Текст книги "Южно-Африканская деспотия (СИ)"

Автор книги: Александр Барышев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Апи захлопала было в ладоши, но посмотрел на Златку и осеклась. Златка выглядела серьезной и почти мрачной.

– А кто едет-то? – спросила она. – Надеюсь, не мы одни?

– Ну что ты, – ответил Бобров. – Конечно не одни. Серега с Дригисой и сыном; Саныч с Млечей и дочкой, дядя Вася с внуками. Обязательно Петрович – с кем, он пока не определился. Я имею в виду из детей, – быстро добавил Бобров, заметив удивленный взгляд Апи. – Ефимия однозначно будет. Но вы не рассчитывайте, – не преминул он вставить шпильку, – готовить она не будет. Юрка там подберет поваров из какого-нибудь афинского ресторана.

– Афинского? – удивилась Златка. – Почему афинского?

– А я разве вам не говорил? Остров-то греческий. И до Афин там час на катере. Так, идем дальше. Супруги Комаровы. Петровна совместит отдых с работой – за Апи догляд нужен.

Апи запунцовела и опустила ресницы.

– Нина будет. Скорее всего с дочкой, – продолжил Бобров. – Не знаю. Может удастся отбояриться. Не нравится мне ее дочка.

– Ты же ее не видел, – удивилась Златка.

– Я с ней знаком заочно и мне хватило. Так, теперь местные. Никитос, Андрей и Евстафий. Все с женами. И вроде все. Да, весь персонал тамошний. Старались набирать из деревень. Из Афин только повара. Далее, замок электрифицирован, есть вертолетная площадка и ангар с вертолетом и маленькая гавань с маленькой же яхтой. Ну как маленькой? Конечно, меньше Санычевых баркентин. Но ненамного. Надо же будет Санычу развлекаться. А то закиснет он на суше.

– А мы не закиснем? – лукаво поинтересовалась Апи.

– А может тебя сразу не брать? – задумчиво сказал Бобров.

– Не дразни ее, Саня, – попросила Златка. – Ей нельзя волноваться.

– Да, да, конечно, – перепугался Бобров. – Забываюсь. По ней же ничего не заметно.

Апи немедленно вскочила и сделала пируэт. Подол легкого платьица взлетел, обнажая стройные ноги. Она показала Боброву язык и снова села.

– Вот, – сказала она. – И ничего еще не видно.

Бобров погрозил ей пальцем.

– Не отвлекайтесь, – сказала Златка и опять повернулась к Боброву. – А как же мы туда доберемся? У вас же граница, таможня, куча документов.

– Так документы нужны только на вас с Дригисой, на Ефимию и еще на шесть человек, – ответил Бобров. – Да за такие деньги, какие Юрка занес, вам не то, что паспорта выправят, но и через границу на руках перенесут. Но подождать с недельку конечно придется. Правда, я пока не знаю, где мы будем ждать – в Херсонесе или же в Севастополе. Ну и, понятное дело, мы не поедем все вместе. Разобьемся на три группы и Саныч по очереди перебросит нас на яхте до Стамбула, а потом всех вместе до острова. Небось поместимся. Там идти-то по времени всего ничего. Поэтому и говорю – не берите с собой ничего. Все нужное купим на месте. Теперь все понятно?

Апи вскочила, приложила ладонь к виску и отрапортовала:

– Теперь все, командир!

– Руку к пустой голове не прикладывают, – сказал Бобров и поспешил удрать, потому что в глазах Апи стал разгораться опасный огонек.

Баркентина из Смелковска пришла точно в срок. Капитан явился во дворец и сдал под расписку месячную добычу золота. На судне кроме команды находись пять пассажиров из числа золотодобытчиков. Они отправлялись в Грецию с благородной миссией– приискать себе жен и поэтому имели при себе двухмесячное жалованье для пускания пыли в глаза будущим избранницам. Избранницы в результате должны были понять, что в Африке жизнь намного лучше, чем в Элладе и, соответственно, согласиться на переезд, потому что сами золотоискатели возвращаться в Элладу если и намеревались, то только в глубокой старости. Так сказать, на дожитие.

