Текст книги "Кабала"

Автор книги: Александр Потемкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

Слушай, я не зоолог и мало что знаю в этой области. Мне известно лишь, что собака лает, волк воет, а петух кукарекает. Говори, о ком рассказывал?

– Крыса! Кры-са! Геном крысы и человека почти совпадает.

– Крыса? – поморщился Парфенчиков, впрочем он тут же заулыбался. – А что, замечательные характеристики. Я готов дополнить себя крысиными талантами. А как они относятся к этому самому? – усмехнулся он.

– Обожают алкоголь и это тоже. Но самое замечательное, что они единственные существа, не подверженные абстинентному синдрому.

– Браво! Браво! Ты меня ошеломил. Прекрасно! Ужасно захотелось стать крысосапиенсом. Ведь есть во мне – гомо сапиенсе – много того, что мне категорически не нравится, что я просто ненавижу в самом себе. Я не раз путался, думая как же кардинально изменить себя. Раньше порой возникали чувства, да такие навязчивые, хотя ты их не просто не желал, а абсолютно порицал, отвергал и даже ужасно стыдился. Например, женская грудь. Она тебя волновала, завораживала, ты тянулся к ней, ее формы толкали на безумные поступки, даже на расстоянии вызывали эрекцию. Тут же вспыхивало желание, бешеная страсть как реакция на эту, казалось бы, заурядную выпуклость человеческого тела. Просыпалась неистовая потребность обнять, целовать, кусать грудь, раствориться в ее ткани и погрузиться в безмерное счастье. Налицо болезненный эффект излишней эротической чувствительности. Я не находил способа избавиться от нее. В борьбе с отчаянной похотью лишь усугублял презрение к себе. Начинал подавлять свои чувства, злился, негодовал, что нахожусь в каком-то мистическом плену, в кабале наваждений, что не в силах выбросить дурь из головы. Мучительно искал выход из этого колдовского состояния. Бывали приливы особой ярости: в мыслях я ставил на огонь огромный котел с водой, мне казалось, что в нем помещались груди всех женщин мира, я варил их, приплясывая вокруг костра до тех пор, пока дно котла не начинало дымиться, а варево навечно не исчезало. В своем самозабвенном танце я отрешался от магической зависимости стихийных мутаций прошлого. Такая дурацкая напасть в человеке сидит. Не желаешь чего-то, а вот не в состоянии отказаться от приставучей дурацкой идеи. Довольно часто у тебя нет сил сказать самому себе «нет». Напряжение, которое требуется для такого категорического отказа, доводит до безумия. Что, убийца, педофил, разбойник-маньяк или законченный негодяй не борется сам с собой до полного изнеможения перед преступлением? Еще как они мечутся в страхе и агонии, еще как страдают, а не совершить мерзкое деяние не могут. Соблазн или ненависть таится в каждом и беспощадно грызет волю. Если бы не молотый цветочек, который своей необыкновенной силой заглушил во мне эти дурацкие чувства, я давно бы сошел с ума. Все это происходило со мной до знакомства с маковой головкой. Не хочешь иметь денег, а колдовская сила заставляет тянуться к ним, постоянно думать о них, в каком-то исступлении набивать свои карманы, наполнять банковские счета и сейфы этой дранью. Нет желания выстраивать карьеру, а кто-то, сидящий в тебе подталкивает, понуждает, раздувает в тебе непомерные дурацкие амбиции. Дни и ночи мелькают в сознании высокие федеральные посты и должности, указы, подписанные за кремлевским столом, армии беспрекословных подчиненных, одобрительные голоса и аплодисменты электората. И не ведаешь, как же от этих оков освободиться. То же самое с одеждой от известных кутюрье, с телками одного часа, одного ночного свидания, с приятельскими кутежами, с попойками ради бизнеса, с покупками должностей, вилл, домов, островов, самолетов и яхт. Слава богу, что кукнар спас меня от слишком человеческого… Вспомнив прошлое, успокоившись после единственно правильного решения и размышляя над крысиными способностями, хочу тебе сказать, Гришка: я без колебаний остаюсь с маковой головкой. Другого лично мне ничего не надо. Но послушать твои фантазии о качественном изменении россиянина я готов со всем вниманием. Так что же из крысиного генного ансамбля ты можешь передать жителям Кана и другим нашим согражданам?

