Текст книги "Неприкаянное Племя: Сурвивалист (СИ)"

Автор книги: Александр Аразин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 35 страниц)

С неудовольствием, я вынужден был признать, что окажись на месте Василия Гикана, тоже проиграл бой. Слишком большие резервы прятались в замке барона, и не стоит забывать о лёгкой кавалерии бунтовщиков, находившейся в нашем тылу. Максимум, что можно выжать из такого расклада – попытаться отступить и сохранить часть войск.

Занятый своими мыслями, я миновал буржуазный центр Риницы, с его патриархальным спокойствием, и углубился в трущобы Нижнего города. Улочки стали ещё уже, крыши домов окончательно скрыли от меня обе луны, погрузив мир в чёрные тени. В этой клоаке царили вонь, грязь и темень. Под ноги попадались хозяйственные отбросы, помои, зелень, скорлупа от яиц, которые местные жители сваливали на улицу или попросту выбрасывали из окна. В подворотне одного из домов я заметил семилетнего мальчишку, отдававшего дань природе в позе, воспетой бельгийским скульптором Жеромом Дюкенау. Я ниже опустил голову, пряча нос, и ускорил шаг.

По мере того, как улица подходила к складскому району, Нижний город становился более разнузданный. Налево и направо только одни кабаки, весело освещённые изнутри. Повсюду слышна музыка. Из подворотен подозрительно сверкают глазами уже не писающие мальчики, а небритые мужики уголовной наружности. У распахнутых дверей некоторых заведений мёрзнут грубо размалёванные девицы, их посиневшие губы искривились в подобии улыбки, демонстрируя гнилые зубы.

– Я настоятель Серого Мисаля Сергей Инок. Где находится таверну «Весёлый барон»? – меня утомила эта прогулка и я обратился к дородному мужчине, судя по внешнему виду, хозяину ближайшего кабака.

Вниз по улице, первый поворот направо... – трактирщик замялся, но продолжил: – Мисальдер, шли бы вы домой. Наш район – не самое приятное место для ночных прогулок.

Заметно, – хмыкнул я, – но мне надо встретиться с одним офицером.

– А-а, с Мундовы, – улыбнулся мужчина.

– А ты почём знаешь?

– Я видел его минут двадцать назад – он с тремя или четырьмя друзьями шёл к «Весёлому барону». Здесь не часто видишь стражников в такой час. «Весёлый барон» – солдатский кабак.

– Понятно. Благодарю за информацию. Пойду.

Развернувшись, я тихо выругался и пошёл вниз по улице. Надо же было начальнику стражи выбрать местом встречи настолько глухой угол. Солдатский кабак... если ещё и там придётся пить, то рискую застрять в нем до утра. И зачем оно мне? Нет, быстро переговорю с Мундовым и домой в постель, под тёплое одеяло.

Мрак и тишина царили вокруг. Тишина меня беспокоила, но голова была занята другими мыслями, чтобы задуматься над этим.

Впереди уже мерцала в лунном свете вывеска «Весёлого барона» – скалящийся нобиль с двумя кружками пенного пива в руках. Я остановился, поморгал на её блеск и потряс головой.

Тишина... Почему, черт подери, так тихо?

Я достал посох. «Предвиденье» ещё не активировалось на полную мощность, но уже сигнализировало о грядущих неприятностях.

В воздухе что-то свистнуло. Свет ослепил глаза, и на меня обрушилась дубинка. Я тяжело упал и покатился по грязи, а тёмная фигура метнулась ко мне. На оголовье посоха возникло лезвие; глефа запела и разрубила нападавшему бедро. Кость треснула, раздался оглушительный вопль. Я вскочил на ноги, а из мрака возникло ещё несколько человек.

Бабочки Сумерек! Мне уже доводилось сталкиваться с убийцами из этого клана, и я уверенно опознал их стиль боя. Только данные персонажи были гораздо... матерее, если так можно сказать. Даже моё «Предвиденье», которое прежде всегда точно выдавало намерения НПС, начинало сбоить, при взгляде на убийц – они были покрыты какой-то рябью.

