Текст книги "Кабала"

Автор книги: Александр Потемкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)

Именно в этот миг перед глазами Петра Петровича возник невзрачный очкарик – невысокого роста, лысоватый, с выпуклым морщинистым лбом и ярко-синими прожилками на крупном пунцовом носу. Он с трогательной услужливостью начал:

– Приглашали? Разрешите представиться – профессор Кошмаров. Евгений Кошмаров!

Парфенчикову сперва показалось, что у него возникло очередное мимолетное наваждение. – Минуту он колебался в сомнениях: мерещится ли ему незнакомец или тот существует на самом деле?

– Как раз занимаюсь проблемами, которые вас волнуют, – продолжал очкарик. – Собираюсь изложить вам много интересного, чтобы упросить о подобающем участии в моих исследованиях.

Петру Петровичу пришлось выныривать из своих грез в пошлую реальность. С жестокой усмешкой он спросил:

– Как я мог приглашать совершенно незнакомого человека? Да и откуда вам знать, какие вопросы гнездятся в моем сознании? Все это чрезвычайно подозрительная мистика… Как вы сказали? Господин Кошмаров? Профессор? Никогда не слышал! – Но тут Парфенчиков вторично засомневался: подтвердил ли тот свое имя?

– Вы правы! – охотно подхватил лысый. – Я не собираюсь доказывать факт нашего знакомства. Расточительная на мерзости столичная тусовня, отхватившая, используя подлог, роль интеллектуальной части общества, выдавила меня в закулисье. Поэтому публике я не виден. Но хочу с гордостью заметить, что тем не менее появляюсь всегда без вызова, стремясь доказать свою научную исключительность. Согласен, что пока не был вами востребован, но абсолютно уверен, что уже через пару минут вы стали бы обращаться за советом. Причем настаивали бы на нем. Я ведь единственный, кто точно предвидит обстоятельства самого ближайшего будущего. Нет, я не прорицатель, не оракул. Я, так сказать, модулятор нового времени. А вы, как я знаю, мечтаете стать участником таких научных экспериментов. Даже согласны безоговорочно жертвовать собой. Такой настрой мыслей мной искренне приветствуется. Времени у нас, господин Парфенчиков, не так уж много, может, начнем?

– Как это? – заинтересовался Петр Петрович.

– В самом начале необходимо изменить вашу генетическую программу и набор социальных характеристик. Сегодня быть только русским, полинезийцем, арабом или японцем чрезвычайно опасно. Совершенно бесперспективно существовать в монокультурном пространстве. Это сковывает этнос, не дает ему шансов сохранить себя в ходе эволюции. Чтобы переломить ситуацию к лучшему и с оптимизмом взглянуть в будущее России, я должен добавить в вашу кровь пятнадцать процентов немецкой генетической закваски. Это качественно обновит в русском человеке биомеханизмы, отвечающие за организованность и правовую дисциплину. Десять процентов китайской крови повысят трудовую активность и придадут способность к внутренней сосредоточенности. Десять процентов еврейской крови обеспечат развитие предприимчивости и рачительности. А еще пять процентов грузинской крови, несомненно, улучшат внешний вид русского человека, усилят его эмоциональность и жизнелюбие.

– Так что, во мне останется лишь шестьдесят процентов русского?! – почти в ужасе вскричал я. – А нельзя ли, профессор Кошмаров, хотя бы без еврейской и грузинской крови?

– Без участия этих двух этносов никак нельзя. Вы достаточно заурядный индивид. Редкие русые волосы, широкие скулы, нос вдавленный, как у боксера, подбородок скошенный. Жидкая растительность на лице – женщины этого не любят. Глаза бесцветные – то ли серые, то ли бледнозеленые. Ростом тоже не удались, никак не выше 162 сантиметров. Так ведь? Грузинские гены сделали бы вас красавцем жизнелюбом, любимцем общества. И разве случилась бы история с бездарной продажей за гроши отцовских заводов, если бы в вашей генетической программе присутствовал еврейский элемент? Никогда! С таким стартовым капиталом, который оказался у вас в Смоленске и Твери, и с десятью процентами еврейства вы бы уже стали известным олигархом. Ваше имя значилось бы в списке богатейших жителей планеты! – Глаза Кошмарова сквозь стекла очков насмешливо засверкали.

