Текст книги "Русский романс"

Автор книги: Александр Пушкин

Молдавская песня

 
Гляжу как безумный на черную шаль,
И хладную душу терзает печаль.
 
 
Когда легковерен и молод я был,
Младую гречанку я страстно любил.
 
 
Прелестная дева ласкала меня;
Но скоро я дожил до черного дня.
 
 
Однажды я созвал веселых гостей;
Ко мне постучался презренный еврей.
 
 
«С тобою пируют (шепнул он) друзья;
Тебе ж изменила гречанка твоя».
 
 
Я дал ему злата и проклял его
И верного позвал раба моего.
 
 
Мы вышли; я мчался на быстром коне;
И кроткая жалость молчала во мне.
 
 
Едва я завидел гречанки порог,
Глаза потемнели, я весь изнемог…
 
 
В покой отдаленный вхожу я один…
Неверную деву лобзал армянин.
 
 
Не взвидел я света; булат загремел…
Прервать поцелуя злодей не успел.
 
 
Безглавое тело я долго топтал,
И молча на деву, бледнея, взирал.
 
 
Я помню моленья… текущую кровь…
Погибла гречанка, погибла любовь!
 
 
С главы ее мертвой сняв черную шаль,
Отер я безмолвно кровавую сталь.
 
 
Мой раб, как настала вечерняя мгла,
В дунайские волны их бросил тела.
 
 
С тех пор не целую прелестных очей,
С тех пор я не знаю веселых ночей.
 
 
Гляжу как безумный на черную шаль,
И хладную душу терзает печаль.
 

1820

 
Ворон к ворону летит,
Ворон ворону кричит:
«Ворон, где б нам отобедать?
Как бы нам о том проведать?»
 
 
Ворон ворону в ответ:
«Знаю, будет нам обед;
В чистом поле под ракитой
Богатырь лежит убитый.
 
 
Кем убит и отчего,
Знает сокол лишь его,
Да кобылка вороная,
Да хозяйка молодая».
 
 
Сокол в рощу улетел,
На кобылку недруг сел,
А хозяйка ждет мило̀го
Не убитого, живого.
 

1828

 
Старый муж, грозный муж,
Режь меня, жги меня:
Я тверда, не боюсь
Ни ножа, ни огня.
 
 
Ненавижу тебя,
Презираю тебя;
Я другого люблю,
Умираю любя.
 
 
Режь меня, жги меня;
Не скажу ничего;
Старый муж, грозный муж,
Не узнаешь его.
 
 
Он свежее весны,
Жарче летнего дня;
Как он молод и смел!
Как он любит меня!
 
 
Как ласкала его
Я в ночной тишине!
Как смеялись тогда
Мы твоей седине!
 

1824

 
Мне минуло шестнадцать лет,
        Но сердце было в воле;
Я думала: весь белый свет —
        Наш бор, поток и поле.
 
 
К нам юноша пришел в село:
        Кто он? отколь? не знаю —
Но всё меня к нему влекло,
        Все мне твердило: знаю!
 
 
Его кудрявые власы
        Вкруг шеи обвивались,
Как мак сияет от росы,
        Сияли, рассыпались.
 
 
И взоры пламенны его
        Мне что-то изъясняли;
Мы не сказали ничего,
        Но уж друг друга знали.
 
 
Куда пойду – и он за мной.
        На долгую ль разлуку?
Не знаю! только он с тоской
        Безмолвно жал мне руку.
 
 
«Что хочешь ты? – спросила я, —
        Скажи, пастух унылый».
И с жаром обнял он меня
        И тихо назвал милой.
 
 
И мне б тогда его обнять!
        Но рук не поднимала,
На перси потупила взгляд,
        Краснела, трепетала.
 
 
Ни слова не сказала я;
        За что ж ему сердиться?
Зачем покинул он меня?
        И скоро ль возвратится?
 

<1814>

 
Лилета, пусть ветер свистит и кверху метелица вьется;
Внимая боренью стихий, и в бурю мы счастливы будем,
И в бурю мы можем любить! ты знаешь, во мрачном Хаосе
          Родился прекрасный Эрот.
 
 
В ужасном волненьи морей, когда громы сражались с громами
И тьма устремлялась во тьму и белая пена кипела, —
Явилась богиня любви, в коральной плывя колеснице.
          И волны пред ней улеглись.
 
