Текст книги "Изумрудный Армавир (СИ)"
Автор книги: Александр Нерей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)
– Это которую Бог для рождения даёт? Она у меня выпала? – припомнил я что-то смутное из своей «неправильной» памяти.
– Вот-вот. Только когда тебе её меняли на новенькую, казус произошёл. Чужой Бог перехватил нашу и свою тебе вставил. Ну, это будто бы так было, а на самом деле совсем не так. В твоей первой семёрке душевных фибр всё в норме было, и родился ты, как и все, а вот потом с твоей душой что-то интересное происходило. Тогда ни с того ни с сего сама Кармалия тебя своей искрой наделила. Представляешь? А уж она свою душу просто так никому не открывает. Не тот уровень. Вот и закрадывается впечатление, что она тебя второй божьей искрой наделяла, а не своей. Соображаешь? Ты до девяти лет с двумя божьими искрами жил. И сейчас их у тебя столько же. Одна от нашего, а вторая…
– От Провидения, – озарило меня, наконец.
– Откуда знаешь, как самого старшего Бога называют? – опешил Угодник.
– Он сам мне сказал. Если какие-нибудь недоразумения случатся, то объяснить, что так Провидение решило. Или захотело, – выговорил я дядьке, очумев от запоздалого прозрения.
– Но это не его имя, сам понимаешь. Это его звание. Как старейшина в деревне. Когда он уйдёт, это звание передастся следующему самому старшему. Уловил? Так что же там с тобою случилось, от чего во всём первом круге такой переполох?
– Не знаю. Только прошлой ночью я умудрился провалиться в неизвестную пещеру с этим самым Провидением. Целиком и полностью провалиться. Телом, душой и разумом. Он это назвал…
– Телепортировался, – подсказал Угодник. – А дальше?
– Я там задремал. Так вот, оказывается, кто мне свою искру подсунул. Пещерный дух. Самый старший из богов. И наш Бог ему в этом подсобил. Они что, мною, как в мячик играют?
– Тьфу на тебя. Ладно. Прерываемся и меняем место, – скомандовал Николай и начал вылезать из подвала.
– А где взять синюю форму? Ещё и с плащом? Меня там за шпиона не примут? – безынтересно спросил я о своём банановом приключении, отправляться в которое не было никакого желания.
– Могу подсобить. Но лучше будет, если сам всё сделаешь. Прилетишь, сориентируешься и решишь, что и как начудить. Главное, не обидеть их, а рассмешить, – продолжил нотации Угодник, остановившись посреди захламлённого сарая. – Не передумал третьего на подмогу звать?
– Третьего мира или третьего кумира? – ухмыльнулся я, но то, о чём спрашивал Угодник, не понял.
– Ладно тебе. Они оба в боевой обстановке проверены. Оба надёжные. Спроси у Далания, где сейчас его глазастого помощника носит. Если что, или его к нам, или нас к нему. А потом обратно. О празднике ещё не забыл? С папкой сегодня фальшивый самогон пить будем. Плацебо. Потом петь будем. Правда, разум всем домашним твоим немножко усыпим. С душами общаться будем. Посмотришь на домочадцев, когда они без кольчуг.
– Без каких кольчуг? – опешил я от легальных новостей Николая, которые он сыпал на мою, пока ещё не суперменскую, головушку.
– У знакомого поэта такая строчка есть: «Я продолжал, наивный, верить в чудо: “А вдруг, родится Пушкин среди нас?” Но все мы носим равнодушия кольчугу, нас вдохновенье покидает всякий раз».
– Наверно тоже скоро опущусь на дно. А друг не устаёт твердить одно, – сорвались с моего языка, неизвестно откуда вспомнившиеся, строчки папиного стихотворения.
– Как можно в облаках витать на свете этом? – продолжил Угодник.
– Ты оглянись вокруг, и перестанешь быть поэтом, – закончил я.
– Видишь, как у нас всё получается? С лёту, – обрадовался дядька, но голос его отчего-то дрогнул.
– Это всё фокусы с моей памятью. Я уже говорил. Откуда-то в голове завелось. И, вроде как, это не поэт, а папка мой. Только я точно знаю, что он ничего такого не писал. Может быть из другого мира писал, а я откуда-то о том узнал?
