Текст книги "Ключ власти"

Автор книги: Александр Белаш

Как принято после службы проклятия, служки накрыли алтарь чёрным покрывалом, а патриарх трижды омыл руки – во имя Отца Небесного, Грома и Молота – и лишь тогда снял с себя митру.

Служить две недели подряд – великое, святое дело. Такое моление редко свершается, и побывать на нём, а тем более выстоять с патриархом все двенадцать служб подряд – значит, очиститься от грехов за весь год, даже без исповеди.

Поэтому главный собор в столице церковного государства полон людьми. Разумеется, тут верховный клир, магистр Тайного ордена, рыцари Серпа, «колпаки»-инквизиторы со скрытыми лицами, паломники, репортёры и прочие, кто мог пробиться или подкупить стражу собора.

В трёх местах безлюдно – там на полу расстелены покровы с вышитыми молниями, а на них густо наложено оружие: карабины, револьверы, сабли и клинки-серпы, даже стоят две картечницы на лапчатых станках. Здесь и ротные вымпелы монахов. Всё это от моления к молению накапливает силу ярости против еретиков и безбожников.

– Прошу освободить собор, – громко и отчётливо скомандовал начальник стражи.

Хотя снаружи царил влажный жар вечнозелёных тропиков (Доннер в урожайном хлебнике – сущая парная), внутри собора прохладно. Огромное пирамидальное здание – выше него здесь нет! – делали по образцу языческого храма, а в старину кивиты ловко управлялись с камнем, знали, как спасаться от жары.

Когда патриарх шёл к своему дворцу, над ним, словно над знатным вейцем, несли широкий шёлковый зонт.

Утомительны эти ежедневные служения, но обряд против звёздных ракет должен быть исполнен по канону. Весь Мир через репортёров, аккредитованных в Краю Святых, следит, как патриарх борется с астральным проектом. Не только железная дорога – здесь и телеграф имеется; очередь на отправку депеш уже занята. Сейчас на юг, в королевства, княжества, республики и в империю полетят новости: «Патриарх бодр как никогда, служит неутомимо, полон священного рвения», «После вечерни Отец Веры лично напутствует в огонь троих нечестивых, уличённых в поклонении царю тьмы».

Пока же он, после малой трапезы, в тенистой приёмной слушал доклады глав медиасвязи и разведки.

– По сообщениям с красного Востока, «тёмная звезда» в Эстее подавлена. Есть сведения, что синий отдельный корпус «охотников за звёздами» начал движение эшелонами к перешейку Кивиты. В составе корпуса семь бронепоездов…

– Они объявили свой маршрут? – тихо спросил патриарх, отпив прохладительного.

– Ещё нет, Ваше Святейшество.

– Напомните в генштаб герцогу Лебену, что войска могут входить в Святую Землю средней Кивиты лишь по моему соизволению. Я не допущу, чтобы полки империи шли там же, где ступала Дева-Радуга. Если хотят – пусть следуют по западному берегу, по ту сторону гор.

– Именно туда они и метят, – заговорил сухощавый, высокий разведчик. – В западных портах, за перешейком, готовят к рейду морские транспорты.

– Они всерьёз считают, что новый шар упадёт в Кивите?

– Пока точно не вычислено. Примерно на той широте, где мы находимся. Следует ли нам готовить архивы и казну к эвакуации?

– Рано. Занимайтесь розыском лазутчиков. Всех хватать – республиканских, имперских, – и после допроса высылать с позором. Особенно ищите тех, кто куплен фаранцами – эта страна крокодилов год от года всё наглее, так и лезет в наше полушарие… Фаранских агентов допрашивать тщательно, не считаясь ни с чем.

Отставив пустую чашу на столик, патриарх устало привалился к спинке кресла. Черты его широкого квадратного лица отяжелели от забот, большой рот исказила недовольная гримаса, по краям грубого прямого носа залегли бронзовые тени, пальцы массивных рук переплетены в замок – мрачные думы тревожат владыку.

«Сыны крокодила и цапли, дьяволово семя… Слишком настырны для отсталого народа. Жалкое оружие, примитивные суда – а гонора на две империи. Но их древнее знание глубже нашего. Откуда эта мудрость? Я бы охотно заполучил их старинные папирусы – может, там есть ответ…»

Он вернулся к текущим делам:

– Что известно об отряде, посланном к храму?