Да и что там было в той Элладе. Ну, конечно, философия и искусство были на высоте, с этим не поспоришь. Что же касаемо бытовых удобств, то здесь Эллада проигрывала с разгромным счетом. Даже считающаяся центром Ойкумены столица Эллады – Афины не имела уличного освещения и общественного транспорта, не говоря уже о водопроводе с холодной и горячей водой, отоплении и канализации с очисткой. Ну и еще много разных полезных в повседневной жизни мелочей. Во всяком случае, простой народ, который кормит, обувает-одевает философов, поэтов, скульпторов, живописцев, едет сюда десятками. Наверно, ехали бы и сотнями, да корабли больше не берут. В связи с этим местные архитекторы забросили свои монументальные сооружения и перешли на, так называемый деспотом, ширпотреб. В общем, отправляющимся в Элладу на поиски счастья было над чем подумать.

Бобров стоял у трапа второй баркентины, которая была предназначена под, так сказать, «командный состав». Петрович уже загрузил на борт Ефимию, которая так страдала от неизвестности, ждущую ее впереди, что даже исхудала. Ждали только запаздывающих Златку с Апи. Наконец рядом лихо затормозил паровик, выпустив струю пара. Из его недр выбрались Златка и Апи. Апи сразу бросилась к Боброву и повисла на нем. И прежде чем тот понял, что его отвлекают, предводительствуемые Златкой двое дюжих матросов уже тащили по сходням огромный сундук. Следом нянька вела за руку двухлетнего Диониса-Дениса. Тот упирался и тянулся к отцу. Но пока молча.

Рядом захохотал Петрович. Апи отошла и посмотрела плутовски. Бобров понял, что его развели, но совершенно не обиделся, только махнул рукой.

– Ну вот, – сказала Апи. – Даже неинтересно.

Вован отчалил в полдень. На борт взошел курьер из Кимберли с мешочком алмазов, и матросы сразу стали выбирать швартовы. За кормой взбурлила вода и судно медленно отошло от причала.

Океан встретил их шедшей с запада пологой зыбью. Навстречу попался спешивший к Воротам сейнер, за кормой которого орали чайки. Бобров стоял на юте, вцепившись в релинги, и смотрел на удаляющийся левый мыс с торчащим на оконечности маяком и вдруг подумал, что в деспотии его именем не названо ни одного города. Да что там города, – ни одного хутора.

– Не уважают, – подумал Бобров лениво и передернул плечами. – Зябко что-то. Пойду-ка я в каюту, да вздремну до ужина.

Однако, его планам не суждено было сбыться, потому что рядом с кроватью стоял открытый сундук, содержимое которого было разложено по покрывалу, а рядом в задумчивости стояли Златка и Апи. Бобров как увидел, так сразу понял, что здесь ему однозначно не светит и пошел в соседнюю маленькую каютку, предназначенную для сына и няньки, которых в данный момент Вованов боцман знакомил с палубным хозяйством. Бобров устроился на узком диванчике, поерзал досадливо и на удивление быстро заснул.

Через пять минут в дверь заглянула Златка. Задумчивое выражение ее лица тут же поменялось на виноватое. Она вернулась в большую каюту, вещи немедленно были убраны, сундук закрыт и задвинут в угол. Боброва осторожно разбудили и препроводили на подобающее ему место. А еще через пару минут он опять спал, но уже между своими женами, которые полежали тихо, стараясь не беспокоить Боброва, да и тоже заснули.

Пробуждение было ужасным – дверь каюты загудела как будто по ней от души били чем-то тяжелым. А ведь наверно так и было. Вырванный из сна Бобров мгновение соображал где он и кто он, потому что слишком резок был переход к бодрствованию. И совсем уже было собрался действовать, но его опередила Апи, верная своему правилу – любить и защищать. В отличие от прижавшейся к Боброву Златки, она выскользнула из-под покрывала, одновременно схватив с тумбочки лежащий там револьвер, и как была голая в два прыжка достигла двери. А Бобров, оторвав от себя Златку, которая оказывается решила прикрыть его своим телом, только-только стал сползать с кровати, шаря по каюте взглядом и не находя больше никакого оружия (пояс с ножнами и ножом остался в соседней каюте).

