Текст книги "Русский романс"

Автор книги: Александр Пушкин

 
Славное море, священный Байкал,
Славный корабль – омулевая бочка.
Эй, баргузин, пошевеливай вал, —
        Плыть молодцу недалечко.
 
 
Долго я звонкие цепи влачил,
Душно мне было в горах Акатуя,
Старый товарищ бежать пособил,
        Ожил я, волю почуя.
 
 
Шилка и Нерчинск не страшны теперь, —
Горная стража меня не поймала,
В дебрях не тронул прожорливый зверь,
        Пуля стрелка миновала.
 
 
Шел я и в ночь и средь белого дня,
Вкруг городов озираяся зорко,
Хлебом кормили крестьянки меня,
        Парни снабжали махоркой.
 
 
Славное море, священный Байкал,
Славный мой парус – халат дыроватый.
Эй, баргузин, пошевеливай вал, —
        Слышатся бури раскаты.
 

 
В саду ягодка лесная
Под закрышею цвела,
А княгиня молодая
С князем в тереме жила.
А у этого у князя
Ванька – ключник молодой,
Ванька-ключник,
Злой разлучник,
Разлучил князя с женой.
Он не даривал княгиню,
Он ни златом, ни кольцом,
Обольстил Ваня княгиню
Своим белым он лицом.
На кроватку спать ложилась
И с собой Ваню брала.
Одну ручку подложила,
А другою обняла:
«Ты ложись, ложись, Ванюша,
Спать на Князеву кровать».
Ванька с нянькой поругался.
Нянька князю донесла.
По чужому наговору
Князь дознался до жены.
Он вышел на крылечко,
Громким голосом вскричал:
«Ой вы, слуги, ой холопы,
Слуги верные мои,
Вы подите приведите
Ваньку-ключника ко мне!»
Вот ведут, ведут Ванюшку
На шелковом поясе.
На нем шелкову рубашку
Кверху ветром подняло,
Его светло-русы кудри
Растрепались по плечам.
Вот подходит Ваня к князю,
Князь стал спрашивать его:
«Ты скажи, скажи, Ванюшка,
Сколько лет с княгиней жил?»
«Про то знает грудь, подушка,
Еще Князева кровать,
Да еще моя подружка —
Это Князева жена».
«Ой вы, слуги, ой, холопы,
Слуги верные мои,
Вы подите ды вкопайте
Два дубовые столба,
Ды возьмите и повесьте
Ваньку-ключника на них!»
 

 
Когда я на почте служил ямщиком,
Был молод, имел я силенку,
И крепко же, братцы, в селенье одном
Любил я в ту пору девчонку.
Сначала не видел я в этом беду,
Потом задурил не на шутку:
Куда ни поеду, куда ни пойду —
Всё к милой сверну на минутку.
И любо оно, да покоя-то нет,
А сердце щемит всё сильнее…
Однажды начальник дает мне пакет:
Свези, мол, на почту живее.
Я принял пакет и скорей на коня,
И по полю вихрем помчался,
А сердце щемит да щемит у меня,
Как будто с ней век не видался…
И что за причина? Понять не могу, —
А ветер так воет тоскливо…
И вдруг словно замер мой конь на бегу
И в сторону смотрит пугливо…
Забилося сердце сильней у меня,
И глянул вперед я в тревоге.
Затем соскочил с удалого коня
И вижу я труп на дороге!
А снег уж совсем ту находку занес,
Метель так и пляшет над трупом,
Разрыл я сугроб – да и к месту прирос,
Мороз заходил под тулупом!..
Под снегом-то, братцы, лежала она!
Закрылися карие очи…
Налейте, налейте скорей мне вина,
Рассказывать больше нет мочи!..
 

 
Ах ты степь, ты степь!
Путь далек лежит.
В той степи большой
Замерзал ямщик.
 
 
И, набравшись сил,
Чуя смертный час,
Он товарищу
Отдавал наказ:
 
 
«Ты, товарищ мой,
Не попомни зла —
В той степи глухой
Схорони меня.
 
 
Ты лошадушек
Сведи к батюшке,
Передай поклон
Родной матушке.
 
 
А жене скажи
Слово тайное,
Передай кольцо
Обручальное.
 
 
Да скажи ты ей —
Пусть не печалится,
Пусть с другим она
Обвенчается.
 
 
Про меня скажи,
Что в степи замерз,
А любовь ее
Я с собой унес».
 

