Текст книги "Неприкаянное Племя: Сурвивалист (СИ)"
Автор книги: Александр Аразин
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 35 страниц)
Глава 11.
Свадьба.
Небо начало сереть, но в спальне было всё ещё темно. Прохладный утренний ветерок врывался в комнату сквозь открытое окно, с трудом шевеля тяжёлыми шторами и надувая парусами лёгкие занавески. Я сидел на пустой холодной кровати, сжимал в кулаке письмо и бездумно пялился в стену; встал, подошёл к окну, сложил лист и разорвал, затем повторил это снова и снова, а потом выбросил в окно. Ветер подхватил обрывки бумаги, унеся их в неизвестность, но слова... слова остались, как будто выжженные раскалённым прутом в моем сознании.
«Мой родной, прости, что не смогла сказать тебе этого в глаза. Если бы ты знал, как трудно мне собраться с мыслями и все сказать. Даже в письме, когда ты не видишь моё заплаканное лицо.
Нам нужно расстаться, и ты сам знаешь причину грядущей разлуки. Не думала, что мне будет так сложно подобрать нужные слова. Ты научил меня любить, с тобой я наслаждалась каждой минутой этой жизни. Ты разукрасил будни и стал её смыслом. Ты подарил мне счастье и безусловную веру, которая будет согревать меня в часы расставания. Я понимаю, что никогда и никого не смогу подпустить так близко к своей душе.
Всё это время я жила и живу мыслями о нас и чувствами к тебе. Ты и сам знаешь, как я люблю тебя, и что разлука с тобой бесконечно ранит моё сердце. Я всё время прокручиваю моменты из нашей истории – знакомство, твои слова, звонки и, конечно, нашу встречу. В тот день я была самой счастливой из женщин... Я отдала бы очень многое, чтобы всегда быть рядом с тобой, но обстоятельства сильнее нас (перечёркнуто) меня... Серёженька, мне кажется, ты всё поймёшь и простишь.
Грусть охватит моё сердце, но я не перестану чувствовать тебя.
Слёзы наполнят мои глаза, но я не забуду твоего лица.
Тоска пронзит мою грудь, но я буду дышать в унисон нашей любви.
Прощай».
Буря необычайно-ярких эмоций, обрушиваясь как штормовые волны, захлестнула меня: недоверие (не может быть, это шутка?); отрицание (Яри не могла так поступить!); жалость (а как же я теперь? что мне делать?); злость (пусть проваливает! тоже мне «принцесса», обойдусь без неё). В конец обессилев, с раскалывающейся головой, я упал на кровать и отключился.
– Серёга! Тёзка! Подъём!!! – наглый гном бесцеремонно тряс меня за плечо... лучше бы он этого не делал.
Мозг ещё не включился, мои глаза оставались закрытыми, но я сразу же ощутил давящее чувство одиночества и только спустя несколько секунд вспомнил: Яри ушла! Яри ушла...
– Мисальдер! Мать твою, – не унимался Громыхайло, – враг у ворот замка! Скоро начнётся штурм монастыря, подъём!
– Что? Кто? – Заторможено переспросил я, но постепенно слова гнома дошли до адресата.
Мне потребовалось приложить ощутимое усилие, чтобы покинуть позу эмбриона и встать на ватные ноги. Словно пьяный, шатаясь, равняя все углы в комнате плечами, я поплёлся к выходу. Во время спуска по винтовой лестнице, ко мне начали возвращаться силы и во внутренний двор замка я вышел уверенной походкой; ускорился, пробежал сквозь распахнутые ворота внутренней крепостной стены, вошёл в башню и взлетел на внешнюю стену.
Отсюда открывался прекрасный вид на зелёную идеалистически-мирную долину: в монастырь направлялись несколько телег, загруженных мешками с зерном; на дальних полях у деревни крестьяне обрабатывали землю; в безоблачном небе мелькали силуэты ласточек и... никакой вражеской армии у стен монастыря не наблюдалось.
– Это что такое? – Зло прошипел я, поворачиваясь к гному лицом. – Шутки шутишь...