– Так всё и должно быть, – успокоил Угодник. – Если ты заболел своей головастой болезнью, всё так и будет. Это теперь твоё нормальное состояние. Помнить будешь то, что не забывал. Знать будешь то, что никогда не знал. Одним словом, веселье и никакого похмелья.
– Какому другу он посвятил эти вирши? Там же начинается: «Мой друг стихов не пишет больше, и к жизни потерял он всякий интерес».
– Это секрет. Не спрашивай его о нём. Не нужно, – остановил Николай моё расследование. – Ты, главное, про кольчугу помни. Увидишь всех безоружными.
– Ты так говоришь, будто они все какие-нибудь роли играют, хотя сами обыкновенные люди, а не артисты. Это, как я сегодня в Америке буду Суперменом, а на самом деле ребёнок.
– В самую точку. Все души, как дети. Никакого притворства и фальши. А люди не специально другими прикидываются. Они думают, что так надо. Что нужно быть взрослым и серьёзным. И это тоже правильно. Но увлекаться этим… – Николай так и не договорил, потому как за дверью сарая послышалась возня, всхлипы и бормотание.
– Кто там? – спросил я шёпотом.
– Сейчас узнаем, – так же, шёпотом, ответил Николай.
– Хватит уже! – взвизгнул голос Александра-третьего. – Ой! Ну просил же перестать. Ай!
Дверь сарая распахнулась, и в неё задом ввалился близнец третьего розлива, в голову которого влетали рыхлые снежки, недавно вошедшие в моду. Третий сразу же судорожно захлопнул дверь, отшвырнул портфель, и замер, не поворачиваясь к нам.
– Достал уже со своими снежинками. Говорить научись, – начал он выговаривать родному миру, а сам продолжал крепко держать дверь, опасаясь, что Даланий распахнёт и её, чтобы продолжить игру в Дедморозыча. – На кой ты меня от самой школы…
Угодник не выдержал первым и рассмеялся в голос. Его примеру последовал и я, когда осознал, что Даланию надоело слушать наш поэтический и душевный трёп, и он сам проявил инициативу по доставке своего посредника пинками и снежками в сарай.
Третий сначала замер, а потом обернулся на наши насмешки.
– Ваша работа? – зло сверкнул он белками глаз.
– Никак нет, – ответил Угодник. – Здравствуй, Александр.
– Это не мы, – поддержал я дядьку. – Привет тебе, братец.
– Точно не ваша?.. Ладно. Здравствуйте вам. Зачем он меня? Не в курсе? – начал оттаивать третий и школьной формой, и душой.
– Ему надоело нас с Николаем слушать. Вот и пригнал тебя к нам гости, – доложил я собрату.
– Ага. А вы тут совершенно случайно, – заподозрил неладное напарник.
– Совсем не случайно, – вступил в разговор Угодник. – Пришли-то мы к тебе. Да только Санька уже здесь, в сарае, засомневался, можно ли тебя о серьёзных вещах просить. Может, ты такой же, как остальные его подчинённые? Вот и заболтались мы с ним. А твой мир расценил наши сомнения, как совершенно неуместные, и сам привёл тебя к нам. Извини, что таким холодным способом.
– Всё с вами ясно. А зачем звать собирались? – расслабился, наконец, третий и отошёл от входной двери.
– Я по возвращении… После настоящего своего возращения… – начал я мямлить.
– Санька собирался ваших старшин новым фокусам обучить. Как лететь на сверхдальние расстояния. Как с мирами общаться, – объяснил Николай вместо меня.
– Вот-вот, точно, – поддакнул я. – Но они какие-то плюшевые. Я им одно, а они кривляются. Я им: «Плавки берите. На берег океана махнём». А они не верят.
– Меня бы позвал, – насупился третий. – Я же после наших приключений всему верю.
– Это ты сейчас так говоришь, – вырвалось у меня.
– Как это? – не понял третий. – Что всё это значит?
Я покосился на Угодника, а потом указал ему взглядом на подвал, предлагая перенести наш разговор под землю, но он отрицательно покачал головой, подавая мне знак, чтобы продолжил беседу в сарае.
