Текст книги "Знак кровоточия. Александр Башлачев глазами современников"
Автор книги: Александр Бельфор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)
Нет сил. Вот и мечется человек из строя в строй – из крепостных в пионеры. А душа-то гуляет! Так просто ее не задушишь. Душа-то рвется, ищет свою свободу. Не хочет быть в строю палачей – тесно, душно, а выхода нет. Куда ни беги, всюду тюрьма, и жизнь-то – тюрьма, а куда деваться?
«Мы строили замок, а выстроили сортир». Вот что страшно! Хочет человек свободы, тянется он к прекрасному, любви хочет, а дай ему свободу, все одно – сортир построит. Да притом обязательно тюремный, с решетками! И сам в него сядет. И ведь как тосковать по свободе будет, как маяться будет -весь изведется.
Башлачев многогранен. Я не хочу свести все его творчество к одной теме – это будет неправда. Но нет для меня больше в литературе такого жгучего образа, как башлачевская «гуляющая душа». Неистовое стремление в поисках свободы вырваться куда-то за грань материального мира, который душит, топчет, плюет, калечит…
Любая система страх,
Спрессованный в замкнутый круг.
В котором всякий Иисус Гитлера кормит с рук.
Любая система цепь
Тут церковь с тюрьмой наравне.
Свобода не может быть «в»
Свобода рождается «вне».
Я привожу свои стихи, потому что не скажу лучше прозой. Вот это «вне» – это башлачевское «вне». Это то главное ощущение, которое он мне дал. Когда Башлачев поет, он свободен – потому что он «вне». И русская Культура свободна. Русская Культура всегда «вне», нельзя ее ограничить, направить, урезать, запихнуть в какую-то схему – нельзя!
И если из этой Культуры когда-нибудь вырастет общество, может быть, это будет самое прекрасное, самое свободное общество из всех, что видело человечество. А сейчас, пока ОНИ строят новый сортир, НАМ остается от отца к сыну, от отца к сыну, как сакральные заклинания передавать строки: «Имя имен вырвете корнем все то, что до срока зарыто…»
Трудно говорить о Башлачеве. Я перечитываю написанное, перечитываю башлачевские строки и понимаю, насколько сужают мои размышления его творчество. Насколько он глубже. Но писать нужно. Нужно писать, называть имя, обсуждать, слушать – нужно пронести его имя через себя, дальше, следующим поколениям. Нельзя допустить разрыв. Нельзя, чтоб прервалась цепочка от отца к сыну. Тоненькая цепочка русской Культуры, которая когда-то была толстой цепью. Тоненькая цепочка, которая еще держит нас, но уже вот-вот, вот-вот лопнет.
Артем Тылик, поэт
ОЛЕГ ГАРКУША ДРУГОЕ ВРЕМЯ
– Можно ли сказать, что Башлачева погубила его гениальность? Слава, вообще, вредит или помогает музыканту?
– У Башлачева не было славы как таковой. Не могу сказать, что он в ней нуждался… Слава здорово искушает. Нельзя об этом забывать. Не нужно думать о славе, нужно музыкой заниматься, играть чаще! Но, прежде всего, музыкант должен получать удовольствие от того, что он делает. Главное, с чем он выходит на сцену. Если он выходит просто так потусоваться, показать, что в свое время он станет интересным и популярным, не имея никаких задатков, если так можно выразиться, то у него вряд ли что-нибудь получится. А если он как музыкант себя позиционирует и оценивает как-то, значит, должен работать. Есть гениальные музыканты и поэты, и есть – не гениальные. А есть такие, которые не говорят, что они гениальны, а просто делают свое дело. Человек, выходящий на сцену все-таки должен знать, для чего он это делает. В принципе, музыканты отвечают за публику, которая приходит на их концерты, они несут ответственность за этих ребят. Они же слушают, раскрывши рты, того, кто на сцене. Хорошо, если музыкант ставит себе задачу, даже пусть на подсознательном уровне, что он должен вести за собой народ к чему-то хорошему. Лучше, чтобы к негативу, это естественно.
Музыкант решает еще до выхода на сцену, для чего он это делает и почему. По городу ходит безумное количество музыкантов с гитарами! Это, конечно, жутко приятно. Но для чего это они делают? Это очень важный вопрос.