 
И мы, под защитой богов, потопим в веселии время.
Бушуйте, о чада зимы, осыпайтесь, желтые листья!
Но мы еще только цветем, но мы еще жить начинаем
          В объятиях нежной любви,
 
 
И радостно сбросим с себя мы юности красну одежду,
И старости тихой дадим дрожащую руку с клюкою,
И скажем: о старость, веди наслаждаться любовью в том мире,
          Уж мы насладилися здесь.
 

<1814>

 
Когда, душа, просилась ты
        Погибнуть иль любить,
Когда желанья и мечты
        К тебе теснились жить,
Когда еще я не пил слез
        Из чаши бытия, —
Зачем тогда, в венке из роз,
        К теням не отбыл я!
 
 
Зачем вы начертались так
        На памяти моей,
Единый молодости знак,
        Вы, песни прошлых дней!
 
 
Я горько долы и леса
        И милый взгляд забыл, —
Зачем же ваши голоса
        Мне слух мой сохранил!
Не возвратите счастья мне,
        Хоть дышит в вас оно!
С ним в промелькнувшей старине
        Простился я давно.
 
 
Не нарушайте ж, я молю,
        Вы сна души моей
И слова страшного: люблю
        Не повторяйте ей!
 

1821 или 1822

 
Одинок месяц плыл, зыбляся в тумане,
Одинок воздыхал витязь на кургане.
 
 
Свежих трав не щипал конь его унылый,
«Конь мой, конь, верный конь, понесемся к милой!
 
 
Не к доору грудь моя тяжко воздыхает,
Не к добру сердце мне что-то предвещает;
 
 
Не к добру без еды ты стоишь унылый!
Конь мой, конь, верный конь, понесемся к милой!»
 
 
Конь вздрогнул, и сильней витязь возмутился,
В милый край, в страшный край как стрела пустился.
 
 
Ночь прошла, все светло: виден храм с дуоровой,
Конь заржал, конь взвился над могилой новой.
 

1821 или 1822

 
Прекрасный день, счастливый день:
        И солнце, и любовь!
С нагих полей сбежала тень —
        Светлеет сердце вновь.
Проснитесь, рощи и поля;
        Пусть жизнью всё кипит:
Она моя, она моя! —
        Мне сердце говорит.
 
 
Что вьешься, ласточка, к окну,
        Что, вольная, поешь?
Иль ты щебечешь про весну
        И с ней любовь зовешь?
Но не ко мне – и без тебя
        В певце любовь горит:
Она моя, она моя! —
        Мне сердце говорит.
 

1823

 
Не говори: любовь пройдет,
О том забыть твой друг желает;
В ее он вечность уповает,
Ей в жертву счастье отдает.
 
 
Зачем гасить душе моей
Едва блеснувшие желанья?
Хоть миг позволь мне без роптанья
Предаться нежности твоей.
 
 
За что страдать? Что мне в любви
Досталось от небес жестоких
Без горьких слез, без ран глубоких,
Без утомительной тоски?
 
 
Любви дни краткие даны,
Но мне не зреть ее остылой;
Я с ней умру, как звук унылый
Внезапно порванной струны.
 

1823

 
Только узнал я тебя —
        И трепетом сладким впервые
                Сердце забилось во мне.
 
 
Сжала ты руку мою —
        И жизнь, и все радости жизни
                В жертву тебе я принес.
 
 
Ты мне сказала «люблю» —
        И чистая радость слетела
                В мрачную душу мою.
 
 
Молча гляжу на тебя, —
        Нет слова все муки, все счастье
                Выразить страсти моей.
 
 
Каждую светлую мысль,
        Высокое каждое чувство
                Ты зарождаешь в душе.
 

1823

 
Протекших дней очарованья,
Мне вас душе не возвратить!
В любви узнав одни страданья,
Она утратила желанья
И вновь не просится любить.
 
 
К ней сны младые не забродят,
Опять с надеждой не мирят,
В странах волшебных с ней не ходят,
Веселых песен не заводят
И сладких слов не говорят.
 
 
Ее один удел печальный:
Года бесчувственно провесть
И в край, для горестных не дальной,
Под глас молитвы погребальной,
Одни молитвы перенесть.
 

