Текст книги "Ключ власти"
Автор книги: Александр Белаш
Соавторы: Людмила Белаш
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)
СЕЗОН 2
КЛЮЧ ВЛАСТИ
Вот вам ключ от королевства.
«Рифмы Матушки Гусыни»
A. Город греха
Кончился год, и наступил другой.
После новогоднего праздника началась мокрая метель, небо плотно заложили тучи. В арсеналах и гарнизонах, на железных дорогах, на авиабазах шла спешная подготовка. Армейский телеграф без роздыха гнал депешу за депешей.
Вестовой-ефрейтор взбежал по лестнице в квартиру офицера, откозырял, вручил хозяину пакет:
– Ваше благородие, распишитесь в получении.
– Милый, что там? – Молодая жена пыталась заглянуть через плечо мужа.
А офицеру сжал сердце зимний холод. Приказ был пропечатан в бланке одним словом, твёрдыми буквами пишущей машинки: «КОМЕТА».
– Меня вызывают. Срочно. Надо ехать сейчас же…
Прощальный поцелуй, пылкий и печальный, с привкусом слёз и помады.
«Господи… вдруг не вернусь?»
Жарко пылали топки паровозов – от приморской Эренды на юг, в глубь материка, шли поезда, нагруженные всем, что заводы могут дать армии – патроны, снаряды, орудия.
И люди, люди в рыжих дощатых вагонах с надписью «40 человек или 8 лошадей» – мужчины в военной форме.
Зрелые и молодые, безусые и бывалые, с трубками или папиросами в зубах. Они лихо сплёвывали на присыпанную снегом насыпь, задорно свистели девицам, стоявшим на полустанках, деловито толковали о винной порции – «Когда раздача-то, браток?» – и серьёзно хмурились, поглядывая на тёмные горы у горизонта.
За лесистыми горами – хлебная Гатара, южная житница империи, в эту пору – белая, пустынная, с дымками деревень и редкими, тусклыми вечерними огнями.
На пути к Гатаре первыми пропускали воинские эшелоны. Товарные, пассажирские и даже почтовые ждали, уступая дорогу армии. Зачехлённые тягачи, обитые жестью транспортные сани, глухие вагоны с красной меткой «Опасно – ЯД!». Стоянка, загрузка углём и заправка водой. Для согрева – чарка водки на брата.
– С новым годом, служивые! Куда путь держите?
– Проходи мимо. Нам знать не велело, а вам тем более.
Пьяный зевака на станции пятился, сдвинув шапку вперёд и почёсывая затылок. Эхма! что там, на платформах под брезентами?.. ракеты? Рядом часовые с ружьями, штыки примкнуты… Важное дело! должно быть, манёвры.
Сдвинулись флаги семафора, закаркал рупор:
– По третьей линии проходит литерный состав!
Одетый в железо, дыша из труб дымом пополам с искрами, с лязгом и гулом, взметая позёмку – бронепоезд! Башни глядят настороженными пушками, торчат шестиствольные картечницы.
В замешательстве, пожёвывая ус, полковник читал срочную телеграмму: «Причине снегопада зпт потепления погода нелётная зпт велик риск обледенения дирижаблей тчк приказ действовать без поддержки авиации».
– Ах, гром в душу! Эту погоду – ешь её дьяволы!..
Миновав горы, эшелоны стягивались к одному месту на карте. Вдоль путей – поля под снежным саваном. Холмистая даль затуманена сизой дымкой. В безмолвии спящей страны – лишь стук колёс по стыкам и тревожные гудки. На стоянках полковой священник исповедовал и отпускал грехи, а старший писарь опечатывал и клал в железный ящик завещания. Все нюхали воздух – какая погода?
– Сыро. Аэронавты не взлетят. Враз на дирижабль тонн десять льда налипнет. Столько же бомб вычитай в минус…
– Дьявольская сволота нарочно подгадала, когда с неба грянуть!
В вагоне у печурки ветеран-фельдфебель внушал новобранцам:
– Ребята, чур, без страху. Помирать – один раз. А ты гляди на меня и думай – воевать так, чтоб победить. Мы – отдельный корпус, «охотники за звёздами»!.. Я б и дальше с бабой нежился, но видишь – сам вызвался в полк, потому что – надо божий Мир спасать…
Тягостное время уходило день за днём, как часы перед казнью. Высадились, встали лагерем в пустом селе – жандармерия заранее эвакуировала и крестьян, и скот. Только рыжая кошка жалобно мяукала, сжавшись в углу – кругом топот, гомон, лязг, рокот паровиков!.. Молодой офицер наклонился, подманил её.