Если говорить о группе «АукцЫон», то, когда мы начинали играть, мы просто получали удовольствие от процесса.
После работы шли в подростковый клуб «Ленинградец» и на каком-то непонятном аппарате пытались что-то воспроизводить. Мы вообще играть не умели! Но в то время, конечно, никто играть толком не умел.
В детстве я учился играть на баяне, меня заставили… Но ни слуха, ни голоса у меня не было – что-то не очень у меня покатил баян. И ведь в «АукцЫоне» я не сразу появился на сцене, только в 1985 году. А до этого – развивался, работал над собой, что называется. Я долго стоял за пультом, крутил ручки. Я был звукооператором, по кинотеатрам колонки воровал, динамики, провода. Еще помимо этого вел дискотеки. Все время порывался поставить какую-нибудь классную песню – и в зал! Я все время был в движении. И на репетициях я тоже вечно скакал. С чего и началось… Были какие-то маракасы, погремушки… Я точно не помню, как это случилось, но я взялся задело, появилась первая песня на мои слова: «Деньги – это бумага». Я не навязывался, но, конечно, внутренне мечтал… Почему молодой человек обычно хочет выйти на сцену? Музыканты старше меня, типа Гены Барихновского, Рекшана или Макаревича, часто говорят, что если молодой человек берет гитару в руки, то количество девушек у него увеличивается многократно. Возможно, поэтому. Но я же не гитарист и не певец, в принципе. Вообще не понятно, кто я, если честно признаться. Ну, так получилось, что я вечно на переднем плане. Бывают абсолютно дикие ситуации, до смеха доходящие. Где-то в Интернете было написано: «Замечательный концерт “АукцЫ-она”! Все очень классно! Но этот карлик, торчащий позади Гаркуши, все портил!» Понятно, о чем идет речь, да? Я всегда говорю: «Я не виноват. Не виноватая я!» Я люблю потусоваться, я общительный. Что ж тут такого? Так получилось, что именно я даю интервью, именно ко мне обращаются журналисты, именно меня снимают. У меня нет на это никакого права. А Леня Федоров – как бы такой серый кардинал. Он же гений! Он гений, он пишет музыку, и ему вся эта слава по барабану. Да и мне тоже, поскольку все это преходящее… Но, как говорится: взялся за гуж – не говори, что не дюж.
– Что еще должно быть у музыканта, кроме таланта ? Что было такого в Башлачеве, выделяющего его из прочих ?
– Наверное, недостаточно музыканту быть просто талантливым для того, чтобы выстрелить, нужно еще что-то. Артистизм, харизма. Самое главное, как человек чувствует себя на сцене, как он себя подает. Зевает ли он, образно говоря, на сцене, стоит ли он столбом, или переживает так сильно, что это переживание впитывают в себя люди, которые приходят к нему на концерт. То есть несет он что-то людям или не несет. Посыл Башлачева был очень мощным. Информация и энергетика его песен разила наповал… Музыкантов безумное количество! И только единицы что-то собой представляют. А все остальные не пойми чем занимаются. Зачем они выходят на сцену – не понятно.
И, к сожалению, много музыки слушают наши музыканты. Я бы не советовал. Потому что музыка впитывается. Допустим, ты любишь группу «Кино», но круче Цоя ты не будешь, и круче Гребенщикова не будешь, и круче Шевчука. А есть группы, которые – глаза закрой – и Шевчук, глаза закрой – и Цой. Зачем? Нужно стараться сделать лучше, нужно найти какую-то свою изюминку. «АукцЫон» – это вообще ни на что не похоже! Мы изначально на это настраивались.
Да, музыканты обязательно должны расти. Вот Ленька Федоров очень быстро вырос, он начал писать очень интересные песни, со сложными, запутанными аранжировками. Если послушаешь его первые и последние песни, то сильно удивишься, что это написал один и тот же человек.
Но сейчас молодые музыканты, в основном, заточены на деньги. Время другое… Они смотрят на нас и думают, что мы все в шоколаде, что все у нас круто. Как Гребенщиков говорил: «Тебя любят, тебе за это еще и деньги платят, ты сочиняешь то, что ты хочешь сочинять, занимаешься тем, чем хочешь заниматься! Это просто супер!» Да, профессия творческая хороша, но не до ста лет ты будешь по сцене скакать! Хотя? «Rolling Stones», например, старички, но лабают себе… Бывает, человека просто выводят на сцену, а он такое выдает… Вот это круто! Он точно идет по пути, который ему предназначен.
