Текст книги "Русский романс"

Автор книги: Александр Пушкин

 
Ни кола, ни двора,
      Зипун – весь пожиток…
Эх, живи – не тужи,
      Умрешь – не убыток!
 
 
Богачу-дураку
      И с казной не спится;
Бобыль гол как сокол,
      Поет-веселится.
 
 
Он идет да поет,
      Ветер подпевает;
Сторонись, богачи!
      Беднота гуляет!
 
 
Рожь стоит по бокам,
      Отдает поклоны…
Эх, присвистни, бобыль!
      Слушай, лес зеленый!
 
 
Уж ты плачь ли, не плачь —
      Слез никто не видит,
Оробей, загорюй —
      Курица обидит.
 
 
Уж ты сыт ли, не сыт —
      В печаль не вдавайся;
Причешись, распахнись,
      Шути-улыбайся!
 
 
Поживем да умрем, —
      Будет голь пригрета…
Разумей, кто умен, —
      Песенка допета!
 

1858

 
Голубенький, чистый
      Подснежник-цветок!
А подле сквозистый,
      Последний снежок…
Последние слезы
      О горе былом,
И первые грезы
      О счастьи ином…
 

1857

 
Ее в грязи он подобрал;
Чтоб всё достать ей – красть он стал;
Она в довольстве утопала
И над безумцем хохотала.
 
 
И шли пиры… но дни текли —
Вот утром раз за ним пришли:
Ведут в тюрьму… Она стояла
Перед окном и – хохотала.
 
 
Он из тюрьмы ее молил:
«Я без тебя душой изныл,
Приди ко мне!» Она качала
Лишь головой и – хохотала.
 
 
Он в шесть поутру был казнен
И в семь во рву похоронен, —
А уж к восьми она плясала,
Пила вино и хохотала.
 

1857

 
Спи, дитя мое, усни!
Сладкий сон к себе мани:
В няньки я тебе взяла
Ветер, солнце и орла.
 
 
Улетел орел домой;
Солнце скрылось под водой;
Ветер, после трех ночей,
Мчится к матери своей.
 
 
Ветра спрашивает мать:
«Где изволил пропадать?
Али звезды воевал?
Али волны всё гонял?»,
 
 
– «Не гонял я волн морских,
Звезд не трогал золотых;
Я дитя оберегал,
Колыбелечку качал!»
 

1858

 
По городу плач и стенанье…
Стучит гробовщик день и ночь…
Еще бы ему не работать!
Просватал красавицу дочь!
 
 
Сидит гробовщица за крепом
И шьет – а в глазах, как узор,
По черному так и мелькает
В цветах подвенечный убор.
 
 
И думает: «Справлю ж невесту,
Одену ее, что княжну, —
Княжон повидали мы вдоволь,
На днях хоронили одну:
 
 
Всё розаны были на платье,
Почти под венцом померла:
Так, в брачном наряде, и клали
Во гроб-то… красотка была!
 
 
Оденем и Глашу не хуже,
А в церкви все свечи зажжем;
Подумают: графская свадьба!
Уж в грязь не ударим лицом!..»;
 
 
Мечтает старушка – у двери ж
Звонок за звонком… «Ну, житье!
Заказов-то – господи боже!
Знать, Глашенька, счастье твое!»
 

1859

 
Под душистою ветвью сирени
С ней сидел я над сонной рекой,
И, припав перед ней на колени,
Ее стан обвивал я рукой…
Проносилися дымные тучки,
На лице ее месяц играл,
А ее трепетавшие ручки
Я так долго, так страстно лобзал…
 
 
Погребальные свечи мерцали,
В мрачных сводах была тишина,
Над усопшей обряд совершали —
Вся в цветах почивала она…
Со слезой раздирающей муки
Я на труп ее жадно припал
И холодные, мертвые руки
Так безумно, так страстно лобзал…
 

1857

 
«Прости на вечную разлуку!» —
Твой голос грустно прозвучал,
И я пророческому звуку
Душой покорною внимал.
О, знала ль ты, хоть в те мгновенья,
Какого горького значенья
Мне этот звук исполнен был! —
С ним все, что прожито тревожно,
Все, что забыть мне невозможно,
Я безвозвратно хоронил…
Прости ж и ты!.. быть может, скоро
Пойду я в светлый, дальний путь.
Без желчных дум и без укора
Под небом теплым отдохнуть, —
И, может, сдавленное горе
Развеет ветер где-нибудь
И заглушит чужое море
В душе печальное: «Забудь!..
Забудь!..»
 