Тёзка спокойно встретил мою вспышку гнева и, уверенно глядя в глаза, произнёс:
– Ну вот, почти на человека стал похож, – почесал бороду и добавил, – если бы не красные глаза... и причёска, и вялость, и бледность, и...
– Да ты знаешь, во сколько я заснул! – моему возмущению не было предела: недосыпаешь, недоедаешь, расстаёшься с девушкой (!), а от, так называемых, «друзей» ни грамма сочувствия. – Под утро. Понимаешь? Под утро!
– Серёга, посмотри на солнце, – гном потыкал в небо корявым пальцем. – Уже обед завтрашнего дня... то есть, день сегодняшний, но проспал ты больше суток.
– Сколько? – от неожиданности я едва не плюхнулся на пол.
Гном сочувственно посмотрел в мои выпученные от удивления глаза и беспощадно уточнил:
– Сутки, немного больше. Самое интересное, ты ни на что не реагировал; Олег предлагал облить тебя водой, но я решил применить трюк с осадой – подействовало.
– Больше суток, – заторможено повторил я и неожиданно вспомнив, добавил: – Это же завтра свадьба.
– Да, – кивнул Громыхайло. – Как и положено, на третий день после сватовства.
– Столько всего надо сделать...
Друг внимательно посмотрел на меня, как будто сомневаясь, что я способен на адекватные поступки, не говоря уже о свадьбе. Он встал рядом, хлопнул меня по руке и, словно чего-то опасаясь, прошептал:
– Серёга, если сомневаешься... если не хочешь, то ну её, эту свадьбу. Пропетляем как-нибудь и без союза с Бреговичами.
– Поздно, – я отрицательно качнул головой. – Помолвка состоялась, теперь откажись я и у ордена будет столько проблем, что конфликт с Шиманьским нам покажется детсадовской ссорой. – На миг мне захотелось поддаться на уговоры тёзки, плюнуть на всё и поехать искать Яри. Остановило меня не чувство ответственности за судьбу соорденцев или жителей епископства, а письмо Ярославы, точнее говоря – способ, которым девушка решила сообщить о расставании. Почему-то письмо я воспринимал как личное оскорбление, ведь написав его, Яри лишила меня последней возможности услышать любимый голос, увидеть её глаза. – Не переживай. Если я обещал, то всё сделаю, а дальше... посмотрим.
– Не нравится мне это твоё «посмотрим», – буркнул гном. – Ну, ладно, как говорится: Утро вечера мудренее. Будем разгребать проблемы по мере их поступления.
– Что-то случилось? – Насторожился я.
– Из глобального – ничего. В монастырь свозятся продукты, для праздничного банкета; наши барды разучивают свадебные гимны; портной ждёт тебя в монастырской келье...
– Вы его заперли что ли?
– Почему? По замку он может спокойно перемещаться, но выходить за крепостные стены мастеру запрещено.
– Вот вы даёте, – сказал я, восхищенный наглостью друзей.
– Сам виноват, – категорично отрезал гном. – Ему вежливо сказали: Подождите, мисальдер пока занят важными делами ордена, но этот твердолобый баран заладил: Меня в городе десятки клиентов дожидаются... Ну не дурак? Пришлось ограничить его в свободе передвижения.
– Понятно. Надеюсь, больше вы никого не арестовали и не казнили?
– Нет. Зато вчера в монастырь пришёл Фармак и дожидается пока ты проснёшься.
– Ой, блин! – в сердцах, я хлопнул кулаком по ладони. – Не хорошо-то как получилось: сам назначил встречу и не явился на нее.
– Я переговорил с ним, – гном воровато оглянулся (нет ли кого-нибудь поблизости) и продолжил: – Мы мило пообщались, насколько я понял, ты хочешь привлечь его к службе в моей организации?
– Да. У него есть необходимые навыки и подходящие люди.
– Ага, ага, – кивнул Громыхайло, взял меня под локоть и увлёк за собой. Мы неспешно шли по крепостной стене, а тёзка продолжил, тоном секретного агента: – В принципе, парень он подходящий, проверенный, но я предлагаю отослать его из монастыря.
