Текст книги "Изумрудный Армавир (СИ)"
Автор книги: Александр Нерей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)
– Не просто можно, а нужно. Их там полтрюма. Не стесняйся. Возьми своим домой коробочку. Только придумай что-нить на тему, откуда она у тебя.
– Ладно. Если не хочешь со мной туда мотаться, тогда я кого-нибудь другого с собой возьму. Только не проси, чтобы четвёртого с восьмым, – заявил третий.
– Первого и второго бери. И это мой приказ. Во-первых, они из твоей четвёрки. Во-вторых, это они тебе вчера поверили и мотались в пещеру с проверкой. Если что при них натворишь… Пусть пообещают язык за зубами держать.
И вот ещё, что. Там кроме бананов с десяток американских ящиков с неизвестным содержимым. Проверьте, что там, и поделите на всех. И на меня в том числе. Если что-то не поймёте о тех иноземных сокровищах – спросите у… У «кого-нибудь».
Всё, я возвращаюсь. Перемена уже тю-тю.
Я услышал звонок и метнулся опять к своему укрытию, намереваясь сразу же отправиться в родной мир, чтобы продолжить скучную учёбу, или, что вернее, отдых от приключений. А вот третий на сигнал о начале урока никак не отреагировал, а остался на месте нашей беседы почёсывать ухо.
Хорошо, что удержался от секретных разговоров на счёт знаний об ЭВМ и её голографических возможностях, хотя так и подмывало что-нибудь вякнуть на тему блокировки входа и моей способности к снятию таких секретных замков.
* * *
По возвращении я исправно отбыл все уроки, добросовестно участвуя в классных работах и доставшихся ответах у доски. И всё это я делал с одной стороны своего головного кладезя сведений, а с другой его стороны успевал не только делать домашние задания уже прошедших за день уроков, а ещё и грезить о чём-нибудь из содержимого этого кладезя.
С этих пор у меня появилась вредная привычка заниматься несколькими делами одновременно. Думать или слушать одно, а делать или контролировать другое. Правда, никакого Цезаря или Ленина в связи с этим из меня не получалось, и я всякий раз ронял, или ломал… В общем, портил что-нибудь одно из двух, но это меня никогда не останавливало.
По крайней мере, я пытался научиться работать двумя руками одновременно. И не просто одновременно, а одной совершать одно действие, а другой совсем другое. Я так развлекался. Голова-то у меня одна, а рук две. Вот и пробовал контролировать их разные движения одновременно. Поначалу всё, конечно, коверкал, но потом начало получаться.
Мама недоумевала, и как это я умудрялся приходить домой с уже выполненными домашними заданиями и опережавшими знаниями по устным предметам. А я, просто, читал учебники, как обыкновенные книги. Причём, прямо на уроках.
Иногда она беспричинно нервничала и заставляла всё переписывать, чтобы было аккуратнее и чище, но и это меня не расстраивало. Я уже имел опыт монотонного и повторявшегося переписывания заданий своей команде, поэтому, никогда особо не реагировал. Смотрел в глаза, не говоря ничего, и выполнял её капризы.
В конце концов, она смирилась с тем, что у старшего сына никогда не будет каллиграфического почерка, и перестала заглядывать в тетрадки, продолжая контролировать только дневник. А в нём было, что контролировать. Иногда было. О поведении, о препирательствах, о невнимательности, высоком самомнении, и тому подобное.
В моей «неправильной» памяти о тех временах полным-полно ярчайших картинок и подробнейших воспоминаний, только не родных, а альтернативных. Потому что за ту неделю, которую прожил в Изумрудном Армавире, ничего подобного успеть, просто, физически не мог.
Например, как пристрастился «обкрадывать» библиотеки. Поначалу только школьную. Заходил в неё сокрытым, выбирал что-нибудь интересное или запретное для меня, вписывал в свою именную карточку, чтобы не подумали о пропаже этих книжек, и выходил уже с фолиантами и томами под мышкой. А когда догадался, что могу и в других местах озорничать тем же образом, пошёл вразнос. Только уже никаких карточек, естественно, не заполнял. Фактически воровал, а практически одалживал. Родителям только приходилось глаза отводить от всего этого букинистического безобразия. Разумеется, не без «драконьей» помощи. Ещё от Серёжки всё прятать, куда-нибудь повыше, чтобы ничего не прочитал.