– Поручик, оставьте! нам не до зверюшек.
– Жалко. Всё-таки душа живая. – Взяв кошку на руки, офицер гладил её, а рыжая доверчиво урчала, тёрлась о его шинель.
– Да вы прямо дрессировщик, Вельтер. Вам бы в цирк… Лучше займитесь расстановкой караулов.
Дело закипело – готовили пусковые станки ракет, ладили бомбомёты дымовой завесы. Химики в своих палатках на отшибе заливали жидкий газ в боеголовки. Подтянули провод от железнодорожной станции. Кто знался со связистами – то и дело бегали спросить:
– Ну, что там? где упадёт?
– Здесь или рядом. Обсерватория даёт погрешность в сто миль. Главное, чтоб не прямо в нас, а то по маковку в землю вобьёт…
Последнюю ночь многие не спали. Лежали, шёпотом ругались и молились, слушая – когда же?..
Кошка наблюдала, как поручик при свете керосинки пишет жене: «Когда ты получишь моё письмо, война уже начнётся. Пожалуйста, не бойся за меня, наш полк прекрасно вооружён. Поезжай к родителям, там будет спокойнее. Я нашёл здесь премилую кошечку, она тебе понравится – рыжая с белой манишкой, кончик хвоста и лапки тоже белые…»
Утром первой всполошилась кошка – перед завтраком, едва кашевары разогрели полевые кухни. Заметалась, потом стала скрестись в дверь с тоскливым мявом, будто просила: «Выпустите!» Минуту спустя в потёмках над далёкими горами послышался глухой, громадный рокот, словно голос огнедышащей горы. Лагерь замер, потом вмиг засуетился, раздались крики: «Поротно – стройся! Заводи тягачи!» В беготне сборов все невольно озирались на зловещий звук.
Сверкнуло в тучах. Затлело ржаво-красное сияние, с каждым мгновением всё ярче разгораясь. Летящий грохот стал рёвом, он сотрясал небо. Тучи разорвались, багровый шар пламени наискось пронёсся над землёй, с треском и вспышками канул за горизонт – сквозь холодную утреннюю хмарь издали донёсся гул падения.
– По саням! Быстро, быстро! – надрывались командиры.
Спереди лыжи, сзади катки с гребнями-зацепами – паровики поволокли по снежной целине широкие, как баржи, сани со штурмовой пехотой и ракетными станками.
– Согласно расчётам, мы ближе всех к кратеру. Времени в запасе мало… – цедил полковник, пытаясь в бинокль рассмотреть, что творится в той стороне, где упала «тёмная звезда». – Успеем подойти, открыть огонь – надежда есть. Запоздаем – будет пекло. Без авиации придётся туго… Лишь бы другие полки поскорей подтянулись!
Те офицеры в штабных санях, кто получил звание в мирное время, слушали с напряжением. Впереди был мрачный горизонт, за ним их ожидала неизвестность. Там среди развороченного поля дымился свежий кратер.
Оставшиеся в лагере нет-нет да глядели вслед ушедшим тягачам.
Серый день мало-помалу разгорался, бестеневой свет неба лёг на поля, тишина угнетала. Ветер уносил тучи, в просветах заголубело небо, но над горизонтом висела тьма – она всегда сгущается над кораблём дьяволов.
Вот – взлетели мощные сигнальные ракеты: «Мы вступили в бой».
Едва растаял свет ракет, как замерцали яркие беззвучные зарницы – ядовито-жёлтые, они пульсировали в тучах.
– Что это, ваше высокоблагородие? – Поручик часто дышал от волнения.
– Погибель, – ответил сквозь зубы капитан лагерной базы и, опустив бинокль, бросил телеграфисту: – Передай в штаб – против наших лучевые пушки.
Новые ракеты взвились: «Переходим к обороне». Над холмами появилась тучка дымовой завесы.
– Ну, дай бог удачи наводчикам! – осенился капитан. – Теперь вся надежда на пусковые станки… если батареи живы.
Но больше сигнальных огней не было.
В молчании выждав время, капитан деревянным голосом скомандовал:
– Свернуть лагерь. В сани – только людей, оружие, кассу и канцелярию. Через час скорым маршем отходим к станции.