Должен признать, гном сумел меня заинтересовать. Всё время, пока он возглавлял службу безопасности ордена, Громыхайло жаловался на скудные ресурсы и маленький штат. И вот теперь, когда состав его организации может увеличиться больше чем в два раза, тёзка решает отослать Фармака... Ну не ревность же это, в самом деле?
– Объяснишь? – разгадывать очередной ребус мне было лень, да и зачем, если можно спросить прямо.
– Фармаку потребуется почти год, чтобы расконсервировать агентов...
– Прости, – я перебил гнома, – что сделать? Расконсервировать?
– Да. Понимаешь, у него отличная агентурная сеть, с его слов, есть даже агент в королевской свите...
– Где? – Я не смог справится с удивлением и опять прервал рассказ тёзки. – Ну ничего себе!
– Угу, но называть имена или должности своих агентов Фармак отказывается. – Громыхайло хмурился, однако было видно, что подобное отношение убийцы к своим подчинённым он одобряет. – Так вот, после того как вернулись старые боги, Фармак подал тревожный сигнал, по которому все шпионы залегли на дно, обрубив старые связи. Теперь, чтобы вернуть их в строй, ему придётся лично объехать и переговорить со всеми агентами.
– И выезжать ему надо сегодня, – наконец-то я понял задумку гнома, – пока Катаржина не стала формальным лидером епископства и не задалась вопросом: А кто такой Фармак и что он делает в ордене?
– Верно, – одобрительно кивнул Громыхайло. – Не могу объяснить почему, но не нравится мне эта Катаржина...
– Не тебе с ней жить, – резче, чем хотел, бросил я.
«Сколько же у меня проблем из-за них... Почему, чтобы облегчить им жизнь, я должен страдать? Оно мне надо? – Чёрная бездна распахнулась предо мной, желая поглотить, погрузить в бесконечную пучину отчаяния. – Надо, – пробился панический голос разума, удерживая меня от опрометчивого шага. – Потому что они мои друзья и я могу им помочь. А кто поможет мне? – холодом дохнула бездна. – Сам. Я выкарабкаюсь. Справлюсь. Всё будет хорошо».
– Серый, – обычно шумный, гном выглядел несчастным. – Извини, не подумал... Может, бахнем?
– Обязательно бахнем, весь мир в труху, но потом, – цитируя старинный фильм, я пытался продемонстрировать, что со мной всё в порядке. – А сейчас веди меня к узнику замка Иф. Где наш, бедолага, портной?
И всё завертелось.
В воображении я успел нарисовать худощавого несчастного старичка, которого злобные монахи насильно удерживают в сыром подвале. Действительность же кардинально отличалась от моей фантазии.
Жбыслав Каминский был мужчиной в самом расцвете сил (не старше 45), точный возраст мешала определить упитанность портного и рыжая борода. Мастер занял пять комнат в монастыре с видом на оранжерею, а, чтобы не скучать, компанию ему составляли четверо несчастных подмастерьев, которых Жбыслав гонял и в хвост, и в гриву. Подходя к покоям портного, я из коридора расслышал его зычные крики:
– Васька! Васька, ты куда катушку с шёлковой ниткой дел!
И через несколько секунд, выслушав ответ незадачливого Васьки, крик повторился:
– Куда?! Да лучше б ты её себе в зад засунул! Нет! Я сам её тебе туда ... а утюгом протолкну.
Должно быть, за прошедшие сутки обитатели замка свыклись и не обращали внимания на этот ор; гном спокойно подошёл к двери в комнату, несколько раз стукнул в неё костяшками пальцев и вежливо поинтересовался:
– Уважаемый мастер, Жбыслав! Можно к вам?
Одно только то, что Громыхайло спрашивал позволения войти – мне сказало о многом. Портной оказался далеко не обычным мастером, в чем я смог убедиться, когда он приступил к работе. На протяжении следующих часов меня крутили, вертели, заставляли по несколько часов замирать в неудобных позах, а в довершение – несколько раз укололи булавками.