– Через сутки они будут на месте. Брат-медиум регулярно на связи узким лучом.

– Надо провести туда телеграфную линию, – заметил Отец Веры.

– Далеко, почти девятьсот миль. Строительство линии будет замечено… Я стараюсь, чтобы никто не обращал внимания на те места. Прокладка дороги, полёт дирижабля – всё это вызовет подозрения.

Владыка вспомнил, как сам посещал храм. Дикое, лесистое межгорье… Его несли в паланкине полуголые кивиты, а впереди прорубали путь широкими тяжёлыми ножами. Но когда упали последние лианы, скрывавшие вид мрачного, схожего с гробницей храма, даже у него дрогнуло сердце. Неужели?.. после стольких веков забвения…

– Об отряде докладывать мне дважды в день. Идите.

Поднявшись из кресла, он медленно пошёл по сумрачному коридору к спальне, чтобы прилечь на часок.

Фрески на стенах. Фигуры, жесты, замершие в вечности. Вот последний диспут магистра меченосцев с патриархом. Ордену было приказано сдать людям Серпа все найденные рукописи и предметы. «Ибо тайное и сомнительное должно быть сохранено Тайным орденом». И ещё: «Дело меча – война, а не поиск истины». Чёрно-серебряные не подчинились, глава их в гордыне ответил: «Мы отвоевали Кивиту и освятили земли до крайнего моря, нам и хранить свидетельства об архангелах».

Церковь очистилась от меченосцев.

Но даже в охраняемом дворце, прочном как крепость, окружённом бдительной стражей, владыка затылком чувствовал пристальный взгляд этих пылких фанатиков, одержимых идеей познать тайны Отца Небесного до последней.

«Мёртвые или живые, мы будем верны своему братству и Богу, и будем идти, пока Он не остановит нас».

J. Спор и пир

Послушав Карамо три часа кряду, Эрита решила, что царь-отец поступил разумно, выкупив долг кавалера. Этот долговязый дворянин – просто кладезь познаний, притом таких, о которых Эри не догадывалась, хотя была весьма начитанной девицей. Можно сказать, что Карамо заново открыл ей Святое Писание.

За страницами книги, которая с недавних пор казалась Эри сборником легенд – то нудных, то жестоких, то волнующих, то соблазнительных, – ей вдруг предстал древний мир, но не застывший и плоский, как икона, а объёмный и живой, полный звуков, красок, запахов и душераздирающих страстей. Стоны боли, вопли муки, победный клич, топот легионеров-карателей, рёв битвы, лязг мечей и предсмертный хрип, шёпот молитв и застольные песни – строка за строкой Писание преображалось в действо.

В устах Карамо смутные догадки становились фактами, священные тайны открывались, как яркие цветы, издавая сладкий и манящий аромат, а вдали брезжили новые открытия.

Порой сердце Эриты даже возмущалось и противилось этим открытиям: «Нет! как можно?!..» Но там, где духовник строго изрекал: «Строить домыслы о сём – греховно», Карамо говорил: «Это истина» – и рассказывал, увлекая юных слушательниц своим цветистым повествованием.

Лисси – та всегда подозревала, что в Святом Писании рассказано меньше, чем было на самом деле – и правда! Оказалось, в забытых монастырях есть старинные хартии, а в склепах – замшелые плиты, где записано недостающее. Ей стало немного обидно за своё невежество – но где она могла узнать о том, что скрыто…

…или запретно?

Оно всегда влечёт к себе – замкнутое, спрятанное в молчании, в недомолвках и намёках, как многозначительные улыбки и мимолётные, но полные тайного смысла ласки старших. Но стоит спросить, как одёрнут: «Это для взрослых», «Лисси, с каких пор ты увлеклась богословием?», «Тебе рано». Тут является Карамо – и запрет рассеивается.