– Напиши расписку, – съехидничал я тут же. – Так, мол, и так. Обещаю сходить к старшинам и узнать у них всё. Сделали они то, о чём я их просил, или не сделали? А если не совершили того подвига, самому его выполнить. Договорились?
– Хрень какая-то, – возмутился напарник. – Слову моему ты уже не веришь?
– Верит. Только и ты его пойми. Твои товарищи тоже наобещали, а потом передумали, – поддержал мои бредни Угодник.
– Ладно. Дам сейчас письменные обязательства, – нехотя полез в портфель третий. – Пойти туда, не зная, куда. Сделать то, не зная, что.
Через пару минут я получил от бойца из мира Далания письменное обещание «совершить неизвестные деяния, от которых отказались старшины четвёрок».
– Я же сказал, что ещё не знаю, сделали они или не сделали. Но и так сойдёт, – сказал я дружку и протянул расписку обратно. – Здесь оставь. После задания её предъявишь. После выполнения или не выполнения.
По лицу Александра пробежала судорога, но записку он взял, не проронив ни звука.
– Ладно вам. Нацепили доспехи, – рассмеялся дядька. – С праздником тебя, третий Александр. Не обижайся на нас. Пойдём мы домой.
– До встречи, напарник, – простился я и добавил: – Потом всё объясню, если, конечно, захочешь. А нам пора плацебо покупать для пьянки.
– Ну-ну. Прощайте. Так я с докладом вечерком загляну? – смягчился близнец.
– Не торопись. Может, на этой неделе. Лучше, наверно, на следующей. Чтобы наверняка. Я сам себя на карантин посадил. Ждать буду, пока яблочко созреет и само в руку свалится, – наговорил я околесицы и вслед за Николаем спустился в подвал.
Мы не стали останавливаться и сразу же вылезли в мир Гвеодия.
– Я ничего лишнего не наговорил? – спросил дядька, когда я поднялся следом за ним в сарай. – Я же не знаю, чему ты собирался друзей учить.
– Ничего особенного. Летать и через миры прыгать мимо подвала. Ещё рыбалку хотел показать и сушилку, – начал я вспоминать, чего же так страстно желал с утра пораньше, когда собирался преподавать посредническое искусство.
– Ты их постепенно приобщай. Не торопясь. А то так и будут всякие обструкции устраивать, – сказал Угодник и засобирался снова в подвал.
– А что такое «плацебо»? Оно хоть съедобное? – продолжил я непринуждённый разговор.
– Съедобное-съедобное. Это обманка. Едят или пьют одно, а думают, что другое. Верят сами, что другое, – объяснил дядька.
– Ясно, – выдохнул я уже в подвале и продолжил нашу настоящую беседу. – Я же хотел включить Образ пещеры. За этим своих старшин в пещеру позвал. Показать, как она по-настоящему работает.
– Ого, куда хватил. Они же сразу поймут, что у нас женские миры спрятаны, а нумерация первого круга неверная. Что Павел, да и я вместе с ним, вас всех в заблуждение ввели, – нахмурился Угодник. – А какой ты там образ включал?
– Который пещерой командует. Который с людьми разговаривает.
– Это, брат, искусственный интеллект. Компьютер, значит. Или ЭВМ. Электронно-вычислительная машина. Сейчас семьдесят третий год, стало быть, полупроводники и интегральные схемы уже изобрели. Кремниевые чипы тоже. Скоро ЭВМ станет настоящим компьютером. Но название Образ мне тоже нравится. Сам придумал или надоумили?
– В той пещере всё узнал. Тамошняя ЭВМ мало по-нашему лопочет. Мы, видите ли, молодая раса. Но кто-то же этих тёток в пещеры рассадил и разговаривать с нами обучил. «Критерий верный». Или: «Критерий неверный». Картинки, опять же, воздушные показывать. Еле разобрался, как своими молниями включать эту искусственную тётеньку.
Вернее, мне подсказали синие гуманоиды. В полудрёме. А потом я повторил за ними. Всё собезьянничал, как понял. Только домашнего адреса я же не знал. Через Кармалину мамку Светлидию еле-еле смог домой попасть. «Поиск» просил. Нашёл её кое-как, а пропуска-то в руке нет. Выпуска из той пещерки. Пришлось Барбарию-Болидию вызывать. Она там вместо нашей Стихии комсомолит. Пару вопросов задала прямо из своей ступы, не опускаясь наземь. По десять баллов за что-то прибавила, а потом впаяла мне тридцать шесть пещерных пропуска. Руку от них так и обожгло.
