Текст книги "Озарение Нострадамуса"
Автор книги: Александр Казанцев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 29 страниц)
– Надо думать, для тезки одной великой княжны? – хитро подмигнул капитан.
– Вы подали мне хорошую мысль.
– А другие ваши коллеги-уполномоченные, – доверительно сказал капитан, – вагонами везли личное имущество мебель и всякое…
Званцев не знал, как принять слова капитана: за упрек или за одобрение, вопросительно посмотрел на него и оглянулся на дверь. Конвойного на этот раз не было.
– Так не останешься со мной, Саша? – спросил Иоснфьян.
– Нет, мои дорогой академик! Рад поздравить тебя с этим званием. Но не ко двору я уже здесь. Сознайся. Даже чекиста разочаровал.
– Может быть, ты и прав. Сценарий у тебя получился, роман популярным стал. Во Франции, в газете «Юманите» печатают. Значит, тебе в литературное яблочко попасть – пара пустяк.
– Не скажи. Но пробовать буду. Не теряй меня из виду, я ведь и в литературе инженером останусь.
Иоснфьян обнял старого друга, словно тот уезжал за тридевять земель, а не оставался в той же Москве.
– «Твори, выдумывай, пробуй!» – по Маяковскому напутствовал он. – Помни, как мы с тобой институт создавали в пустой Москве. НИИ имени Жюля Верна.
Друзья расстались.
– Мы с тобой еще в Академии наук встретимся. Так держать! – на прощание сказал Иосифьян и добавил: – Как «двигатели прогресса»!
Но не встретились друзья в Академии наук.
Званцев в глубокой старости пережил своего друга и остро переживал его кончину, повергшую в траур разросшийся Всероссийский научно-исследовательский институт электромеханики, когда-то созданный им вместе с военинженером Званцевым.
А фантасту Званцеву Международная академия информатизации при ООН присвоила звание почетного академика…
Получая это звание, он шутливо повторил слова, сказанные в начале века в Российской академии наук Хвольфсоном:
– Между почетным академиком и академиком такая же разница, как между милостивым государем и государем. Но и на том спасибо.
Но диплом он получил «международного академика». Ему вспомнили и его собственные изобретения, и множество подаренных изобретателям идей в его книгах, увлекающих молодежь стремлением к новому.
В ответ на эти признания Званцев неизменно отвечал:
– Всегда служил грядущему.
Новелла восьмая. Звезды наездник
Мы знали только счет созвездьям,
Но вижу я, придет пора.
И человек, «звезды-наездник»
Откроет путь к иным мирам
Нострадамус, Центуpии, IV, 25.Перевод Наза Веца
Этого человека знает и видел весь мир. Во многих странах ему оказывались почести большие, чем завоевателям полумира Александру Македонскому или Haполеону.
На площади его имени красуется уходящий в небо тонкий пилон, увенчанный скульптурой человека Земли, готового к прыжку к звездам.
С некоторых пор на маленьком столике полярного летчика Северного воздушного флота, старшего лейтенанта, появилась под стеклом вырезка из газеты «Правда» за 15 июня 1958 юла сo статьей писателя Александра Званцева «ВОПЛОЩЕНИЕ МЕЧТЫ»:
«В таинственном мире космоса, в беспредельном просторе миллионов световых лет, среди сверкающих центров атомного кипения материи, среди звезд, живущих или рождающихся, гигантских или карликовых, двойных, белых или желтых, красных или голубых, ослепительных или мертвенно-черных и непостижимо плотных, в мире загадочных туманностей, неистовых квазаров и задумчивых лун, среди планет цветущих или обледенелых, диких или цивилизованных, появилось новое небесное тело… появилось не в силу межзвездных катаклизмов, а по дерзкой воле разумных существ…»
В прошлом году был запущен первый в мире искусственный спутник Земли, и мечта, во имя воплощения которой была написана эта статья в «Правде», овладела скромным лейтенантом.