От восхищения рождаются желания, прежде немыслимые, которых сама пугаешься – «А если разузнать о ересях?.. или о Книге Любви? о лиловом ордене милосердных целительниц? они носили цветок ириса, как первомученики, их устав сочинила святая Уванга, воочию лицезревшая Ветра-Воителя – возможно ли, чтобы лиловые сёстры поклонились тьме?..» Вопросы теснились в её голове, Карамо продолжал речь, и святыни становились обманчиво доступными – протяни руку, коснись…

Увлекло его красноречие и Лару. Жадно – и порой недоверчиво – слушая кавалера, она накрепко запоминала его слова, а в уме зрело и росло то, чего вслух не выскажешь: «Зачем он посвящает нас в такие тонкости?.. Мы ведь не монахи, не попы, а просто девушки… Э, нет, вру – не просто. Мы особенные. Значит, готовит нас к чему-то? В самом деле, если б хотел очаровать, покрасоваться – плёл бы про путешествия, он где только не бывал… Кто ж девчонкам зубы заговаривает россказнями о реликвиях?»

Но после обеда, когда все ждали продолжения, Карамо достал медиа-шлем и велел ей проверить, как идёт вещание с борта дирижабля. По стандарту проверки Лара навелась на дежурный пост батальона 22 – а со стороны Руэна вещал вахтенный медиум ведомства графа Бертона, передавая свежие – и какие! – новости. Это стоило озвучить слово в слово.

– Сегодня, на десятый день боёв, ценой немыслимых усилий и больших потерь… – прикрыв глаза, Лара повторяла за столичным вещуном, – отдельный корпус под командованием штабс-генерала Каэра разгромил дьяволов в Эстее.

Лисси истово осенилась, шепча: «Благодарение Отцу Небесному!»

– …впервые в истории звёздных войн победа достигнута в столь короткий срок. Особо отличились штурм-пехота, самоходчики и артиллерия…

Депеша была не слишком длинной. Напоследок Лара скороговоркой отбарабанила хвалы и здравицы:

– Честь и слава героям Красной армии, павшим за Двойную империю. Да здравствуют Их Величества, и да хранит их Бог. Ура. Завтра в обеих столицах и центрах провинций состоятся народные торжества и военные парады. Будет дан праздничный салют.

– И всё? – нетерпеливо спросила Эри.

– Он вышел из эфира. – Лара сняла шлем. – А кто такой – генерал Каэр?

– Это Купол, ваш шеф, – отозвался Карамо, поглаживая сытую пату, лежавшую у его стула. – То батальоном командует, то корпусом… но с одинаковым успехом. Полководец, каких мало. Так быстро разбить команду шара – с броненосками, чудами-юдами… Одно ясно – людей он не считал, ни своих, ни чужих.

– Может, кто-то с «тёмной звезды» уцелел, – с надеждой сказала Лисси, тоже гладя Хайту, которая пристроилась у её ног и доверчиво положила голову на бедро юницы-госпожи. Пухлую златовласку военные новости совсем не волновали – она жмурилась от безмятежного счастья и тихо ластилась к хозяечке, напевая своё «Вайяяя…».

– Если говорить о жалости, то лучше бы их залили газом, – заметила Эрита. – Меньше мучиться. Знаешь, что с ними делают потом?

Опустив глаза, Лисси печально вздохнула. Все знают. Если кого-то вынули из подземелья – выставляют в клетке на церковное позорище: «Глядите – вот дьяволы! Грязные людоеды, патлатые чудища, твари бесстыжие, отродья царя тьмы! Они на хвостатой звезде прилетели, чтобы нас губить! Плюйте в них, кидайте камни!» Так и возят из города в город. Или показывают за пять лик в зверинце, вместе с крокодилами и обезьянами. А то выставят в балагане, как ярмарочных уродов.

После гибели братишек и миниты Лисси сама кричала бы: «Жечь их живьём!» Как в первую войну – сложат дрова, поставят сверху клетку с дьяволами и подпалят костёр.

Но горе со временем сгладилось, а Лисси сблизилась с теми, кому раньше желала лютой смерти. Разве можно так поступить с Без? отдать попам ласковую Хайту или Касабури, деликатного как рыцарь?..

– Гере кавалер, – обратилась она к Карамо, – вы же изучаете Урагу? И сами говорили: «Мориорцы от людей не отличаются». У них от мирян дети родятся… Если ан Бези и Хайту внесли в гражданские списки, почему остальных мучают? Я понимаю – бойцы, которые сражались с нашими войсками… это война… а их женщины?

– Боюсь, дорогая ан Лисена, жестокость неизбежна, нравится она нам или нет. У мориорцев другое общество, иные ценности. Кроме телесной природы, у нас с ними мало общего.

