Текст книги "Неприкаянное Племя: Сурвивалист (СИ)"

Автор книги: Александр Аразин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 35 страниц)

– Ты куда пойшов, Микита?

– Пойду, поищу забавок. А ты шо, хотев бы пойти разом со мной? Ну, пойшли, – сказав Микита. – Седня в селе гуляют свадьбу.

Через некоторый час воны остановились поруч с великой сельской хатой. Из хаты звучали писни, був слышан смих и тосты. Дружиннику любо було весилля и гуляння, Марфу пальцем. – Рассказчик сплюнул и внимательно оглядел слушателей. Кто-то понял намек и, вздохнув, протянул старику бутылку, тот сделал здоровенный глоток, вернул флягу хозяину и повторил: – Дружинник охоч був до весилля и гуляння, не довго думаючи, чкурнув до хаты. А там народ гуляе, три бочки смаги поставили...

– Ишь ты, – восхитился кто-то из слушателей. – Три бочки!

Жисько одобрительно крякнул, представляя размах деревенского гулянья, а старик степенно ответил:

– У нас, в Сурре, завсегда так. Традис-сия, Марфу пальцем, коли весилля, надо выставлять усего по три: три бочки смаги, три кабанчика изжаренных, – Авдей достал из-за пазухи сухарь и шумно захрустел, – шоб значт счастья молодым було. Так про шо я? Да! А Микита зайшов за воином, но гулять не став. Гости мяско и сальцо потребляють, капусткой квашеной прикусують, тут и огурки солёны, и яблука мочёны, каша расыпчаста, – у слушателей потекли слюни, наиболее изголодавшиеся, громко сглотнули, – и усе то смагой запивають. Ток Микита сив тихо в уголочку – смагу не пьет, сало не ест, лишь на невистку зыркае. Дружинник то ж став поглядувать на красну молоду, зовсим юну, невинну дивчину, и пойшов у пляс. Так, веселясь у гвалтовой компанни гостей, распивая смагу и поедая смачные почастункы, воин провел наступни три часа.

Раптом, Марфу пальцем, когда було вже за повночи, Микита поднявся из-за стола и очень близко подойшов до невестки. Порядком охмелевшие гости, жених, и батькы дивчины, да и сам дружинник с удивлением подывлялысь на Микиту. В одно мгновение Микита плыгнув на невестку и вцепився в ее тело своими зубами. Из его пасти блеснули клыки. Остатки хмеля выветрились из головы дружинника, и вин кинувся на Микиту, разом скинув его с переляконой дивчины, котора лежала вся побледневшая от жаху.

Шо тут началося... Крик. Шум. Гвалт. Гости брызнули у ризни стороны, свадьба була испоганена.

Микита быстро подвевся на ноги и выбежав из хаты, сбивая всих гостей на своём пути. Дружинник ринулся вслед за ним.

– Вот дурачок, – вклинился в рассказ пузатый сотник. – Ну кто ему эти жених с невестой? Тоже мне... «герой», нашёл из-за кого своей шей рисковать.

Ратмир Жисько ограничился одобрительным кивком, а слушатели согласно загалдели: одно дело пить-гулять на свадьбе, но совсем другое гоняться за упырём. В том, что этот Микита именно упырь, слушатели уже не сомневались.

– Так дружинник зовсим юный був, Марфу пальцем, – извиняясь за земляка, развёл руками Авдей. – А молодь, як и гроши, не знають перепон и так же быстро закинчуються...

Так от, возле кладбища дружиннику вдалось настигнуть Микиту. Упырь сходу хотев запрыгнуть в могилу, но був сбит с ног ударом богатырским прямо по «роже». Из пасти нечисти полилася кровь. Он всё-таки успел вкусить дивчину, но рана була не смертельная, и она осталась жива. Дружинник крикнув Миките:

– Ага, теперь я розумию: кто ты!

–И шо с того. Кровь живых надае, таким как я, силу!

Не став дружинник больше говорить, достав меч, да кинувся на упыря. Не знаю, правду сказывают или брешут, но как воин не пробував порубить Микиту, у него ничего не выходило. Не брав зализный меч нечисту силу, как сквозь хмару проходив. Дружинник не отступав, и со всих сил пытався не дать упырю ускользнуть в могилу. Токмо и той був не слабак, доставалося воину крепко.