– А… палатки, кухни?
– Всё бросить! Фуры с провизией – заминировать, продукты – отравить. Не подорвутся – пусть едят. Скоро их машины будут здесь.
Поручик предложил было:
– Может, ваше высокоблагородие, оставить группу… чтоб помогли отступающим? Я с моим взводом…
Но капитан безнадёжно покачал головой. Лицо его окаменело от горя и злобы:
– Помогать некому. Из полка остались только мы.
Гудящая пустота накрыла поручика. Как – «некому»?.. Жёлтый отсвет в тучах – и никого не осталось? все, с кем ещё вчера спорили, пели, сидели за одним столом…
Откозыряв капитану, он понял, что рука дрожит. В лагере забурлила сумятица.
– Готовь мины! Сапёры – бегом, бегом! ставь под провиантские фуры!
– Где командир химроты?
– Ваше благородие, приказано залить котлы на кухнях крысомором…
– К чертям! При чём тут я? отрава у аптекаря!..
– Первое отделение – взять под охрану денежные ящики, – собрал солдат поручик. – Погрузить, глаз не спускать! Второму – помочь писарям. Третье… кто-нибудь видел мою кошку?
С ровными, словно удары метронома, промежутками, «тёмные звёзды» падали на Мир – одна или две в месяц, как срок ляжет. Весна, сев, лето – уже десяток новых кратеров, десять зон смерти… благо не все в империи! Кузница дьяволов на Мориоре устали не знала, отправляя шар за шаром.
Поля на хлебных равнинах Татары, где упал первый корабль, поросли сорняками. Ни сеять, ни собирать урожай некому – дикие заросли, брошенные сёла, руины. Вместо мирного народа – воинские колонны, вместо телег и экипажей – пушечные самоходки. Шпили церквей, колокольни сбиты лучами дьяволов. Одичавшие псы охотились на инопланетных тварей – и наоборот. Свиноподобные чудища шастали в полях бурьяна, прятались в оврагах и разбойничали по ночам, отыскивая живность, чтоб сожрать её с костями.
Славная своей пшеницей провинция к югу от Вальных гор стала краем нескончаемого бедствия. Отсюда шли голодные беженцы и погорельцы, бывшие хлеборобы, а их место занимали солдаты. На штабных картах центр Татары был обведён алым кругом – «Мёртвая зона». Вокруг него смыкались зубчатые линии оборонительных рубежей.
Вдали от боёв генералам легко было рисовать карандашом окопы, а на деле…
Тут и там желтели безобразные проплешины – удары химических бомб армии и ядер с ядом, вылетавших из кратера, – и чёрные горелища, следы работы огнемётов. С границ мёртвой зоны по кратеру били ракетами, а с высотных дирижаблей сбрасывали бомбы. В заросших полях множились воронки, но дьяволы уже глубоко зарылись – можно было пробить лишь их верхние ходы и галереи.
Поручик Вельтер получил звание штабс-капитана и личное дворянство. Теперь он командовал взводом разведки, заодно занимаясь диверсиями. Лично взваливал на спину ранец с взрывчаткой или флягу кислоты, чтоб боеприпасы в рейде разделялись поровну. Унтер-офицеры и солдаты были готовы за ним хоть в кратер.
Он завёл бизонью винтовку с гранёным стволом и клиновым затвором, бившую тварей наповал за двести мер. Обойму крепил слева на предплечье, легко делал двадцать выстрелов в минуту – даже стая не уйдёт.
– Надо мазаться их кровью и жиром, – учил он молодых. – Ловушки дьяволов распознают на «свой-чужой», так можно пройти мимо них без опаски.
– Как у дикарей-охотников, гере штабс-капитан!
– Именно, прапорщик. Мы на охоте, дьяволы – дичь. Здесь нет правил. Если им наплевать на законы войны, то нам незачем миндальничать. И ещё – за день до рейда никакого табака, ни капли водки. Запахи они чуют издалека.
Запретная зона у кратера – рай удальцов, любителей азарта. Здесь свой язык. «Черепаха» – большая бронемашина дьяволов, «чудо-юдо» или «ходок» – средняя, «жук» – малая, «урод» – нелюдская тварь-машина.
