Текст книги "Тайна Красного озера. Падение Тисима-Ретто"

Автор книги: Александр Грачев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 35 страниц)

    Подводная лодка медленно двинулась к барже. Не дойдя метров десять, она отработала винтами задний ход и остановилась, блестя под солнцем мокрой палубой. В рубке два пулемета, дула направлены на баржу.

    – Кто здесь майор Грибанов? – крикнул сумрачный чернявый молодой человек из рубки. Он снял шлем, и ветер трепал его красивую шевелюру.

    – Я майор Грибанов!

    – Кто еще есть с вами?

    Грибанов объяснил.

    – Да тут целый интернационал, – подобревшим голосом проговорил сумрачный молодой человек. – Оружие сложить, всем стоять на месте с поднятыми руками.

    Скоро надувная резиновая лодка перевезла всех с баржи на подлодку. Документов у Грибанова никаких. Долго объяснялись. Чернявый и про Грибанова слышал, про „Путятина“ знает, но…

    – Вы знаете, что мы в состоянии войны с Японией?

    – Да ну! И давно?

    – Шестые сутки. Пока мы вынуждены изолировать вас. Пусть командование разбирается…

В РЕШАЮЩЕМ БОЮ 

    Звонок полевого телефона поднял генерала Цуцуми в половине пятого утра.

    – Господин командующий? – голос Кувахара выдавал его крайнюю тревогу. – В заливе Северном русские высадили десант. Да, да! Противником заняты первая и вторая линии наших траншей и дзотов. Из боевого охранения докладывают, что десант весьма многочислен. Уже блокировано несколько дзотов, связанных с подземными укреплениями. Линия подземных ходов уже пересечена противником и осталась у него в тылу. Все наличные силы на этом участке брошены в бой. Какие будут приказания, господин командующий?

    – Коматта-на-а, – простонал генерал. – Не уступайте ни на шаг! Я скоро буду у вас.

    Этой минуты генерал Цуцуми ожидал давно, с тех пор, как русские вступили в войну. Обстановка складывалась ужасно. Несчастье обрушивались одно за другим. Узнав о провале экспедиции Гото и о том, что угнанная баржа исчезла бесследно, командующий очень нелестно подумал о себе: „Глуп! Как можно было верить в способности этого идиота Гото! Разве мог он противостоять изобретательности русского разведчика? И как можно было в нынешних условиях рассчитывать на преданность солдат императору?“ Допрос подпоручика Хаттори с применением пыток открыл генералу Цуцуми глаза на действительное положение в армии. Хаттори признался во всем: и в своих связях с Комадзава и в связях с русскими, сказал и о связях Комадзава с бунтовщиками, среди которых – о Аматэрасу-Оомиками! – инженер-капитан Тиба, которого командующий считал одним из самых преданных офицеров.

    Теперь у командующего не оставалось никаких сомнений относительно того, что захват десантной баржи организован инженер-капитаном Тиба для побега с острова русского майора Грибанова. Баржа была найдена в море вчера под вечер. В ней никого не было. Из этого можно было сделать соответствующие выводы. Но до сегодняшнего утра, до звонка Кувахара, генерал не считал положение безнадежным. Из перехваченных радиопередач американцев генерал Цуцуми знал, что союзники предъявили Японии ультиматум о безоговорочной капитуляции. Но это еще не означало, что остров Минами должен попасть в руки русских. Если уж суждено капитулировать, то перед американцами, а не перед русскими, которых генерал Цуцуми имел основание особенно опасаться. Он вчера утром пригласил к себе обоих пленных, американцев и после чрезвычайно любезного разговора с ними, – Цуцуми хорошо владел английским языком, – предложил Бричу сделать попытку связаться по радио с командованием пятого американского флота, корабли которого иногда показывались к востоку от острова Минами. Капитан Брич охотно принял предложение, и теперь вместе с Кэботом они посменно сидели с наушниками у рации.

    Высадка советского десанта круто меняла обстановку. Оставалась слабая надежда на то, что американцы одновременно с русскими начнут высадку десанта в другой части острова.

