Текст книги "Скверная жизнь дракона. Книга шестая (СИ)"

Автор книги: Александр Костенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 33 страниц)

На моменте рассказа про взрывы один из дворфов встал и подвернул штанину. В икроножной мышце был глубокий рваный шрам, будто кусок мяса вырезали и раскалённой сталью обожгли края раны. Луара же просто постучала пальцем около повязки на глазу.

– На листьях какой-то пушок белый, он очень острый. Если они в тебя впились, то вырвать можно только с мясом, – эльфийка показала на девушку с человеческими ушами. Та приподняла куртку и показала четыре глубоких конусообразных шрама на животе.

Всё же, прорубившись сквозь лианы и увернувшись от листьев, авантюристы должны отрубить основные стволы от корня. Вот только сами стволы рубить ни в коем случае нельзя, иначе все листья свернутся иголками и ягоды, взорвавшись, превратят их в шрапнель. Рубить нужно прямо в землю, под определённым углом, с определённого расстояния и на строго определённую глубину – чтобы попасть во что-то, что авантюристы никогда не видели. Они только могли сказать, что это место очень тонкое и длиной не больше двух сантиметров, но если его правильно разрезать, то раздастся щелчок, вся лиана расслабится и рухнет на землю. Если авантюрист ударит выше, то умрёт утыканным иголками ёжиком, а если ниже, то на добычу можно махнуть рукой, ибо в таком случае после оклазии ничего не останется. Собственно, из-за этого места Еурскую виноградную лозу скверны зимой никто не добывал. Пока добежишь, раскидаешь снег и доберёшься до основания лозы – ягоды внутри бочки успеют взорваться по три раза.

К лозам с зелёными ягодами можно не ходить, хотя длина лиан в них не больше десяти метров. Как выразилась Луара, быстрее оруки сами себя сожрут, чем после зелени хоть сколько-то полезного останется. Потом по ценности идут лозы с тёмно-синими ягодами и двадцатью метрами в лианах, потом красные с тридцатью метрами, а замыкают чёрные с их полтинником метров и, будто это мало, умением прицельно стрелять свёрнутыми в иголки листьями.

Про полёвку добытчики рассказали крайне мало. На этом порождении специализировалась другая группа из десяти разумных, на зиму разъезжающейся из города со словами, что под снегом тварь искатьто ещё удовольствие. Но даже от сказанного эльфийкой я минуту боролся с омерзением. Если в случае с виноградной лозой раб мог выжить, уложись авантюристы в три минуты, то полёвка не оставляла несчастному и шанса. Пожри их скверна, они раба используют как червяка на крючке, заведомо обрекая того на смерть.

– То есть, зимой порождения ведут себя так же, как и летом? Их добывать мешает только снег?

– Как сказать, – протянула задумчиво эльфийка. – Будто вялые, замедленные. К ним подойти можно ближе, где-то в два раза. Вот синие ягоды, например, лианы свои откидывают не на двадцать, а на десять метров.

– У меня последний вопрос, и будем расходиться. Кракчатов разных видели?

– А это уже третья монета, господин наниматель, – эльфийка хитро улыбнулась.

– А это не просьба рассказа, а всего лишь обычный вопрос с ответом да, или нет. И если да, то насколько разных.

– Это уже два вопроса.

– Даже два вопроса ещё не рассказ.

– Да скажи, он не обидит, – Галис подался вперёд и кивнул эльфийке.

– Видели, и не раз – сказала остроухая спустя секунды раздумий. – Не скажу, где, но они были в полтора раза больше обычных.

Последние слова эльфийки были ровно тем, что я хотел услышать, и одновременно с этим не хотел слышать вовсе. Что те две ондатры отличались размерами, что у разных виноградных лоз свои особенности, что существуют разные виды древней, что вот теперь кракчаты – порождения скверны действительно развиваются. То ли со временем, то ли от количества сожранного мяса, то ли вообще от убийств. И последнее – самое скверное.

