Текст книги "Русский романс"

Автор книги: Александр Пушкин

 
Уноси мое сердце в звенящую даль,
      Где как месяц за рощей печаль;
В этих звуках на жаркие слезы твои
      Кротко светит улыбка любви.
 
 
О дитя! как легко средь незримых зыбей
      Доверяться мне песне тзоей:
Выше, выше плыву серебристым путем,
      Будто шаткая тень за крылом.
 
 
Вдалеке замирает твой голос, горя,
      Словно за морем ночью заря, —
И откуда-то вдруг, я понять не могу,
      Грянет звонкий прилив жемчугу.
 
 
Уноси ж мое сердце в звенящую даль,
      Где кротка, как улыбка, печаль,
И все выше помчусь серебристым путем
      Я, как шаткая тень за крылом.
 

<1857>

 
О, долго буду я, в молчаньи ночи тайной,
Коварный лепет твой, улыбку, взор случайный,
Перстам послушную волос густую прядь
Из мыслей изгонять и снова призывать;
Дыша порывисто, один, никем не зримый,
Досады и стыда румянами палимый,
Искать хотя одной загадочной черты
В словах, которые произносила ты;
Шептать и поправлять былые выраженья
Речей моих с тобой, исполненных смущенья,
И в опьянении, наперекор уму,
Заветным именем будить ночную тьму.
 

<1844>

 
Только станет смеркаться немножко,
Буду ждать, не дрогнет ли звонок,
Приходи, моя милая крошка,
Приходи посидеть вечерок.
 
 
Потушу перед зеркалом свечи, —
От камина светло и тепло;
Стану слушать веселые речи,
Чтобы вновь на душе отлегло.
 
 
Стану слушать те детские грезы,
Для которых – все блеск впереди;
Каждый раз благодатные слезы
У меня закипают в груди.
 
 
До зари осторожной рукою
Вновь платок твой узлом завяжу,
И вдоль стен, озаренных луною,
Я тебя до ворот провожу.
 

<1857>

 
Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали
Лучи у наших ног в гостиной без огней.
Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали,
Как и сердца у нас за песнею твоей.
 
 
Ты пела до зари, в слезах изнемогая,
Что ты одна – любовь, что нет любви иной,
И так хотелось жить, чтоб звука не роняя,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой.
 
 
И много лет прошло, томительных и скучных,
И вот в тиши ночной твой голос слышу вновь,
И веет, как тогда, во вздохах этих звучных,
Что ты одна – вся жизнь, что ты одна – любовь.
 
 
Что нет обид судьбы и сердца жгучей муки,
А жизни нет конца и цели нет иной,
Как только веровать в рыдающие звуки,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой!
 

1877

 
Я тебе ничего не скажу
И тебя не встревожу ничуть,
И о том, что я молча твержу,
Не решусь ни за что намекнуть.
 
 
Целый день спят ночные цветы.
Но лишь солнце за рощу зайдет,
Раскрываются тихо листы,
И я слышу, как сердце цветет.
 
 
И в больную, усталую грудь
Веет влагой ночной… я дрожу,
Я тебя не встревожу ничуть,
Я тебе ничего не скажу.
 

1885

 
В царство розы и вина приди,
В эту рощу, в царство сна – приди.
 
 
Утиши ты песнь тоски моей —
Камням эта песнь слышна – приди.
 
 
Кротко слез моих уйми ручей —
Ими грудь моя полна – приди.
 
 
Дай испить мне здесь, во мгле ветвей,
Кубок счастия до дна – приди.
 
 
Чтоб любовь до тла моих костей
Не сожгла – она сильна – приди.
 
 
Но дождись, чтоб вечер стал темней;
Но тихонько и одна – приди.
 

1859

 
И силу в грудь, и свежесть в кровь
        Дыханьем вольным лью.
Как сладко, мать-природа, вновь
        Упасть на грудь твою!
 
 
Волна ладью в размер весла
        Качает и несет,
И вышних гор сырая мгла
        Навстречу нам плывет.
 
 
Взор мой, взор, зачем склоняться?
Или сны златые снятся?
Прочь ты, сон, хоть золотой, —
Здесь любовь и жизнь со мной!
 
 
На волна́х сверкают
Тысячи звезд сотрясенных,
В дымном небе тают
Призраки гор отдаленных.
 