«Десять процентов, пять процентов… Это как рассчитывается?» – скептически подумал Парфенчиков. Но профессор тут же ответил, явно радуясь завязавшейся дискуссии:

– Ведь что такое десять или пять процентов? Бабушка или дедушка с любой стороны оказались бы наполовину грузинами или евреями. Небольшая, но важнейшая капелька в формировании успешного российского этноса. Не отказывайтесь, берите с гордостью все, что я вам предлагаю. Ведь изначально вы на многое были согласны. Что вам вопли радикальных националистов? С ними в будущее не отправишься, билеты в процветающую страну не приобретешь.

Профессор, наконец, пробудил в Петре Петровиче некоторое любопытство.

– А если одна или две из перечисленных вами кровинок уже присутствует в русском человеке? Как быть? Усомниться в ваших предположениях?

– В таком случае необходимо добрать недостающие. Для вас только вышеупомянутый этнический коктейль будет наиболее успешным, – гость со значением повысил голос.

– Скажите, профессор, а наша русская кровь кому-нибудь нужна? – спросил Петр Петрович, слегка запинаясь.

– Еще как нужна! Буйство воспаленного сознания – главнейший двигатель развития человечества, и у русских эта особенность выражена наиболее ярко. Непомерная страсть к предмету обожания или вдохновения не имеет себе равных в других этносах, ведь поэтому мы так легко и самозабвенно создаем себе идолов. Мы воспринимаем искусно подброшенную ложь, лубочный миф, как самое истинное событие, потому что живем чаще внутри себя, чем наружи. Самоотверженность и бесстрашие русских воспеты в веках и занесены на скрижали мировой цивилизации. Столько гениев, сколько дала мировой культуре Россия, пожалуй, не насчитает ни одна нация. Один из предпоследних в этом списке Сталин…

Парфенчикову почудился в гримасе Кошмарова зловещий холодок.

– Сталин? Сталин? – поморщился я.

– Да-да, гений и злодей Сталин. Экспериментатор, колдовавший над человеческим материалом, мечтавший переместить отдельный человеческий ум в гигантский котел познания единой пролетарской истины. Если бы не было его трагических опытов, то в сознании масс глубже укреплялась бы утопическая идея возможности и полезности такого развития. – Голос очкарика, до того глуховатый и низкий, теперь напоминал раскаты грома.

– Но почему вам не удалось шепнуть ему доверительно, что эксперименты с кооперативным пролетарским сознанием не имеют никакой перспективы? – с жаром спросил Парфенчиков. Кошмаров побледнел и шепотом признался:

– Мне не удавалось явиться ему. Как раз наоборот! Он сам являлся мне, и я был увлечен этой же идеей. На сей раз я ошибся в прогнозах. О, я далек от убеждения в своей исключительности. Да-да, и я подвержен заблуждениям. Ну что, начнем? Вас, господин Парфенчиков, ждет увлекательный эксперимент!

– Я, пожалуй, соглашусь. Но каков будет итог? Кому послужу я в этих исследованиях? – искренне заинтересовался Петр Петрович.

– Странный вопрос. Русскому человеку, кому же еще! В сложнейшее историческое время мировых переделов он станет образцом мультиэтноса, обогатит себя лучшими генами современных популяций, резко повысит жизнеспособность, что позволит ему уверенно шагнуть в будущее. Да и вообще, смешение этносов – это мотор процесса активных мутаций, стимулирующий эволюцию. Новый статус обеспечит русским прочное место в ходе развития цивилизации. Вам ведь это не безразлично? – патетически закончил Кошмаров.

– Отнюдь! Поэтому я к вашим услугам, – твердо заявил Парфенчиков. – Прекрасно – служить высокой цели. Как раз это стремление характерно для русской души. Вижу, вы приготовили шприц. Значит, инъекция?

