Текст книги "Кабала"

Автор книги: Александр Потемкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

– Что с тобой, Леня? Кто это тебя так безжалостно отделал, бедолага? – наигранно скорбно спросил Николай Корягин.

Впрочем, казалось, милицейский чин вовсе не был огорчен избитой физиономией партнера по бизнесу.

– Начинаю новый проект. Твоя доля – около ста тысяч долларов. На несколько часов, ну, скажем, максимум на сутки, мне нужна пустая камера, глухая команда дежурных милиционеров и свободный доступ в нее лиц, которых я укажу. По окончании процедуры получишь восемьдесят пять, но может, и все сто или часть собственности на эту сумму.

– А имущество хоть ликвидное? – почесал затылок Корягин. – А то дашь какую-нибудь покосившуюся избу на окраине города и объявишь, что моя часть стоит сто тысяч долларов. С тобой надо четко договариваться…

– Даю на выбор: нал или имущество. Слово партнера!

– Восемьдесят пять или сто? Как понимаешь, разница есть…

– Если в наручниках привезешь в камеру владельца «Ангары», то даю сто.

– За что ж я его арестую? Может, подскажешь?

– За инцидент на берегу Кана…

– Что, это он тебя разукрасил?

– Ты можешь пришить ему любое дело. Договорились? Я организую все так, что никаких следов не будет. Не волнуйся, если запахнет жареным, всегда можешь меня сдать. Разрешаю настучать! У вас же это любимейшее занятие.

– Лады! Когда везти?

– Под вечер, в десятом часу… Если твои ребята дадут ему пару тяжелых пинков, еще лучше. Я пошел. Приготовиться надо.

Ефимкин поплелся в сторону спортивного зала. Здесь обычно бывал Чернохуд, с кем он торопился встретиться. Место было затрапезное, покосившее зданьице говорило о том, что лишь в далеком прошлом в его стенах бурлила спортивная жизнь. На лавочке перед входом сидели несколько мужичков. В одном из них Леонид Иванович узнал бывшего спецназовца. Он поймал встречный взгляд и кивнул: дескать, подойди, разговор есть. Чернохуд был двухметровым детиной с открытым, добрым лицом. На нем был потрепанный спортивный костюм и латанные на подъеме кеды. Упругая походка и кисти, сжатые в кулаки, подсказывали, что Чернохуд человек волевой.

– Иванычу привет. Какое дело заставило начальника найти всеми забытого пенсионера? – не доходя до Ефимкина, бросил он. – Кто побил, нужна защита? Кому поломать кости или отрезать уши? В Афгане, если прикончил духов, приходилось доказывать это по отрезанным ушам. По горам таскать трупы не офицерское дело.

– Скажи, дружок, ты какую пенсию получаешь?

– Незавидную. Что, работенка есть? Смогу костюмчик подкупить, детей обновками порадовать, жене деньжат подбросить? Наесться, наконец, от пуза. Что делать-то надо?

– Выполнять любое мое поручение. Как на войне, как в Афгане…

– Тут главный вопрос: сколько платят?

– Семьсот долларов в месяц плюс премия тысяча долларов в случае успешного завершения работы.

– Но что делать, никак не пойму?

– Выполнять без каких-либо вопросов мои поручения.

– И убивать?

– Не исключено, но это в самом крайнем случае. Премия за выполнение такого задания, пять тысяч долларов и милицейско-прокурорская крыша.

– Да, неплохо. А если меня прикончат, что семья получит?

– Этого не случится, но ты сам что считаешь? Сколько?

– Десятку в долларах – это как минимум.

– О’кей!

– Но вперед.

– Могу выдать только аванс. Три тысячи.

– Когда остальные?

– После первой успешной работы.

– Как мне знать, окажется ли работа успешной?

– Я ставлю задачу, ты ее решаешь. Выполнил – значит, цель достигнута. Получай премию!

– А когда первое задание?