Молодых музыкантов тоже можно понять. Они – просто молодые, а все молодые амбициозны, сразу хотят успеха. А сразу не бывает ничего. Взять, к примеру, группы, достаточно популярные сегодня – «Король и Шут», «Пилот», «Кукрыниксы» – последний эшелон, если так можно выразиться. Они же не сразу стали популярными, они тоже по каким-то клубам сначала играли бесплатно, опыта набирались, свою публику искали. И, соответственно, чем больше играешь, тем профессиональнее становишься, улучшается качество игры.
А если просто хочется тупо деньги зарабатывать музыкой, так пиши музыку для попсы, играй в попсовом коллективе. В наше время тоже были музыканты, которые играли по ресторанам и кабакам. Они думали, что вот поиграют тут полгодика, купят себе хорошую гитару, и потом придут в коллектив, который действительно любят. Так не всегда получалось, конечно. Человек уходил в этот кабак, там и оставался, спивался. И ведь очень талантливые пропадали музыканты… И не могли играть!
– В чем же была беда Башлачева?
– Башлачев покончил с собой, потому что ему не писалось. Я бы не считал для себя большой трагедией, если бы мне не писалось… Я никогда себя не считал поэтом и до сих пор не считаю. Написание стихов началось спонтанно, само собой. Просто торкнуло на природе, так скажем. Я был на практике… Я дальше Кронштадта никуда не ездил, и вдруг меня послали в Карелию на практику, киномехаником поработать. А там такая природа! Вот и покатило. Конечно, стихами это назвать было нельзя. Потом, я извиняюсь, первая любовь… Все чувства выливались в стихи, мне стало писаться – не то чтобы профессионально, но грамотно, что ли. А сейчас я просто заставляю себя записывать стихи – не писать, а записывать. Кто-то посылает мне историю, я цепляюсь за какую-то фразу, за какой-то момент, начинаю раскручивать, и получатся некий сценарий. Я не знаю, нужно ли работать над собой или просто ждать у моря погоды. Может быть, Башлачеву нужно было бы в чем-то другом себя попробовать или просто подождать. Наверняка есть такие авторы, которые особо и не насилуют себя – ну, не пишется и не пишется. Я – такой, точно. Ну, не пишется и ладно. Что, меня убьет кто за это?
Часто обвиняют окружение Башлачева в том, что они, мол, не досмотрели, руку помощи не протянули. А я считаю, надо сейчас о живых подумать. Я так и делаю, мне кажется. Просматриваю коллективы, например, для фестиваля «Окна открой», и если мне нравится та или иная группа, я обязательно постараюсь ей помочь. Могу кому-то позвонить, рассказать в интервью, посоветовать что-то. Мне хватит сердечной щедрости. Другое дело, что порой группы, которым ты помогаешь, потом, когда уже поднялись, о тебе и не вспоминают. Но я к этому уже привык. Не то что не благодарят, а вообще как-то очень настойчиво не идут на контакт.
– Играть круто может кто угодно, а вот быть нормальными людьми ~ это большая редкость ?
– Есть очень кайфовые музыканты, но они просто, как сказать, «сыграл-ушел, сыграл-ушел», им эта рок-н-ролльная общность по барабану… Вот у группы «Чайф» полная идиллия в этом смысле, они столько лет вместе! А у Бутусова молодняк играет… Может быть, это и неплохо, не мне судить, но то, что Бутусов автографы не дает – это очень противно. Я всем рассказываю, как старая бабка: у меня есть приятель, хороший мальчик, книжки собирает про рок-н-ролл, и вот, пришел он взять автограф у всех участников одного большого концерта. И все расписались. Все! Кроме Бутусова и Каспаряна. Бутусов только пробурчал что-то непонятное. Я все понимаю… Нет, не понимаю! Я прошу его: «Дай, пожалуйста…» Тебе трудно руку протянуть что ли? Бывают такие моменты после концертов, когда толпа окружает, и действительно трудно двигаться, и то я всегда даю автографы – это же, в некотором смысле, неуважение к слушателю. А тут… Это ж я его попросил, не просто мальчик из толпы. Фигня… Он, что, с ума сошел? Так же нельзя.