 
Из-за острова на стрежень,
На простор речной волны.
Выплывают расписные
Стеньки Разина челны.
 
 
На переднем Стенька Разин
С молодой сидит княжной,
Свадьбу новую справляет,
Сам веселый и хмельной!
 
 
Позади их слышен ропот:
«Нас на бабу променял,
Только ночь с ней провозился —
Сам наутро бабой стал».
 
 
Этот ропот и насмешки
Слышит грозный атаман,
И он мощною рукою
Обнял персиянки стан.
 
 
«Волга, Волга, мать родная,
Волга – русская река!
Не видала ты подарка
От донского казака.
 
 
Чтобы не было раздора
Между вольными людьми,
Волга, Волга, мать родная,
На, красавицу прими!»
 
 
Одним взмахом поднимает
Он красавицу княжну
И за борт ее бросает
В набежавшую волну…
 
 
«Что ж вы, черти, приуныли,
Эй ты, Филька, черт, пляши!
Грянем, братцы, удалую
На помин ее души…»
 

 
Трансваль, Трансваль, страна моя,
Горишь ты вся в огне!
Под деревом развесистым
Задумчив бур сидел.
 
 
«О чем задумался, детина,
О чем горюешь, седина?»
– Горюю я по родине,
И жаль мне край родной.
 
 
Сынов всех девять у меня,
Троих уж нет в живых,
А за свободу борются
Шесть юных остальных.
 
 
А старший сын – старик седой —
Убит был на войне;
Он без молитвы, без креста,
Зарыт в чужой земле.
 
 
А младший сын двенадцати лет
Просился на войну,
Но я сказал, что нет, нет, нет —
Малютку не возьму.
 
 
«Отец, отец, возьми меня
С собою на войну —
Я жертвую за родину
Младую жизнь свою».
 
 
Я выслушал слова малютки.
Обнял, поцеловал
И в тот же день, и в тот же час
На поле брани взял.
 
 
Однажды при сражении
Отбит был наш обоз,
Малютка на позицию
Ползком патрон принес.
 
 
Настал, настал тяжелый час
Для родины моей.
Молитеся вы, женщины,
За ваших сыновей.
 
 
Трансваль, Трансваль, страна моя, —
Бур старый говорит:
«За кривду бог накажет нас,
За правду наградит».
 

 
В далеком Цусимском проливе,
Вдали от родимой земли,
На дне океана глубоком
Забытые есть корабли.
 
 
Там русские есть адмиралы,
И дремлют матросы вокруг,
У них вырастают кораллы
На пальцах раскинутых рук.
 
 
Когда засыпает природа
И яркая светит луна,
Герои погибшего флота
Встают, пробуждаясь от сна.
 
 
Они начинают беседу —
И, яростно сжав кулаки,
О тех, кто их продал и предал,
Всю ночь говорят моряки.
 
 
Они вспоминают Цусиму,
Напрасную храбрость свою,
И небо, от жизни далекое,
И гибель в неравном бою.
 
 
И в шуме морского прибоя
Они говорят морякам:
«Готовьтесь к великому бою,
За нас отомстите врагам!»
 

Цыганский романс

 
Люблю не огнь твоих очей,
Не розы свежее дыханье,
Не звуки сладостных речей,
Не юных персей волнованье.
 
 
Люблю я то в твоих очах,
Что в них огнем любви пылает;
Люблю я то в твоих речах,
Что их живит, одушевляет.
 
 
«Люблю», – ты молвишь, чуть дыша,
Любовь горит в твоем дыханьи,
Трепещет вся твоя душа
При томном персей трепетаньи.
 
 
Душа в улыбке неземной,
Душа в движеньях, в разговоре,
Душа в понятном светлом взоре:
Ты любишь, ты живешь душой!
 
 
Тебя одну я понимаю,
Ты душу поняла мою:
В тебе не прелесть обожаю,
Нет! душу я люблю твою.
 

<1825>

 
Добры люди, вам спою я,
Как цыганы жизнь ведут;
Всем чужие, век кочуя,
Бедно бедные живут.
 
 
Но мы песнями богаты,
Песня – друг и счастье нам:
С нею радости, утраты
Дружно делим пополам.
 
 
Песня всё нам заменяет,
Песнями вся жизнь красна,
И при песнях пролетает
Вольной песенкой она.
 