    Около шести утра командующий был уже в штабе укрепрайона. Подполковника Кувахара на месте не оказалось, и доклад об обстановке на Северном плато сделал начальник штаба. Доклад не удовлетворил командующего. Было не ясно, насколько углубился противник на территорию острова, какие части подтянуты к месту боя, что предпринимается для подготовки контратаки и для того, чтобы не допустить высадки на берег подкреплений противника.

    Хмуро выслушав доклад начальника штаба, генерал молча сел в бронированный автомобиль и поехал на командный пункт в район высоты 171. Туман над Северным плато заметно редел, отрывался от земли, образуя сплошную плотную крышу над островом. Но плато еще не просматривалось на большом пространстве и совсем не видно было океана. Только в стороне Охотского моря угадывалась смутно морская даль. Оттуда, примерно против залива Северного, доносился протяжный гул орудийных залпов: стреляла корабельная артиллерия русских.

    У южного подножия высоты 171 вездеход остановился. Генерал Цуцуми в сопровождении адъютанта и двух офицеров связи быстро стал взбираться по склону к вершине. Несмотря на свои шестьдесят лет, он шел вверх, не отдыхая – чувствовалась старая солдатская закалка. У входа в блиндаж его встретил подполковник Кувахара. Теплая шинель запачкана глиной, белые перчатки тоже испачканы, глаза воспалены.

    Обменявшись рукопожатием, они прошли в блиндаж. Здесь несколько офицеров, склонившись над картой, делали на ней пометки. При входе генерала офицеры встали по команде „смирно“, но генерал махнул рукой:

    – Продолжайте свои дела. Докладывайте, подполковник.

    – Высадка десанта, господин командующий, началась в четыре часа, – четко рапортовал Кувахара, – Враг подошел к берегу силами примерно двух полков и высадился неслышно. В составе десанта, как докладывают с переднего края, три рода войск: морская пехота, пограничные части и армейская пехота. Почти все солдаты вооружены автоматами. Противнику удалось смять наши боевые посты и быстро продвинуться почти на полтора километра в направлении высоты 171. Сейчас уже можно видеть в стереотрубу, как располагаются наступающие цепи противника.

    Генерал прильнул к окуляру стереотрубы. Северо-запад плато, где происходил бой, и прилегающая часть Охотского моря были отсюда хорошо видны. Неподалеку от берега на море горели дна небольших русских десантных корабля. Черные густые клубы дыма поднимались к небу, исчезая под крышей тумана. На воде виднелось большое количество шлюпок, устремляющихся к берегу; между ними, то там, то тут, взлетали фонтаны воды от взрывов снарядов.

    – Наша береговая артиллерия отлично поработала, господин командующий, – хвалился тем временем Кувахара. – Сейчас она ведет бой со вторым эшелоном десанта противника, который стремится высадить на берег артиллерию. Ни одному десантному судну из второго эшелона пока не удалось подойти к берегу. Думаю, нам удастся окончательно отсечь второй эшелон русских от берега.

    – Каково положение высадившихся?

    – А вот посмотрите, господин командующий, отсюда цепи русских хорошо видны. Вон неправильным клином вытянулась линия черных точек – это батальон морской пехоты. Левее идет линия армейской пехоты, правее – пограничная часть. Солдаты хорошо замаскировались в траве, и цепь довольно трудно проследить…

    – Если я правильно понял вас, подполковник, русским не удалось высадить на берег артиллерию?

    – Всего лишь несколько орудий, господин командующий. Они пока под берегом. Русские допустили ошибку, господин командующий. Начав высадку в заливе, они оказались в клещах наших артиллерийских позиций на мысах Кокутан и Вакамура. И я воспользовался этим…

    – Какими свободными резервами располагаете в настоящий момент? – строго спросил генерал.

    – На подходе танковый полк, господин командующий, кроме того, четвертый армейский полк и аэродромный батальон выставлены на флангах врага. Как только подойдут танки, я брошу их для прорыва вражеской линии с одновременной фронтальной атакой. Задача: разрезать по частям и полностью истребить вражеский десант.