– Да. Ложитесь на живот. Хочу предупредить, что эксперимент состоит из нескольких составляющих. Еще не готова сборная пилюля от четырех наций. Мы начинаем лишь с немецкой. Потом будем пробовать еврейскую и так далее. Надо дождаться результатов. Как изменится Парфенчиков? – Профессор открыл потертый чемоданчик, натянул резиновые перчатки, взял ампулу с этикеткой «немец» и, надломив ее, принялся вбирать в огромный шприц какуюто красную жидкость. – Действие первого коктейля инъекций вы будете чувствовать не больше часа. Если он придется вам по вкусу, то мы приступим к следующей процедуре. Ну, а если пожелаете, я могу в дальнейшем изменить ваш этнический состав в соотношении 60 на 40. Впрочем, когда вы захотите со мной встретиться, чтобы обсудить этот вопрос, милости прошу. Я буду появляться всякий раз после пяти ложек молотой маковой головки, – буднично сообщил профессор.

«А вдруг это царская доза опийного молочка?» – глядя через плечо на шприц, полный загадочной жидкости, с надеждой подумал Петр Петрович. Впрочем, тут он заметил еще три ампулы, расставленные в чемоданчике. “Еврей”, “Китаец”, “Грузин”, – прочел он надписи. Ожидание какогото невероятного чуда охватило его. Это возбуждало не меньше, чем пожелтевший от обилия опия кукнар.

После укола профессор скомандовал:

– Закройте глаза!

Парфенчиков почувствовал, что с ним происходит что-то невероятное. Разум, истерзанный молотой головкой мака, жаждал феерии. После острого приступа неописуемого восторга Петр Петрович отключился…

