Текст книги "Тайна Красного озера. Падение Тисима-Ретто"

Автор книги: Александр Грачев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 35 страниц)

    Оставив винтовку, начал одну за другой вынимать банки и рассовывать их по карманам и за пазуху. Потом заделал ящик, опустил полог, натянул его, как было прежде, обошел склад, нащупал лазейку под досками, и, забравшись туда, забаррикадировал лаз корягой. Помятую траву позади себя расчесал, чтобы она снова поднялась. Под досками было хоть и низко, но просторно, и, он, с удовольствием растянувшись, тотчас уснул.

    Сколько спал – сутки или несколько часов, – он не знал. Только когда проснулся, то увидел, что его по-прежнему окружает темнота. Открыв глаза, он даже не пошевелился, долго прислушивался. Кругом, как и прежде, было тихо, но спать больше не хотелось. Помня о том, что японцы могли за это время выставить повсюду секреты и что один из них мог быть где-нибудь рядом, Грибанов решил не шевелиться. Он готов был лежать так хоть целую вечность, лишь бы не подвергнуться риску быть обнаруженным. Как ни тяжело было лежать без движений, но разве можно сравнить это с теми пытками, которые обещал ему Кувахара?

    И он лежал. Наступило утро. У входа под доски стал пробиваться свет. Грибанов не двигался. Во рту давно пересохло, но Грибанов не прикасался к банкам с компотом. Он слушал, стараясь не пропустить ни единого шороха. Пришла еще одна ночь. Неотразимым был соблазн – открыть банку. Железной волей опытного разведчика он удерживал руки от опасных движений. Лишь с наступлением следующего утра, не услышав ничего подозрительного, Грибанов приподнялся на локоть, проткнул штыком банку и с жадностью выпил компот. Спустя немного он осушил вторую, а потом и третью банку. Лежать стало легче.

    Он уже стал дремать, как вдруг услышал треск веток в той стороне, откуда пришел. Потом послышался топот ног. Ему показалось, что идет, по меньшей мере, человек двадцать. Треск и топот приближались. Грибанов замер.

    – Вот, господин ефрейтор, еще один склад, – послышался молодой голос, говоривший, по-японски.

    – Осмотреть!

    Вокруг затопали. Чьи-то ноги в обмотках и ботинках показались против лаза возле коряги, потом на мгновение появилась нагнувшаяся голова. Но японец лишь мельком заглянул под доски через корягу и сейчас же отошел.

    – Все в порядке, господин ефрейтор! – доложил тот же молодой голос.

    – Хорошо, – сказал другой голос. – Пойдем кверху по этому оврагу, а на обратном пути разделимся и прочешем склоны оврага.

    Шаги стали удаляться. У Грибанова было такое чувство, будто он снова побывал в руках японцев, сердце закаменело, в голове стучала одна мысль: не даться живым! Но в глубине сознания уже теплилась надежда, что теперь его уже не найдут. Главное – он убедился, что рядом нет секретов, что солдаты ушли и едва ли снова вернутся к этому складу.

    Немного подкрепившись компотом, Грибанов опять лежал неподвижно. Прошло с час времени, и в лесу снова послышались голоса и треск сучьев. Японцы возвращались обратно. К складу они больше не подошли. Шаги и голоса стали удаляться и скоро затерялись в лесу.

    Один за другим сменялись планы. Выйти и двинуться по оврагу, в который только что поднимались японцы? А вдруг они оставили там секрет? Нет, нужно прежде осмотреться, вылезти хотя бы на одну минуту. А вдруг подойдет новая группа солдат и он не успеет замаскироваться? По-видимому, на острове ведется сплошное прочесывание леса.

    И он лежал еще сутки – ночь и день. Незадолго до наступления темноты вылез. Все тело ныло. Разминая ноги, руки, спину, обошел вокруг склада. Постояв, решил пройтись по оврагу. Но с полпути вернулся, как бы не напороться на секрет! Пошел вниз по оврагу. Шел так, как может ходить только кошка, – ни малейшего шороха! Его окружал густой высокий ельник, перемешанный с березой, высокими тополями и рябиной. Выбрав одну из самых высоких елей, взобрался на макушку.