    – Ваш план я нахожу правильным, – одобрил генерал. – Продолжайте руководить боем, – и взялся за стереотрубу.

    Вскоре после того, как рота Суздальцева залегла, в ее расположение прибежал связной с командного пункта группы захвата.

    – Товарищ старший лейтенант, полковник приказал окапываться и готовиться к отражению атаки. Вы слишком вырвались вперед… – И, передохнув, добавил тихо чтобы не слышали десантники: – К японцам на подмогу идут танки.

    – Танки? – с тревогой переспросил Суздальцев.

    – Да, танки, товарищ старший лейтенант. Полковник приказал окапываться и – ни шагу назад.

    – А больше ничего не сказал полковник? – в голосе Суздальцева была надежда. – Насчет противотанковые ружей и гранат не говорил?

    – Больше он ничего не сказал, товарищ старший лейтенант.

    – Ясно. Доложите полковнику: окапываемся. И еще доложите: противотанковых гранат нет. И передайте мою просьбу – прислать три-четыре расчета противотанковых ружей.

    Связной исчез в траве. Над расположением роты морских пехотинцев стало тихо. Приподнявшись на колено, Суздальцев в бинокль рассматривал местность впереди себя. Туман оторвался от острова и уходил все выше, превращаясь в легкие текучие облака.

    Впереди роты простиралась широкая безлесная низина. От переднего края она едва заметно спускалась, образовав километрах в двух впадину. По ту сторону впадины начинался пологий подъем, упирающийся в подножие конусообразной сопки, голая вершина которой господствовала над всхолмленным ландшафтом всего Северного плато. В приказе командующего группе захвата ставилась задача: к исходу дня овладеть этой вершиной и окопаться на ее обратном скате.

    Суздальцев увидел, как слева из-за восточного склона сопки, километрах в пяти отсюда, медленно вытягивается цепочка темных кургузых машин. Да, это были танки. Случилось то, чего опасались все командиры группы захвата: враг подтянул танки раньше, чем смогла высадиться на остров наша артиллерия. К тому же в роте почти не осталось противотанковых гранат, их израсходовали на вражеские доты. Суздальцев отдавал себе ясный отчет в том, что может случиться, если его рота, вырвавшаяся вперед дальше других подразделений, дрогнет и попятится назад: позади может возникнуть паника, и тогда…

    В какую-то долю минуты в сознании Суздальцева промелькнула вся его недолгая жизнь. До двадцати лет она была почти безоблачной. Тихий городок на Урале, десятилетка, первая любовь, загородные лыжные прогулки, несколько побед на соревнованиях по слалому. Потом Ленинградский университет – преподаватели пророчат ему перспективу ученого. И вот – неожиданно война. Бои, бои… Под Ленинградом, затем в Финляндии и Норвегии. Шесть ранений, восемнадцать наград. Четыре года прошло, а кажется, прожито четыре десятилетия. Воля, которую и раньше в нем отмечали, окрепла, закалилась.

    „Стоять насмерть!“ – стучало в мозгу.

    – Командиров взводов ко мне! – передал он по цепи. Минуты через три два лейтенанта и пожилой усатый главстаршина, заменивший убитого командира взвода, лежали рядом с Суздальцевым.

    – Видите? – указал он на юг, приподнявшись над травой. – Они начнут, вероятно, с нас. Приказываю: ни шагу назад! Учесть все гранаты и подготовить связки. Выделить из каждого взвода по пять человек лучших бойцов. Их задача: ослеплять смотровые щели, взбираться на броню танков, если они войдут в расположение роты, и поджигать их. Всем хорошо окопаться и замаскироваться. Позади нас море, отступать некуда. Будем стоять насмерть. Если танки пройдут через расположение роты, будем отсекать от них пехоту.

