Текст книги "Изумрудный Армавир (СИ)"
Автор книги: Александр Нерей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
Не знаю, надо ли сегодня через миры скакать… На месте решим. Все разглядели страны и их полуостров? Значит, все во двор. На огород. Сейчас мой мир вас покатает, на чём захотите.
Мы снова всей гурьбой высыпали из сарая и построились кружком посреди дедовского огорода.
– А можно мне на лошади? На живой и огромной? – попросил первый Александр, наверное, запомнив пещерную лекцию ЭВМ. – Я ни разу на них не катался.
– Кому ещё кобылку? – обвёл я взглядом свою команду, собираясь сам выпрашивать у Скефия транспортные средства.
Но услуги посредника между миром и сотоварищами не понадобились. Нас мгновенно подбросило высоко вверх и рассадило на коней, летающие тарелки, ковёр самолёт и трёхглавого Скефия Горыныча.
Двое Александров оказались на огромных вороных жеребцах. Трое в одной небольшой НЛО со стеклянным куполом над головами. Один на другой совсем уж тарелке-блюдечке. Один на ковре-самолёте. А я с третьим Александром на своём официальном командирском транспорте, на Скефии Горыныче.
– С ветерком нас сначала, а потом в капсулу, – сказал я миру, и мы тронулись в путь.
Все тронулись. И тарелки, и кони, даже ковёр, а мой Змей, который Горгоныч, свернул куда-то… за Оленькой.
– Ну, Семён Семёныч, – попытался я воспротивиться, но было поздно.
Визжавшая от восторга, Оленька взлетела ракетой с дедовой улицы и плюхнулась позади меня на горб Горыныча, после чего мигом вцепилась в мои бока мёртвой хваткой.
«Сосватал-таки. Гранд мерси тебе огромное. Не опозорь… Себя. Доставь и парней, и удовольствие всем нам по Аравийскому назначению. В Оман!» – взмолился я про себя в своей головушке.
И Скефий доставил. Жаль, что никто, кроме нас не видел эту фантасмагорию.
Вороные, круто изогнув свои лоснившиеся шеи, всхрапывали и фыркали клубами пара, переставляя по невидимой дороге свои сверкавшие подковами копыта.
Ковёр-самолёт, завернув в трубочку свою переднюю сторону с предлинной бахромой, тоже помахивал своими краями и плыл вровень с жеребцами.
Тарелки-НЛО устроили воздушный бой или, скорее, детские догонялки и метались вокруг нас на бешеной скорости, как какие-то хищные птицы. Александры, сидевшие в них под прозрачными колпаками, визжали так, что, наверное, и на земле было слышно.
Только наша троица чинно восседала на полноценном извивавшемся змее, который в этот раз был тёмно-зелёного цвета. Три его головы то и дело по очереди оглядывались и зыркали на нас кроваво-красными глазами с вертикальными чёрными щёлочками. Пар клубами валил из каждой. Крылышки по бокам делали коротенькие взмахи, похожие на трепет листвы на ветру, а хвост с нелепой пикой на кончике извивался не хуже рыбьего.
«Я такого не ожидал. Даже в самых смелых фантазиях не представлял. Чтобы вытворять такое… Сколько же выдумки нужно? Сколько мастерства? Чтобы такие вещи придумать не один день понадобится. А оживить? А разукрасить? Не иначе Натура ко всему свою лапку приложила. Она знатная мастерица на выдумки. И ещё неизвестно, может, на какой-нибудь планете… Да, на той же земле когда-то летали такие Горынычи.
Крылышки, конечно, маловаты. Значит, не очень летучие были. Для нашего развлечения полетают немножко. А на счёт трёх голов… У Гидры их много было. Может, он не Горыныч, а Гидрыныч?
…Так, а почему мы на землю не смотрим? Там тоже чудес полон лес. И моря, и реки, и человеки. Пустыни, горы, города, сёла.
…Это и есть те самые верблюды, которые на заре времён захотели от всех зверюшек отличиться? Поделом. Ходите теперь с горбами и жуйте… Песок? Колючки? До пальмовых листьев не достаёте, так что, выбор у вас между песком и местной амброзией», – веселил я себя в полёте, отдавшись магии мировых фантомов или миражей, верхом на которых мы путешествовали.