На следующий день после разговора с добытчиками я встретился с Галисом и Нотом в гильдии авантюристов, за несколько часов до похода в ратушу. О предстоящем думать не хотелось: как в Магнаре всплыла тема с рабами, так и вовсе настроение пропало. Хотелось как можно быстрее закончить всё и вернуться в академию.

Я встал рядом с авантюристами, рассматривавшими доски с зданиями. На одной из них висело моё объявление.

– Чего хмуришься, ксат? – спросил Нот.

– Поздно лёг спать, – я не врал. Я действительно лёг поздно, ибо после гильдии торговцев зашёл в магазинчик магических принадлежностей и вечером провязал ещё четыре печати. Теперь их ровно столько же, как и в день выезда из академии. – Какие задания ищете?

– Да прибыльные, какие ещё? – Галис отогнул один из листочков, чтобы рассмотреть другой, висящий под ним.

– Навевает воспоминания, – Нот постучал пальцем по одному из потрёпанных листков с ободранными краями. Постоянное задание от городской администрации на каждодневное исполнение, за три серебряных и семь бронзовых монет предлагало авантюристам спуститься в местную канализацию, для её исследования и изучения количества и качества обитающих там слизняков, осмотра каналов и поиска неустановленных лиц и монстров, если такие вообще там могли быть.

– Да, было дело, было. Я, по первой, тоже таскался на похожее, только там платили побольше.

– Все таскались, – Нот громко шмыгнул сплющенным носом. – Как вспомню, так сразу нос закладывает.

– Кто такие слизняки?

– Не знаешь? – Нот только повернулся ко мне, как тут же легонько хлопнул себя по лбу. – Ну да, ты же особенный.

– Да слушай, может быть, и покажем, – Галис показал на постоянное задание на десять оболочек любых слизней за семь серебряных каждая. Рядом висело другое задание на пять оболочек морозный слизней за два золотых и три серебряных. И ещё рядом висел запрос на внутренний студень обычных, морозных, грибных и плодовых слизней, где каждый оценивался по собственной цене от полутора до семи серебряных общих монет.

– Вряд ли покажем, тащить с собой много надо, хотя… – Нот переглянулся с Галисом и, попросив у работника гильдии карту местных земель, о чём-то долго переговаривались, постоянно донимая работника вопросами.

– Не покажем, – резюмировал Нот, вернувшись к доскам. – В тех местах давно разумных не было, а от караванщиков ничего не слышно.

– Да давай арендуем на всякий случай, – Галис кивнул в сторону стоек. – Да лишним не будет, а там уж точно пятёрку найдём.

– Если они там есть. Но давай. На слизней как вернёмся, а это сейчас, – Нот взглядом показал на очередное задание, где за шесть золотых оплачивали разведку леса и местности вокруг скверной рощи, куда мы направлялись. Вполне неплохие деньги для тёплого времени года, когда в рюкзаке нужно нести только провиант да палатку. Сейчас же эти шесть монет казались издёвкой.

Пока Нот и Галис брали задание – я ознакомился с книгой по ближайшим порождениям и полностью убедился, как именно разделывать обе твари. Хотя до полёвки добраться невозможно.

Оказалось, авантюристы арендовали два небольших кувшина на три литра воды, с пробкой к широкому горлышку. Каждую из ёмкостей покрывали волнистые линии с рунами и небольшими печатями.

– Убитые слизни на воздухе быстро гниют, – объяснил Нот. – Хранить надо в воде. Но если она превратится в лёд, то всё испортится и так. А в этих не превратится. Каждый такой кувшин по пятьдесят золотых стоит. Пожри их скверна, да на эти деньги можно бойца вооружить щитом и мечом. Дрянным щитом и мечом, но всё же.

– Да всё учебку вспоминаешь, да? – Галис игриво тюкнул товарища в бок. Нот пробубнил, что такой идиотизм он вряд ли забудет.

– Так что там со слизнями и слизняками? Это разные твари?

– Да так оно и есть, слизень выглядит как ползающий студень. Ты холодец хоть раз видел? Да представь, что он размяк и пополз.

– Куда пополз?