Первый удар не прошёл бесследно, у меня мутилось в глазах, но блеск стали при луне я различить мог. Накинув на себя «лечилку» и активировав «Радужное тело», я ринулся вперёд. Меч устремился мне навстречу, но я отбил удар и разнёс глефой череп нападавшему, а второго отшвырнул ногой. Ещё чей-то меч, найдя брешь в обороне, молниеносной вспышкой врезался в мою грудь, но упёрся в радужную защиту. Я достал нападавшего кончиком глефы, вскрыв сонную артерию, и обернулся к очередному противнику.

Это был Мундов!

Я отступил в сторону, выставив перед собой глефу... несколько секунд полной неуязвимости, даваемой «Радужным телом», закончились. Начальник городской стражи уверенно приближался, сжимая в руках меч. Я метнул взгляд на второго – тот лежал на земле, стеная и безуспешно пытаясь зажать кровь, хлещущую из пореза на шее. Никого кроме себя мне винить не было – не стоило активировать «Радужное тело» так рано. Ведь знал же, ЗНАЛ, что в городе полно агентов Шиманьского, но расслабился, сам поперся на непонятную встречу и отказался от сопровождения Громыхайло!

Мундов прыгнул вперёд, замахнулся, я мгновенно отскочил назад, и серебристая сталь просвистела в дюйме от моей шеи.

– Скоро тебе некуда будет отступать, дем! – ухмыльнулся предатель.

– Зачем ты это делаешь? – спросил я.

– Ты что, время тянешь? Тебе все равно не понять.

Прыжок. Взмах меча. И снова мне пришлось отскочить. Но теперь я упёрся спиной в стену дома, бежать было больше некуда. Мундов засмеялся.

– Вот уж не думал, что тебя так легко убить, мисальдер. – И он бросился вперёд.

Извернувшись, я отбил меч древком глефы, а в голове крутилось: «Живьём! Живьём брать демонов». Мне нужен был «язык», который сможет дать информацию обо всех вражеских агентах в епископстве. Делать нечего – пришлось убрать лезвие, вернув посоху изначальный вид. Эта метаморфоза немного озадачила Мундова, однако вскоре офицер опять атаковал...

Очередной выпад я, не совсем удачно, блокировал наручем – острое лезвие соскользнуло и рассекло предплечье. Но правая рука, с зажатым в ней посохом, осталась свободной, позволив ударить Мундова в лицо. Изо рта офицера хлынула кровь, он попятился. Второй удар угодил в область сердца, сломав ребро. Предатель упал, отпустив меч, но я схватил его рукой за шею, наслаждаясь тем, как пальцы впиваются в гортань, и поставила на ноги. Он заморгал – железная хватка едва пропускала воздух в лёгкие.

– Легко, говоришь? Ничего на свете не бывает лёгким.

Сзади послышался едва уловимый шорох.

Я обернулся назад, прикрываясь Мундовым, как щитом. Широкий кинжал вонзился офицеру в грудь по самую рукоять. Швырнув тело, я двинул плечом убийцу, который пытался освободить своё оружие. Тот отлетел назад, повернулся и быстро помчался прочь по переулку Единорога.

Песняр... мимолётного взгляда мне хватило, чтобы опознать в последнем нападавшем старшего музыканта и по совместительству – шпиона Ксаверия Шиманьского. От души выругавшись, я обернулся к умирающему. Кровь лилась ручьём из страшной раны, впитываясь в утоптанную землю.

– Помоги мне, – прохрипел Мундов. – Прошу тебя!

– Считай, что тебе повезло, шлюхин сын. Я убил бы тебя куда медленнее. Куда он убежал?

Однако предатель уже умер. «Предвиденье» молчало, но, на всякий случай, я превратил посох в глефу и стал искать того, которого ранил в ногу. Идя вдоль переулка по кровавому следу, я нашёл его у стены – в сердце у него торчал кинжал, и мёртвые пальцы ещё сжимали рукоять... Песняр добил всех свидетелей.

На плечи навалилась усталость, я потёр глаза и наткнулся на что-то липкое. Провёл пальцами по виску и снова тихо выругался, нащупав шишку величиной с яйцо, мягкую и кровоточащую.

Неужто ничего простого не осталось в мире?

Как же меня утомили эти шпионские игры... А как же рыцарская честь? Как же бой лицом к лицу?