Тем временем, Апи рывком распахнула дверь. За ней стоял ухмыляющийся Серега с Дригисой, которая тут же, вскрикнув, попыталась за него спрятаться. Ухмылка у Сереги застыла, и он стал медленно-медленно поднимать правую руку (чтобы закрыться от пули что ли). Еще бы, перед ним стояла сама Эриния. Лицо ее было искажено бешенством, зубы оскалены, глаза сужены до щелок. Не хватало только шевелящихся змей на голове. Револьвер плясал в руке, но не от страха, а от ярости. Она едва успела дернуть ствол вправо и вверх, как грохнул выстрел.

В тесноте помещения он прозвучал как гром. Все замерли. Тихо скулила Дригиса. Подбежавший Бобров обхватил трясущуюся Апи, бросил мимолетный взгляд в сторону белого Сереги.

– Цел?

Серега только слабо мотнул головой. Раздался топот. По трапу ссыпался Вован. За ним гораздо осторожнее спускался Петрович. В этой ситуации лучше всех себя показала Златка. Она, двигаясь вроде не спеша, но как-то очень быстро, набросила на плечи халатик, переняла у Боброва все еще шипящую как большая кошка Апи и утащила ее в маленькую каюту.

Поняв, что все уже благополучно закончилось, Бобров демонстративно медленно натянул штаны и кивнул все еще стоящим в коридоре:

– Заходите, чего уж там.

Вован молча помотал головой и убрался наверх. Петрович, обойдя все еще стоящего столбом Серегу, поспешил за Златкой. Серега наконец отлип, лицо его приобрело нормальный цвет и он, почему-то глядя по сторонам, с опаской перешагнул порог. За ним, как пришитая, двигалась Дригиса.

– Ну и кто тебя учил так стучать? – поинтересовался Бобров.

Серега виновато промолчал. Дригиса толкнула его кулаком и прошипела:

– Я тебе говорила. Говорила?

– Так, подождите здесь минут пятнадцать-двадцать, – сказал Бобров, исчезая за дверью, куда только что вошел Петрович.

В каютке уже было тесно. Успокоившаяся Апи (как быстро, – поразился Бобров) сидела на диванчике замотанная в покрывало. Рядом пристроилась Златка и, обхватив ее за плечи, гладила по голове. Тут же стоял Петрович и поглядывал на Апи профессионально. Однако, не предпринимал никаких действий.

Бобров опустился перед Апи на колени, сжал ладонями ее щеки и поцеловал.

– Спасибо тебе, защитница наша!

И тут Апи заплакала. Она всхлипывала и не вытирала катящихся по щекам слез.

– Ну почему у меня все время так выходит? Скажи, Бобров, ну почему?

– Нормально у тебя выходит, – сказал Бобров совершенно искренно.

– Правда? – Апи сразу перестала плакать.

– Правда, правда, – подтвердил Бобров. – А то, что ты в Серегу не попала, так это ему просто повезло.

– Но я не хотела попадать в Серегу, – запротестовала Апи.

Бобров, видя, что Апи уже в порядке, решил сменить тему.

– Вы обе молодцы, – сказал он. – Златка меня вон телом закрывала. Да увидев такое тело, ни один супостат не посмеет стрелять.

Златка смутилась, а Апи улыбнулась.

– Ты смеешься над нами, Бобров?

– Никогда! – торжественно сказал Бобров. – Я вами горжусь.

Петрович, видя, что пациентка вполне адекватна, пока Златка ходила за халатиком, пощупал у нее пульс, оттянул веки и заставил показать язык, чего Апи, похоже, проделала с удовольствием.

В большую каюту все вышли предваряемые Петровичем. Апи первым делом бросилась к Дригисе, которая, видно, собрала все свое мужество, чтобы не удрать и стала просить у нее прощения. Прощение ей было тут же даровано и через минуту они уже весело болтали ни о чем. Серега такой процедуры не удостоился.

Оказывается, Вовановы баркентины уже час как стояли в Градове, а Бобров с семьей, значит, ни сном, ни духом. Оттого, получается, и Серега вел себя так по-хозяйски, находясь, практически, на своей территории.