– Куда захотел, – махнул рукой Нот, намекая на необъятные просторы. – Но, обычно, ползёт к жратве. У каждого слизня она своя. А слизняк, он… слизняк. Обычного слизняка видел, который на траве сидит? Ну этот такой же, только больше, размером по локоть.

– Да считай, слизняки только в тёмных и влажных местах обитают, а почти все виды слизней туда не загонишь. Да может, какие пещеры, но это не часто.

– Слизняков и слизней в канализациях используют, вместе.

Нот ломано объяснил, что в каждом городе есть канализация. Где-то она насчитывает несколько уровней, как в имперской столице, а где-то состоит лишь из главного акведука и небольших подводов с каждого района города. Слизней и слизняков там используют в симбиозе. Первые перерабатывают отходы, а вторые едят слизней и поддерживают их популяцию на приемлемом уровне, но основная работа слизняков – сигнализация о появлении других монстров в канализации. Хотя, как сказал Нот – это лишь отговорка для новичков и дураков. Просто от слизняков не избавится в принципе, сколько бы разумные ни пытались в разных городах. Вычистят всю канализацию, даже отходы уберут – а паскуды всё равно появляются. Поэтому со временем решили, что пусть они живут там и слизней жрут, а новички их проверяют за сущие гроши. Ну а если вдруг найдут слизняка не бледно-жёлтого цвета, а какого-другого, то получат премию, а канализация закроется на какое-то время. И воздух в городах начнёт пахнуть не очень приятно.

– А со слизнями-то что делают в канализации? Точнее, что они там, просто живут, едят и становятся кормом?

– Да как просто живут, они же это, ну, всё что там, переваривают. Да жрут и сжимают, что ли, а потом это находят и продают крестьянам как удобрение… Фу, дерьмовый разговор, да давай о чём другом.

Другой темы для разговора мы не нашли, так что до гильдии торговцев шли молча. Авантюристы положили кувшины в телеги, к моему вчерашнему заказу. Вчера после разговора с добытчиками я забежал на рынок, где у стекольщика прикупил три больших стеклянных банки, с условием вернуть их за три четверти цены.

В городской ратуше мы надолго не задержались. Так называемый аукцион рабов проходил в соседнем районе города, но именно через ратушу покупалось право на участие. За пять золотых каждому покупателей выдавали по светло-зелёной повязке и по пропуску. Продавцы носят повязки оранжевого цвета.

Над входом в здание, куда мы пришли после ратуши, висела огромная вывеска «Аукционный дом города Кратир», а в просторном холле нас встретил нутон в дорогом костюме. Подавив огонь презрения во взгляде, нутон объявил, что на сегодня назначен открытый аукцион рабов и мы вольны ознакомится с описанием товара перед началом. Заодно нутон предупредил: если кто-то из нас купит товар и решит продолжить участие в торгах, то обязан будет предоставить исчерпывающие доказательства существования денег в кошельке.

Помимо нас в холле было ещё семь разумных с оранжевыми повязками и пятнадцать разумных с зелёными. Но мы пришли за несколько минут до начала торгов, поэтому не должно было появиться новых конкурентов. Хотя и этих хватало с головой.

К одной из боковых стен длинным списком прикреплялись листки с описанием выставленных на торги разумных. Их имена, возраст, характеристики, умения, навыки и провидение богов. Большая часть рабов числилась за другими хозяевами и причиной продажиуказывалось либо покупка нового раба, либо банальное отсутствие работы. Галис негромко хохотнул, объяснив, что лишь одна десятая из этих причин соответствует действительности. Ни один разумный никогда не напишет, что купил тупого необучаемого раба, и хочет от него избавится.

Была и другая группа, принадлежавшая непосредственно городу. Вместо причин продажи у этих рабов указывалась повинность перед законом.

– Наши ребята, – Нот внимательно всмотрелся в описание второй группы.

– Да вот этот неплохо стоит. Сорок три года, и торги начинаются с пятнадцати монет, – Галис показал на один из листков.