Угодник поначалу сдерживался, изображая внимательного и серьёзного слушателя, но долго не вытерпел. Расхохотался так, что стены у подвала затряслись. Что именно ему показалось смешным, я так и не понял, а поэтому продолжил доклад, не обращая на его смех никакого внимания.
– Тридцать шесть. Не шутка. И как только все в руку поместились? Но напрасно я оттуда выпорхнул. Про тот адрес так и не спросил. А местный дух, или Провидение, вдогонку пророчествовал, что я к нему не раз ещё вернусь, чтобы ошибки свои исправить.
Щенка, опять же, Барбаре подарить. Её Природа в спячке уже. И сама она Яга Ягой. Но мысли мои слышит и не морщится. Так я после того как оттуда выпорхнул, ещё четыре пересадки делал. Четыре пещеры включал и рассказывал, кто я и откуда взялся.
Это потом уже наша, которая Образ, рассказала о каких-то рукавах в Млечном Пути. Ещё световые года приплела. По ним, якобы, поиск миров делают и домой просятся, если заблудились. Орион. Точно. Ветка или рукав Ориона, а расстояние двадцать шесть тысяч вёрст со световыми столбами.
Ещё я узнал от ЭВМ, что синие человечки взаправду жили. Я их адрес повторил, Зах Дженн который, а она сказала, что мир уже погиб. Но расстояние до него ещё осталось. И рукав, опять же, живой и весь светится. А сам Млечный Путь у нас прохудился, и теперь в его центре чёрная дыра. От неё измеряют расстояния до… Но ведь этого всего я от Образа не слыхивал. Я что, снова фантазирую и остановиться не могу? Или опять чужая память проснулась?..
Угодник перестал хохотать и начал вылезать в наш родной мир.
– Уморил. Мастер художественного слова. Не захочешь, а рассмеёшься. Потом продолжим. Когда к стихийной комсомолке в гости пойдём. Твой глобус нужно же раздвоить. Чтобы вам было с чем начинать работать. И булавки с флажками найти.
Мы выбрались в Скефий и вышли из сарая к Павлу и Давидовичу. Дед уже снова восседал на штатном троне и, казалось, ничто в мире не может нарушить того безмолвного спокойствия, в котором он пребывал.
Я попрощался с Николаем, твёрдо пообещав, что по возвращению домой сразу же отбуду в страну Америку за бананами, и направился мимо Давидовича и деда домой. Павел сделал вид, что не заметил моего ухода, и я, без лишних пикировок, проследовал по назначению.
Глава 11. Суперменские будни
Вернулся я как раз вовремя. Было уже половина второго. Хорошо, что по дороге домой догадался попросить Скефий о сокрытии, а то бы прилип задом к ремню за беспардонный прогул. Пришлось снова надевать школьную форму, брать портфель и выходить за калитку. А вот когда вышел, так сразу вспомнил, что ни классных работ в тетрадках, ни домашних заданий в дневнике, ничего-то этого у меня не было.
«К Ольге сходить, и у неё всё срисовать? Или к близнецам на поклон вернуться? Но у них по-другому всё может быть. То же самое, но другое. И глаза на них смотреть не хотят. К Вадьке или Серёге сходить? Потребуют объясниться, почему это у меня своего ничего нет. Ведь я, вроде как, с ними целый день околачивался», – размышлял я, стоя на улице, и колебался, решая, что бы такого предпринять.
– Скефий Дедморозыч. Какие у меня есть варианты? К Ольге прокрасться? – спросил у мира.
– Чмок! – сразу же получил по лбу.
– К Вадьке сходить?
– Чмок! – снова то же самое.
– Твоя очередь предлагать, – буркнул я и занялся смахиванием с головы и формы нежных снежных ответов.
– Хлоп! – заполировал мои страдания Скефий, метнув мне по маковке Оленькиным портфелем, доверху заполненным девчачьими сокровищами и школьными знаниями.