Хоть и предупреждала нас Образ, что всё это лишь имитация признаков и свойств объектов или предметов, зато какая правдоподобная.
– Почему у них верблюды не оранжевые, а грязные какие-то? Или пегие? Давно не мылись и запылились? Вообще-то, я думал, что они двугорбые. Или это ещё не Оман? – поделился я своим первым впечатлением с Оленькой.
– А говорил, что в меня вселишься. Что тело украдёшь, – запела соседка совсем не про оранжевое море.
– По-твоему, я не украл? Где сейчас твоё тело? Не дома? Факт. Украл и в оманский гарем продал, – слегка разочаровался я ответом попутчицы.
«Скефий! Хватит играться. Пусть глазами начинают работать. Спасибо, конечно, за забавы, но делу время. Давай нас вон в ту зелёную рощу. Сад там, вроде. Глянем на деревца, а потом продолжим ерундой маяться», – проинструктировал я мир и приготовился к торжественному моменту встречи с Босвеллией.
Нас замедлило и построило вереницей, после чего первый Чапай на вороном коне поскакал с небесной горы вниз, к роще из пальм. Следом за ним все остальные наездники приступили к снижению и приземлению.
Контраст безжизненной серой местности и красочной зелени, обожженных солнцем гор и ярко-синей океанской глади бросался в глаза, как заигравшийся котёнок в лицо своему хозяину.
Перед нами замелькали то песчаные дюны, то нагромождения белёных домиков с окошками без ставен, то горы из серых камней и глины, то океан с его прозрачнейшей водой и изрезанными бухтами берегами, то ущелья или распадки с ручьями и яркой, несмотря на осень, зеленью.
Сделав в небе широченный круг почёта, наша вереница из шести транспортных средств и их десятка наездников приземлилась в истребованный мною оазис с пальмами и густым травяным ковром под ними. И кони, и тарелки, и ковёр, приземляя Александров, отходили в сторону и растворялись в воздухе. Горыныча постигла та же участь, и вскоре мы остались совершенно одни в неизвестном месте, в неизвестной стране.
– Обратно полетим на чём-нибудь другом? – спросил третий собрат.
– Как захотите. А пока и без фантомов кузнечиками попрыгаем. Пальмы с травкой, конечно, хорошо, ароматы-запахи тоже ничего, но где же Босвеллии? – разочаровался я в своей наивности насчёт зелёного сада из моих деревьев. – Земля, как земля. Всё растёт, если поливать, конечно. А найти нужно Святую, на которой произрастают наши ладанные сокровища.
– Чем эта не святая? Солнца, хоть отбавляй. Финики, опять же. Или кокосы? Тень целый день, – рассудил Васильевич-первый.
– Так и надо было проситься в сад с твоими деревцами, а не в пальмы, – посоветовала Оленька.
– Вот я и прошусь. Дедморозыч, друг. Перекинь нас в то место, на котором Босвеллий видимо-невидимо, – обратился я к Скефию, глядя в синее небо без единого облачка.
Всю нашу десятку подхватило и подбросило высоко-высоко вверх, зацепив нашей нелепой тёплой одеждой за пальмовые листья. Секунда, другая, и мы снова помчались вниз на почти белое, похожее на лунную поверхность, пустынное поле с кое-где торчавшими бурыми чубчиками деревцев.
– Вот так садик. Вот так Святая земля, – посыпались междометия после нашего приземления.
– Это мои Босвеллии? – спросил я у мира, дрогнувшим голосом.
– Фух! – подтвердил он ещё большим жаром, чем был вокруг нас.
Моя команда начала раздеваться прямо в этом пустынном и безводном месте. Я бы тоже сделал то же самое, но то ли ружьишко на плече помешало, то ли гипноз, в который сам себя погрузил, засмотревшись на «сад».
Все деревца росли на совершенно неприспособленной для жизни земле. Голая и безжизненная почва из почти белых камушков и песка под лучами солнца нагрелась и вздрагивала вокруг миражами. Нелепые треугольные чубчики ладанных деревьев, неизвестно как, но умудрились продраться сквозь эту неживую твердь своими многочисленными стволиками и сучками с веточками.

Казалось, что они не смогли по одному победить это пустынное поле, поэтому собрались в пучки или метёлки и дружно взошли всею гурьбою. Потом уже отклонились друг от дружки в стороны, образуя объёмные треугольные пирамиды вершинами вниз.