Где-то я услышал фразу: «Не человек для одежды, а одежда для человека»... тот, кто это сказал, никогда не общался с Жбыславом Каминским. Мастер был подобен элементалю или какому-то полубогу портняжного дела: несмотря на свой немалый вес, Жбыслав успевал везде и всюду; нитки, иголки, ткани, ножницы и мерные лекала мелькали в его руках с фантастической скоростью. Во временной мастерской царил настоящий хаос: забегали и тут же спешили назад посыльные; подмастерья, повинуясь зычным командам своего начальника, переносили, отмеряли и прилаживали различные отрезки ткани всевозможных цветов. Жбыслав обозревал эту кутерьму с выражением маниакальной радости на лице, словно полководец в гуще сражения.
После настолько насыщенного и утомительного времяпровождения, встреча с Фармаком как-то абсолютно не запомнилась. Мы быстро поняли друг друга, и Стас уехал, чтобы активировать своих «спящих» шпионов. Убийца рассчитывал вернуться максимум через год, но надеялся управиться гораздо быстрее. Мне оставалось только пожелать Фармаку удачи, увы, однако в шпионских делах я мало что понимаю и не собираюсь давать дилетантские советы профессионалам.
Потом было совещание с офицерами ордена. На котором я наконец-то узнал, куда уехала Ярослава. Моей первой мыслью было всё бросить и спешить за девушкой – пришлось себе напомнить, что Яри сама приняла решение об отъезде и захотеть вернуться она должна также сама. Кроме того, не стоит притворяться, я злился на неё... понимаю, звучит глупо, но во мне боролись кардинально противоположные чувства к Яри: от неимоверного обожания до лютой ненависти.
Окончание совещания получилось скомканным и, видя моё состояние, друзья решили загрузить меня делами.
Я посетил мастерские, посмотрел, как обустроились новые рабочие; сходил в деревню и переговорил со старостой; ближе к вечеру, меня нашли Рубило с Оксаной Вишенкой и мы долго обсуждали проблемы взаимоотношений обитателей монастыря с жителями Риницы. А ночью я напился...
Один, в тёмной и разом ставшей какой-то чужой спальне я долго пялился в окно, а когда почувствовал, что ещё чуть-чуть и сорвусь – взял бутылку алкоголя и выпил. Сам. В одиночестве. Не скажу, будто мне полегчало, зато спал я крепко, без сновидений.
***
– Мисальдер, – просунув голову в дверь, сказал Харальд: – Сергей, пора.
Я открыл глаза. Час был ранний, и солнечные лучи ещё не успели одолеть утреннюю прохладу, а мне уже было тяжело дышать от жары в тяжёлых парадных одеяниях. Жбыслав Каминский отлично поработал, создав настоящий шедевр, а не обычный парадный костюм аристократа Инурака. Мастер соединил традиции монахов-чатра с последними веяниями моды, распространёнными среди дворян. То, что вышло из его рук, было поистине великолепно и... жутко неудобно.
Вот и наступил последний акт затянувшейся и успевшей всем надоесть пьесы. После брачной церемонии, орден окажется под защитой одного из могущественнейших родов Инурака, а чем я ради этого пожертвовал – никого не волнует. Сотни, доверившихся мне, соорденцев сохранят свободу и жизнь, да мы потеряем контроль над епископством, но нужна ли мёртвому власть? Я могу уверенно сказать, что сделал всё от себя зависящее, лишь бы друзья выжили.
Гвардейцы из Фаланги Серого Мисаля, выстроенные рядами вдоль дороги от донжона к монастырскому храму, все как один повернулись и отсалютовали своему мисальдеру, когда я вышел во двор замка. У входа в башню меня поджидали офицеры ордена, облачённые в парадные одежды, они молча стояли, пока я не прошёл вперёд, и пристроились сзади. Несколько девушек, из соседней деревни, разбрасывали на пути нашей процессии цветы, которые должны были принести мне радость и здоровье.
Перед закрытыми дверями храма мы остановились. К нам вышли две младшие жрицы, посвятившие себя служению Луно (богини брака в Инураке). У нас, по понятным причинам, отсутствовало святилище Всех Богов, однако на момент свадебной церемонии, любой храм считается домом Луно. Жрицы одели мне на голову венок, сплетённый из лент, ярких перьев и пшеничной соломы – это был символ неразрывной связи между духом и плотью, землёй и небом, а также между мужем и женой. Кричаще жёлтые с зелёными крапинами перья венка подрагивали, выдавая моё волнение; друзья ободряюще улыбались, однако не могли облегчить тяжесть, угнетавшую душу, и прогнать мрачные предчувствия. Да, в храм я войду как суверенный епископ Риницы, а выйду оттуда как муж Катаржины, как консорт, лишённый наследственной власти...