1860

 
Словно ягода лесная,
И укрыта и спела,
Свет княгиня молодая
В крепком тереме жила.
 
 
У княгини муж ревнивый;
Он и сед и нравом крут;
Царской милостью спесивый,
Ведал думу лишь да кнут.
 
 
А у князя Ваня-ключник,
Кудреватый, удалой,
Ваня-ключник – злой разлучник
Мужа старого с женой.
 
 
Хоть не даривал княгине
Ни монист, ни кумачу,
А ведь льнула же к детине,
Что сорочка ко плечу.
 
 
Целовала, миловала,
Обвивала, словно хмель,
И тайком с собою клала
Что на княжую постель.
 
 
Да известным наговором
Князь дознался всю вину, —
Как дознался, так с позором
И замкнул на ключ жену.
 
 
И дознался из передней,
От ревнивых от очей,
Что от самой от последней
Сенной девушки своей.
 
 
«Гой, холопья, вы подите —
Быть на дыбе вам в огне! —
Вы подите приведите
Ваньку-ключника ко мне!»
 
 
Ох, ведут к нему Ивашку, —
Ветер кудри Ване бьет,
Веет шелкову рубашку,
К белу телу так и льнет.
 
 
«Отвечай-ко, сын ты вражий,
Расскажи-ко, варвар мой,
Как гулял ты в спальне княжей
С нашей княжеской женой?»
 
 
– Ничего, сударь, не знаю,
Я не ведаю про то!..
– «Ты не знаешь? Допытаю!
А застенок-то на что?..»
 
 
И работают в застенке —
Только кости знай хрустят!
Перешиблены коленки,
Локти скручены назад,
 
 
Но молчком молчит Ивашка,
И опять его ведут;
В дырьях мокрая рубашка,
Кудри клочьями встают;
 
 
Кандалы на резвых ножках,
А идет он – словно в рай,
Только хлюпает в сапожках
Кровь ручьями через край…
 
 
Видит – два столба кленовых,
Перекладина на них.
Знать, уж мук не будет новых,
Знать, готовят про других.
 
 
Отведу же я, мол, душу,
Распотешусь пред концом:
Уж пускай же, князь, Ванюшу
Хоть вспомянешь ты добром!
 
 
«Ты скажи ли мне, Ванюшка,
Как с княгиней жил досель?»
– «Ох, то ведает подушка
Да пуховая постель!..
 
 
Много там было попито
Да поругано тебя,
А и вкрасне то пожито,
И целовано любя!
 
 
На кровати, в волю княжью,
Там полежано у нас
И за грудь ли, грудь лебяжью,
Было хватано не раз!»
 
 
– «Ай да сказка!.. Видно хвата!
Исполать, за то люблю!
Вы повесьте-ко, ребята,
Да шелковую петлю!»
 
 
Ветер Ванюшку качает,
Что былинку на меже,
А княгиня умирает
Во светлице на ноже.
 

1861

 
С своей походною клюкой,
С своими мрачными очами,
Судьба, как грозный часовой,
Повсюду следует за нами.
Бедой лицо ее грозит,
Она в угрозах поседела,
Она уж многих одолела,
И все стучит, и все стучит:
        Стук, стук, стук…
              Полно, друг,
Брось за счастием гоняться!
        Стук, стук, стук…
 
 
Бедняк совсем обжился с ней:
Рука с рукой они гуляют,
Сбирают вместе хлеб с полей,
В награду вместе голодают.
День целый дождь его кропит,
По вечерам ласкает вьюга,
А ночью с горя да с испуга
Судьба сквозь сон ему стучит:
        Стук, стук, стук…
              Глянь-ка, друг,
Как другие поживают!
        Стук, стук, стук…
 
 
Другие праздновать сошлись
Богатство, молодость и славу.
Их песни радостно неслись,
Вино сменилось им в забаву;
Давно уж пир у них шумит,
Но смолкли вдруг, бледнея, гости…
Рукой, дрожащею от злости,
Судьба в окошко к ним стучит:
        Стук, стук, стук…
              Новый друг
К вам пришел, готовьте место!
        Стук, стук, стук…
 