    Так вот где он находится! Долина Туманов была километрах в пяти и гораздо ниже того места, где он находился. Отсюда долина просматривалась и к Охотскому морю, почти до главной базы, откуда он бежал, и к Тихому океану, бескрайный простор которого синел за лесами. Хорошо видны были речка и дорога на той стороне долины. К югу ничего не видно, кроме вершины какого-то вулкана, – видна была лишь темно-сиреневая макушка. Видимо, он был действующим: над ним курился легкий дымок.

    Грибанов долго не слезал с ели, обдумывая, куда теперь идти. Ясно, что подальше в горы, но куда именно? А не пойти ли на вулкан? Поскольку он действующий, наверняка там нет жилья. Это выгодно и в том отношении, что с высоты вулкана можно будет хорошо просматривать окружающую местность. Но когда идти? Ночью трудно, можно заблудиться, потерять ориентир и наскочить на секрет. Днем? Да, он пойдет завтра днем.

    На рассвете он собрался в путь. Всюду, куда только можно было положить, насовал банки с мандариновым компотом. Шел с особенными предосторожностями, винтовка на изготовку. Оставшиеся в магазине четыре патрона он готов был расходовать самым рациональным образом. Последний патрон для себя.

    По правому гребню оврага он вышел на небольшое плато. Теперь ему хорошо было видно все к северу и югу, вплоть до того вулкана, макушку которого он заметил с ели. Между плато и вулканом лежала лесистая впадина, а за ней, километрах в трех, начинался большой распадок, врезавшийся непосредственно в северный склон вулкана. Никаких признаков жилья, дорог, троп не было видно на всем этом пространстве. Грибанов решил выйти к вулкану через тот распадок.

    Спуски сменялись подъемами, за перевалами следовали овраги, лес и кустарники сменялись каменными осыпями или густыми зарослями курильского бамбука, похожего на камыш. Грибанов не спешил. Прежде чем идти по открытому месту, он долго и внимательно осматривал его, выбирая укрытые участки. К середине дня он подошел к ключу и с изумлением обнаружил, что вода в нем теплая и пахнет сероводородом. Посидев возле воды на камнях и перемотав онучи, двинулся вверх по ключу, уверенный, что исток его находится у подножия вулкана. На пути ему стали встречаться каменные глыбы, под каждой из которых можно было бы сделать отличное убежище. Подумав, он остановился возле одной из них, С одной стороны, с юга, под глыбой была плоская, но довольно глубокая пустота, видимо ее вымыло сильным дождевым потоком. Если нагрести снаружи и изнутри вал из щебня и гальки, то вход будет закупорен и может получиться так, что никому в голову не придет, что под этой глыбой есть пустота.

    Грибанов решил не идти дальше, а оборудовать себе жилье именно здесь. До склада не больше двух часов ходьбы, время от времени его можно навещать. А там, может быть, удастся обнаружить склады и с другими продуктами.

    Отдохнув, он сложил консервы в убежище и принялся сгребать гальку к входу. Скоро почти весь вход был завален, оставалась лишь небольшая лазейка. Сверху он накидал крупных камней, чтобы придать естественный вид насыпи. Потом залез туда, заделал вход изнутри и впервые по-настоящему почувствовал себя в безопасности. Он решил пока вдоволь отоспаться.

    Читатель, вероятно, уже догадывается, что Грибанов в своем стремлении найти убежище на склонах действующего вулкана оказался в том же распадке, в который это же стремление привело Тиба и его товарищей. Это не случайность. Как Тиба со своей группой, так и Грибанов исходили из простого: возле действующего вулкана никакого жилья не может быть. Вместе с тем он господствует над обширным горным районом, на его склонах ничего не растет, следовательно, если там появятся японские солдаты, их можно увидеть еще на далеком расстоянии и своевременно скрыться.