Теряя разинь, солдаты учились угадывать дрожь земли до того, как вылезет «жук» или «ходок», отбегать, снимая со спины трубу с ручной ракетой. Амулетом взвода была рыжая кошка Миса – умелая мышатница. Она слышала, как в глубине крот-урод прокладывает ход. Приседала, сжималась, насторожив уши, потом скребла белой лапкой: «Он здесь!» По ней и взвод звался «Рыжие Коты».
Штабс-капитан без устали писал заявки в штаб зоны: «Прошу выделить медиума для допроса противников на месте захвата». Как же, дадут они!.. вещуны – товар штучный, на учёте, и половина из них – юбки. Явится такая барышня – жди сумбура. Рыжие Коты враз вспомнят, что где-то есть мирная жизнь, танцы, нежность и галантность.
И вдруг – свершилось! Пришёл сержант из полевой жандармерии, в форме полка принца Цереса. По манерам – городской простолюдин. Среднего роста складный крепыш, шатен с рубленым хмурым лицом и тёмно-коричневыми, почти чёрными глазами. Парень замкнутый, мутный.
– Прибыл в ваше распоряжение, гере штабс-капитан. Я медиум. Нижайшая просьба звать меня по позывному – Нож.
Комвзвода выгнал всех, чтобы говорить с Ножом наедине.
– У нас не таятся, сержант. Обстановка не та. Сегодня жив, завтра нет. Давай начистоту. Что там было с Его Высочеством? почему принца сняли с командования, отправили в Западный береговой округ?
– Так в газетах же писали… – Сержант прятал глаза.
– Мало ли что напишут. Ты из полка, должен знать.
– Принц хотел империю объединить. – Голос жандарма звучал сдавленно. – Красного царя арестовать… да сорвалось, выдали его.
Кто выдал план Цереса, Нож и под пыткой не сознался бы. Иначе в первом же рейде свои угостят пулей в затылок. «Сегодня жив, завтра нет».
В раздражении Вельтер ударил кулаком по столу. Пепельница подпрыгнула, бутылка звякнула донцем, повалилась, покатилась – Нож едва её поймал.
– Что ж вы… такого вождя потеряли!
– Окружили нас, гере штабс-капитан… белая гвардия, с броневиками и картечницами. И с воздуха накрыли.
– Эх… Принца нам позарез не хватает. С ним бы мы развернулись. Жаль, не дали ему повоевать с дьяволами… Думаю, Его Высочество поставил бы дела иначе, жёстче.
– Святая правда, гере! – пылко ответил сержант. – Принц… он бы взялся!
– Ну, нечего впустую толковать, – уже холодней молвил штабс-капитан. – Будем исполнять, что предписано. Ночью в рейд. Поговори с прапорщиком, он тебе всё объяснит – как ходить, как прятаться. Старайся, Нож. Правил у нас два – драться за империю и любить кошку Мису. Умри, но чтоб с её хвоста и волос не упал.
Вышли в полной тьме новолуния. В вышине без огней плыл патрульный дирижабль – чёрный на чёрном. За рощей вдали выли голодные уроды, но к идущему цепью взводу не совались – знали, что опасно. Подкоп в сторону ракетных батарей Миса услышала два дня назад. Опыт подсказывал: дьяволы вот-вот установят в каморе под землёй фугас.
Когда прибыли на место, взвод залёг. Медиума – в сторону, он будет нужен потом. Летняя ночь обманчиво тиха, воздух тёплый как парное молоко, но сырая земля холодна. Припадёшь ухом, ладони прижмёшь – чудится, что в земной толще роет, ползёт урод, волоча за собой тушу фугаса…
Перед рассветом – едва птички в роще запели – командир дал знак: «Начали!» Взрыв оглушил Ножа. Где стоял заряд – провалилась земля. Рыжие Коты спрыгнули в провал, пошла пальба и резня. Минута, другая – шум стих.
– Нож, сюда!
В ямине среди обрушенных глыб и куч земли громоздилась груда пузырчатого студня. В низкий лаз тянулись кабели, вроде гигантских червей – их уже изрубили сапёрными лопатками. Несколько тел – подземные минёры. Над последним живым стоял Вельтер с револьвером.
– Спроси его – где ещё подкопы? что они замышляют? Ответит – оставлю в живых.
Раненый дьявол – совсем вьюнош, черногривый, с раскрашенным по-дикарски лицом, затянутый в гладкую бурую кожу, – сплюнул кровь и прохрипел:
– Мы убьём ваших мужчин и возьмём ваших женщин. Так будет.