– Ведаешь, шо люди с упырями делают? Мы сжигаем их на кострище, – сказав дружинник в пылу бойки.

– То ничего не значит, Марфу пальцем. Даже писле того, как нас сожгут на кострище, мы воскресаем из пепла в облике армии различной тварины.

Тым часом на горизонте стала выглядать маленькая часть солнца. Починався свитанок. Дружинник и упырь изрядно устали после боя – воин недоглядел, и упырь скрывся в могиле. Молодый дружинник от усталости упав на землю и пролежав два часа. Отдохнувши, вон поднявся и пойшев назад в село. Там воин разыскав старосту и сказав тому все шо знав за упыря: как зовут, где могила, как вони познакомились. Выявилось, Микита этот жив у селе, був он очень незвычайный чоловек, та умер пару годов назад, при дивных обставинах.

С дружинником, на кладбище пойшли половина жителей селения. Они несли с собой вязки дров, косы, вилы, сокиры. Воин показав на могилу, в которой спрятався упырь, и ее тут же раскопали.

В могиле люди увидали труп Микиты, который був распухший от крови. Труп положили на землю, забросали его поленьями и подожгли. Еще довго жители села подбрасывали в кострище дрова, при этом бормоча проклятия и браня упыря. Тут кострище резко вспыхнуло, Марфу пальцем, и из него полезли пауки, ящерицы, крысы. Все люди, которые були в тот момент возле вогня, в том числе и воин, стали колоть, топтать, и отбрасывать в полымя выползающую нечисть. Каждый из выползающих тварей пытался проникнуть между людей и скрыться. Чем, больше нечисти, люди уничтожали, тем больше гадов выползало из кострища.

В такой запеклой боротьбе пройшло еще несколько часов. И наконец-то, полчище тварей перестали выползать из вогня. Кости упыря также были сожжены, а пепел був развеян ветром.

– Страсти то какие, – не выдержал прыщавый боец. – А с невестой то что случилось? Её же упырь укусил.

– А ну, цыц! – прикрикнул Жисько: вожаку хотелось дослушать не меньше, чем его воинам. – Рассказывай, Авдей.

– А я шо роблю? Тока вот горло дерёт.

– На. – Жисько милостиво протянул ему свою фляжку.

– Благодарствую, пан полковник, – рассказчик сделал большой глоток. – Да ниче с ней не случилось, Марфу пальцем. Невестка, когда поблизости не було мужа, тайком расцеловала дружинника и благодарила его за спасение. Воин возвернувся у свой полк и рассказывал эту байку своим сослуживцам и детям. Для него все закончилось добром, а вот для селян... – дед обвёл слушателей пристальным взглядом. – Сказывают, наступново дня поехали молодые в град на ярмарку, а когда возвернулися, узрели лишь пустые хаты, кров на стенах, да потроха на земле.

Сталося так, шо давили они, давили пауков, но уж больно много тварей из кострища лезло... и проглядели десяток. Те убегли в лес, закопалися в болото и нашли там изгнившие трупы зверья, да утопленников. Подняли их, а опосля возвернулися в селище и всех жителей повбивали. С тех пор, чудища те и доси бродют по болтам, и дуже людей не люблят, словно помнят, как упыря вбивали. А от нечисти той нет спасення, ток ежели кричать в голос имя упыря: «Микита!», – да плевать через лево плечо, можно их на час отвратить да сбежать, коли ноги крепкие...

У костра замолчали, переваривая услышанное. Было тихо, облака рассеялись, явив взгляду почти полную луну, окружённую яркими осенними звёздами. Очень захотелось выпить, а клятый Авдей высосал все пиво! Жисько поднялся, но не успел отойти от костра, как из тьмы высунулась жуткая образина, недоуменно обвела всех взглядом, как бы спрашивая: «А что вы тут делаете, добры люди?» – втянула огромными, развороченными ноздрями воздух и сунулась в котёл, где ещё доставало горячей каши.