1824

 
Наяву и в сладком сне
Все мечтаетесь вы мне:
Кудри, кудри шелковые,
Юных персей красота,
Прелесть – очи и уста,
И лобзания живые.
 
 
И я в раннюю зарю
Темным кудрям говорю:
Кудри, кудри, что вы вьетесь?
Мне уж вами не играть,
Мне уж вас не целовать,
Вы другому достаетесь.
 
 
И я утром золотым
Молвлю персям молодым:
Пух лебяжий, негой страстной
Не дыши по старине —
Уж не быть счастливым мне
На груди моей прекрасной.
 
 
Я твержу по вечерам
Светлым взорам и устам:
Замолчите, замолчите!
С лютой долей я знаком,
О веселом, о былом
Вы с душой не говорите!
 
 
Ночью, сплю ли я, не сплю, —
Все устами вас ловлю,
Сердцу сладкие лобзанья!
Сердце бьется, сердце ждет, —
Но уж милая нейдет
В час условленный свиданья.
 

1824

 
Друзья, друзья! я Нестор между вами,
По опыту веселый человек;
Я пью давно; пил с вашими отцами
В златые дни, в Екатеринин век.
 
 
И в нас душа кипела в ваши леты,
Как вы. за честь мы проливали кровь,
Вино, войну нам славили поэты,
Нам сладко пел Мелецкий[133]133
  Мелецкий – Ю. А. Нелединский-Мелецкий, один из авторов данной антологии.


[Закрыть] про любовь!
 
 
Не кончен пир – а гости разошлися,
Допировать один остался я.
И что ж? ко мне вы, други, собралися,
Весельчаков бывалых сыновья!
 
 
Гляжу на вас: их лица с их улыбкой,
И тот же спор про жизнь и про вино;
И мнится мне, я полагал ошибкой,
Что и любовь забыта мной давно.
 

1824

 
Жизнью земною играла она, как младенец игрушкой.
Скоро разбила ее: верно утешилась там.
 

1824

Дева Роза

 
Юноша милый! на миг ты в наши игры вмешался!
Розе подобный красой, как Филомела ты пел.
Сколько любовь потеряла в тебе поцелуев и песен,
Сколько желаний и ласк новых, прекрасных, как ты.
 
 
Дева, не плачь! Я на прахе его в красоте расцветаю.
Сладость он жизни вкусив, горечь оставил другим;
Ах! и любовь бы изменою душу певца отравила!
Счастлив, кто прожил, как он, век соловьиный и мой!
 

1827

 
Ах ты, ночь ли,
        Ноченька!
Ах ты, ночь ли
        Бурная!
Отчего ты
        С вечера
До глубокой
        Полночи
Не блистаешь
        Звездами,
Не сияешь
        Месяцем?
Все темнеешь
        Тучами?
И с тобой, знать,
        Ноченька,
Как со мною
        Молодцем,
Грусть-злодейка
        Сведалась!
Как заляжет
        Лютая,
Там глубоко
        На сердце —
Позабудешь
        Девицам
Усмехаться,
        Кланяться;
Позабудешь
        С вечера
До глубокой
        Полночи,
Припевая,
        Тешиться
Хороводной
        Пляскою!
Нет, взрыдаешь,
        Всплачешься,
И, безродный
        Молодец,
На постелю
        Жесткую,
Как в могилу,
        Кинешься!
 

1820 или 1821

 
Что, красотка молодая,
        Что ты, светик, плачешь?
Что головушку, вздыхая,
        К белой ручке клонишь?
Или словом, или взором
        Я тебя обидел?
Иль нескромным разговором
        Ввел при людях в краску?
 
 
Нет, лежит тоска иная
        У тебя на сердце!
Нет, кручинушку другую
        Ты вложила в мысли!
Ты не хочешь, не желаешь
        Молодцу открыться,
Ты боишься милу другу
        Заповедать тайну!
 
 
Не слыхали ль злые люди
        Наших разговоров?
Не спросили ль злые люди
        У отца родного;
Не спросили ль сопостаты
        У твоей родимой:
«Чей у ней на ручке перстень,
        Чья в повязке лента?
Лента, ленточка цветная,
        С золотой каймою,
Перстень с чернью расписною,
        С чистым изумрудом?»
 
