Текст книги "Скверная жизнь дракона. Книга шестая (СИ)"

Автор книги: Александр Костенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 33 страниц)

Глава 3

– На этом на сегодня всё.

Темноволосая эльфийка отложила перо в сторону, кинув усталый взгляд на исписанную стопку листов. Вскоре они будут переписаны без помарок, а сейчас Раская спрятала руки под стол. Девушка робко попыталась перевести взгляд на меня, но не смогла. Она приоткрыла тоненький ротик, но промолчала.

Я смотрел на эльфийку и мысленно делал ставки, когда же та наберётся смелости: до того, как рак на горе засвистит, или уже после того, как его сварят. Но при любом раскладе я не собирался говорить первым, ибо в прошлый раз Раская чуть ли не вытолкала меня из кабинета сразу после окончания записей.

– Книга, спасибо, – наконец-то сказала эльфа, всё так же пряча взгляд. – Очень помогла, спасибо.

– Связана с твоим провидением?

– Да, я… Я, кажется, теперь понимаю, что оно означает. Оно совсем немагическое, но… Оно очень поможет Шадоту, и Ранию.

– Значит, тебе осталось выпуститься, минуя все возможные проблемы.

– Их не будет. Мой контракт уплачен старым графом. Я… Что ты хочешь от меня, что ещё за послание? – эльфа наконец-то посмотрела на меня. На фоне синих кругов от недосыпа радужка её карих глаз блестела медью.

– Послание Ранию, как я и передавал через Густаха.

– Я помню, но… Что за послание?

– Простое послание…

– Ликус, я… – Раская глубоко вздохнула. – Зачем?

– Затем, что недавно я встретил одного равнинного эльфа, бывшего под началом Мялиса Шалского в отряде Бронзовых Перстней. Я хочу рассказать об этом Ранию. И, заодно, о встрече с самим графом.

– Ты видел графа Мялиса? Он жив?

– В тот момент времени – да, определённо был жив. Я могу долго убеждать тебя, что видел его, но есть фраза, доказывающая всё. «Иногда чёрное вовсе не чёрное, и свет луны блестит не там, где должен.» Это фраза его семьи, не так ли?

– Это не она.

– То есть, не она? Она же… Мы же об одном графе говорим? Мялис Шалский, у него была супруга Нала и два ребёнка, сын Раний и дочь Кани. Последняя погибла, оставив Шадота, а у Рания не так давно родился сын Данот. А земли графа, ещё до войны, были известны своими яблоневыми садами.

– Да, это всё семья графа, но фраза не их, – Раская не меньше моего растерянно хлопала глазами. – Их семейная присказка про яблоневые сады.

– После которых осенью праздник?

– Нет. Поля пшеницы кормят, а сады яблонь насыщают.

Несколько долгих секунд я недоумённо переглядывался с Раскаей, прежде чем задумчиво перевести взгляд на посох и вызвать лог-файл, вкладку с запечатлённым письмом графа. К чему тогда эта заковыристая фраза была сказана, и даже вписана в письмо огромным росчерком? Передай я это письмо Ранию, то меня бы вышвырнули вон вместе с якобы фальшивкой. Но я прекрасно помню тот день, когда около Кратира Мялис Шалский показал, что томвитию лучше запивать вином из этой же ягоды. И я прекрасно помню, что граф будто пытался заколдовать меня, произнося фразу про тёмное и луну. Но раз она не принадлежит его семье, то зачем это всё?

Стоило задаться этим вопросом, как родилась объясняющая всё мысль. Я недовольно вздохнул и потёр переносицу. Если бы недавно Хлар’ан не обмолвился, что каждого из ксатов признают баронетом, низшим благородным званием – то я бы ничего не понял, а так… Да и так, лучше бы не понимал. Почему меня постоянно забрасывает в какие-то неприятности, притом без моего ведома? Драконы пытались меня убить, в академии я и вовсе стал объектом интриг сразу трёх сил, потом вляпался в передрягу с этой нуррасией макира от Всеобщей Церкви. А теперь ещё интрига старого графа.