    За пять суток, истекших с момента побега Грибанова. Тиба и его товарищи многое претерпели. Случилось так, что в ночь побега Грибанова Ли Фан-гу находился в поселке, расклеивал листовки, а Тиба и Кэ Сун-ю дежурили на проводе в Генеральском распадке. Они так уже обвыклись здесь, так применились к режиму жизни штаб-квартиры и порядку охраны, что приходили туда почти засветло и действовали смело и наверняка. Тиба с напряжением вслушивался в разговоры: он следил за судьбой пятерых русских и особенно беспокоился за безвестного Чеботина, в котором, как сообщал вечером Кувахара командующему, опознан крупный советский разведчик майор Грибанов. И вот еще один звонок Кувахара: сбежал майор Грибанов! Начинаются поиски, приказано сделать оцепление, чтобы отрезать путь беглецу в горы, на юг.

    Тиба немедленно сделал три сильных рывка за шнур – сигнал для Кэ Сун-ю, означающий самую большую опасность. Через минуту юноша уже был рядом со скаткой шнура. Они не стали обходить распадок с севера, а бросились правее, прямо вниз, к дороге. Скоро достигли ее, перескочили и почти кубарем скатились по крутому спуску и кинулись в реку. Глубина была по грудь. Тиба бросил телефонный аппарат вместе со шнуром. На том берегу остановились, прислушались. По дороге, со стороны базы, пробежал грузовик (который увозил Грибанова). Он еще не скрылся за поворотом, а друзья уже бежали по зарослям кустарника к лесу, на юг.

    Трудный был этот переход по неизведанному маршруту. Только на плато, за которым начинается впадина, подступающая с севера к вулкану, они решили отдохнуть. Пот градом катился с них.

    – Кажется, ушли, – проговорил Тиба, едва переводя дух.

    Отдыхали не больше четверти часа. Отсюда их путь был легче, – вулкан, конус которого ясно вырисовывался на фоне звездного неба, служил им отличным ориентиром. Через час они уже были у секрета.

    – Товарищ Ли не возвращался? – был первый вопрос Тиба к часовым.

    – Нет.

    – Снимайтесь, товарищи, будем уходить.

    Через полчаса группа Тиба покинула убежище. Предварительно были заметены все следы в пещерах: все засыпано землей и щебнем, в том числе часть продуктов, два телефонных аппарата, несколько комплектов одежды, которых не могли унести.

    Утро застало их неподалеку от кратера вулкана. Здесь было много вулканических „бомб“ – круглых каменных глыб по нескольку метров в диаметре. Среди них и расположились повстанцы. С утра туман затянул горы и долины острова. Но в высоту он едва достигал половины конуса вулкана. Живописное это было зрелище! Кругом безбрежное море волнистого сизовато-белого месива, лишь вершины трех южных вулканов да на севере вулкана Туманов возвышались среди текучих барашков призрачного моря. А над головой. – режущая глаз небесная синь и ослепительно яркое солнце, только что поднявшееся над туманом.

    Все были обеспокоены судьбой Ли Фан-гу, который с вечера ушел расклеивать очередную партию листовок. Тревожила повстанцев и судьба неизвестного Грибанова. Разместившись под вулканическими „бомбами“, повстанцы с тоской смотрели на море тумана, скрывшее остров. Где-то под этим огромным непроглядным покрывалом свершалось то, что вызывало у всех боль в сердце, – ловили, а может быть и поймали Ли Фан-гу и русского майора Грибанова…

    К полудню туман разошелся и перед повстанцами открылась необозримая даль острова с хаосом гор, долин, лесов, отрогов, ущелий. К востоку открывался вид Тихого океана, к западу, за ломаной линией хребта, лежала необъятная пепельно-светлая спокойная гладь Охотского моря. Зачарованные зрелищем, повстанцы, однако, не забывали о бдительности. До боли в глазах всматривались они в даль распадка, лежащего к северу от вулкана и покинутого ими ночью. Оттуда могла в любую минуту нагрянуть опасность.

    И вот Кэ Сун-ю, самый острый на глаз, взволнованно крикнул:

    – Идут! Вот, под первой глыбой…

    Все уставились туда и скоро разглядели движущуюся там фигуру человека. Он шел медленно, обходя каменные глыбы, то теряясь между ними, то появляясь снова.

    – Ли Фан-гу?