«Возьми себя в руки, – сказал я себе. – Предатели и наёмные убийцы существовали во все времена и во всех мирах. Просто... не нравится мне быть чьей-то жертвой».

Я вдруг рассмеялся, вспомнив странную тишину. Таверна-то пуста! Мне следовало бы насторожиться ещё у входа в переулок Единорога: с чего бы пять человек стали ждать меня после полуночи в пустом переулке?

Голова сильно закружилась, к горлу подступила тошнота, и я вынужден был опереться рукой о стену ближайшего дома.

«Последствие удара по голове», – подумал я и попытался активировать «лечилку», но... странным образом, мысли путались, не позволяя сконцентрироваться на заклинании. В инвентаре лежало зелье, только, когда я решил его достать, выяснилось, что левая рука меня не слушается, повиснув безжизненной плетью.

Яд! Головокружение усиливалось и не в силах сохранять вертикальное положение, я сполз по стене на землю. Оказывается, клинок Мундова был смазан какой-то отравой... сволочь.

Постепенно, онемение распространялось по всему телу. Вскоре я уже не ощущал свой язык и перестал хрипеть, когда появилось системное сообщение:

«Вы были убиты.

Активирован навык: Момент Истины. Желаете возродиться? 59 сек... 58...

В точке привязки/По месту смерти».

«Плохая привычка, – была моя последняя мысль. – Каждый раз, после встречи с убийцами из клана «Бабочки Сумерек», я умираю. Плохая...»

Глава 24.

Перекрестки.

Харальд проснулся от жуткого крика и рывком сел в кровати, сбрасывая худое одеяло. Его лежанка стояла под небольшим окошком; на подоконнике чёрными силуэтами громоздились какие-то тарелки, плошки, несколько кувшинов, загораживая и так небольшой обзор. Сквозь мутное стекло просачивался серый рассвет, тем не менее, в комнате было темно настолько, что он не смог рассмотреть свои ноги. Ноздри щекотал горьковатый запах вянущей травы; о чем-то без умолка трещали неугомонные сверчки и... тишина.

Ночь прислушивалась к Харальду, а Харальд слушал ночь. Вряд ли, окажись он в руках бунтовщиков, его бы оставили в полной тишине, которую нарушает лишь стрекот сверчков за печкой. Выходит, он у друзей? Но где и с кем?

Последнее, что помнил северянин, было то, как наконец-то поддавшись уговорам Михаила, он пришпорил Вихря и помчался за Катаржиной. Харальд заметил, как княжеский эскорт покинул ставку и скрылся из виду на другой стороне холма. Он оглянулся назад, где ещё продолжали сражаться братья, и поехал в противоположную сторону, а дальше... провал. Тогда на нем были доспехи, а верный марал нёс хозяина широким уверенным шагом... что-то было ещё. Что-то ускользало, пряталось в тёмных уголках его памяти. Харальд наморщил лоб, пытаясь вспомнить.

Животный крик разодрал тишину. Надрывный, рыдающий, он ворвался сквозь оконное стекло, отразился от деревянных стропил и обрушился на варвара чёрной волной. Исполненный неземной боли плач затопил комнату. Тоска и отчаяние вливались в Харальда нескончаемым потоком, заполняли его, грозя разорвать на мелкие части. Он не выдержал... он рыдал, кричал и рвал на себе волосы... он вспоминал.

Харальд догнал Катаржину, когда уже начало смеркаться. Находить следы в вечернем лесу было непросто, но все северяне отличные охотники, к тому же Вихрь прекрасно ориентируется в темноте. Он вспомнил, как после долгих блужданий олень вынес его на небольшую поляну, в центре которой стоял бард, возившийся с алхимическими колбами, а у его ног скулила умирающая Катаржина – жена его брата, будущая мать и княжна Риницы...

Жуткий вой не умолкал. Северянину казалось, что из его глаз текут не слезы, а кровь. Не было более кровати, комнаты, хижины, да и сам Харальд растворился в горьком безбрежье. Осталась лишь скорбь, топкая и вязкая, словно смола или гнилое болото. А крик всё лился и лился бурной слёзной рекой и тогда он понял, что радость ничтожно мала, как ручеёк, а горе – не имеет берегов. Он предал, подвёл своего брата. Он не спас его жену. Он не сохранил жизнь княжне...