Бобров вышел на палубу и с интересом стал рассматривать берег. Он не был в Г радове несколько месяцев и за это время городок вырос почти на треть, распространившись вверх и влево. А ближе к берегу возвышалось нечто монументальное с портиком и колоннами. Бобров удивился.

– Что это у тебя? – спросил он подошедшего Серегу.

– Это? А. это что-то вроде горсовета и исполкома в одном флаконе.

– И ты там заседаешь? – сыронизировал Бобров.

– Ну что-то типа того, – ответил Серега. – Понимаешь, у нас правление коллегиальное, но я главный.

– Хм, – сказал Бобров. – Занятно. А вон там чего народ возится?

– Ага, – оживился Серега. – Это мы затеяли элеватор.

– Да брось ты, – поразился Бобров. – Это же сложнейшее сооружение, – он подумал. – Ну насколько я знаю.

– Ну мы же не ультрасовременный городим, – рассудительно сказал Серега и Бобров поразился прозвучавшей в его словах уверенности.

– Вырос Серега. Ой вырос. Есть на кого деспотию оставить, – немного в шутку, немного всерьез подумал Бобров, а вслух сказал:

– А чего тебе амбаров – то не хватало?

– В амбарах условия хранения не соблюсти, – начал объяснять Серега. – Два года еще можно продержаться, а потом или плесень, или еще какая напасть. А у нас, как ты знаешь, из Крыма вывезено несколько семей скифов-хлебопашцев. Они себе наделы взяли, типа «отсюда и до горизонта». Мы им из паровиков мини-тракторы склепали – трехлемешный плуг тянут как за здрасьте. А когда первый урожай в амбары не поместился, мы и затеяли элеватор. Хорошо тогда Вован подсобил – два транспорта зерна увез. Где он его пристроил – так и не сказал.

– Ты бы мельницу построил посоветовал Бобров. – Мука всяко меньше места при перевозке занимает.

– Это теперь уже после элеватора. Строителей на все не хватает.

– А кого за себя оставляешь?

– Да есть тут один, – Серега заулыбался. – Вернее, одна. Мужа ее я назначу, но все равно все дела на ней будут висеть.

– Ишь ты, – удивился Бобров. – Вона, значит, как.

Портовый кран, пыхтя как живой, пронес над палубой схваченную бочечным узлом здоровенную бочку с зерном и аккуратно опустил ее в трюм на ряд установленных ранее. Грузчики, отцепив стропы, бросились бочку крепить.

– Саныч! – крикнул Бобров. – Кому зерно?!

– Неграм! – ответил Вован с юта.

– Так ты бы им лучше муки отвез.

– Обойдутся, – буркнул Вован. – Пуская мельницу изобретают.

Баркентины отчалили под вечер и сразу отправились в открытый океан, забирая к северу, чтобы обойти острова и выйти на Бенгельское течение. Дорога Вованом была изучена досконально и, если бы не вмешивались шторма, он мог бы приходить в порт назначения с точностью поезда. Вот и сейчас за ужином, когда речь зашла о времени прибытия в Луанду, Вован это самое время назвал с точностью до часа, но не преминул добавить, что, если ничего не помешает.

– Кстати. – поинтересовался Бобров. – А почему Луанда все еще Луанда? Я считаю, что это непорядок. Кто у нас открыл сей пустынный берег?

– Владимир Александрович, – подсказал Петрович.

– Кто основал там поселение на ровном месте? И кто, наконец, организовал и направил тамошнее племя?

– Все он, – Серега, руки которого были заняты, мотнул подбородком в сторону молчаливого капитана, который поняв к чему идет дело, стал еще молчаливее.

– Ну так вот, – резюмировал Бобров. – Я предлагаю назвать город именем, а точнее, фамилией нашего капитана.

– Я – за, – сказал Серега. – А как это будет звучать? Андриановск?

– Андрианополь, – сказал начитанный Петрович и добавил: Надо застолбить не только место, но и название.

– Да ну вас, – сказал капитан, но даже неискушенному человеку было заметно, что ему предложение Боброва, да и название, рекомендованное Петровичем, очень приятно.