– Нынче вечером. Сколоти команду. Человек шесть пока достаточно. Твои бойцы будут получать по пятьсот долларов и пятьсот премия. Общее задание я ставлю только перед тобой, остальным могу давать лишь отдельные поручения. Понял? Встречаемся у Дома культуры в девять вечера. Пусть твои ребята возьмут с собой струбцины, электроутюг, щипцы и электрошок. Надо приласкать одного мерзавца в КПЗ. Да, неплохо бы какие-нибудь маски. Город небольшой, так чтобы анонимно… Еще возьми бинты. В камеру войдешь первым. На этом типе будут наручники, так что тебе без особого труда удастся перевязать ему голову. Оставь открытыми только рот и ноздри. Дышать-то ему надо… Двадцать минут мутузьте его по полной программе, но лицо оставляете нетронутым. Прижигаете раскаленным утюгом, струбцинами раскалываете череп, электрошоком бросаете в нокаут. Затем выходите, а минут пятнадцать спустя захожу я. Так повторяем, пока цель не будет достигнута. Финал истории – в камеру привозят нотариуса и свидетелей.

– А менты?

– Тебе повезло! Менты с нами. Только они ничего не видят и не слышат. Кто поверит, что при караульных посторонние заходили в камеру и избивали заключенного? Абсурд! Такого не может быть! Голос прокурора будет категоричным, ведь он тоже с нами.

– А зачем марлей голову перевязывать?

– Город небольшой, может его кто из твоих ребят признает или он окажется чьим-то родственником. От греха подальше.

– Это работа. Брат, дядя, тетя не в счет. Психологически это очень важно – чтобы человек увидел, что его избивает собственный брат. Понял? Так что об этом не думай. Я ему накину мешок на голову, чтобы избежать травмы черепа. Когда получу для себя и своих мужиков деньги?

– Вечером и получишь.

– Значит, мне семьсот долларов за месяц вперед и три тысячи аванс за похоронку. Это три семьсот. Ребятам по пятьсот – это три тысячи и аванс страхования жизни по двести. Итого семь тысяч девятьсот долларов. Так?

– Точно так!

– Но потом еще премия!

– Да!

– Он должен что-то подписать?

– Да!

– Все подпишет. У меня он запоет голоском афганского евнуха. Хочешь, продам идею?

– За сколько?

– За тысячу баксов. Нет, за две.

– Дорого. Плачу пятьсот.

– Бог с тобой, давай пятьсот. В Афгане я научился мастерски кастрировать, потому что от кастрата ни злобы, ни мести не жди. Может, все же дашь тысчонку? Идея-то хорошая…

– Неплохо, неплохо… Плачу не за идею, а за исполнение по двести долларов. Сумма окажется куда больше, чем пятьсот или тысяча за идею. Если не забыл арифметику, то согласишься.

– А сколько раз кастрировать придется?

– Немало, и каждый раз двести долларов!

– Согласен. Тогда возьму сегодня свой инвентарь. Уже двадцать лет я им не пользовался.

– Вспоминай, вспоминай, полезное дело. Но отвечаешь головой за каждого своего бойца. Работа должна быть тайной. Сделали и разошлись, никаких разговоров ни до, ни после. Вызволи из памяти заказные операции ОМОНа… Понял?

– С этим делом у нас строго, ведь лучшая в мире школа все-таки была! Болтунам одним ударом учились разбивать башку.

– Вот-вот, прекрасно, эта практика тоже понадобится. А щипцами кости выворачивали? Утюгом прижигали? Струбцинами черепа раскалывали?

– Нет, такого не было. Но тут ничего мудреного нет. Сделаем любую работу, Иваныч. – На его лице появилась невинная детская улыбка.

Ефимкину казалось, что спецназовец не лукавил. «Добродушный парень и полезный кадр! Удачно, что я его вспомнил!» – подумал он и перешел к дальнейшим инструкциям.