– Зачем вообще понадобилось перетряхивать геном гомо сапиенса? – произнес задумчиво Помешкин. И сам ответил: – Нынче нравственный кризис усугубился мировым экономическим провалом. Выбираться из ситуации известными методами малоэффективно, более того – опасно. Тезис первый: надо расширить государственное управление экономикой. Многие ученые рекомендуют этот путь. Но ограничение свободы в экономической жизни, повлечет за собой ущемление личных свобод граждан, а значит, неминуем социальный взрыв. И какая партия в России или в западных странах возьмет на себя смелость пойти на такие меры? Открыть новые ГУЛАГи, распахнуть дверь отремонтированному Освенциму – на этот шаг можно решиться при соответствующей идеологической платформе. А ее нет! Поэтому мой рецепт следующий: начать интенсивные исследовательские работы в области генной инженерии. И взять самое лучшее у крыс!

– Ха-ха-ха! – закатился Петр Петрович. – От этой твари поморщится любой, кроме меня. Так что ты предлагаешь от них взять?

– Крысы, повторяю, комфортно существуют и производят потомство в разных температурных режимах. Это главное. «Забираем» эти полезные свойства и прививаем гомо сапиенсу. Для повышения температуры на один градус в помещении девять квадратных метров (берем российский стандарт) необходимо ежемесячно сжигать четыре килограмма дров, килограмм угля, три килограмма торфа или полтора куба газа. Если человек сможет комфортно чувствовать себя не при 21, а при 7 градусах, то экономия составит 21 куб газа в месяц. Это 147 кубов за зиму, то есть пятьдесят долларов. И так только на девяти квадратных метрах. А сколько квадратных метров жилья в России? Статистика подсказывает: почти четыре миллиарда! Эту цифру делим на девять. Получаем почти четыреста с половиной миллионов. Эту цифру умножаем на 147 кубов и на пятьдесят долларов. Получаем шестьдесят четыре миллиарда кубов газа (условных, так как многие пользуются дровами, углем и торфом)! Это двадцать два миллиарда долларов! А сколько производственных помещений отапливается? Такие цифры мне не известны. Предположим, площадь их в десять раз меньше жилой. Вся экономия энергии составит в совокупности 70 миллиардов кубов газа за отопительный сезон или почти 25 миллиардов долларов. Это бюджет Уральского и Сибирского федеральных округов. Если эти цифры умножим на 3,5 – сегодня население Евросоюза больше российского именно на эту величину, а в 5 раз больше будет в ближайшее время, когда членом Евросоюза, надеюсь, станет Турция. Экономия без индексации (один человек – девять квадратных метров в России, в Европе эта цифра значительно выше, поэтому нуждается в коррекции) окажется впечатляющей: 400 миллиардов кубов газа, то есть 120 миллиардов долларов по российским ценам. А мы знаем, что у них расценки на газ выше. Можно представить реальные величины потребления газа в Европе: около 500 миллиардов кубов, его стоимость – более трехсот миллиардов долларов. Но больше всего меня впечатляет сэкономленный объем газа – это больше половины от всего мирового потребления. Вот вклад в кардинальное сокращение выбросов парниковых газов! А мы использовали лишь один из крысиных талантов. Демографическую проблему можно тоже легко решить благодаря фантастической способности этих грызунов к приплоду. На нашей огромной территории должны проживать как минимум пятьсот миллионов человек, а еще лучше – около восьмисот. И поможет нам опять генная инженерия. Сокращение срока беременности до трех-четырех месяцев сэкономит огромные средства. С помощью несимпатичных животных мы усилим нашу иммунную систему. Сможем передавать по наследству практические навыки и теоретические знания, избавимся от боязни голода, так как возникнет способность есть все подряд без разбору. Начнем спать не столько, сколько требуется организму для восстановления затраченных сил, а сколько захочется, для удовольствия, получаемого в сновидениях…

– Ты главное позабыл: крысиные гены избавят человечество от смертельных ломок – абстинентного синдрома, – с трудом открывая тяжелые веки, вставил Парфенчиков.

