Текст книги "Тайна Красного озера. Падение Тисима-Ретто"

Автор книги: Александр Грачев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 35 страниц)

    Когда Грибанов перевел эти слова, генерал добавил:

    – И еще переведите господину подполковнику: ответственность за безопасность судна, на котором будет находиться наш командующий, и безопасность четырех советских граждан, находящихся у японцев, возлагается на господина подполковника.

    Подполковник Кувахара, выслушав Грибанова, раскланялся и дал слово чести японскою офицера, что все будет выполнено. С тем парламентеры отбыли.

    Весь день на острове было тихо. Вечером наши парламентеры передали ответ японцам относительно встречи командующих. Встреча назначалась на завтра в десять часов утра в траверзе главной базы, в миле от берега. Японцы были поставлены в известность, что нашего флагмана будут охранять четыре мелких судна.

    На следующий день утром советские корабли снялись с рейда. День выдался ясный, солнечный. Лишь редкие белогрудые облака вереницами тянулись по небу. На море было тихо. Впереди шли два сторожевика, за ними – эсминец под флагманским вымпелом. Колонну замыкали два торпедных катера. Командование, однако, находилось не на эсминце, а на втором сторожевике. Слева вставала цепь высоких обрывов и утесов острова. Их серые глыбы были испещрены черными дырками амбразур. Артиллерийские позиции были видны и на самой вершине обрывов; никакого японского судна на море не было видно.

    – Слева по курсу на обрыве вижу движение у артиллерийских орудий! – докладывали наблюдатели на всех судах.

    Последовала немедленная команда:

    – Всем по-боевому! Орудия к бою!

    Через иллюминаторы боевой рубки командующий и сопровождавшие его офицеры следили за морем и берегом.

    – Провокация! – крикнул офицер, следивший за берегом. – Стреляют!

    По краю обрыва замелькали языки пламени: сразу открыли огонь несколько орудий. Тяжелый грохот прокатился над морем. Фонтаны воды с глухим гулом поднялись вокруг кораблей. Один снаряд ударил в стрелу мачты головного эсминца, и стрела разлетелась вдребезги; другой снаряд разорвался на палубе сторожевика, ударившись в носовую лебедку. За первым залпом последовали второй и третий. С обрыва сорвались два самолета-торпедоносца и стали заходить на колонну советских кораблей. Эсминец и сторожевики открыли огонь из всех калибров. Тем временем торпедные катера круто развернулись и на всей скорости стали огибать колонну, оставляя позади плотные белые клубы дымовой завесы. Под прикрытием дыма суда зигзагами стали отходить в море. Вражеские снаряды падали то там, то тут. Позади послышался гул моторов – это торпедоносец лег на боевой курс и шел на флагманское судно. Вот от его фюзеляжа оторвалась длинная торпеда и черной сигарой полетела к кораблю. Эсминец успел сделать маневр вправо, и торпеда прошла в нескольких метрах в стороне. За первым торпедоносцем последовал второй, но его еще на расстоянии встретил сильный заградительный огонь зенитных орудий и пулеметов. Японец взмыл вверх, бросил торпеду как попало и направился к острову. Торпеда упала далеко в стороне от советских судов.

    Артиллерийская дуэль продолжалась до тех пор, пока корабли, скрывшись за дымовой завесой, не ушли в море. А четверть часа спустя над позициями японцев по Северному плато загремела наша артиллерия. Столбы дыма и огня поднялись там, где находились вражеские траншеи. Это был достойный ответ на вероломство.

    Советские суда вернулись к месту стоянки флота с обгорелой краской на стволах орудий, с массой осколков вражеских снарядов на палубах, с вмятинами от осколков на броневых частях, с убитыми и ранеными на палубах.

    Весть о злодеянии моментально облетела все подразделения десантных войск. Десантники с нетерпением ждали приказа о штурме последних рубежей вражеской обороны. Но советское командование не торопилось: в штабе разрабатывался план всеобщего наступления с задачей очистить весь остров от вражеских войск и овладеть военно-морской базой, расположенной на западном берегу острова, в бухте Мисима.