Не должно быть никакой гордыни в популярности, она все уничтожает. Есть очень хорошая фраза – сам себя сделал. Леня Федоров говорит мне иногда: «Мы сами себя сделали – без всяких пиаров, директоров, вложенных денег». Что значит «сделали»? Просто мы вели себя именно так, как хотелось вести себя, и в итоге что-то из этого получилось хорошее. В наше время, как и сейчас, было безумное количество музыкальных коллективов, много талантливых людей. И где они сейчас? Башлачева вот, вообще, в живых нет… Так все сошлось. Мь* никогда не бросали свое дело, играли без всяких перерывов, без всяких мнимых распадов. Просто играли, не врали себе, и делали свое дело. А звезды мы или не звезды? Как на это посмотреть. Желательно, конечно, без звездизма обойтись. Приятно, конечно, когда тебя на улице узнают – невольно нос задираешь. Но ведь звездная болезнь не в этом заключается. Другое дело: раньше мы с тобой нормально разговаривали, а когда у тебя случилась звездная болезнь, ты перестал снисходить – здороваться, отвечать на звонки. «У меня другие планы», «Обратись к моему директору». Бутусов за водкой бегал в Свердловске, никакой звездной болезни я тогда у него не наблюдал. А тут такое неуважение… Дело даже не в автографе. Дело в том, что это было при всех, его окружало много народу. А он говорит: «Я уже столько автографов раздал!» Я же не денег просил у Бутусова, не миллион для мальчика из Краснодара. Странный момент… Да ладно, бог с ним. Он меня сильно поразил. Большое потрясение за последние годы.
Да, сейчас время другое. На фестивалях все сидят по своим гримеркам, как клопы, никто друг с другом не здоровается. А я люблю поздороваться, со всеми обняться, если есть о чем поговорить, то и поговорить. Раньше все вместе пили-ели и гуляли, и все что угодно, а сейчас нет. Не знаю, почему. Все на себе зациклены. Но я им не судья. Я полагаю, что я вообще не изменился внутренне, каким был, таким и остался. Если я могу чем-то помочь, я помогаю, если у меня не получается, я и не обещаю. Получится – получится, не получится – не получится. Мне кажется, просто надо быть добрым и сердечным, хорошо относиться к людям. Ну, да…
Многие люди, которых я знал, изменились кардинально: одних испортили деньги, других – слава, третьи озлобились, четвертые деморализовались, упали очень глубоко. Каждый человек индивидуален. Бог подсказывает какой-то путь, но не факт, что ты его выберешь. Думаю, что Башлачев стал бы более цинично относиться к происходящему. Переживал очень сильно за то, что происходит в обществе, в стране, в мире, – отсюда и этот надрыв. Может быть, писал бы критические статьи… Но никогда бы не стал Артемием Троицким.
В тот период времени была активная нехватка чего-то такого своего, хорошего, экстраординарного – ведь на этой почве и возникли такие группы, как «Алиса», «Кино», «Аквариум». Была потребность, но она исчезла. Сегодня нет романтики того времени, мы засмотрели «Бриллиантовую руку» до такой степени, что она вызывает оскомину. Пропала потребность мыслить, говорить, обсуждать что-либо. В то время в культурной среде, среди студенческой молодежи возникали какие-то семинары, дискуссионные клубы – сегодня эти формы умерли. Поэтому мы уже не дождемся рождения нового Башлачева. Мы все дальше и дальше отдаляемся от возможности появления таких людей. Видимо, должно наступить какое-то определенное безвременье, как тогда, при Брежневе, чтобы произошли какие-то кардинальные перемены в этой связи. Но на сегодня таких предпосылок нет.
Андрей Заблудовский, музыкант
ГАРИК СУКАЧЕВ
ЗАМЕЧАТЕЛЬНОЕ УНЫНИЕ
Наше первое знакомство с Башлачевым – это еще даже не восемьдесят пятый год… Ну, или начало восемьдесят пятого года. Прошло более двадцати лет, и у меня нет тусклых воспоминаний, их и не может быть, потому что я не склонен к ностальгическим переживаниям.