Неожиданно появилось что-то светлое, будто нерушимая плотина выстроилась на пути скорбной реки. Незримые путы ослабели и пали. Смиряя истошный вопль, тихо прозвучал серебряный колокольчик:

– Ишь, как раскудахтались, – проворчала неизвестная женщина. Эти простые слова развеяли чары, вернув Харальду самого себя, прогнав накатившую апатию и боль.

В темноте раздалось слабое шуршание ткани, тихо скрипнула деревянная кровать, и тот же голос уверенно произнёс:

– Калэ.

Разгорелся небольшой огонёк, в нежном свечении которого Харальд наконец-то увидел и маленькую комнату, с низким потолком, и хозяйку домика – невысокую пожилую женщину, в белой ночной рубашке. Её длинные, некогда яркие волосы, цвета уставшей меди, несмотря на ранний час, небыли растрёпаны, ниспадая вниз потоком лавы. Однако долго себя рассматривать хозяйка не позволила, женщина нагнулась, взяла с лавки свитер крупной вязки и нырнула в него, а когда её голова показалась из горловины, Харальд понял: что его насторожило. Эльфийка! Вслед за остроконечными ушами, взгляд северянина сместился на глаза женщины – удивительно разноцветные, словно радуга.

– Кто? – прохрипел Харальд.

– Банши, – равнодушно бросила женщина, не удостоив северянина взглядом. Она продолжала быстро облачаться, одевая шерстяную же юбку. – Ох и натворили вы дел... Растревожили болотных дев, теперь несколько дней покоя не будет.

– Где я? – уже более окрепшим голосом, поинтересовался Харальд.

– У меня дома. В Осокских болотах, – хозяйка накинула на плечи зелёный плащ и направилась к низкой двери.

Варвар нахмурил брови. Осокские болота располагались на границе Риницы и графством Кельце. Никто не претендовал на эти гиблые места, о которых среди местных жителей ходили жуткие слухи. События прошлого, нахлынувшие во время крика банши, опять спрятались и он никак не мог вспомнить: как тут оказался? Тем не менее, Харальд задал другой вопрос:

– Простите... как вас зовут?

– Зовут, – женщина замерла, не донеся руку к дверной щеколде. – Зови меня Белегестела. Я ведьма. Лесная ведьма, и живу там, куда у моих «братьев» не дотягиваются лапы.

Скрипнула дверь, женщина вышла на улицу, а Харальд задумался. Встретить эльфийку-ведьму было практически невозможно, по своей природе, перворождённые не склонны к ведовству. Тем более выглядело странным, что она выбрала местом проживания именно Осокские болота... Впрочем, где же ещё должна обитать ведьма, как не в одном из наиболее гиблых мест королевства? Однако была ещё одна деталь, насторожившая варвара – глаза. «На севере нет храмов» – эту истину, словно неизменный атрибут невежества, часто повторяют южане. Они правы, почти правы. На севере действительно нет храмов ни светлых, ни тёмных богов, только Время не принадлежит к какой-то фракции, оно нейтрально. И далеко в снегах, среди ледяных торосов есть легендарный, даже среди народа фёлков, храм богини Времени. В детстве, Харальд часто слышал сказки о славных героях, которые отправлялись на поиски святилища, а найдя его, получали удивительную награду. Что правда, а что вымысел в этих рассказах он не знал, но были в них несколько деталей, которые повторялись с завидной регулярностью, и одна из них – переливающиеся всеми цветами радуги, глаза жриц. Неужели хозяйка избушки в болотах, лесная ведьма принадлежит к небольшой касте жриц богини Времени?

Тихо открылась дверь, запуская в небольшую комнату холод и ведьму. Женщина сняла успевший промокнуть плащ, повесила его у потухшего очага и устало пошла к кровати, бросив на ходу:

– Больше они тебя не побеспокоят. Отдыхай, – и еле слышно добавила: – люди, люди, что ж вы творите... льёте кровь, как воду.

– Госпожа Белегестела, – магический светильник погас, но Харальд продолжал пялиться в черноту, где, по его мнению, была ведьма, словно та могла его увидеть. – Вы не знаете, чем закончилась битва? Кто победил?