    Да, это был Ли Фан-гу, неистребимый и несгибаемый Ли Фан-гу, выкованный, и закаленный в горниле народной революции Китая. Видно было, что шел он не торопясь, иногда останавливался, садился.

    – Товарищ Кэ, – обратился Тиба к юноше, – быстро отправляйтесь встретить товарища Ли на базе и проведите его сюда.

    Кэ Сун-ю бегом кинулся вниз по склону вулкана. Ли Фан-гу лишь на немного, минут на десять, раньше пришел на базу. Он сразу скрылся в убежище и долго не появлялся оттуда. А когда вышел, то туда уже подбегал Кэ Сун-ю. Они постояли минут пять, потом двинулись на вулкан. Долго они взбирались к товарищам. Сверху было видно, что Ли Фан-гу держался за плечо Кэ Сун-ю, Они часто останавливались.

    – По-видимому, ранен, – с тревогой проговорил Тиба, напряженно следя за китайцами. – Товарищи Вэнь Тянь и Гао Цзинь, отправляйтесь на помощь.

    И вот Ли Фан-гу привели к вершине. Уже издали все заметили, что лицо его бледно, а на брюках и обуви – кровь. Все бросились навстречу и донесли Ли Фан-гу на руках.

    – Куда ранены, товарищ Ли? – с беспокойством спрашивал Тиба.

    – Кажется, в тазовую кость, вот здесь, – указал он рукой на правый бок, ниже поясницы.

    – И вы шли?

    – Не оставаться же на растерзание…

    – Перевязали рану?

    – Заткнул кусками от нательной рубахи, чтобы кровь не выходила.

    Его раздели донага. Пуля прошла навылет сквозь мышцы в верхней части правого бедра, по-видимому она задела край тазовой кости против поясницы. Вся нога до самой стопы стала буро-красной от запекшейся крови. В темно-коричневых отверстиях у входа и на выходе пули торчали окровавленные тряпки. Порвали на ленты простыню из запасов, взятых в резервном складе, и Тиба перевязал рану товарища.

    – Если до ночи не появятся солдаты, устроим вам ванну в теплом пруду. А сейчас поешьте – и спать. Кстати, как у вас получилось?

    – Я только расклеил листовки у казармы и подходил к плацу, – стал рассказывать Ли Фан-гу, – когда там произошла стрельба и началась суматоха. Бежать в этих условиях было опасно. Я стал ждать, что будет дальше. Стою возле темного угла, жду. Мимо пробежал взвод солдат. Я побежал им вслед. Возле кемпейтай собралось много солдат. Я стал за ними. Потом их начали посылать в разные стороны. К одной группе присоединился и я. Вдруг меня спрашивают, из какого я подразделения. Говорю, с восточного берега, пакет в штаб приносил. „Куда же ты без оружия? – спрашивают. – „У меня пистолет“, – говорю. Перебрели речку, рассыпались по лесу. Я стал забегать вперед, сторонкой. „Не выбегай“, – кричит командир. А я уже скрылся. „Стой! Стой!“ – слышу сзади. Я – в лес. Кричат: „Это, наверное, он самый!“ – и опять: „Стой!“ Но я уже отбежал далеко. Слышу – стреляют. Бегу, а пули визжат, щелкают по деревьям. Кругом темно, как под землей. Вдруг ударило меня в бок. Думал, на сук наскочил, а потом чувствую – по ноге течет горячее. Но еще могу бежать. Тогда я собрался с силами и ушел. Не останавливался, пока не начались овраги и подъем на гору. Там отдохнул и помаленьку пошел…

    Закончив рассказ, Ли Фан-гу принялся за еду. Опорожнив последнюю банку мандаринового компота, он посмотрел на всех, попросил Тиба наклониться к нему.

    – Нужно еще раз проверить Фуная, – прошептал он на ухо Тиба. – У меня в левом кармане есть интересная бумага. Прикажите арестовать его.

    Лицо Тиба стало суровым и бледным. Он выпрямился, подозвал Кэ Сун-ю, Вэнь Тяня и Фуная.