 
Ветерок струится
Над равниною вод,
И в залив глядится
Дозревающий плод.
 

<1859>

 
В дымке-невидимке
Выплыл месяц вешний,
Цвет садовый дышит
Яблонью, черешней.
Так и льнет, целуя
Тайно и нескромно.
И тебе не грустно?
И тебе не томно?
 
 
Истерзался песней
Соловей без розы.
Плачет старый камень,
В пруд роняя слезы.
Уронила косы
Голова невольно.
И тебе не томно?
И тебе не больно?
 

1873

 
          Сад весь в цвету,
          Вечер в огне,
Так освежительно-радостно мне!
 
 
          Вот я стою,
          Вот я иду,
Словно таинственной речи я жду.
 
 
          Эта заря,
          Эта весна
Так непостижна, зато так ясна!
 
 
          Счастья ли полн,
          Плачу ли я,
Ты – благодатная тайна моя.
 

<1884>

 
Не отходи от меня,
Друг мой, останься со мной!
Не отходи от меня:
Мне так отрадно с тобой…
 
 
Ближе друг к другу, чем мы, —
Ближе нельзя нам и быть;
Чище, живее, сильней
Мы не умеем любить.
 
 
Если же ты – предо мной,
Грустно головку склоня, —
Мне так отрадно с тобой:
Не отходи от меня!
 

<1842>

 
На раздольи небес ярко светит луна,
        И листки серебрятся олив;
                Дикой воли полна,
                Заходила волна,
        Жемчугом убирая залив.
 
 
Эта чудная ночь и темна, и светла,
        И огонь разливает в крови;
                Я мастику зажгла,
                Я цветов нарвала,
        Поспешай на свиданье любви!..
 
 
Эта ночь пролетит, и замолкнет волна
        При сияньи бесстрастного дня,
                И, заботы полна,
                Буду я холодна,
        Ты тогда не узнаешь меня!
 

1843

 
Не слышно на палубе песен,
Эгейские волны шумят…
Нам берег и душен, и тесен;
Суровые стражи не спят.
 
 
Раскинулось небо широко,
Теряются волны вдали…
Отсюда уйдем мы далеко,
Подальше от грешной земли!
 
 
Не правда ль, ты много страдала?
Минуту свиданья лови…
Ты долго меня ожидала,
Приплыл я на голос любви.
 
 
Спалив бригантину султана,
Я в море врагов утопил
И к милой с турецкою раной,
Как с лучшим подарком, приплыл.
 

1843

«Не пробуждай воспоминаний…»
Поэты второй половины XIX века

 
Ночью в колыбель младенца
Месяц луч свой заронил.
«Отчего так светит Месяц?» —
Робко он меня спросил.
 
 
В день-деньской устало Солнце,
И сказал ему господь:
«Ляг, засни, и за тобою
Все задремлет, все заснет».
 
 
И взмолилось Солнце брату:
«Брат мой Месяц золотой,
Ты зажги фонарь – и ночью
Обойди ты край земной.
 
 
Кто там молится, кто плачет,
Кто мешает людям спать,
Все разведай – и поутру
Приходи и дай мне знать».
 
 
Солнце спит, а Месяц ходит,
Сторожит земли покой.
Завтра ж рано-рано к брату
Постучится брат меньшой.
 
 
Стук-стук-стук! – отворят двери,
«Солнце, встань – грачи летят,
Петухи давно пропели —
И к заутрене звонят».
 
 
Солнце встанет, Солнце спросит:
«Что, голубчик, братец мой,
Как тебя господь-бог носит?
Что ты бледен? что с тобой?»
 
 
И начнет рассказ свой Месяц,
Кто и как себя ведет.
Если ночь была спокойна,
Солнце весело взойдет.
 
 
Если ж нет – взойдет в тумане,
Ветер дунет, дождь пойдет,
В сад гулять не выйдет няня
И дитя не поведет.
 

1841

 
Душный зной над океаном,
Небеса без облаков;
Сонный воздух не колышет
Ни волны, ни парусов.
Мореплаватель сердито
В даль пустую не гляди:
В тишине, быть может, буря
Притаилась, погоди!
 

1843

 
Меня тяжелый давит свод,
Большая цепь на мне гремит.
Меня то ветром опахнет,
То все вокруг меня горит!
И, головой припав к стене,
Я слышу, как больной во сне.
Когда он спит, раскрыв глаза, —
Что по земле идет гроза.
 