И одалживал я уже не только словари и энциклопедии, а и некоторые учебники по астрономии, занимательной математике, физике, неорганической химии, электротехнике, географии и новомодной информатике.
* * *
По приходу из школы, сразу же улизнул к Угоднику, чтобы поговорить с ним о прошедшем праздничном вечере и получить кое-какие инструкции на будущее. Что отвечать папке и мамке на их самогонные или кровнородственные вопросы, а также бабуле о её казарме с сыночками-солдатами. И куда задевалось его обещанное плацебо, и когда Стихия удвоит или утроит Адмирала, и в таком духе. И всё это я планировал сделать в звуконепроницаемом месте. В подвале.
– Здрав будь, барин. Как вам ноне загорается? Тучки осенние не мешают? А то я их мигом руками разгоню, – прицепился я к Павлу, дежурившему на штатном месте, когда достиг его владений.
– Мы не баре. Мы малограмотные и голутвенные. Это вы американские миллионщики. – ответил дед взаимностью. – Как жизнь-малина? Хоть чем-нибудь лупит по кумполу для острастки?
– Вашими молитвами. Ещё как драконит. Иногда уши бантиком завязываются. А где постоялец? Который владелец американского лисапета.
– Опоздал ты. Он уже отбыл по назначению. В дальнюю командировку отправился. Покинул нас вместе с урчащей нехристью, – сразил меня дед неожиданной новостью.
– Как же так? А я? А мне, почему ни слова, ни полслова? – пролепетал я, почувствовав, как уходит из-под ног земля.
– Каждой блошке доложить, чтоб могла спокойно жить? Он не обязанный. Он казак вольный, – отрезал дед.
– Как это, вольный? А мы? Семья его. Папка, бабуля?
– До вчерашнего вечера, как вы без него обходились? Да, и ненадолго он. Сказывал, как с кризисом уладит, так сразу вернётся. К Новому году, как штык, будет.
– Он вчера меня такое заставил делать! И семью мою разволновал дальше некуда. Как же я без него со всеми справлюсь? Они же меня за пару дней доконают, а не то что до Нового года.
– Какой такой срамотой ты вчера занят был, что теперь без его глаза не выживешь? – поинтересовался Павел, явно зная о всех песенках и стишках.
– Хватит обо мне. Ты, случаем, не знаешь, в какую он сторону подался? В нашем мире или… В другой круг?
– На кой тебе знать? В гости к нему собрался? Там дело не шутейное и не детское. Там война может случиться. А одним миром, как ты уже сам соображать обязан, это не обойдётся. Во всех соседских нужно также всё охолонуть. Или вскипятить, чтобы быстрее на убыль пошло. Он сам решит, что проще. И знания у него о том из будущего имеются. Только всё и наперекосяк пойти может. Сам же такой бедовый опыт имеешь.
– Война? СССР с кем-то воевать собрался? – ужаснулся я. – Или на нас кто войной идёт?
– Мы теперь держава сильная. Мимо нас теперь ничего просто так не проходит. Так что, каким-нибудь боком, а всё одно заденет, как ни пляши.
– Значит, всё-таки в первом круге, – сделал я неутешительный вывод. – А с кем война? Папку на фронт не заберут?
– Я же говорил, блошка. Всё на себя мерит. У нас, кроме как по телевизору, никто о той беде и знать не будет. И то мимо ушей всё пропустят. А беда не шутейная. Может быть не шутейной. Для того Николай отправился на его работу.
– Какая беда? Какая война? – взорвался я, не в силах переварить дедовых намёков, хотя от души всё-таки отлегло, когда тот пообещал не отправлять моего рядового-необученного родителя на неизвестный фронт.
– Помни про яблочко. Зреет. И нарыв на Святой земле тоже созреть должен. Займись тем, чем планировал. Это его слова. И ещё что-то про извинения. Но я перед тобой виниться вовсе не обязан. Так что, изыди, куда собирался.
– На Святой земле? Где это? Или она у нас вся святая? – задумался я, но о том, что Павел проболтался, так и не догадался.