– Нет, – в её голосе почувствовалось сожаление, – я ходила в село. Иногда я выхожу из леса. У меня есть, что предложить крестьянкам, а они взамен дают то, что здесь не найдёшь. – В темноте Харальду казалось, будто он говорит не с пожилой матроной, а с юной девушкой. – На опушке я увидела марала, а на нем потерявшего сознание воина. Я не знала, что мне делать, но почти сразу услышала голоса и поняла, что наездника ищут, и отнюдь не друзья. С ними был, – голос женщины дрогнул от отвращения, – волшебник. Не люблю магов, и я решила спрятать воина. Назло колдунам и потому, что нельзя бросить того, кто не может себя защитить. Я знаю тайную тропу через топь и могу договориться с любым животным, даже с таким гордым, как Вихрь.

– Откуда вы знаете его имя?!

– Мне ли не знать, как зовут марала?

– Извините... спасибо. Вы меня спасли.

– Не стоит благодарности. А теперь давай спать, до рассвета ещё несколько часов.

Харальд хотел возразить, мол, он уже проснулся и навряд ли заснёт, но неожиданно почувствовал сильную усталость, откинулся на подушку и закрыл глаза.

Что-то мягкое и пушистое коснулось щеки, и Харальд проснулся. Он быстро открыл глаза. Над ним нависал низкий потемневший потолок из кое-как обработанных брёвен, между которыми белел высохший мох. В закрытое оконце, на котором стоял глиняный кувшин с ветками рябины, лился бледный свет осеннего солнца. Утро мало чем отличалось от ночи, разве что в комнате стало немного светлее.

Мягкий удар вызвал приступ боли в рёбрах, но, поняв его причину, варвар рассмеялся. Кошка! Пушистой проказнице надоело лежать на подушке, она перепрыгнула человеку на грудь и подползла к самому лицу, сосредоточенно обнюхивая нового знакомца. Кошка (он сразу понял, что это кошка, а не кот) была маленькая, короткошёрстная, с неожиданно роскошными усищами. Интересно, где она была ночью? Может, ловила мышей? Харальд прекрасно помнил ночной разговор и почему он оказался в этой избушке... Катаржину убили.

Северянин нерешительно тронул зверушку, ты ответила дружелюбным урчанием, загадочно глянула человеку в глаза и спрыгнула с кровати. Харальд остался один, но ненадолго. Кошка вернулась, и с ней вошла хозяйка. Лицо Белегестелы было покрыто морозным румянцем, а огромная охапка хвороста, которую она втащила, наполнила душу варвара чувством отвращения к собственной персоне – женщина работает, а он отдыхает. Очевидно, на его лице было все написано, потому что ведьма улыбнулась:

– Проснулся, – прозвучало от порога, – хорошо. На столе еда, позавтракай и выходи во двор.

Опять скрипнула дверь, и хозяйка оставила гостя одного... наедине с кошкой. Харальд машинально погладил животное, и та завела свою монотонную песню. Было тихо и тепло, вкусно пахло сушёными травами. Он встал, аккуратно ощупывая себя на предмет обнаружения травм, но ведьма знало своё дело, и все раны были излечены. Взяв со стола миску с холодным мясом и ржаную лепёшку, Харальд вернулся на топчан и задумался.

В том, что битва проиграна северянин не сомневался, однако оставался вопрос: как ему быть в сложившихся обстоятельствах? Задерживаться в гостях у ведьмы он не собирался, но и вернуться в монастырь не мог. По его вине погибла Катаржина... в который раз он подвёл брата, да чего уж там, весь орден!

Тянулись минуты, а Харальд продолжал сидеть на кровати, позабыв о завтраке. Тяжёлые думы, словно вязкая трясина, поглотили его с головой, отрезав от реального мира. Северянин утонул в них и не желал всплывать. Зачем? Он приносит одни несчастья и будет лучше исчезнуть. Забыть Мисаль, оставить в прошлом друзей, уйти... или умереть? Сколько раз он оказывался на волоске от смерти, но Чёрная Госпожа всегда проходила мимо, обдав холодом погребального савана и забирала близких людей. Наставник Сен Чжи, Лао Мин, братья драконы, Катаржина – этот список очень долгий, только по странной прихоти Харальд всегда выживал.