А может, всё это были одинокие деревья, которые почему-то разветвлялись у самой земли или даже под нею. Некоторые веточки были настолько корявые и извилистые, что их становилось жалко. Отчего их так покорёжило, и почему внизу деревцев не было ни единого листика, было совершенно не ясно. Из-за верблюдов или из-за каких-нибудь других домашних, а, может даже, диких животных, но только макушки напоминали своей запылённой и сероватой зеленью, что деревья всё ещё живы.
Разумеется, никаких ручейков или колодцев и близко не было, а как ухаживают за этим садом, и кто, осталось тайной. То, что люди исправно навещали это место, было понятно. Ведь как-то же они собирали смолу с этих корявых чубчиков, чтобы потом экспортировать её в христианские страны.
Я насчитал вокруг около сорока Босвеллий, разбросанных в хаотичном порядке то тут, то там, и сжалился, наконец, над своими подчинёнными, изнемогавшими от жары под лучами мамки Кармалии.
– Припекает? Я же обещал, что жарко будет. Погнали дальше? К океану? – обратился к дружкам-пирожкам.
– Ты уже всё понял? – выступила мне навстречу Оленька.
– Что именно? На какую тему? – не сообразил я, что нужно было понять.
– Нашёл, что искал? Или, кого искал? – не успокоилась соседка.
– Вот они, Босвеллии. Вот он, Оман. Мало ли, о чём я грезил. В жизни иногда всё очень простым оказывается, – отозвался я, всё ещё не понимая, о чём лепечет моя попутчица.
– Ладно. Потом догадаешься. Давай к воде нас, – распорядилась Оленька, как заправская путешественница.
– Мир! На пляж бы нас. Только безлюдный и без… И безопасный. Без плавающих хищников и других неприятностей, – загадал я Скефию загадку-пожелание, которое он выполнил в своей «высоко прыгавшей» манере.
Под всеобщее улюлюканье, мы всею десяткой влетели в Индийский океан. Прямо, как были в одежде, так и воткнулись, кто головой, кто ногами в толщу прозрачной и тёплой воды недалеко от берега песчаной бухты с панорамой безжизненного пейзажа из гор, камней и песка.
– Одежда не испортится? – спросил я у Скефия, принимая освежавшую ванну.
– Пуфф! – пообещал он в ответ.
– Ладно. Вы плескайтесь, а я смотаюсь кой-куда. Разузнаю у кого-нибудь, где мы, собственно, находимся, – доложил я своей команде и выбрался на берег.
Раздевшись до штанов и разувшись, я разложил обувь, куртку, рубашку, носки на раскалённые камни, пожалев, что не успел захватить плавки, а вот ружьишко своё повесил на плечо, на всякий аравийско-оманский случай.
Глава 24. Святая Земля и её война
– После купания так всё раскидайте, чтобы высохло. Мир обещал, что ничего из вещей не засолится и не испортится, – крикнул я катавасии, в которую превратились все мои бойцы, разбавленные одной-единственной косичкой-сестричкой.
– Потом! Позже! Когда загорать будем! – ответила разноголосая катавасия и продолжила плескаться.
– А я в купальнике, как ты просил, – доложила Оленька, «причалив» к берегу.
– Зато я… Голый король, – ответил я Еве, что не соответствовал на роль Адама.
– Почему мне кажется, что вы все одинаковые? – приступила к расспросам соседка, а сама, не стесняясь, начала превращаться в русалочку, раскладывая свои мокрые вещи рядом с моими.
– Так и есть. Нас тут девять Александров-Ихтиандров. Одинаковых с лица и с затыльца.
– Ты их братьями называешь?
– На сестёр они мало похожи. У всех несерьезные рожи, – пытался я каламбурить, ожидая пока подсохнут вещи.
– А ты из ружья плавками стрельни, а потом надень их, – посоветовала Оленька, укладываясь на песочек в своём ромашковом бикини.
– Может стрельну, а может… Эй, барбосы! Кто ещё не голый, не босый? Одолжите плавки на минутку. Я попробую сыграть с вами шутку, – разорался я на подчинённых, вспомнив о раздваивании предметов.