– Можно и так, – согласился я, припомнив киношную фразу, и поднял портфель с тротуара. – Тогда я опять домой. Уроки делать. А ты пока поищи мне подходящее одеяние. Я же Угоднику обещал за бананами слетать, а в полёте прикинуться каким-то Суперменом. Так что, будь ласков. С тебя маскарадный костюм. Умеешь же портфели воровать.
Без лишних церемоний, отдал родному миру нахальные распоряжения и, как ни в чём не бывало, вернулся домой. Словно это не я, а он у меня состоял на верной службе. Будто так понукал им каждый божий день.
«Хамовато, конечно, получилось. Ну, прости шалопая», – извинился я мысленно и принялся исследовать Оленькин портфель.
Вытащив дневник и тетрадки, углубился в копирование классных работ и домашних заданий. Причём, решил сразу их выполнить, памятуя о праздничном вечере с Угодником за столом и плацебо на столе. Пришлось читать, писать, думать и запоминать.
Так увлёкся нехитрым повседневным занятием, что не заметил, как на диване появился комплект из ярко-красного плаща-накидки и такого же яркого, но уже синего трико. Красные плавки и какая-то невменяемая обувка или, скорее, кожаные носки прилагались к костюму в нагрузку и находились рядышком.
– С размером, вроде как, накладка вышла, – констатировал я, когда представил себя в этом нелепом взрослом одеянии, в котором наверняка бы «утонул».
– Чмок! – не согласился со мной персональный Хоттабыч.
– Подрастить меня собрался? – испугался я, что снова стану большим и неуклюжим.
– Чмок! Фух!
– А это что значит?.. Стоп-стоп. Лучше молчи. Вернее, не отвечай, – попросил я временного перемирия и вернул все школьные принадлежности обратно в Ольгин портфель. – Возврати с благодарностью. Какой – сам решишь. А пока, размагнить меня, пожалуйста. Мне нужно «домой вернуться».
Портфель, прошмыгнув в дверь, возвратился обратно к соседке, а я через минутку откашлялся, привлекая к себе внимание домочадцев.
– Я дома. А задержался потому, что сразу в школе домашнее задание делал, – доложил всем и сделал вид, что только что прибыл домой.
– Переодевайся и кушай, – донеслось из огорода от мамы. – Мы все уже пообедали.
– Не дождались, значит, – буркнул я недовольно и начал переодеваться.
Переодевался, переодевался, а когда мельком взглянул на себя в зеркало, чуть в обморок не упал.
– И как это его… Меня угораздило плавки поверх трико напялить? – возмутился я, когда увидел в отражении незнакомого худосочного парня, одетого красно-синим Суперменом в трико и плаще. – Шуточки? Рожу мне выстругал, как того у манекена в магазине «Одежда». Ещё букву на груди нарисовал. «S» – Skefiy. В общем, конечно, не уродливый, но только, что на это мамка скажет?
– Чмок!
– Её «чмоки» побольнее твоих будут. И крику… Как та сирена у пожарной машины, – на удивление, хладнокровно высказался я обо всём происшедшем, и поплёлся на кухню. – Как хочешь, а я на голодный желудок суперменствовать отказываюсь.
Я чинно пообедал, представляя, что снова стал взрослым и нахожусь в Кристалии и, сложив грязную посуду в тазик с водой, вышел во двор.
– Красавец, – всплеснула руками мама. – Смотри, Серёжа. Какой у тебя братик.
– Мама что, меня видит? – ужаснулся я вслух и присел на порог, прямо в нелепых красных плавках.
– Фух! – запоздало получил тёплое подтверждение.
– Чай не слепая. Вижу. Вырядился как в детском садике, когда играл роль Огня. Тогда ты тоже в красном плаще был и ёлочку сжечь обещал. Ну, так по сценарию было, – спокойно без сирен рассказала мама.
– Всемогущий я Огонь. Берегись! Меня не тронь, – процитировал я, вспомнившиеся реплики из детского спектакля.
– Помнишь, – обрадовалась мама. – Иди уже, куда собирался.
Я не то чтобы от такого её панибратства опешил, я потерялся в собственном дворике с мамой, Серёжкой и Туманом в качестве трёх незыблемо-сосенных ориентиров. Заблудился в захлестнувших мыслях и чувствах.