– Завтра четверг. А по этим дням даже Иисус в баню ходил. Значит, готовься к купанию в вулкане. Ежели ещё не передумал, конечно, – сменил дед тему нашей военной беседы.
– Какие вулканы? Завтра война может случиться, а мы с тобой голыми попами сверкать будем, – возмутился я до глубины души.
– Я те Иисуса не зря приплёл. Он наперёд знал, что его в пятницу распнут, а всё равно в баню пошёл. С тех с пор этот день Чистым четвергом называется. Если надумаешь, милости просим в пять утра.
– В баню в пять утра? Шутишь? Ты же говорил, что… Недавно парился. Точно. Когда я из второго круга явился, ты на солнышке вялился и про парную у Дуньки… Во. О паратуньке рассказывал.
– В воскресенье дело было. Что с того? Радикулит мой вежливо о том попросил. А по четвергам я, как завсегдатай. Как Курильский курилка, – изрёк дед что-то для меня невразумительное.
– Ты по утрам куришь? Или это такое выражение?
– А где я те ванночки природные сыщу? Вулканов на Фортштадте, слава Богу, нет. Вот и летаю по утрам на наши острова. На Курильские. На Кунашир или Итуруп. Ну, или на Камчатку. Там и там на склонах дремлющих вулканов ключи горячие бьют. А природа их облагородила или люди, мне какая разница. Прогреваю спину, да руки-крюки, чтоб кое-как шевелились. Да, что я перед тобой распинаюсь? Захочешь о том узнать – приходи. Небось, не проспишь. А проспишь, невелика беда.
Я догадался, что дед неспроста затеял банный день, но всё равно загорелся желанием слетать к настоящим вулканам, пусть даже дремлющим, и к их горячим источникам. А об островах я даже не мечтал. Только вот, где эти Курильские острова находятся и почему они так называются, я не знал.
– Значит, ты хочешь, чтобы я до школы сходил с тобой в баньку? Может, слетаем вечером, как все нормальные люди? Вернее, сходим. Опять не так. Слетаем в то время, когда все нормальные люди ходят.
– Чудак-человек. Там уже ночь наступит, пока ты отучишься. Особенно на Камчатке. Да и мне днём на штатном месте быть полагается. В общем, решай сам. Неволить не буду. Только полотенце с собой бери, если решишься, – выложил дед очередную загадку, но теперь уже со временем.
– Курилы твои далеко получаются? А мы с тобой туда надолго? Во сколько вернёмся? Если в пять утра… Темно же ещё будет. Что-то я со временем запутался. Когда в Америку летел, там нашим вечером у них всё ещё утро было. У нас вечер, у них утро. А Курилы твои совсем наоборот получаются?
– Не знаю, в какую ты сторону летал, а я завтра на восток махну. Зрелище… неизгладимое. Библейская картина. Глядишь вперёд и видишь, как солнце встаёт. И не потихоньку, а выпрыгивает из-за горизонта. А на том месте, где париться будем, почитай, обед уже будет. Часов на восемь разница с нашим. Но не переживай. Туда мы за полчаса домчим. И там час, не больше. Подолгу париться нельзя. Обратно в один миг можем, а можем, опять же, за полчаса. Я-то думал, что Николай тебе всё объяснил, когда в Америку послал.
– Пять плюс половина, плюс час, плюс половина… Семь по-нашему. Так-так. А меня мамка в семь будит. Тогда возвращаемся, как шпульки. Не летим обратно полчаса. Мгновенно летим. Будет полседьмого. Согласен я на Чистый четверг. Надеюсь, вода в вулкане не слишком горячая, – перестал я колебаться и задавать вопросы, решившись на познавательную вулканическую экскурсию, и, слегка ошалев от всего услышанного, покинул Павла, позабыв проститься.
– Будильник свой, который огнём дышит и снегом швыряется, завести не забудь, – донеслось издалека дедовское напутствие, но я никак не отреагировал.
* * *
«Адмирал нужен, как воздух, – думал я по дороге домой. – Угодник тоже хорош. Ни слова о войне не сказал. О командировке своей. Посмеялся, поплакал, и отбыл. Он что, получается, меня ждал? Пока я свою душу найду. А потому праздник выдумал, чтобы перед дорожкой с роднёй посидеть. Скорее всего, так и есть. А на глобусе нашем, интересно, Америка с её Нью-Йорком и Курильские острова имеются? Разглядеть надо, где… Как далеко они друг от дружки.