Если я правильно помню, то по седьмому пункту договора между церковью и ксатами последние могут ходить везде, где им вздумается. Скорее всего, искушённый жизнью граф подозревал будущую пропажу своего письма и подстраховался, воспользовавшись крайне доверчивым на тот момент ксатом. Остроухий явно рассчитывал, что когда-нибудь я окажусь в Трайске и встречусь с его сыном.

– Похоже, теперь у меня на несколько больше причин увидится с Ранием, – я тяжело вздохнул, и не менее тяжело посмотрел на эльфийку. – Возможно, когда мы разговаривали, граф что-то запрятал в смыслах сказанного.

– Что?

– А я знаю? – от моего «неожиданного» вопроса Раская стушевалась и чуть насупилась.

– Ты ещё тогда, в Луцке, когда помог мне с книгой…

– А вот тут попрошу на меня не наговаривать. Тогда в Луцке я не знал о тебе ничего, и помог незнакомой девушке, попавшей в беду.

– Печати?

– То же мимо. У нас был разговор с магистором, и лишь в последний момент я догадался прибегнуть к твоей помощи, иначе остаться мне с низкосортными заклинаниями.

– Но книга…

– А вот с книгой ты права. Её я купил для тебя специально, чтобы… назовём это «снискать благосклонность». Даже если ксат обмажется клятвами о благих намереньях, его всё равно не подпустят к графу. Но шансы на встречу повысятся, если я приду с посланием от тебя.

– Зачем тебе это? – взгляд Раская переполняло смятение и непонимание.

Действительно, зачем я так напираю на неё? После встречи с Ханолом больше нет смысла идти к графу через Раскаю, но я с завидным упорством пытаюсь выжать из ситуации с эльфийкой хоть какой-то результат. Дело не в алчности или прагматичном расчёте на встречную услугу, хотя я рассчитываю на это. Всё дело в гордости. Именно она толкает меня вперёд, заставляя довести дело до конца. А ещё именно гордость, помноженная на осторожность, требует аккуратно подвести Раскаю к нужному мне результату.

– Перво-наперво я хочу отплатить графу Мялису за наш вполне приятный разговор. Но ещё я рассчитываю на ответную услугу от Рания, – я прислонил ладонь к верхней половине груди, практически к шее. – Ты же в курсе, насколько сложно запросить у дворфов изготовления наргодат. Очередь не сдвинется и на миллиметр, даже если ты из ксатов. Но вдруг я смогу через Рания оставить заказ? Не мне тебе объяснять, насколько тяжело по крупицам что-то собирать. Для меня – это моя особенность, а у тебя всё дело в провидение. Кстати, ты так и не сказала, что смогла выяснить из книги.

– А, я… Да, я… – эльфа робко пожала плечами и грустно улыбнулась. – Оно… Оно как провидение богов у Шадота.

– Он что-то с хлебом может делать, если я не ошибаюсь.

– Откуда ты…

– Я разговаривал с Мялисом.

– Он даже такое рассказал? – я в ответ молча кивнул. – Зерно, посаженное Шатодом лично, оно засуху переживёт, и ливень, и град, и урожай даст в два раза больше. А моё… Я ещё до конца не поняла, но тоже что-то делать руками с полем.

– Разбрасывать удобрения? – Раская испуганно, и даже несколько задумчиво уставилась на меня. – У тебя же что-то связанное с побуждением малой жизни к добрым свершениям. Это может быть связано с червями в земле, или мышами. Первые будут лучше ворошить землю, перерабатывать удобрения и насыщать землю, а вторые не будут уничтожать урожай.

– Да, оно может быть и так, – дрожащим голосом произнесла эльфа, на её глазах проступили слёзы.