    В эту ночь Грибанов находился на флагманском корабле. Он участвовал в обсуждении плана наступления. Около двенадцати ночи командующий отпустил его отдыхать. Укладываясь в чистую постель, Грибанов перебирал в памяти детали встречи с подполковником Кувахара, вспоминал подробности провокационного обстрела советских кораблей, думал о судьбе четверых друзей, томящихся на острове Минами. Теперь он не верил, что они живы. Не встретит он больше Надю.

    Утром в штабе стало известно, что на острове, в тылу наших войск, активизировались японские смертники. Ночью было зарезано несколько патрулей, с рассветом вражеские снайперы стреляли в каждого офицера, появлявшегося на берегу или на дороге, ведущей на юг. Десантники рассвирепели. В траншеях, на переднем крае, собирались группы смельчаков по пять-шесть человек и под покровом темноты подползали к вражеским траншеям, забрасывали их гранатами, а затем врывались туда. Японские солдаты, как правило, в панике оставляли позиции. На одном из участков десантники продвинулись таким способом более чем на два километра.

    Подготовка к решающему штурму длилась трое суток. За это время на остров было доставлено много военной техники. Подошли новые транспорты с войсками, был создан крупный, резерв боеприпасов. Несколько раз за это время появлялись японские парламентеры. Сначала они принесли пачку листовок и просили раздать их советским солдатам на переднем крае. В листовках содержался любопытный текст, написанный от руки по-русски и отпечатанный на стеклографе:

    „Сводка. Наши войска уже прекратили военные действия и для прекращения войны теперь с Главнокомандующим Вашего Войска наша комиссия продолжает договор. Поэтому прошу от души временно возвращаться в Ваш баз. Конец“.

    Парламентер, принесший эти листовки на командный пункт, заявил, что ему приказано дождаться ответа советского командования. Его бесцеремонно выпроводили.

    Было ясно, что японцы неспроста затягивают переговоры.

КАПИТУЛЯЦИЯ ИЛИ ПЕРЕМИРИЕ? 

    Четверо суток подряд посменно сидели с наушниками на радиостанции капитан Брич и сержант Кэбот, пытаясь связаться с командованием пятого американского флота. На вторые сутки вечером, в тот момент, когда советские десантники овладели главной высотой Северного плато, Кэботу удалось подстроиться на волну какой-то американской радиостанции и передать радиограмму. В радиограмме сообщалось, что двое американских военнослужащих одной из эскадрилий воздушных сил, капитан Ральф Брич и сержант Эрвин Кэбот, считавшиеся погибшими, находятся на острове Минами в японском плену и по поручению японского командования имеют сообщить нечто весьма важное.

    Через некоторое время Кэбот получил радиограмму, в которой сообщалось, что окончательный ответ будет передан после наведения соответствующих справок. Минуло двое суток, а обещанного ответа не было.

    Брич и Кэбот тщетно пытались связаться хоть с какой-нибудь американской радиостанцией. Японцы, включая генерала Цуцуми, относились теперь к американским пленным с подобострастием. Их, правда, не выпускали на волю, но они могли подолгу гулять возле штаб-квартиры командующего в сопровождении двух жандармов. Разумеется, их держали в полном неведении относительно того, что происходило на острове в эти дни.

    В последние сутки у пленных американцев почти безвыходно сидел подполковник Кувахара. Он был в высшей, степени любезен с Бричем и Кэботом, но от их внимания не могла ускользнуть крайняя нервозность Кувахара. О, если бы они знали, что происходило в это время в его душе, они бы смогли продиктовать ему любые условия за свою работу на рации!