Мотаюсь по небу, как мушка безмозглая, сам не зная куда. Может, на первое время какой-нибудь захудалый глобус найти? Простенький, чтобы голова кумекать начала, где что находится, и почему такая несуразица со временем?»
Я старательно отгонял крамольные мысли о той земле, где со слов Павла зреет вооружённый конфликт, куда меня так и подмывало слетать и посмотреть. И глобус Адмирал, по большому счёту, понадобился мне именно для этого. Для того чтобы после первой же весточки, или новости из телевизора, сразу же узнать, кто с кем воюет, и как это может отразиться на стране. А вот, что потом делать, после того, как всё это узнаю, я старался не думать.
Может, собирался ринуться на поиски Николая, а может, просто, разыгралось детское любопытство. Война-то самая настоящая может случиться, а я сколько раз представлял себя бравым и метким солдатом, которому всё нипочём. Но настоящая война не игрушечная. На ней солдаты не только убивают других солдат, которые по чьему-то капризу оказались врагами, а ещё и сами гибнут.
С такими невесёлыми мыслями я пришёл домой, чтобы никуда со двора не выйти, пока не придёт с работы папка, которого, слава Богу, ни на какую войну не заберут.
«Дома сегодня буду. С Серёжкой играть и мамкой воевать. С бабулей о самогоне разговаривать. Небось, узнала уже секретный рецепт. Думает, можно что-нибудь в него добавить, чтобы душа над разумом верх взяла.
Интересно, такое только по велению Угодника случается, или ещё кто-нибудь на это способен? Мир, например, – задумался я всерьёз и надолго. – Навряд ли он может быть таким душеприказчиком. Надоумить, конечно, может. Но, опять же, ум. То есть, разум. А вот, с душами у него какие отношения могут быть? Душевные? У него же своя душа имеется. И об этом я знаю почти наверняка. Точно знаю. Он же и меня своим душевным осколком наделил. Душу мою наделил. И мамка его. Даже Бог меня своей искрой одарил. И других людей одарял и продолжает одаривать».
– Уроки, как я понимаю, ты уже сделал, – то ли спросила мама, то ли засвидетельствовала, что проверка портфеля уже состоялась.
– Могу, если нужно, по второму разу всё переделать, – предложил я, не понимая, к чему она клонит.
– Не нужно. Бабуля узнала, что нам отцовские родственнички в самогон подсыпали, отчего мы ничегошеньки не помним. Они его на дурмане настаивали. Или на конопляных семенах. Поэтому у нас и память отшибло, и грезилось вчера всякое.
– Ерунда всё это, – поспешил я не согласиться.
– Мои братья по Африкам не мотаются, – категорически заявила мама. – А у отца твоего их пруд пруди. И Скрипко, и Кедько, и однофамильцы, что по дедову родному брату Семёну. Ещё у Коляды, у дядь Васи, имеются. Человек пятнадцать одних только двоюродных братьев. А если зятьёв прибавить, со счёта собьёшься. Кто-то из них запросто мог в моряки пойти. Он-то и одарил нас жёлтой невидалью. Я поначалу думала, что это всё из-за бананов этих. Сгоряча Мишку ими угостила. И кожурой, и целыми. Он хоть бы хны. Сама решилась и заново попробовала, и ничего. Голова светлая. Всё помню. Значит, точно во всём самогон виноват.
Мама не сразу заметила, что я еле сдерживался, чтобы не засмеяться в голос, а когда увидела, с подозрением покосилась.
– Что ты об этом знаешь? Отчего тебе наши семейные проблемы смешными кажутся? А если бы нас, не дай Бог, обворовали? Или, в самом деле, отравили? – набросилась она на меня.
– Как ты хотела увидеть у Мишки потерю свинской памяти?.. Ты же вчера душой оттаивала. Или это тоже забыла? И не до одури вы пили, а по-человечески отдыхали. Стихи читали, песни пели. И голова у вас не болела с утра. Радоваться надо, что у папки такие братья.