 
Герой на жертву все принес.
Он говорил, что люди братья,
За братьев пролил много слез,
За слезы слышал, их проклятья.
Он верно слабых, защитит,
Он к ним придет, долой с дороги!
Но отчего ж недвижны ноги
И что-то на ногах стучит?
        Стук, стук, стук…
              Скован друг
Человечества, свободы…
        Стук, стук, стук…
 
 
Но есть же счастье на земле!
Однажды, полный ожиданья,
С восторгом юным на челе,
Пришел счастливец на свиданье!
Еще один он, все молчит,
Заря за рощей потухает,
И соловей уж затихает,
А сердце бьется и стучит:
        Стук, стук, стук…
              Милый друг,
Ты придешь ли на свиданье?
        Стук, стук, стук…
 
 
Но вот идет она, и вмиг
Любовь, тревога, ожиданье,
Блаженство – всё слилось у них
В одно безумное лобзанье!
Немая ночь на них глядит,
Все небо залито огнями,
А кто-то тихо за кустами
Клюкой докучною стучит:
        Стук, стук, стук…
              Старый друг
К вам пришел, довольно счастья!
        Стук, стук, стук…
 

1863

 
Поздние гости отцветшего лета,
Шепчутся ваши головки понурые,
Словно клянете вы дни без просвета,
Словно пугают вас ноченьки хмурые…
 
 
Розы – вот те отцвели, да хоть жили…
Нечего вам помянуть пред кончиною:
Звезды весенние вам не светили,
Песней не тешились вы соловьиною…
 

Начало 1860-х годов

 
Ни отзыва, ни слова, ни привета,
Пустынею меж нами мир лежит,
И мысль моя с вопросом без ответа
Испуганно над сердцем тяготит:
 
 
Ужель среди часов тоски и гнева
Прошедшее исчезнет без следа,
Как легкий звук забытого напева,
Как в мрак ночной упавшая звезда?
 

1867

 
«Что, умерла, жива? Потише говорите,
      Быть может, удалось на время ей заснуть…»
И кто-то предложил: ребенка принесите
        И положите ей на грудь!
 
 
И вот на месте том, где прежде сердце билось.
      Ребенок с плачем скрыл лицо свое…
О, если и теперь она не пробудилась, —
      Все кончено, молитесь за нее!
 

 
Черная туча висит над полями,
Шепчутся клены, березы качаются,
Дубы столетние машут ветвями,
Точно со мной говорить собираются.
 
 
«Что тебе нужно, пришлец бесприютный?
(Голос их важный с вершины мне чудится.)
Думаешь, отдых вкушая минутный,
Так вот и прошлое всё позабудется?
 
 
Нет, ты словами себя не обманешь:
Спета она, твоя песенка скудная!
Новую песню уж ты не затянешь,
Хоть и звучит она, близкая, чудная!
 
 
Сердце усталое, сердце больное
Звуков волшебных напрасно искало бы:
Здесь, между нами, ищи ты покоя,
С жизнью простися без стонов и жалобы.
 
 
Смерти боишься ты? Страх малодушный!
Всё, что томило игрой бесполезною:
Мысли, и чувства, и стих, им послушный, —
Смерть остановит рукою железною.
 
 
Всё клеветавшее тайно, незримо,
Всё угнетавшее с дикою силою —
Вмиг разлетится, как облако дыма,
Над неповинною, свежей могилою!
 
 
Если же кто-нибудь тишь гробовую
Вздохом нарушит, слезою участия,
О, за слезу бы ты отдал такую
Все свои призраки прошлого счастия!
 
 
Тихо, прохладно лежать между нами,
Тень наша шире и шорох приветнее…»
В вечер ненастный, качая ветвями,
Так говорили мне дубы столетние,
 

1873

 
Прости меня, прости! Когда в душе мятежной
        Угас безумный пыл,
С укором образ твой, чарующий и нежный,
        Передо мною всплыл.
 
 
О, я тогда хотел, тому укору вторя,
        Убить слепую страсть,
Хотел в слезах любви, раскаянья и горя
        К ногам твоим упасть!
 
 
Хотел все помыслы, желанья, наслажденья —
        Всё в жертву принести;
Я жертвы не принес, не стою я прощенья…
        Прости меня, прости!
 

1870-е годы

 
Ту вазу, где цветок ты сберегала нежный,
Ударом веера толкнула ты небрежно,
И трещина, едва заметная, на ней
Осталась… Но с тех пор прошло не много дней,
Небрежность детская твоя давно забыта,
А вазе уж грозит нежданная беда!
Увял ее цветок; ушла ее вода…
        Не тронь ее: она разбита.
 