– Эти два тоже ничего так, подходят, – Нот показал на другие листы. Десять и двадцать стартовых монет за тридцать три года и тридцать семь лет соответственно.

– Да, цена неплохая. Подойдут, – Галис с вопросом во взгляде посмотрел на меня. – А ты как думаешь, ксат?

– Я никак не думаю. Я даю деньги, всё остальное делаете вы.

Я поспешил отойти от стены, чувствуя, что меня скоро вырвет. Да, в списках были убийцы, насильник и даже оскопившая собственного маленького сына женщина; да, этих всех разумных таковым словом назвать нельзя – но, пожри их всех скверна, как можно продавать и обсуждать как товар? Не проще ли убить или сослать на какие-нибудь пожизненные тяжёлые работы. Или они таким образом заменяют наказание? Не знаю, но это мерзко, и я подобное не могу принять.

– Да это непросто выбирать их, – сказал Галис, когда они с Нотом закончили рассматривать списки. – Да ты не переживай, мы подобрали неплохие варианты. Будем их тянуть.

– Плевать. Главное, не забывайте, сколько у вас на всё денег, включая бюрократию.

Нот уже было начал говорить, что прекрасно это помнит – как прозвучало приглашение в зал. Обычный просторный зал с круглыми столами и широким подиумом в конце. Около него встали разумные с оранжевыми повязками, а покупатели сели за столы, не заняв и четверти от их количества.

На подиум зашёл нутон и попросил зелёные повязки намотать на левый кулак: поднятая рука означает повышение на фиксированную ставку. Объявив, что аукцион начинается – нутон обратился к одному из разумных с оранжевыми повязками. Тот зашёл за кулисы и вывел на подиум первого раба.

– Да они хоть иногда без приказов выходят сами? – прошептал Галис Ноту.

– Только если дети, или тупые , или гордые слишком.

– Да или всё вместе, – хмыкнул одноухий. – Да может ту бабу возьмём?

– Чтобы тебе наконец член оторвали? – усмехнулся Нот. – Но если хочешь рискнуть, то надо спрашивать у ксата.

– Мне плевать, кого вы там возьмёте, – я устало прошлёпать и погрузился обратно в свои мысли, практически не следя за происходящим.

Вторым вывели раба, которого авантюристы присмотрели ранее. Он был худой, с торчащими рёбрами и явно обессиленный, но это Нота и Галиса не смущало. Живо участвуя в торгах, они выкупив раба с человеческими ушами за девяносто пять золотых. Галис только и успел мне сказать, чтобы я вместо расписки показал монеты, как к нашему столику подошёл один из работников аукциона. И тут же ушёл обратно, увидев пять больших золотых монет в моих руках.

Женщину эти двое решили не выкупать, рассудив, что мужик на своём горбу унесёт больше. Цена за второго раба ушла за шесть сотен, а вот третьего авантюристы всё же заграбастали за сто пятьдесят монет. Получилось дешевле запланированного, но сверху наложились ещё десять процентов аукционного сбора, ещё столько же налога на имущество, ещё по десять золотых за регистрацию рабов в ратуше, и ещё по двадцать каждому авантюристу, чтобы хоть какую-то одежду им купили, а то в заплатанных обносках они дальше километра от городских стен не пройдут.

– Говорят, у остроухих с этим делом попроще, – проговорил Нот, когда мы все вышли из ратуши. Два раба с человеческими ушами как получили от новых хозяев приказ молчать, так всё время и держали рты закрытыми, покорно передвигая ногами.

– Да тоже слышал, ага, – Галис хмыкнул, спрятав большую монету во внутренний карман. – Да у них без всего этого происходит, просто купил, оплатил и вперёд.

– Что делать будешь, ксат? – спросил Нот. – Мы на рынок, там подешевле вещи есть. Их ещё накормить надо, а то издохнут по дороге.