Лара хмыкнула:

– И с телом чепуха бывает. Вон, у Хайты сумка в животе… в пупок едва напёрсток спрячешь, а она целую пату заправляла. Прямо двуутробка!

– Лари, я не ожидала, что ты начнёшь болтать как… – возмутилась Лис.

– Что я такого сказала?

– Сумка? – поднял брови кавалер. – Впервые слышу! И большая?

– Я покажу. – Златовласка с радостью принялась расстёгиваться.

– Хайта, не сейчас!!

– Но господарь желает посмотреть…

– О боже, как тебе втолковать – это при всех не делают!

– Тогда вечером, можно?

– Я читала, – вмешалась Эрита, – что над ними проводили опыты, изучали их строение. Между нами и мориорцами есть разница – у них другая кожа, лёгкие и жир. А ещё кости…

– Слава богу, я не пошла в музей, где кости выставлены, – пробормотала Лара. – Меня бы точно стошнило. Всё-таки зверство – потрошить и свежевать людей как скотину… Надеюсь, они были мёртвые, когда их резали.

– Не поручусь, – ровным голосом сказал Карамо. – Я бы на вашем месте поинтересовался, что бывает с людьми, которых утаскивают в норы. У людей шахт есть свои учёные, так называемые мудрецы – может, они изучают устройство мирян. Кто более жесток, наверняка не скажешь.

В каюте воцарилось мрачноватое молчание. После паузы его нарушила Эрита:

– Лари, послушай – нет ли новостей про Сарцину.

Кавалер жестом дал Ларе понять: «Хватит эфира!»

Он угадывал события умом, не пользуясь услугами вещателей.

– Это я и без шлема скажу. Делинская армия и кроты рука об руку ровняют город с землёй. Когда от Сарцины останется плешь, кроты отступят в землю, которая вся будет изрыта ходами от стана до моря. То есть старый стан добился своего – расширил владения, разорил республику и нахватал рабов, а прийти на помощь было некому – один корпус «охотников» прикован к Эстее, второй идёт в Кивиту, ждать очередной звезды.

– А вы сказали – старые и новые не дружат! – укоризненно скосилась Лара на Лисси.

– Всё правда! знать друг друга не хотят! – горячо возразила та.

– Но что это значит? – пожал плечами кавалер. – Ровно ничего. Одни знают время прилёта других и пользуются этим, чтобы нанести удар. Как микробы.

– Почему – микробы? – удивилась Лара.

– Те, кто изучает бактерий, считают, что разные их виды нападают на человека вместе, как союзники. То же делают инородцы, иноверцы – если на островах бунтуют сонники-баханы, то и варакияне налетают на имперский гарнизон, хотя обычно сонники и пустосвяты живут как кошка с собакой.

В Эрите вспыхнул царский гнев.

– Такие выходки нельзя прощать.

– Вейцы наших моряков грабят и в неволю продают, – прибавила Лара. – Старики помнят – они прямо в устье Гура заходили, Гаген жгли, и пустосвяты с ними. Эту сволочь только пулемётом вылечишь!

Кавалер согласно покивал:

– Вот, и штабс-генерал Купол того же мнения.

– Они ещё дикие, неразумные, – попыталась вступиться Лисси.

– Ан Лисена, у них было время поумнеть, – возразила Эрита. – Бахла, первый бут, проповедовал за пять веков до Эры Грома. Пора бы этой – как выразилась ан Ларита, – сволочи научиться уму-разуму, пахать, разводить скот и ловить рыбу, а не разбойничать и не сажать для нас дурман. Чтобы вложить ума, есть бомбы и ракеты.

Но переупрямить нрав рода Тор-Майда было нелегко.

– Чем убивать, лучше внушить им нашу веру. И терпеливо наставлять, тогда дикие нравы исправятся. Дева Небесная так и учила – любовью. Целый край склонился к ней! Даже загорные кивиты веру приняли, в конце концов.

– Да, когда пришли монахи в броне и с мушкетами, – парировала Эри.

– Они не истребляли, а наставляли и давали грамоту!

Эрита обратилась к Карамо:

– Вы, гере кавалер, писали, что у мориорцев – примитивное общество…

– Я? где?