Что-то сунулось под руку, Харальд инстинктивно оттолкнул от миски кошачью морду, а потом, устыдившись, отдал зверушке самый большой кусок мяса. Если бунтовщики победили, что ждёт орден? Княжна мертва и по закону лидер восстания может объявить себя правителем Риницы. Однако навряд ли Сергей с этим согласится... он не отдаст княжество и будет противостоять Шиманьскому. Продолжит войну или попытается найти какое-то политическое решение, но так просто не сдастся. Боги! Если бы он послушался Мишу! Если бы не задерживался и сразу поспешил за Катаржиной, то возможно смог её спасти. Но откуда же он мог знать... Не мог, а – должен! Надо было сконцентрироваться на главной задаче – безопасность княжны. Да, когда Сергей узнает, как умерла его жена, с него станется в одиночку броситься на целую армию, наделать глупостей и погибнуть, спасая безнадёжное дело... ещё одна смерть на его совести.

Стоп! Катаржина!!!

Харальд вскочил с кровати и бросился на улицу. По серому небу лениво ползли низкие свинцовые тучи, почти касаясь верхушек голых, кривых болотных деревьев. От воды ощутимо тянуло холодом, но варвар не обратил на это внимания. За избушкой раздавались удары топора, и он поспешил на их звук.

– Где Катаржина? – выпалил Харальд, когда увидел ведьму, колющую дрова.

– Кто? – женщина отставила топор и непонимающе посмотрела на варвара. – Ты был верхом на олене по кличке Вихрь. Это самец, а не самочка.

– Девушка...

– А-а, ты о женском трупе, – ведьма опустила голову. – Она умерла... Умерла до того, как я смогла чем-то помочь и смерть... нехорошая смерть.

– Да, – поторопил хозяйку варвар, – но где тело?

– Я отдала его лесу, – с вызовом вскинула голову ведьма и с подозрением добавила: – А зачем оно тебе? Уж не ты ли тот, кто убил беременную женщину?! На тебе нет её крови (я чую), но ты можешь быть причастен к смерти. Отвечай, – неожиданно голос женщины наполнился силой, – кто ты таков и, кто она тебе?

Харальд ощутил необходимость грохнуться на колени и рассказать этой женщине все без утайки, но быстро совладал с собой. Если бы их дорожки пересеклись год назад, варвар ни за что не смог бы противостоять ведьме (да ещё и жрице), но сейчас он не так-то и прост. Поэтому развеяв заклинание, Харальд зло посмотрел на хозяйку, скрипнул зубами и не стал атаковать. Инстинкты кричали: Ударь в ответ! Однако время, проведённое в монастыре, не прошло бесследно – он прекрасно понимал её реакцию, мало того, в чём-то восхищался женщиной. Одно Харальд знал точно: чтобы оказать помощь израненному незнакомцу, надо обладать не дюжей отвагой.

– Она княжна Риницы, а я ей служу... служил.

– Ты не сказал, как она умерла, и кто её убил, – пальцы ведьмы слегка шевельнулись, готовя новое заклинание.

Харальд примирительно выставил ладонь и спокойно, но твердо, произнёс:

– Уважаемая Белегестела, не стану скрывать, в смерти Катаржины есть моя вина, но не я убил княжну. – Плечи варвара опустились, руки безвольно повисли, он тихо повторил: – Моя вина... если бы я не медлил. У них был бы наследник. Все дрязги и ссоры оказались бы забыты, наступил мир и покой.

– Кхе, – кашлянула ведьма. – Если бы да кабы. Поверь мне, мальчик, поверь не как ведьме, а как жрице, Катаржина Брегович и Серый Мисаль – это несовместимые вещи. Они никогда бы не жили мирно.

– Откуда...

– Ну не совсем же я дремучая, – угроза миновала, женщина весело щурилась. – Слишком много всего в мире происходит и даже мне трудно уследить за событиями, но в одном я уверенна: смерть Катаржины – не самый плохой вариант, для вашего ордена.

– Не для «нашего», – отрицательно мотнул головой Харальд. – Я принял решение покинуть Серый Мисаль.

– Вот оно как... это многое меняет. Мне надо подумать, а ты, – ведьма протянула варвару топор, – наруби-ка дров, если уж решил тут остаться.