Очнулся он в скромно обставленной комнате. Взглянув в окно, убедился, что находится в Петербурге. Это обстоятельство нисколько не удивило его. Золотистый шпиль Петропавловской крепости тонул в серой воде Невы. Солнце уже слепило глаза, но Дворцовый мост еще не был сведен. «Белые ночи. Июнь», – пронеслось в его вполне трезвой голове. Часы показывали двадцать минут шестого утра. Он вскочил с постели и понесся в ванную. Через тридцать минут следовало садиться в свою «Омегу» и нестись через город, чтобы точно в семь попасть в офис на Лиговке. Летом работа начиналась в семь. Зимой – в восемь. Об опоздании не могло быть и речи. Самозабвенный труд вдохновлял господина Парфенчикова. Вчера он допоздна сидел над бумагами. Хотелось выкладывать больше, чем требовала служебная инструкция, чтобы доказать всем, что фирма, в штате которой он состоит, – ведущий мировой производитель маломерных речных и морских судов. Ведь в жизни труд – главное средство самовыражения. После душа он побрился, спрыснул кожу туалетной водой «Кензо». Зеркало отразило его загоревшее под лампой солярия лицо, на котором выделялись светлые глаза. Густые короткие волосы были уложены гелем на пробор. Удовлетворенно разглаживая себя, Парфенчиков думал о предстоящем дне. «У меня сегодня важные клиенты. Две дамы из Норвегии собирались купить три судна для местных линий между фьордами». Встреча с ними была назначена на утро. После обеда должен был прийти еще один клиент из Греции. Он хотел заказать судно представительского класса для своих пиренейских гостей. Вместо двигателя «Вольво» грек хотел поставить мотор «Мерседеса». Но «Мерседес» не выпускал моторы для питерской фирмы, в которой я служил. Так что сегодня мне необходимо выкручиваться, очаровывать, обольщать клиентов, находить решения, чтобы пополнить портфель заказов, упрочить престижное положение нашего предприятия на мировом рынке маломерного флота. Внешность общительного красавчика, трудолюбие, дисциплина и коммерческая жилка, несомненно, помогут мне в схватке за клиента. Я уже успел заработать на фирме сто двенадцать тысяч долларов. А начинал ведь практически с нуля. И за пять с половиной лет, выполняя советы старших – экономить на всем, даже собаки не покупать, а при необходимости лаять самому, – достиг существенных результатов. Получается экономить! Даже какое-то удивительное удовольствие при этом испытываю. Радуюсь экономии. Хоть рубль сберегу, а душа наполняется бесподобным трепетом. Поздравил себя, когда в голову пришла простая, но весьма полезная мысль. Зачем, думаю, у меня на плите четыре конфорки? Ведь когда варю себе мясо, то столько энергии зря уходит! Неэкономно. Бездарно! И мне даже не по себе от такой расточительности стало. Не лучше ли на большую кастрюльку сверху установить кастрюльку поменьше, но так, чтобы она тютелька в тютельку села прямо на первую? – пришло мне как-то в голову. Попробовал! Преотлично получилось. В первой кастрюльке варилась говядина, во второй доходил рис. Испытывая растущий азарт, я обратил внимание, что из второй кастрюльки энергия тоже улетучивается впустую. Я вытащил из холодильника вчерашние картофельные оладьи и легко, а главное, совершенно бесплатно, сделал их горячими. Вот от каких мелочей радуется мое сердце. Как-то раз я подумал о туалетной процедуре. Она представилась мне расточительной. «Тут есть возможность сократить расходы», – пронеслось в голове. После этого я с охотой стал размышлять дальше: «А почему вода, остающаяся после чистки зубов, бритья и мытья лица, не может быть снова употреблена? Разве не экономичнее было бы ее собрать в тазик, например, и использовать для смыва унитаза? Я пришел в восторг от этой простенькой мысли, существенно снижающей расход воды. Такие мелочи делают мою жизнь насыщенной эмоциями. Я еще и еще раз убеждаюсь, что у меня есть голова! И она неустанно работает на мой карман. Видимо, этим можно объяснить, что мой счет в «Банке Москвы» постоянно растет. Вначале я пополнял его сэкономленными рублями, теперь тешу себя ростом долларового капитала. Я наперед решил: только после того, как соберу достаточное состояние, чтобы содержать в достатке семью, начну думать о женитьбе и детях. Ведь как иначе? Разве позволительно мечтать о супруге и потомках, когда за душой ни цента? На что обрекаешь в этом случае близких? На голод, прозябание! Нет, тут уж лучше как следует накопить! Семья без достатка ущербна. Если и не разрушится сразу, то муж довольно быстро сопьется, а жена будет развращена ничтожными радостями случайного секса. Простенькие суждения… Но без этих банальностей достойную жизнь не создашь. С этими мыслями я подскочил к гардеробу, влез в ботинки, набросил на себя рубаху и стал тщательно завязывать галстук. Я оглядел себя, убедившись, что у меня вид успешного коммерсанта. Предвкушение успеха вдохновляло. Хотелось жить! Радоваться копеечным гонорарам и центовым достижениям, в которых участвовали мой разум, моя смекалка и характер. В этом и проявляется весь Петр Петрович Парфенчиков. Человек, вопреки своему низкому происхождению, успешно строящий себя!»