Харальд и Олег взялись за бронзовые кольца дверей и потянули их в стороны. Расписные створки беззвучно распахнулись, открыв широкий проход. Музыканты заиграли свадебный марш, наша процессия двинулась вперёд по изразцовому полу храмового зала. Теперь уже никто из смертных не был властен воспрепятствовать церемонии, которая соединит мою судьбу с судьбой Катаржины из рода Брегович.
Неспешно, я добрался до помоста, выстроенного в виде широких ступеней, на вершине которого стояла верховная жрица Луно и четыре ее служительницы. Толпы приглашённых гостей сидели на лавочках в тени у стен храма. От жары и одуряющего запаха дыма, поднимающегося над кадильницей жрицы, у меня закружилась голова, каждый вздох давался с трудом.
Верховная жрица воздела руки ладонями к небу и произнесла первые строки венчального речитатива:
– Источник нежности и жизни, Солнце властно
Льёт жаркую любовь на грудь Земли прекрасной.
Пред ликом всех богов, дай этому мужу жену,
О, Луно, вместе с потомством.
Ритуал я зазубрил и, остановившись в полуметре от невесты, произнёс бесцветным голосом:
– Без грозных взглядов, не-мужеубийца, мягкая,
Участливая, очень милая, послушная с домашними,
Рожающая героев, любящая деверей, доброжелательная -
Да процветаем мы с тобою вместе!
Жрицы, за которыми служки несли огромные плетёные короба, пошли вокруг алтаря. Поочерёдно они опускали руки в эти корзины, доставали оттуда лепестки и бросали на алтарь, совершая жертвоприношение, а старшая продолжала напевать:
– Милой эта женщина вошла в дом.
Судьба указала ей этот мир.
Да усилят её потомством боги
И все небожители светлого Прайма.
Те травы, те реки,
Те поля, те леса, (что вокруг),-
Пусть защитят они тебя, приносящую потомство,
О невеста, от всякого зла для мужа!
Те болезни, что идут вслед за людьми,
За сверкающей свадебной процессией невесты, -
Да уведут их достойные жертв боги
Снова туда, откуда они пришли!
Я взял Катаржину за руку и девушка тихо проговорила:
– Он – это ты, она – я.
Напев – это ты, песнь – я.
Сойдёмся здесь мы двое!
Создадим здесь себе потомство!
Жрица взяла искристо-белый фарфоровый кувшин и полила из него воду на наши скрещенные руки:
– Прекрасны Небо и Земля,
Добрые друг к другу, следующие великому обету.
Небесные воды потекли семью потоками.
Да освободят они нас от беды.
Младшие служки притащили огромную, свёрнутую в тугой рулон бычью шкуру и споро расстелили её на полу. Я с невестой ступили на этот коврик и опустились на колени, под заунывные напевы жрицы:
– Расстели траву душистую
На рыжей шкуре!
Сев там ради хорошего потомства,
Да почтит она этот огонь!
Опять вынырнули служки, но в руках они держали уже серебряные курильницы, испускавшие густые пряные ароматы лаванды и мускуса. Младшие жрицы активно размахивали кадилами вокруг нас, прогоняя злых духов.
– Когда она почтила огонь домохозяина,
Прежний огонь – эта невеста,
Тогда, о женщина, поклонись
Небу, Земле и предкам!
Да разведутся от этой матери
Разного вида домашние животные!
Сиди у этого огня как приносящая счастье!
Вместе с мужем служи здесь богам!
Будь мягкой к свёкрам,
Мягкой к мужу, к домашним,
Мягкой ко всему этому племени!
Будь мягкой к их процветанию!
Да породит вам из семени потомство!
Да помогают на дни и ночи боги!
Без дурных примет войди в мир мужа!