<1828>

 
Видал ли ты, как пляшет египтянка?
Как вихрь, она столбом взвивает прах,
Бежит, поет, как дикая вакханка,
Ее власы, как змеи, на плечах…
 
 
Как песня вольности, она прекрасна.
Как песнь любви, она души полна,
Как поцелуй горячий, сладострастна,
Как буйный хмель, неистова она.
 
 
Она летит, как полный звук цевницы,
Она дрожит, как звонкая струна.
И пышет взор, как жаркий луч денницы,
И дышит грудь, как бурная волна.
 

<1828>

 
Я пойду косить
На зеленый луг:
Ты, коса моя,
Коса острая,
Не тупися ты
О младу траву.
 
 
Не влюбляйся ты,
Сердце бедное:
Как коса моя
О горелый пень,
Горемычное,
Расшибешься ты.
 
 
Красны девицы
Переменчивы;
Обещанья их
Словно ласточка:
Повестит весну
Да и спрячется.
 
 
Так и девица
Нам сулит любовь
И с ней счастие:
Оглянешься ты —
В черном облаке
Унеслося все.
 

Хор

 
Нам, брат, песнями
Не кормить коней:
За погодушкой
Скосим луг скорей;
Там пускай себе
Косы тупятся.
Добра молодца
Не уймешь никак
Песней жалобной:
Долго будет он
Поджидать мило́й
В ночь осеннюю.
 

<1829>

(Посвящена А. О. Смирновой[546]546
  А. О. Смирнова – урожденная Россет, автор «Воспоминаний о Жуковском и Пушкине».


[Закрыть])

 
Любил я очи голубые,
Теперь влюбился в черные,
Те были милые такие,
А эти непокорные.
 
 
Глядеть, бывало, не устанут
Те долго, выразительно,
А эти не глядят, а взглянут
Так – словно царь властительный.
 
 
На тех порой сверкали слезы,
Любви немые жалобы,
А тут не слезы, а угрозы,
А то и слез не стало бы.
 
 
Те укрощали жизни волны,
Светили мирным счастием,
А эти бурных молний полны
И дышат самовластием.
 
 
Но увлекательно, как младость,
Их юное могущество,
О! я б за них дал славу, радость
И всё души имущество.
 
 
Любил я очи голубые,
Теперь влюбился в черные,
Хоть эти сердцу не родные,
Хоть эти непокорные.
 

Начало 1830-х годов

 
Как мила ее головка
В белом облаке чалмы!
Как пристало ей раздумье
В томный час вечерней тьмы!
Как роскошно алой тканью
Обрисован гибкий стан!
Скажешь: розами одета,
Скажешь: гость волшебных стран.
А глаза – живые звезды —
Что за нега и краса:
В них сквозь влагу брызжут искры.
Сквозь огонь блестит роса.
Это гурия[548]548
  Гурии (араб.) – в мусульманской мифологии вечно юные девушки, обитательницы рая, награда правоверным магометанам.


[Закрыть] пророка,
Предвещающая рай;
О гяур[549]549
  Гяур (араб.) – инаковерующий (здесь – русский).


[Закрыть]! Гляди на деву
И желанием сгорай!
 

1836

 
Очи черные, очи страстные!
Очи жгучие и прекрасные!
Как люблю я вас! Как боюсь я вас!
Знать, увидел вас я в недобрый час!
 
 
Ох, недаром вы глубины темней!
Вижу траур в вас по душе моей,
Вижу пламя в вас я победное:
Сожжено на нем сердце бедное.
 
 
Но не грустен я, не печален я,
Утешительна мне судьба моя:
Все, что лучшего в жизни бог дал нам,
В жертву отдал я огневым глазам!
 

1843

 
Молода еще девица я была,
Наша армия в поход куда-то шла.
 
 
Вечерело. Я стояла у ворот —
А по улице всё конница идет.
 
 
К ворота́м подъехал барин молодой,
Мне сказал: «Напой, красавица, водой!»
 
 
Он напился, крепко руку мне пожал,
Наклонился и меня поцеловал…
 
 
Он уехал… Долго я смотрела вслед:
Жарко стало мне, в очах мутился свет,
 
 
Целу ноченьку мне спать было невмочь.
Раскрасавец барин снился мне всю ночь.
 
 
Вот недавно – я вдовой уже была,
Четырех уж дочек замуж отдала —
 
 
К нам заехал на квартиру генерал…
Весь простреленный, так жалобно стонал…
 
 
Я взглянула – встрепенулася душой:
Это он, красавец барин молодой!
 