– И это, конечно, тоже! Ранние евгеники полагали, что достаточно стерилизовать неполноценных людей, чтобы каждое новое поколение улучшало популяцию. Они не учли один момент: чтобы исключить наследственную патологию у одного процента населения, потребуются девяносто поколений. На эти процедуры ушли бы сотни лет. Мне понятно, что такая математическая громоздкость никогда не приведет к желаемым результатам. А с такими, как я, считающими себя уродами, и этого делать не надо. Я категорический противник воспроизводства людей традиционным путем. Поэтому я разбрызгиваю сперму на собственное отражение в зеркале. Это меня утешает. Герберт Спенсер говорил: «Вскармливание ни на что не годных за счет годных есть крайняя степень жестокости. Это намеренное накопление несчастий для будущих поколений. Нет большего проклятия потомкам, чем оставить им в наследство растущую популяцию имбецилов». И в самом деле, разве можно заниматься любовью с партнершей, не имеющей генетического паспорта? Даже если бы коллегия Верховного суда России принудила меня к сношению с женщиной, я отказался бы, предпочитая тюремную камеру или смерть. Груз ответственности перед будущим подавил бы основной инстинкт… Когда представляю себя генетически измененным, во мне возникает замечательное ощущение превосходства над прошлым Помешкиным. Недавние страдания собственного я основательно исчезают. Тот Гришка, который недавно денно и нощно мучился сомнениями, – оказался ли он в том мире, в котором хотел бы пребывать, и не покончить ли с собой в поиске альтернативного места существования или небытия, ведь небытие это существование со знаком минус, тоже канули в никуда. Открывается простор для всевозможных экспериментов и превращений, творчества, созидания. Смысл жизни видится ясным и прочным. Ты как и другие, становишься сверхчеловеком, способным на самое невероятное. Стихия природы, бесконечность пространства и времени, таинственные силы зла тебе абсолютно безразличны.

– Э, брат любезный, тебя занесло. Я слушаю тебя с интересом, но без одобрения. Для таких фантазий разума, о которых ты мечтаешь, вовсе не нужна генная инженерия. Три ложки молотого мака слепят из тебя сверхчеловека, или гиперсущество, да вообще кого угодно: вполне реально, что и Бога, и дьявола! В тебе чувствуется новобранец. Необыкновенная сила чудодействующего цветка еще не полностью приняла тебя в свои объятия. Ты еще блуждаешь в мире реального, а я живу среди воспаленных аллегорий. Поэтому я не скрываю своего отвращения ко всему социальному. Увеличь дозу, Григорий Семенович! И желаемый мир робко приоткроется тебе ажурными сюжетами. Слабый скрип двери в виртуальное царство одарит тебя гораздо большим богатством эмоций, чем новый генетический ансамбль крысино-тараканьих талантов. Впрочем, я ни на чем не настаиваю. Приверженцы маковой головки выше всего ценят личную свободу, оберегают лишь суверенность, находятся в поиске исключительно этого продукта. Больше ничего не надо! И так во веки веков! Известна метафора: «архитектура – это застывшая музыка». Так вот, чары маковой головки – это «сжатая в кулачок Вселенная». Разожми кулак – и грандиозные, самые невероятные картины мира предстанут перед тобой. Ну, давай собираться. Попьем чаю, примем заветный порошок и отправимся в гости к молодой женщине. Любопытно понаблюдать, как в реальности начнет меняться человек, как наша пилюля преобразит мир, который видит эта Катерина Лоскуткина. Испытает ли она нечто сходное с наркотическим опьянением, вступит ли во взбалмошную ирреальность, о которой во время душевного возбуждения всегда мечтаю я? Надо присмотреться: окажется ли средство профессора сильнее действия цветочного порошка. Поведение девушки скажет само за себя: есть ли у нанопилюли действительно магическая сила, вызывающая взрыв фантазии и мечтательности. Будет ли она способствовать обретению русским человеком европейской моральности, разумности, уважения к законам и поможет ли подняться нам с шестнадцатого на место в первой тройке на интеллектуальной карте Европы. Или все это лишь чепуха, которой заморочил нас Кошмаров? Меня его афера интересует лишь как игра. Люблю после приема этого самого отправляться в дальние путешествия. Надеюсь, и на этот раз получу удовольствие от соприкосновения с раскрытием неведомой силы. Ставь чайник, друг Помешкин. Намажь хлеб вареньем. Не упусти счастливое мгновение. Не верь науке, епитимье, капиталу, покаянию, чувствам, цыганским чарам. Кукнар, только он, он, он, он один способен открыть перед нами вожделенный мир волшебного представления. Еще наш великий предок писал: «Что до меня, то я давно положил не думать о том: человек ли создал Бога или Бог человека?»