– Он что – не понял?.. – нахмурился офицер, выслушав перевод.
Вглядываясь в лицо юного дьявола, Нож старался предельно сузить луч слуха, прочесть движение мысли. Такое лишь маститым вещунам под силу, но попытаться можно, вдруг уловишь. От усилия сержант побледнел, лоб покрылся испариной – тщетно! На пути луча – незримая преграда.
– И не поймёт, ваше благородие. Без толку стараться – на него печать наложена.
– Огнём прижечь – заговорит! – не особо вникая, процедил комвзвода.
– Хоть ракетной горелкой пали – не проймёшь. Печать – сила страшная.
– Какая печать?.. что ты мелешь?
– Вроде заклятия, как цепенящий сон наяву. Дано ему слово – теперь он сам не свой, пока не исполнит. Жрецы-дьяволы это умеют…
Как это умеют вещуны Мира, Нож благоразумно смолчал. Уж наверно, нянька в детстве сказывала Вельтеру: «И навёл колдун волшебный шип…» Должен знать.
– Хм!.. А как его расколоть – с печатью?
– Никак. Кто налагал – тот и снимет. Я не сумею.
– Ладно. Нет так нет. – Прицелившись в голову дьявола, штабс-капитан нажал на спусковой крючок. – Фугасную жижу полить кислотой. Лаз подорвать. Уходим.
– А всё же, ваше благородие, дело у нас ладится! – с подъёмом сказал Нож, выбираясь из ямины. – Гром поможет – к осени раздавим кратер…
– Стратег-ясновидец выискался… – Вельтер нервно фыркнул. – Завтра же рапортую в батальон – сержант предсказывает скорую победу.
Рыжие Коты, кто это слышал, рассмеялись – нервно, ещё в горячке после схватки, – а Нож с хитрым прищуром улыбнулся:
– Верно говорю вам, гере. Все приметы в нашу пользу.
– Ну-ка, проясни.
– Знать, туго дьяволам приходится, раз без печати их в рейд не отправишь…
Вторая звёздная война в разгаре.
5500 миль к северо-востоку от Гатары.
Вейский берег Великой земли, республика Делинга.
– Деньги ваши будут наши! Девки будут наши! Режь купца! – горланили ряженые пираты, размахивая саблями. В воздух палили из старых, заряжавшихся с дула пистолей, нарочно дымным порохом, чтоб больше было шума и огня.
Их корабли – лёгкие, проворные, с косыми парусами, похожими на плавники акул – входили в порт Сардины быстрым строем-волной, готовясь высадить десант. Пушчонки отрывисто гавкали, выстреливая пышные султаны дыма. С набережной отвечала городская артиллерия – бах! бабах! – над крышами взлетали шутихи. Дамы визжали и аплодировали, из окон бросали серпантин – праздник начался!
Вот застучали друг о друга бутафорские клинки. Раздался боевой клич вейцев «Ячи! Халам ячи!», а их вожак в жёлтом тюрбане вскочил на канатную тумбу:
– Я – Калаван Яр, гроза морей! Сардина под моим мечом! Покоритесь мне, несчастные, или мои удальцы зальют город кровью! Несите выкуп – сто бочек вина, сто быков, сто фунтов золота!
Здесь скучали по набегам. Раньше, до скорострельных картечниц и дирижаблей, жизнь была острее и азартней – нет-нет да нагрянут смуглые гости с Вейского архипелага, мастера ходить под парусом и потрошить чужие сундуки. Была морская полиция, на набережной вешали пиратов под рукоплескания ликующей толпы… Но всё равно, молясь перед сном, пузатый купчина думал: крепки ли ставни, двери? верны ли вооружённые слуги? А ложась спать, проверял, под рукой ли пистоли. Всякое бывает – вдруг среди ночи полыхнёт пожар, а на улице закричат «Халам ячи!»
– Помилуйте наш город, почтенный Калаван Яр! Возьмите выкуп.
– Хорошо, хорошо! И ещё – я буду править в Сардине. Один день. Дайте мне печать и ключ – сейчас я установлю свои порядки.
Потешный правитель знал, что разрешать. С полуденным ударом колокола дозволяется игра на любые ставки. Все сборы и налоги – втрое меньше!
– …объявляю вам вольную волю – дымить пьянящей смолой, вдыхать блаженный дым. Кто курит, тот мне брат! Где судья? где полицмейстер? дать им трубки с лучшим дурманом Вея!