 
Тот же голос, тот огонь в его глазах,
Только много седины в его кудрях.
 
 
И опять я целу ночку не спала,
Целу ночку молодой опять была.
 

<1841>

 
Нет, за тебя молиться я не мог,
Держа венец над головой твоею.
Страдал ли я, иль просто изнемог,
Тебе теперь сказать я не умею, —
Но за тебя молиться я не мог.
 
 
И помню я – чела убор венчальный
Измять венцом мне было жаль: к тебе
Так шли цветы… Усталый и печальный
Я позабыл в то время о мольбе
И все берег чела убор венчальный.
 
 
За что цветов тогда мне было жаль —
Бог ведает: за то ль, что без расцвета
Им суждено погибнуть, за тебя ль —
Не знаю я… в прошедшем нет ответа…
А мне цветов глубоко было жаль…
 

1842

 
Мой друг, в тебе пойму я много,
Чего другие не поймут,
За что тебя так судит строго
Неугомонный мира суд…
Передо мною, из-за дали
Минувших лет, черты твои
В часы суда, в часы печали
Встают в сиянии любви,
И так небрежно, так случайно
Спадают локоны с чела
На грудь, трепещущую тайно
Предчувствием добра и зла…
И в робкой деве влагой томной
Мечта жены блестит в очах,
И о любви вопрос нескромный
Стыдливо стынет на устах…
 

1843

 
Тихо спи, измученный борьбою,
И проснися в лучшем и ином!
Буди мир и радость над тобою
И покой над гробовым холмом!
 
 
Отстрадал ты – вынес испытанье,
И борьбой до цели ты достиг,
И тебе готова за страданье
Степень света ангелов святых.
 
 
Он уж там, в той дали светозарной,
Там, где странника бессмертье ждет,
В той стране надзвездной, лучезарной.
В звуках сфер чистейших он живет.
 
 
До свиданья, брат, о, до свиданья!
Да, за гробом, за минутой тьмы,
Нам с тобой наступит час свиданья,
И тебя в сияньи узрим мы!
 

1845

 
С тайною тоскою,
Смертною тоской,
Я перед тобою,
Светлый ангел мой.
 
 
Пусть сияет счастье
Мне в очах твоих.
Полных сладострастья,
Темно-голубых.
 
 
Пусть душой тону я
В этой влаге глаз,
Все же я тоскую
За обоих нас,
 
 
Пусть журчит струею
Детский лепет твой,
В грудь мою тоскою
Льется он одной.
 
 
Не тоской стремленья,
Не святой слезой,
Не слезой моленья —
Грешною хулой.
 
 
Тщетно на распятье
Обращен мой взор —
На устах проклятье,
На душе укор.
 

1846(?)

 
О, говори хоть ты со мной,
      Подруга семиструнная!
Душа полна такой тоской,
      А ночь такая лунная!
 
 
Вон там звезда одна горит
      Так ярко и мучительно,
Лучами сердце шевелит,
      Дразня его язвительно.
 
 
Чего от сердца нужно ей?
      Ведь знает без того она,
Что к ней тоскою долгих дней
      Вся жизнь моя прикована…
 
 
И сердце ведает мое,
      Отравою облитое,
Что я впивал в себя ее
      Дыханье ядовитое…
 
 
Я от зари и до зари
      Тоскую, мучусь, сетую…
Допой же мне – договори
      Ты песню недопетую.
 
 
Договори сестры твоей
      Все недомолвки странные…
Смотри: звезда горит ярчей…
      О, пой, моя желанная!
 
 
И до зари готов с тобой
      Вести беседу эту я…
Договори лишь мне, допой
      Ты песню недопетую!
 

<1857>

 
Мне все равно, страдать иль наслаждаться,
К страданьям я привыкла уж давно.
      Готова плакать и смеяться,
            Мне все равно!
 
 
Мне все равно, враги ли мне найдутся,
Я к клеветам привыкла уж давно.
      Пускай бранят, пускай смеются,
            Мне все равно!
 
 
Мне все равно, сердечная ль награда,
Любовь забыта мной давно,
      Меня не любят? И не надо!
            Мне все равно!
 

<1859>

 
Отойди, не гляди,
Скройся с глаз ты моих;
Сердце ноет в груди,
Нету сил никаких.
      Отойди, отойди!
 