– Вот что, приятель, для конспирации обойдемся без имен и фамилий. Я для тебя и всей команды Математик, ты Начальник Поезда, а членов нашей команды называй таким образом. Бригадиров по именам зверей. Например, Лиса, Медведь, Волк, Кабан, Рысь и так далее. А бойцов – именами их любимых яств. Чтобы было понятно, поясню: лиса охотница за курами, утками, гусями, голубями, фазанами и прочими. Значит, в бригаде лисы бойцы будут носить эти имена. Медведь – любитель голубики, клюквы, черники, лосося, форели, чавычи. Кабан предпочитает желуди, каштаны, трюфеля, свеклу, кукурузу. Поэтому в его бригаде будут Желудь, Каштан, Трюфель… Понятно?

– А что, мне нравится. Но позволь, Математик, сколько же нас будет в команде? Не батальон же ты готовишь? Я на любую работу пойду, кроме захвата власти. Политика не мое дело!

– Нет-нет, совершенно никакой политики. Чапаев, Лазо и Фрунзе не наши герои. Нам нужно вкусно поесть, элегантно прикинуться, набить амбар деньгами, прикупить классный лимузинчик, наполнить загашник акциями Норникеля, «Базового элемента» и Газпрома, пока цены низкие, кризисные, и покатить впереди себя золотой рубль. Чтобы приятный звон стоял в ушах, а все с завистью пялились на роскошную жизнь. Тебе нужно что-нибудь еще?

– Да-а… Ты забыл девок. Как же без них? Я бы завел гарем. Пять, даже десять первоклассных телок украсили бы наш досуг.

– Ты прав. Ну, я пошел. В девять!

– Минутку, так сколько нас в команде должно оказаться?

– Начнем с бригады в шесть человек. Если станем жирком обрастать, тогда и числом обновимся. Развитие бизнеса зависит от доходов фирмы и от самоотдачи сотрудников. Вот такая простая премудрость. Покажи, Начальник Поезда, на что способен, нынешним вечером…

После этих слов Ефимкин быстрой походкой направился прочь. Надо было еще переговорить с прокурором и судьей.

В назначенное время первая бригада была в сборе. Леонид Иванович даже не ожидал встретить таких рослых мужиков с открытыми славянскими физиономиями. Лишь один был невысокого роста, рябой, лысоватый, похожий на крымского татарина. Лица бойцов смягчались добродушными улыбками. Казалось, они говорили о милых мелочах, из которых складывается жизнь. Каждый был одет в поношенную спортивную форму. Так обычно ходят в провинции не старые еще ветераны спорта. Невозможно было даже представить, что эти люди дали согласие участвовать в тяжкой криминальной разборке. Куда больше они походили на друзей в возрасте, после трудового дня собравшихся заняться каким-нибудь игровым состязанием. Начальник Поезда отделился от группы и шагнул к Математику.

– Деньги принесли?

– Такая демонстрация нам ни к чему. Деньги в свертке оставлены в твоем почтовом ящике. Позвони домой, пусть жена их вынет и пересчитает. Вот мобильник. – Леонид Иванович протянул Чернохуду свою «Моторолу».

– Пересчитывать она не будет, но я скажу, чтобы сверток взяла. Надеюсь, в нем не кукла.

Ефимкин промолчал. Его лицо выглядело каменным.

– Пошутил я. И звонить не буду. Кто полезет ко мне в ящик? Там сроду никакой почты не было. Он, видать, проржавел полностью. За пенсией я сам хожу, а корреспонденцию вообще никогда не получал, может, и было что, но не помню. После работы займусь свертком. Еще раз объясни нашу задачу.

– Объект в наручниках помещен в камеру полчаса назад. Ты в маске заходишь первым, чтобы замотать ему голову. Она должна быть без ссадин. После этого заходит вся бригада и начинает его колошматить. Молча! Так продолжается пятнадцать минут. Потом выходите. Минут десять спустя, я вхожу на разговор…

– Считаю, чтобы он пришел в себя, понадобится как минимум тридцать минут, а то и час. Я все спланировал. Первый раунд – групповое избиение. Второй – отборные пытки. Третий, чтобы окончательно сломить волю, – сексуальные надругательства. Четвертый раунд – отсечение конечностей. Тут любой герой что надо подпишет. Думаю, после второго раунда он сломается и надо будет вызывать нотариуса. Надеюсь, ночью он может явиться? Хочется до полуночи премию получить. А кастрацию я начну лишь после нотариуса, да?