«Если с плавками не получится, тогда с монеткой покажу. А если не поверят, что-нибудь другое придумаю», – быстренько посоветовался я с самим собой и подошёл к бережку.
Шестой напарник протянул мне свой синий купальный гарнитур, состоявший из одного предмета, а я сразу же попытался поместить его в кулак.
– Что-то сомневаюсь в фокусе, – озадачился, когда не сумел поместить плавки в ладошку. – Не подсобишь? – спросил я, взглянув в небо.
В ту же секунду плавки выскочили из моего несостоявшегося кулачка и, поднявшись вверх, встряхнулись и разделились надвое. Одни упали к моим ногам, а другие вернулись к шестому.
– Почему не хлопаете? Фокус-то самый настоящий. Не фантомный. Или после драконов и НЛО всё остальное мелочью кажется? – погрустнел я от мирной помощи.
– У нас уже слов нет. Всё, оказывается, настолько невероятное, что невозможно. Фантастично, – признался второй Александр.
– А у кого хоть пятачок имеется? Нигде не завалялся? – начал я клянчить милостыню на фокус.
– У меня есть, – ответил девятый.
– Нацарапай на нём что-нибудь. Метку свою. У седьмого нож должен быть. Только мне не показывай. В кулак мой его засунь, а я с мирной помощью разделю. Удвою. Я этот фокус хотел показать. Во втором круге рубли так чеканил до потери здоровья. Деньги понадобились на вдовье житьё-бытьё.
Все собрались кружком в своей мокрой насквозь одежде или уже без оной, а девятый что-то царапнул на своём пятаке и сунул его в мою руку. Я накрепко зажал монету и приступил к фокусу.
– С моего посреднического прошения, с твоего мирного разрешения, позволь удвоить эту волшебную монету. Не корысти чаю, а друзей обучаю, – торжественно произнёс я импровизированную присказку и, на всякий ожоговый случай, уже стоя покалено в воде, приступил к болезненному процессу.
Обнял, зажал, затряс, срастил воедино, раздёрнул и мигом окунул оба кулака в воду.
Всё прошло, как по маслу. Все ощущения были живыми и соответствовали моим ожиданиям. Даже жжение ладоней присутствовало.
Напарники, затаив дыхание наблюдали за фокусом, не произнося ни звука, и я, выждав паузу, вынул кулаки из воды и предъявил на каждой ладошке по… Пять рубликов с дедушкой Лениным вместо орла.
– Что за шутки? – возмутился до корней волос. – Это же корысть.
– Ха-ха-ха! – обрушился на меня шквал насмешек от дружков и мира.
– Мы подумали, что ты нас надуть собрался, вот и подсунули тебе рублик. Но отметки на нём сделали, – объяснил мой заместитель.
Я взглянул повнимательнее на рублики и увидел на одних букву «О», а на других «А». Точнее, на одной стороне рубля одна буква, а на второй другая.
– Шутники. Армавир на решке, а Оман на орле. Хорошие метки, – высказал свою догадку, но дружки прыснули от смеха, чуть ли не в голос.
– Это Ольга и Александр. Ха-ха-ха! Целый червонец. Наличными. На приданое! – посыпались на мою голову издевательства, причём, и Оленька в стороне не осталась, приняв в них активное участие.
– Может, мне вас прямо в мокром индо-океанском виде по домам раскидать? Затейники. Их уму разуму учишь, а они… Ладно. Подержите кто-нить курку. Я от невесты сокроюсь и в раздвоенные плавки занырну.
…А Ленина вашего потом разделим всем на мороженое, – сказал я и высыпал рубли в карман чей-то куртки, которой меня любезно скрыли от соседки.
Напялив плавки и расстелив трусы со штанами на пляже, я заставил всех сделать то же самое.
– Время идёт. Сохнуть пора. И давайте я вас чем-нибудь угощу из своего всеядного оружия. Мир подарил для борьбы с хулиганами, а оно, оказывается, и всем остальным пуляется. По желанию. Хочешь, жаканами. А хочешь, бананами. Но бананы у нас и так есть.
Чем вам пальнуть? Десертом? Выбирайте. Мамкины пирожки или мороженое, заграничный лимонад или пирожное. Ружьё всё может, – предложил я услуги повара-пекаря и кондитера из Изумрудного Омана.