    Отпустив командиров, он подозвал комсорга роты Федю Валькова и заговорил с ним в тоне шутки:

    – Дело, брат, наше кислое! На-ка, вот, погляди, – и подал Феде бинокль. – Не выстоим – погибнет весь десант.

    – Может, подмога придет? – спросил Федя, не отрываясь глазами от бинокля.

    – Отсекли от берега. Второй эшелон не может высадиться. Ты японскую пушку хорошо знаешь?

    – Как сказать? Стрелять смог бы, если бы попалась…

    – У меня такая мысль: проползи сейчас по цепи да поговори с комсомольцами, объясни им всю сложность обстановки. Приказ – ни шагу назад! Только вперед! Как думаешь, если бы создать две группы из лихих ребят, человек по пять в группе, для захвата вражеских танков, если они ворвутся в наше расположение, а?

    Невысокий крепыш с бронзовым лицом, Федя любил отчаянные поступки. Он всегда искал подвига. Но возможно ли то, о чем говорит командир роты? Вскочить на броню танка, забить землей его смотровые щели, каким-то способом открыв люк боевой башни, выкурить оттуда врага и занять его место, – возможно ли это? Федя некоторое время молчал, не поднимая глаз. Потом сказал глухо:

    – Хорошо, мы попробуем… – и исчез в траве. Повсюду стучали о землю саперные лопаты, притихли голоса. Суздальцев наблюдал за движением танков и старался определить передний край вражеской пехоты. Ясно, что пехота пойдет в атаку вслед за танками. Гул моторов нарастал, танки приближались. Они были уже километрах в двух. Суздальцев насчитал восемнадцать машин. Послышались залпы корабельной артиллерии с моря. Фонтаны земли и дыма с грохотом взлетали вокруг танков. Взглянув вдаль, командир роты вздрогнул: из-за высоты выползала новая цепочка кургузых темных машин. Лицо бывалого фронтовика стало мрачным: обстановка становилась критической.

    А первый эшелон вражеских танков все ближе и ближе. Суздальцев видел, как передняя колонна развертывается веером, выстраиваясь фронтом к десантной группе. В зеленой низине замелькали фигуры вражеских солдат, их ряды становились гуще и шире. Танки шли на роту Суздальцева. Но примерно в километре от роты они сменили курс: построились взводными „клиньями“ – по три машины – и двинулись на правый фланг десантной группы. Тем временем вторая колонна танков достигла впадины и тоже развернулась фронтом. В этой колонне Суздальцев насчитал двадцать две машины.

    На правом фланге захлопали гулкие выстрелы противотанковых ружей. Но Суздальцеву сейчас было не до них: двадцать два танка шли на его роту. За танками поднимались все новые и новые цепи японской пехоты.

    В эту минуту командир роты услышал позади себя приближающийся топот. Оглянувшись, увидел: до десятка моряков, пригнувшись под тяжестью ящиков, подбегали к расположению роты. Впереди бежал чубатый старшина второй статьи в черном бушлате и бескозырке. В руках у него было что-то длинное, похожее на большую кочергу. „Противотанковое ружье“, – догадался Суздальцев.

    – Командира роты! – крикнул старшина на бегу.

    – Сюда! – поднял руку Суздальцев.

    С разбегу старшина грохнулся на землю. Красивое лицо его с синими глазами густо разрумянилось, пот лил с него градом, чуб разметался по вспотевшему лбу.

    – Товарищ старший лейтенант, – впопыхах докладывал он, – в ваше распоряжение три расчета пэтээр и пятьдесят противотанковых гранат. Приказано стоять насмерть. Прошу указать позицию…

    Суздальцев готов был обнять и расцеловать этого безвестного парня, но только улыбнулся ему и сказал ласково:

    – Отдышитесь. – Потом указал ему позицию рядом. К счастью, танки шли очень медленно, видимо опасаясь подвохов. Да и артиллерийский огонь с кораблей сильно затруднял их движение. Две машины были подбиты и дымили теперь в низине. У роты Суздальцева хватило времени на подготовку к бою с танками. Взводные доложили по цепи: индивидуальные ячейки окопов отрыты, противотанковые ружья готовы к бою, группы нападения сформированы…

    И вот, наконец, команда:

    – Пэтээры, огонь! Автоматчикам огонь не открывать! Ждать команды!