 
Налетный ветер за окном,
Листы крапивы шевеля,
Густое облако с дождем
Несет на сонные поля.
И божьи звезды не хотят
В мою темницу бросить взгляд;
Одна, играя по стене,
Сверкает молния в окне.
 
 
И мне отраден этот луч,
Когда стремительным огнем
Он вырывается из туч…
Я так и жду, что божий гром
Мои оковы разобьет,
Все двери настежь распахнет
И опрокинет сторожей
Тюрьмы безвыходной моей,
 
 
И я пойду, пойду опять,
Пойду бродить в густых лесах,
Степной дорогою блуждать,
Толкаться в шумных городах…
Пойду, среди живых людей,
Вновь полный жизни и страстей,
Забыть позор моих цепей.
 

<1844>

 
По́ небу синему тучки плывут,
По́ лугу тени широко бегут;
Тени ль толпой на меня налетят —
Дальние горы под солнцем блестят;
Солнце ль внезапно меня озарит —
Тень по горам полосами бежит.
Так на душе человека порой
Думы, как тени, проходят толпой;
Так иногда вдруг тепло и светло
Ясная мысль озаряет чело.
 

1845

 
Надежды вальс зовет, звучит —
И, замирая, занывает;
Он тихо к сердцу подступает,
И сердцу громко говорит:
 
 
Среди бесчисленных забав,
Среди страданий быстротечных —
Каких страстей ты хочешь вечных,
Каких ты хочешь вечных прав?
 
 
Напрасных благ не ожидай!
Живи, кружась под эти звуки,
И тайных ран глухие муки
Не раздражай, а усыпляй!
 
 
Когда ж красавица пройдет
Перед тобой под маской черной
И руку с нежностью притворной
Многозначительно пожмет, —
 
 
Тогда ослепни и пылай! —
Лови летучие мгновенья
И на пустые уверенья
Минутным жаром отвечай!
 

1845

 
Пахнет полем воздух чистый…
В безмятежной тишине
Песни птички голосистой
Раздаются в вышине.
 
 
Есть у ней своя подруга,
Есть у ней приют ночной,
Средь некошенного луга.
Под росистою травой.
 
 
В небесах, но не для неба,
Вся полна живых забот,
Для земли, не ради хлеба,
Птичка весело поет.
 
 
Внемля ей, невольно стыдно
И досадно, что порой
Сердцу гордому завидна
Доля птички полевой!
 

 
За окном в тени мелькает
        Русая головка.
Ты не спишь, мое мученье!
        Ты не спишь, плутовка!
 
 
Выходи ж ко мне навстречу!
        С жаждой поцелуя,
К сердцу сердце молодое
        Пламенно прижму я.
 
 
Ты не бойся, если звезды
        Слишком ярко светят:
Я плащом тебя одену
        Так, что не заметят!
 
 
Если сторож нас окликнет —
        Назовись солдатом;
Если спросят, с кем была ты, —
        Отвечай, что с братом!
 
 
Под надзором богомолки
        Ведь тюрьма наскучит;
А неволя поневоле
        Хитрости научит!
 

1844

 
В одной знакомой улице
        Я помню старый дом,
С высокой, темной лестницей,
        С завешенным окном.
Там огонек, как звездочка,
        До полночи светил
И ветер занавескою
        Тихонько шевелил.
Никто не знал, какая там
        Затворница жила,
Какая сила тайная
        Меня туда влекла,
И что за чудо девушка
        В заветный час ночной
Меня встречала, бледная,
        С распущенной косой.
Какие речи детские
        Она твердила мне:
О жизни неизведанной,
        О дальней стороне.
Как не по-детски пламенно,
        Прильнув к устам моим,
Она, дрожа, шептала мне:
        «Послушай, убежим!
Мы будем птицы вольные —
        Забудем гордый свет…
Где нет людей прощающих,
        Туда возврата нет…»
И тихо слезы капали —
        И поцелуй звучал…
И ветер занавескою
        Тревожно колыхал.
 