– Я не задержусь у вас! – крикнул в спину женщине бывший чатра, однако та никак не отреагировала, спеша в избушку.

Ближе к обеду распогодилось. Тучи ушли, выглянуло солнце, однако долгожданного тепла не принесло. Харальд не рискнул потревожить хозяйку и зайти в дом за верхней одеждой, и чтобы хоть как-то согреться, он активно махал топором. Когда поленья закончились, северянин устроил забег вокруг небольшого островка, на котором располагалась невысокая избушка ведьмы с кривым сараем. Он собирал хворост, сносил его к поленнице, а после увидел два полузатопленных пня и выкорчевал их. Пни были древние, почерневшие от долгого пребывания под водой, покрытые толстым слоем болотного ила, ряски и жутко тяжёлые. Харальду казалось, будто он ворочает каменные глыбы. Занимаясь грубой физической работой, он не вспоминал Катаржину, не бередил ещё свежую рану.

Что-то маленькое ударилось о его ногу. Кошка требовала внимания, выписывая петли и становясь на задние лапы, непроизвольно, Харальд улыбнулся и заметил в дверях избушки хозяйку. В руке женщина держала небольшую котомку, молча взяла прислонённый к стене посох и наконец, обратилась к своему постояльцу:

– Мне надо сходить в ближайшую деревню, возможно, кто-то нуждается в моей помощи. Кроме того, узнаю свежие новости и пополню запас продуктов.

– Я не хочу вас стеснять, – Харальд сразу понял, что необходимость в пополнении провизии возникла из-за его появления. Навряд ли местные жители (женщина и кошка) едят так много, а вот здоровый мужчина – совсем другая история. – Если подождёте несколько минут, я быстро соберусь и провожу вас до окраины болота.

– Уже решил, куда пойдёшь?

– Нет... вернусь на север... возможно.

– Посмотрим, – загадочно улыбнулась ведьма.

***

Жисько надолго присосался к фляге с пивом и хмуро оглядел обширный луг, покрытый туманом. Делать нечего – придётся ночевать здесь. Проклятую дорогу размыло, с эдаким грузом не проехать. Бывший полковник Риницы, а ныне – не пойми кто, со злостью оглянулся на растянувшийся чуть ли не на целый километр караван. Попадись ему тот ублюдок, что крикнул про княжеский обоз, все кости бы переломал.

Из дружины барона Тодоровского, Ратмира Жисько изгнали за мздоимство – он придумал, как можно легко обогатиться, подговорил двоих сослуживцев и поставил заставу у моста через небольшую речушку во владениях барона. Троица собирала дань со всех путников, желавших пересечь водную преграду, больше всего денег приносили купцы, но они же стали источником проблем и положили конец афере. Кто-то из торговцев смог попасть к барону на приём, где упомянул о поборах внутри владений аристократа. Тодоровский осерчал, однако не стал казнить дружинников, ограничившись изгнанием. Другой воин, на месте Ратмира, покончил с жизнью, чтобы обелить честь своего рода, но бывший десятник был не из таких «слабаков». В предгорье он собрал сильную ватагу, однако особо не лютовал, соблюдая осторожность и стараясь обходиться без убийств при грабеже. Нет, такое поведение было вызвано не благородством атамана, просто Жисько разумно рассудил, что навряд ли кто-то побежит мстить за украденный товар, а вот за убиенного отца, брата или родственника купцы могли и наказать. Он смог заслужить положительный авторитет среди серых воинов и, когда мисальдер начал вербовать бойцов в армию Риницы, Жисько оказался одним из первых, кто присягнул ордену.

Дела пошли на лад, однако Сергей Инок умудрился всё испортить – надо же, додумался равнять расшалившихся ребят с разбойниками! Уж и погулять нельзя... Тут-то подвернулся Зоран Песняр, говоривший от имени Ксаверия Шиманьского и обещавший сделать всех старшин нобилями, а самого Жисько – бароном. Ни Сергей, ни Катаржина не приходились полковнику родичами или сватами, стало быть, продать их – никакая не измена, лишь бы за голову княжны дали хорошую цену. И ведь дали! А тут подвернулся этот клятый обоз, из-за которого пришлось все бросить и тащиться неизвестно куда. Все планы прахом... Жисько смачно сплюнул и приказал распрягать.