Расскажу странную такую историю. $ыл в Москве у меня товарищ, в ту пору близкий, Сергей Шкодин, мы и сейчас остались в приятельских отношениях, но редко видимся. Жил он тогда на Автозаводской, у его родителей там была большая квартира. И Сергей там делал концерты… Это потом слово «квартирник» появилось, а тогда его еще не было. В Москве, по крайней мере, оно тогда не использовалось вообще, это были такие «салоны», которые, мне кажется, шли еще от шестидесятников. И был Дима Певзнер, всем известный в то время поющий московский поэт, он эмигрировал сразу же, как только началась перестройка, и живет сейчас в Соединенных Штатах. Так вот, мы все приехали к Сергею – и Саша Башлачев, и я приехал, и еще какие-то московские подпольные на ту пору музыканты. А Певзнер опаздывал. Мы все пели какие-то свои песенки под гитару, пили вино, мило разговаривали. Наконец приехал Певзнер и начал играть свои песни. Все их стали слушать, а я вышел на кухню покурить. Смотрю: стоит Саня и достаточно грустно курит свой «Беломор». Я говорю: «Старик, что такое, почему на тебе лица нет?» Наверное, мы тогда уже были знакомы, потому что уже мы очень по-товарищески общались. И вот что он мне ответил: «Знаешь, после этого поэта я думаю, что мне вообще не стоит ничего писать». Я говорю: «Ты сума сошел? У тебя же потрясающие стихи…» И так далее… Но помню, он был смятен Певзнером. В «Егорки-ной былине» отголоски и даже прямые цитаты из Певзнера. Эта песня появилась чуть позже у Башлачева, и когда я впервые ее услышал, то вспомнил.
Это я к чему? А к тому, что мы были молоды, и творческое уныние – это такая замечательная штука, когда один человек чувствует талант другого, умеет его оценить. Меня оно до сих пор посещает иногда, и, слава Богу, когда я вижу огромный талант, когда могу его определить, впитать в себя одномоментно, слиться с ним и в то же время почувствовать некую свою несостоятельность. Такое не всем дано. В Сане оно было, это замечательное уныние, оно его посетило, а потом вылилось в творчество, причем это никакое не заимствование – цитаты из того, что упало в душу.
Дальше мы встречались еще очень много раз. Незадолго до его смерти мы сидели в какой-то компании, и он опять был уныл. Он спросил: «Как у тебя дела?» А дела у нас тогда шли замечательно, мы уже были культовой группой. И вообще, тогда все рванули. Я говорю: «Ну, а у тебя как?» И он ответил грустно: «Я полгода вообще уже не пишу Ни одной строчки». И ясно было, что его это очень сильно беспокоило. А потом, через какое-то короткое время, я узнал, что он покончил с собой. Тогда мне казалось, что я понимал, почему ему не пишется. Ведь он был поэтом, поэтом с гитарой, он не был рок-музыкантом, поэтому у него никогда ничего не получалось с составом. И это, очевидно, потому что его стихи – не тексты песен. Например, стихи Бориса Гребенщикова – это не поэзия, это замечательные тексты песен, хотя их можно назвать поэзией, но все-таки это вещь, вполне применительная к музыке. Так же как для Высоцкого инструмент был необходим, как еще одна часть себя самого – но только один инструмент, его было вполне достаточно. Сашина поэзия, наверное, не терпела оркестров. Хотя вот у Володи Высоцкого получалось с оркестром… Но он этого не делал, это кто-то сделал за него -есть пара французских пластинок, сделанных товарищем Шемякиным. Они вполне… милые. Хотя, когда я был молодым, они мне не нравились.
Если говорить о Башлачеве, апеллируя к Высоцкому то он одномоментно обладал необыкновенной самобытностью и совершенно потрясающим талантом, связанным с муками поэта. Человек живет, к сожалению, лишь пока в нем живет поэт, и с ним вместе уходит, навсегда. Пока поэт жив, человек мечется…
Я и тогда так думал, и сейчас так думаю: именно потому, что мы все очень далеко побежали вперед, одна из частей душевной боли Башлачева обострилась. Он всех нас знал, мы дружили, и по-прежнему, слава Боку, почти все, хоть и редко видимся, но дружим. А тогда, помимо дружбы, был еще огромный обмен энергией, которая называется рок-н-ролл. Творчество – гигантский обмен! Мы все ходили на концерты друг друга, слушали, кто что играет, нам было необыкновенно интересно, кто что делает. Не знаю, думал ли он о том, что остался один. Может быть, думал, а может, нет, но, по крайней мере, мне виделось, что он оказался в некоем творческом одиночестве.