Рёв обжёгшейся зверюги заставил Жисько выронить пустую флягу. Толстый сотник вскочил, оступился и рухнул на прыщавого юнца, хлопец не устоял на ногах и повалился на воина с перебитым носом. Тот оклемался быстро, стряхнул ошалевших товарищей и выхватил меч – да куда там с железякой против такой твари! Опалённое чудище взревело ещё раз, отшвырнуло перепончатой когтистой лапой незадачливого бойца. Воин завопил во всю глотку: «Микита!!!» – и смачно харкнул через левое плечо, попав полковнику в глаз (три раза!), а после, сметая все на своём пути и жутко воя, устремилось в сторону речки. Это было только началом: со стороны болота к лагерю, по-утиному переваливаясь и глухо урча, неслось десятка три чудищ. К их топоту и реву обожжённого предводителя присоединилось ржание перепуганных коней и людские крики и брань.

Паника разгоралась, как пожар. Отважные в бою, серые воины отчаянно боялись всяческой нечисти, а то, что лезло из болота, перепугало бы кого угодно. Уродливые твари, похожие сразу и на медведя и на свинью, но размером с лося и вдобавок покрытые свалявшейся шерстью, отливавшей в лунном свете тёмной зеленью, ломились к возам, от которых пахло чем-то упоительным. До людей дела им не было, но напуганные страшной сказкой бойцы этого не поняли. Поймёшь тут, когда несколько болотников, умудрившись сунуться в котлы, метались по лагерю, круша все, что им попадалось на пути.

Самым умным было отойти в сторону дороги и дать незваным гостям слопать все, что они могут слопать. Ратмир это уразумел почти сразу. В отличие от своих вояк, предводитель видел в зелёных уродах не нечистую силу, а оголодавших зверей, которые с рассветом уберутся в болота. Полковник Жисько кричал, ругался, раздавал тумаки, даже рубанул кого-то клинком – не помогло! Слушатели Авдея, с воплями «Микита!!!» и «Упыри!!!», носились среди перевёрнутых котлов, ничего не видя, кроме страшных зелёных образин.

Авдей Палец умирал и прекрасно это понимал. Когда из ночного мрака в лагерь наведались жуткие монстры, старика сбили с ног, несколько раз ударили кованым сапогом, пробежались и забыли. Вокруг было тихо: не кричали люди, не ржали кони, не ревели чудовища – мир и благодать... если бы не ощущение надвигающейся кончины. Ветеран давно приготовился к смерти, однако не ожидал, что умрёт так – затоптанный своими же товарищами. Эх, а славно же он пожил! Неожиданно звезды закрыла огромная тень. Моргнув несколько раз, Авдей смог рассмотреть силуэт огромного воина верхом на олене, а вскоре расслышал и слова.

– Это невероятно! Полк Жисько разгромлен, уничтожен!

– Не стоит преувеличивать мои заслуги, Харальд. – Ответила женщина. – Погибло не больше сотни воинов, ещё в два раза больше утонет в болоте или разбежится на все четыре стороны, но остальных Жисько соберёт. У него останется примерно семьсот бойцов – немалая сила.

Варвар, казалось, не обратил внимания на слова ведьмы, продолжая с удовольствием рассматривать разгромленный лагерь предателей. В свете двух лун было прекрасно видно торчащие из земли жерди палаток, сорванная холстина которых вяло шевелилась на ветру; повсюду валялось воинское снаряжение, брошенное перепуганными бойцами; кухонная утварь и продукты, измазанные в грязи, лежали прямо на земле. Но главное – тела. Трупы предателей, не успевших сбежать, радовали глаз северянина. Возможно Белегестела права и их не больше сотни, однако это победа (!) и его друзьям, пусть и немного, будет проще противостоять Шиманьскому.

– Все равно, – варвар вежливо кивнул, – ты невероятно искусна в волшбе, и я искренне восхищаюсь твоими знаниями.

– С этим утверждением я не буду спорить, – улыбнулась женщина. – Если ты считаешь, что я выполнила твою просьбу, пора и тебе исполнить мою.

– Мы обмениваемся желаниями? Ничего не имею против, но я не припомню, чтобы обещал выполнить твою просьбу.