Я ничего не ответил, устало посмотрев на затянутое тучами серое небо. У меня уже не было никаких моральных сил таскаться по городу. Хотелось дойти до гостиницы, упасть в кровать и очнуться утром перед отъездом, а лучше вообще у скверной рощи. Вот только мои желания суровая реальность явно не собиралась брать в учёт, так что следующие дни предстоит мне мёрзнуть как последней скотине.

К месту выгрузки с повозок, в четырёх часах ходьбы от скверной рощи – мы приехали к обеду третьего дня без особых эксцессов, хотя утром перед отъездом едва не случился скандал.

Одноглазую эльфийку взбесило появление рабов. Она мне в лицо заявила, что я последняя тварь, втёрся в доверие и выведал всю информацию о виноградной лозе, а сам накупил одноразовых на промысел. Я собрался сказать, что не уподоблюсь мразям, использующим других разумных как бесправные куски мяса – но Галис объяснил одноглазой, что рабы нужны только для переноски вещей. Даже Всебоги не ведают, что именно ксат делает в скверном месте, ибо работает в одиночку и сразу останавливается, если заметит постороннего. На резонное замечание авантюрист показал бумаги, что рабы принадлежат ему и Ноту. Луара окончательно успокоилась после клятвенного заверения Галиса о том, что я еду ради исследований и пары кракчатов, если подвернётся возможность.

Я ещё тогда успел шепнуть Галису, что тот зря подкатывает к остроухой. Когда они приедут забирать нас, то крайне удивятся добыче. Одноухий спокойным голосом заметил, что кожа дешёвая и плевать, сколько я её добуду. А когда мы в день приезда отходили от каравана, то Галис на прощанье подмигнул остроухой, на что та смущённо заулыбалась.

Всё проведённое в дороге время рабы молчали, угрюмо и задумчиво посматривая на авантюристов. Если в день покупки в их взгляде таилась хоть какая-то живительная искорка, то после перепалки с эльфой эти двое едва не плакали, хоть немного и приободрились на словах про переноску вещей и мою скрытность. Когда мы отчаливали от каравана, они молча сгрузили припасы с телег на импровизированные ручные сани и, встав на снегоступы, поплелись за нами.

До назначенного места добираться было тяжело, прокладывая путь через метровые наносы снега. Проваливаясь по пояс, авантюристы первое время громко ругались, но уже на втором часу приняли происходящее как неизбежное. Мы шли строгой линией и каждые пятнадцать минут меняясь местами, чтобы никто не уставал – хотя я, после зимы на скверном материке, мог целые сутки прокладывать такой путь и не запыхаться.

Место для лагерь было выбрано глубоко в лесу на крохотной полянке, в часе ходьбы от скверной рощи. Я было начал мечтать, как сяду около быстро разожжённого костра, сниму промокшие из-за постоянного проваливания в снег штаны да сапоги и отогрею замёрзшие ноги – да вот только уже темнело, а зимние вечера крайне быстро обращаются ночами.

Сани были брошены у опушки с основной частью провианта, а мы взяли с собой только ткань и дров на первое время, и котелок выпарить воды. Как и на стоянках караванов, ткань обтягивали между деревьев и уже через полчаса поляну окружил трёхметровый забор, а ещё через полчаса три четверти стоянки накрыло широким тентом. Оставшаяся часть предназначалась для разбивки очага.

Пока Нот и рабы натягивали тент, мы с Галисом набрали толстых палок и соорудили небольшой экран, защищая ткань от открытого огня. Но палатки и остальной провиант остались в санях, а в окутанном непроглядной тьмой мире, с затянутым облаками небом и без единого источника света – мог без проблем ориентироваться только покрытый морщинами разумный. Именно он следующие четыре часа морозил эти самые морщины, два раза ходя к саням. Остальные то же не грелись у костра, а вооружились факелами и помчались в лес за валежником.

К моему второму возвращению около стены уже стояли козлы, и рабы вовсю напиливали приволочённые стволы деревьев, заполняя воздух задорным уханьем пилы. Я приятно удивился тому, что авантюристы не гнобили мужиков и позволяли им греться у костра столько, сколько те посчитают нужным. Из-за этого рабы не отлынивали от работы. Окончательно они ободрились от равной нашей порции наваристого ужина.