Он всегда старался прибыть в офис первым, чтобы хозяин фирмы замечал его стремление не только отрабатывать зарплату, но и прилагать дополнительные усилия, направленные на процветание предприятия. Вот и сегодня он, опередив коллег, первым уселся за рабочий стол. До начала трудового дня оставалось около двадцати минут. Открыв электронную почту фирмы, Петр Петрович стал просматривать поступившие сообщения. Основной поток составляли рутинные послания. Но на три письма стоило обратить более пристальное внимание. Одно из них касалось намерения украинского холдинга заказать у нас десяток пассажирских маломерных судов для черноморских линий. 150-местные двухъярусные суда планировалось разместить на пассажирских маршрутах Керчь – Феодосия – Ялта – Евпатория – Херсон – Николаев – Одесса – Измаил. «Браво! Браво! – бросил Петр Петрович про себя. – Именно мне придется докладывать эту замечательную новость хозяину. А это большая удача! “Кто рано встает, тому Бог дает!” – вспомнил Парфенчиков. Каждое судно может стоить около миллиона долларов. Значит, портфель заказов фирмы на 2009 год увеличится на десять – пятнадцать миллионов. А если именно я договорюсь с украинцами, будет логично претендовать на должность заместителя генерального директора по коммерции. Во всяком случае, появляется превосходный шанс. Его необходимо использовать, чтобы стать управленцем. Заждался! Самые лучшие результаты в работе, а продвижения по службе нет. Что такое старший специалист? В моем возрасте, с моим объемом продаж? С моей клиентской базой? Да, платят неплохо, но где карьерный рост? Парфенчиков должен стать наконец одним из шефов фирмы. С моими мозгами, работоспособностью и здоровыми амбициями это вполне уместные претензии. Поразительно, но меня обходят стороной и не продвигают. Какая несправедливость! Надо бороться всеми способами. Сохранять вежливость и приветливость с коллегами, но при этом карабкаться вверх. Если за контракт получить два процента, то мой личный капитал вырастет на 200 тысяч долларов! Пусть хозяин пожадничает и решит выдать лишь один процент от сделки. Все равно гонорар тоже будет внушительный. Часть денег надо потратить на имиджевую компанию в прессе, Интернете и на радио. Результат обязательно будет – не в этой фирме, так в другой. Высокую должность предложат, оклад и премию поднимут. Меня будет интересовать именно такое сочетание. Мне уже почти тридцать, а я еще лишь старший специалист! Надо всегда помнить заклинание матери: “Жизнь, сынок, это рукотворное чудо!”»

От решимости что-то предпринять на пользу собственной карьере лицо Петра Петровича покраснело, казалось, что прямо в висок властно постучал предвестник большой удачи. Чтобы никто другой не вмешался в предстоящую сделку, он перетащил запрос киевской фирмы на личный рабочий стол с категорической пометкой: “Над проектом работает Парфенчиков!”

Во втором послании капитан из Батумского порта Фридон Сурманидзе просил рассмотреть вопрос о передаче грузинскому терминалу трех судов того же класса в лизинг. Петр Петрович знал, что хозяин фирмы предпочитает традиционные продажи, но выслушивает такие просьбы клиентов с большим удовлетворением. Более того, при посещении крупным покупателем компании он обязательно обратится к менеджеру, первым доложившему о таком запросе. «Удачно выступить перед шефом в присутствии клиентов и гостей, – думал Парфенчиков, – лучшая возможность обратить на себя внимание и продвинуться по службе, чтобы упрочить свой статус в команде предприятия». Батумскую депешу он тоже перетащил на свой рабочий стол с пометкой: “Проект изучается Парфенчиковым!”

В третьем письме венгры жаловались на качество краски. Года два назад они закупили на их фирме два корабля для круизов по Дунаю. Фирма дала гарантию на пять лет, а уже через два года качество покраски вызвало нарекания. Это письмо он тоже взял в работу и ответил, что для оценки ситуации необходимы снимки тех мест корабля, где особенно видны дефекты краски. Кроме того, Петр Петрович решил переслать кляузу финнам. Производители красок должны знать замечания в свой адрес. «Докладывать шефу об этом не стоит. Негативная информация всегда ложится тенью на личность вестника. Зачем оставлять у хозяина плохую память о себе? Лучше распечатать сообщение венгров, мой ответ и письмо финнам. Все это вложить в его папку для просмотра деловой переписки. Если шеф умен, а в этом я не сомневаюсь, он оценит мою скромность и профессионализм. А это чрезвычайно важно. На службе нет и не может быть мелочей. Обо всем необходимо помнить, все предвидеть. Опрометчивый шаг может привести к ущербу для всей фирмы. А этого допускать никак нельзя. Ведь строительство собственного благополучия самым тесным образом связано с финансовым положением организации, в которой ты трудишься. Первое никогда не состоится без второго. И чем выше твои личные амбиции, тем больше времени и ума ты должен отдавать фирме».