    Еще в тот день вечером, когда советские десантники овладели высотой 171, после чего высадка подкреплений стала беспрепятственной, подполковник Кувахара понял, что дело его проиграно. Рухнула Квантунская армия, один за другим падают гарнизоны Тисима-Ретто, и среди них в безнадежном положении гарнизон Минами. Нужно было думать о собственном спасении. Об этом он и сказал командующему во время вечернего доклада.

    – Я не могу оставаться больше на острове, – с мольбой в голосе убеждал Кувахара командующего. – Там может оказаться этот сбежавший русский Грибанов, а это для меня равносильно гибели…

    Генерал Цуцуми долго молчал, потом поднял свое каменное лицо на подполковника Кувахара.

    – Не хотите ли проверить, там он или нет?

    – Каким образом? – с тревогой спросил Кувахара. – Я не совсем понимаю вас, господин командующий.

    – Нам требуется время. Вы знаете, что наши пленные американцы уже установили связь с командованием пятого флота. В бою мы время не сможем выиграть. Я предлагаю вам, подполковник, простой, план. Завтра утром вы отправитесь к советскому командованию для переговоров о перемирии. Вы выполните две важные задачи: выясните, находится ли сбежавший русский Грибанов в десанте, и добьетесь отсрочки наступления русских на главные базы острова. Нам необходима передышка хотя бы на два-три дня для связи с американским командованием и сдачи ему своих позиций. В предварительных переговорах с русскими можно соглашаться на все условия.

    Подполковник Кувахара вернулся с переговоров с решительным намерением бежать с острова немедленно. Во время доклада командующему о результатах переговоров Кувахара убедил его выделить одну десантную баржу, на которой он вместе со взводом жандармерии уйдет ночью на юг, в Японию, или, в крайнем случае, в Тихий океан, где курсирует пятый американский флот.

    С наступлением темноты десантная баржа вышла из бухты Мисима и взяла курс на юг. Было очень темно. Море штормило. Пятибалльные волны бросали баржу, окатывали людей, но суденышко легко отыгрывалось на волне.

    Около двенадцати ночи на море посветлело – прояснилось небо, замерцали звезды. Подполковник Кувахара пристально и неотрывно наблюдал за морем, сидя на кормовой надстройке и кутаясь в теплую шинель. За его спиной стоял поручик Гото. Они молчали. Да и о чем было им говорить? Все осталось у них позади, а впереди лишь беспокойное ночное море и полная опасностей безвестность.

    За бухтой Трех Скал баржа стала огибать острый, далеко выдвинувшийся в море мыс, и поручик Гото прошептал в ухо подполковнику Кувахара:

    – На море судно! Вон – вправо от нас… Кувахара вскочил.

    – Коматта-на-а! Оно идет наперерез нашему курсу! Что будем делать?

    Этот вопрос своему подчиненному он мог задать только в беде, когда военная субординация утрачивает всякий смысл.

    – Ха! Нужно к берегу, господин подполковник, в бухте укрыться.

    – Прикажите шкиперу.

    Но на корабле, – это был, по-видимому, сторожевой, советский эсминец, – уже заметили баржу. Ночью на море трудно определить расстояние, но Кувахара показалось, что эсминец вот-вот настигнет баржу, и он сам кинулся в шкиперскую рубку.

    – Полные обороты! Держи прямо к берегу! Будем выбрасываться!

    Выбрасываться не потребовалось. Когда до берега оставалось несколько десятков метров, с борта заметили, что эсминец больше не приближается. По-видимому, там опасаются сесть на рифы. Но эсминец и не уходил, он остановился.

    Прошло томительных два часа. Баржа стояла, уткнувшись носом в галечный берег. Это было одно из самых пустынных мест острова, где даже патрули не появляются, так как с суши сюда не было не только дорог, но и тропинок. Черный силуэт эсминца был хорошо виден на фоне открытого моря.

    Приближалось время рассвета. Посоветовавшись с поручиком Гото, подполковник Кувахара приказал вести баржу обратно в бухту Мисима. Баржа двинулась к северу вдоль самого берега. Уже совсем почти рассвело, когда экспедиция вернулась на главную базу. Эсминец провожал баржу почти до самой бухты Мисима.