Об этом писателю Званцеву рассказал полковник Генерального штаба, писавший книгу о первом космонавте Земли.
Безвестный тогда еще летчик с наивной уверенностью в том, что сможет быть полезным в космических опытах, когда неизбежно за первым искусственным спутником в космосе появится и человек, которым страстно хотел стать этот старший лейтенант, написал письмо, и оно было получено адресатом. И Главный конструктор, руководивший многотысячным коллективом лучших умов страны и самых умелых рук, поверил наивному упорству в письме полярного летчика и вызвал его в Москву.
Всем известны подробности его полета, как он улетал с обошедшим весь мир возгласом «Поехали!», словно отправлялся на загородную прогулку.
Не всем известны подробности его приземления, когда, выпрыгнув на парашюте из спускающейся кабины, он был взят в плен строгим милиционером и как выручила его появившаяся поисковая группа.
Многотысячные толпы москвичей встречали первого космонавта Земли. Такие же толпы приветствовали его и во время зарубежных поездок с митингами, приемами, банкетами повсюду в его честь.
Совсем немногим известна одна его незаметная встреча. Он должен был выступать по телевидению и перед передачей беседовал с привлекательной дикторшей, когда к ним подошел коренастый человек с маленькой бородкой и спросил:
– Хотите увидеть свою фотографию пяти– или десяти-тысячелетней давности?
Он удивленно посмотрел на подошедшего, потом переглянулся с дикторшей и расплылся в своей обычной, очаровывавшей всех улыбке, сыгравшей, может быть, и решающую роль в выборе претендента на первый полет:
– Боюсь, Александр Павлович, что меня тогда еще не было на свете.
Но Званцев с самым серьезным видом показал ему книгу французского археолога Анри Лота и страницу в ней с фотографией древнего наскального изображения человекоподобного существа в ниспадающем балахоне со складками на шее и в герметичном шлеме с отверстиями для глаз.
– Это изображение выбито более пяти тысяч лет назад на скале плоскогорья Тассили в Сахаре, когда она была цветущим краем. Этот рисунок выполнен в несколько человеческих ростов и, согласитесь, оставляет странное ощущение чего-то могучего.
Гагарин внимательно посмотрел на своего «предшественника» в космосе и сказал:
– Похоже, но не одно и то же.
– Иначе не могло и быть, – отозвался писатель. – Хоть назначение скафандров одинаковое, но выполнены они в разное время и разными цивилизациями.
По просьбе Званцева Гагарин оставил на этой странице книги Анрн Лота свой автограф, который писатель хранит как ценнейшую реликвию.
И вдруг после триумфальной поездки по многим странам и оказанных почестей Герою Земли, после того, как он, готовясь к предстоящим звездным полетам, решил закончить Академию имени Жуковского, чтобы быть во всеоружии знании, мир содрогнулся от известия о его нелепой гибели. Совершая учебный полет, он, летчик, зарекомендовавший себя полетами в Арктике, вместе с инструктором, летчиком-испытателем, разбился, и в обломках самолета с трудом собрали тела двух Героев Советского Союза, с почетом похороненных в Кремлевской стене.
Народ горевал и не хотел этому верить, не хотел потерять своего Героя и хотел думать, что он каким-то чудом спасся, может быть, страдает сейчас, но явится, чтобы озарить окружающих своей лучезарной улыбкой…
Именно так Званцев объяснил взволнованное сообщение, с которым пришла к нему его друг – кинорежиссер Неля Алексеевна, мечтавшая экранизировать его роман «Звездный бумеранг».
– Вы считаете, что он погиб? – спросила она о Гагарине.
Званцев пожал плечами:
– Сердцем поверить не могу, но рассудком вынужден признать.
– Напрасно, ангел мой, уверяю вас, напрасно! Можете не верить в чудеса, но в то, что я вам расскажу, должны поверить.
– Не в чудеса?
– Конечно, нет!
– Так во что же?