Утром план на день был составлен быстро. Рабы сначала притаскивают всё оставшееся с саней, а потом поочерёдно ищут валежник и утрамбовывают путь обратно к дороге: этими двумя вещами они должны заниматься до отъезда. Авантюристы отправлялись на разведку в разные части леса, собираясь вернуться к вечеру. Я же за несколько часов протоптал путь к порченой роще.

У скверных мест зимой какая-то своя особенная, завораживающая стать. Нелогичное явление всецело отдавалось логике холодов, застывая и коченея. Искривлённые деревья как солевые истуканы замирали, сопротивляясь самым резким порывам ветра. Их искривлённые кроны зонтом покрывались снегом. В глубине защитного периметра свет будто источался и, казалось, что там открывались врата в иное дьявольское измерение. Если вспомнить повадки порождений, то подобная аналогия кажется вполне уместной.

Вытоптав полянку в десяти метрах от защитного леса – я скинул с себя плащ, паранаю, рюкзак и пояс с содержимым. Всё ценное, что могла пожрать скверна. Хотя подношения я всё же принёс. Лог.

Личное имущество:

…

Структурная прочность: 0/39

…

Структурная прочность: 0/63

…

Труселя-парусина и носочки. Нужную информацию я узнал с оценкой, но хотелось довести дело до конца. Трусы из тонкой нежной ткани наподобие сатина, а детские носки из толстой шерсти – значения структурной прочности прямо доказывают, что скорость поглощения напрямую зависит от материала предмета. Да, обе вещи с хранилищем маны и у носков оно больше, это повлияет на конечный результат – но погрешность в исследовании нивелирует пара обычныхшерстяных носочков, купленных на рынке. Их я положил рядом с искривлёнными скверной деревьями и направился вглубь рощи. Одежда у меня из плотных материалов, так что поглощаться будет долго.

Простые носочки скверна поглотила за пять часов. Это поставило точку в первом исследовании: в плотной одежде можно три часа беспрерывно находится в скверне. А следить за уровнем осквернения можно по подаренному Налдасом ножику.

Весь день я занимался подготовкой, изучал рощу и повадки кракчатов. Как и осенью, скверные вепри безмозглыми болванчиками ходили по круговым тропинкам, протоптанным в снегу аж до самой земли. Первая вытоптанная дорожка нашлась через триста метров от начала скверной рощи, вторая ещё через триста метров, и третья, и четвёртая. Для запланированного хватит и этих четырёх тропинок, к тому же я как следует протоптал дорожку до четвёртого пути. Если вначале я до него добирался больше часа на снегоступах, то под конец без оных требовалось не больше двадцати минут. Также подметил кусты Еурской виноградной лозы скверны для добычи, и кое-как нашёл гнездовья полёвки. Слишком сложно отыскать на снежном полотне небольшую кочку в полсантиметра глубиной.

– Да я смотрю, ты весь день развлекался, – усмехнулся Галис, когда я затемно вернулся в лагерь и сразу же пристроился у костра, отогревая замёрзшие руки.

– Провёл его с пользой для ума и здоровья, – меня аж всего передёрнуло от накопившегося холода.

– Выпей, не хватало ещё тебе слечь здесь, – Нот протянул мне кружку с густым зелёным отваром из трав, с навязчивым привкусом хвои и рябины. – Сегодня без добычи?

– Завтра начну. Банки в ящике не разбились?

– Да целы они, я проверил, – Галис отмахнулся. – Да ты лучше скажи, что там и как. Ну, чего вообще изучал. Да что ты вообще там делаешь, кроме убийства тварей?

– Галис, без обид, но ты же первой бабе всё разболтаешь. От моих знаний напрямую зависит моя жизнь. И если всё это разболтать, если всё это станет известно, то во мне уже не будет надобности, – я показательно провёл пальцем по горлу.

– Да это ты зря так говоришь, – насупился Галис. – Да мы и так связаны с этим твоим… дружком.