– Как же, когда мы выехали с болот и заметили этот лагерь, а ты собирался в одиночку атаковать предателей. Мне с трудом удалось тебя остановить и тогда ты попросил помочь, пообещав сделать все что угодно, если я вмешаюсь.

– Действительно, припоминаю... извини. Стоило мне понять, чей это лагерь, как потерял голову. Я бы, в любом случае, выполнил твою просьбу, а теперь – тем более.

– Так то, – назидательно произнесла ведьма. – А нужно мне, чтобы ты отправился в Серый Мисаль и передал Сергею...

– Белегестела! Я же собирался оставить орден! Каково мне будет, когда вернусь в монастырь? Как я объясню Сергею, что Катаржина мертва... и его ребёнок. По моей вине.

– Спокойно. Встретишься с ним и спокойно, без истерик всё расскажешь.

– А мне хотелось умереть в бою, видать, не судьба. Не понимаю, чем я так тебя обидел или оскорбил, что ты решила меня убить? Ты же знаешь, после разговора с мисальдером, я должен буду покончить с жизнью...

– Не говори глупостей, Харальд, – и стукнула его по голове клюкой. Не ожидавший подобного развития событий, варвар потёр макушку, поражаясь, как пропустил удар, но промолчал. – Кто тут у нас говорит о самоубийстве? О-о, да это же приговорённый к казни! Ты потерял право на ритуальное самоубийство, когда Сергей отстрочил приговор.

Харальд молчал. Белегестела была права и от этого становилось только горше. Где-то на периферии сознания промелькнула мысль: «Откуда ведьма знает о приговоре?», но её затмили другие, более мрачные думы. Он чувствовал себя прокажённым – человеком, который приносит несчастье и смерть всем вокруг, а сам остаётся в живых. Почему? Чем он заслужил это проклятье? Харальд был твердо уверен: худшее, что можно пожелать врагу – это чтобы он видел, как умирают его родные, близкие, друзья... видел и ничего не мог поделать.

– Никогда я вас не понимала, – тем временем, продолжала ведьма. – Откуда это стремление к смерти? Почему вы так спешите покинуть этот мир? Чем он вам не угодил?

– Важна не смерть, а то, как ты её встретишь.

– В таком случае, можешь успокоиться – тебе вскоре представится возможность встретиться с Паромщиком.

– Где? Когда? – Харальд подобрался, разом вспомнив, что эльфийка не только ведьма, но и жрица.

– От тебя зависит. Вот развернёшься ты сейчас и отправишься, как хотел, на север или к морю... будущее, словно опытный мошенник, – всегда найдёт способ обмануть.

– Но...

– Никаких «но»! Харальд, мы с тобой договорились, ты обещал – отправляйся в Серый Мисаль и расскажи Сергею Иноку всё что видел. От меня же лично, передай ему маленькую просьбу, чтобы он всегда платил по долгам и награждал достойных. А будущее... просто поверь, так будет лучше.

Разговор был окончен. Так и не получив ответы, на интересующие его вопросы, варвар молча кивнул, прощаясь с ведьмой, и направил марала на грунтовку, которая должна была привести его в Риницу, а оттуда в Серый Мисаль. Ведьма стояла на месте, пока всадник не растворился в ночной темноте. Когда стих размеренный топот копыт, она нагнулась над раненым ветераном, который тихо умирал на земле, и участливо спросила:

– Ты тоже хочешь умереть?

Авдей уже не ощущал тело и смог лишь утвердительно моргнуть.

– Хорошо, – прошептала женщина, вонзая длинный стилет точно в сердце воина.

Глава 25.

Осенний бал.

Резкий утренний ветер развевал знамёна ордена, плащи послушников и монахов, спешащих, после второго удара колокола, занять свои места на крепостной стене. Артиллерийские расчёты суетились у катапульт, рядом с которыми горками, как яблоки на лотках зеленщиков, лежали камни и круглые глиняные снаряды. Один из монахов, судя по посоху – маг, неловко наступил на край длинной рясы, споткнулся и кубарем слетел с лестницы; не вставая с земли, бедолага достал из инвентаря Зелье Регенерации, выпил и уже через пару секунд опять спешил на стену.