– Только в то, что я сама узнала во время киносъемок в Казани, в психиатрической больнице.
– Не вижу связи.
– Хорошо, начнем издалека. «Черный ящик» погибшего учебного самолета Академии имени Жуковского нашли?
– Как будто нашли.
– А что там было записано перед гибелью летчиков, сообщили?
– Такого сообщения я не слышал.
– И никто не слышал. А что, если там произошел такой разговор:
«– Юра! Катапультируйся!
– А ты? Без тебя не могу.
– Ты нужнее человечеству. Прыгай. Приказываю. Я должен спасти машину…»
– Но, Неля, дорогая! Это же отрывок из сценария к художественному, а не к документальному фильму.
– Но так могло быть, ангел мой?
– Художник может допустить любую версию, если для этого есть основания. У вас они есть?
– Конечно! Потому и воображаю, как это могло произойти. Он был кому-то неугоден.
– Кому? Почему? Всеобщий любимец!
– Есть у меня предположение. Затаскали ведь его по банкетам. А что, если, захмелев, сказал он своему соседу, подливающему ему вина:
– Довольно мне, и так голова уже, как центрифуга, вертится.
– Пей, пей. Ты же первый космонавт, гражданин планеты Земля!
– Это меня сделали «парнем всей Земли», но это не значит, что я своей страной не интересуюсь.
– А что? Что же тебя, интересует?
– Хрущева жалко! Он полет мой поддерживал, во Внукове меня встречал.
– Ну и что? Подумаешь. Хрущев!
– Большой и сердечный человек был.
– Это Хрущев-то? Ну. загнул, Юра!
– Замечательный был человек. Страну хотел накормить. И зря ему кукурузу в укор ставят.
– Может, и сняли его зря?
– Конечно, зря! Он в коммунизм хотел наше поколение привести. Я ему всей душой предан был.
– Значит, Хрущеву, не Брежневу?
– Брежнев больше звезд имеет, чем я или Никита Сергеевич, но его забудут… или нет, не знаю…
– Значит, тебя не забудут? А его?
– Он – руководитель одной страны на планете, а я, вернее меня сделали принадлежащим всей планете…
– Значит, Брежнев зря Хрущева заменил?
– Да отвяжись ты… – воскликнул Гагарин и уронил голову на стол, разбив при этом свой бокал.
Его сосед на правах «друга» потащил его в травмпункт, где Гагарину наложили швы на лице.
– Неленька! Вы так говорите, словно сидели с ними за столом.
– Мне это вовсе не обязательно. Я знаю ситуацию того времени. «Шестидесятников», которых давили. Сахарова, которого слушать не хотели. А теперь еще мы знаем признания Семичастного, который в свое время был председателем КГБ и свидетельствует теперь о задании убрать Хрущева, полученном им от Брежнева. Вспомните, как расправлялись тогда с шестидесятниками. Физическое устранение, высылка или психушка.
Званцев прервал фантазирующую кинематографистку:
– Ну, знаете, это, я бы сказал, некая вольность.
– Эта вольность допущена мной, исходя из документальных сведений, которыми я располагаю.
– Документальных?
– Вот именно, ангел мой! Надеюсь, вы читали в московской газете о телефонном звонке в Звездный городок от какого-то человека, который голосом Гагарина попросил своего былого друга навестить его в больнице, где он подлечивает свои нервы, добавив: «Давно мы с тобой не виделись», и назвал друга так, как только Юра знал. Космонавт же из Звездного городка спросил адрес и, доложив по начальству, помчался в психиатрическую больницу.
– Но в газете сообщалось, что он не нашел там Гагарина.
– Потому что пациент, которого ему показали, был выше ростом Юрия Алексеевича и вообще не был им.
– В психиатрических больницах содержатся, как вы знаете, и Наполеоны, и Есенины, и другие исторические личности. Мог там быть и бедняга, вообразивший себя Гагариным.