Куда податься? Вернуться в предгорье – опять прятаться по пещерам и жить впроголодь от грабежа к грабежу? Нет! Надо вернуться к барону Миличу и заключить новый договор. У Ратмира Жисько по-прежнему оставалась тысяча воинов – немалая сила, которая ещё пригодиться бунтовщикам. Он не знал, выжила княжна или нет, но был уверен, что мисальдер так просто не сдастся и ещё попьёт кровь Шиманьскому.

Ночь подступала быстро и неотвратимо. Костры разгорались с трудом, сырость пробирала до костей – близость болота давала о себе знать. Жисько начал обход лагеря, щедро раздавая проклятия, пинки и оплеухи. Это было в порядке вещей – старшой должен драться; если не дерётся – стало быть, ослаб, и его можно прогнать, а то и прикончить. Ратмир гнул подковы, завязывал узлом кочерги и мог на ходу остановить быка; его уважали, боялись – и все равно, чтоб у них руки отсохли, бросились на обоз, как собака на кость... Атаман угрюмо глянул на сгрудившиеся посреди поляны возы с княжеским добром: тащить за собой чугунную ванну и сундуки с ароматическими маслами он считал полнейшим бредом, но запасливость его бойцов могла сравниться лишь с их прожорливостью.

Жисько медленно шёл меж костров, заглядывая в кипящие котлы. Те, кто разжился на ужин чем-то вкусным, глотали добычу, давясь и обжигаясь. Сидевшие на одной крупе вовсю глядели по сторонам в надежде урвать кусок – от дальнего костра уже доносился чей-то рёв: «...А ну брысь отсель! Порешу! Не трожь, моё!»

Кто-то пел, кто-то смеялся, кто-то рассказывал страшные истории про ведьм и прочую нечистую силу, которой самое время и место появиться. Ведь всем известно, что сильней всего нечисть допекает добрых людей весной да поздней осенью, а излюбленные ею места – погосты да болота. Жисько подсел к огню, отобрал ложку у угрюмого бородача с перебитым носом и черпнул каши. Сидевшие в кружок у костра стерпели – и это был добрый знак. Серые воины не любили делиться ничем, а уж едой из своего котла – и подавно; раз смолчали, значит – боятся, значит – он снова держит свою вольницу в руках. Очень хорошо, он ещё покажет Миличу, кто хозяин! Ратмир утёр усы тыльной стороной ладони и прислушался.

– ... а ще сказывають, Марфу пальцем, княжий дружинник, погостевав удома, вертався на службу. Была осенняя пора, и вою нечасто удавалось найти место для начлега. Лишь зредка вон уговарував какого-нибудь селянина пустить его переночевать в куратнику или свинарне. Так подорожував дружинник в родный полк аж две недели, Марфу пальцем. И случилось так, шо в один из вечеров, когда вон ишов по дорозе и надеявся найти для ночлега более уютное место, чем сыра зимля, вдалече увидав село, а рядом була красна крапка. Дружинник сдогадался, шо то горит кострище, и шустро побег на свитло. Чрез десять минут воин був уже на мисте. Возле кострища сидев человек. Наверно, Марфу пальцем, он був далеко не баягузом, раз решив развести кострище супротив кладбища. Дружинник подойшев до него и спросив, как звать.

– Микита, – отказав человек.

Жисько узнал рассказчика – Авдей Палец, один из самых старых бойцов в отряде, уроженец какой-то глухой деревни в Сурре. Получил он своё прозвище за любимую присказку: «Марфу пальцем не испортишь», однако, вторую часть фразы ветеран часто игнорировал, ограничиваясь короткой: «Марфу пальцем». Вот и его прозвище сократилось до обычного «Палец». Атаману отчего-то казалось, что дед давно помер, ан нет, сидит да плетёт свои байки, на которые всегда был большой мастак.

– Взнав имя незнайомца, – неспешно продолжал старик, – воин попросив разрешения погриться у кострища. Тот згодився, Марфу пальцем, и воин присив возле него. Микита був очень хмурен и бледен. Но на это дружинник внимания не звертав, продолжая гриться у кострища. Вот пройшли два часа, Микита потушив кострище, да й потелепав у напрямку села.