– На карты нанеси, – заметил Бобров, а прятавшаяся за ним Апи добавила вполголоса. – И неграм растолкуй.

Через неделю баркентины, шедшие все это время одна в виду другой, уже бросали якоря на рейде нового города – Андрианополя. Городом Петровичева крестника назвать было сложно. Только при известной доле фантазии можно принять несколько глинобитных хижин не то что за город, скорее, за деревню. Правда, стоящая чуть в стороне фактория добавляла к образу деревни также и городские нотки.

Сложенное из могучих стволов драгоценного дерева двухэтажное здание фактории с многочисленными пристройками и отдельными флигелями, сараями и навесами, огороженное стоящими вертикально заостренными чуть менее могучими бревнами высокой ограды являло собой зримое воплощение мощи белых покровителей племени. Старый вождь не зря приводил сюда представителей иных племен, чтобы они увидели, ощутили и прониклись. И представители после лицезрения этой громадины уходили впечатленные по самые брови. И таким образом хитрый дед сумел не только предотвратить несколько кровавых конфликтов, но и значительно расширил сферу своего влияния.

При этом в фактории не было ни одного белого. А жил там Максимка. Вован выполнил свое обещание и сделал его начальником, и Максимка был ему безмерно благодарен. Когда-то его избрали в качестве жертвы, чтобы смягчить гнев белых людей, владык огня и грома. А он из жертвы превратился в статного, уверенного в себе молодого человека, запросто общающегося с великими белыми людьми, плавающими на больших лодках, запряженных духами огня. Максимка по популярности превзошел, пожалуй, самого вождя племени, которого Максимкин покровитель Вован Саныч немного шутливо называл вождем черномазых. Но Максимка ни в коем случае не посягал на власть вождя. Он везде так всем и говорил. Пока.

Максимке, понятное дело, претило работать самому, да и зазорно это было. Его бы не поняли даже соплеменники, не говоря уже о других племенах, представители которых тоже стали захаживать в факторию. Поэтому в фактории работало чуть больше десятка слуг. Максимка поселил вместе с собой старую мать и двух младших сестренок. И родственники, и слуги Максимку очень уважали. А кое-кто даже побаивался. Особенно после того, как Вовановы спецы смонтировали на речке, на берегу которой стояла фактория, минигэс и провели в факторию электричество. Электролампочки моментально сделались божествами и им на полном серьезе начали поклоняться. До девственниц в качестве жертв, правда, не дошло, но Максимка уже стал над этим задумываться. Однако, как человек, прикоснувшийся к цивилизации, человеческих жертв он не понимал, а вот принести в жертву такое понятие как девственность… Пока Максимке вполне хватало двух молоденьких жен.

Делегация в составе Боброва с женами, Вована, Сереги с Дригисой, Петровича с Ефимией, капитана второй баркентины и двух старпомов в фактории приняли с большой помпой. Торжественностью приема Максимка поднимал и свой авторитет. Максимкины кухарки с ног сбились, готовя европейские блюда, потому что Максимка знал, что белые люди к пище его племени относятся с большим предубеждением.

По результатам симпосиона (а именно так Бобров назвал это застолье) было принято решение признать деятельность Максимки на посту администратора плодотворной и полезной (а Максимка действительно очень трепетно относился к товарам и свято блюл принципы бартера, просто у него были другие статьи личных доходов) и рекомендовать его на должность сатрапа города Андрианополя и окрестностей его. Когда Максимке довели на доступном ему языке, чем это ему грозит, он едва не бросился лобызать ноги Боброву. Его сдержал тонкий налет цивилизованности и Вован.

После отплытия белых хозяев Максимка напился пальмового вина и гонял по фактории обеих своих жен и престарелую мать, крича, что он теперь не какой-нибудь фактор, а сам сатрап и с ним шутки плохи.

– Зажрется, – сказал Бобров Вовану, когда берег скрылся из вида.

– Непременно, – согласился Вован. – Но других Максимок у меня для вас нет.