Мнения разделились, и мне пришлось стрелять целым ассортиментом из бакалейной лавки, а также киоска с мороженым и лимонадом.
Насытившись, мои хищники потребовали сказку о бедах во втором мире, но я отказался, сославшись на нехватку времени.
– Вы поваляйтесь, позагорайте, а я смотаюсь в ближайший оманский хутор, – отговорился я и, надев только рубашку, попросился на босоногую экскурсию.
«Мне только сориентироваться. Чтобы знать, где мы были. Я, скорей всего, ещё раз сюда загляну. По окончании наших размолвок с Татисием и парой его товарищей. Проработаю потом всю округу глазами и в остальных мирах всё погляжу. Так что, нужно куда-нибудь к людям», – подумал я и понадеялся на мирное содействие.
– Вон туда шагай! – крикнула мне Оленька и указала пальчиком в сторону небольшого пригорка на дальней стороне нашего пляжа.
«Так вот, значит, в чём дело. Ты её не сосватал, а в аренду взял. Тело её украл. Точно. Чтобы через неё общаться. Хитёр бобёр. Соседку-малолетку упёр. А я-то весел, треухи развесил. И Павел ещё со своими собачьими… С его третьими глазами и стариковскими слезами», – дошло до меня, наконец, что и так было ясно, как день с самого начала, только я всё женихался, взрослея в собственных бесстыжих глазах.
Только засеменил в указанную сторону, как вдруг, получил по горбу своим ружьём. То ли напарники бросили, то ли Скефий, было не ясно. Я поднял «всеядное» и продолжил путешествие. Шаг, второй, третий… И взлетел в безоблачное небо. Ещё и рубашка моя срослась на груди, удлинившись до колен, и в одну секунду выгорела до белого цвета.
– На оманский манер? Валяй. Можешь даже загримировать меня. Я уже снимался разок в хулиганской роли, – разрешил я Скефию и не заметил, как оказался посреди какого-то городка.
Те же нагромождения домов, что я уже видел сверху, пальмы, лавчонки со всякими товарами, тканями, мешочками, горками специй.
Единственная на всю округу башенка торчала на возвышении среди тех же белёных домиков-муравейников и отличалась от других строений хоть какой-то вразумительной формой и расцветкой.
Появились прохожие в таких же, как у меня белых балахонах пониже колен, но в шапках. Шапки были тоже белые, тоже тканевые и какие-то закрученные. Все оманцы оказались мужчинами, все были только в балахонах и сандалиях, или кожаных вьетнамках. Кое у кого имелось оружие в виде одноствольных ружей с длинными стволами. В общем, я хоть и был без шапки и без бороды, но почувствовал себя своим. И балахон на мне имелся, и оружие.
«Переведёшь мне их речи? И мои им? Про напряжённость надо расспросить. Вдруг, это они воевать собрались? Ружья же просто так с собой не носят. И размагнитить меня не забудь», – переговорил я со своим поводырём.
– Фух! – снова Скефий переплюнул ответом местную жару.
– Вот и славно. Привет всем жителям. Как жизнь? – поздоровался я с продавцом и покупателями ближайшей лавки.
– Хвала Милосердному, – ответил продавец из-за прилавка.
Что-то меня насторожило, и я поспешил удалиться. Потопал дальше, собираясь разыскать кого-нибудь без бороды. Желательно ровесника.
Побродив по торговым рядам, поговорив несколько раз с оманцами разных возрастов, снова истребовал сокрытия и поторопился вернуться.
Испугался совершенно чужих людей, чужой культуры, а особенно того, что этот городок Ближнего Востока оказался прифронтовым и совсем не святым. Не поверил я, что всё окружавшее меня имеет хоть какое-нибудь отношение к моей правильной вере и к моим поискам Святой земли.
То, что Бог один, здесь звучало, как един, православные оказались правоверными, а война какой-то Дофары здесь продолжалась уже больше десяти лет.
Несмотря на короткие, но познавательные лекции о местной религии, истории и достопримечательностях, я решил закругляться и попробовать найти свою затерявшуюся землю в другом месте, где ещё нет войны, и Босвеллии растут не вопреки всему на свете, а благодаря хоть какому-то человеческому участию.
«Выращивают они кокосы, финики и даже бананы, и что? Царица Савская какая-то жила здесь в приснопамятные времена. Зачем же они разрушили её замки? Теперь, говорят, руины остались. “Сходи, погляди на руины”. Да кому они интересны?