 
Мне блаженства с тобой
Не дадут, не дадут;
А тебя с красотой
Продадут, продадут.
      Отойди, отойди!
 
 
Для меня ли твоя
Красота, – посуди.
Денег нет у меня,
Один крест на груди.
      Отойди, отойди!
 
 
Иль играть хочешь ты
Моей львиной душой
И всю мощь красоты
Испытать надо мной?
      Отойди, отойди!
 
 
Нет! с ума я сойду,
Обожая тебя,
Не ручаюсь, убью
И тебя, и себя.
      Отойди, отойди!
 

<1858>

 
Блеск очей моих знако́м
Всем, кто любит черны очи!
Эти очи – темны ночи,
Все идет от них кругом!
Из-под брови погляжу —
Без речей блестят речами!
Захочу – убью очами,
Захочу – приворожу!
      Ой вы, очи, – темь ночей!
      Родилась смуглянкой,
      А без черных без очей
      Не была б цыганкой!
 
 
Заглядится новичок,
Захмелеет старый, вялый!
Где ты, бравый да удалый?
Где ты, старый старичок?
Приморгну для новичка,
Принахмурюсь для седого,
Разутешу удалого,
Разуважу старичка!
      Ой вы, очи, – темь ночей!
 
 
Разутешу – шевельну,
Кудри русые разглажу!
Разуважу – все налажу,
Стары косточки встряхну!
Жизнь и сила вся моя
Эти очи – темны ночи!
Где те ночи – там и очи,
Где те очи – там и я!
      Ой вы, очи, – темь ночей!
      Родилась смуглянкой,
      А без черных без очей
      Не была б цыганкой!
 

<1898>

 
Это было давно… Я не помню, когда это было…
Пронеслись, как виденья, и канули в вечность года,
Утомленное сердце о прошлом теперь позабыло…
Это было давно… Я не помню, когда это было,
            Может быть, никогда…
 
 
Я не знаю тебя… После долгой печальной разлуки
Как мне вспомнить твой голос, твой взгляд, очертанья лица
И ласкавшие некогда милые, нежные руки? —
Я не знаю тебя после долгой печальной разлуки,
            После слез без конца…
 
 
Иногда… иногда, мне сдается, тебя я встречаю
В вихре жизни безумной, в разгаре людской суеты,
Жду тебя и зову, все движенья твои замечаю…
Иногда… иногда, мне сдается, тебя я встречаю,
            Но вгляжусь – нет, не ты!..
 
 
Это было давно… Я не помню, когда это было…
Но бессонные ночи, но думы… Как жутко тогда,
Как мне хочется счастья, как прошлое близко и мило!..
Это было давно… Я не помню, когда это было…
            Но со мной ты всегда!..
 

1890-е годы

 
Он говорил мне: «Будь ты моею!
Страстью объятый, томлюсь я и млею..;
Дай мне надежду, дай упоенье;
Сердце унылое ты освети».
Так лживой речью душу смущал он,
Так лживой речью душу смущал он,
Но не любил он, нет, не любил он,
 
 
Нет, не любил он, ах! не любил меня!
Он говорил мне: «Друг ненаглядный,
Ты мне продлишь счастье земное…
Все упованье и утешенье,
Все в тебе, милой сердцем со мною».
Страстною речью так заверял он,
Страстною речью так заверял он,
Но не любил он, нет, не любил он,
Нет, не любил он, ах! не любил меня!
 
 
Все эти речи сердце сгубили
И пробудили во мне сомненье,
Жизнью шутили, счастья лишили,
Нет мне отрады, нет мне забвенья*
Бедное сердце мне поразил он,
Бедное сердце мне поразил он,
Но не любил он, нет, не любил он,
Нет, не любил он, ах! не любил меня!..
 

<1896>

 
Вы просите песен, их нет у меня —
На сердце такая немая тоска.
Так скучно, так грустно живется,
Так медленно сердце холодное бьется,
Что с песнями кончить пора.
 
 
Новых я песен совсем не пою,
Старые петь избегаю, —
Тревожат они душу больную,
И с ними, ах, с ними
Сильней я страдаю,
 
 
Вы просите песен, их нет у меня —
На сердце такая немая тоска.
Так скучно, так грустно живется,
Так медленно сердце холодное бьется,
Что с песнями кончить пора.
 