    – Поднимите руки вверх, – приказал он технику. – Вы, товарищи Кэ и Вэнь, возьмите у него оружие. Так. Строго охраняйте его, не разрешайте двигаться и опускать руки.

    Тем временем Ли Фан-гу вытащил из кармана два смятых, но разглаженных листка из узкой записной книжки и подал их Тиба. На Фуная не было лица, когда он наблюдал за всей этой процедурой. Губы его посинели, подбородок мелко дрожал. Тиба несколько раз прочитал записку, потом посмотрел на Фуная.

    – Ваша работа? – он потряс листками.

    Техник молчал, потом отрицательно покачал головой.

    – Товарищ Кэ, выньте из его карманов все, что там есть.

    Кэ Сун-ю расторопно обшарил карманы Фуная, извлекая из них логарифмическую линейку, циркуль, перочинный нож, карандаш, документы, наконец узенькую записную книжечку с золотым обрезом. Все это он передал Тиба. Инженер раскрыл записную книжку, сличил бумагу – одна и та же. Стал листать. В средине – корешки оторванных двух листов. Почерк тот же. Тиба приложил листки к корешкам: края сошлись в точности.

    – И теперь вы скажете, что не ваша работа? – обратился Тиба к Фуная. – Смотрите, товарищи, – и он показал всем листки и книжку, чтобы все удостоверились в точности улики.

    Фуная грохнулся на колени перед Тиба.

    – Поднимите! – приказал Тиба.

    Фуная подняли, но он не мог стоять: ноги подкашивались.

    – Слушайте, что здесь написано, – обратился Тиба к товарищам.

    И он медленно стал читать:

    „Нашедшего прошу не оглашать и немедленно передать господину подполковнику Кувахара…“

    – Подпись: „Верность“, – громко закончил Тиба. – Ваше решение, товарищи? – обратился он к китайцам.

    – Казнить предателя! – почти в один голос воскликнули повстанцы. – Я думаю, это не предатель, а шпик. Правильно я говорю, господин Фуная?

    – Не убивайте, – стонал тот, – я все расскажу. Меня приставил к вам господин Кувахара, чтобы я следил за вами и доносил ему. Я многое не сообщал ему из того, что знал о вас, господин инженер-капитан…

    – Не верим! – раздались голоса.

    – Сколько по твоим доносам казнили наших товарищей? – наседал на провокатора Вэнь Тянь. – Так вот почему ты стрелял в ту ночь в секрете. Думал убить меня и сбежать? Лиса хотела обмануть тигра! Мнение всех было единодушно: казнить.

    – Отведите к самому кратеру и там расстреляйте, – сказал Тиба Вэнь Тяню и Гао Цзиню, на чьей спине не было живого места от побоев. – Да засыпьте песком. – Прислужник китайских собак, предатель священной родины! – вдруг завизжал Фуная, повернув лицо к Тиба. – Помни, тебе вырвут язык за меня, когда ты попадешься…

    Гао Цзинь с размаху ударил провокатора по лицу, и тот захлебнулся кровью из носа. А через полчаса со стороны кратера донесся сухой треск залпа.

    – Как же удалось вам, товарищ Ли, найти этот документ? – спрашивал Тиба Ли Фан-гу.

    – Моей заслуги в этом нет, – улыбаясь, сказал старый китаец. – Я только что миновал интендантство и стал подходить к дороге, что отходит из бывшего нашего лагеря, как вижу – оттуда идет кто-то. Я пошел медленнее, чтобы пропустить его вперед, – такой, способ самый выгодный, когда идешь туда: стараться идти позади, а не впереди прохожего. Стемнело еще не совсем, немного было видно. Я разглядел этого человека – рыбак, с удилищем и корзинкой. Когда присмотрелся еще лучше, то вижу, кажется, знакомый. А потом чуть не закричал от радости – Комадзава узнал! Помните, он передал бумагу об операции „Нэмуро“? Догнал его, он говорит: „Пойдем к реке, я передам тебе важные бумажки, они там спрятаны у меня“. Пошли, он и достал из дупла дерева эти листки и дал мне. А я дал ему половину листовок. Договорились: я буду оставлять несколько листовок в том дупле, а он мне будет оставлять там информацию о гарнизоне.