Будь на счастье нашим двуногим, на счастье – нашим четырёхногим!
О Луно, столкни здесь этих двоих
Супругов, как двух горлинок!
Да проведут эти двое весь срок жизни
Вместе с потомством, живя счастливым домом!
Жрица опустила руки. Прозвенел гонт, и мальчики-певчие запели гимн, прославляющий тьму и свет творения. Когда гимн подошёл к концу, зал наполнился множеством звуков: скрип сапог, шелест шелков, шорох парчи и кружев, постукивание бус и самоцветов возвестили, что собравшиеся гости поднялись на ноги.
Семья Бреговичей располагалась сбоку от помоста, с "невестиной" стороны, точно так же, как моя свита – с "жениховой" стороны. Все прочие сидели перед помостом, занимая места в строгом соответствии со своим рангом. Ярче всех сверкал белый с золотом наряд Королевского Воеводы барона Игната Мосальского, находившегося ближе всех к помосту. Рядом с ним восседала его жена в платье из алой парчи, расшитой розовым жемчугом. Посреди буйства красок, представлявших все цвета радуги, выделялись мрачные фигуры в чёрных хламидах – два архимага из Королевской Ассамблеи сопровождали Мосальского на бракосочетании дочки его старого друга.
Когда я впервые увидел Королевского Воеводу, то неслабо так струхнул. Поймите меня правильно, создавая игру, разработчики обеспечили НПС «говорящей» внешностью. Так, например, если перед тобой воин – он будет обязательно высок, широкоплеч, с квадратным подбородком. Даже, если человек уже в летах, его лицо украсят боевые шрамы, а военная выправка однозначно подскажет о роде деятельности данного персонажа. Королевский Воевода не был бойцом, ничто не указывало что этот пятидесятилетний мужчина, с тонкими чертами лица и изысканными манерами – командующий одной из сильнейших армий на континенте.
Следующим по рангу полагалось считать семейство Шиманьских, но отсутствие Ксаверия не должно было оскорбить Анастаса Бреговича: вражда между орденом Серый Мисаль и бароном служила достаточным оправданием. Только на собраниях государственного значения, например, на коронации нового монарха или его дне рождения – встреча двух враждующих семей могла обойтись без вооружённого столкновения.
Позади свиты Воеводы я разглядел князя Залесского, баронов Ржевуского и Сангушко; вместе с Анастасом Брегович и отсутствующим Ксаверием Шиманьским они составляли Пять Великих Семей, самых влиятельных и знатных в Инураке. Мероприятие подобного ранга мог бы посетить и король Земовит Четвёртый, если бы не мой социальный статус «дема» – бывшего игрока, ненавистного многими местными жителями.
Жрица произнесла ещё несколько фраз, и раздался очередной удар гонга. Гости снова опустились на скамейки, а храмовые служители зажгли благовонные свечи. Тяжёлый аромат фимиама заполнил зал, когда верховная жрица приступила к прославлению Первых Мужа и Жены. При упоминании каждой из их добродетелей, молодожёнам полагалось кланяться, касаясь лбом пола. Делал я это с удовольствием – мраморный прохладный пол приятно холодил мой разгорячённый лоб.
Снова прозвенел гонг, и жрица вместе со служителями приступили к молитве-благословению, которая закончилась гораздо скорее, чем я мог ожидать.
Я встал с колен, следом за мной поднялась невеста; затем мы взошли на помост и очутились перед идолом Луно. Мы поклонились божественному лику, а к нам подошла жрица и возложила руки на плечи молодожёнов. Она благословила нас, окропила водой и замерла в неподвижности, ожидая, когда прозвучат брачные обеты.
Сделав несколько глубоких вдохов, я заставил себя успокоиться. Чеканно-твердым голосом я произнёс слова, которые лишали меня наследственных прав на титул епископа Риницы. Вслед за мной Катаржина из рода Брегович произнесла слова обета: она поклялась посвятить свою жизнь, честь и бессмертный дух этой земле. С настоящего момента владение стало называться княжество-епископство Риница.
В зале уже стояла жара. Знатные дамы обмахивались расписными веерами; музыканты, развлекавшие их с утра, время от времени обтирали инструменты, чтобы вспотевшие пальцы не оставляли на них следов; в храм допустили слуг, которые разносили прохладительные напитки.