– В «Очерках о жизни Алой планеты».

– М-да… верно.

– То есть, несмотря на технику и полёты в космос, они – дикари. Вроде тахонцев или чёрных с Кайдала. Значит, и обходиться с ними следует, как с кивитами – подавить, а потом воспитать по-нашему.

Напоминание о давней научной работе заставило кавалера мысленно перетряхнуть свои знания.

– Вы не вполне правы, ан. Говоря про общество Ураги, я имел в виду его простоту. У нас такое было в старину. Всего четыре сословия: господари, жрецы-мудрецы, вольные люди и рабы. Множество наших рудников, заводов и машин им заменяет одно – живые механизмы, паты. Мориорцы гораздо лучше нас знают биологию и магнетизм. Они отнюдь не дикари! и покорить их, как кивитов, не удастся. Будь магнитное поле Мира сильнее хоть втрое, мы давно были бы разгромлены…

– Разве? – Лара изумилась. – Только из-за этого мы не…

– Их летуны, чёрные корабли, получают энергию от магнитного поля Ураги. Здесь они почти бесполезны. В первую войну мы не имели приличной авиации – нас расстреляли бы лучами с воздуха… Так что, если дойдёт до переговоров, придётся вести себя, как с цивилизованной нацией.

Если Лис склонялась к состраданию, то Эри рассуждала как дочь правителей:

– Насколько я знаю, они даже не пытались вступать в переговоры. Приземлившись, сразу нападали, сеяли страх и разрушение, охотились на людей, а когда им давали отпор – гибли или отступали. Ни перемирий, ни парламентёров…

– Видите ли, ан Эрита, на Ураге полагают, что миряне – варвары, и если нас трудно победить, то лишь потому, что нас много, как муравьёв. Но мы разные, у нас свои породы. В империи они нашли равного противника. Другой народ – вялый, слабоумный, прирождённые рабы, – поддастся им. Мы – никогда.

– Может, они кого-то уже захватили? – вслух подумала Лара. – Мир-то большой…

– Есть опасения, что в первую войну мориорцы обосновались в Тахоне и Фаранге, расширяют там свою власть. Про Кайдал ничего не известно – остров велик, не изучен, чёрные свирепы…

– Ну, если свирепые, то не сдадутся!

– Шакалы очень злы, но люди сделали из них собак. Всё дело в породе, ан Ларита. Она не появляется и не исчезает, она есть – или её нет. Скажем, волки умирают, но не сдаются.

– У волков есть достоинство и благородство. – Лисси нравились эти хищники; как и Без, она считала, что держать их в зверинцах – преступно. Бог создал волков для воли. – Всё-таки унижать людей шахт нельзя. Тем более, ставить на них опыты, как на животных…

– На Ураге и в станах Мира всё определяют периджис — обычаи, традиции, – голос Карамо стал непререкаемо твёрд. – У нас это называют законами. Тот, кто ведёт войну против империи, но в переговоры не вступает – вне закона. Пока люди шахт делают вид, что воюют с муравьями, всё останется как есть.

– Что у них там с жиром? – шёпотом спросила Лара у Эриты.

– Он другой, – шепнула та в ответ. – Лучше защищает от холода и медленней тает. Если голодать, мирянин исхудает первым.

– Во, дьявол – пленных голодом морили!..

– Но и мирян тоже, для сравнения.

– По-моему, наука вообще никого не щадит!

– Вот я и жду, когда кавалер себя покажет. Он тоже учёный, а наш мухомор – его учитель. Понимаешь?

Пока они шептались, неуёмная Лисси продолжала склонять кавалера к добру:

– Вы их изучаете как людей, не как зверей. С ними можно найти общий язык…

– Редко. Они всегда себе на уме, даже когда, казалось бы, вошли в наше общество. Судите по себе, ан Лисена – смогли бы вы, воспитанная в вере Грома и наших обычаях, сразу сменить это на почитание трёх звёзд и периджис?

– …или мы мало знаем о них?

– Куда меньше, чем хотелось бы. Те, кто попал в наши руки – чаще всего рабы или дети, чьи знания оставляют желать лучшего.

– Вот, поэтому вместо расправы следует их приручать, – настаивала на своём дочь Бертона, – и обо всём выспрашивать. Я бы могла заняться этим с Хайтой.