1846

 
Отчего я люблю тебя, светлая ночь, —
Так люблю, что страдая любуюсь тобой!
И за что я люблю тебя, тихая ночь!
Ты не мне, ты другим посылаешь покой!..
Что мне звезды – луна – небосклон – облака —
Этот свет, что, скользя на холодный гранит,
Превращает в алмазы росинки цветка,
И, как путь золотой, через море бежит?
Ночь! – за что мне любить твой серебряный свет!
Усладит ли он горечь скрываемых слез.
Даст ли жадному сердцу желанный ответ,
Разрешит ли сомненья тяжелый вопрос!
 
 
Что мне сумрак холмов – трепет сонных листов —
Моря темного вечно-шумящий прибой —
Голоса насекомых во мраке садов —
Гармонический говор струи ключевой?
Ночь! – за что мне любить твой таинственный шум!
Освежит ли он знойную бездну души,
Заглушит ли он бурю мятежную дум —
Все, что жарче впотьмах и слышнее в тиши!
 
 
Сам не знаю, за что я люблю тебя, ночь, —
Так люблю, что страдая, любуюсь тобой!
Сам не знаю, за что я люблю тебя, ночь, —
Оттого, может быть, что далек мой покой!
 

1850

 
Мое сердце – родник, моя песня – волна,
      Пропадая вдали, – разливается…
Под грозой – моя песня, как туча, темна,
      На заре – в ней заря отражается.
Если ж вдруг вспыхнут искры нежданной любви
      Или на сердце горе накопится —
В лоно песни моей льются слезы мои,
      И волна уносить их торопится.
 

<1856>

 
Ночь смотрит тысячами глаз,
      А день глядит одним;
Но солнца нет – и по земле
      Тьма стелется, как дым,
 
 
Ум смотрит тысячами глаз,
      Любовь глядит одним;
Но нет любви – и гаснет жизнь,
      И дни плывут, как дым.
 

<1874>

(Мотив из признаний Ады Кристен)

 
Пусть по воле судеб я рассталась с тобой, —
Пусть другой обладает моей красотой!
 
 
Из объятий его, из ночной духоты,
Уношусь я далеко на крыльях мечты.
 
 
Вижу снова наш старый, запущенный сад:
Отраженный в пруде потухает закат,
 
 
Пахнет липовым цветом в прохладе аллей;
За прудом, где-то в роще, урчит соловей…
 
 
Я стеклянную дверь отворила – дрожу —
Я из мрака в таинственный сумрак гляжу.
 
 
Чу! там хрустнула ветка – не ты ли шагнул?!
Встрепенулася птичка – не ты ли спугнул?!
 
 
Я прислушиваюсь, я мучительно жду,
Я на шелест шагов твоих тихо иду —
 
 
Холодит мои члены то страсть, то испуг —
Это ты меня за руку взял, милый друг?!
 
 
Это ты осторожно так обнял меня,
Это твой поцелуй – поцелуй без огня!
 
 
С болью в трепетном сердце, с волненьем в крови
Ты не смеешь отдаться безумствам любви, —
 
 
И, внимая речам благородным твоим,
Я не смею дать волю влеченьям своим,
 
 
И дрожу, и шепчу тебе: милый ты мой!
Пусть владеет он жалкой моей красотой!
 
 
Из объятий его, из ночной духоты,
Я опять улетаю на крыльях мечты,
 
 
В этот сад, в эту темь, вот на эту скамью,
Где впервые подслушал ты душу мою…
 
 
Я душою сливаюсь с твоею душой —
Пусть владеет он жалкой моей красотой!
 

<1876>

 
Что мне она! – не жена, не любовница,
        И не родная мне дочь!
Так отчего ж ее доля проклятая
        Спать не дает мне всю ночь!
 
 
Спать не дает, оттого что мне грезится
        Молодость в душной тюрьме,
Вижу я – своды… окно за решеткою,
        Койку в сырой полутьме…
 
 
С койки глядят лихорадочно-знойные
        Очи без мысли и слез,
С койки висят чуть не до полу темные
        Космы тяжелых волос.
 
 
Не шевелятся ни губы, ни бледные
        Руки на бледной груди,
Слабо прижатые к сердцу без трепета
        И без надежд впереди…
 
 
Что мне она! – не жена, не любовница,
        И не родная мне дочь!
Так отчего ж ее образ страдальческий
        Спать не дает мне всю ночь!
 

1878

 
Зной – и все в томительном покое —
В пятнах света тени спят в аллее…
Только чуткой чудится лилее,
Что гроза таится в этом зное.
 