    Танки ускорили ход, усилили пулеметный и пушечный огонь. Снаряды выли над головами десантников и рвались где-то позади роты. Грохот боя нарастал с каждой минутой. Справа послышались отдельные панические крики. Суздальцев взглянул туда. Несколько человек покинули окопы и быстро поползли назад, к морю. Старший лейтенант разглядел Гришко и Козорезова.

    – Назад! – крикнул командир второго взвода лейтенант Вишняков и взмахнул в воздухе пистолетом. – Назад, пристрелю!

    Гришко и Козорезов повернули к своим ячейкам и скрылись в них.

    – Ура-а-а! – разнеслось в это время над ротой. Суздальцев оглянулся, посмотрел вперед. Там вертелся на месте и густо чадил вражеский танк. Это была работа старшины второй статьи. Задымили еще две машины. Над одной, из них взлетело пламя, и тотчас же грохот покрыл гул перестрелки. Столб пламени вырвался из корпуса, словно из самовара, и новое радостное „ура“ покатилось над передним краем.

    Но восемнадцать вражеских машин, рыча и лязгая гусеницами, шли вперед.

    – Приготовить противотанковые гранаты! – понеслась по цепи команда Суздальцева. – Автоматчики, огонь по пехоте!

    …К переднему краю роты прорвались восемь танков. Семь из тех, что дымились на поле, были подбиты безвестным старшиной. Его окоп был метрах в десяти перед ячейкой ротного управления. Два танка, подминая траву и кусты стелющегося ольховника, шли уступом, один за другим на ячейку командира роты. Суздальцев не видел, когда выскочил из окопа Федя Вальков со связкой гранат, он только запомнил, как комсорг, пригнувшись, бросился к одной из вражеских машин и, почти встретившись с ней, бросил под брюхо железного чудовища связку гранат и тотчас, словно подкошенный, упал в траву. Раздался взрыв – и танк замер, умолк. Второй танк тем временем подмял и раздавил старшину с противотанковым ружьем и навалился на бруствер окопа командира роты. Суздальцев нырнул на дно окопа, чувствуя, как на него и матроса Зенкова, оказавшегося рядом, навалилась земля. Вместе они приподняли на спинах слой земли и, выбравшись из-под нее, увидели: позади окопа стоит подбитый танк. Несколько матросов суетятся на его броне, стараясь открыть люк, а четыре танка, окутываясь выхлопным дымом моторов и швыряя в воздух комья земли, мчатся прочь от переднего края. Это все, что осталось от вражеской колонны. Им вслед врассыпную бегут японские солдаты, преследуемые автоматчиками.

    Возле одного из подбитых танков Суздальцев увидел дерущихся моряка и японца. Командир роты узнал в моряке Анисимова. Японец наскакивал на него с саблей. Анисимов отбивал его удары автоматов, видимо у него не осталось ни одного патрона. Матрос теснил японца к броне танка и вот поймал врага за шиворот, с размаху ударил его о гусеницу. Японец рухнул замертво, и Матрос выругался:

    – Ах, нечистая сила, просчитался! Хотел слегка, а он богу душу отдал!..

    – Да на черта он тебе? – закричал Суздальцев.

    – Как же, товарищ старший лейтенант, вы поглядите, что за цаца?

    – Майор?

    – Ну да! Это же какой „язык“ был!

    – Плюнь! – посоветовал Суздальцев. – Некогда с ними возиться. Вперед!

    Отбив атаку танков и пехоты, десантники стали преследовать отступающего врага по пятам. Черные бушлаты, зеленые гимнастерки, развевающиеся плащ-накидки волной катились по зеленому приволью низины.

    – Полу-у-ундра-а-а!

    – Ура-а!