На Канарах, куда попали через две недели изматывающего пути в полном безветрии и удушающей жаре, задержались на целые сутки, потому что извели все дрова и воду, и не ушли, пока не пополнили запасы, чтобы уж наверняка хватило до Сиракуз. А в Сиракузах в порту царило уныние, потому что, как объяснили Вовану капитаны скопившихся торговых судов, пользуясь отсутствием боевых триер, ушедших на восток, активизировались карфагеняне, избравшие объектом своей извращенной любви исключительно греческие суда. Если это была месть за Тир и Сидон, так ее надо было вершить раньше. Так что начальник порта прямо спросил, не желает ли знаменитый капитан дать укорот гнусным пиратам.

С Сиракузами надо было дружить и Вован согласился посодействовать. До Карфагена было всего ничего, а каждая баркентина несла уже две пушки калибром около ста миллиметров, изготовленные из тяжелых буровых труб. Гоняться за отдельными кораблями и жечь дрова, расходуя ресурс машин, Вован не стал, а отправился прямиком к обители зла. За полмили до ворот порта баркентины легли в дрейф и пушкари, заранее скалясь, вкатили в жерла чугунные ядра. Пушки стреляли попарно. После залпа кораблю надо было развернуться градусов на шестьдесят. За это время ранее стрелявшие успевали перезарядиться. Ядра летели километра на полтора. Среди них примерно половина была полой и внутри находился сгущенный кустарным способом бензин. Пушкари не целились, а палили «примерно в том направлении».

После того, как на припортовые сооружения и стоящие суда обрушилось два десятка пудов чугуна, в порту начались пожары и паника. Вован счел миссию законченной и скомандовал отход., по пути утопив еще пару боевых кораблей, борта которых, как выяснилось, легко пробивались ядрами. Уповая на то, что карфагеняне поняли откуда им прилетело, Вован со спокойной совестью отправился дальше.

На Крите, куда они забежали пополнить запасы, доброжелатели посоветовали им постараться пройти Эгейское море ночью, днем отстоявшись в Милете и на Лесбосе. Они объяснили это активностью греческого флота и, в частности, афинского, который, так сказать, с радостью лег под македонцев. Вован призадумался. Привлекать к себе внимание пальбой направо и налево он не хотел и решил внять советам. Присутствующие на борту идею одобрили. Тем более, что идти было каких-то двое суток. Атам Понт – практически дом родной.

Однако погода внесла коррективы и, добравшись до Милета, который начал помаленьку отстраиваться и уже не походил на безобразную груду камней, Вован отметил усиление ветра со стороны Малой Азии. Через час ветер перерос в полноценный шторм баллов на семь и Вован решил рискнуть, зная, что ни одна триера в такую погоду носа из порта не высунет. Знакомые милетцы ужаснулись, но Вован заявил, что он и не в таких условиях хаживал и баркентины ушли в шторм, держа курс на северо-запад.

Ветер лупил в правую раковину, бортовая качка удачно совмещалась с килевой и на судне примерно половина народа лежала в лежку. Зато скорость даже под половиной зарифленных парусов была никак не менее двенадцати узлов. Это Вован на глаз определил, потому что лаг на таком волнении давал значение, близкое по смыслу к стоимости березовых дров в Африке. На траверзе острова Скирос развернулись и пошли прямо в устье Геллеспонта. Волна стала заходить на правый крамбол, но положение страждущих это нисколько не изменило. И только, когда высокие берега пролива загородили суда от ветра, народ начал приходить в себя.

Придя в себя, народ обругал капитана, но Вован только посмеивался. Кстати, в Пропонтиде шторма уже не было. Заработал камбуз и оголодавшие за двое суток вынужденного воздержания пассажиры стали добирать упущенное, имея в виду, что остальное доберут уже дома. Но, выйдя из Босфора, нарвались на встречный ветер. А Вован, видно, решил до конца быть противным и погасил котел. Поднявшийся ропот он пресек тремя словами:

– Это что, бунт?

И баркентины пошли круто к ветру через все море. Скорость, понятное дело, тут же упала до шести узлов. В общем, в бухту они вошли вечером следующего дня. Боброва, сошедшего на берег одним из первых, наверху встретил приплясывающий от нетерпения Смелков. И, не дав ему опомниться, тут же заорал:

– Вы где болтаетесь!? Мать-перемать!