– Буду премного благодарен, ан-комита, если вы поделитесь со мной находками.

Этнография! Слово, раньше бывшее чуждым, в глазах Лисси стало выглядеть волшебным ключиком, который сможет открыть дверь между враждебными мирами. Если бы Карамо сделал ставку на оружие, как генерал Каэр, он бы не занялся этнографией Ураги… Вообще изучать народы и обычаи – так увлекательно! Даже у крестьян в землях Тор-Майда (прямо за оградой парка!) есть свои особые традиции, о которых можно написать статью и напечататься в толстом журнале. А про мориорцев и говорить нечего, сплошные загадки.

«Надо добиться, чтобы Хайта всё мне рассказала о себе. И… Касабури тоже».

Добившись благосклонного ответа, Лис переместилась к шушукавшимся девчонкам – о чём это там без меня беседуют? – а Карамо взглядом и слабым кивком поманил Хайту. Та с радостью устроилась рядом – якобы затем, чтоб почесать Анчутку за ухом и поцеловать в мокрое рыло.

– Юэ, фэфэ, о какой такой сумке шла речь?

«Он назвал меня милашкой!»

– Я могу прийти вечером. Если хозяйка не посадит меня на привязь.

– У, акафа джипаку…

– Нет, она совсем не злая, просто строгая и любит меня.

– Эту сумку в тебя врезали?

– Нет, я с ней родилась. Очень удобно. Там ворота паты…

– М-м-м, ворота, врата… порт? Розетка?

– Сосучка. И родничок живицы. Хотите смолки, гере? Её немножко набралось…

– Постой-ка. Назови по-своему.

– Будибуни тэка.

– Живитель, хм. Как слюна Анчутки?

– Гуще. Вроде смолы. Это жуют.

– Мы – живая газета! – громко объявила Эрита, вставая. – Пойдёмте, объявим в экипаже, что красный корпус одержал победу. Лари, я беру верхнюю палубу, ты нижнюю, а Лис – командную гондолу!

Втайне Эрита рада была избавиться от девичьего платья, сорочки и нижней юбки, убрать волосы под кепи и натянуть ботинки, похожие на берцы самоходчиков.

Ходить в них было непривычно – эти подошвы резко отличаются от каблучков! – но она быстро освоила новый шаг. Гимнастика, танцы, езда верхом и фехтование отлично тренируют тело и учат владеть им в совершенстве.

Затем – никакой пудры и помады! вообще до совершеннолетия девицам неприлично пользоваться косметикой и парфюмерией, носить украшения и яркие платья. Хорошенько умыться балластной водой – и лицо станет естественным, свежим и милым.

Можно быть уверенной, что никто не опознает в пансионерке Эрите Гартен, кавалерской дочке из дальневосточного захолустья – венценосную Эриту Альван Дорифор, загадочную Красную деву, о которой газеты и сплетни наговорили столько всякого.

Для парадных фотографий и портретов, а тем более для торжественных выходов – вроде посвящения в девицы, – её гримировали как куклу, накладывали чуть не фунт белил, сурьму, румяна. От тяжести парика и грима голова клонилась. В пансионе, где снимались многие условности этикета, было куда свободнее! а в костюме авиатора и того легче.

Одеться парнем – какой волнующий маскарад!.. Но дворцовое воспитание – не платье, его с плеч не сбросишь. Стать, голос, манера глядеть, жесты – казалось, всё выдавало в ней принцессу.

Она вспоминала уроки статс-секретаря Галарди – сделать голос мягче, кланяться старшим по титулу. Наедине, в частной обстановке, это получалось. Однако стоило попасть в компанию, как все окружающие невольно казались Эри свитой…

«Я должна вжиться в роль. О, только бы никто не проговорился!.. Стоит тому же Огоньку ляпнуть: „Ваше Императорское…“, и всё пропало. Можно брать место на пароходе и с почётом возвращаться в империю. Фу! словно вещь вернули в лакированный ларец…»

Девчонки живо оповестили о победе Купола весь дирижабль. Тут выяснилось, что морские лётчики украдкой пронесли на борт кто пару бутылок славного винца, кто деликатесные консервы, кто кусок аппетитного окорока. Было чем победный стол украсить!