– Впервые в жизни меня взволновало внешнее событие, – пробормотал Григорий Семенович. – До мозга костей я космополит, хотя где-то в глубине души чувствую, что мне не совсем безразлично место русских в современном мире. Хочется все же, чтобы они упрочили свое положение и обрели достоинство. Как раз это именно то, что я не желаю требовать от самого себя. Мне вполне достаточно исподтишка наблюдать за миром, трогательно убеждая себя, что я совсем другой, непохожий, некая отличная от всех песчинка в бесконечности. И лишь это меня радует, соблазняет отстаивать суверенность, почитая ее как нечто абсолютное. К чему приведет меня твое новое зелье, пока теряюсь в догадках. Признаюсь, дружище: жду сюрприза! А после чая готов присоединиться к твоему путешествию…

Голубые глаза Лоскуткиной, казалось, стали еще больше, когда на пороге своего скромного жилища она в неурочный утренний час вдруг увидела Петра Парфенчикова с незнакомым молодым человеком. Первая мелькнувшая у нее мысль была такая: слава богу, пришли забирать свои, оставленные накануне пачки денег. Петр Петрович поприветствовал ее весьма церемонно:

– Доброе утро, вот зашел к тебе с приятелем на чай. Его зовут Григорий, он местный. Примешь?

В руке гость держал коробку с тортом. Лоскуткина немного пришла в себя, поправила светлые волосы, застегнула накинутый второпях халатик и широко открыла скрипучую дверь.

– Входите, – смущенно сказала она, прижавшись к стенке, чтобы пропустить гостей.

Приятели вошли и молча встали. Садиться было некуда. Единственный венский стул оказался занят одеждой хозяйки. Катерина быстро накрыла вязаным пледом постель и предложила присесть.

– У меня другая идея – расположиться на полу, – сказал Парфенчиков. – Это комфортно и привычно. Не против? К тому же хочется, наконец, услышать что-нибудь из кризисной лексики. Например, «Прошу, присаживайтесь поудобнее на пол!» Или: «У меня на полу вы прекрасно проведете время за чашкой чая!» И уж совсем замечательно: «Крошки с пола заглушат ваш волчий аппетит!» Или из черного юмора: «Свиной грипп имеет аристократическое происхождение – по полу он не ползает». – Петр Петрович усмехнулся и опустился на облезлые некогда крашенные доски, облокотившись о диван. – Гриш, и ты устраивайся смелее, – посоветовал он.

– Пожалуйста-пожалуйста, я сама нередко ужинаю, сидя на полу. Комнатка небольшая, даже маленький стол с трудом уместится. А кризис-то мы вроде и не чувствуем. Что это? Когда нет денег? Так их никогда нет! Или когда нет работы? Но у нас она что есть, что нет – карман не чувствует. Такие гроши платят, что всегда вокруг тебя пусто. Кроме нищеты, заполнить жизнь нечем… Ставить чайник?