Бом! – с третьим ударом колокола опустилась решётка, врата Серого Мисаля закрылись.

Из леса в долину вливались отряды кавалерии и, не перестраиваясь, на рысях шли к монастырю. Когда поток иссяк, колокол ударил шестой раз, а ко мне повернулся сержант-послушник (старший караула) и доложил:

– Господин мисальдер, к монастырю приближается около шестисот всадников.

– Знамя?

– Наше, господин мисальдер.

– Когда гости достигнут подъёма на холм, они выстроятся попарно. Извольте перечесть и доложить.

– Слушаю...

Пересчитывать, сколько воинов приближается к орденской твердыне, не имело смысла. Это были друзья, а хоть бы и враги... Для Серого Мисаля шестьсот всадников, что дробина кабану – только раззадорит. Но, учитывая ситуацию, в которой мы все оказались, тренировка лишней не будет. Когда кавалеристы подъехали к холму, монастырь был готов к обороне, я с гордостью осмотрел соорденцев и послушников.

– Господин мисальдер, – оживился сержант, – к монастырю приближается пятьсот девяносто шесть всадников, в том числе шесть монахов, шесть знаменосцев и одиннадцать магов.

Кавалеристы были уже совсем близко, и я смог рассмотреть лица друзей, с которыми не виделся несколько месяцев. Настя, Хадо, Артур, Надя... все, кто отправился с Яри в Дикое Поле, возвращались, чтобы защитить обитель. Все, кроме Ярославы.

– Отбой тревоги, – с трудом, я оторвал взгляд от гостей, так и не увидев Яри, среди всадников. – Прикажите опустить мост и поднять решётку.

Мы собрались в Зале для Совещаний. Мне казалось странным, что буквально три месяца назад, когда наконец-то эту комнату меблировали и было устроено первое собрание, я воспринимал её как большую, а офицеры ордена, восседавшие за массивным круглым столом, терялись на фоне высоких стен и цветастых стрельчатых окон. Сегодня в Зале было тесно. Кроме соорденцев, в совещании принимали участие послушники офицеры Фаланги, прибыли три полковника из Риницы, со своими помощниками, и мэр города Потап Рубило. В течение ближайшего часа, к нам должен был присоединиться Харальд, по донесениям разведчиков, варвар, верхом на огромном олене, уже миновал станцию телепортации. Не хватало только Игоря, отправившегося в рейд по Ничейным Землям, и Ярославы, оставшейся в Самете.

«Как же мы изменились», – подумал я, рассматривая офицеров. Создавалось впечатление, что за последние месяцы прожиты годы – настолько сильно сегодняшние мы отличались от нас вчерашних. Наиболее разительные перемены произошли с ребятами, которые отстраивали новую обитель в Диком Поле. Изменилась не только их манера поведения (откуда-то появилась постоянная настороженность), но и внешность: степные ветра и солнце, окрасили кожу в бронзовый цвет, а волосы они, по тулакскому манеру, заплетали в десятки тонких косичек. Мне был знаком подобный обычай, даже некоторые дворяне Инурака делали аналогичные причёски, когда собирались на войну. По тулакскому поверью, каждая коса символизировала нить, связывающую человека с одним из богов и, чем их больше, – тем лучше, тем больше шансов выжить. Со стороны же, всё это производило дикое впечатление... кочевники, как есть кочевники. И мой взгляд прикипел к Хадо – вот уж кто действительно казался вылитым средневековым монгольским воином.

Тем временем, Фармак подошёл к стене, на которой висела огромная карта княжества, и начал доклад:

– Несмотря на разгром армии Риницы, все последние дни бунтовщики оставались у замка барона Милич. Мы не знаем, почему они медлили, возможно, ждали новых указаний или подкреплений. Кроме того, непонятно что (или кого) искали их разведчики в прилегающих лесах, а поиски были очень масштабные. Как бы то ни было, сегодня утром в окрестности замка вышел полк Жисько, точнее говоря: то, что от него осталось... Ха-ха, представляете, эти предатели умудрились где-то потерять треть состава. В итоге у Жисько осталось всего семьсот человек. После его появления, бунтовщики собрали лагерь и выдвинулись сторону Риницы.