Офис медленно заполнялся. Еще не было восьми, когда мимо прошел шеф. Он был сдержанно любезен: “Доброе утро! Рад встрече со всеми. У кого есть неотложная новость, прошу ко мне в кабинет”. Это было его традиционное приветствие. Обращался он ко всем, но как будто к каждому в отдельности. Петр Петрович встал и последовал за ним, готовый красочным слогом, с подобающим энтузиазмом рассказать о замаячивших выгодных заказах. Встречи с хозяином всегда приносили ему глубокое удовлетворение. И на сей раз он возвращался на место с чувством внутреннего ликования. Парфенчиков произвел хорошее впечатление и был награжден похвалой. Но это ли его интересовало?

Теперь необходимо было хорошо провести встречу с блондинками из Норвегии. По электронной почте они прислали краткие резюме и паспортного размера фотографии. Если бы не один и тот же 1979 год рождения – одна родилась в марте, другая в июне, – можно было бы предположить, что женщины-сестры. Первую звали Гетрудой Меленбергер, вторую Бетиной Грасхофер.

По внутреннему телефону секретарь сообщила, что норвежки уже вошли в комнату переговоров. Взглянув на себя в зеркальце, стоящее на столе, пригладив брови, щелчком ударив себя по носу, дескать, давай, не робей, убеждай, отстаивай интересы фирмы, Парфенчиков направился на встречу. Когда он вошел, секретарь подавала кофе. Пожимая руку Петр Петрович всматривался в глаза иностранок тем особым открытым взглядом, который не раз приносил ему успех на переговорах. Весь мир, все усилия сейчас были сконцентрированы лишь на одном: как продать продукцию фирмы. Для этого он готов был сейчас на все, преотлично понимая, что смысл жизни состоит исключительно в успешности – во всем, и прежде всего в работе. Дискуссия с бесконечными «за» и «против» завершилась к полудню. Дамы подписали предварительный контракт, предусматривающий, что оплата тридцати процентов стоимости первого судна будет знаменовать начало главного проекта – закладки на наших стапелях трех судов. Цена одного корабля без стоимости доставки в Осло составила миллион сто семьдесят тысяч евро. Это было большой победой фирмы и лично Петра Петровича. Он сэкономил около одиннадцати процентов, на которые имел право снижаться, если бы клиент настаивал на уступке. Но все завершилось благополучно. И Парфенчиков был без ума от счастья. Он знал, что его ждет еще один комплимент от шефа. Две похвалы в день от хозяина фирмы – разве это не выдающееся событие в жизни молодого человека? Да-да-да! Ничего более радостного быть не может. Во время обеда с норвежками он все также дружески улыбался, однако его уже полностью занимала встреча с греком. Тут необходимо было не только хорошо выглядеть, а все время держать ухо востро. Греки – коварные торговцы. Дашь слабину – съедят с потрохами.

– Добрый день, господин Илиадис, – пожав руку гостю, начал Петр Петрович. – Мы рады приветствовать вас в нашем офисе, в нашей стране.

Грек был тучноват, пивной живот тяжело висел на брючном ремне. Оплывшее широкое лицо перетекало в залысину, так что голова казалась гигантской. Неказистая фигура, тонкие короткие ноги могли вызвать смешок. Но особенности его внешности ничуть не занимали Петра Петровича. Это был клиент фирмы, и Парфенчиков обязан был в лепешку расшибиться, чтобы подписать с ним контракт.

– В молодости я был таким же симпатягой, как вы, господин Парфенчиков! – заметил грек. – Впрочем, – он сохранял надменность, – вы и сейчас отлично выглядите, – поспешил заверить Петр Петрович. – Хотя внешность для мужчины совершенно незначащая вещь. Главное – ум, состояние и добрый нрав!

– Я бы предпочел доброму нраву холодную расчетливость. Кстати, я просил о скидках. Вы пошли мне навстречу? Если речь о пустяке, тогда после чашки кофе я отправлюсь к вашим конкурентам. Или вы все обдумали и предложите существенный перерасчет? Я ставил вопрос о десяти процентах. Тогда ваши корабли станут известны на всем Средиземноморье.