 
Так сердца моего коснулась ты рукой —
        Рукою нежной и любимой, —
И с той поры на нем, как от обиды злой,
        Остался след неизгладимый.
Оно как прежде бьется и живет,
        От всех его страданье скрыто,
Но рана глубока и каждый день растет…
        Не тронь его: оно разбито.
 

1870-е годы

 
День ли царит, тишина ли ночная,
В снах ли тревожных, в житейской борьбе
Всюду со мной, мою жизнь наполняя,
Дума всё та же, одна, роковая, —
          Все о тебе!
 
 
С нею не страшен мне призрак былого,
Сердце воспрянуло, снова любя…
Вера, мечты, вдохновенное слово,
Все, что в душе дорогого, святого, —
          Все от тебя!
 
 
Будут ли дни мои ясны, унылы,
Скоро ли сгину я, жизнь загубя, —
Знаю одно: что до самой могилы
Помыслы, чувства, и песни, и силы —
          Все для тебя!
 

<1880>

 
Не стучись ко мне в ночь бессонную,
Не буди любовь схороненную,
Мне твой образ чужд и язык твой нем,
Я в гробу лежу, я затих совсем.
Мысли ясные мглой окутались,
И не знаю я: кто играет мной,
Кто мне верный друг, кто мне враг лихой,
С злой усмешкою, с речью горькою…
Ты приснилась мне перед зорькою…
Не смотри ты так, подожди хоть дня,
Я в гробу лежу, обмани меня…
Ведь умершим лгут, ведь удел живых —
Ряд измен, обид, оскорблений злых…
А едва умрем – на прощание
Нам надгробное шлют рыдание,
Возглашают нам память вечную,
Обещают жизнь… бесконечную!
 

<1886>

 
Да, васильки, васильки…
Много мелькало их в поле…
Помнишь, до самой реки
Мы их сбирали для Оли.
 
 
Олечка бросит цветок
В реку, головку наклонит…
«Папа, – кричит, – василек
Мой поплывет, не утонет?!»
 
 
Я ее на руки брал,
В глазки смотрел голубые,
Ножки ее целовал,
Бледные ножки, худые.
 
 
Как эти дни далеки…
Долго ль томиться я буду?
Всё васильки, Басильки,
Красные, желтые всюду…
 
 
Видишь, торчат на стене,
Слышишь, сбегают по крыше,
Вот подползают ко мне,
Лезут всё выше и выше…
 
 
Слышишь, смеются они…
Боже, за что эти муки?
Маша, спаси, отгони,
Крепче сожми мои руки!
 
 
Поздно! Вошли, ворвались,
Стали стеной между нами,
В голову так и впились,
Колют ее лепестками.
 
 
Рвется вся грудь от тоски…
Боже! Куда мне деваться?
Все васильки, васильки…
Как они смеют смеяться?
 

<1890>

 
Все, чем я жил, в чем ждал отрады,
Слова развеяли твои…
Так снег последний без пощады
Уносят вешние ручьи…
И целый день с насмешкой злою,
Другие речи заглушив,
Они носились надо мною,
Как неотвязчивый мотив.
 
 
Один я. Длится ночь немая.
Покоя нет душе моей…
О, как томит меня, пугая,
Холодный мрак грядущих дней!
Ты не согреешь этот холод,
Ты не осветишь эту тьму…
Твои слова, как тяжкий молот,
Стучат по сердцу моему.
 

1892

 
Не там отрадно счастье веет,
Где шум и царство суеты:
Там сердце скоро холодеет
И блекнут яркие мечты.
 
 
Но вечер тихий, образ нежный
И речи долгие в тиши
О всем, что будит ум мятежный
И струны спящие души, —
 
 
О, вот они, минуты счастья,
Когда, как зорька в небесах,
Блеснет внезапно луч участья
В чужих внимательных очах,
 
 
Когда любви горячей слово
Растет на сердце как напев,
И с языка слететь готово,
И замирает, не слетев…
 

1865

 
Когда без страсти и без дела
Бесцветно дни мои текли,
Она как буря налетела
И унесла меня с земли.
 