Дразнятся ещё Искандером. Три раза говорил им: «Александр». Хоть бы хны. Может, Скефий им так переводил?
Даже папка нашей Богоматери тут похоронен, оказывается. Только ему имя какое-то оманское придумали – Аль-Амран. С Павлом поговорю, узнаю, как правильно его звали.
Что ещё? Гонки на верблюдах. Анекдот наверно. Но сказали, они после войны будут, значит, не шутка. А с городком так и не разобрался. То ли Салана, то ли Руб-Эль-Хали, то ли Мирбат-Вахиб. Кто что хотел, тот то и говорил.
На Адмирале потом погляжу и сверю. Или в школе на карте мира.
И ладан мой здесь запросто на рынке продаётся. Кристаллы, как янтарь. Ну и на кой он им тут? Церквей-то у них нет. Или есть?
Разузнал, называется. Вопросов больше, чем ответов. В сто раз больше, чем до полёта. После Америки такого со мной не было», – думал я, возвращаясь пешком и всю дорогу работал мозгами.
– Подбрось уже, что ли? – попросил мир, но тщетно.
Пришлось ковылять босиком по раскалённой дорожке, пока на берегу не закончились каменные буераки, и я забежал в океан. Дальше уже по мокрому песку пошагал. На него то и дело забегали пенившиеся волны океана, поэтому он был прохладным.
Нездоровую суету я увидел сразу. Вся моя компания, завидев меня, вскочила на ноги и вылезла на берег, начав судорожно и споро одеваться.
– Куда торопитесь? – крикнул я издалека, чем ещё больше озадачил своих с бойцов.
Всех, кроме Дульсинеи Оленьки. Она уже была при полном параде, только без куртки.
– Что у вас случилось? Возврат же будет мгновенным. Прямо на огород к деду, – успокоил я сотоварищей.
– На каком это он? На арабском? – начали совещаться между собой цепные и охотничьи. – Чего привязался? Всех, как рентгеном просвечивает. Не иначе, колдун местный.
– Совсем перегрелись? Это же я. Искандер. Нет. Искандер! Искандер. Тьфу, ты! Хватит шутить, Дедморозыч! – крикнул я миру, всё ещё не понимая, что же так встревожило моих братьев, и почему моё имя из моих же уст всё время звучало не по-русски.
– Где наш старшой? Запропастился, гад. Чего этому бородачу надо? Скорей бы уже вернулся, что ли, – продолжили шептаться мои перепуганные ребята-декабрята.
– Очумели? Вот он я. Или вам глаза отвели? Или меня… Загримировали? Ешеньки-кошеньки! – наконец-то, дошло до меня, от чего вся моя банда уменьшилась ростом и струхнула, не признав меня.
«Опять подрастил?» – задумался я и почесал бородку.
– Всё. Я топиться. Всплыву, когда собой стану! – заорал я что было сил, а все вокруг оживились и засмеялись вслед за Оленькой, которая уже давно нервно похохатывала, готовая вот-вот лопнуть.
Я исполнил, что обещал, и нырнул, как можно глубже. Зашёл, занырнул взрослым оманцем, а всплыл уже помолодевшим, снова в русской рубашонке и игрушечным ружьишком наперевес.
– Аль Медина Хали-Мирбат, – подразнил я набором непонятных слов из своего оманского лексикона, а потом уже и по-русски: – Испугались? Я и сам не знал, что подрос. До последнего момента. А Егоза наша знала. Смеялась с самого начала.
– Мы тоже такими будем? Когда состаримся? Бородатыми? Толстыми и страшными? – посыпались комментарии на мою взрослую внешность.
– От толстых слышу. Я же себя со стороны не видел. Но, думаю, это снова тридцати трёх летний вариант был. В пятнадцать же ещё безбородые. Точно. Запомнили мою рожу? Если что натворите, в кошмарах приходить буду и по-арабски кричать: «Салана Камаль Вахи-и-иб! Руб-Эль-Гони или Поги-и-иб!» – разрядил я хоть небольшую, но, всё равно, напряжённость на Ближнем Востоке.
Насмеявшись, все мы переоделись и приготовились к телепортации к Павлу на огород.