    Изнуренный напряжением, в котором прошла вся ночь, подполковник Кувахара доплелся до своего прежнего кабинета в штабе базы и там бессильно опустился в кресло. Он даже не снимал шинели. Положив голову на руки, он мучительно искал выхода из создавшегося положения. Утро наступало туманное, но туман был неплотным, в нем ощущался рассеянный свет солнца. Кувахара думал над тем, как предотвратить встречу командующих, которая должна произойти через несколько часов и которая может привести к быстрой капитуляции японского гарнизона. И тогда родилось это отчаянное решение сорвать встречу. Он вызвал командный пункт артиллерийских позиций и, изменив голос, сказал:

    – Позовите дежурного офицера. Дежурный? Говорят из штаба командующего. По данным разведки, русские намереваются атаковать с моря бухту Мисима. Их корабли будут проходить вблизи ваших позиций. Господин командующий приказал: при появлении русских на море подпустить их поближе и открыть огонь из всех орудий. Да, да, без дополнительных указаний.

    Затем он позвонил на аэродром и передал приказание: атаковать русские корабли двумя имеющимися самолетами-торпедоносцами после того, как береговая артиллерия откроет по ним огонь.

    Подполковник Кувахара отдавал себе ясный отчет о последствиях этой провокации. Но два обнадеживающих обстоятельства виделись ему. Во-первых, провокацию можно было объяснить как недоразумение, сославшись не несовершенство связи; во-вторых, во время обстрела можно было потопить корабли, а вместе с ними и русского командующего, и этим обезглавить силы противника, а все вместе давало выигрыш времени для установления связи с американцами. Что касается ответственности генерал-майора Цуцуми, то подполковнику Кувахара было наплевать теперь на него. Надо было спасать собственную жизнь.

    С этими мыслями он и отправился в штаб-квартиру командующего.

    Генерал Цуцуми встретил его холодно. Только сейчас генерал отправил парламентера, своего адъютанта с письмом, в котором извещал русских о том, что ввиду болезни не может встретиться сегодня с русским командующим. Выслушав донесение подполковника Кувахара о неудачной попытке уйти, генерал долго держался обеими ладонями за голову, потом сказал:

    – Отправляйтесь на радиостанцию к американцам. Контролируйте их каждую минуту, пока не установите связь.

    Подходило время встречи командующих. Генерал Цуцуми с беспокойством посматривал на часы, подсчитывал время: успел ли парламентер доставить письмо в расположение русских позиций. Но что это? Артиллерийская канонада? Генерал прислушался с подозрением, потом встал, вышел на улицу. Сомнений не оставалось: из-за вулкана Туманов, с северо-запада, доносилась могучая артиллерийская канонада. Генерал бросился обратно в штаб, приказал дежурному:

    – Немедленно позвоните в западный сектор береговых укреплений и выясните, что там за стрельба.

    Генерал пришел в ярость, выслушав дежурного: нарушилась та осторожная и тонкая игра, в которой он рассчитывал на выигрыш времени. С налившимся кровью лицом он долго метался по кабинету после того, как отдал приказание прекратить огонь. Он отлично понимал, чем все кончится, если русские в ответ начнут немедленное наступление. Превосходство их сил на острове, особенно в технике, было таково, что о сражении не могло быть и речи.

    В полдень к советским позициям мчался на вездеходе новый парламентер. Он вез письмо генерал-майора Цуцуми советскому командующему. В письме говорилось, что произошло печальное недоразумение, жертвой которою оказались советские корабли, что японское командование приносив глубокое извинение за инцидент и предлагает возобновить переговоры о перемирии.

    Через сутки поступил ответ советского командующего.

    „Мои условия подготовки к капитуляции ваших войск, принятые и подписанные вашим представителем подполковником Кувахара, не выполняются. Ваши представители, ссылаясь на отсутствие приказа о сдаче оружия, к выполнению принятых ими условий не приступили, обстреляли мои корабли, совершили налет авиации на мои войска, которые по моему приказу активных действий не вели.