 
Бледная, поникла у балкона —
Ждет грозы, – и грезится ей, бедной,
Что далекой бури призрак бледный
Стал темнеть в лазури небосклона…
 
 
Грезы лета кажутся ей былью, —
Гроз и бурь она еще не знает,
Ждет… зовет… и жутко замирает,
Золотой осыпанная пылью…
 

1890

 
Мой костер в тумане светит;
Искры гаснут на лету…
Ночью нас никто не встретит;
Мы простимся на мосту.
 
 
Ночь пройдет – и спозаранок
В степь далеко, милый мой,
Я уйду с толпой цыганок
За кибиткой кочевой.
 
 
На прощанье шаль с каймою
Ты на мне узлом стяни:
Как концы ее, с тобою
Мы сходились в эти дни.
 
 
Кто-то мне судьбу предскажет?
Кто-то завтра, сокол мой,
На груди моей развяжет
Узел, стянутый тобой?
 
 
Вспоминай, коли другая,
Друга милого любя,
Будет песни петь, играя
На коленях у тебя!
 
 
Мой костер в тумане светит;
Искры гаснут на лету…
Ночью нас никто не встретит;
Мы простимся на мосту.
 

<1853>

 
«Подойди ко мне, старушка,
Я давно тебя ждала».
И косматая, в лохмотьях,
К ней цыганка подошла.
«Я скажу тебе всю правду;
Дай лишь на руку взглянуть:
Берегись, тебя твой милый
Замышляет обмануть…»
 
 
И она в открытом поле
Сорвала себе цветок,
И лепечет, обрывая
Каждый белый лепесток:
«Любит – нет – не любит – любит».
И, оборванный кругом,
«Да» сказал цветок ей темным,
Сердцу внятным языком.
 
 
На устах ее улыбка,
В сердце – слезы и гроза.
С упоением и грустью
Он глядит в ее глаза.
Говорит она: «Обман твой
Я предвижу – и не лгу,
Что тебя возненавидеть
И хочу, и не могу».
 
 
Он глядит все так же грустно,
Но лицо его горит…
Он, к плечу ее устами
Припадая, говорит:
«Берегись меня! – я знаю,
Что тебя я погублю,
Оттого что я безумно,
Горячо тебя люблю!..»
 

<1856>

 
Ты скоро меня позабудешь,
Но я не забуду тебя;
Ты в жизни разлюбишь, полюбишь,
А я – никого, никогда!
Ты новые лица увидишь
И новых друзей изберешь, —
Ты новые чувства узнаешь
И, может быть, счастье найдешь.
Я – тихо и грустно свершаю
Без радостей жизненный путь;
И как я люблю и страдаю —
Узнает могила одна!
 

1845

 
Я все еще его, безумная, люблю!
При имени его душа моя трепещет;
Тоска по-прежнему сжимает грудь мою,
И взор горячею слезой невольно блещет.
 
 
Я все еще его, безумная, люблю!
Отрада тихая мне душу проникает
И радость ясная на сердце низлетает,
Когда я за него создателя молю.
 

1846

 
Тени гор высоких
На воду легли;
Потянулись чайки
Белые вдали.
 
 
Тихо все… томленьем
Дышит грудь моя…
Как теперь бы крепко
Обнял друга я!
 
 
Весело выходит
Странник утром в путь;
Но под вечер дома
Рад бы отдохнуть.
 

<1844>

(Графу Д. А. Толстому)

 
Дай руку мне… Я понимаю
Твою зловещую печаль
И, полон тайных мук, внимаю
Твоим словам: «Ее мне жаль».
 
 
Как иногда в реке широкой
Г розой оторванный листок
Несется бледный, одинокой.
Куда влечет его поток, —
 
 
Так и она, веленью рока
Всегда покорная, пойдет
Без слез, без жалоб и упрека,
Куда ее он поведет.
 
 
В ее груди таится ныне
Любви так много… Боже мой,
Не дай растратить ей в пустыпе
Огня, зажженного тобой!
 
 
Но этот взор, спокойный, ясный,
Да будет вечно им согрет,
И пусть на зов души прекрасной
Душа другая даст ответ.
 
 
Да, верь мне, друг, я понимаю
Твою зловещую печаль
И, полон грусти, повторяю
С тобою сам: «Ее мне жаль».
 