 
Ехали на тройке с бубенцами,
А вдали мелькали огоньки…
Эх, когда бы мне теперь за вами,
Душу бы развеять от тоски!
 
 
        Дорогой длинною,
        Погодой лунною,
        Да с песней той,
        Что вдаль летит звеня,
        И с той старинною,
        Да с семиструнною,
        Что по ночам
        Так мучила меня.
 
 
Да, выходит, пели мы задаром,
Понапрасну ночь за ночью жгли.
Если мы покончили со старым,
Так и ночи эти отошли!
 
 
        Дорогой длинною…
 
 
В даль родную новыми путями
Нам отныне ехать суждено!
Ехали на тройке с бубенцами,
Да теперь проехали давно!
 
 
        Дорогой длинною…
 

 
Так хочется хоть раз, в последний раз поверить, —
Не всё ли мне равно, что сбудется потом;
Любви нельзя понять, любви нельзя измерить,
Ведь там, на дне души, как в омуте речном.
 
 
      Пусть эта глубь бездонная,
      Пусть эта даль туманная
      Сегодня нитью тонкою
      Связала нас сама.
      Твои глаза зелёные,
      Твои слова обманные
      И эта песня звонкая
      Свели меня с ума.
 
 
Проглянет утра луч сквозь запертые ставни,
А всё еще слегка кружится голова,
В ушах ещё звучит наш разговор недавний,
Как струнный перебор, звучат твои слова.
 
 
      Пусть эта глубь бездонная…
 
 
Не нужно ничего, ни поздних сожалений…
Покоя всё равно мне больше не вернуть.
Так хочется хоть раз, на несколько мгновений,
В речную глубину без страха заглянуть.
 
 
      Пусть эта глубь бездонная…
 

 
Я ехала домой, душа была полна
Не ясным для самой, каким-то новым счастьем.
Казалось мне, что все с таким участьем,
С такою ласкою глядели на меня.
 
 
Я ехала домой… Двурогая луна
Смотрела в окна скучного вагона.
Далекий благовест заутреннего звона
Пел в воздухе, как нежная струна.
 
 
Я ехала домой сквозь розовый вуаль.
Красавица-заря лениво просыпалась,
И ласточка, стремясь куда-то вдаль,
В прозрачном воздухе купалась.
 
 
Я ехала домой, я думала о вас,
Тревожно мысль моя и путалась, и рвалась,
Дремота сладкая моих коснулась глаз.
О, если б никогда я вновь не просыпалась…
 

 
Слушайте, если хотите,
Песню я вам спою
И в звуках песни этой
Открою всю душу свою.
 
 
Мне так отрадно с вами
Носиться над волнами,
Что в безвозвратную даль
Умчаться мне было б не жаль.
 
 
И этой тихой ночью,
Когда кругом всё спит,
Не дремлет мое сердце,
Оно сильней стучит.
 
 
В душе же так тревожно.
Боюсь, что невозможно
Еще когда-нибудь
Мне эту ночь вернуть.
 

 
Не гляди, отойди,
Скройся с глаз навсегда,
И признанья не жди
От меня никогда!
Ведь тебе не понять
Моих страстных речей,
Сердца мук не унять
Блеском чудных очей!
 
 
Отойди, отойди, отойди!
 
 
Нет, я сбился с пути,
Увлекаясь тобой,
Не судьба нам идти
По дороге одной.
Без тебя сам не свой,
Чуть с ума не схожу,
А при встрече с тобой
Я сквозь слезы твержу:
 
 
Отойди, отойди, отойди!
 

 
Был день весенний. Все, расцветая, ликовало.
Сирень синела, будя уснувшие мечты.
Грусти тогда со мною ты не знала.
Ведь мы любили: для нас цвели цветы.
      Ох, эти черные глаза
      Меня пленили.
      Их позабыть никак нельзя —
      Они горят передо мной
      Ах, эти черные глаза,
      Кто вас полюбит,
      Тот потеряет навсегда
      И счастье, и покой.
 
 
Был день осенний. И листья грустно опадали.
В последних астрах печаль хрустальная жила.
Слезы ты в этот вечер проливала.
Но не любила. Со мной прощалась ты.
      Ох, эти черные глаза
      Меня пленили.
      Их позабыть никак нельзя —
      Они горят передо мной.
      Ах, эти черные глаза
      Меня любили.
      Куда же скрылись вы теперь?
      Кто близок вам другой?..