 
Не томи, открой причину
        Слез твоих горючих!
Перелей в мое ты сердце
        Всю тоску-кручину,
Перелей тоску-кручину
        Сладким поцелуем:
Мы вдвоем тоску-кручину
        Легче растоскуем.
 

1823

 
Голова ль моя, головушка,
Голова ли молодецкая,
Что болишь ты, что ты клонишься
Ко груди, к плечу могучему?
Ты не то была, удалая,
В прежни годы, в дни разгульные,
В русых кудрях, в красоте твоей,
В той ли шапке, шапке бархатной,
Соболями отороченной.
 
 
Днем ли в те поры я выеду,
В очи солнце – ты не хмуришься;
В темном лесе в ночь ненастную
Ты найдешь тропу заглохшую;
Красна ль девица приглянется —
И без слов ей все повыскажешь;
Повстречаются ль недобрые —
Только взглянут и вспокаются.
Что ж теперь ты думу думаешь,
Думу крепкую, тяжелую?
Иль ты с сердцем перемолвилась,
Иль одно вы с ним задумали,
Иль прилука молодецкая
Ни из сердца, ни с ума нейдет?
Уж не вырваться из клеточки
Певчей птичке конопляночке,
Знать и вам не видеть более
Прежней воли с прежней радостью.
 

1823

 
Скучно, девушки, весною жить одной:
Не с кем сладко побеседовать младой
 
 
Сиротинушка, на всей земле одна,
Пригорюнясь ли присядешь у окна —
 
 
Под окошком все так весело глядит,
И мне душу то веселие томит,
 
 
(То веселье – не веселье, а любовь,
От любви той замирает в сердце кровь.
 
 
И я выйду во широкие поля —
С них ли негой так и веет на тебя;
 
 
Свежий запах каждой травки полевой
Вреден девице весеннею порой,
 
 
Хочешь с кем-то этим запахом дышать,
И другим устам его передавать;
 
 
Белой груди чем-то сладким тяжело,
Голубым очам при солнце не светло.
 
 
Больно, больно безнадежной тосковать!
И я кинусь на тесовую кровать,
 
 
К изголовью правой щечкою прижмусь
И горючими слезами обольюсь.
 
 
Как при солнце летом дождик пошумит,
Травку вспрыснет, но её не освежит,
 
 
Так и слезы не свежат меня, младой;
Скучно, девушки, весною жить одной!
 

1824

 
Пела, пела пташечка
        И затихла;
Знало сердце радости
        И забыло.
 
 
Что, певунья пташечка,
        Замолчала?
Как ты, сердце, сведалось
        С черным горем?
 
 
Ах! Убили пташечку
        Злые вьюги;
Погубили молодца
        Злые толки!
 
 
Полететь бы пташечке
        К синю морю;
Убежать бы молодцу
        В лес дремучий!
 
 
На море валы шумят,
        А не вьюги;
В лесе звери лютые,
        Да не люди!
 

1824

 
Соловей мой, соловей,
Голосистый соловей!
Ты куда, куда летишь,
Где всю ночку пропоешь?
Кто-то бедная, как я,
Ночь прослушает тебя,
Не смыкаючи очей,
Утопаючи в слезах?
Ты лети, мой соловей,
Хоть за тридевять земель,
Хоть за синие моря,
На чужие берега;
Побывай во всех странах,
В деревнях и в городах:
Не найти тебе нигде
Горемышнее меня.
У меня ли у младой
Дорог жемчуг на груди,
У меня ли у младой
Жар-колечко на руке,
У меня ли у младой
В сердце миленький дружок.
В день осенний на груди
Крупный жемчуг потускнел,
В зимню ночку на руке
Распаялося кольцо,
А как нынешней весной
Разлюбил меня милой.
 

1825

 
Сиротинушка, девушка,
Полюби меня, молодца,
Полюбя – приголубливай.
Мои кудри расчесывай.
Хорошо цветку на поле,
Любо пташечке на́ небе, —
Сиротинушке девушке
Веселей того с молодцем.
У меня в дому волюшка,
От беды оборонушка,
Что от дождичка кровелька,
От жары дневной ставенки,
От лихой же разлучницы,
От лукавой указчицы
На воротах замок висит,
В подворотенку пес глядит.
 