    Следовательно, японские войска на острове фактически продолжают оказывать сопротивление советским войскам. Уклонение с вашей стороны от выполнения моих условий вынуждает меня принять решительные меры.

    Во избежание ненужного кровопролития предлагаю ответить: будет ли вами отдан приказ о капитуляции ваших войск перед советскими войсками?

    Ответа жду до 14.00 с моим представителем“.

    Долго думал генерал Цуцуми над ответом. Никогда еще не приходилось ему писать документа более трудного, чем этот. В ответе говорилось:

    „Наши войска получили свыше следующий приказ:

    1. Войскам сегодня прекратить всякие боевые действия.

    Примечание. Оборонительные действия, предпринимать которые мы вынуждены в связи с активным вторжением противника, не являются боевыми действиями.

    2. Наши войска на основании этого приказа сегодня прекращают всякие боевые действия.

    Примечание. Если после этого времени наши войска будут атакованы, я на основании упомянутого приказа возобновлю оборонительные действия.

    3. Поэтому прошу ваши войска прекратить боевые действия“.

    От советского командующего поступил новый ультиматум:

    „Во избежание кровопролития в последний раз требую:

    1. Немедленно прекратить всякое сопротивление.

    2. Немедленно отдать приказ своим войскам о сдаче оружия представителям советских войск на местах.

    3. Всех солдат и офицеров для передачи в плен собрать завтра к 15.00 в районе аэродрома.

    4. Места разоружения остальных солдат и офицеров с других участков будут указаны дополнительно.

    5. Ответственность за сохранение и исправное состояние вооружения и сооружений, как сухопутных, так и морских, возлагаю лично на вас.

    6. Военно-морскому командованию представить мне сегодня к 24.00 план режима плавания судов вдоль восточного и западного побережий острова со схемой минных заграждений.

    7. Представить документы по заминированию участков на суше – портов, сооружений и зданий.

    8. Всем офицерам и солдатам гарантирую безопасность жизни и сохранение личного имущества невоенного образца.

    9. Встречу с вами назначаю на завтра в 16.00 на моем корабле, для чего к вам будет послан парламентер.

    10. Для контроля выполнения моих требований и уточнения всех деталей капитуляции завтра в 10.00 к вам прибудут представители моего штаба.

    11. Если же в 24.00 сегодня от вас не поступит положительного ответа на вышеуказанные требования, завтра утром мои войска начнут решительное наступление по всему фронту“.

    После этого генерал-майору Цуцуми оставалось ответить лаконично, что он и сделал.

    „Японские войска готовы к капитуляции. Для окончательного уточнения деталей капитуляции к вам направляется мой начальник штаба полковник Янэока“.

    Да, игра кончилась. Но именно в эту самую минуту к нему вбежал подполковник Кувахара и отчеканил:

    – Связь с американцами установлена!

ПОСЛЕДНИЕ ИСПЫТАНИЯ 

    Ночь была на исходе. Долину начинал заволакивать туман, белесоватые клубы которого все более ясно вырисовывались по мере того, как приближалось утро. Наскоро сооруженная землянка, в которой укрылись партизаны, оказалась не такой уютной, какой они находили ее вчера вечером, когда до смерти усталые добрались сюда и быстро построили себе это жилье. Холод и сырой туман, надвигавшиеся со стороны Тихого океана, пронизывали их, кажется, до самых костей, и партизаны жались в кучу, чтобы согреться теплом друг друга.

    Еще в первый день по возвращении Тиба из бухты Трех Скал, где он, как известно, помог майору Грибанову уйти с острова на захваченной у жандармов барже, партизаны решили переселиться с вулкана Хатараку ближе к долине Туманов. Они выбрали удобное убежище под скалой, неподалеку от глубокого распадка, рассекающего весь склон сверху донизу. Отсюда с одного из уступов скалы хорошо просматривались не только ближние подступы к их укрытию, но и средняя часть долины Туманов с речкой, дорогой и даже входом в Генеральский распадок, врезающийся в склон вулкана Туманов по ту сторону долины.