В полном отсутствии сознания выходил из родного двора, заполированный родными мурашками, буквально, ничегошеньки не соображая.
– Мама, а я сегодня Супермен, – глупо сказал в открытую калитку и был таков.
По взвизгнувшему Серёжке и ахнувшей маме, понял, что взлетел прямо у них на глазах.
– И что ты учудил? – попытался докричаться до Скефия сквозь встречный ветер. – На сверхзвук! Давай на сверхзвук. Как можно быстрее. Как в Кристалии было. И ветер свой выключи!
Ветер пропал. Я погрузился в оглушавшую тишину и понёсся в неизвестную сторону, в незнакомую страну, за неведомыми бананами.
– А я ихние доллары забыл, – пожаловался я извозчику, но тот никак не отреагировал, а только пришпорил невидимых сверхзвуковых коней.
* * *
Разноцветные прямоугольники полей сменились горами. После гор было Чёрное море. После моря снова поля, города, дороги, реки, снова горы, снова города, и так до бесконечности. Все мелькало, сменяя друг друга, как в калейдоскопе, пока внезапно не закончилось берегом океана.
То, что подо мной оказался Атлантический океан, я и понятия не имел. Если честно, совершенно не знал о том, что лечу на запад к восточному побережью настоящей заграничной Америки.
Слава Богу Скефий не обиделся на прозвище Дедморозыч и не стал переносить меня через Северный полюс. То, что через полюс дорога короче, я узнал уже гораздо позднее, когда с дедом летал на Курилы.
А Скефий всё нёс, и нёс меня дальше, хорошо что не слишком высоко. По крайней мере, гораздо ниже облаков, а поэтому я всё вокруг довольно хорошо различал, и мог не только запросто разглядеть дома, деревья, автомобили, людей, а даже почувствовать разные запахи и небольшие изменения в температуре и влажности воздуха.
Летать мне, конечно, нравилось, но в тот день решительно никакого настроения не было. Я даже не глазел по сторонам, когда пролетал над разнородной и разноцветной Европой. Просто, ушёл в себя, в свои невесёлые думы о неведомой «обструкции», которую мне устроили, или будут устраивать мои коллеги-посредники и их родные миры. Не забывая, конечно, чередовать размышления с оптимистическими помехами в виде мелькавших и вращавшихся геометрических фигур.
За всю дорогу я не проронил ни слова, не выказал никакого восторга или восхищения стараниям молчаливого Скефия. Если бы не его неожиданный крутой вираж влево, после весьма длительного прямого перелёта над тёмно-бирюзовой океанской гладью, я бы так до бананового магазина изображал обиженного и глухонемого Супермена.
– Мы передумали лететь в Америку? – как бы, между прочим, спросил я.
– Чмок!
– Значит, не передумали. Тогда, зачем свернули?
– Фух!
– Значит, так надо. А ты мне поможешь с ними на американском разговаривать? – спохватился я.
– Фух!
– Только сразу как-нибудь переводи их вэлкамы на наши слова. А мои, соответственно, на их. Так ведь можно будет? – осенило меня.
– Фух!
– Слава Богу. Хорошо иметь… Родиться в умном мире.
Не успел успокоиться, как вдруг увидел впереди настоящий грузовой кораблик. Этот кораблик плыл ко мне навстречу по глади океана и увеличивался в размерах.
– Ого! – разволновался я, когда осознал, что именно к этому теплоходу нёс меня мир-извозчик. – Он что, в помощи нуждается?
– Чмок!
– Мы в его помощи? – ещё сильнее струхнул я.
– Чмок!
– Давай вернёмся к холодным ответам. Надоели твои снежки, – обиделся я, но больше сам на себя, оттого что не мог сообразить, для чего нам понадобился этот корабль.
А корабль прямо на глазах вымахал в исполинский трансокеанский грузовой рефрижератор. «AtlanticWinner» – успел я прочитать название на его высоченном и остроугольном носу, а Скефий сразу же заложил крутой вираж вокруг этого «Виннера».
Я выставил обе руки вперёд, что бы хоть как-то уравновесить себя на крутых поворотах, и сразу же получил в лицо встречным морским ветром.