– Да-да! Ну, пошел! Менты, прокуратура, судья, нотариус – все ждут команды. Только не переборщите, чтобы он не помер до нотариуса. Тогда провал всей затее…

Про себя Леонид Иванович решил: «Если все же помрет, все равно заставим нотариуса подписать дарственную». После этого он поспешно направился прочь.

В просторной камере слабо светила лампочка в сорок ватт. Коммерсант Разживин сидел на нарах, деливших помещение на две части. Лежать он не мог, руки за спиной были плотно стиснуты милицейскими браслетами. Камера была рассчитан на двенадцать – четырнадцать арестантов. Но Разживин сидел один на сбитых из досок нарах в шестьдесят сантиметров высотой. По каким причинам он здесь оказался, коммерсант не понимал. Впрочем, иногда у него мелькала мысль, что за его арестом мог стоять рыбный инспектор. «Если это он заказчик, надо себя выкупать, – думал заключенный, – и срочно, до следственных действий! Сколько предложить за закрытие дела? Тридцать тысяч Ефимкину и двадцать ментам… Хватит ли? Да и как предлагать? В КПЗ два прапорщика-охранника. Предложу тысячу долларов за звонок… Надо срочно поднять приятелей».

Разживин поднялся и стал ногой стучать в массивную дверь камеры. Десять минут спустя кормушка приоткрылась.

– Чего тебе? – забарабанил охранник ключами по металлической обшивке.

– Друг, даю тысячу долларов за звонок! Матери хочу позвонить, меня дома нет, ведь волнуются. Только три слова скажу, что жив-здоров. Ну, ладно, даю три тысячи. Три звонка – три раза по тысячи. Ведь доллары!

– Пошел ты… У тебя карманы пустые. В долг не работаем. Знаем вашего брата. Еще раз постучишь, измордуем, – бросил прапорщик, закрывая кормушку.

«Почему они меня в наручниках держат? Как же я устал бороться с бюрократами. Уверен, не только у меня требуют подачек, весь средний класс под гнетом, даже олигархи, словно крепостные, перед Кремлем на коленях стоят. Так хочется любить Россию, но за что? Дайте мне материал для любви! Хоть маленький кусочек, хоть лоскуток для успокоения! Ощущение, что страну накрыл заколдованный мыльный пузырь выдуманного благоденствия. А на самом деле не жизнь, а чума. Какой-то тотальный политический блеф! Сегодня уже не выдержал и избил мерзавца. Но сколько они моей крови выпили? Три года строю свой ресторан. Шестьсот квадратных метров. Он уже два с половиной года мог прибыль мне и казне давать. Но работаю только на чиновников. Более трехсот тысяч одних взяток раздал. Согласование проекта, продление согласования проекта, ордер на строительство, подключение к водоснабжению, к электроэнергии, к отоплению, визы пожарников, несчетные протоколы с санитарноэпидемиологическими службами… Восемьдесят с лишним мест, куда надо было заносить, чтобы запустить ресторан. И носил, сколько потребуют. Даже порой торопишься дать, куда денешься? А они берут, только мало что делают, – чтобы взять повторно, третий, пятый раз. Им все мало! Ведь никто не одернет! Внутри страны власть не существует! А дело стоит! Деньги не работают, оборудование ржавеет, душа страдает, сердце обливается кровью. И вот новый круг очертили… Разве у человека хватит нервов не дать этой власти в рожу? Не женской перчаткой, а увесистым кулаком! Сегодня я всю злость выплеснул на Ефимкина. Понимаю, что виноват! Но в мире этого повального взяточничества быстро теряешь в себе человека. Я еще долго держал себя в руках. У русских не огрызаться власти – национальная особенность. Ни француз, ни немец, ни итальянец, ни англичанин, ни испанец, ни швед такого унижения никогда бы не вытерпели. Они боролись бы сообща, колоннами, массой! А мы, надеясь, что вот-вот придет в Кремль новый человек и все изменит, гасим разгул бюрократов кассой! Вот не выдержал, набил рожу душителю русского бизнеса, а сейчас сижу за замком в наручниках. Не ведаю, что ждет меня. Статья за хулиганство – пять лет заключения. Могут пришить попытку убийства – это все десять. Но главная беда во всех случаях – постоянное унижение. Это первое сквозное чувство сопровождает нас с раннего возраста до могилы. Был ли когда-нибудь русский дух по-настоящему прекрасен, справедлив и ярок? Интеллект – да, примеров во все времена было достаточно, но честь, достоинство? Сомневаюсь… Неужели приватизация и ростки капитализма за недолгое время смогли так основательно испортить нацию?»