– Как правителю, Ранию повезло иметь в родственниках тебя и Шадота. Вы же работать на полях будете не больше трёх недель в году, а урожай получите чуть ли не в четыре раза больше обычного. Да, за полем следить надо, но есть же крестьяне. Четверть урожая отдаёте им, четверть налогом и Ранию, а оставшаяся четверть идёт вам двоим. То есть за три недели труда вы будете получать столько же, сколько обычные хлеборобы получают за год усердной работы. Три недели поработали на полях и вольны заниматься своими делами. Деньги у вас будут от продажи урожая, и тратить их ты сможешь на магические исследования. В прошлый раз ты сказала, что стесняешься своего немагического провидения – но именно оно может исполнить мечту любого мага. Оно даст тебе деньги и свободу к магическим исследованиям, даже в плоскости обработки земли.

Раская слушала меня, чуть приоткрыв рот от удивления, под конец она даже ахнула от осознания, что именно получила в свои руки. Я же постарался добродушно улыбнуться и задумчиво посмотрел в крохотное оконце, в которое робко стучалось предвесеннее солнце. Эльфийка успокоена и задобрена, остался последний штрих. Не факт, что у меня получится, но мне больше нечего сказать. Да и устал я с самого утра рассказывать, что, чего и как делал все эти две недели.

– Закончим на сегодня, – я медленно встал и поправил плащ с паранаей. – У меня после обеда занятия с магистором, надо подготовиться. Если вдруг надумаешь передать весточку Ранию, то… Я через два дня уезжаю, а послезавтра собираюсь зайти к Густаху. Можешь передать сообщение через него.

– А, да, я… Я подумаю о сообщении, – Раская хотела протянуть мне обе руки, но резко прижала их к груди. – Спасибо, Ликус. Я не думала о своём провидении с такой стороны.

– Было бы за что, – я невольно ухмыльнулся.

По возвращении в барак я не ожидал, что застану Улу, пародирующую летнее солнце. Намывая пол в первой комнате, подскочив при моём появлении и поклонившись с мокрой тряпкой в руках – девочка всё продолжала лучезарно улыбаться. На уголках её глаз нет-нет да показывалась крохотная капелька, а голос немного гнусавил из-за заложенного носа.

– Случилось что-то хорошее?

– Не знаю. Ой, то есть, знаю, просто не знаю когда, – с широкой улыбкой ответила Ула. Я жестом показал развивать мысль дальше. – Меня братик из академии заберёт.

– Когда он сам получит вольную, то ты поедешь вместе с ним?

– Не сразу, – обиженно пошептала девочка. – Он получит вольную через два налима и сначала уедет, потом вернётся за мной. Братик станет авантюристом, а я буду жить где-то в городе. Братик сказал, что сам мало знает, но обязательно всё выяснит.

– Через два налима и я поеду из академии, так что у Каира будет компания, – я положил руку на голову девочки и легонько потеребил волосы. – Ну ведь хорошо, что ты всё время будешь с братиком?

– Да! – Ула довольно прищурилась и чуть не порвала рот в улыбке. А после опомнилась и спросила, нужно ли ей идти на кухню и зажигать свечи. На письменном столе меня поджидала гора работы, следовало подготовить свитки с печатями, и продолжить изучать книги по оберегам и зельям защиты от скверны – но это всё вечером. Сейчас же мне хотелось набраться сил перед занятием с Кузауном, но к еде за обедом я притронулся не сразу. И дело не в сказанном Улой – я был искренне рад за девочку.

Я минут пять неподвижно сидел за обеденным столом, заворожённо смотря на кусок хлеба. Вспомнился недавний разговор с Раскаей о её достижении. Только сейчас я понял огромную разницу между прошлым немагическим миром и миром нынешним.

В прошлом мире достижения – они именно что были своеобразным списком достигнутого. Перешёл из детского сада в школу – вот достижение «Первоклашка» и одно очко характеристик в подарок. Закончил девятый или одиннадцатый класс – вот достижение «Выпускник школы», а в награду очки характеристик и даже навыков, если выпустился с золотой медалью или другими грамотами. На окончание бакалавриата и магистратуры своё достижение и свои награды, и даже если впервые нашёл работу или уволился, всё равно будет достижение и очки в подарок.