Нелепый красный плащ моментально захлопал в ладошки где-то за спиной, дыхание начало спотыкаться о невидимые препятствия, глаза заслезились крокодиловыми слезами, а я пожалел настоящего Супермена, у которого нет такого расторопного помощника, как мой всемогущий мир.
– Ты на кой отключил… Ой! – только и смог вымолвить, когда увидел непостижимую разуму картину.
Из квадратного выреза, распахнутого прямо в борту корабля, вылетали цветастые коробки с непонятным содержимым. Дружно так вылетали, забористо, но ни дыма пожара, ни каких-либо других признаков беды, объяснявшей данное зрелище, видно не было.
И всё бы ничего, только эти самые коробки-изгои, так и не достигнув океанской воды, повисали в воздухе. Не просто повисали, а выстраивались сначала в пунктирную линию, а потом, уже за кормой корабля, сами складывались на летевшую за судном прямоугольную платформу неизвестного происхождения.
– Дирижабль ты специально не копировал? – спросил я Дедморозыча, когда тот в очередной раз заложил свой невидимый руль, чтобы сделать ещё один вираж вокруг плывшего корабля и парившей платформы.
– Фух!
– А в коробках что? – решил уточнить, от чего именно так весело избавляется экипаж прямо посреди океана.
Скефий вместо ответа поднёс меня к платформе, предварительно замедлив скорость нашего вращения вокруг «Виннера», и приземлил прямо на коробки, некоторые из которых оказались открытыми.
– Мать честная. Это же бананы. Только не совсем жёлтые. На кой их в воду выбрасывают? – опешил я, разглядев содержимое картонных ящиков. – Увидели, что им нагрузили недозрелых, и по дороге перебирают? Уточнить бы, вдруг, они не просто так их выбрасывают? Вдруг, они ядовитые? Или больные? А мы их наберём и потом сами отравимся.
Но Скефий ничего не ответил. Да и не мог он ничего вразумительного ответить своими снежками или поцелуями на все мои нескончаемые причитания. Он, просто, зашвырнул меня на самый верхний этаж «Виннера», прямо на ходовой мостик, словно простого котёнка. Моргнуть не успел, как оказался на крыле рулевой рубки.
– Welcomeon board, mister Superman, – услышал я за спиной знакомую голландскую речь.
– Размагнитил-таки, Змей Горыныч, – подосадовал я, но сразу же расправил плечи и обернулся на голос.
Позади меня, словно на параде, прямо на крыле ходовой рубки построились несколько офицеров во главе с капитаном. Все в чёрных выглаженных костюмах с золотыми погонами и в фуражках с кокардами. Все, как один, растерянно улыбались, глядя на меня вытаращенными от удивления глазами.
– No-no. No “Three-heads Dragon”. Her call-name is “Atlantic Winner”. Perhaps, mistake?
– Switch on the translator! – потребовал я у Скефия, хотя, всё, о чём говорил капитан, понял.
– Извините, но переводчика у нас нет. А вы на каком языке хотите общаться?
– Не имеет значения, – не совсем вежливо перебил я капитана, когда в голове услышал «перевод». – А вы всегда при полном параде на мостике? Или из-за меня?
– Как только мне доложили, что ящики не падают в воду, я сразу же поднялся на мостик. Некоторые офицеры последовали моему примеру, – доложил капитан.
– Извините. Это не моя инициатива. Не совсем моя. Зачем же вы от них избавляетесь? У вас ни пожара, ни пробоины не видно.
– К сожалению, наши поставщики нас снова подвели, – начал капитан объяснения. – Загрузили какое-то количество из Эквадора. Мы, кстати, следуем из Колумбии в Голландию. В Амстердам. Стоим на этой линии. Так вот, со времени прошлогоднего путча в Эквадоре, наша компания перенесла свой бизнес в Колумбию. А поставщики не гнушаются и эквадорскими поставками. Затаривают их в свои коробки и отправляют.
– Они что, какие-нибудь неправильные? Которые из Эквадора? – решил я уточнить о качестве бросовых плодов.
– Никак нет. Они качественные. Но только при дальней перевозке на автотранспорте к месту нашей погрузки режим их хранения, конечно же, не соблюдался. Потому эти плоды начинают незапланированное созревание прямо в наших трюмах. Выделяют чрезмерное количество газа, от которого, собственно, все перезревают. Портятся, не достигнув пункта назначения. Сами переспевают, и соседние плоды заражают.