    Рота морских пехотинцев старшего лейтенанта Суздальцева наступала в центре фронта. Сам Суздальцев, как всегда, бежал впереди наступающих, выставив вперед автомат. Рядом с ним мчались матросы Кривцов и Зенков.

    Дробный, булькающий треск винтовочных и пулеметных выстрелов с вражеской стороны сначала был реденьким, но с каждой, минутой становился гуще и вот уже слился в сплошной гул. Цепи наступающих все чаще стали припадать к земле. Теперь продвигались вперед только отдельные группы. Суздальцев увидел, как слева, из-под бугорка, среди травы полыхнуло пламя. Воздух дрогнул от оглушительного выстрела орудия. Рядом редким перебором затарахтел японский пулемет „гочкис“.

    – Ложись! – махнул рукой Суздальцев. – Командиру третьего взвода блокировать дот!

    Видно было, как там закачались метелки пырея, в траве замелькали черные бушлаты. Умолкнувший было пулемет снова затрещал. Пули косили траву, швыряя и воздух куски стеблей, срывая головки отцветающих маргариток и лютиков. Но бушлаты уже чернели на бугорке. Откуда-то справа, совсем близко, захлопали винтовочные выстрелы. Это японцы били по матросам, взобравшимся на дот. Привстав на колено, Суздальцев разглядел впереди себя траншею, изрытую воронками снарядов, и зеленеющие над ней колпаки касок уцелевших японских солдат.

    – Первый и второй взводы, по-пластунски за мной! – скомандовал Суздальцев. – Огонь только по моей команде!

    Ползли быстро и почти бесшумно. Винтовочные вы стрелы слышались уже совсем рядом. Увлекшись обстрелом блокировочной группы, японцы были застигнуты врасплох цепью морских пехотинцев. – Полу-у-ндра-а-а!

    По всей траншее, по скатам воронок началась свалка. В воздухе мелькали приклады автоматов, штыки японских „арисак“, каски, которыми некоторые моряки дрались, как кистенями. Японцы защищались с отчаянием обреченных. Суздальцев, действовал об руку с Кривцовым и Зенковым. В середине толпы размахивал саблей узколицый японский офицер – бледный, даже позеленевший от страха. Суздальцеву хотелось прорваться к нему, но его опередил Зенков. Он выскочил на бруствер я оттуда метким ударом приклада стукнул офицера по каске, и тот осел на дно траншеи. Японский солдат попытался длинным выпадом штыка поразить матроса, но Зенков успел увернуться, ухватился за винтовку японца, вырвал ее и теперь размахивал ею, словно дубиной. Зажатая со всех сторон подоспевшими на подмогу Суздальцеву моряками, толпа японских солдат подняла руки вверх.

    В руках роты Суздальцева оказалось двадцать восемь пленных. Около ста японцев валялось по дну траншей и на брустверах.

    Отправив пленных в тыл, Суздальцев, ни минуты не задерживаясь, повел роту вперед.

    Под вечер начался штурм высоты 171. К этому времени на плацдарме накопилось достаточно наших сил, чтобы блокировать артиллерийские позиции врага на мысах Кокутан и Вакамура, и высадка десанта шла уже почти беспрепятственно. Части, штурмующие высоту 171, поддерживались не только корабельной артиллерией, но и орудиями артиллерийского полка, высадившегося в полном своем составе.

    Незадолго до заката солнца на вершину высоты 171 сразу с трех сторон ворвалось несколько подразделений десантников. Среди них была и рота старшего лейтенанта Суздальцева. Почти от самого берега моря было видно в огненных лучах заходящего солнца, как на высоте затрепетали полотнища красных знамен. Это видели не только наши войска, находящиеся к северу и западу от высоты, но и японцы, потрепанные части которых окопались к югу, неподалеку от главной высоты Северного плато.