В нынешнем мире достижение – одно на всю жизнь, получаемое сразу после рождения. Да, у меня их немного побольше, и у сестры их два, но одно связано с воплощением в форму ксата. Я теряюсь в догадках насчёт третьего достижения, которое было изначально, но сейчас у меня их вообще четыре, два закрыты и открыть их не представляется возможным. Но даже если забыть обо мне как об аномалии, то всё равно у разумных всегда только одно достижение. И оно каким-то образом влияет на само мироздание, окружающие вещи и материю. Жених Раскаи самим фактом собственноручного засевания поля увеличивает всхожесть зерна. Это нонсенс – но что-то подобное явно объясняется магией. Возможно, мана в телах обладает каким-то индивидуальным зарядом, воздействуя им на материю. Если бы я только мог заказать у ксатов особый кристалл оценки и изучил ману и магию в моём лог-листе – то многое бы прояснилось. Но, увы, из-за драконов придётся собирать информацию по крупицам.

На занятии с Кузауном магистор первым делом проверил наргодат, изготовленный в лаборатории тёмного эльфа. Узор на цилиндре направлял ману в обе стороны и вполне логично проверить их обе, но Кузаун раскрутил цилиндр и только ему ведомым способом выбрал направление для одностороннего теста. Магистор прислонил к сторонам магические печати и подал во входную сторону порцию маны: печать моргнула синим, после энергия перешла на рисунок и волной умчалась ко второй печати.

Осмотрев свитки и одобрительно кивнув, Кузаун потребовал объяснений о моём личном узоре, содержащем излишне много ломанных линий и углов. Пришлось не поскупиться на объяснения, и магистор завалил меня дополнительными вопросами как студента на экзамене. Разговор с личного узора перешёл на распределение магической энергии в материи и её потоки; а закончили мы возможными комбинациями заклинаний в жезлах и их структурах.

– За эти налимы ты достиг того, чему обычные подмастерья учатся многие годы. Твои знания поверхностны, но за стенами академии ты не ограничен в выборе источника знаний. Ты и так многого желаешь, – Кузаун сложил руки в замок и пристально всмотрелся мне в глаза. – Обучающий кристалл выдержит двадцать пять периодов обучения. Хлар’ан поставил меня в известность. За одно лето столько величия не накопить, Лик’Тулкис. И мест в душе для заклинаний столько не освоить.

– За два лета это тоже проблемно исполнить, господин магистор.

– Стало быть, ты решил воспользоваться правом прервать обучение на два года?

– Другого варианта мне не дано. И не факт, что я вообще смогу накопить даже десять величия, не говоря уже про места в душе для заклинаний.

– Тогда зачем тратить пять тысяч имперских золотых на кристалл, если не уверен, что сможешь им воспользоваться?

– Мне нужно накопить двести тысяч на оплату обучения. Пятью тысячами больше, пятью тысячами меньше – какая разница?

– Ты не допускаешь мысли, что не успеешь их накопить?

– Другого варианта мне не дано.

– Что же даёт тебе такую уверенность? Золотая Кваралитская масса, которую ты получил в день праздника поступления, или литр структурного раствора, приготовленный с Хлар’аном? О, Лик’Тулкис, не стоит так удивляться, в магистрате слепцов нет. Всё происходящее в стенах академии нам известно, мы с пониманием отнеслись к пропаже некоторого количества ингредиентов. Магистрат и лично господин архимагистор надеются, что, исполняя свой экзамен, ты воспользуешься трофеем с Нашласарского манула скверны.

– Если магистор говорит о структурном растворе из золотой Кваралитской массы, то он заказан у алхимика в Магнаре. Но он может быть не готов, и тогда мне придётся воспользоваться раствором, приготовленным в академии. Надеюсь, магистрат с пониманием отнесётся к тому, что я не хочу терять и без того ограниченное время.

– Конечно, Лик’Тулкис. Магистрат понимает твоё положение.

– А магистрат поймёт, если я закажу искусственный кристалл магической…

– Все кристаллы подотчётны, – резко отрезал Кузаун и ухмыльнулся, поняв, что кристалл я хотел заказать якобы для зарядки печатей. – Ты сам выбрал такие заклинания, тебе и находить способ их использовать. Сколько печатей наполнила Раская?