Верховная жрица скрестила руки на груди, подавая условленный сигнал, и на помост поднялись мальчик и девочка, каждый из которых нёс клетку, сделанную из тончайшей золотой проволоки. В клетках на жёрдочках сидели голуби (самец и самочка), их белые крылышки были выкрашены в синий цвет Риницы.
Жрица благословила птиц, служки приняли у детей клетки. Из потайного кармана в рукаве, верховная жрица извлекла церемониальный жезл и, подняв его к небесам, воззвала к своей богине, заклиная её благословить брак Сергея и Катаржины. В зале наступила тишина; веера замерли в женских руках. Все – от самого захудалого помещика до Королевского Воеводы, знатнейшего из знатных, – вытянули шеи, наблюдая, как жрица своим жезлом отодвинула миниатюрные застёжки, удерживавшие дверцы клеток закрытыми.
Теперь птицы были свободны. Они могли улететь либо вместе, в радостном единении – и это считалось бы добрым предзнаменованием, сулящим удачный брак, – или порознь, на горе тем двоим, что сейчас стояли на помосте. Многое зависело от благосклонности Луно.
Слуги широко открыли все окна и двери в храме.
– Да будет этот брак благословен на виду у небес, – провозгласила жрица.
Служки слегка встряхнули клетки, чтобы согнать птиц с жёрдочек. Самец сердито заверещал и захлопал крыльями, тогда как самочка взмыл в воздух, облетела весь зал по кругу над головами гостей и ринулась вниз к своему другу. Она сделала попытку пристроиться на жёрдочке рядом с ним, но он встопорщил пёрышки и снова яростно захлопал крыльями, да ещё несколько раз ударил её клювом. Горлица отпрянула, а самец выбрался из клетки и с громким щебетом устремился к свободе, растворившись в сиянии солнечных лучей. Самка плотно обхватила коготками освободившуюся жёрдочку. Взъерошенная, она негодующе потряхивала маленькой головкой. Все замерли в молчаливом ожидании. А она почистила клювом хвостик, вспорхнула на крышку клетки и там позволила себе облегчиться.
Прошла неловкая, напряжённая минута; верховная жрица лишь шевельнула пальцем, в этом движении сквозило едва заметное, но бесспорное раздражение, и смущённая служка прогнал прочь оскандалившуюся голубку. Все глаза следили за ней, пока она лениво очертила в воздухе несколько кругов, а потом уселась на цветочную клумбу у самого дверного проёма и принялась клевать гусениц.
Кружева и парчовые банты всколыхнулись, словно волна пробежала по людскому морю. Верховная жрица кашлянула, устало опустив жезл. Наконец она взглянула на Катаржину, которая сидел, словно окостенев, с неестественно выпрямленной спиной, и сказала:
– Восславим доброту Луно, и да послужит нам предостережением урок, который она нам преподала. Пусть, следуя её наставлениям, эта пара обретёт милость, понимание и прощение. – Она снова прокашлялась. – Из предзнаменования следует, что в браке, который заключён сегодня, потребуется дипломатия, ибо как муж и жена эти два отпрыска благородных домов должны неизменно стремиться к единству. Такова воля богов.
В зале стояла гнетущая тишина. Служители и гости ожидали, что жрица продолжит поучение. Наконец стало очевидно, что она не собирается ничего добавлять к сказанному, и раздался очередной удар гонга.
– Обменяйтесь кольцами, – подсказала жрица, как будто опасаясь, что молодая пара может позабыть об этом.
«Внимание!
Вы выполнили скрытый квест: Брачные узы.
Только брак может даровать человеку полноту познания другого человека – это настоящее чудо, как и познание Бога. Всякий, кто вступает в брак, должен быть судьёй собственных намерений и советоваться только с собой.
Награда: репутация с жителями королевства Инурак +0.1; доступ к цепочке заданий: Две Половинки».
«Вам предложена цепочка заданий: Две Половинки.
Первое задание: Миллион Алых Роз.