ПРОВОКАЦИЯ 

    На следующий день с утра дул пронизывающий ветер, моросил мелкий дождь. Но часам к десяти дождь прекратился, и небо стало проясняться. В траншеях, вырытых советскими десантниками у южного подножия высоты ночью, было сыро и холодно. Японцы с утра вяло постреливали, наши почти не отвечали. Около десяти часов утра японцы прекратили стрельбу, а вскоре над их траншеями появился белый флаг. Зная о коварном характере японской военщины, советские десантники посмеивались, наблюдая за болтающейся на ветру белой тряпицей.

    Полчаса спустя на дороге, ведущей с оконечности Северного плато, показался бронированный вездеход под белым флагом. Вездеход остановился примерно на середине нейтральной зоны, и из него вышли трое. Размахивая белым флагом, они вызывали советских парламентеров.

    От переднего края советских войск отделились тоже трое с белыми флажками. Впереди, в длинной шинели, высокий майор, командир отряда пограничников, за ним в плащ-накидке майор Грибанов и в такой же накидке старший лейтенант Суздальцев.

    – Товарищ майор, а вдруг среди них окажется ваш знакомый подполковник Кувахара? – подтрунивал Суздальцев над Грибановым. – Что вы с ним будете делать?

    – Едва ли, – усмехнулся Грибанов. – Он, наверное, все еще ловит меня где-нибудь на юге острова. Или сам сбежал в Японию. Постой, постой, да это он, кажется, и ждет нас! – изумился Грибанов. – Товарищ майор, – обратился он к пограничнику, – кажется, там мой „приятель“, о котором я вам рассказывал.

    Парламентеров разделяло расстояние метров в двести, и Грибанов пожалел, что у него не было бинокля.

    – Может, мне повернуть назад? – спросил Грибанов, замедляя шаг.

    – Это почему же?

    – Сбежит, стервец, после переговоров!

    – Неудобно, Иннокентий Петрович, – возразил майор-пограничник. – Вдруг ни с того, ни с сего один парламентер повернул назад. Это может показаться подозрительным. К тому же вы наш переводчик.

    До японских парламентеров оставалось метров пятьдесят, когда майор Грибанов вполголоса решительно проговорил:

    – Он, стервец! Вон средний. Кажется, уже присматривается ко мне.

    Подполковник Кувахара, конечно, узнал майора Грибанова. Он что-то сказал своим спутникам.

    Не дойдя метров пяти до японцев, советские парламентеры взяли под козырек.

    – Советские парламентеры явились, – доложил майор Грибанов по-японски. – Чем можем быть полезны?

    Лицо подполковника Кувахара было очень бледным – майор Грибанов никогда еще не видел его таким. Подполковник Кувахара не мог даже как следует улыбнуться.

    – О, ха! – воскликнул Кувахара. – Господин Грибанов? – сказал он по-русски. – Очень рада, очень рада увидеть вас.

    – Благодарю за любезность, – ответил майор Грибанов по-японски. – С чем изводили пожаловать?

    – По поручению господина командующего гарнизоном острова Минами, – взяв под козырек, напыщенно отрапортовал подполковник Кувахара по-японски, – честь имею передать советскому командованию глубокое почтение японского командования. На основании приказа свыше нам поручено начать переговоры с советским командованием о перемирии. Просим доставить нас к вашему главнокомандующему.

    – Сейчас я переведу старшему начальнику вашу просьбу, – козырнул майор Грибанов и стал объяснять майору-пограничнику причину появления японцев.

    Тот, выслушав, усмехнулся, потом сказал:

    – Я думаю, нужно послать старшего лейтенанта, чтобы он связался с нашим командованием.

    – Так и сделаем, – согласился Грибанов. – Сейчас я спрошу, согласны ли они ждать.

    – Мы сограсны с вашим усоровием, – ответил по-русски Кувахара, не дожидаясь перевода.

    Пока старший лейтенант Суздальцев бегал в роту, чтобы позвонить командованию, между майором Грибановым и подполковником Кувахара происходил следующий неофициальный разговор:

    – Господин подполковник, как там чувствуют себя мои товарищи? Или их уже нет в живых?

    – К сожалению, господин Грибанов, я не в состоянии ответить вам на этот вопрос, так как уже давно переведен на другую должность.