Бобров, обалдев от такого напора, только беззвучно открывал рот, но из-за его спины вывернулась Златка и, безмятежно-благожелательно улыбаясь, сообщила:

– Юрик, мы с самой южной Африки думали, как бы попасть вовремя, но боевые действия на море нас сильно задержали. Ты уж прости нас, – и она опять улыбнулась.

Улыбка у Златки действовала безотказно, как оружие массового поражения. Тем более, что подоспевшая Апи добавила радостно:

– А не простишь – я тебя зарежу.

Теперь пришла очередь Юрки беззвучно открывать рот. Но он быстро справился с собой и заржал. Однако потом резко оборвал смех, оглядел поднимающийся по трапу народ и сказал:

– Я там втаблинуме студию организовал. Поэтому тем, кто едет, надо привести себя в цивильный вид и через полчаса пожаловать фотографироваться на документы. Списки отъезжающих в первую, вторую и третью очереди я прибил на дверях.

Юрка собрался уже уходить, но тут заметил подошедшую няньку с малолетним Дионисом-Денисом на руках.

– Ты смотри, какой здоровый вымахал, – сказал он и ткнул пальцем в Златку. – На Златку похож.

It's a long way to Tipperary[3]3
  Долог путь до Типперери (англ.)


[Закрыть].

Тщательно замотав карту памяти пленкой, Смелков прошествовал к пристани и, картинно помахав рукой таращившимся на него матросам на стоящих в бухте кораблях, нырнул. Его никто не провожал, потому что дел у обитателей поместья было выше, чем по горло.

Для начала Бобров собрал в таблинуме отъезжающих. При этом он настоял, чтобы отъезжающие были в полном составе за исключением малолетних детей. Ну, то есть, местные товарищи (не будем показывать пальцем, хотя это был Евстафий) по старой памяти решили, что семью должен представлять мужчина, так как именно он и есть ее глава, а остальным членам в лице баб и детей надлежит смиренно внимать тому, что глава изречет. Даже если это будет заведомая глупость.

Бобров давно боролся с этим пережитком, и только такой заскорузлый ревнитель традиций как Евстафий хоть и проигрывал в этой борьбе, но иногда все-таки взбрыкивал, за что демонстративно лишался винной порции. Жена Евстафия – женщина тихая и добрая говаривала Боброву:

– Оставь ты его. Пусть себе тешится.

Но Бобров был тоже упрям и не терял надежды своего министра обороны и нападения перевоспитать. Он бы давно избавился от неудобного воина, если б не знал об отношении грубого мужика к своей жене. А вот поэтому и не избавлялся.

Ну, сейчас-то все были в наличии. Бобров оглядел контингент. Немалых размеров таблинум был заполнен под завязку. А ведь еще не было малолетних детей. А у некоторых из присутствующих родственники, которых они намеревались взять с собой, вообще находились за порталом. И это, еще не считая отсутствующего семейства Никитоса, составлявшего целых пять человек.

– Так, – сказал Бобров, усаживаясь за стол и придвигая к себе чистый лист бумаги. – Начнем, пожалуй. Значит, кого я называю, поднимает руку, громко говорит «здесь» и переходит на правую от меня сторону, – Бобров показал куда. – Итак, Андрей.

Управляющий, ухмыляясь, поднял руку, сказал: «здесь» и перешел на правую сторону. В это время вся публика дружно смотрела на него, словно Андрей совершал нечто из ряда вон выходящее.

– Ты утверждаешь, что с собой никого не берешь, – Бобров занес руку с ручкой, готовясь поставить галочку.

Андрей пожал плечами, мол, сколько говорить можно. Бобров хмыкнул, поставил галочку и перешел к следующему.

– Евстафий!

Министр обороны и нападения, несколько рисуясь, щелкнул сандалиями и, вскинув правую руку, проревел: «здесь!». Когда он отправился направо, Бобров подумал, что Евстафий слишком уж злоупотребляет военными фильмами.

– Ника!

Жена Евстафия после всех процедур присоединилась к мужу и, стараясь сделать это незаметно для окружающих, прислонилась к нему. В это время дверь распахнулась и втаблинум влетел запыхавшийся Никитос. За ним толпились такие же запыхавшиеся домочадцы.