<1845>

 
Выйдем на берег; там волны
Ноги нам будут лобзать;
Звезды с таинственной грустью
Будут над нами сиять.
 
 
Там ветерок ароматный
Кудри твои разовьет;
Выйдем… Уныло качаясь,
Тополь к себе нас зовет.
 
 
В долгом и сладком забвенье,
Шуму внимая ветвей,
Мы отдохнем от печали,
Мы позабудем людей.
 
 
Много они нас терзали,
Мучили много, друг мой:
Те – своей глупой любовью,
Те – бесконечной враждой.
 
 
Все мы забудем, как месяц
В темной лазури блеснет,
Все – как природе и богу
Гимн соловей запоет!
 

<1845>

 
О мой творец! О боже мой,
Взгляни на грешную меня:
Я мучусь, я больна душой,
Изрыта скорбью грудь моя.
О мой творец! велик мой грех
Я на земле преступней всех!
 
 
Кипела в нем младая кровь;
Была чиста его любовь;
Но он ее в груди своей
Таил так свято от людей.
Я знала все… О боже мой,
Прости мне, грешной и больной.
 
 
Его я муки поняла;
Улыбкой, взором лишь одним
Я б исцелить его могла,
Но я не сжалилась над ним.
О мой творец, велик мой грех,
Я на земле преступней всех.
 
 
Томился долго, долго он,
Печалью тяжкой удручен;
И умер, бедный, наконец…
О боже мой, о мой творец,
Ты тронься грешницы мольбой,
Взгляни, как я больна душой!
 

<1845>

 
Речная лилея, головку
Поднявши, на небо глядит;
А месяц влюбленный лучами
Уныло ее серебрит…
И вот она снова поникла
Стыдливо к лазурным водам;
Но месяц – все бледный и томный,
Как призрак, – сияет и там…
 

1845

 
Дитя! как цветок, ты прекрасна,
Светла, и чиста, и мила;
Смотрю на тебя… и любуюсь, —
И снова душа ожила…
 
 
Охотно б тебе на головку
Я руки свои положил,
Прося, чтобы бог тебя вечно
Прекрасной и чистой хранил.
 

1845

 
Я у матушки выросла в холе
И кручины не ведала злой,
Да счастливой девической доле
Позавидовал недруг людской.
 
 
Речи сладкие стал он, лукавый,
Мне нашептывать ночью и днем;
И наскучили смех и забавы,
И наскучил мне матери дом.
 
 
Сердце билось испуганной пташкой,
Не давало ни часу заснуть;
Подымалась под тонкой рубашкой
Высоко моя белая грудь.
 
 
Я вставала с постели босая,
И, бывало, всю ночь напролет
Под окошком кого-то ждала я —
Всё казалось мне, кто-то идет…
 
 
Я ждала и дождалась мило́ва,
И уж как полюбился он мне!
Молодца не видала такого
Прежде я никогда и во сне.
 
 
Очи карие бойко глядели
На меня из-под черных бровей;
Допытать они, видно, хотели,
Что в душе затаилось моей.
 
 
Допытали они, что готова
Хоть на гибель для них я была…
И за милым из дома родного
Я, как малый ребенок, пошла.
 
 
Был он барин богатый и где-то
Все в далеких краях проживал;
Слышь, лечился – и только на лето
Он в поместья свои наезжал.
 
 
Только лаской его и жила я,
Белый свет с ним казался милей;
Нипочем было мне, что дурная
Шла молва про меня у людей.
 
 
Да не думала я, не гадала,
Что любви его скоро конец;
Вдруг постыла милому я стала —
И с другой он пошел под венец.
 
 
Не пригожим лицом, не красою
Приманила дворянка его;
Приманила богатой казною —
Много взял он за нею всего.
 
 
С той поры будто солнышка нету.
Все глухая, осенняя ночь;
Как ни жди, не дождешься рассвету
Как ни плачь, а беде не помочь.
 
 
И с красой я своей распрощалась!
Не узнала б теперь меня мать:
Ни кровинки в лице не осталось,
Словно зелья мне дали принять.
 
 
Ах! изменой своей – не отравой —
Он с лица мне румянец согнал…
Буду помнить я долго, лукавый,
Что ты ночью мне летней шептал!
 

<1860>