Если хочешь, я вам всё могу повторить. И стихи, и песни, и анекдоты, – перегнул я с перевоспитанием родной матери.
– Только попробуй! Твоё «жало» и без повторений теперь из отцовской головы никак не выветрится, – пригрозила невесть чем мамка и удалилась
«А папка, когда явится, о чём петь будет? Тоже грозить? – задумался я, получив мамкин ультиматум на фольклорное творчество. – Пойду, бабулю найду. Узнаю, что за сказку она рассказала о дурманах и самогонах».
– Свет, бабуленька, скажи. Да всю правду доложи. Чьи, по-твоему, сыночки, иль невестки, или дочки, ради шутки и обмана напоили вас дурманом? – выстрелил рифмами в бабулину спину, разыскав ту на огороде.
– Ты уже куплетами разговариваешь? – не оценила она мои вирши.
– Да что со всеми вами случилось? Уже забыли, как вчера целый вечер слезами радости заливались? Что душами общались? На самогон сваливаете, а того не помните, что головы у вас светлые после него остались. И кто вам сказал, что это дядька самогон принёс? Не наш ли он, часом? Четверть чья? – накинулся я на бабулю, как коршун.
– Может быть. Четверть, вроде, наша. А когда в неё дурмана…
– Кто тебе такого наговорил? Баба Варя? Я думал, ты с утра пораньше ради шутки к ней за рецептом умчалась.
– Это Варка сказала, что так могло быть. Но она не сказала, что так было. Мужья покойные с детками от самогонки в гости не ходят. Это что-то другое было.
– Ты же песни солдатские помнишь? Как вы их вчера пели и плакали? Жалко вам было солдатиков-сыночков и таких же служивых девчонок.
– Васька домой придёт, тогда и гадать будем, – отмахнулась бабуля.
– Пока он придёт, Мишка уже все бананы съест! Куда ещё один ящик задевали? Я его лучше соседям раздам.
– Над погребом он. Где комбикорм с тыквами, – призналась старшая Андреевна.
– Уже приготовили для Мишкиного пойла? Свиней апельсинами не кормят. И бананами тоже. Если нужно, я вам всего достану. Или куплю. Только бананы переводить не дам. Сейчас же спрячу, – разнервничался я и убежал к погребу за спасением оставшихся бананов.
А вот над погребом увидел не только ящик с забракованными фруктами, а ещё и пепси-колу. Она тоже угодила в опалу и переехала со всеми своими полными и пустыми бутылками на сундук с комбикормом.
– Мать честная. А костюм Супермена? – ужаснулся я, что и трико с плащом могли «выслать» из дома на мусор.
– Пуфф! – напомнил о себе Скефий Горыныч и прервал мои страдания
– Ты его вернул? – обратился я к спасителю.
– Фух!
– Слава Богу! Я… У меня из головы вылетело. Извини, что вчера его не возвратил. Так, может, спрячешь бананы от глаз да закинешь их к пещере? Я чуть позже туда примчусь и занесу их, чтобы не испортились.
– Фух! – подтвердил Скефий готовность услужить, и бананы плавно поднялись в воздух и удалились из сарая.
– Ой, спасибо. Я как только папку дождусь, так сразу же сбегу. Конечно, с твоей помощью. А пока мне нужно что-то с Андреевнами делать. Вроде, душами они отдохнули, а всё равно какая-то вредность из них лезет. Точь такая же, как из моих одноклассниц. Может, ты их как-нибудь образумишь? Или память подправишь?
– Фух! – согласился мир.
– Только слегка. Пусть помнят, что им вчера хорошо было. И к папке пусть не пристают. Его же чуть на войну не забрали. Или, чуть не заберут?
– Фух! – и с этим согласился помочь Скефий.
«Может, пока он такой добрый, спросить у него, где Угодник?» – мелькнула у меня крамольная мысль, которую не успел заполировать помехами.
– Чмок! Чмок! Чмок! – получил по маковке серию снежков, означавшую, что мир услышал мои разговорчики с самим собой и не обрадовался.
– Вот поэтому я теперь по подвалам думаю. Я теперь настоящий подпольщик. Будешь теперь всё от младших братьев узнавать. Напарники, наверняка, проболтались или проболтаются в ближайшее время, что я с самим Провидением познакомился, – проговорился я нарочно и, скорчив невозмутимую рожицу, вышел из сарая.