    Смысл этого переселения поближе к гарнизону состоял в том, чтобы в любую минуту, в случае высадки советского десанта, начать активные операции. План сводился к следующему: первое – установить связь с советским командованием, чтобы согласовать с ним свое боевые действия в тылу японского гарнизона, и второе – подготовить взрыв главного склада артиллерийских снарядов. Склад находился неподалеку от интендантского поселка и был хорошо замаскирован. Инженер-капитан Тиба знал, что там хранились основные запасы снарядов, имевшихся на острове.

    На рассвете Тиба настроил рацию на прием и долго выслушивал звуки, носившиеся в это утро в эфире. Он ловил японские станции, чтобы хоть через них узнать о событиях, происходящих в мире. Вот по мрачному усталому лицу бывалого подпольщика, едва освещенному лампочкой приемника, Ли Фан-гу угадал, что Тиба слушает что-то чрезвычайно важное: глаза его сузились, на щеках выступили и задвигались желваки.

    – Что там? – с нетерпением спросил Ли Фан-гу.

    – Важные комментарии… Что-то очень важное… – бросал скороговоркой Тиба. – Речь о каком-то рескрипте императора… Да… Да… Квантунская армия, кажется, разбита…

    Потом он умолк, продолжая напряженно вслушиваться.

    Ли Фан-гу всего колотила дрожь. Затаив дыхание, он с величайшей надеждой и нетерпением впился в лицо Друга.

    – Ну? Что еще? Что говорят? – тормошил он Тиба. Но тот не отвечал, лицо его продолжало оставаться напряженным.

    Ли Фан-гу растолкал спящих товарищей.

    – Важное сообщение, – захлебываясь, шептал он, стараясь быстрее сообщить потрясающую новость, когда все проснулись. – Разбита Квантунская армия!

    С партизан вмиг слетел сон.

    – Так это что, конец войны? – прогудел могучий Вэнь Тянь.

    – Да! – весело ответил Тиба, снимая наушники. – Правительство Тодзио заговорило о мире! Все ясно – японская армия в Маньчжурии разгромлена! – С этими словами японец крепко пожал руки китайских товарищей. – Поздравляю вас, друзья, мир не за горами!

    Когда же окончательно рассвело, из туманного месива со стороны Северного плато прилетел могучий раскатистый гул артиллерийской канонады. Тревожным эхом отдавался он в горах, заполнял, кажется, все небо. Всем стало ясно, что это был десант. Но чей? Тиба не прекращал вертеть верньеры приемника, стараясь на самых длинных волнах поймать хоть одно живое слово. Но в эфире дробно звенела морзянка – противники работали ключом. Иногда в наушники врывались гул и вой – то работали глушители. Наконец на одной волне прорвался панический хрипловатый голос на японском языке: „Русские идут в атаку! Шлите подкрепление, срочно подкрепление!“

    – Русский десант! – сообщил просиявший Тиба партизанам. – Наступило время наших решительных действий, товарищи! Что сейчас в первую очередь предпринять?

    Этот вопрос партизаны обсуждали горячо и страстно. Каждому хотелось немедленно получить какое-нибудь задание.

    – Нужно сейчас же пробиться на соединение с русскими, – нетерпеливо говорил Вэнь Тянь.

    – Правильно, там получить задание, – поддерживал его Хэ Куан-линь.

    – Так опрометчиво действовать нельзя, – возражал старый партизан Ли Фан-гу. – Сейчас уже светло, и нас могут перебить либо японцы, либо сами же русские.

    – Да, да, нужно сначала все хорошо разведать. – согласился с ним Тиба.