1828

 
И я выйду ль на крылечко,
        На крылечко погулять,
И я стану ль у колечка
        О любезном горевать;
Как у этого ль колечка
        Он впоследнее стоял
И печальное словечко
        Мне, прощаючись, сказал:
 
 
«За турецкой за границей[143]143
  «3а турецкой за границей…» – речь о войне 1828–1829 гг.


[Закрыть],
        В басурманской стороне
По тебе лишь по девице
        Слезы лить досталось мне…»
 
 
. .
 

1828

 
Как за реченькой слободушка стоит,
По слободке той дороженька бежит,
Путь-дорожка широка, да не длинна,
Разбегается в две стороны она:
Как налево – на кладбище к мертвецам,
А направо – к закавказским молодцам.
Грустно было провожать мне, молодой,
Двух родимых и по той, и по другой:
Обручальника по левой проводя,
С плачем матерью-землей покрыла я;
А налетный друг уехал по другой,
На прощанье мне кивнувши головой.
 

1828

 
Как у нас ли на кровельке,
Как у нас ли на крашеной,
Собиралися пташечки,
Мелки пташечки, ласточки,
Щебетали, чиликали,
Несобравшихся кликали:
«Вы слетайтесь, не медлите,
В путь-дороженьку пустимся!
Красны дни миновалися,
Вдоволь мы наигралися,
Здесь не ждать же вам гибели
От мороза трескучего!»
 
 
Государь ты мой батюшка,
Государыня матушка!
Меня суженый сватает,
Меня ряженый сватает;
Поспешите, не мешкайте,
Меня поезду выдайте,
С хлебом-солию, с образом,
С красотой проходящею!
Мне не век вековать у вас,
Не сидеть же всё девицей
Без любви и без радости
До ворчуньи ль до старости.
 

1829

 
Когда печали неотступной
В тебе подымется гроза
И нехотя слезою крупной
Твои увлажатся глаза,
 
 
Я и в то время с наслажденьем
Еще внимательней, нежней
Любуюсь милым выраженьем
Пригожей горести твоей.
 
 
С лазурью голубого ока
Играет зыбкий блеск слезы,
И мне сдается: перл Востока
Скатился с светлой бирюзы.
 

<1829>

 
Собирайтесь, девки красны,
Собирайтесь в хоровод,
Скоро день погаснет ясный,
Солнце яркое зайдет.
 
 
Ненадолго ландыш белый
Расцветает по лесам,
Лето луг ковром одело
Ненадолго в радость нам.
 
 
В свежих рощах на свободе
Пташке не всегда порхать.
Не всегда нам в хороводе
Петь, резвиться и плясать.
 
 
Завтра, может быть, на пташку
Хитрый сыщется ловец:
Муж сердитый на девицу —
И тогда всему конец.
 

1817

 
Тройка мчится, тройка скачет,
Вьется пыль из-под копыт;
Колокольчик звонко плачет,
И хохочет, и визжит.
 
 
По дороге голосисто
Раздается яркий звон;
То вдали отбрякнет чисто,
То застонет глухо он.
 
 
Словно леший ведьме вторит
И аукается с ней,
Иль русалка тараторит
В роще звучных камышей.
 
 
Русской степи, ночи темной
Поэтическая весть!
Много в ней и думы томной
И раздолья много есть.
 
 
Прянул месяц из-за тучи,
Обогнул свое кольцо
И посыпал блеск зыбучий
Прямо путнику в лицо.
 
 
Кто сей путник и отколе,
И далек ли путь ему?
По неволе иль по воле
Мчится он в ночную тьму?
 
 
На веселье иль кручину,
К ближним ли под кров родной
Или в грустную чужбину
Он спешит, голубчик мой?
 
 
Сердце в нем ретиво рвется
В путь обратный или вдаль?
Встречи ль ждет он не дождется,
Иль покинутого жаль?
 
 
Ждет ли перстень обручальный.
Ждут ли путника пиры,
Или факел погребальный
Над могилою сестры?
 
 
Как узнать? Уж он далеко;
Месяц в облако нырнул,
И в пустой дали глубоко
Колокольчик уж заснул.
 

<1834>

 
Тебя забыть! – и ты сказала,
Что сердце может разлюбить.
Ты ль сердца моего не знала?
          Тебя забыть?
 
 
Тебя забыть! – но кто же будет
Мне в жизни радости дарить?
Нет, прежде бог меня забудет…
          Тебя ль забыть?
 