– Значит, подкрепление получили не только мы, но и бунтовщики, – сделал неутешительный вывод Олег. – Не очень приятная новость.

– Тогда следующая тебя расстроит ещё больше. По данным разведчиков, кроме пехотных полков и кавалерии, у повстанцев есть ещё и тысяча стрелков.

– Чего-то подобного стоило ожидать, – в задумчивости, я потёр подбородок. – Это все по численности вражеской армии?

– Да.

– Хорошо. Тогда, пока не забыл, Потап, в Ринице же есть оружейники?

– Еще спрашиваешь! Конечно, целый цех.

– Прекрасно. Надо чтобы мастера, до середины древка, оббили длинные копья послушников из Фаланги металлом. Бронзой или железом – не принципиально.

– Сделаем, а копья не станут слишком тяжёлыми?

– Вес увеличится, но я заметил, что практически всё древковое оружие, в массовой рубке, приходит в негодность после первой же стычки.

– Точно, – поддержал меня Олег, – и в бою у замка барона Милича так было. Гвардейцы Катаржины только один раз ударили «в копье», а после рубились на мечах. Только, Серёга, если древко оковывать железом, таким дрыном долго не помашешь... Не забывай, бой длиться не десять-пятнадцать минут, а несколько часов или даже день.

– Пусть копьеносцы держат своё оружие на плечах передней шеренги. Для этого не придётся долго переучиваться, хватит и нескольких тренировок.

– Знаешь... а ведь может сработать!

– Вот и замечательно, а теперь, господа офицеры, меня очень интересует, где Жисько посеял три сотни бойцов. Нет, он, конечно, сволочь редкостная, однако совсем не дурак и неплохой полковник. – Я вопросительно посмотрел на Фармака, но парень лишь неопределённо пожал плечами. – Стас, отправь пару своих разведчиков по маршруту Жисько. Такая толпа народа должна была оставить заметный след и твои спецы быстро выяснят, что произошло... Не нравится мне, когда в наших землях пропадает три сотни бойцов, пусть и вражеских.

– Сделаю, – кивнул Фармак и, судя по затуманившемуся взгляду, тут же связался с кем-то из разведчиков, передавая приказ.

Не дожидаясь результата, я резко встал из-за стола и подошёл к карте. Княжество-епископство Риница, по форме, напоминает грушу, в вытянутой части которой и располагаются родовые владения дворян. От замка барона Милич до Риницы чуть больше шестидесяти километров; это расстояние кавалерия неспешно преодолеет за три дня, но армия, обременённая обозом, будет добираться не меньше пяти, учитывая же состояние дорог, бунтовщики окажутся в окрестностях столицы через неделю.

– Тезка, кто, ты говорил, командует армией бунтовщиков?

– Воевода Ксаверия Шиманьского Борис Корибут-Гуровский, – бодро ответил Громыхайло.

– Что о нем известно?

– Опытный и умелый полководец. Третий сын графа Корибут-Гуровского, как большинство местных дворян, взял меч в четырнадцать лет и с тех пор не выпускает из рук. Воевал в Сурре, Лагии, Вольных Баронствах и, естественно, в Инураке. Уже в двадцать пять лет стал комендантом Плеха и защищал городок во время вторжения монстров из Ничейных Земель. Эта осада прославила Бориса. Тогда же на рыцаря обратил внимание барон Ксаверий Шиманьский и предложил поступить к нему на службу.

Гном замолчал, переводя дух, а я решил уточнить:

– Тезка, меня больше интересует, что ожидать от воеводы? Да и потом, как-то не очень вяжутся твои слова с тем, что происходило у замка Милича... тайные резервы, засадные полки.

– Не стоит путать благородство с дуростью. Борис Гуровский не станет вырезать население деревень или сжигать города, но будет использовать малейшую возможность, любой промах противника, чтобы победить. В целом... как я уже говорил, опытный, грамотный вояка. Действует классически, по учебнику, старается использовать преимущества в численности и особенности местности, фланговые и засадные атаки.

– Понятно, – я опять уставился на карту. – Значит, бунтовщики пойдут вниз по течению Руце. Огромный обоз и размокшие дороги замедлят армию... Хадо! Их надо проводить.