    Туман оторвался от гор около десяти часов утра, а к полудню он рассеялся, и небо заголубело нестерпимо ярко. Все это время с Северного плато текла вал за валом глухая и грозная канонада. Даже птицы и те попрятались, по-видимому, угнетаемые надоедливым и непривычным их слуху отдаленным грохотом боя.

    Из своих укрытий на скале партизаны весь день не спускали глаз с дороги, бегущей по долине Туманов от бухты Мисима к Северному плато, с тропы, ведущей в Генеральский распадок. Там без конца сновали машины, в полдень почти бегом прошла большая колонна солдат из бухты Мисима в сторону восточного берега – по-видимому, это был гарнизон главной базы, посланный на помощь подразделениям Северного плато.

    Но вот наступил долгожданный вечер, когда можно было начинать действовать. Партизаны собрались в землянке, чтобы поужинать и окончательно обсудить план действия на предстоящую ночь.

    – Я полагаю, что всем нам идти в расположение советских войск не имеет смысла, – говорил Тиба. – Нужно воспользоваться этой ночью и для того, чтобы разведать положение в гарнизоне. Поэтому необходимо одной группе отправиться на подслушивание телефонных разговоров, в то время как другая группа отправится в район боев, чтобы разведать там обстановку. Что касается артиллерийского склада, то к нему мы отправимся следующей ночью.

    – Предложение правильное, – поддержал его Ли Фан-гу. – Я возглавлю группу, которая пойдет на Северное плато, а вы, товарищ Тиба, с остальными товарищами пойдете подслушивать телефонные разговоры.

    Предложения Тиба и Ли Фан-гу встретили единодушную поддержку партизан. Ли Фан-гу отобрал лишь троих, которые ростом и типом лица больше других походили на японцев. Слишком рослые Вэнь Тянь и Хэ Куан-линь должны были помогать Тиба. Тут же при скупом свете карманного фонарика Тиба развернул карту, долго наносил иероглифы – пояснения к пунктам расположения главных баз гарнизона и дорог острова. Этой картой предстояло пользоваться группе Ли Фан-гу.

    Часов в одиннадцать они двинулись в долину Туманов цепочкой, след в след, стараясь не делать шума.

    Возле речки они распрощались, и группа Ли Фан-гу двинулась вправо, чтобы потом пересечь дорогу и идти на север, а группа Тиба пошла прямо к откосу, что опускался от дороги.

    На этот раз Тиба намеревался подключиться к телефонному проводу не в Генеральском распадке, как прежде, а на линии, соединяющей базу в бухте Мисима и штаб-квартиру генерал-майора Цуцуми с Северным плато. Вскоре группа Тиба в кромешной темноте неслышно пересекла дорогу, скрылась в густых зарослях разнолесья на пологом склоне и через несколько минут по легкому гудению проводов нашла телефонный столб.

    Удобно примостившись у столба, Тиба приложил трубку к уху в тот момент, когда на проводе шел разговор. Надсадный, почти исступленный голос кричал: „Офицеры не в состоянии что-либо сделать – русские действуют мелкими неуловимыми группами! Они подползают неслышно к самим траншеям, сваливаются прямо на головы солдат и заливают их огнем из автоматов“. В ответ послышался знакомый брюзжащий голос: „Атаковать русских силами частей левого фланга“ По голосу Тиба сразу же узнал генерала Цуцуми.

    Всю ночь один разговор следовал за другим, и к утру у Тиба сложилось достаточно ясное представление о положении японского гарнизона: оставались считанные дни его существования.

    Однако был неразгаданным вопрос: почему генерал-майор Цуцуми стремится оттянуть время, ждет ли он откуда-нибудь подкрепления или рассчитывает на то, чтобы успеть перегруппировать свои потрепанные части и контратаковать русских? Охваченный желанием выяснить это во что бы то ни стало, Тиба принял дерзкое решение – продолжать подслушивание и днем. И риск окупился сторицею.