– То-то мы с трудом от земли оторвались, – притворно хмурился командир корабля. – Господа офицеры, собирайте деньги – платить казне за перегрузку.

– А вы, гере капитан-лейтенант?

– Я внесу первым. – Сухарь-капитан под общее «Ура!» с хитрой улыбкой предъявил экипажу штоф монастырского бальзама «Чёрный инок» с оттиснутым на сургуче Оком.

Ужин превратился в подлинное торжество. Там, где в обед чинно кушали – теперь шумно беседовали и поднимали тосты за государей и Красную армию.

– Бальзамчик! – У Сарго душа пела. – Правду говорят: лучший стол – у моряков и лётчиков. Давай-ка, друг виц-мичман, выпьем по-братски…

– А я слышал – кавалерия тоже выпить не глупа.

– Э-э, полный стол винища да шипучки – разве это дело? Пить надо то, что горит! Потом и в пляс не грех пуститься. У вас как – граммофон или сами играете?

– Есть гитара, только гитариста мы в наземный экипаж списали – правую руку в пальцах поломал некстати.

– Рукопашный бой? – воодушевился Сарго, почуяв родную стихию. – Как было – по уставу или вольным стилем?

– Штатские, молодые торгаши, нос задрали, – доверительно сказал виц-мичман. – Наши хамства не стерпели, дали им понюхать кулака… Тут комендантский патруль прибежал – и ему досталось.

– Эх, беда, меня там не было!.. значит, за здоровье вашего бойца!

Пока одни славили винного бога, другие увивались около девчонок. Раз начальник экспедиции позволил им одеться в форменное платье и участвовать в пирушке – значит, девичье посвящение прошли, за ними разрешается ухаживать.

Словно строгий отец (ну и семейка привалила! смотри в оба!) Карамо следил, чтоб младшим ненароком не плеснули монастырского бальзама.

Смущённая Лисси терялась от комплиментов, которыми вовсю сыпали флотские. Эрита держалась с достоинством и уже довольно смело отвечала остротами на остроты. Оказалось, купаться в море обожания, не скованного придворными церемониями – это приятно! Её прямо-таки окрыляло внимание стольких вежливых молодых мужчин – каждый хотел сказать ей что-нибудь приятное, чтобы она обратила на него особое внимание.

– Слишком крепко? да что вы говорите! Надо попробовать, самую капельку… одну каплю… Кх! да, вы правы, действительно «бальзам, к молитве пробуждающий». Больше ни-ни. Фруктовой воды, пожалуйста!

Ту же фруктовую водицу потягивал и Касабури, не уважавший здешний хмель. Его соседом оказался медно-загорелый блондин из людей Карамо. Бойцы, внимательно приглядевшись друг к другу, начали деликатный осторожный разговор.

– Могу ли я просить о знакомстве, гере кавалер?

– Почту за честь быть с вами знакомым, – сдержанно, но охотно ответил блондин. – Зовите меня «воин». Я Котта Гириц, из конной артиллерии.

– Я – Касабури Джаран. Оставил службу в звании пилота летуна. Смею ли я задать вам вопрос личного свойства, друг воин?

– Извольте, лиге дайва бу. – Котта слегка щегольнул знанием языка шахт.

– Вижу, вы тоже не пьёте – соблюдаете обет?

– Так принято. Один в отряде всегда должен быть трезвым.

– Разумное правило… Владеете ли коротким клинком?..

Среди весёлого застолья только двое были озабочены своими тягостными мыслями.

Как ни хотелось забыться после объяснения с Эритой, Огонёк отказался пить бальзам – цедил сливовую наливку, глядел в тарелку. Поднять глаза, встретиться взглядом с Эри или с Ларой – сил не было.

Ан-эредита сказала – как печать поставила: «Вы должны дать мне клятву о вечном молчании». И при расставании добавила, когда они кабину стыковочного узла покинули: «Мы знакомы – и только, не более. Как офицер, вы должны владеть своими чувствами и подчинять их рассудку. Будьте благоразумны и верны своему долгу».

С горьким изумлением следил он в ту минуту за её лицом, пытаясь отыскать в нём хоть какой-то след, хоть колебание, хоть мимолётную тень прежней нежности. Увы. Тёмно-пламенные губы строго сжаты, в жёлто-карих очах ни слезинки, ни единого тёплого проблеска. Лик ангела из живого стал каменным, как изваяние.