 
Она меня лишила веры
И вдохновение зажгла,
Дала мне счастие без меры
И слезы, слезы без числа…
 
 
Сухими, жесткими словами
Терзала сердце мне порой,
И хохотала над слезами,
И издевалась над тоской;
 
 
А иногда горячим словом
И взором ласковых очей
Гнала печаль, – и в блеске новом
В душе светилася моей!
 
 
Я все забыл, дышу лишь ею,
Всю жизнь я отдал ей во власть,
Благословить ее не смею
И не могу ее проклясть.
 

1872

 
Ну, старая, гадай! Тоска мне сердце гложет,
Веселой болтовней меня развесели,
Авось твой разговор убить часы поможет,
И скучный день пройдет, как многие прошли!
 
 
«Ох, не грешно ль в воскресенье?
С нами господняя сила!
Тяжко мое прегрешение…
Ну, да уж я разложила!
 
 
Едешь в дорогу ты дальнюю,
Путь твой не весел обратный:
Новость услышишь печальную
И разговор неприятный.
 
 
Видишь: большая компании
Вместе с тобой веселится,
Но исполненья желания
Лучше не жди: не случится.
 
 
Что-то грозит неизвестное…
Карты-то, карты какие!
Будет письмо интересное,
Хлопоты будут большие!
 
 
На сердце дама червонная…
С гордой душою такою:
Словно к тебе благосклонная,
Словно играет тобою!
 
 
Глядя в лицо ее строгое,
Грустен и робок ты будешь:
Хочешь сказать ей про многое,
Свидишься, – все позабудешь!
 
 
Мысли твои все червонные,
Слезы-то будто из лейки,
Думушки, ночи бессонные —
Все от нее, от злодейки!
 
 
Волюшка крепкая скручена,
Словно дитя ты пред нею…
Как твое сердце замучено,
Я и сказать не умею!
 
 
Тянутся дни нестерпимые,
Мысли сплетаются злые…
Батюшки светы родимые!
Карты-то, карты какие!!.»
 
 
Умолкла старая. В зловещей тишине
Насупившись сидит. – Скажи, что это значит?
Старуха, что с тобой? Ты плачешь обо мне?
Так только мать одна об детском горе плачет.
И стоит ли того? – Я знаю наперед
Все то, что сбудется, и не ропщу на бога:
Дорога выйдет мне, и горе подойдет,
Там будут хлопоты, а там опять дорога…
Ну полно же, не плачь! Гадай иль говори,
Пусть голос твой звучит мне песней похоронной,
Но только, старая, мне в сердце не смотри
И не рассказывай об даме об червонной!
 

Начало 1860-х годов

 
Ночи безумные, ночи бессонные,
Речи несвязные, взоры усталые…
Ночи, последним огнём озаренные,
Осени мёртвой цветы запоздалые!
 
 
Пусть даже время рукой беспощадною
Мне указало, что было в вас ложного,
Всё же лечу я к вам памятью жадною,
В прошлом ответа ищу невозможного…
 
 
Вкрадчивым шепотом вы заглушаете
Звуки дневные, несносные, шумные…
В тихую ночь вы мой сон отгоняете,
Ночи бессонные, ночи безумные!
 

1876

 
Пара гнедых, запряженных с зарею,
Тощих, голодных и грустных на вид,
Вечно бредёте вы мелкой рысцою,
Вечно куда-то ваш кучер спешит.
Были когда-то и вы рысаками,
И кучеров вы имели лихих,
Ваша хозяйка состарилась с вами,
          Пара гнедых!
 
 
Ваша хозяйка в старинные годы
Много хозяев имела сама,
Опытных в дом привлекала из моды,
Более нежных сводила с ума.
Таял в объятьях любовник счастливый.
Таял порой капитал у иных;
Часто стоять на конюшне могли вы,
          Пара гнедых!
 
 
Грек из Одессы и жид из Варшавы,
Юный корнет и седой генерал —
Каждый искал в ней любви и забавы
И на груди у неё засыпал.
Где же они, в какой новой богине
Ищут теперь идеалов своих?
Вы, только вы и верны ей доныне,
          Пара гнедых!
 
 
Вот отчего, запрягаясь с зарёю
И голодая по нескольку дней,
Вы подвигаетесь мелкой рысцою
И возбуждаете смех у людей.
Старость, как ночь, вам и ей угрожает,
Говор толпы невозвратно затих,
И только кнут вас порою ласкает.
          Пара гнедых!
 