– Фу-у-ух! – получил в лицо обжигавший возглас в виде огромного факела.
– Что это означает? Ты рад? Или удивлён? Может, недоволен? А я, между прочим, совсем не добровольно с ним знакомился. Кстати, уже знаю, кто он такой, – продолжил я откровенничать. – И ещё кое-что разузнал. Но всё пока попробую в секрете подержать.
– Чмок! – не согласился мир ни на какие секреты.
– Чмокай сколько хочешь. Ты же мне не говоришь, где вот-вот война случится? Я понимаю, что о будущем молчок, но где сейчас войска собираются, ты же намекнуть можешь?
– Пуфф! – отказался мир от намёков.
– Вот и я тебе: «Пуфф». Не могу пока болтать о том, о чём узнал. Секрет это. Только от кого секрет, сам не знаю. Судя по неожиданной строптивости четвёртого и восьмого, кое-кто из миров моим всезнайством будет очень недоволен.
Так что, извини, родной. Я, может даже, и бойцам своим ничего пока говорить не буду. Тут их учить надо, а тут война. Голова разрывается.
– Фух! – согласился Скефий с моими мыслями вслух.
– Значит, без обид? Ведь мамка же твоя всю правду знает. Но и она вам, ни слова, ни полслова.
– Фух! Фух!
– Вот и хорошо. Где мой папка? Скоро уже он до дома? Боюсь, что теперь целыми днями про жало распевать будет.
То ли я накаркал, то ли Скефий так всё подстроил, но в ту же секунду с улицы послышался голос рядового-необученного родителя, распевавшего полюбившуюся ему бесконечную песенку.
– Я за смелость её не ругаю. Хоть о паре дочурок мечтаю, – покрикивал из-за калитки не совсем трезвый отцовский голос.
– Тудыт твою, растудыт, – расстроился я, догадавшись, что не просто так он задержался на своей ЗИМней работе.
– Хоть о паре дочурок мечтаю. А пока про жало песни слагаю, – подтвердил мои худшие опасения родитель, ввалившись во двор нетвёрдой поступью.
– Не запылился, – вздохнул я. – Ты же, вроде, когда на работу уходил, её петь начал?
– Я её целый день мурлычу. Меня и угостили за такие куплеты. Только теперь, кто во что горазд, тот то и распевает. Хорошо, что она простенькая и можно петь и про сыночков, и про дочурок, – доложил папка.
«Если Скефий провёл лечебную работу с бабулей и мамкой, напоминать папке ничего не буду, – решил я. – Если, конечно, сам спросит, тогда расскажу ему что-нибудь. А пока нужно проверить, как его Андреевны примут».
Мама встретила кормильца семьи безо всяких претензий, и бабуля себя никак не проявила. Всё было, как обычно, и я засобирался на Фортштадт.
– Если это ты семейную идиллию устроил, тогда огромное тебе спасибо вокруг мачты. По американерски: «Thank you very much», – обратился к Скефию с благодарностью.
– Пуфф! – заскромничал тот в ответ.
– Ладно-ладно. Явно же всё не без твоей помощи. Я готов к банановой работе. Доставьте, пожалуйста, моё величество к пещере. Разумеется, в сокрытом состоянии.
Глава 18. Незапланированные учения
В этот раз спокойного перелёта не получилось. То есть, начался он, как всегда, тихо и буднично, а вот после взлёта и набора нужной высоты, родной мир сошёл с ума и начал хулиганить.
Мне сразу же припомнились злоключения у Амазодии и, конечно, других младших сестёр Скефия, когда они точно так же жонглировали мною и швырялись, словно я не человек, а какой-нибудь теннисный мячик.
Вот и Скефий поднял меня и даже понёс, вроде как, туда, куда надо, но потом начал вытворять со мной всякие не совсем приятные и понятные фигуры высшего пилотажа. Я и падал, чуть ли не на дорожный асфальт или на какое-нибудь дерево, я и взлетал, вертясь, как сумасшедший волчок. В общем, он сделал всё, чтобы я заверещал, как перепуганный ребёнок.