– Галис прав, ксат. У тебя есть своя правда, мы её понимаем. Но навредить тебе мы не сможем.

– Да за этих можешь вообще не переживать. Они уж точно ничего никому не расскажут, – одноухий кивнул в сторону рабов, сидящих чуть поодаль и старательно парадировавших ветошь.

Я несколько секунд думал, стоит ли вообще что-то рассказывать, а если и стоит, то что именно? В итоге, на расчищенной от снега земле, я нарисовал прямую линию и поодаль от неё понатыкал палочек.

– Рассказ Луары про виноградные лозы помните? – авантюристы кивнули. – Эта линия – путь кракчата в той роще, а палочки – это лозы. Как бы ни петлял путь, но он никогда не приблизится к лозам ближе, чем на шестьдесят метров. А теперь вспомните, что Луара говорила про лозы.

– Что? – в гнусавом голосе Нота чувствовалось непонимание, и некая степень интереса.

– Что их существует четыре типа. Пока я ходил, примерно из двадцати увиденных десять были с зелёными ягодами, шесть с синими, три с красными и только одна с чёрными. Как они такими получаются? Они не обычные растения, как та же тыква, по мере роста меняющая свой цвет от зелёного к оранжевому. И они не монстры, растущие от убийств как те же гоблины, ведь в глубине рощи лианы никого не убивают. Так, всё же, почему появляются разные виды одной твари с нарочито улучшенными способностями?

– Да… – Галис заговорил и замолк, растеряно рыская взглядом, а Нот задумчиво посмотрел на огонь. – Да мы почём знаем, а? Да я только сейчас об этом узнал.

– А это, на минутку, моя обязанность, отвечать на подобные вопросы.

– И как, знаешь, почему такое происходит? – спросил Нот.

– Нет, не знаю. Но обязательно когда-нибудь узнаю.

На следующий день я приступил к исполнению плана. Первым делом забросил в рощу магические вещи и направился к дальнему, четвёртому пути кракчатов. План прост – убить четвёртого и оттащить тушу ко второму пути. Потом убить третьего и оттащить к первому пути. Со второго пути оттащить к началу скверной рощи, а когда убью первого – то вытащить все туши на зону преддверья и приступить к их разделке. Благодаря опыту на свежевание каждого вепря тратилось не больше пятнадцати минут, и ещё пять, чтобы вспороть им грудь и вытащить небольшой красный шарик размерами с мячик для гольфа, с бледно-коричневыми прожилками. В кракчатах, как оказалось, то же была Кваралитская масса, самая дешёвая и простая. Но и она пригодится.

Этим постоянным перетаскиванием я старался не превысить лимита в три часа. То есть – в восемнадцать пунктов осквернения в вещах. Я сначала накопил двенадцать пунктов, охотясь на вепрей, а во время разделки туш скинул восемь. Именно поэтому к вечеру у рощи лежали пять кож после оклазии, и ещё четыре готовились к процессу.

С виноградными лозами пришлось повозиться, аккуратно раскапывая снег и стараясь не повредить главные стебли и листья, так и не замёрзшие зимой. Рассказ добытчиков о перебитом корне натолкнул меня на одну мысль. И, действительно, где синие стволы выходили из земли, чтобы через полметра окрасится в красный цвет – земля была мягкой и рыхлой, а не каменистой и твёрдой. На глубине в половину ладони шесть основных стволов, по два на каждое искривлённое дерево, сливались воедино и переходили в тонкую перемычку длиною меньше сантиметра, росшую из едко-жёлтого корня.

На первый раз я разрезал эту перемычку, пока корень был в земле. Весь огромный куст с красными ягодами вздрогнул, обмяк и обвалился, а корень мгновенно почернел. И если на раскопку снега и земли мне потребовалось минут пятнадцать, то ягоды с фалангу собирались в стеклянную банку все полчаса. И ещё одна минута потребовалась, чтобы отрезать синие участки стебля, ибо красные после оклазии ничего после себя не оставляли.