– А вот и нет! Зачем тогда его увезли в другой город, в Казань?
– Казань? Почему в Казань?
– Потому что оттуда не вызовешь на свидание друга из Звездного городка.
– И он содержится в Казанской психиатричке?
– Вот именно! Там я делала съемки для одного документального фильма.
– И вы засняли там Гагарина?
– К сожалению, нет, потому что он, или, как вы все еще считаете, больной, воображавший себя им, увы скончался прежде, чем я там побывала. Но весь медицинский персонал знал его и конфиденциально поделился со мной этим.
– Неля, милая! Но это еще не доказательства!
– А для меня – полная ясность.
Званцев, потрясенный этим разговором все еще сопротивлялся, выдвигая против Нелиной версии свои аргументы.
– Но ведь нисколько не меньше оснований поверить, будто спасшийся Гагарин был похищен «летающей тарелкой» и теперь находится в космосе на другой планете, как утверждается в фильме «Планета инопланетян».
– А зачем инопланетянам это нужно? Зачем? В их зоопарке диковинного зверя показывать? Так любой другой человек Земли мог там оказаться с меньшими хлопотами. Американцы утверждают, что чуть ли не пять тысяч человек уже похищено неопознанными летающими объектами.
– Я в это не верю. Высший разум гуманен. Но списать на инопланетян всех без вести пропавших проще, чем их отыскивать.
– А нам надо было разыскивать Гагарина! И чтобы не было таких версий, какую я вам изложила, следовало бы обнародовать запись «черного ящика», предъявить два обгоревших шлема, а пока это не сделано, моя версия, опирающаяся на звонок в Звездный городок и на мои беседы с медсестрами и санитарами Казанской психиатрической лечебницы…
– И с врачами?
– Врачи обязаны придерживаться записей в истории болезни, где значилось: «параноическая шизофрения человека, воображающего себя другим, всемирно известным лицом».
– Да, – вздохнул Званцев, – и мне привелось встретиться с таким.
– Вот как? С кем же, ангел мой?
– Ваш ангел, Неленька, встретился, как и положено ангелу, не с кем-нибудь, а с самим Иисусом Христом, оказавшимся техником по телевизорам из Львова. Он приходил ко мне домой морозным днем без шапки и все хотел рассказать, как он понял, что он-то и есть Иисус Христос.
– И рассказал?
– Желая помочь ему и, честно говоря, освободиться от жутковатого гостя, я, видя его замешательство, посоветовал ему написать об этом в спокойной обстановке без моего присутствия и потом передать мне.
– И он передал?
– Нет, больше я его не видел. Может быть, и впрямь вознесся на небо? – закончил Званцев с улыбкой.
– Вы переводите наш разговор в шутливое русло, а я вам говорю о народной трагедии.
– Но она, может быть, не достовернее шекспировской? Но если серьезно, то как это могло произойти? Чтобы из самолета, вошедшего в штопор, Гагарин попал в психиатричку. Невероятно!..
– Пожалуйста, представлю это вам зрительно. Помните, как первый раз Гагарин приземлялся из космоса?
– Конечно, помню. Королев, желая сохранить Гагарина, не доверял еще парашютному спуску кабины и обязал Гагарина самого выпрыгнуть с парашютом.
– Вот, вот! И помните, его не сразу нашла поисковая группа.
– Да, кажется, не сразу.
– Я отчетливо представляю, как это произошло. Хотите, почитаю?
– Вы что? Свидетельница его приземления?
– Мне достаточно нескольких достоверных вех, чтобы увидеть все детали. Это профессиональное.
– Если написали, то, прошу вас, прочитайте.
– Пожалуйста. – И она раскрыла принесенную тетрадку. Перед Званцевым развернулся зримый эпизод документального фильма, который никем не был заснят.
«Ясный апрельский день. На просторах степей раскинулись засеянные озимыми поля.
Группа девушек в красных косынках стоит около телеги с запряженной в нее белой лошадью.