– Слава Калаван Яру! Слава!
– Понесём его на руках в мэрию! Сегодня он наш царь!
Полная свобода – как безумие! Можно плясать, оголив живот, вести себя дерзко, но – прикрыв лицо.
Половину прихожан из церквей Грома как вымело – понеслись наряжаться в легкие платья, в маскарадные личины. Почтенные люди качали головами да плевались – в помин-день! когда надо молиться за души усопших, молодёжь бежит бесноваться! Кого за ухо, кого за ворот – часть родители отловили, и под замок, на ключ. Нечего бесов тешить, отца-мать позорить.
А молодняк, связав простыни в жгут – через окно и в сад, а там – через белокаменный забор. Кровь прадедов-негоциантов – торгашей и разбойников – кипит в жилах как игристое вино, зовёт на подвиги и озорство.
– Айда!
– Куда?
– В баханский храм! там угощают!
Береговой купеческой республике пристало быть терпимой к иным верам, иначе прибыль упадёт. Хотя попы-громовники осуждают, в Сарцине стоят капища вейцев, где среди ароматных курений улыбается спящий лик Бахлы с недремлющим глазом во лбу.
До Вейских островов – тысяча миль морского пути на север. Там не только пираты – там шёлк и жемчуг, пряности, драгоценный лак, белый рис, красное дерево, чёрное дерево, расписной фарфор… Грех пренебречь такими ценными товарами!
Кланяясь, бритоголовые буты – монахи и священники, – раздавали пряный рис с оранжевым маслом. Благословляли иноверцев: «Рай всем прозревшим в ладонях Бахлы, проснувшегося и познавшего, что мир есть сон!» День Калаван Яра – их день, ибо Вей – острова учения о снах и пробуждении.
– Они дадут рясу, юбку и шарф.
– Ой, боюсь!
– Да перестань, я в прошлом году так танцевала.
Лунные улыбки бутов ласково призывали снять с шеи Божье Око – лучистый зрак с четырьмя молниями. Как в мыльне перед купанием. Кто раздевается, тот входит во власть иных богов.
– Тоже глаз, как у вас, – убеждали буты. – Глаз Бахлы благой, он – прозрение.
У их кумира глазница на лбу походила на лениво приоткрывшуюся раковину, откуда выглядывает шар жемчужины – томный, масляный.
Была не была! Платье долой, затянула на бёдрах шнур-опояску, облачилась в легчайшую рясу, голову обернула газовым шарфом. Никто не узнает. Ткань невесома, тело дышит – кажется, на коже не материя, а воздух. Фигура брезжит под одеждой, сквозит розовой тенью. От собственной смелости живот подводит.
– О, смотрите, как девицы вырядились!
– Хе! будто потаскушки…
– Бросьте, пусть веселятся. Калаван Яр – раз в году.
Таких дней надо больше. Торговля оживляется. Портовой смотритель перо сломал записывать, столько судов пришло. Торг идёт скорый и широкий. Как в лучшие времена: «Купец, разгружай – всё продано!»
– Самое время наварить денег на войне, пока шары в другие земли падают. Наше зерно, наше вино везти в империю близко, на путевых расходах выгадаем.
– Ближе к солнцу – ближе к золоту. Благодаренье Грому, над нами не каплет…
Город великий, город славный! Сарцина Богатая – здесь живёт удача, здесь море денег. Всем хватает, от толстосумов-воротил до нищих. Хватает на свой оперный театр, на мостовые из камня, на университет – и на музей Коммерческого общества. Вот где собраны диковины и редкости пяти морей, даже идолы и украшения из-за экватора – Пояса Мира!
Долго купцы Великой земли точили зубы на заморские товары, долго мирились с вейцами-посредниками. Торговля через Пояс вся была в руках баханов, в их кошелях оседал навар за перекупку. Но всё дальше уходили в море корабли; наконец, перевалили жаркий Пояс, измерили лотом глубины у берегов Фаранге. Вейцев под угрозой пушек вынудили согласиться на концессии, постройку факторий, потом – угольных станций для пароходов… Скоро над Веем вырастут причальные башни дирижаблей – вот оно, торжество!
А дьяволов-пришельцев – разгромим! нам не впервой!
Поэтому – гуляй, Сарцина!