В этот момент Разживин услышал, что дверь камеры открывается. «Наручники пришли снимать, что ли? – мелькнуло у него в голове. – Или следователь…»

Однако в камеру вошли несколько амбалов в масках. Один из них сразу схватил Разживина за горло, другой накинул на голову наволочку, и без каких-либо объяснений арестанта стали избивать. Били беспощадно и долго. Руками и ногами. Из девяностокилограммового тела сделали отбивную, готовую к барбекю. В какой-то момент он потерял сознание. А едва очнулся и сквозь нестерпимую боль, ошарашенный, осознав, что с ним произошло, попытался приподняться, как услышал чей-то голос:

– Хочу, чтобы сразу все было понятно. Ты оштрафован за инцидент у речки! Размер наказания оценивается стоимостью ресторана “Ангара”. Если готов в присутствии нотариуса и свидетелей подписать купчую и протокол, что получил сумму полностью, тебя больше пальцем не тронут. Если нет, тебя ждут бесконечные ночные ужасы. Мы не отступим: или ресторан – или твоя жизнь. Без передачи мне “Ангары” отсюда не выйдешь. А мертвого тебя тайно вывезут и сбросят на свалку. В течении дня крысы оставят от тебя одни кости. Выбирай. Если мы смогли поместить тебя в КПЗ, то не будет никаких проблем отдать тебя на съедение грызунам. Жду. Лишнего не произноси. При любом слове, кроме «Да, согласен», я выхожу, а за мной придет команда, способная на многое…

– Ни-ког-да… – еле выговорил Разживин. Слезы душили его, боль искажала лицо. – Я сделал ошибку, что избил тебя. И этим уронил прежде всего самого себя! До ума ли в этот момент было! Пойми, “Ангара” – это моя… мечта, я не смогу остаться без нее. Как тогда жить? Я кулинар, продал отцовский дом, дом тестя и стал строиться… Без одной минуты здание готово. Прости… Возьми что-нибудь другое… Впрочем, у меня кроме него, ничего нет… Мне легче умереть, чем отдать “Ангару”.

Ефимкин не стал слушать дальше. Он вышел из камеры и сухо бросил: “Продолжайте!” Тут он заметил, что лица его бойцов, скинувшие на время маски, ничуть не озлоблены. Они говорили, о чем-то своем, шутливом, открыто улыбались, вовлекая в беседу прапорщиков КПЗ. Похоже, обсуждали появившиеся в городе презервативы нового типа. «А я еще сомневался, можно ли запустить успешный рейдерский бизнес. С таким народом можно! Пора искать новую жертву! – у Леонида Ивановича произвольно вырвался смешок. – Я даже знаю, кто окажется следующий. Владелец мясокомбината. У него неплохие доходы. Но главное, необходимо выстраивать технологическую цепочку бизнеса. Не разбросанные предприятия, никак между собой не связанные, а линейка. Мясо поступает в ресторан, рыбой я уже владею, в этом случае могу делать с ценами все, что угодно, а значит, быстро повышать доходность! После мясокомбината надо взяться за фермы. Прибрать к рукам выращивание свиней и телят, затем обратить внимание на агрофирмы. Чтобы кормить скот собственным сырьем. Дальше можно за другие рестораны взяться. Потом подумать и о новой линейке. А там дальше осматриваться… Иначе капитал не соберешь. А ребята у меня славные. Правда, как бы меня самого в один день не раскулачили. У русского человека душа темная, и разум с ней в ладах…»