    Тиба так хорошо изучил обстановку на острове, что можно было начинать действовать наверняка.

    Вскоре группе Тиба была уже у своей землянки. Здесь их встретили Ли Фан-гу и молодой партизан Сун Чжу.

    – Где остальные товарищи, что с ними? – было первым вопросом Тиба к Ли Фан-гу.

    – Плохи наши дела, – горестно вздохнул старый партизан, – мы не выполнили своей задачи…

    – Что случилось, товарищ Ли? – насторожился Тиба.

    – Наткнулись на японскую часть неподалеку от аэродрома, – стал объяснять Ли Фан-гу, – по нас открыли сильный огонь, и ничего не оставалось, как попытаться уйти. Двое наших товарищей оказались ранеными, но мы их не оставили, там они, – и Ли Фан-гу указал на угол землянки.

    При свете фонарика партизаны осмотрели и перевязали раненых.

    Как ни велика была усталость, медлить было нельзя. Партизаны тут же обсудили план дальнейших действий. По данным, перехваченным Тиба, с острова собирались бежать несколько офицеров, замешанных в кровавых преступлениях, в том числе подполковник Кувахара. Они ждали подводную лодку, которая должна была прийти за ними к восточному побережью острова. Из тех же данных партизанам стало известно, что поручик Гото с наступлением темноты должен был прибыть из района Северного плато к развилке дороги в восточном районе и здесь ожидать машину Кувахара.

    Партизаны единодушно решили сорвать этот побег, но как? Мнения партизан раздвоились. Тиба настаивал на том, чтобы пробраться на восточный берег к месту прибытия подводной лодки и там из засады расстрелять всех, кто попытается сесть в шлюпку, тогда как Ли Фангу и Вэнь Тянь предлагали перехватить на дороге машину, в которой будут уезжать преступники. Предложение Ли Фан-гу поддержал вскоре Хэ Куан-линь, и Тиба согласился в конце концов с мнением большинства.

    …Еще не успело как следует смеркнуться, когда партизаны, укрываясь среди зарослей, очутились в направлении развилки дороги. Они спешили – им хотелось прибыть к месту встречи раньше поручика Гото. Но они опоздали: поручик Гото был уже там. Он был не один, с ним рядом у обочины дороги расхаживал, по-видимому, кто-то из жандармов. Оба они остолбенели, когда из кустов перед ними появились Ли Фан-гу, Вэнь Тянь и Хэ Куан-линь.

    – Руки вверх! – скомандовал Ли Фан-гу.

    – О, кто это? – обомлевшим голосом воскликнул Гото, хватаясь за кобуру пистолета.

    – Те, чью кровь ты проливал, собака! – с этими словами Вэнь Тянь кошкой прыгнул на уродливую фигуру Гото, и не успел тот крикнуть, как железные пальцы партизана перехватили ему горло. Легко, словно соломенное чучело, поволок могучий Вэнь Тянь поручика Гото в кусты и там с силой швырнул его на землю. Скрежеща зубами, он снова навалился на лютого истязателя, чьими руками чинились самые зверские пытки и мучения беспомощных жертв, одной из которых был когда-то и сам Вэнь Тянь.

    Сколько ни извивался ужом матерый палач, пальцы Вэнь Тяня не разжались до тех пор, пока не прекратились последние конвульсии этого садиста. Тем временем Ли Фангу и Хэ Куан-линь расправились с жандармским ефрейтором.

    – Теперь нужно не упустить главного палача, – разгоряченно говорил Ли Фан-гу, когда вся группа собралась вместе.

    – Непременное условие, – заметил Тиба, – из зарослей ни в коем случае не выходить. Как только остановится машина – обстреляем ее. Дальнейшее будет видно – уходить или преследовать врага.

    Машина с западного берега появилась около полуночи. Она перевалила пригорок – видно было, как сверху вниз опустились два скупых огонька подфарников, – и теперь неслась к развилке дороги на полной скорости. Но вот машина затормозила, остановилась.