– Я не опоздал? – взгляд Никитоса обежал присутствующих и остановился на сидящем Боброве.

– Самое время, – сказал Бобров. – Так что, слушай то, что остальные уже знают, – и Бобров повторил свою инструкцию. – Продолжаем. Никитос!

Никитос вытер лоб извлеченным из складок хитона платком, бодро отрапортовал: «здесь» и отправился в компанию Андрея и Евстафия. Следом за ним перебежала успевшая отдышаться Элина.

– Стоп, – сказал Бобров, когда на место отошедшей Элины выдвинулся Петрос, ставший уже полноценным древним греком. – Никитос, насчет детей подтверждаешь?

Никитос усиленно закивал, а Элина посмотрела на Боброва с недоумением. Бобров поставил у себя закорючку и махнул Петросу направо.

– Дядя Саша, обижаешь, – набычился Петрос, не трогаясь с места. – Ну какой я ребенок?

– А я и не говорил, что ты ребенок, – заявил Бобров. – Просто пока ты живешь с отцом и не женат, он за тебя отвечает. Въехал? Освободи место. Другие тоже хочут.

Петрос покладисто кивнул, мол, понял, и отошел к родителям. За ним потянулись сестры.

– Ну и кто у нас последний? – Бобров занес ручку над списком. – А последний у нас Вован Саныч. Имеешь что сказать?

– Имею, – кивнул Вован. – Я это… идти в первую очередь не отказываюсь, но после того как всех перевезу, хочу вернуться, потому что Млеча не едет из-за дочки. Все-таки она слишком мала, чтобы таскать ее через портал.

– М-да, – сказал Бобров. – Может быть Млеча и права. Но в любом случае, это ваш выбор. Далее, вторая очередь. То же самое, только отходите налево. Комаровы! Вижу. Нина!

Нина Григорьевна пошла было за супругами, но ее остановил вопрос Боброва:

– Дочку берешь?

– Беру, – она посмотрела на Боброва с вызовом, но тот, ставя галочку в списке никак не отреагировал.

– Петрович! – возгласил Бобров, поднимая голову от списка.

– Здесь, – поспешил сказать Петрович.

Но прежде чем он перешел налево, Бобров сказал:

– А у меня для тебя сюрприз. В этой группе ты пойдешь старшим. Я думаю, что вы с Ефимией прекрасно справитесь.

– Может не надо? – осторожно спросил Петрович.

– Надо, Петрович, надо. Ты у нас самый ответственный. А Ефимия своим акцентом задурит мозги любому пограничнику.

– Я и таможеннику могу, – скромно вставила Ефимия.

– Вот таможеннику не надо, – строго сказал Бобров. – Им уже уплачено и может получиться обратный эффект. Продолжим, – Бобров посмотрел в список. – Собственно, по второй группе все. Тогда третья. По ней у меня только один вопрос. К дяде Васе. Ты определился, кого берешь с собой?

– Не смог, – с досадой сказал дядя Вася. – Поэтому беру обоих. Я с Юркой уже все обговорил.

– Ну ладно, – остановил его Бобров. – Ты не нервничай. Во всем должен быть порядок. Ну обоих, так обоих. Места все равно больше чем народу. Ну а с остальными все понятно. Вот наличествует Серега, вотДригиса. А вот… Златка, а где Апи?

Златка растерянно оглянулась и непонимающе пожала плечами.

– Только что была тут.

– Что за несносная девчонка! – воскликнул Бобров. – Ну погоди, я тебе задам!

Все стоящие заулыбались. Они прекрасно знали, что скрывается за Бобровскими угрозами в адрес младшей жены.

– А теперь объявление! Первая группа отправляется послезавтра, рано утром. Поэтому Никитосу с семейством предлагается провести завтрашнюю ночь в усадьбе, а то вам так рано городские ворота не откроют. Вован Саныч отправляется на сутки раньше, чтобы успеть вступить в командование яхтой. Команда там сборная, но Юрка обещал, что местных не будет. Особо предупреждаю женщин – барахла с собой не тащить. Возьмете все необходимое на несколько дней. Все понятно?