– Уважаемый господин Илиадис! – начал Петр Петрович. – Нынешняя наша встреча уже четвертая. На каждой вы ставите вопрос о десяти процентах. Первый раз мы пошли вам навстречу и снизили цену на шесть процентов. Второй раз опустили цену еще на два с половиной процента. Третий раз – на полпроцента. И вроде вы были согласны и даже подписали совместный протокол. Мой гонорар от сделки составляет один процент. Максимум, на что я могу пойти, это сократить свою премию на пятьдесят процентов и опуститься еще на полпроцента. Других резервов нет.

– Нет, подождите. Вы молоды, у вас все впереди. Разве это прилично – зарабатывать деньги на старом больном человеке? В моем возрасте девять тысяч долларов – огромный капитал. Медицина нынче страшно дорогая. А вам и одной тысячи долларов будет вполне достаточно. Оставляйте себе не один, а ноль один процент! В вашем возрасте я был рад заработку и в сто долларов. А вы на мне хотите заработать целых десять тысяч. Позвольте, что, одной тысячи вам недостаточно? Итак, по этому вопросу мы достигли компромисса. Теперь хочу сказать вам по секрету важную вещь. Я уже привык к вам и могу позволить себе говорить с вами откровенно. Если вы снизите цену еще на десять процентов, то три процента – а это тридцать тысяч долларов – я вам вручу наличными. Это в три раза больше, чем ваша премия.

– Я не позволяю себе идти на сговор с клиентами. Прошу прощения, давайте не будем обсуждать эту тему. У меня интерес исключительно корпоративный. Я готов снизить цену сделки на мой гонорар, но никогда не пойду на тайную комиссию. Вашу щедрость и великодушие я ценю и считаю их предвестниками контракта. Перед нашей встречей у меня оставался самый скудный резерв – один процент от моих комиссионных. Я готов отдать его полностью. О нашем приватном разговоре никто не узнает: у нас не принято обсуждать деликатные предложения клиентуры. Если вы готовы подписать сделку, то договор перед вами.

Я вытащил из папки контракт, шариковой ручкой исправил цену, снизив ее на один процент, и обратился к греку:

– Отдать секретарю для перепечатки, а потом представить вам на подпись?

– Поли кала![1]1
  Очень хорошо! (греч.)


[Закрыть]

Илиадис дулся и потел. Странный тип. В конце концов он изумленно поднял брови и, мрачно взглянув на меня, фыркнул что-то свое. Потом добавил:

– Неси, неси свою бумагу…

Высоко подняв голову, Парфенчиков вернулся в свой кабинет. До конца рабочего дня он хотел обдумать дела на завтра, а кроме того, отправить несколько предложений в Румынию и Албанию. В этих странах он видел немалый покупательский потенциал. После работы Петр Петрович пошел на концерт симфонической музыки. В программе были обожаемые им композиторы: Чайковский, Шостакович, Бородин. Но по дороге домой он размечтался о карьере и чрезвычайно возбудил себя этими мыслями. Едва он вошел в свою квартирку, как сразу сел за стол. Надо было обдумать текст письма владельцам фирмы, в котором он хотел рассказать о своих служебных заслугах и планах по развитию предприятия. Но вдруг Петр Петрович остановил себя, решив вначале подготовить анонимное письмо с жалобой на начальника торгового отдела и директора коммерческого управления фирмы. Несколько дней назад он узнал некоторые их грехи и недочеты. Тут же блеснувшая интуиция реализовалась в желание ознакомить владельцев компании с пикантными подробностями в надежде навсегда скомпрометировать упомянутых персон. И Парфенчиков вдохновенно принялся строчить.

К величайшему собственному изумлению он никак не мог остановиться. Казалось, что Петр Петрович даже забыл об изначальной цели, вынудившей его обратиться к эпистолярному жанру. Уже шел девятый час утра, о работе он не вспомнил, и без малейших признаков усталости продолжал писать кляузное сочинение…

…Очнувшись, Парфенчиков увидел перед собой прежнего очкарика. Профессор пристально разглядывал его с довольно грустной физиономией, а когда их взгляды встретились, слегка поморщился и произнес:

– Ну, как вам опыт перевоплощения?