– Да-да! Завтракаем с тортом. Так что первый день в качестве безработной у тебя неплохо начинается. Не исключены и другие приятные сюрпризы. Верю, что жизнь полна неожиданностей. А что скажет Григорий Семенович?

– У нас в Сибири с этим делом туго. Неожиданности я устраиваю сам. И неплохо получается.

– Например? – заинтересовался Парфенчиков.

– Еще не зная твоей сути, я представлял тебя совсем другим человеком. Наделял разнообразными характеристиками: то чертами предпринимателя, идущего на все ради заработка, то повадками беспардонного искателя кладов и церковного антиквариата, то гордецатолстосума, презирающего людей без высокого достатка, то манерами и ментальностью столичного воображалы… Но когда встретились, поразился твоей оригинальности, о которой не подозревал. Такая игра с собственным воображением утешает, забавляет, вносит в скучную жизнь Кана бодрящий аромат. Чем другим можно заняться еще в российской провинции? Бизнесом – упаси бог, замучают чиновники администрированием и поборами, политикой – но народная апатия так глубока, а для реформ и преобразований необходима такая неистовая энергия масс, что шансы сделать в этой сфере даже первый шаг, равны нулю. Наукой? Нет и никогда не будет финансирования, а без интенсивного инвестирования ожидать результатов – наивное дело, утопия. Заняться профессиональным совершенствованием? В этом начинании цель тоже никудышная. Ведь потребительский рынок в регионах напрочь отсутствует. Так для кого или для чего себя совершенствовать? В чем применить свои пусть даже удивительные таланты и способности? Податься просто некуда!

– Встретиться с Петром Петровичем, – торопливо бросил Парфенчиков, заливаясь громким смехом, – чтобы он открыл великую премудрость жизни, отключающую от безумной реальности. Как, а? Ведь есть же выход? Восторг, который вдруг откроется, спасет от меланхолии, от провинциальной апатии. Мой идол – выдающийся обольститель.

– Согласен, согласен, открываются совершенно новые возможности познать себя и мир вокруг. Сам убедился, самого все больше и чаще тянет к Парфенчикову, к тесному общению с ним, к его чудесному колдовскому мешочку, к сказочным фантасмагориям, – мечтательно произнес Григорий Помешкин.

– Катенька, дай, пожалуйста, нож. Надо торт нарезать. – В этот момент Петр Петрович приготовил нанопилюлю и слегка толкнул приятеля ногой. Дескать, сейчас мы ей подсунем рукген Кошмарова.

Лоскуткина опустилась на колени, расстелила полотенце, разлила чай, в центр поставила вазочку с вишневым вареньем, разложила несколько сушек и, улыбнувшись, спросила Парфенчикова:

– Может, все же заберете деньги? Они так и лежат нетронутые. Мне как-то не по себе от такой суммы. Я их не заслужила и ни малейшего намека по этому поводу не высказала. Позвольте вернуть их вам…

– Этот вопрос больше не обсуждается, – категорично, с явным раздражением прервал ее Парфенчиков. – На чужие активы я даже смотреть не стану. Лучше дай мне блюдце. Чай люблю пить по старинке, больше удовольствия испытываешь, прихлебывая глоток за глотком.

Едва молодая женщина приподнялась, желая взять с тумбочки блюдце, как Парфенчиков за ее спиной вдавил мягонькую нанопилюлю в кусок торта и поставил его на салфетку рядом с кружкой Екатерины. – Кремовый торт мы принесли свежий, замечательный, от местного кондитера. Попробуй эту вкуснятину – и безработица покажется не таким уж жутким состоянием. Мы явились не зачемнибудь, а чтобы прислуживать тебе, угождать… Чтобы чудо свершилось и твоя жизнь в корне изменилась. Добрый ты человечек, Катюша…

«С чего бы это вдруг столько нежности? – настороженно думала молодая женщина. – Не приучена я к такому обхождению. Мне привычнее брань слышать, угрозы…»

После чаепития молодые люди поднялись, поблагодарили хозяйку, пообещали прийти к обеду и, довольные успешным стартом вышли из комнатки.