Тем временем в камере начался второй раунд. Раскаленный утюг поставили Разживину на ягодицу. Брюки в этой части мгновенно сгорели. Стал ощущаться едкий душок паленого мяса. Бойцы не церемонились. Они струбцинами все крепче сдавливали череп несчастного. Казалось, голова треснет как арбуз. Затем щипцами стали вырывать пальцы на ногах. Один палец сломался – его пришлось выдергивать частями. Электрошок вставили в ухо и поминутно включали. Разживина спасла от смерти неимоверная боль. Сознание отключилось, и он впал в беспамятство. Очнулся через час. После пыток у него тряслись руки. Едва он пришел в себя, как услышал тот же голос:

– Дай согласие на подписание купчей – и все закончится. Произнеси заветное слово, после которого придет нотариус, и ты свободен. Ну? Впрочем, ты должен знать, подпишешь или нет, а нотариус все равно засвидетельствует продажу и передачу денег.

Разживин молчал. Он с трудом поднял руку и сделал отрицательный жест. «Неужели нотариус способен предать меня? Это же мой двоюродный брат! Не верю… Надо вытерпеть этот ад, – лихорадочно думал он. – Боль, как правило, временная, а жить еще лет тридцать. Но как жить, если все ресурсы в “Ангаре”? Я без нее банкрот. Ну а если помру, то хоть активы семье по наследству достанутся. Лучше отдать концы, чем каждый день от нужды помирать долгие тридцать лет. Эти изверги детей, надеюсь, трогать не станут».

Ефимкин вышел.

– Продолжайте! – раздраженно распорядился он.

Начался третий раунд. Боец под кличкой Петух снял брюки… Трое наблюдавших начали охать: «Смотри, как у него здорово получается! Он прирожденный голубой. А задницей как крутит, ох-ох-ох! А языком как облизывает! Фантастика! Ха-ха-ха! Лучше любой телки. Мы его придержим. Когда девок не будет, он станет их замещать…

– Ой, не думал, что мужики могут вызвать такой шикарный оргазм, – бросил, пристроившись с боку, Фазан.

Разживин не мог сопротивляться, не мог немедленно умереть, не обладал чудодейственной силой, чтобы остановить насилие. Заключенный сник, упал волей и тихо стонал.

– Ну, еще, еще! Ох, хорошо! – кричал один из тех, кого потянуло на секс.

– Молодец, Разживин. Сейчас все в городе узнают, что не мужик он вовсе, а гомик. Надо с его женой побаловаться. Она телка сдобная, с удовольствием в круг встанет. Да и дочь растет, ей уже тринадцать. Пора к делу приучать. А паренек? Ему десять, скоро можно и его попробовать. Если в отца пошел, обязательно талант гея проснется. Надо лишь эти способности как следует развить, – подхватил Селезень.

– Вспоминаю, говорили, будто у нас в Кане живет король всех гомиков сибирского края. Теперь ясно, кто он! Ай да Разживин, умело прятался, – хихикнул Тетерев.

– Хватит, может, и мне достанется. Я что, железный! От эрекции штанина лопается. Оставьте его, пришел наконец мой черед, – упрекнул команду Начальник Поезда.

– А я? Что, если мал ростом, то запрещается? А ну поворачивайся ко мне, только не паленой частью задницы, – требовательно заявил боец-коротышка.

В камеру опять вошел Ефимкин.

– Оставите нас одних, – скомандовал он.

– Тоже понравилось? – выкрикнул кто-то.

Впрочем, все тут же вышли.