– Три «Паутины» и столько же «Цепей притяжения».

– Завтра на тренировку с фаронами, возьми по одному свитку. Магистрат хочет быть уверен, что ты запомнил слова заклинаний.

На этом Кузаун завершил сегодняшний урок. На следующем занятии магистор углубит мои знания о воздействии структурного раствора на заллаи и принципов создания наргодат. К концу следующего налима мною будет создан личный замыкатель сигнального контура, тот самый подсвечник. Сейчас же я возвращался в барак с нехорошим предчувствием, ведь слова заклинаний я не учил.

Ещё, мне до сих пор не совсем понятно, как работают заклинания и умения у других разумных, но одно я знаю точно – в использовании магических печатей есть подводные камни. Суммируя всё услышанное от Кузауна и Густаха, и утрируя до невозможности, то заклинания можно условно поделить на три группы по чистым затратам маны: до четверти тысячи, до половины тысячи, и всё что выше. Понятное дело, чтобы воспользоваться заклинанием, его нужно знать – но это обходят с помощью свитка.

Если первую группу вписать в магическую печать, то свитком воспользуется любой разумный без распева заклинания. Во второй группе свитком без распева воспользуется только тот, чьей маной заполнена печать, а всем остальным придётся напрягать голосовые связки. При использовании свитков с последней группой заклинаний всем без исключения придётся распевать слова, но для запитавшего печать мага будет меньше строк. Но из-за массы условностей заклинания перескакивают из одной группы в другую, из-за типа магической бумаги, чернил или разной трактовки рун в школах магии. Школа Нуаска, например, «Ледяное копьё» переместила из первой группы во вторую.

И хоть «Паутина» и «Цепь притяжения» всё ещё во второй группе, но три печати заряжены маной Раскаи. Я вообще не хотел ими пользоваться и даже пометил бумагу, чтобы не спутать свитки. Конечно, я собирался проверить кое-какую идею перед добычей полёвки, но Кузаун спутал мне планы.

* * *

Следующим утром, когда Ула разбудила меня и помогла умыться – я попросил её дождаться меня после завтрака. Перед уходом на тренировку я собрался кое-что сделать.

Девочка округлила зелёные глазки, увидев большую золотую монету.

– Господин? – робко произнесла Ула, дрогнув под моим тяжёлым взглядом.

– Я хочу попросить тебя о помощи, – я аккуратно взял её ладошки и вложил в них золотой. – Мне нужно… Я хочу…

Я не смог продолжить мысль, в горле будто встал ком. Лишь вздохнул, отгоняя слабость, и молча взял со стола свиток с «Паутиной», в нижних углах которого ногтем выдавлены небольшие чёрточки. Со свитком в руках я вернулся к девочке, мелко дрожащей и ошарашенно поглядывающей то на монетку, то на меня. Я встал перед Улой. И не смог открыть рта.

Смотря в испуганные зелёные глаза, я поймал себя на мысли, что ещё не настолько морально пал, чтобы испытывать заклинания на неповинном ребёнке. Да, было бы неплохо узнать, могу ли я использовать свитки с чужой маной без распева, как это получилось с умением «Ледяного копья», ведь драконам в истинной форме произносить слова заклинаний не нужно – но ради этого знания не обязательно использовать невинное дитя как лабораторную крысу. Я ведь маме в глаза посмотреть не смогу, ибо нет отличия в беззащитных детях, будь то люди, эльфы, драконы или орки.

Тяжело вздохнув, я ненадолго закрыл глаза и помассировал переносицу. Было такое чувство, будто от сердца отрезали кусок, и какая-то пустота теперь клубком иголок царапалась в груди.

– Мне нужно, чтобы ты передала эту монетку братику.

Я заставил себя улыбнуться и посмотреть в глаза девочке, от накатившего ужаса готовой расплакаться. От моей улыбки её всю передёрнуло, а когда я положил руку ей на макушку, то девочка инстинктивно вжала голову в плечи.