Карусель мутаций

Лоскуткина перевела дух. Неожиданный утренний визит смутил ее. Она медленно прибрала с полу кухонную утварь, подмела и опять улеглась на диван. Идти было некуда. Расчет обещали дать лишь через несколько дней. Вначале мысль, как жить дальше, не беспокоила ее. Вариантов было не много: переселиться в вагончик, нанявшись разнорабочей на железную дорогу, и курсировать по Транссибу от Новосибирска до Читы; завербоваться стряпухой на сезон в тайгу с бригадой лесорубов; вернуться в родную деревню, махнуть на тоскливую жизнь рукой, надежно пристрастившись к стакану. Другой выбор сейчас не приходил в голову, да и не существовал он в ее сознании. Положившись на судьбу, она решила час-другой вздремнуть.

Проснувшись, обнаружила в себе настойчивые, даже требовательные желания. Так, она вдруг вспомнила о своей хромоте и воспылала намерением как можно быстрее от нее избавиться. На ум пришла старуха из соседней деревни, лечившая ее травами. «Почему я не прошла полностью курс лечения? – подумала Катерина. – Поленилась собирать в тайге для бабушки травы в счет уплаты за ее знахарство? Неужели хромота была для меня в то время сущим пустяком, не заслуживавшим должного внимания? О чем я думала? Ведь это было вовсе не трудно: срывать и складывать в корзинку лабазник, марьин корень, мирикарию даурскую, княжник сибирский, чистец и шлемник байкальский, маралий, женьшень… И от хромоты следа бы не осталось. Возросли бы шансы выстроить успешную жизнь, создать семью, обзавестись детьми».

Тут ее внимание привлекли пачки денег, оставленные Парфенчиковым. Она и не вспомнила, что пару часов назад пыталась вернуть их владельцу. Теперь молодая женщина по-хозяйски взяла деньги в руки и стала пересчитывать. Оказалось, что ее капитал составлял четыреста тысяч рублей, или больше десяти тысяч долларов. «Слава богу, можно начать новую жизнь, – мелькнуло у нее в голове. – Впрочем, извини, дорогая! Не просто можно, а настоятельно необходимо менять себя. Слава богу, что меня уволили. Наконец-то никто не помешает расправить крылья. Я испытываю необыкновенную радость на сердце от новой способности не пассивно воспринимать мир, а творчески приспосабливать его к своим возрастающим потребностям. Пространство и многоликость природы для того существуют, чтобы искать и находить себя, а не тосковать в восьмиметровой комнатенке. С чего начать? Что главное? В моем положении необходимо сразу решать несколько задач: улучшить свой внешний вид, в частности устранить физические недостатки. Пополнить знания, расширить кругозор, начать предпринимательскую карьеру, пересмотреть стандарты жизни, приобщиться к социальной политике. Затем поставить цель стать богатой, жить комфортабельно, уделять внимание своему здоровью, покончить с нерациональным пустым времяпрепровождением. И делать все это надо одновременно, устойчиво вставая на ноги. Итак, первое: найти старую знахарку. Она – кладезь знаний, которые пригодятся мне во многих начинаниях. Цветы, травы, грибы Сибири таят в себе огромный потенциал для бизнеса, здоровья, знаний, превращений. Но почему я раньше обо всем этом не задумывалась? Ведь очевидные вещи! И инвестиции нужны весьма скромные: трудолюбие. Странно! Почему я такая замкнутая, забитая, нерадивая была? Теперь прощайте, малодушие и робость, начинаю жить по-новому. Запамятовала, как звали травницу: Пелагея Ивановна, Полина Ивановна или Прасковья Ивановна? Ах да, баба Нина! Да жива ли она вообще? Если жива, то найти ее несложно. Домик стоял за околицей деревни Стрешнево. Я неплохо помню эти места. Надо торопиться на станцию. Три часа автобусом – и я на месте. Задержусь у старухи на несколько дней. Необходимо восстановить в памяти прежние знания и пополниться новыми. А деньги, куда деть деньги? Отнести в банк? Только банки сейчас на ладан дышат. Кризис – время опасное, доверять финансовым институтам нельзя. Надо взять мой капитал с собой. Кстати, откуда в моем лексиконе появились такие слова, как “финансовые институты”? Бог знает, что со мной творится. Может, наконец, поумнела? С чего бы?»