Пёстрая толпа на улицах шумела и плясала, играли оркестры в городских парках – а на причалах в порту скрипели тали. Из трюмов всплывали тюки, поднимались бочки, гремели зычные команды, звучал матерный рык грузчиков, стучали паровые движки лебёдок. Буксиры волокли баржи от судов с внешнего рейда. Из рук в руки ходили пачки имперских кредиток, местные златки и ассигнации. Прямо на планшире подписывали чеки, векселя. Заключали сделки, неслись к телеграфу отбивать депеши: «Товар получен, грузим поезд». Мальчишки-рассыльные нынче получали бешеные чаевые.
Все спешили провернуть делишки в льготный день, нажиться и урвать своё.
– Ставки – вы слышали? – выросли до небес. Сейчас один в игорном доме выложил расписку – судно с экипажем и полными трюмами против дома с меблировкой и столовым серебром.
– Хм, неравная игра. Надо было в ставку слуг включить.
– Куртизанка Сита поставила свою ночь на карту!
– А что ставят против этого?
– Спорят, кто больше. Дошло до трёх тысяч золотом.
– Жаль, певица Джани уехала. Такой разгул, и без актриски… Её бы червонцами засыпали.
– Молода ещё! выгоды не понимает… Голосок – птичка райская!
– А ножка – загляденье!..
– При такой красе иметь дурня-импресарио – беда.
– Не скажите. У неё турне по Синей половине – сперва в столичном Руэне, потом в Эренде, и везде аншлаги. Сам император…
– …а в Эренде – принц опальный, ха-ха! Вся царская семья полюбуется.
Свечерело.
Солнце прокатилось колесом над большим городом – опалив черепичные крыши цвета кофе и стены жёлтого песчаника, строгие шпили церквей и звонниц, оно алым шаром опустилось к морю. Пылал закат, волны пламенели словно кровь. Дышала теплом брусчатка мостовых, остывали крепостные валуны. Последние лучи солнца легли тусклым бликом на купол морской биржи.
Из курительных притонов веял сладковатый дух – там, не таясь от полиции, макоманы вдыхали дым вейского зелья, закатывали глаза, растворяясь в грёзах.
А улицы кишели нарядной публикой! а музыка и песни взлетали выше крыш!
– Эй, девицы! Верите в Бахлу? – наступал одетый пиратом. Речь его звучала с чужеземным, даже не вейским акцентом – кто он такой? поджарый, темноглазый, сильный как горный кот. Может, полукровка? или нарочно изменил говор?..
– О, да! – щебетали хохотушки, одетые баханками. Смуглые пираты с повадками котов – лица скрыты шёлковыми платками, лишь очи блестят… интересные парни. Можно и пококетничать.
– Тогда идём к бутам! Всё – сон; мир нам только кажется… а мне кажется, что ты красивая. Или я ошибся? покажи лицо.
– Ах, чего захотели!
– Возьми её в плен, – с тем же акцентом приказал темноглазому ухарю пиратский капитан, молодой и высокий. Как золотой волк среди смуглых шакалов.
Его наряд песочного цвета подпоясан алым шарфом, светлая кожа тронута загаром, низкий тюрбан – из палевого шёлка. Пшеничные брови походили на крылья солнечной чайки, а бледно-голубые глаза магически притягивали.
«Ой! наверняка он коварный… и нежный?»
– Я сдамся только Алому Шарфу!
– Безумно рад. Давно мечтал о белокожей деве. Ты станешь жемчужиной моих покоев.
– Хи-хи-хи, Даяна – Жемчужина!
– Бедняжка, тебя увезут к вейцам!
– Она будет любимой наложницей! вся в серебре и самоцветах…
– …с кольцом в носу!
– Ну и что? Изысканное украшение! – спорила девица, спутанная кушаком пирата. – Господин Алый Шарф, пожалуйте мне кольцо с рубином!
– Как захочешь, о лазурь моего ожерелья. Разуйте её. Красота ног – отрада для глаз.
– Зачем? – недовольно бросил его спутник, худой и бледный, чьи глаза были окружены синеватыми тенями, а сабля на боку казалась настоящей. – Мы идём в музей, это обуза…
– В музей! – рассмеялись девушки, шутливо теребившие Даяну. – Выбирать кольцо Жемчужине!.. Ради праздника вам продадут. Будем просить именем Калаван Яра!
– Я беру всё, что само идёт в руки, – жёстко ответил Алый Шарф бледному парню и прибавил тише: – Устрой остальным угощение… дай им конфет.