    Грибанов недоверчиво покосился на Кувахара. Их глаза встретились. Теперь японец уже улыбался с подкупающей искренностью.

    – Но вы, как заместитель командующего, – сказал Грибанов, – не можете не знать, живы они или нет?

    – О да, живы.

    – Что же, они в жандармерии сидят?

    – Видите ли, господин Грибанов, я давно уже не заместитель командующего, с тех пор как отпустил вас.

    – Кто же вы теперь? Переводчик?

    – Я командующий укрепрайона, – гордо ответил Кувахара и чуть поклонился.

    – Так вы, господин подполковник, утверждаете, что отпустили меня?

    – Разве вы тогда не заметили, господин Грибанов? Вы вели себя, как помните, слишком гордо, и я решил вас припугнуть, как говорят русские, – Кувахара говорил убежденно и вполне искренне улыбался. – Я видел, что вас плохо вяжут, но не вмешивался… Оба весело рассмеялись.

    – Теперь мы почти друзья, господин Грибанов, – заговорил подполковник Кувахара. – Скажите, как у вас тогда все получилось?

    – Это не важно. Вы лучше скажите, получили ли мое письмо?

    – Вы мне писали? – Кувахара в удивлении вскинул брови. – К сожалению, не получал. О, я бы немедленно ответил вам!

    – У вас плохо работает почта, господин подполковник. В письме я напоминал вам о вашей ответственности за судьбу моих товарищей. Пользуюсь удобным случаем, чтобы повторить вам это. Надеюсь, вы правильно меня поняли?

    – О да, о да! Как жаль, что я тогда не получил вашего письма! Я бы принял необходимые меры. Но я обещаю вам, господин Грибанов, по возвращении к себе сделать все от меня зависящее, чтобы жизни ваших товарищей ничто не угрожало.

    На этом их разговор прервался. Парламентеры молча прохаживались, ожидая возвращения Суздальцева. Наконец на зеленом поле в стороне наших траншей показалась фигура в плащ-палатке и каске. Старший, лейтенант Суздальцев шел не торопясь, небрежно размахивая палкой с белым флажком. Не дойдя метров пять до майора-пограничника, он вытянулся в струнку и откозырял:

    – Товарищ майор, советское командование готово принять представителей японского командования. Для встречи японских парламентеров вышла бронемашина.

    Майор Грибанов повернулся к японским парламентерам и, тоже откозыряв, перевел сказанное Суздальцевым.

    Вскоре на дороге, огибающей высоту с восточной стороны, показалась бронемашина с белым флажком над башней. Машина остановилась метрах в десяти от парламентеров, и из нее легко выскочил невысокий подвижный полковник. Он поздоровался за, руку с Грибановым и его спутниками и равнодушно откозырял японцам.

    – Переведите им, – сказал полковник Грибанову, – пусть следуют за нами. Вы поедете со мной. Майор и старший лейтенант отправляются на свои места.

    Сказав все это, полковник вернулся к бронемашине и исчез в ней.

    На командном пункте советских десантных войск, под обрывчиком у берега, в наскоро сооруженной землянке японцев ожидали представители штаба, в том числе советский, генерал-майор. Грибанов с интересом наблюдал за подполковником Кувахара: его будто подменили! Едва переступив порог землянки, японец утратил спесь, и слащавая улыбка не сходила с его красивого лица. Два передних зуба в золотых коронках не переставали поблескивать.

    Разговор был недолгим. Миссия японцев состояла лишь в том, чтобы уведомить советское командование о желании японского командования установить перемирие между войсками. Японские войска готовы сложить оружие на условиях, о которых договорятся сами командующие. Для личных переговоров командующих японские представители предложили устроить встречу неподалеку от главной военно-морской базы японцев на Минами – к югу от Северного плато. Туда должно подойти судно с советским командующим, к которому прибудет на своем корабле японский командующий.

    – Ну что ж, перемирие так перемирие, – сказал советский генерал, пряча улыбку. – Сегодня к вечеру вы получите ответ.