 
Тебя забыть, и, свет могилой
Назвав, как бремя жизнь влачить,
Могу ль, могу ль, о друг мой милый!
          Тебя забыть?
 
 
Тебя забыть, искать свободы,
Но цепи я рожден носить,
И мне ль, восстав против природы,
          Тебя забыть?
 
 
Тебя забыть, пленясь другою,
И для другой хоть миг прожить:
Тому ль, кто дышит лишь тобою,
          Тебя забыть?
 
 
Тебя забыть! Нет, адска злоба
Одна могла ту мысль внушить.
Могу ль и за порогом гроба
          Тебя забыть?
 

<1819>

 
Ты грустишь, твой взор тоскливый
Тихой светится слезой,
Ищешь в думе молчаливой
Сердцу прежний дать покой.
 
 
Сердце в горе и не знает,
Что есть смертный, может быть.
Кто всё горе примечает,
Но не смеет разделить.
 
 
Если б взор сей хоть случайно
Обратился на него,
Ты б узнала, что он тайно
Грустен больше твоего.
 
 
Ты б узнала, что страдает
Скромный друг, и к небесам:
«Дайте с ней делить, – взывает, —
Грусть и радость пополам».
 

<1819>

 
Тебя я некогда любил,
И ты любить не запрещала;
Но я дитя в то время был —
Ты в утро дней едва вступала.
Тогда любим я был тобой,
И в дни невинности беспечной
Алине с детской простотой
Я клятву дал уж в страсти вечной.
 
 
Тебя ль, Алина, вижу вновь?
Твой голос стал еще приятней;
Сильнее взор волнует кровь;
Улыбка, ласки сердцу внятней;
Блестящих на груди лилей
Все прелести соединились,
И чувства прежние живей
В душе моей возобновились.
 
 
Алина! чрез двенадцать лет
Всё тот же сердцем, ныне снова
Я повторяю свой обет.
Ужель не скажешь ты полслова?
Прелестный друг! чему ни быть,
Обет сей будет свято чтимым.
Ах! я могу еще любить,
Хотя не льщусь уж быть любимым.
 

<1819>

 
Расстались мы; на миг очарованьем,
На краткий миг была мне жизнь моя j
Словам любви внимать не буду я,
Не буду я дышать любви дыханьем!
Я все имел, лишился вдруг всего;
Лишь начал сон… исчезло сновиденье!
Одно теперь унылое смущенье
Осталось мне от счастья моего.
 

<1820>

 
Не искушай меня без нужды
Возвратом нежности твоей;
Разочарованному чужды
Все обольщенья прежних дней!
Уж я не верю увереньям,
Уж я не верую в любовь
И не могу предаться вновь
Раз изменившим сновиденьям!
 
 
Слепой тоски моей не множь,
Не заводи о прежнем слова,
И, друг заботливый, больного
В его дремоте не тревожь!
Я сплю, мне сладко усыпленье;
Забудь бывалые мечты:
В душе моей одно волненье,
А не любовь пробудишь ты.
 

<1821>

 
Приманкой ласковых речей
Вам не лишить меня рассудка!
Конечно, многих вы милей,
Но вас любить – плохая шутка!
 
 
Вам не нужна любовь моя,
Не слишком заняты вы мною,
Не нежность – прихоть вашу я
Признаньем страстным успокою.
 
 
Вам дорог я, твердите вы,
Но лишний пленник вам дороже;
Вам очень мил я, но, увы!
Вам и другие милы тоже.
 
 
С толпой соперников моих
Я состязаться не дерзаю
И превосходной силе их
Без битвы поле уступаю.
 

1821

 
На кровы ближнего селенья
Нисходит вечер, день погас
Покинем рощу, где для нас
Часы летели как мгновенья!
Лель, улыбнись, когда из ней
Случится девице моей
Унесть во взорах пламень томный,
Мечту любви в душе своей
И в волосах листок нескромный.
 

<1822>

 
Сей поцелуй, дарованный тобой,
Преследует мое воображенье:
И в шуме дня, и в тишине ночной
Я чувствую его напечатленье!
 
 
Сойдет ли сон и взор сомкнет ли мой —
Мне снишься ты, мне снится наслажденье!
Обман исчез, нет счастья! и со мной
Одна любовь, одно изнеможенье.
 

<1822>