1870-е годы

 
Я ждал тебя… Часы ползли уныло,
Как старые, докучные враги…
Всю ночь меня будил твой голос милый
          И чьи-то слышались шаги…
 
 
Я ждал тебя… Прозрачен, свеж и светел,
Осенний день повеял над землей…
В немой тоске я день прекрасный встретил
          Одною жгучею слезой…
 
 
Пойми хоть раз, что в этой жизни шумной,
Чтоб быть с тобой, – я каждый миг ловлю,
Что я люблю, люблю тебя безумно…
          Как жизнь, как счастие люблю!..
 

 
Звезды ясные, звезды прекрасные
Нашептали цветам сказки чудные,
Лепестки улыбнулись атласные,
Задрожали листы изумрудные.
 
 
И цветы, опьяненные росами,
Рассказали ветрам сказки нежные,
И распели их ветры мятежные
Над землей, над волной, над утесами.
 
 
И земля, под весенними ласками
Наряжаяся тканью зеленою,
Переполнила звездными сказками
Мою душу, безумно влюбленную.
 
 
И теперь, в эти дни многотрудные,
В эти темные ночи ненастные,
Отдаю я вам, звезды прекрасные,
Ваши сказки задумчиво-чудные!..
 

1885

 
Он был титулярный советник,
Она – генеральская дочь;
Он робко в любви объяснился,
Она прогнала его прочь.
 
 
Пошел титулярный советник
И пьянствовал с горя всю ночь —
И в винном тумане носилась
Пред ним генеральская дочь…
 

<1859>

 
Говорят, что я кокетка,
Что любить я не хочу,
И видали, как нередко
Равнодушием плачу.
А видали ль, как я плачу,
Невозможность полюбя,
Силы девственные трачу,
Полны дивного огня?
А видали ль, как украдкой,
Затаив порыв страстей,
Я целую образ сладкий,
Счастье, жизнь души моей?
А видали ль, к изголовью
Как приникнув в море грез,
Обольется сердце кровью,
Глаза выноют от слез?
 

1850-е годы

 
Зацелуй меня до смерти —
От тебя и смерть мила;
Не на горе же, поверьте,
Жизнь от бога нам дана!
 
 
Без любви и жизнь не в радость,
Без объятий нет любви;
Я изведал жизни сладость,
Я узнал весь жар в крови!
 
 
Умирать ведь нам не надо!
Так уж лучше, через край
Выпив сладостного яда,
На земле изведать рай!
 
 
К жизни той близка дорога!
Я мгновения ловлю —
Зацелуй меня до смерти,
И я смерть благословлю.
 

1850-е годы

 
«Ах, попалась, птичка, стой!
        Не уйдешь из сети,
Не расстанемся с тобой
        Ни за что на свете!»
 
 
– «Ах, зачем, зачем я вам,
        Миленькие дети?
Отпустите полетать,
        Развяжите сети!»
 
 
– «Нет, не пустим, птичка, нет,
        Оставайся с нами:
Мы дадим тебе конфет,
        Чаю с сухарями!»
 
 
– «Ах, конфет я не люблю,
        Не хочу я чаю,
В поле мошек я ловлю,
        Зернышки сбираю…»
 
 
– «Там замерзнешь ты зимой
        Где-нибудь на ветке,
А у нас-то! В золотой
        Будешь жить ты клетке!»
 
 
– «О, не бойтесь: в теплый край
        Улечу зимою;
А в неволе – светлый рай
        Будет мне тюрьмою!»
 
 
– «Птичка, птичка, как любить
        Мы тебя бы стали!
Не позволили б грустить:
        Всё б тебя ласкали».
 
 
– «Верю, детки; но для нас
        Вредны ваши ласки, —
С них закрыла бы как раз
        Я навеки глазки!»
 
 
– «Правда, правда, птичка, ты
        Не снесешь неволю…
Ну так бог с тобой, лети
        И живи на воле!»
 

<1864>

 
Слети к нам, тихий вечер,
На мирные поля;
Тебе мы поем песню,
Вечерняя заря.
 
 
Темнеет уж в долине,
И ночи близок час;
На маковке березы
Последний луч угас.
 
 
Как тихо всюду стало,
Как воздух охладел!
И в ближней роще звонко
Уж соловей пропел.
 
 
Слети ж к нам, тихий вечер,
На мирные поля!
Тебе поем мы песню,
Вечерняя заря.
 

<1864>