Веселясь и заигрывая, компания двинулась к музею, а худой спутник капитана на ходу раздавал шарики в разноцветной сладкой глазури. Лакомства и удовольствия – закон праздника!
Сарцина кутила, заливаясь молодым вином.
Из всех земель южного континента – кроме полуостровов-«зубцов» с их каучуковыми влажными лесами, – лишь этот край лежал в благодатных субтропиках и мог похвастать самым ранним сбором винограда. Даже на златках, здешних монетах, чеканили знак изобилия – спелую виноградную гроздь и стебель с листьями, точь-в-точь Золотая Лоза банковского картеля.
У кабацких столов собирались поклонники винного бога.
– Розового или красного изволите? – спрашивали у солидных господ, сидевших с газетами на террасе.
– Красного. И принеси-ка луковый пирог, да поживее, малый. А то зальёшься – ан ноги-то обмякнут.
– Стареем. Смолоду, помню, хлебнёшь сусла – и в пляс…
– Говорят, Лоза ходатайствует перед президентом, чтобы ей дали пропинацию по всей Делинге – курить хлебное вино, варить пиво, торговать, и только им одним. Де, казна захлебнётся доходами, а республика озолотеет.
– Ещё чего. Сами позолоту наведём. Пусть только сунутся с этим в парламент… Чтобы цену нам на «солнечный сочок» сбивали? Не допустим.
– Что пишет пресса?
– На будущей неделе, в барич-день, ожидают падения «тёмной звезды».
– Эти шары – как поезда, по расписанию валятся. Только астрономы путают с прибытием. Уже дважды ошибались. Надо отписать в империю: «Ваши Величества! Задержите звездочётам жалованье, пока не научатся верно считать!» В старину лживых астрологов вешали… Куда на сей раз грянет?
– На имперскую землю, в Красную половину. Тысяча триста миль южнее.
– Опять мимо, слава богу! значит, Красному царю гостинец.
– Поделом. У Яннара дочка…
– Будет вам, любезный! Зря на принцессу наговаривают.
– Отнюдь нет. Она летает? Возносилась даже днём, все видели. А инцидент на броненосце? Явилась с визитом – в тот же день взрыв двигателя, с жертвами. Пятый месяц о ней ни слуху, ни духу – почему? Ответ ясен – ведьма, дар её возрос. От Эриты порча волнами расходится, вот и засадили в башню, в безымянный замок.
– Бросьте! Это зависть да интриги с Синей половины.
– Выпьем за то, чтобы звезда упала подальше. Нам старого Шрама хватает…
Звякнув бокалами, господа невольно взглянули в южную сторону.
Там, в полутораста милях, на предгорье, невидимый отсюда, но памятный всем, лежал Шрам – заросший кратер. В оцеплении запретной зоны, под надзором патрулей и глубоко врытых чутких приборов кратер выглядел вполне мирно. Теперь туда ездили на экскурсии, даже – умаслив стражу – устраивали пикники на склонах Шрама.
А в первую звёздную войну, когда обрюзгшие ныне седые господа были полными сил мужчинами, из города в ту сторону смотрели с ужасом.
Там столбом поднимался чёрный дым, словно над жерлом вулкана. У предгорья гремела артиллерия; туда шли батальоны добровольцев, а возвращались – обозы с ранеными, обожжёнными, безногими. На суда грузились беженцы, чтобы плыть к островам Вея. Разуверившись, люди метались – падали ниц перед Бахлой, исступлённо молились Безликому. Кто угодно, хоть царь тьмы – защити, спаси!
Дрожа от болезненного любопытства, платили десятки златок, чтобы первыми взглянуть на ещё мокрую фотопластинку – трофей репортёра, подкравшегося с камерой к кратеру и разрезанного лучом дьяволов.
Исполинская черепаха на восьми ногах шла, рассылая из носовой и кормовой башен жгучие спицы света.
Чудищам оставалось пройти миль двадцать до Сарцины, когда республика отчаялась и позвала на помощь империю. Царские солдаты в красно-бурой форме – где паровиками, где впрягаясь сами – доставили тяжёлые береговые мортиры и сверхоружие – жидкий перечный газ.
Всё осталось в прошлом. В самом деле – будто сон, как учил Бахла.
Когда наладилась торговля, расплатились по счетам с империей.
Честная сделка – главная добродетель торговца!
– В конце концов… Не так страшны дьяволы, как их малюют.