– Каир ведь скоро поедет в город и станет авантюристом. Я хочу, чтобы эту монетку он потратил на качественное снаряжение и был готов, что мы с ним окажемся в одной группе.

– Вы хотите помочь братику? – робко спросила Ула.

– Не совсем. Я хочу нанимать его как авантюриста. Было бы проще объяснить ему напрямую, но…

– У вас ведь сегодня баня, господин? Братик сегодня в вашей бане отвечает за доставку угля и дров. Вы сможете встретиться там.

– Тогда передай Каиру, что я подойду после ужина. Не сразу, но подойду.

– Хорошо, – девочка поклонилась и ненадолго задержала взгляд на свитке в моей руке. – Господин хотел с ним что-то сделать?

– Он мне нужен на тренировке. Тебя он не касается.

Выдавив из себя нервный смешок, я сказал Уле заниматься привычными делами. Сам же я быстро переоделся в тренировочную одежду и помчался за академический городок, прихватив свиток с «Цепью притяжения» и выписанные на отдельный листок слова заклинаний.

На тренировочное поле я практически опоздал. Отвечавший за обучение новичков матон с вертикальным шрамом на губах уже было построил в линию фаронов и готовился отдать приказ к началу тренировки. С каждым днём они становились сложнее. На физические тренировки теперь мы вешали себе на грудь и спину утяжелители по двадцать килограмм. Неделю назад именно они стали причиной, по которой один из фаронов неправильно сгруппировался при приземлении и сломал себе позвоночник. Мешком с песком матоны оттащили кричащего от боли разумного за пределы тренировочного поля, и количество фаров стало двадцать два. Второй же причиной непосильно возросшей нагрузки была приходящая весна. В последние дни яркое солнце могло подтопить верхний слой снега, а ночные холода превращали его в ледяную корку, на которой мы частенько поскальзывались. Позавчера одна из девушек оступилась и сломала себе ногу, и количество новобранцев опять приблизилось к значению фарасара в шестнадцать бойцов.

После разминки Клаус отправил фаронов заниматься фехтованием, и вызвал на поле семь матонов. У каждого в руках был широкий круглый щит, взятый специально для моей сегодняшней экзекуции. На первой тренировке ровно минуту я должен был не подпускать к себе матона, и считался мёртвым, если меня коснутся ладонью.

– Береги руки, Лик’Тулкис, – Клаус дал отмашку.

Сначала вышел один матон. Отведённую минуту продержаться было нетрудно, гораздо сложнее контролировать силу замаха и вымерять точное место удара. Я мог бы как ошпаренный долбить посохом, но вибрация от ударов рано или поздно превратила бы мои руки в дрожащие культяпки. Так что я вымерял и анализировал стойку матона, кочки льда под его ногами, качание щита в такт дыханию – и в нужный момент бил в край щита. Он отклонялся в сторону, и защитник академии отступал.

С двумя матонами продержаться тоже не составило труда: держа каждого по правое и левое плечо, я успешно подгадывал время для удара. Против трёх матонов было уже сложнее, приходилось всё время поворачиваться и крутится, но и это испытание я выдержал.

Против четверых противников я продержался только благодаря удаче, покинувшей меня на следующем раунде. Я едва поспевал отслеживать перемещения пяти врагов, и меня постоянно хлопали ладонью по спине. Когда же на поле вышли все восемь матонов, Клаус разрешил им бить меня щитом. Только плашмя, конечно, но и этого хватало, чтобы спустя десяток секунд после начала раунда один морщинистый разумный падал на землю. И каждый раз ближайший матон показательно заносил щит и резко опускал, останавливая кромку в сантиметре от моих глаз. В реальном бою подобный удар с лёгкостью проломил бы череп, матоны таким нехитрым образом показывали мне смерть.