    – Превосходно, товарищ Ли! – воскликнул Тиба. Потом, тяжело вздохнув, добавил: – К сожалению, нам теперь надолго придется прекратить посещения гарнизона… Обстановка усложнилась. Да и вам нужно лечиться.

    Они оставались неподалеку от вершины вулкана в течение недели. Спускались лишь по ночам.

    Ли Фан-гу лечили ваннами в теплом пруду, и раненый быстро поправлялся.

    На шестой день наблюдающие – их всегда было двое – подали сигнал тревоги: в распадке показался человек. Но оба сразу поняли, что это не солдат. На нем была темная одежда, тогда как солдаты ходили в форме защитного цвета. Тиба первым высказал предположение, что это тот самый русский майор, который сбежал в воскресенье. Все стали пристально следить за каждым его шагом. Видели, как он остановился под одной из глыб, что-то там делал, нагибаясь, потом исчез где-то, снова появился и наконец скрылся совсем, будто сквозь землю провалился.

    – Он спрятался под камнем, – первым догадался Кэ Сун-ю. – Я знаю, там под одной из глыб имеется пустота.

    – Нужно пойти к нему, – сказал Тиба. – Его могут там поймать солдаты.

    – Но он может принять нас за японских солдат, – заметил Ли Фан-гу, – и начнет стрелять. Ведь вы говорите, что он сбежал с винтовкой?

    – Что бы нам придумать, товарищи? – обратился ко всем Тиба.

    – Разрешите мне, – попросился Кэ Сун-ю. – Я изучал русский язык, когда был в восьмой армии, и знаю немного слов. Я спрячусь за соседней глыбой и буду ему кричать по-русски.

    Посоветовавшись, решили: пусть Кэ Сун-ю попробует.

    Спустившись в распадок, тот скрылся среди каменных глыб в том месте, где прятался русский.

    Грибанову сначала снилось, будто за ним кто-то гонится и повторяет какие-то бессмысленные слова: „товалиса“, „сипасиба“, „товалиса, сипасиба, самолета“. Потом он сразу проснулся, и ему показалось, будто он сходит с ума – эти же слова продолжали повторяться с какой-то фантастической настойчивостью. Встряхнув несколько раз головой, он стал внимательно прислушиваться. Нет, он не сходит с ума, слова эти действительно доносятся снаружи. Он немного отгреб щебень, сделал небольшое отверстие, в которое брызнул солнечный свет, и тут ясно различил ласковый юношеский голос, упорно повторявший одни и те же исковерканные слова. Потом голос стал повторять: „Ленин – Мао Цзэ-дун, Ленин – Мао Цзэ-дун“ и снова: „товалиса, победа, сипасиба“. Говорил, несомненно, китаец, – у японцев другой акцент. Словно солнечный луч в кромешной темноте, блеснула у него радостная догадка: его зовет один из уцелевших китайцев! Но откуда он взялся? Как он мог выследить его? А не провокация ли? Грибанов пошире раздвинул отверстие и вдруг увидел, что перед ним стоят две банки компота и мешочек с галетами. Сомнений не оставалось: его выследил китаец и подает знаки. Но где он сам?

    – Товарищ, где вы? – негромко спросил Грибанов по китайски.

    В ответ радостный возглас:

    – Я китайский комсомол, я – Кэ Сун-ю, партизан. Товарищ, не стреляйте в меня! Мы хотим помочь вам.

    – Да покажитесь вы, товарищ Кэ Сун-ю! – сказал Грибанов.

    – Только на мне одежда японского солдата, вы не стреляйте в меня. У меня оружия нет.

    И вот из-за камня показалась сначала голова юноши, а потом и весь он.

    – Ползите сюда, – пригласил Грибанов.

    Но Кэ Сун-ю не пополз, а встал во весь рост и, радостно улыбаясь, подбежал к укрытию.

    – Здравствуйте! Вылезайте скорее. Мы на вулкане, следили за вами. Мы знаем, что вы сбежали. Как хорошо, что вы говорите по-китайски.