– Проводим. Пригласим Гуровского на танец.

– Не увлекайтесь там сильно, – мне понравилось сравнение корейца. – Так, пара лёгких пируэтов, но никаких продолжительных плясок. Я хочу, чтобы вы раззадорили воеводу, чтобы он спешил на встречу с нами, позабыв об осторожности.

– Хорошо, а где, собственно, произойдёт основной танец (так сказать, бал)?

– Тут, – я уверенно ткнул пальцем в карту и озвучил название местности: – Козий Брод. Исходя из слов Громыхайло, Борис Гуровский не склонен к авантюрам и выберет лучшее место, чтобы перейти на другой берег реки. Там-то мы его и встретим.

Как уже упоминалось, Руца – небольшая река. В любом месте её спокойно можно преодолеть вплавь, однако то, что легко сделает один человек, может оказаться непосильной задачей для кавалериста или обозной телеги. Всему виной местные грунты. Чернозёмы, помимо уникального плодородия, обладают повышенной вязкостью. Намокая, почва превращается в плотную чёрную глину, которая липнет огромными комками к ногам, копытам животных, колёсам телег. В результате, преодоление небольшой речушки, превращается в труднейшую задачу, но зачем напрягать воинов и обозников, если рядом есть удобная переправа? Как не тяжело догадаться из названия, брод был достаточно мелким, чтобы крестьяне с лёгкостью перегоняли с одного на другой берег не только лошадей или коров, но, даже, коз. Мне казалось очевидным: именно к Козьему Броду отправится Гуровский.

– Ты бы так не спешил, дружище. – Пробурчал Олег. Рядом с парнем сидела Настя и мне, если честно, казалось что он полностью сосредоточен на девушке, с которой долго не виделся, а на меня практически не обращает внимания. Я ошибался. Олег успевал и ворковать с подругой, и следить за совещанием. – Я всегда только «За» честную битву, но! Вот вернётся Харальд, привезёт Катаржину, а какие планы у княжны никто не знает. Мало ли что ей взбредёт в голову, если решит твоя жёнушка отсиживаться в Ринице – будем сидеть.

Харальд уже должен был показаться ввиду крепостных стен мисаля и очень скоро все узнают о смерти Катаржины. Не то чтобы я собирался скрыть этот факт от друзей, просто... не было подходящего момента.

– Помните, – аккуратно подбирая слова, заговорил я. – Когда мы задержали городских ратманов в княжеской резиденции, они говорили о смерти Катаржины? Так вот, ратманы были правы: Катаржина Брегович княжна Риницы умерла.

Гробовое молчание было мне ответом.

– Ты не мог сказать ещё позже? – хрипло поинтересовался Олег.

Я виновато пожал плечами и начал оправдываться:

– Послушайте, на самом деле, смерть Катаржины никак не повлияет на наши планы. Мы и раньше не рассчитывали на помощь Бреговичей, а теперь точно знаем...

– Это меняет многое! – прервал меня Костя. Бывший демиург не совладал с эмоциями, встал с кресла и, бурно жестикулируя руками, продолжил: – Сергей, став консортом, ты утратил все права на Риницу. Все! Будь у тебя наследник, можно было бы говорить о регентстве, до совершеннолетия ребёнка, но! Катаржина умерла так и не родив... Прости, только у тебя прав на княжество не больше, чем у Милича. Если же дело дойдёт до рассмотрения Королевским Советом, его члены примут сторону барона Милича – он родовой дворянин Инурака, его предки поколениями жили в землях Риницы, а ты – никто, чужак, дем!

– Господин мисальдер, – из-за стола встал Садко Вершина. Вид бравый полковник имел виноватый и у меня сжалось сердце, предчувствуя надвигающиеся неприятности. – Мы присягали в верности княжне Риницы Катаржине Брегович и... – воин замялся. Соглашаясь с тем, что Садко собирается сказать, оказывая ему поддержку, поднялся второй полковник. – И мы не можем принять чью-то сторону в этой войне. Простите, но ни я, ни Матэуш, ни наши сотники или кто-либо из воинов не хотим нарушать присягу. Мы больше не вернёмся в предгорье и никогда не будем изгоями.