Спустя несколько часов подобного спарринга началось следующее упражнение. Матоны отсыпали землёй круги, один в другом с уменьшением в два метра, от самого большого в двадцать метров в диаметре. Последний круг так и вовсе получился в два метра. Вначале матоны встали на границе большого круга и, собираясь делать по шагу каждые тридцать секунд, поставили мне задачу в течение десяти минут не подпускать их к следующему кругу. С этим проблем у меня не возникло. На следующем испытании диаметр кругов сузился, а потом ещё, и ещё – вскоре я перестал справляться из-за накопившейся усталости и постоянного бега от матона к матону.

Следующим испытанием было преодоление стены щитов. Потом опять спарринг, потом вновь стена щитов. Каждый раз, когда я проигрывал или допускал ошибку – Клаус останавливал тренировку и доходчиво объяснял, что именно я сделал не так. Эти короткие промежутки дарили секунды отдыха, но, всё равно, на обеде в академической харчевне я едва удерживал ложку двумя руками. Они дрожали, пальцы едва сгибались, а в кистях, локтях и плечах болело как у старика-артрозника.

После обеда начался второй этап особой тренировки, повторявший первый, но теперь матоны могли пользоваться любыми умениями. И они ими пользовались, теми же «Рывками» и «Ударом щита». Для меня же умения были под запретом, как и всегда до этого. В этом и был заключён второй смысл особых тренировок, когда как первый – в кратчайший срок «нарастить» мне мышечную память и реакцию.

Ещё на первой тренировке Клаус объяснил, что умения запрещены для моего же блага. Сама моя жизнь зависит от того, смогу ли я без умений выстоять против ничем не ограниченного противника. Это не значит, что в настоящем бою я должен обходиться без умений, даже без базового «Рывка» – но я должен по максимуму экономить свои силы. Битву ведь можно выиграть двумя способами – продержаться дольше врага, или убить его быстрее, чем он убьёт тебя. Ну а раз ксатам по договором со Всеобщей Церковью разрешено владеть только посохом и кинжалом, то путь к победе выглядит очевидным. Ещё тренировки помогут мне подгадать время, когда противник соберётся использовать умения, и вобьют в мою голову правило убивать врага сразу, не дожидаясь раскрытия его потенциала.

В конце сегодняшней тренировки, когда матоны с щитами ушли в башню, а я едва удерживал посох в руках – Клаус подозвал двух фаронов с самым низким показателем Воли, чтобы те стали манекенами для отработки печатей.

Наверно, от усталости я не почувствовал угрызений совести, когда зачитал строки «Паутины» и молочного цвета шарик попал в грудь фарона. Его ноги белёсыми нитями привязались к земле, а система тут же оповестила, что заклинание будет действовать ровно десять секунд. Во второй раз «Цепь притяжения» сорвалась с моей руки шариком цвета старой ржавчины, под ногами фарона вспыхнула печать сходная свитку. Разумного сорвало с места, и он как огромным «Рывком» преодолел семь метров, врезавшись в меня и сбив с ног.

Вот только от усталости я не почувствовал и как сработали печати, заряженные Раскаей. Я просто не понял момента, когда подал ману в печати и заклинания активировались. Неприятно, но ещё будет возможность их проверить перед добычей полёвок.

– Лик’Тулкис, мы извещены о предстоящем в следующем налиме, – сказал Клаус, отпустив фаронов. Они безмолвной покачивающейся линией побрели в башню. – Магистрат поставил меня возглавить твоё сопровождение, вместе с шестью другими матонами и фарасаром.

– Хорошо, а то вместе с нами туда попрётся два десятка не самых приятных личностей.

– Это неважно, нам приказано не допустить происшествий. Дам совет, – Клаус взял в руку покрытый изломанными линиями листок. – В бою нет времени перебирать свитки разных печатей. Их нужно пометить, чтобы различать на ощупь.

Баня, к которой приписан мой барак, как и многие здания в академическом городке была квадратной. На её углу располагался вход с длинным коридором за ним, поделённым на две секции – в первой оставляли уличную одежду, а во второй оставшееся бельё складывали в небольшие корзинки на полках. Я до этого мылся либо в одиночестве, что мне несказанно нравилось, либо в компании с фаронами и не боялся, что мои вещи украдут. Да и вообще никто не боялся из-за дежурящего у входа матона, при случае готового провести доскональное расследование.