Часто, чтобы доказать свою любовь, приходится идти на различные жертвы, но иногда достаточно обычного букета. Подарите соей второй половинке цветы.
Награда: вариативно (в зависимости от количества цветов), доступ к следующему заданию.
Принять: ДаНет».
Системное сообщение меня ошарашило. Нет, о том, что игроки продолжают получать квесты, мне было известно, но со мной это произошло впервые и я немного растерялся. Не знаю, давали ли бонусы первому человеку, заключившему брак с НПС, только мне предлагали стандартную цепочку, которая была весьма распространена среди игроков. Эти задания не требовали особых затрат, а на поздних этапах приносили неплохую прибыль, только, выполняя их, мне пришлось бы проводить много времени с Катаржиной... Спрашивается: Оно мне надо?
«Вы отказались от задания».
«Внимание. Повторное получение квеста невозможно!
Вы действительно хотите отказаться: ДаНет».
И второй раз я отказался от цепочки.
После обмена кольцами, ритуал бракосочетания был завершён. Гости поспешили покинуть душный храм, чтобы занять свои места за столами, установленным в праздничных шатрах.
– Муж мой, – проговорила Катаржина, а меня ощутимо передёрнуло от такого обращения. – Ступай в шатёр и удели внимание нашим гостям.
По традиции, молодожёны должны сидеть за столом, пока последний из гостей не представит зрителям свой дар и, судя по всему, Катаржинка собиралась улизнуть, избегая настолько скучного времяпровождения.
– Хорошо... жена моя, – я заставил себя произнести это слово. Кроме того, меня покоробил приказной тон, которым ко мне обратилась Катаржина. – Я останусь, чтобы самые незначительные из наших гостей не оказались обделёнными вниманием за их приношения.
Катаржина презрительно фыркнула, догадываясь, что я избегаю её общества. Со мной она разберётся потом, а впереди ожидался большой пир с нежной музыкой, доброй выпивкой и танцами. Широко улыбнувшись, не утруждая себя тем, чтобы поправить съехавший на ухо свадебный венок, она развернулась и поспешила в бальный зал.
Я остался один за свадебным столом, хотя большинство гостей последовали примеру Катаржины. Солнце приближалось к зениту, и знойное марево уже мерцало над дальними пастбищами. Наиболее знатные гости разошлись по отведённым им покоям и послали слуг за прохладительными напитками и за сменой одежды. А затем, словно птицы в ярком оперении, они явились вновь, чтобы подкрепиться ароматным мороженым, охлаждёнными фруктами и вином в ожидании более сытного угощения, которое будет им предложено в прохладные вечерние часы.
Более захудалые гости оставались на местах в шатре, в жаркой духоте, несмотря на откинутые пологи. Нанятые ими исполнители или одарённые члены их семейств разыгрывали сцены, пели или читали стихи, тем самым воздавая дань новобрачным из Риницы. На свадьбах менее родовитых персон жених или невеста могли из любезности посмотреть несколько первых выступлений, но в знатных домах по-настоящему примечательные события вершились позднее, и чаще всего новобрачные оставляли выступления первой половины дня для развлечения слуг, которые в эти часы почему-либо окажутся свободными.
Однако я не спешил покинуть шатёр и успел насладиться искусством жонглера-комика, двух певцов, бродячего мага и поэта, читавшего стихи под аккомпанемент громкого храпа своего нанимателя. Мне никуда не хотелось уходить и поэтому я уделял внимание всем выступающим.
Толстый купец из Даммани, сидевший в первом ряду, покраснел и спрятал лицо за веером своей жены. Он даже и мечтать не смел, что епископ Риницы будет слушать, как играет на флейте его сынок. Мальчик был начисто лишён слуха, но его матушка так и лучилась гордостью. Я остался за столом, прихлёбывая охлаждённый вишнёвый сок. Когда юный флейтист раскланялся, он удостоился моего милостивого кивка и умчался, освободив подмостки для следующих исполнителей. Я приветливо улыбнулся смущённому отцу и его жене, и у меня не осталось сомнений: сколь ни утомительна такая музыка, но зато, если мне когда-либо понадобится какая-нибудь услуга от этого купца, он сделает для меня все, что в его силах.