– Глядите, девоньки! В небо глядите! – кричит курносенькая.
– Парашют, девочки! Как есть парашют! – поддерживает другая. – Откуда спускается? Должно быть, наши опять сбили американского разведчика. А мы и не заметили!..
– Спускается, девочки, спускается! Ей-богу, спускается! В синем небе белеет пятнышко парашюта.
– Нюрка, распрягай коня. Скачи за властью, – распоряжается высокая, очевидно бригадир или звеньевая.
Парашют спускается все ниже и ниже. Гагарин умело приземляется, садится на землю и любовно загребает ее в горсти, черную, теплую, рассыпчатую.
– Шпион, девоньки! Шпион с У-2, никак! – хором кричат всем звеном девушки.
Одна из них вскакивает без седла на белую лошадь и скачет через поле.
Высокая, бригадир или звеньевая, угрожающе направляет вилы в сторону парашютиста.
– Не подходи, заколю!
– Да что вы, девушки! Свой я, свой, – убеждает тот
– Вот Нюрка приведет милицию, тогда и посмотрим какой ты свой. Чего лыбишься? Нас этим не проймешь.
– Да из космоса я, красавицы мои! Лучше воды дайте испить. Жарко мне в скафандре.
– Ишь как по нашему лопочет. Выучился. Из космоса, говоришь? А какой там у вас флаг? Матрацный, со звездочками?
– Звезды, девочки, и при солнце косматом там видны. Обо всем расскажу.
– Да уж, придется рассказать. Куда денешься? Некуда. Мы покараулим.
Одна из девчат, сердобольная, подходит к незнакомцу с топором в одной руке и кружкой в другой:
– Только попробуй тронь! – грозно сдвинув прямые брови предупреждает она. – Так огорошу, не возрадуешься. Пей уж, тоже ведь животное…
Так и сидит Гагарин, любуясь комсомолками и радостно вдыхая запахи родной земли, поглаживая щетину озимых всходов.
Два всадника скачут по полю: девушка-гонец на белой лошади и милиционер в белом кителе с портупеей – на гнедом коне. Он спешивается, оказавшись завидного роста, солидно расправляет усы:
– А ну, как вас там, гражданин или господин, а то и мистер! Предъявите документы.
Вскочивший Гагарин смущен:
– Видите ли, товарищ. Я из космоса. Для космического полета, казалось, все мелочи были предусмотрены, а вот документами космонавта не снабдили…
– Не знаю, не знаю. Без документов нельзя. И я вам не товарищ, а гражданин. Так что, пройдемте. Шагом марш! Впереди шагайте, извините, пешочком. Потому фордов у нас для вас не припасено, – и строгий страж полей вскакивает в седло.
Девушки провожают взглядами всадника и задержанного «разведчика», а потом всей гурьбой, забыв о дневном задании, бегут следом за ними.
В небе появляется вертолет. Садится на землю. Из него выходят офицеры и все разъясняют милиционеру.
– Предупреждать надо в таких случаях, – ворчит тот.
– Так ведь строго секретно, – объясняет майор госбезопасности.
Девушки окружают недавнего «врага». Каждая рвется расцеловать его.
Курносенькая девушка протискивается к нему:
– Если что, я замуж за тебя пойду.
– Да я женатый, красавица.
– Жаль, – вздыхает девушка. – Поторопился ты…
Историческая встреча на Внуковском аэродроме. Документальные кадры из киноархива.
По ковровой дорожке, раскатанной по летному полю, идет невысокий вчерашний старший лейтенант, теперь в полковничьих погонах. Останавливается перед группой людей у микрофона:
– Товарищ Председатель Государственной комиссии…
Кадры триумфальной встречи Гагарина с народом. Толпы москвичей, пришедших увидеть своего Гагарина, проезжающего в открытой автомашине, стоя рядом с первым секретарем Президиума ЦK КПСС Хрущевым и сидящей с ними в машине женой Юрия Алексеевича».