    Кэ Сун-ю говорил быстро, глотая слова, волнуясь. Ему хотелось сразу все сказать. Грибанов вылез, и они крепко пожали друг другу руки.

    – Ну теперь ведите меня к вашим.

    Это была поистине самая счастливая минута в жизни каждого: и Грибанова, и Тиба, и китайцев, когда Грибанов и Кэ Сун-ю достигли базы повстанцев.

    – Да у вас тут целый партизанский отряд! – загремел веселый, голос Грибанова. Его богатырская фигура заметно возвышалась среди повстанцев. – С такими силами можно горы свернуть!

    В эту ночь никто из них глаз не сомкнул, слишком много было такого, о чем хотелось поговорить. И они проговорили до утра.

КРАЙНИЕ МЕРЫ 

    Побег Грибанова привел подполковника Кувахара в жестокое смятение. За долгие годы палаческой практики Кувахара еще никогда не терпел такого поражения, если не считать бунта военнопленных и его последствий. Но именно потому, что эти события последовали одно за другим в течение короткого времени, он готов был впасть в мистику: начал верить в сны и приметы. Наблюдавшие за ним тогда отмечали, что он даже утратил бравый вид самурая. Взгляд его стал бессмысленным, блуждающим.

    Может быть, немалую роль в этом сыграло и то, что при первом же объяснении с глазу на глаз с командующим последний заявил в очень грубой форме, что потребует отзыва Кувахара с Тисима-Ретто, если Грибанов не будет пойман в самые ближайшие дни. При этом командующий напомнил Кувахара и о бунте военнопленных, и о неудачной, операции потопления советского парохода, и о листовках, все чаще появлявшихся в гарнизоне. Всей кожей почувствовал Кувахара: его карьере угрожает серьезная опасность.

    Для поисков Грибанова командующий выделил целый батальон. На робкую просьбу утратившего спесь Кувахара – поднять весь гарнизон для сплошного прочесывания острова от севера до юга – генерал категорически заявил:

    – Ни одного солдата больше! При нынешней обстановке, когда русские стягивают свои войска к границам Маньчжоу-го, а пятый Тихоокеанский флот американцев совершает подозрительные демонстрации к востоку от острова, расточительно посылать даже батальон против одного человека. Только учитывая особую опасность сбежавшего, я могу позволить такую сильную меру, как выделение целого батальона против одного.

    Командующий не сказал, но Кувахара внутренним чутьем угадывал, что, сбежав в такой сложный момент, Грибанов связал их по рукам и ногам. Были все основания опасаться, что русские вступят в войну на стороне своих союзников – американцев и англичан. Это значит, что сынам Ямато [Ямато – древнее название Японии] трудно будет устоять. И тогда уцелевший Грибанов станет еще более опасным для них.

    Подполковник Кувахара сам руководил поисками. Выставив в ту же ночь патрули и секреты по ту сторону долины Туманов поперек всего острова – от восточного до западного берега, он с двумя ротами батальона приступил к сплошному прочесыванию всей северной части острова – от мыса Вакамура до цепи патрулей и секретов к югу от долины Туманов. В течение недели солдаты, двигаясь повзводно сплошными цепями, осматривали каждый, кустик, каждый овраг, каждую трещину в скалах. На ночь всюду выставлялись секреты. Во главе одной из рот шел сам подполковник Кувахара. К концу недели цепи продвинулись на пять километров южнее главной линии секретов за долиной, Туманов.

    Люди невероятно устали и уже не так были внимательны. Может быть этим и объясняется то, что одна из групп, наткнувшаяся на склад консервов, под которым укрывался Грибанов, не обнаружила его там.

    В субботу вечером 4 августа адъютант передал Кувахара приказание командующего прибыть на доклад. Генерал был темнее тучи. Выслушав на редкость многословный доклад Кувахара, он долго молчал, разглядывая тот район на карте острова, где производилось столь тщательное прочесывание.

    – По-видимому, он успел бежать на юг. – Генерал сделал широкий охватывающий взмах карандашом над огромным массивом острова, лежащим к югу от долины Туманов.