– Может, хватит? Не далеко ли ты зашел в своем упрямстве? Подписывай документ, и все забудется. Мои люди профессионалы, в городе об этом инциденте никто не узнает. Твоя семья будет в безопасности. А если ты кулинар, то принимай кухню. Назначу тебя шеф-поваром. Сделаем тебе рекламу: «Для вас готовит лучший повар Сибири Разживин!» Иначе – будешь жить в бараке, где станешь девушкой для бойцов спецназа. Ежедневно тебя будут трахать, а там, смотри, и до семьи доберутся. Соглашайся. Ребята приготовили для тебя еще несколько раундов. Все равно согласишься, потому что вынести всю программу и сильному человеку нельзя. Лучше сразу сказать “да”. Сейчас подойдет нотариус. Документы готовы. Первым подписывай договор о купле-продаже помещения. Ведь у тебя на “Ангару” еще нет права собственности. Поэтому подпишешь бумагу о переуступке прав собственности на мое имя. Второй документ – протокол о том, что в присутствии свидетелей я выплатил тебе полную сумму согласно контракту. Вот и все. Ты свободен. Мило живешь в своей семье, тебя никто не беспокоит, под моей защитой работаешь у меня шеф-поваром. Ну что, я вызываю нотариуса? Да?

– Вызы-вай, сво-лочь! Но это же мой двоюродный брат Николай! – промычал Разживин.

– Ошибаешься. У меня новый нотариус. Сейчас с ней познакомишься.

«Надо поставить целью своей жизни убийство всей этих мразей, – думал Разживин. – Мне нужно два-три дня, чтобы прийти в себя и пристрелить их из охотничьего ружья. Такие гады и до семьи доберутся, и детей начнут насиловать. Сейчас подписать все, а потом мочить! Поодиночке, с такими же извращениями. С набором тех же приемов».

Ефимкин мгновенно выскочил из камеры. Первое рейдерское дело принесло успех. Барыш составил миллион долларов, из которых больше двухсот тысяч надо было раздать товарищам по сделке. «Так просто, за три часа, семьсот шестьдесят тысяч! – радостно думалось ему. – Прекрасно! Правда, помяли мою рожу, но я бы с удовольствием подставлял ее каждому, кто платил бы за избиение семьсот тысяч! У меня другой вопрос: неужели капитал – средство достижения нравственного триумфа? А как же неизбежная при этом потеря всего человеческого? Я не думал, что способен на такое… Ах, да ладно! Покажите мне идеального человека. Существует ли он? И я сдамся, подниму руки. Равенство – наивная утопия. Тысячелетние попытки доказать, что оно возможно, ничего не дали».

Впрочем, Леонид Иванович недолго размышлял и завершил свой внутренний спор победным возгласом:

– Нотариуса!

– Браво! Премия! – закричали бойцы.

У них были счастливые лица, как у людей, закончивших достойное дело. Наблюдая за проявлением общей радости, Математик подумал, что сегодня у членов его команды не осталось ничего святого. А было ли оно вообще?

– Начальника Поезда ко мне, – распорядился Ефимкин. Он отвел Чернохуда в сторону и вручил ему паспорт Разживина. – Сейчас появятся нотариус и свидетели. Сними с нашего голубчика мешок, заведи его в кабинет опера, посади в кресло и засунь в карман паспорт. Поставь на стол бутылку воды, стакан, как положено. Отряхни его одежду. Все должно выглядеть натурально, хоть люди и свои. После формальностей отведешь его назад в камеру и начинаешь свою операцию. Я дожидаться не стану. Устал. Завтра дел по горло. Вот так, Ну что, я же говорил: работенка непыльная, а доход приличный. Где в нашей округе такие деньги заработаешь? Через пару дней приступим к следующему этапу. Финансовые условия прежние. И чтобы ни гу-гу!

После появления нотариуса и свидетелей, дело быстро завершилось. Ефимкин, как и обещал, уехал. Измученного Разживина отвели в камеру, будто для последних сборов. Едва дверь закрылась, Чернохуд одним ударом свалил его в глубокий нокаут. Затем, уложив жертву на нары, Начальник Поезда приготовил свой нехитрый инструмент и приступил к подзабытой варварской процедуре…