– Вот так я представляю себе его первое приземление из космоса, – прервала чтение Неля Алексеевна. – A теперь послушайте, как могло выглядеть его второе, и последнее, приземление после катапультирования.
«Над лесом, неподалеку от Киржача, взвивается столб пламени от взрыва врезавшегося в землю самолета.
Перепуганные девушки показывают на дым, поднимающийся из леса.
– Никак, самолет ненашенский сбили? – говорит одна из них.
– Значит, и парашютист чужой? – указывает на небо другая.
С неба на поле спускается парашютист. Быстроногая девушка бегом мчится к ближайшим строениям, остальные спешат к возможному месту приземления летчика.
Но там девушки никого не находят, а видят только свежие следы протекторов на земле и слышат удаляющийся звук мотора.
В кабинете, украшенном портретом Брежнева на стене, усталый, небритый, с осунувшимся лицом, Гагарин раздраженно разговаривает с человеком в военной форме в чине полковника.
– Я курсант Академии имени Жуковского. Летел с инструктором в учебном полете. Самолет пошел в пике. Инструктор приказал катапультироваться. Что вам еще? Свяжитесь с академией, найдите останки самолета и моего друга. Героя Советскою Cоюзa.
– Этo мы и без ваших советов, гражданин, уже сделали. А насчет Гагарина, позвольте вам сегодняшнюю газету показать с экстренным сообщением Государственной комиссии, установившей гибель Героя Советского Союза, космонавта Юрия Алексеевича Гaгарина и его инструктора и друга, тоже Героя Советского Союза, Владимира Сергеевича Серёгина. Не верить ей мы не можем. Тут и портрет Гагарина напечатан. И шрама на лице у него, как у вас, нету. А если вам кажется, что вы Гагарин, то вас надо полечить, санитары сейчас прибудут.
В санитарную машину силой вталкивают упирающегося Гагарина. Она мчится по дороге. На крыше ее световой сигнал…»
– Неленька, вы прекрасный режиссер и сценарист, но трагедия ваша, на беду, не достовернее шекспировской, может быть, и уступает чуточку ей.
– Не переводите всё в шутку, – обиделась Неля. – Это слишком серьезно. И потому у меня к вам, как к чуткому человеку и писателю, способному перевоплощаться в своих героев, небольшая просьба. Выполните?
Званцев пообещал.
– Побывайте на площади Гагарина и представьте себе, что мимо памятника ему проезжает он сам в санитарной машине. Что он должен был бы чувствовать и как проявить себя?
– Как?
– Он должен был бы заплакать. Понимаете, этот железный человек, не боящийся ничего на свете, при виде себя там, в вышине, готового к прыжку к звездам, он не мог не заплакать. Я это сердцем чувствую. И вы… вы, писатель, должны это почувствовать. Дайте слово, что сходите на площадь Гагарина.
– Обещаю, милая Неля, не сердитесь на мой скептицизм. Он необходим фантасту, если он верит тому, что пишет.
– Я непременно спрошу у вас, что вы узнали на площади!
Званцев выполнил обещание и побывал на площади Гагарина. Смотря на уходящий в небо тонкий пилон с фигурой человека, готового к прыжку, он представил себе, что это Гагарин, готовый к прыжку в таинственный мир космоса, в беспредельные просторы световых лет, к звездам, зовущим, гигантским или карликовым, к планетам, цветущим или обледенелым. Он готовился к прыжку в мир центров атомного кипения материи и сделал шаг в неведомую область мироздания.
«Так неужели же, – подумал Званцев, – этого редкого человека постигла не просто гибель от несчастного случая, а чья-то злая воля убрала его, слишком яркого рядом с теми, кто хотел бы сиять в истории ярче?»
«Так в каком же мире и в какое время, – мысленно воскликнул Званцев, – жил этот герой, если такое возможно даже предположить, пусть и не желая поверить этому?»