Тут Лоскуткина вскочила, сняла с гвоздя небольшую дорожную сумку и поспешно сложила в нее пачки с купюрами голубого цвета и собственные немудреные пожитки. Едва она собралась и хотела было выйти, как в дверь постучали. Вначале деликатно, потом все более настойчиво.

«Кто там еще?» – подумала она недоуменно и приоткрыла дверь. На пороге стояли двое. Их лица показались молодой женщине, знакомыми.

– Что вам? – спросила Лоскуткина, не скрывая недовольства.

– Катенька, мы к тебе опять с визитом, – дружелюбно улыбнулся Парфенчиков. Принесли фрукты. Ведь договаривались, что к полудню подойдем.

– Разве? Не помню! Но дело даже не в этом. Я не собираюсь пускать к себе малознакомых мужчин. И вообще тороплюсь на станцию. Уезжаю по срочным делам в деревню.

– Что с тобой, Катюша? Мы же сегодня поутру вместе завтракали. Вот здесь, на полу. Ели свежий торт, пили чай, вспомни. А потом договорились в полдень встретиться, – нарочито недоумевал Петр Петрович, подмигивая Помешкину. – Да и что нынче делать в деревне? Она от кризиса не спасет. Там рука голода еще крепче сдавит горло, а без врача мексиканская болезнь может развиваться весьма опасно. Ты действительно нас не впустишь?

– Утреннее чаепитие? Нечто подобное я видела недавно во сне. Вы что, угадываете сюжеты чужих сновидений? Такие замечательные таланты можно эффективно использовать в бизнесе. Но, к сожалению, у меня нет времени. Если доведется встретиться еще раз, расскажете мне подробней о ваших способностях. Не исключаю, что буду готова вместе с вами их использовать в бизнесе. Предсказания в кризисное время особенно востребованы. Калькулируйте, определите регионы развития, планируйте презентации и рекламные акции. Убеждайте инвестора и публику в ценности своих услуг. Меня могут заинтересовать и другие варианты. А сейчас – пока! Пока! – После этих слов она без доли смущения закрыла перед молодыми людьми дверь.

– Каков рукген, а? Ай да Кошмаров, ай да профессор! – развел руками Петр Петрович. – Я даже испугался таким кардинальным изменениям в давеча простенькой, провинциальной, вечно краснеющей девушке. В ней вдруг вспыхнула энергия масштабного бизнеса, родился воротила Уолл-стрит. С таким народом Россия быстро станет мировым лидером в науке и экономике. Рубль объявят планетарной валютой, а русский – языком общения всех народов. Но я, дружок, подумал совсем о другом: необходимо упросить профессора смастерить нанопилюлю для нас. Для Петра Петровича и Григория Семеновича! Некий русмак чтобы не выращивать этот замечательный цветок ежегодно, не срезать каждую головку со стебля, не набивать мешки на маковых полях, не молоть солому в кофемолке, не раскладывать порционно по ложечкам, не копить по крупицам, не бояться абстинентного состояния, не мучиться в ломках… А принять одну пилюлю и воспалить свое закабаленное сознание навек, до самой могилы. Возможно, она и в потустороннем мире будет действовать, а наши соотечественники тем временем пусть завоевывают города, народы и континенты, владеют миром и всей Вселенной. Меня этот триумф совсем не волнует. Что ты по этому поводу думаешь? Ведь замечательная перспектива! Ой какая роскошная идея! Профессор, где вы, любезный, явитесь… Оч-ка-рик! – страстно взмолился Петр Петрович! – Очень важный момент, яви-тесь! Ну, пожалуйста, ну… Нет, он не придет. Во мне не хватает энергии кукнара. Поторопимся домой, хочу с ним поговорить. Немедленно. Я под сильнейшим впечатлением от его детища. Но мне недостает трех-четырех ложечек. Ох, этот проклятый мешочек, почему его нет со мной? Знаю-знаю, не беру его из-за боязни потерять! Пойдем, ускоряй шаг, переходим на бег… Ну, Помешкин! Не отставай! Хочу русмак! Дайте русмак! Ох, как мечтаю его иметь! Он – моя заветная мечта! – то и дело выкрикивал Парфенчиков, несясь к дому.