Не прощаясь, молча полковники вышли из Зала, тихо прикрыв за собой двустворчатую, украшенную затейливой резьбой и позолотой дверь.

– Ж*па, – ёмко резюмировал Олег.

– Не, дружище, – возразил ему гном, – из ж*пы есть выход, пусть и неприятный, а у нас... – тёзка махнул рукой, достал трубку закуривая. – Серый, вот кто тебя за язык тянул? Помолчал бы ещё немного, а после сражения рассказал... если б мы победили.

– Вас не поймёшь. Поздно рассказал – плохо, а когда рассказал – ещё хуже. К тому же, Харальд скоро приедет и всё станет ясно, – начал оправдываться я, но гном не стал слушать.

– Хадо, тебе приказ понятен? – Кореец молча кивнул, и Громыхайло продолжил: – Тогда бегом вниз, пусть твои казаки седлают лошадей и отправляйтесь в рейд. Встретишь Харальда, скажи, чтобы ни с кем не разговаривал, а сразу шёл к Сергею, – взгляд гнома затуманился. Пообщавшись с кем-то в привате, тёзка выдал радостную новость: – Замечательно. Полковники ещё не выехали из мисаля, я сказал старшему караула, от твоего имени Серёга, попросить их вернуться на совещание.

– Я бы на месте полковников решила, что мисальдер собирается меня убить, – накручивая прядь волос на палец, задумчиво произнесла Настя. – Чтобы, так сказать, слухи не расползались по городу. И благоразумно отказалась от такого приглашения.

– Они все равно придут, – напомнил о себе Бадвин. – Садко Вершина и Матэуш Залеский слишком многим обязаны мисальдеру. Даже если они будут твердо уверены, что настоятель собирается их убить – придут. Никто из бывших серых воинов не захочет ещё раз лишиться чести... почти никто. Жисько – исключение.

Я отвожу взгляд в сторону и смотрю в окно. К стеклу приклеился мокрый кленовый лист и никак не хочет отлипать, несмотря на старания ветра, который дробно теребит его края. В монотонно-сером небе не разглядеть ни солнца, ни туч. Моросит мелкий холодный дождь. На монастырских дорожках тускло блестят лужи; послушники, вооружившись мохнатыми мётлами, сметают опавшую листву под потемневшие деревья, где тлеют костры, дым от которых низко стелется над землёй. Я сделал вдох, надеясь ощутить непередаваемый аромат тлеющей осенней листвы, однако почувствовал лишь табачный запах и вернулся в реальность, к последней, прозвучавшей на совещании, фразе.

Сигихард Бадвин, специально или нет (я не знаю), взвалил на мои плечи очередную глыбу. Ответственность... Бадвин говорил не только от имени городских полковников, но и от своего, и от всех НПС жителей епископства, будь то крестьянин, пекарь или ратман. Впрочем, ничего-то он не взвалил. Я и прежде тащил эту глыбу, но как-то пообвыкся, перестал обращать внимание, стал забывать... а Сигихард мне напомнил, мол, мы вручили тебе свои жизни, так не подведи же!

Я посмотрел в глаза полковнику и уверенно произнёс:

– Бадвин, во-первых, никто точно не знает, мертва ли Катаржина, а во-вторых, если и существует опасность для жителей княжества, то она исходит не от меня или членов нашего ордена. Бунтовщики, дворяне объявившие Рокош и пригласившие в наш дом чужаков – вот наибольшая опасность для всех нас.

Словно дожидаясь окончания моей реплики, дверь распахнулась и в Зал вошли два полковника. Городские офицеры, в отполированных, идеально сидящих кирасах, держались спокойно, демонстрируя уверенность, присущую лучшим воинам Инурака. Все в их внешнем облике, начиная от начищенных чёрных сапог, до стянутых в армейский хвост волос на голове, указывало на прекрасное знание устава и умелость... почти всё. Я не сразу обратил внимание на отсутствие оружия у полковников и тут же понял, что это означает – офицеры предполагали худшее. Бадвин оказался прав: они пришли, несмотря на угрозу смерти, мало того, пришли безоружными (!) демонстрируя покорность, готовность принять любое моё решение.