– Я ничего не помню, – ответил Петр Петрович. – А что было-то?

– Ну слава богу. А я успел понаблюдать за действием возбуждающего механизма моего фармакологического детища. Не скажу, что чудо свершилось, но оно, кажется, уже совсем близко. Теперь хочется активизировать вашу мутационную систему не энергией маковой головки, не пьяными фантазиями алкоголя, не медитациями в стиле йогов, а очередной инъекцией. Как договаривались, я добавлю в ваш генный купаж десять процентов еврейской крови! Согласны?

– Подождите, подождите. Дайте съесть три ложки моего замечательного порошка. На меня кумар надвигается…

– Вижу, вы пришли в себя. Начинаем? Сделаем еще один шаг к успеху научного эксперимента? Хочу потешить себя картинами желаемого.

– Готовьте шприц!

– Закройте глаза…

Будильник оглушил сонного Петра Петровича. Он очнулся, посмотрел на часы. Встал и направился в ванную. Душ в рабочие дни он принимал в офисе. Парфенчиков строго следил за коммунальными расходами. Чтобы почистить зубы, он никогда не открывал кран, а набирал в стакан воду, мочил в ней щетку и тер зубы. Потом споласкивал рот водой из стакана, но использовал ее лишь частично. Умывался он тоже несколько необычно. Под слабенькой струйкой воды смачивал полотенце, протирал им лицо, шею и грудь. Мочился Петр Петрович исключительно в раковину, чтобы не спускать девятилитровый бак унитаза. Урину смывал водицей, оставшейся в стакане. Но он не просто выливал воду в раковину, а аккуратно, даже как-то тщательно смывал следы мочи, присматриваясь к каждой капле с желтизной. Завтракал Парфенчиков только в офисе. Не только потому, что кофе и сахарок фирма предлагала сотрудникам бесплатно, а бутерброды он приносил с собой, а потому, что после завтрака, по обыкновению, он садился на унитаз, а значит, должен был расходовать воду. Этого он себе не позволял, пристально следя за коммунальными платежами.

Одевался он опрятно, в костюм офис-менеджера, своей машины не имел, на работу добирался на общественном транспорте. «У меня сегодня важные клиенты. Две дамочки из Норвегии. Надо сказать, довольно богатенькие. В их планах покупка трех судов для местных маршрутов между фьордами. Во второй половине дня у меня встреча с греком. Этот хочет купить яхту класса люкс. Так, что Парфенчикова сегодня ожидает день большого бизнеса. Надо думать о фирме и о себе. Если бы я о себе не заботился, разве смог бы за пять с половиной лет собрать капитал в четыреста тридцать тысяч долларов? Нет, не простой я человек, Петр Парфенчиков. И деньги мои лежат в трех самых авторитетных банках – ВТБ, Альфа-Банке и Сбербанке. И разместил я их тоже с умом: двадцать процентов от суммарного капитала в рублях, а по сорок – в долларах и евро. Насколько евро поднимается, ровно настолько доллар опускается, и наоборот. Это как сообщающиеся сосуды! Тут потерь быть не может. А рубли лежат с января до первого августа под восемнадцать процентов. После чего я их сконвертирую и разложу по двум счетам – зеленому и фиолетовому. Так надежнее будет. Деньги любят тишину и время. Без этих составляющих они становятся обычной разменной монетой, их мощь оборачивается товарной трухой. Пуританство в потреблении, скромность в быту – мои незыблемые принципы. Если удается экономить на самом себе, я искренне радуюсь, а когда на чужих, подбадриваю себя простыми аргументами: “Вот еще! Каждый платит за себя. Иначе и быть не может!” – Многие путают экономность с жадностью, между тем это совершенно разные понятия. Жадность – это когда очень хочешь иметь нечто материальное, но не желаешь тратиться. А экономность – философия жизни: довольствуешься малым не потому, что не можешь позволить себе большего, а потому что считаешь это большее неважным, незначительным и совершенно не нужным.