Второй эксперимент я провёл на лозе с синими ягодными. Там я так же раскопал снег и землю, но не сразу обрубил корень, а медленно его вытащил. Если одной рукой придерживать общее для стеблей основание и тянуть его вверх, а другой тянуть корень – то он преспокойно вытащится из земли. Абсолютно гладкий и без волосков на поверхности, от соприкосновения с воздухом он из едко-жёлтого цвета окрасился красным.

С виноградной лозы с чёрными ягодами, ко всему остальному, добывались росшие на самом верху куста будто кедровые шишки. Вот только они вывернуты орешками наружу, цвет у них малахитовый с серебряным отблеском, и пахнут они как месячная настойка алое на нашатырном спирте.

Внимание, Ваше имущество поглощает скверна

Оповестила система, стоило только мне выйти из рощи с третьей банкой с чёрными ягодами. В первый раз я был далеко и чисто физически не успел добраться до труселей – но сейчас носочки были в прямой доступности. Они будто завибрировали, их очертания стали неясными. Я успел вытащить их из скверны.

Внимание, предотвращено поглощение Вашего имущества

Выскочило оповещение, когда очертания носков стали прежне чёткими, а счётчик структурной прочности с шестидесяти трёх уменьшился на единицу. Я вернул носки в рощу. Вскоре они опять покрылись странной аурой вместе с предупреждением системы. Я вновь вытащил их и засунул обратно, но уже окончательно.

Внимание, Ваше имущество поглощает скверна

Начался отсчёт в минуту. Системе ещё раз предупредила на тридцать секунд. И ещё раз, когда оставалось пятнадцать.

Внимание, Ваше имущество поглощено скверной

Носочки покрыла рябь, их очертания размылись и они, обратившись миллиардами атомов, исчезли как сдутые ветром. Из лог-файла пропало любое упоминание поглощённых вещей, будто бы их и не было вовсе. Интересно, неужели скверна когда-то пыталась вот точно также поглотить и меня, буквально стерев из мира, а тело, исказив, жаждала обратить в нежить?

В лагерь я вернулся хоть и чертовски замёрзшим, но во вполне бодром расположении духа. Банки с ягодами я оставил в ящике около леса, положив туда же корни и добытые шишки. Зато кое-как дотащил до лагеря восемь кракчатских кож. Авантюристы аж обомлели от увиденного, распахнув рты и ошарашенно хлопая глазами.

– Да вот это ты хорошо день провёл! – Галис подскочил ко мне и помог сгрузить с плеч довольно тяжёлый груз. – Да за эти восемь штук тебе отвалят под четыре сотни!

– Ты забыл, Галис, они ему нужны лично. Как успехи? Не с кожей, я её и так вижу, а с твоими вопросами.

– Пока никак. Этот процесс не на один год, – я подсел к костру, протянул замёрзшие руки и устало вздохнул. Нот передал мне тарелку густой похлёбки и здоровый кусок пресной лепёшки, выпеченной из привезённой с собой муки. Щедро сдабривая её пряными травами и солью, авантюристы добавляли воды и на дне кастрюль выпекали походный хлеб. После тяжёлого рабочего дня можно многое отдать за такой хлеб.

– Нашли слизней? – спросил я, покосившись на кувшины с широким горлышком.

– Да нашли, даже много, в километрах семи отсюда, – сказал Галис, закончив раскладывать рулоны свёрнутой кожи. – Да наткнулись на них чисто случайно. Решили пройти к месту, где в прошлый раз с караваном на стоянку встали.

– Монету мы заработаем, ксат, за разведку и за слизней.

– Как вы их вообще находите?

– Да вот так, – Галис взял две палочки и постучал ими друг об друга.

– Или это ритм какой-то мелодии, или ты себе мозги отморозил.

– Да мы тут все от этих холодов отупели.

– По вибрации мы их находим, ксат. По её отсутствию, – Нот взял одну палочку и принялся ей водить около земли, как слепой тростью на дороге. – Если в снегу ударишь что, то почувствуешь рукой. Но если уткнёшься в слизня, то рука резко остановится, и всё.