    Потом он достал из стола бумагу и молча подал ее Кувахара. Это был ультиматум Союзного командования антигитлеровской коалиции от 26 июля 1945 года с требованием о капитуляции Японии, к которому присоединился и Советский Союз. Кувахара почувствовал, как у него зашевелились волосы на голове.

    – Что вы предлагаете теперь? – спросил командующий, глядя в упор на подполковника, когда тот вернул бумагу.

    Вопрос был поистине нелегким. В самом деле, до сих пор была обыскана лишь четвертая часть острова, менее пересеченная, лучше освоенная, с дорогами и открытыми местами. К югу лежала огромная территория: там хребты с массой отрогов, ущелья и дремучие заросли лесов и курильского бамбука, вулканы. И вся эта территория была дика и почти совсем безлюдна, если не считать редких и малочисленных застав по неприступным берегам. Там имелись вообще непроходимые места: высокие хребты с осыпями, ущелья с крутыми обрывами.

    Нужно сказать, что подполковник Кувахара не только отличался большой находчивостью, но и не имел привычки бросать слова на ветер. Каждое его предложение всегда было конкретно и обоснованно.

    – Господин командующий, я прошу вашего позволения выделить в мое распоряжение солдат еще на некоторое время, – решительно заговорил Кувахара. – Суть моего плана в следующем… – Он наклонился над картой острова. – Как изволите видеть, почти во всех пунктах гораздо легче пересечь остров поперек, чем пройти вдоль. Представьте себе, что было бы, если бы остров пронизать вот так.

    При этих словах подполковник Кувахара положил поперек карты острова плашмя свои маленькие сухонькие ладони одна против другой и сдвинул их вместе, сомкнув растопыренные пальцы.

    – Надеюсь, вы понимаете меня, – продолжал он. – Речь идет о том, чтобы с восточного и западного берегов одновременно выпустить двести групп свободных охотников, по три человека в каждой группе, чтобы они, как челноки в ткацком станке, пронизали остров поперек – туда и обратно. На всем острове не останется ни одной точки, в которой не побывали бы охотники. При этом потребуется времени гораздо меньше, чем на то, чтобы пройти весь остров с севера на юг. Они должны одновременно выйти из пунктов отправления, пересечь весь остров и повернуть обратно, чтобы примерно в одно время вернуться к этим пунктам. По этой, схеме на каждый километр вдоль острова придется по шесть-девять человек, а учитывая их обратный маршрут, – двенадцать—восемнадцать человек. Но это будет не просто механическое движение, а тщательные поиски. Поэтому в один конец пути каждой группе потребуется пять дней и столько же обратно. Они будут высажены сто групп с востока и сто групп с запада – в одни сутки десантными баржами. Если этот подлец не ушел в подземелье или в море…

    – Но он действительно может уйти в подземелье, – возразил командующий, – например в кратер вулкана!

    – И там его найдут, – отпарировал Кувахара. – Я дам указание, чтобы были обследованы все кратеры вулканов. Если он не скрылся в море, – продолжал подполковник Кувахара, – и не запрятался в подземелье, то ему не избежать встречи с охотниками. Между прочим, господин командующий, эти охотники должны быть подобраны из добровольцев всего гарнизона, так как свободный поиск требует особой находчивости, целеустремленности, личной инициативы солдат. Второй батальон, который выделен мне, может быть поставлен на свою позицию, а вместо него прошу разрешения набрать шестьсот добровольцев из всех частей гарнизона. Прошу вашего разрешения, господин командующий, набрать таких людей и начать осуществление этой операции завтра же с утра.

    Генерал долго молчал, склонившись над картой.

    – Ваше предложение я нахожу разумным, – проговорил он наконец своим брюзжащим голосом. – Руководить операцией будет поручик Гото, – продолжал он. – Вам надлежит с понедельника заняться русскими и американцами, находящимися в нашем распоряжении. Ваша задача – сделать непременно тех и других нашими агентами и незамедлительно отправить с острова. Я не подсказываю вам, как это сделать, вы достаточно опытный человек. Любыми средствами вы должны сделать это. Я надеюсь, вы поняли меня? Что касается русского разведчика, то сам он не нужен, пусть принесут его голову.