– Мы готовы. Можешь отправлять нас по домам. – доложил я Скефию, и в то же мгновение оказался вдвоём с Оленькой всё на том же неизвестном оманском пляже. – Ш-шутки? – спросил я у неба.
– Мы обратно на тарелке. На НЛО. Так надо, – невозмутимо сказала соседка.
– Валяйте, – выдал я Павловское «добро» сразу обоим, и Оленьке, и Скефию.
Нас приподняло, втиснуло в стеклянную двухместную тарелку без верхнего колпака и понесло вдаль.
Тарелка-НЛО почти вся была прозрачной, и пока я разглядывал её мудрёное внутреннее устройство, она уже поднялась высоко-высоко над землёй и замерла.
– Снова шутки? – начал я пламенные и возмутительные речи, как вдруг, ясно расслышал снизу от себя армавирскую новогоднюю канонаду.
– Здесь твоя война, – вздохнула Оленька и уставилась в прозрачное дно тарелки, через которое, как в увеличительное стекло всё было видно, как на ладони.
– Но это же не Оман. Хотя… Полуостров, вроде, всё тот же. И кто с кем? Наших там нет? Дед рассказывал, как бы далеко от нас это не было, всё равно, должно задеть, – начал я общаться с Ольгой, а видеть в ней Скефия.
– Четырнадцать пятьдесят местного. Началась Война Судного Дня. Египет и Сирия против Израиля. С двух сторон на него набросились. Хотят вернуть Голаны и Синай.
– Откуда зна… Ёшеньки! Сюда, что ли, Угодник уехал?
– Сюда. Иерусалим проверял. Чтобы святыни ваши не затронуло. Не затронет.
– А что там за самолёты? Над Армавиром не такие же летают?
– Чудак. Советские самолёты и напали. «Миги» с девятнадцатого по двадцать пятый. И у Египта, и у Сирии. А у Израиля другие.
– Ближе нельзя? Глянуть на танки и переправы? Одни взрывы только видно, – попросил я.
– Скажи и за это спасибо. Потом. После того, как жертв уберут, свожу тебя, чтобы на всю жизнь запомнил. И танки, и самолёты, и прочие консервные банки.
– Без войны никак нельзя было?
– У себя спроси. Не можете вы без неё. Всегда или территориальный повод найдёте, или религия вам чужая не понравится. Подрастёшь – скумекаешь. Вспомнишь, как сам обрезанным был и по Медине бродил. Авось, поможет.
– Обрезанным? В каком месте? – опешил я, не разобрав заумных мирных речей.
– В смешном. Ольгу я больше не трону. Забудет разумом, но тянуться будет. Не к тебе, конечно, а к чувствам, которые испытывала при полётах, фильмах, купаниях. Так что, не дразни девчонку.
– Постараюсь.
– Правильное слово. Не соврал, но и не гарантировал. Она с родителями после Нового года квартиру получит и съедет на твою любимую Родину. Можешь использовать в своей липовой магии. Почудить. Но обещай до сорока лет никаких серьёзных пророчеств не делать.
– Постараюсь, – снова пообещал я и…
И после внезапного порыва ветра вскочил на ноги.
– Ну, спасибо. Ну, удружил, – раскричался от испуга, оказавшись с Оленькой у деда Паши в огороде.
– Чего ревёшь? – спокойно спросила соседка.
– А как же мне не плакать? Была у меня тарелочка ледяная, а стала огородная и невидимая, – попытался сыграть роль зайчика, потерявшего свою лубяную избушку.
– Не смешно, – заявила маленькая Аврора и уплыла из дедова двора, не поблагодарив за заморские приключения.
– Слава герцогу Бекингему! – выкрикнул я незнакомое имя из своей неправильной памяти и пошёл заново знакомиться с Павлом.
– Прибыли? А эту куклу рязанскую спровадил уже? Гордая она у тебя, – начал дед пикирование.
– Сначала по океанам загорают куклами рязанскими, а после убегают в края партизанские, – подержал я шуточное начало беседы. – Мороженку хочешь? У меня подарок мирный в кулаке так и зудит. Хочется чем-нить пальнуть.
– Мозгов себе выпроси. В ушко прицелься и шарахни. Авось, поумнеешь, – предложил Павел.