Но не тут-то было. Хоть и не ожидал от него такой благодарности за признания о тайнах и секретах, но после моих военных планов на ближайшее будущее, а особенно, после переживаний о папке-солдате, слава Богу, неудавшемся, я стиснул накрепко зубы, не позволив себе ни единого звука.
Может быть, таким способом мир добивался от меня простого зажмуривания глаз, после которого все ощущения полёта пропадают, но я подумал, что из-за очередных его причуд запросто смогу оказаться где угодно, только не на Фортштадте, и поэтому все издевательства перенёс стойко, пытаясь весь перелёт контролировать дорогу к пещере. Только за Кубанью он перестал мною швыряться, и я, уже довольно комфортно, приземлился на тропу недалеко от пещеры.
После того, как перевёл дух, поблагодарил мир за нескучную доставку моего летающего величества к месту назначения.
– Спасибо вам, ваше Всемогущество. За то, что в живых оставили. Но обратно меня, скорей всего, Даланий понесёт. Через подвал я ещё не разучился шнырять, так что, извините заранее.
А про тайну Провидения, уж простите, но я вам не рассказчик, – заявил я, нисколько не обидевшись на мир, после чего поднял тяжеленный банановый ящик на руки. «Когда Суперменом был, ящики, вроде, легче были. Или я здоровее?» – закряхтел я мыслями.
Устыдившись ли своих цирковых фокусов, удивившись ли моему самообладанию, но только Скефий сразу же облегчил мой банановый груз, и я, чуть ли не бегом, засеменил со своей, ставшей вмиг невесомой, почти двадцатикилограммовой ношей. Я и благодарностью пикнуть не успел, как со всего маху влетел вместе с бананами в ракушечную стену.
– Чего толкаешься? – взвизгнула на меня пещера, скопировав голос одного из моих подчинённых, когда я, не успев открыть глаза, врезался своим ящиком в стопку с фруктовыми сокровищами.
– И ты туда же, – вздохнул я и осмотрелся. – Но я же тебя… Вас… Не включал. Не звал.
В пещере оказались не только банановые залежи, а ещё и пятеро охламонов во главе с Александром-третьим, оккупировавших, и без того уменьшившееся, пространство пещеры-адресатора.
– Старшой собственной персоной, – представил меня всем присутствовавшим Укропыч. – Кстати, он совершенно в себе. Вернее, был ещё днём, а вот сейчас, глядя на него, я уже сомневаюсь.
– Здравия желаю всем, – выдохнул я, после того, как оправился от неожиданности и поставил ящик в сопку к остальным.
– На кой ты его вернул? – спросил меня один из сослуживцев.
– Перебор случился. И Угодник, и я припёрли домой по коробу. Вот я и вернул. А то, не ровен час, Мишка ими закусит, – признался всей компании. – А вы кто, товарищи? Комитет по разделению новогодних подарков?
– Мы комитет по поддержке своего командира. Пусть даже не в себе он, – доложил всё тот же сослуживец.
– Судя по вашим благородным лицам, среди вас четвёртого с восьмым нету. Или есть? – покосился я с подозрением на присутствующих. – Я, вроде, приглашал… Просил…
– Здесь первый и второй, как ты наказывал. А ещё шестой и седьмой. И я, как ты уже догадался, – представил всех и себя Александр из Далания.
– И вы только сейчас… О чём я хотел… Пещеру… Это самое… – растерялся я, соображая, зачем же они собрались. – Так вы по фруктовому поводу, или по учебному?
– Мы только что прибыли. Ещё без всякого злого умысла. Я собрался с духом, чтобы признаться всем, что к чему, и зачем, собственно, собрал, а тут и ты нарисовался, – доложил третий собрат.
– Тогда продолжай пламенную речь. А я пока дух переведу. Мой двенадцатый так оскорбился, что только-только закончил играть мною в волейбол. И все из-за моих от него секретов, – высказал я другу.
– Из-за каких? Что ещё за секреты? Какой волейбол? – всё-таки набросились на меня цепные товарищи.
– Попрошу минуточку внимания, – осадил всех третий. – Я сейчас с вами поговорю, а если что напутаю, старшой меня сразу поправит. Санёк, а с чего начать? С неограниченных возможностей миров или с самой пещеры? – обратился друг за советом.
– Сперва скажите, как вы настроены? Пессимистеры здесь собрались или оптимистеры? Шестой с седьмым, как о собрании подпольщиков узнали? – решил и я кое-что уточнить.
– Я их позвал. После того, как третий меня пригласил на банановую экскурсию, – доложил первый, чем очень меня удивил. – Головой за них ручаюсь. И это… Мы все верим в тебя, – добавил он серьёзно.
– Вы понимаете, что теперь наши миры, считай, поровну разделились. Те, кто верит мне, против тех, кто сомневается или боится.
Ну и времечко настало. Ладно. Начинайте работу над пещерными возможностями. Потом уже с ней… Начинай, – скомандовал я третьему, оборвав себя, чтобы не проболтаться и не испортить сюрприза.
– Сейчас я фокус покажу. О нём двенадцатый просил у наших старшин, но они… Сами приболели на голову. Сначала все дайте обещание никому не рассказывать о том, что сейчас увидите и узнаете, а потом продолжим, – потребовал мой заместитель.
– Ребят, извините, что перебиваю, но об этом старайтесь даже не думать, когда выйдете отсюда. Иначе вас тоже в марионеток превратят, как четвёртого с восьмым, – поддал я мистики своими внеплановыми запугиваниями.
– Это какие? За что их так? – поспешили с вопросами, а не с обещаниями мои оптимистеры.
– Не хотят миры, чтобы мы взрослели и тайны разные узнавали. Вот и пытаются затормозить наш прогресс с новыми мировыми знаниями. Боятся, что незнамо как отреагируем на знакомство с их секретами, – совсем не успокоил друзей третий.
– Не запугивай ты, – попросил я. – Это же моя обязанность.
– Так обещаете нигде, кроме подвала и пещеры, об этом не судачить и не размышлять? Страшного ничего не произойдёт. Только понятнее будет, откуда наш командир фруктами разжился, – более-менее спокойно пообещал мой зам.
– Даю такое обещанье, – посулил первый. – Только не знаю, как с мыслями такое можно сделать.
– И я даю. Я тоже. И я постараюсь, – обещали остальные напарники.
– И здесь, и в подвалах своих можете обо всём подряд думать. Никто вас в них не услышит. А с мыслями можно обманывать. Думайте о какой-нибудь ерунде, и всё. Я, например, включаю телепомехи. В голове их представляю, – объяснил я.
Третий осторожно взобрался на ящики с бананами и, стоя на них на коленях, поднял руки вверх.
– Я начинаю, а вы смотрите, не намочите ползунки. Продукты же тут, как-никак, – рассмешил он зрителей и приступил к включению Образа. – Я посредник Александр из третьего по счёту мира. Прошу включить пещеру в работу, – торжественно произнёс мой новый заместитель, и из его рук выскочили две дёргавшиеся молнии, моментально впившиеся в ракушечный свод по бокам от окошка-воздуховода.
Не успели зрители ахнуть, как над нашими головами во всей голографической красе расцвёл Млечный Путь. Пещера моментально озарилась гипнотическим красновато-малиновым свечением, галактика начала медленное вращение, а третий спрыгнул с коробок наземь.
– Прошу любить и жаловать. Млечный Путь собственной персоной. Наша родная галактика, если кто не знает, – громко объявил он, несмотря на то, что и сам перепугался до чёртиков. – Разговаривать уже можно? С пещерой? – уточнил у меня близнец.
– Подтверждаю готовность к работе, – бесстрастно доложила тётенька Образ.
Все вытаращили глаза, будто бы услышали голос самого Господа, но при этом уставились не на голографию, не в потолок, а на меня. Я сначала пожал плечами, а потом помахал третьему, чтобы тот продолжал диалог с ЭВМ.
– А о чём? – прошептал напарник, явно испугавшись наравне со всеми.
– Предусмотрены диалоги на темы служебного характера. Предусмотрены диалоги на произвольные темы. Предусмотрена возможность поиска информации служебного характера. Предусмотрена возможность анализа и справок о событиях, – доложила Образ ошалевшему от всего происходившего Александру, расслышав-таки его шепоток.