«И нечего мне было поддаваться на её ласки!.. это нас Дух Любви шутя крылом задел, как для забавы… у Девы-Радуги много теней и слуг, что людей сводят. Надо было крепиться и воли себе не давать. Не по чину мне с ней целоваться… Она сама напала на меня! Вырвалась на волю из дворца – и задурила… А теперь толкуй Ларе, что я не виноватый».

Ларита нет-нет да посматривала на него.

Может, и хорошо, что Эри ему отлуп дала. Честно поступила. Вот что значит благородство! даже не светлая кровь – а золотая. Всё в себе переломила, на живое чувство наступила.

«А я бы так смогла?.. от парня отказаться ради чести? Ну, наверно, если он свинья – то можно. Так ведь не свин какой, а честный малый. Просто запутался… Как он теперь подойдёт ко мне?.. Э, нет, Огонёк – не дождёшься, чтоб я подошла к тебе первая! Известно – парень предлагает, а девчонка выбирает, кто милей. Но… вдруг он от горя с борта кинется? вот, сейчас напьётся, и со смотровой площадки – прыг!.. Если она его сильно расстроила, совсем ума лишится. Может, как-нибудь намекнуть, что я его жду?..»

Так она терзалась – то радовалась, то тревожилась, чуть губу не прикусив.

– Господа, но как же пиршество без песен?.. Может, в экспедиции есть музыкант?

– Котта! что ты смущаешься? офицерское собрание ждёт музыки…

– Гириц, хватит кокетничать, будто девица перед первым поцелуем. Общество просит – это приказ, извольте выполнять!

Загорелому блондину силой вручили звонкую гитару, а он, будто патриарх или великий орденский магистр на выборах – отнекивался. Дескать, недостоин! мол, зачем вы на мои слабые плечи такую ношу возлагаете!

– Да я давно не пел! не в голосе! отвык!..

– Котта, – рокотал соратник, как гром в тучах, – или ты поёшь, или гитару на уши одену.

– Меня заставили, под угрозой насилия, – предупредил конный артиллерист.

Как водится у капризных умельцев, долго настраивал и сомневался. Потом перебрал струны, и столовая наполнилась ритмичным, маршевым звуком, словно по воздуху шла боевая колонна.

То была песня «охотников за звёздами», родившаяся в первую войну.

 
Мы идём за блуждающей тёмной звездой,
В пыль стирая колёса, подошвы, подковы.
Как любовники, мы постоянно готовы
Прямо с марша идти напролом, в жаркий бой.
 
 
Мы ругаем её как спьяна, без стыда
Мы томимся по ней, мы всегда в ожиданье
Дня, когда, наконец, состоится свиданье,
Когда с грохотом небо расколет звезда.
 
 
Быстрых лет череда пролетит без следа.
Много звёзд на погонах, а в небе их мало.
Лето жаркое кончилось, осень настала.
Смотрим в небо мы: – Где же ты, наша звезда?
 
 
Пусть когда-нибудь смерть нас смешает с землёй —
Звёздный зов не утратит таинственной силы.
Мы тенями восстанем тогда из могилы,
Чтоб идти за блуждающей тёмной звездой.
 

И бражники хором грянули, вторя певцу:

 
Чтобы снова, как встарь – за блуждающей тёмной звездой!
 

Похвалы и аплодисменты! Котту дружески хлопали по плечам, тянулись для рукопожатия, наливали чёрного бальзама. К нему пробилась осмелевшая, необычно румяная Эрита:

– Как это… восхитительно! Прежде я никогда не слышала ничего подобного!

– Так поют в штурмовой пехоте – у артиллерии другие песни. Вам… понравилось?

– Просто представить не могла, что в армии… так любят звёзды!

– Даже больше. – Котта склонил лицо к струнам. – Были офицеры – старые, перед отставкой, – которым было не дождаться до сближения планет. Иные стрелялись… Зачем жить, если у тебя нет звезды?

Жестом он испросил её руки для поцелуя. Вздрогнув, Эрита подала руку дицеру; тот губами запечатлел на ней свою благодарность за столь искреннюю похвалу.

– Ваш покорный слуга. Позволите ли проводить вас к смотровой площадке? Вид вечернего моря столь прекрасен…