Тем временем Катерина Лоскуткина вышла из дома и направилась, приволакивая левую ногу, к автостанции. По дороге ей на глаза то и дело попадались кучи бытового мусора. Резкий душок гнили нещадно бил по носу. «Как я раньше этого не замечала? – удивлялась молодая женщина. – Как можно терпеть такую среду? Если в городском бюджете нет денег, а их, конечно, нет, надо поднять народ на уборку собственного города. Современному человеку существовать в непосредственной близости с такой заразой позорно. Почему санитарные службы не бьют тревогу? Почему муниципальные власти не организуют горожан в поход за экологическую чистоту? Ведь нечистоты стекают в реку, а ими питается рыба, которая попадает к нам на стол. Неужели никому в голову не приходит, что такой круговорот опасен для жизни? А пассивное восприятие мерзости никак не соответствует образу современного человека. Весь мир борется за чистоту окружающей среды, а мы, россияне, не замечаем этого процесса. Вернусь в город, обязательно запишусь на прием к городскому главе. Нельзя мириться с таким безобразием. Надо создать движение за чистоту города. Вместо того чтобы весь день сидеть на лавке, щелкая семечки, или глушить пиво с водкой, закусывая вяленой рыбешкой, люди устремятся на общественные работы, которые в итоге украсят наш быт. Ведь общество укрепляется, когда само старается очиститься от скверны внутри и вокруг себя. Осмеять свое бескультурье и невежество так важно для самосовершенствования».

На автостанции одиноко стоял старый помятый автобусик. Около него на лавках сидели несколько небритых мужиков с большими баулами и тетки с грузными авоськами на коленях. Лоскуткина подошла к водителю:

– До Стрешнева возьмете? – спросила она.

– Садись.

– А билеты где брать?

– Мне платить будешь.

– Проезд сколько стоит?

– До Стрешнева? Давай стольник.

Лоскуткина поднялась и протянула шоферу сто рублей. Он молча взял, отрешенно уставившись на дорогу. Катерина постояла перед ним минут пять, потом спросила:

– А билет можно получить?

– Какой еще билет? – удивился водитель.

– За проезд!

– Билет у меня в уме. Не беспокойся, довезу.

– Мне нужен билет, я сдаю финансовый отчет о своей командировке.

– Не местная, что ли? У нас билетов сроду не было…

– Что ты к нему пристала? Садись… Нашлась здесь умная, талдычит: «Билет, билет», – недовольно бросила толстуха средних лет с кошелкой. – Может, тебе еще станцевать? Знаю я таких! Вся зараза от вас…

– Почему вы усугубляете кризис? Все пассажиры обязаны иметь билеты, а ваша транспортная фирма должна платить налог. Предъявите прейскурант цен и выдайте проездной документ! Впрочем, не только мне, но и всем остальным пассажирам.

– Что ты ко мне пристала? Всех ревизоров знаю в лицо, значит, ты не из них. Кто ты вообще такая? Откуда взялась? Подумаешь, законница появилась. Я не таких видывал, – рассвирепел шофер. – Вот возьму и не поеду. Я сам себе хозяин! Эй, граждане, выходите. Автобус не пойдет. Имею право менять маршрут. – Водитель схватил микрофон и нервно, дрожащим голосом, бросил: Рейс на Стрешнево отменяется. Автобус пойдет на Иланку. Все! Выходите!»

В салоне, пропахшем вяленой рыбой, началась паника. Кто-то крикнул: