался прав, но правый маркер, похоже, сдвинулся на пару миллиметров относительно воображаемой линии. Боброва как обухом по макушке ударило. Надо было, конечно, произвести замеры, чтобы сравнить с записями, потому что расстояние между маркерами в силу их пусть и небольшого, но отстояния от зеркала портала, зависело от угла зрения и не могло быть полностью объективным. Но единственный, кто был в курсе, ушел вместе с Вованом и будет назад недели через три.

Бобров задумался. Потом, придя к однозначному мнению, пошел в свои комнаты. На женской половине, включающей в себя будуар, кабинет, детскую и гардеробную царила непривычная тишина. Бобров спервоначалу так и подумал, что там никого нет. И оказался неправ. Не было только детей, отправившихся с нянькой на огород дяди Васи. У них была познавательная экскурсия со снятием проб. Взрослый же контингент был слишком занят и посему шума не производил. Златка и Дригиса лежали на животах поперек кровати и вдумчиво рассматривали последний номер «Космополитена», иногда поднимая глаза на дефилирующую перед ними Апи. На спинке стула лежал ворох платьев.

Бобров понял, что контингент готовится к смене гардероба. Момент он счел неудачным и уже совсем собрался тихо отвалить, но тут его заметила Апи.

– Чего ты хотел, Бобров? – спросила, поворачиваясь, Златка.

Златка была самой старшей, рассудительной и авторитетной. Бобров посмотрел на ее серьезное лицо, подумал, что девчонки только внешне взбалмошные и решительно шагнул в комнату.

Реакция на Бобровское сообщение была потрясающей. Живее всех отреагировала непосредственная Апи. Она замерла на несколько секунд, осмысливая услышанное и вдруг бросилась к Боброву, повисла на нем и бурно разрыдалась. Дригиса вела себя прямо противоположным образом. Наверно потому, что ей некому было бросаться на шею. Дригиса села на кровати, как-то вся сжалась и даже глаза закрыла. Да так и замерла. Порадовала Боброва Златка. Она слезла на пол, прошлась взад-вперед, сжимая и разжимая кулачки и вдруг разразилась длиннющим, не менее чем семиэтажным построением на великом и могучем (греческий ей показался недостаточно выразительным). Бобров, который никогда такого не слышал, тем более в исполнении любимой жены, даже забыл для чего он здесь. А Златка, энергично выразив свое отношение к создавшемуся положению, подошла к Боброву с прижавшейся к нему ревущей Апи и обняла обоих жестом не просящей защиты, а предлагающей ее.

И Бобров понял, что нету него надежнее тыла и крепче опоры. И Апи затихла и, шмыгнув носом, вдруг сказала совершенно спокойным голосом:

– Бобров, ты ведь знаешь, что надо делать?

– Догадываюсь, – ответил Бобров. – Вы, главное, не проболтайтесь, чтобы паники не было.

Через десять минут в будуаре кипела работа. К Бобровским женщинам, как правило, никто без последствий не заходил и поэтому Бобров чувствовал себя совершенно уверенно. Расположившись за столом, Дригиса, уяснившая, что уж ее-то точно не оставят, выполняла функции секретаря из-за своего четкого разборчивого почерка.

Неожиданный спор был вызван кандидатурой человека, которому можно было поручить заменить Боброва, так сказать, при его длительном отсутствии. Сперва сам вопрос вызвал у присутствующих состояние шока. И только когда они уяснили, что отсутствие Боброва означает и их отсутствие, посыпались более-менее дельные предложения. Перебрали всех мало-мальски значимых людей. Апи даже пыталась протолкнуть кандидатуру Агафона.

– А что? – сказала она. – Мужчина он деятельный. Порой, даже слишком.

Однако, остальные дружно восстали против.

– Ну и ладно, – легко согласилась Апи.

После дебатов должности решили разделить и назначить отдельно управляющего поместьем и отдельно колониями. По колониям кандидатура Стефаноса ни у кого возражений не вызвала. А вот с поместьем возникли вопросы. Никто из названных по мнению большинства не подходил. А тут еще Дригиса.

– А почему вообще Бобров должен уйти? – задала она вопрос, который как-то на повестке дня не стоял. – Чем там лучше?

Вот тут Бобров задумался. Право выбора накладывало на мыслительный процесс определенный отпечаток. И хорошо еще, когда выбор всего из двух вариантов. А если больше?

Девчонки смотрели с тревогой и надеждой, а коварная Дригиса только с надеждой.

До этого вопрос в таком плане как-то не стоял. Всеми, да и Бобровым в том числе, подразумевалось, что он уйдет в свое время.

Время Херсонеса имело определенные плюсы. Бобров здесь был в большом авторитете. Он был богат и знатен. Он владел обширными территориями, имел лояльное и знающее население, компактную, но боеспособную и, безусловно преданную армию, и передовой во всех отношениях флот. Но почти все плюсы Бобровского положения перечеркивал один жирный минус. Все его богатство и авторитет стояли на фундаменте портала. Закройся вот прямо сейчас портал и первое, что накроется тазом, будет Никитосовская торговля. А это, на минутку, почти десяток лавок в портовых городах, это выручка около полутора талантов в день. Потом, немного потрепыхавшись, умрет бытовуха и продвинутое судостроение, потому что машины не вечны, а отсутствие запчастей и комплектующих скажется на процессах весьма губительно. Буквально тут же потеряет смысл добыча и огранка алмазов, рыбы, вина и масла. Потребности поместья, колоний и торговли просто несоизмеримы с тем, что забирал портал. И что останется? Тара да торговля с центральной Африкой, которая тоже сильно сократится. А когда кончатся патроны, придется переходить на копья и луки. Своей-то базы нет, и не предвидится, потому что местных никто не учил, и они так и есть древние греки, недалеко ушедшие от века бронзы. И не они, так их дети и внуки вернутся к тому образу жизни, от которого ушли их отцы и деды.

И Бобров, как он ни бейся, за оставшуюся ему жизнь ни хрена сделать не сможет. По крайней мере, подняться на тот же технологический уровень.

Бобров так и объяснил девчонкам, сказав откровенно, что на их век еще хватит (не всего, конечно), а вот их детям уже может и не достаться. Дригиса, которая первая высказала мысль о том, чтобы Бобров остался, первая же и пошла на попятный. Девчонки на этот раз не возражали, уж больно им не понравилась картина, нарисованная Бобровым. В свете этого гораздо живей пошло обсуждение кандидатуры на Бобровское место.

И после того, как перебрали почти всех и всех отвергли, остались Никитос и Элина. Бобров сказал:

– Ну ни фига себе!

Никитоса он еще хоть как-то воспринимал, хотя и не считал его адекватной заменой, но вот Элина… Златка, выдвинувшая ее кандидатуру, смотрела настороженно, и Бобров воздержался от комментариев. И правильно сделал. Потому что девчонки, словно сговорившись, выдали такие характеристики, что Бобров только успевал поворачиваться. Он и не подозревал, что помимо его, так сказать, глобальных прожектов существует и другая жизнь, где люди женятся, рожают детей, ходят на работу и на базар. А вот девчонки всю эту жизнь знали прекрасно и сопоставили слова Боброва о технологическом угасании с умением Элины разруливать как раз обыденную жизнь.

Уже сдавшись, Бобров продолжал удивленно крутить головой и повторять:

– Нет, ну это ж надо.

А на следующий день с раннего утра, безжалостно растолкав сладко спящую Апи, Бобров отправился с ней, недовольно ворчащей, к порталу. Проведенные замеры далии уменьшение по длине на два сантиметра. Бобров перемерил четыре раза. Диапазон разницы замеров стал равен полутора – двум сантиметрам.

Выбравшись на дощатый настил пирса, Бобров тупо смотрел на воду, отключившись от всего внешнего. А рядом с ним, обхватив Боброва обеими руками, вздрагивала Апи, не замечая облепившей ее мокрой одежды, в которой она, чтобы досадить Боброву, полезла в воду. В широко распахнутых глазах Апи, подстегиваемый пылким воображением, с грохотом рушился ее мир. Такой красивый, такой надежный. Мир, в котором у нее были Бобров и Златка, и много других хороших людей. Мир, в котором ее любили и жалели и, кого ни возьми, все готовы были прийти на помощь. И вот все это валилось в черную бездну межвременья. И только великий Бобров мог найти выход. В это Апи верила свято, как в олимпийских богов, потому что своих богов давно забыла.

Бобров попытался встать и только сейчас заметил цепляющуюся за него Апи. Он поднял на руки мокрую девчонку, вручил ей свою одежду и медленно побрел домой, лихорадочно прокручивая в голове варианты аварийных работ и эвакуации. И, во-первых, надо было срочно

выцарапывать из южной Африки Серегу и остальных пришельцев из двадцатого века.

Бобров с трудом дождался возвращения Вована и Смелкова после закладки ими «трех граций» и все им рассказал. Юрка пробурчал: «А я что говорил» и умчался на остров вытаскивать клад, как будто без него его не могли достать. Вованже впечатлился по самое не могу и долго бродил по таблинуму, схватившись за голову и натыкаясь на мебель. Но просьбу сходить в южную Африку и вывезти оттуда всех пришельцев воспринял положительно. Оставалось только дождаться кораблей из Новгорода.

Нину Бобров решил пока в создавшееся положение не посвящать, чтобы не сбивать рабочий ритм. Она уже работала с двумя выращенными учениками и втроем они вполне успевали обработать груз одного рейса до прихода следующего. Смелков даже стал забирать половинные партии, говоря, что у него хранить негде, а у Боброва вообще можно на столе в таблинуме сложить и никто не тронет. Конечно, до окончания контракта у Нины было еще далеко, но Бобров, сообразуясь с тем, что в наступившем форс-мажоре она не виновата, решил выплатить ей оговоренную сумму в качестве неустойки. Это его хоть немного успокоило, и он пока списал Нину со счетов.

Еще ему не давало покоя произнесенное вслух перед обитателями поместья обещание сделать их всех богатыми. Он, конечно, мог выполнить это обещание, раздав все накопленное серебро и товары. Тогда труженики поместья до последнего поденщика запросто сравнялись бы со средней руки олигархами. Но поместье тут же и кончилось бы как боевая единица. Андрей, конечно, делал много хорошего вина, а Андрэ ловил много рыбы. Но главный доход поместью приносила все-таки торговля. А главным компонентом торговли было запорталье. И если поместье с деньгами еще худо-бедно могло продержаться, особо не шикуя, то без денег оно было обречено.

Бобров даже усмехнулся, представив себе это сборище богатых нищих. Можно было перебросить часть денег из-за портала, вложив их в товары, но эта акция, опять же, была бы одноразовой.

Выход придумала умная Златка. Она предложила оценить весь комплекс поместья вместе с содержимым подвалов, разделить все это на доли, а потом эти доли распределить между участниками сообразно служебному положению, стажу и вкладу в общее дело. И каждый год выплачивать с прибыли эти, как их…

– Дивиденды, – подсказал Бобров. – А вообще идея прекрасная. Назовем это закрытым акционерным обществом. Завтра же дам задание Андрею и нашему контрольному счетчику.

– Никитоса не забудь, – посоветовала Златка.

– Все, что есть у Никитоса, записано у Дригисы, – усмехнулся Бобров. – Так что, ежели что – не отвертится.

Корабли из Африки пришли в конце августа. Вован вышел из своего сумеречного состояния и начал бегать и орать. Трюмы разгрузились и загрузились в рекордно короткое время. Дело в том, что за неделю до этого из вод явился Юрка и принес хоть одну радостную весть – кто-то сильно пожелавший остаться неизвестным приобрел у него «трех граций», все-таки слегка пострадавших от времени и при извлечении, за семьдесят пять миллионов долларей. Таким образом, ни Бобров, ни Смелков конечную сумму не угадали. Но Юрка не очень расстроился, а Бобров тем более.

Но не это послужило толчком к активизации Вована. Дело в том, что, порадовав публику, и особенно трех прототипов и традиционно напившись в зюзю, Юрка на следующий день вознамерился померить портал. На ногах он держался не очень твердо, тем более, что в завтрак похмелился киликом «старого херсонесского» Андреевой выделки, и поэтому Бобров для подстраховки взял с собой Апи, которая была сущим Ихтиандром. Хотя, если бы Боброву пришла такая блажь в голову, она запросто могла стать и Ариэлем.