– Ты же тогда партизанить на другие планеты отправишься. Пожалею тебя. Пока пожалею. А будешь измываться… Может, по мороженому? – решил я не пикировать, а побыть мирным и любознательным ребёнком.
– Смилостивился? Челом бью. Поклонился бы в пояс, но радикулит… Что застыл? В походе простыл?
– С самого начала тебе? Или с войны, на которой сейчас Угодник воюет? – предложил я деду на выбор.
– В двух словах мне. Полезное путешествие было, или одна забава? Можно, конечно и совмещать, но война… – задумался дед, не договорив свою мысль.
– Конечно полезное. Только вопросов после похода очень много. Может, позже о мире потолкуем? Это он Ольгу для дела сватал. Через неё мне нравоучения читал. Обещался больше не беспокоить девчушку, потому как… Свозил уже меня в Египет и Израиль. Там сегодня полыхнуло. Голаны, Сирия, Синай – всё в огне. Везде смерть. Причём, нашим оружием этих израильцев лупцуют. Но мир обещал, что…
А где Святая земля? Иерусалим? Туда война не дойдёт. Эс наш слово дал. Православие, сказал, не разрешу застрелить, – рассказал я Павлу, но больше сам всё прочувствовал и осознал, отчего и защемило где-то в груди.
– Стало быть, ты теперь оперился. С миром говоришь, на девок охотишься. Войну самую настоящую обсуждаешь, как твой батька футбол. Молодец, конечно. И ружьё выцыганил. Я в твои годы, как огня его боялся. По притче жил. Но не скажу по какой. Всё меняется. Скоро… Скоро моё время закончится. Расскажи про Федотовича своего. Как он с Доброй поладил?
– Ты что, раскис и прокис? До самого последнего часа, если не шашкой, то бородой маши, смейся и пляши. Ты ещё нужный учитель. Не смей гаснуть, пока другой не разгорелся, – набросился я на дедову меланхолию, как коршун на индюка, пытаясь попугать, а не ощипать.
– К этому завсегда надо готовиться. Так поведаешь? Или ты только на басни горазд?
– Там всё быстро было. Это я так помню. Пришла Добрая, спросила, готов ли он. «Завсегда готов», ответил. Она ему разрешила в её глаза заглянуть. Чтобы он в них сам себя увидел. Всё, что за жизнь натворил и набедокурил. Чтобы сам выбрал, чего достоин. Потом ещё что-то про память. Хочет он забыть всё или потомкам своим помочь? А он к своим деткам попросился. Которые уже к тому времени…
В общем, заглянул. Тело…
А тело наш Угодник подхватил. Батюшки! Только сейчас понял, что это он в его час… Что помог батьке отойти. А душа дедова продолжила стоять и в глаза Доброй смотреть. Видать, много чего дед наколобродил. Потом я в слёзы. Дальше не интересно, – закончил я младенческие воспоминания.
Дед сидел молча. Лицо его было серьёзным и бесстрастным, а вот, слёзы так и катились по щекам, по бороде, по искалеченным пальцам рук.
Сердце у меня защемило с новой силой, и я решил оставить Павла на лавке, а сам вернуться домой.
– Извини, если что. До встречи. И смотри у меня… Смотри.
Глава 25. Мирные шуточки
«Что вчера было? – проснулся я от бесконечной спячки самостоятельно, не дождавшись мамкиной оплеухи, и сразу же погрузился в невесёлые думы. – Война началась. Но по телевизору что-то невразумительное. Всё та же напряжённость, тот же Ближний Восток. Любят тамошние ребята воевать, оказывается. Или наш Рекорд любит восточные сказки?
Вчера и в Омане что-то было, но не слишком фронтовое. Видел и солдат с автоматами, и простых оманцев с ружьями, но самой войны… Только в Израиле. Висел выше всех полётов сверхзвуковых самолётов. Наблюдал. А народ погибал. И сейчас, наверное, погибает.
Нужно в пещеру к ЭВМ сходить. Пусть спрогнозирует, как обещала. Прогноз и анализ событий. А откуда она обо всём узнает? Не верю, что к ней каждый день какой-нибудь дяденька в гости… На астероид. Точно. Она же в астероиде. А что это такое? Кусок камня? Очень-очень большой кусок камня? Причём, от какой-то планеты. Потому как, из ракушки.