Поэтому приходится выборочно избавляться от некоторых ящиков, чтобы сберечь остальной груз. Для этого в борту прямо из трюмов предусмотрены открывающиеся люки. Чтобы исправлять такие ошибки.
– Но они съедобные? Кушать их всё ещё можно?
– Конечно, можно. Вне всяких сомнений, – заверил капитан. – Ещё немного дозреют, и самое то. Положите их вместе с яблоками, и они тут же доспеют.
– Значит, вы не будете против моего самоуправства? – спросил я.
– Конечно же, нет. Совсем наоборот. Вы же таким образом поможете нам не засорять мировой океан. Только, как вы всё со своей платформой…
Да, о чём я? Вы же Супермен. А мы все думали, что вы вымышленный герой. Фантазия.
– Ещё какая фантазия, – признался я. – Ещё сегодняшним утром не знал, что стану Суперменом. Но рекрутирован на совершение… А на кой мне теперь в Америку? Бананами я уже разжился…
– Чмок! – сразу же получил по лбу за крамольные речи.
– Wow! – удивились офицеры, увидев мой мирный диалог воочию.
– Вот так и живу, – безрадостно поведал я о тяжёлой суперменской доле. – Чуть что не так, сразу образумят. Так вы, значит, все голландцы?
– Нет-нет. Мы под панамским флагом. Экипаж интернациональный. Я из Ирландии. Офицеры из Испании и Португалии. Часть команды из Голландии. А так же из Панамы, Канады, Норвегии, и ещё…
– Из Гонконга и Австралии, – подсказал капитану один из его помощников.
– Вот это да. Мировой рабочий класс, – поразился я пёстрому международному сотрудничеству.
– А вы, извиняюсь, не американец? Вы из… – растерялся капитан.
– Он же с планеты Криптон, – снова подсказал тот же помощник.
– Ага. Оттуда, – поддакнул я и засобирался в дорогу. – Спасибо вам за сброс банановых отходов.
– Сфотографироваться с вами можно? А автограф? А спросить? – посыпались на меня вопросы, как из бананового трюма ящики.
– Ничегошеньки у вас не получится. И о нашем свидании вы, скорее всего, ничего не вспомните, – понадеялся я, что Скефий заметёт наши с ним следы в памяти любопытного экипажа.
– Очень жаль, – начали сокрушаться офицеры.
– Ничего не поделаешь. Такая у меня работа. Делаю всякое, а сказать об этом никому не могу. Не имею права. Нельзя смущать умы небывальщиной. Ну, прощайте. Будете у нас на Криптоне…
– Но ведь ваша планета погибла! – вскрикнул всё тот же помощник, который оказался не только умником, а ещё и знатоком Супермена и его приключений.
– Это Зах Дженн погибла. Прошу не путать, как все ваши писатели. И там синекожие Супермены жили, а не такие, как я.
После моей отповеди, Скефий медленно поднял меня в воздух, чтобы смог попрощаться с экипажем «Виннера», что я не преминул сделать.
– До встречи на экранах кинотеатров и телевизоров! – крикнул им на прощание, и мир пришпорил сверхзвуковых коней.
Когда корабль остался далеко позади, и Скефий снова засунул меня в ветронепроницаемую капсулу, я спросил:
– А платформу ты за нами следом потащишь?
– Чмок!
– А куда? Домой? В Армавир? Угодник килограмм бананов просил, а не вагон.
– Фух! Фух! Чмок!
– Тогда выгружайся на Фортштадте. Потом я что-нить придумаю. После возвращения. Только от глаз её сокрой, окаянную. И пусть все бананы захлебнутся своим газом и поспеют к вечеру. А «Виннеру», если конечно можно, скорости бы прибавить. Или газ этот из трюма откачать, чтобы остальные бананы не портились.
– Фух! – согласился помочь кораблику Скефий, а я расслабился и погрузился в американские размышления.
Глава 12. Американские приключения
«На кой мне теперь туда? Для разведки? Но Скефий не зря меня вырядил красно-синим клоуном. Если бы в простую разведку, я бы без вопросов. Но меня же заставят там красоваться перед честны́м американским народом.