В конце второй секции дверь вела в узкий коридор, уходящий в огромную парилку, занимавшую с три четверти всей площади здания. Кроме массивной печи и запаса дров с углями, половину парильной зоны занимали полки и сиденья, четверть отводилась под помывочную, а в ещё одну четверть я стремился попасть как можно скорее. Там стояли деревянные купальни, эдакие одноместные ванные.

С Каиром я встретился во второй секции. Я только успел снять паранаю, как брат Улы вышел из двери, ведущей в парилку. Остроухий парень на автомате поклонился, прежде чем поздороваться.

– Спасибо, господин, что присматриваете за Улой. И за ваш подарок тоже спасибо. Мне сестра передала за обедом, что вы хотели что-то мне предложить?

– Ула сказала, что ты заберёшь её из академии. Ты же хотел стать авантюристом? – парень кивнул, в его левой мочке уха блеснула изумрудная серёжка. – Для начинающих авантюристов оплата заданий невысока, вряд ли ты обеспечишь себя и сестру крышей над головой и сносным пропитанием. Что ты собрался делать?

– Да, вы совершенно правы, господин, – Каир посмотрел на свои ладони, от тяжёлого каждодневного труда покрытые загрубевшими мозолями. – Я не смогу снять в Магнаре комнату в доходном доме, на деньги с самых первых заданий.

– Почему именно Магнар, а не Настрайск, или другой имперский город? Или даже королевство?

– Далеко ехать, господин, в Настрайске работы мало, он же тупиковый. А в Магнаре… Я ещё не знаю точно, только слышал от возчиков магических инструментов, что в Магнаре уже как с несколько месяцев приют при церкви оживает.

– Решил забрать сестру из академии и отдать в приют? Ты считаешь это нормальным?

– Это лучше, господин, чем здесь. Ула мне сказала, что летом вы уедите. А её потом вернут в барак к благородным и тогда, – парень замолчал и поморщился. – Нет, мы её с собой заберём. Не сразу, но заберём, и приюту немного денег пожертвуем. Говорят, тогда Улу даже читать и писать обучат.

– Мы? Ты выпускаешься с другими невольниками?

Каир посмотрел на меня вроде бы без эмоций во взгляде, но в глубине его карих глаз скрывался огонёк недоверия. Но я каждые десять дней платил ему с сестрой по золотому, и вообще моё хорошее отношение к Уле заставило парня рассказать о своих планах.

Этой весной в начале седьмого учебного налима, который будет для меня свободным и на который я планировал уехать – в академии пройдёт так называемый ритуал взросления. До войны он всегда проходил в Настрайске, но сейчас достигшие шестнадцати лет невольники пойдут в церковь при академии. Суть ритуала проста – здешний нралий, отвечающий за работу с кристаллом оценки церковник, проанализирует достижение у каждого невольника. И после этого они будут считаться взрослыми, знающими сокрытое в голосе богов. С ребят снимут невольничее обязательство, выплатят сто имперских золотых, дадут сносную одежду и пинка за ворота.

В этом году девять невольников покинут академию, из них четверо решились стать авантюристами: Каир, Алик, Гастар и Утара. Все четверо подружились в тот день, когда Каир вместе с сестрой оказался в академии. Они твёрдо намерились зарегистрироваться в Магнаре, создать постоянную группу да по первой возможности забрать Улу из академии и передать в приют. Заодно будут подкидывать приюту золотые монеты, так что жить малышка будет если не припеваючи, то уж точно сносно.

– Ближе к вашему выпуску поговорим. Может, в Магнар поедем вместе, – я задумчиво проговорил, обдумывая одну интересную мысль. – Сейчас есть что рассказать из слухов?

– Нет, господин, – парень поклонился. – Баня готова, печь растоплена, дрова и уголь запасные уложены. Только вас не затруднит с невольниками купаться? Сегодня к этой бане приписали наш барак. Только не знаю, какая группа пойдёт. После обеда должны были решить, но я уже на работу ушёл.