Наши встречи были короткими, мы неплохо друг к другу относились, но не были друзьями. Он приезжал в Москву, играл концерты, куда-то я ходил, что-то смотрел. Почему с тех пор я не слушаю Башлачева? Этот вопрос ставит в некое оправдательное русло, а оправдываться мне не перед кем и не за что. Потому что, наверное, у меня не было такой необходимости – как не было необходимости слушать Цоя или «Beatles», «Led Zeppelin», еще кого-либо… Вот и все. Я не задумываюсь, почему я не читаю того или иного автора. Мы продолжаем жить, и важно, чтобы услышанное и любимое в молодости в тебе осталось – не обязательно следовать с ним по всей оставшейся жизни. Я был ровно так же молод, занимался тем же делом, и не могу относиться к человеку иначе, как к тому, кого когда-то знал. Превосходной степени просто не существует. Мир, в котором я жил и живу, конечно, изменился – так всегда бывает в жизни.
Многие талантливые люди во всем мире уходят рано, мы никогда не ответим, почему так происходит. Был ли Башлачев гениальным поэтом? По меньшей мере, выдающимся. Я как-то не готов раздавать эпитеты. Гениальность – несколько иной критерий, она определяется национальной любовью. Пушкин был гением. Да, Башлачева любили все, кто его знал, это правда. Но огромное количество людей даже не знали, кто такой Башлачев. То, что Башлачев – большой русский поэт в самом широком смысле этого слова, для меня было бесспорно всегда. Когда я его услышал впервые, понял, что мне мешает его гитара, я хотел, чтобы это просто читали. Тогда еще было такое время, в Москве по крайне мере, Леша Дидуров был жив, были поэтические вечера, было кафе «Гном», где еще при советской власти собирались молодые поэты. Может, они и не стали никакими поэтами, но все-таки было важным это движение молодых интеллектуалов семнадцати-двадцати лет от роду. И жалко, что Саша чуть раньше не появился в этой плеяде. Может, он и был с ними связан, не знаю, я человек прохожий – постою, посмотрю и двинусь дальше. Но помню, что Дидуров отзывался о поэзии Башлачева с восхищением, и это вполне заслужено.
Поэтому, если говорить о гениях, то это национальное достояние, как Володя Высоцкий. Моряки считали, что он на флоте служил, зэки – что в тюрьме сидел, шахтеры думали, что работал на шахте, солдаты – что на фронте воевал. То есть это национальная идея, которая навсегда с Россией. Достаточно глупо канонизировать Володю, а его сейчас дают в школьной программе… Как Есенина канонизировать невозможно – это больше, чем живущее в нас. И конечно, в Саше Башлачеве это было, но лишь несколько поколений спустя можно будет определить, кто гений, а кто нет. Импрессионисты почти все умерли в нищете, и только после смерти их картины стали стоить миллионы. Только после смерти было определено, что это гении на все времена.
У Сашиного творческого наследия другая судьба. Оно все-таки относится к некоммерческой литературе, некоммерческому кино, существующим для людей, желающих их найти и получить. Я не говорю про «людей думающих»: все думают, дураков не так много на свете. Но чтобы узнать и полюбить Башлачева, надо захотеть это сделать – это труд. Наверное, духовный. Нужно к этому прийти и с этим остаться, на какое-то время или навсегда. И то и другое совсем неплохо.
Песни Высоцкого, Башлачева – это призыв к совершенно конкретным, определенным действиям. Но почему нам, простым смертным, достаточно признания в том, что все ими сделанное – восхитительно, талантливо, гениально? Почему мы удовлетворяемся словами, но мало кто из нас в состоянии совершить то, к чему нас призывают поэты?
«Как из золота зерна каждый брал на каравай. Все будет хорошо. Велика казна. Только, только, ты только не зевай, бери да-раздавай».
ВИКТОР ТИХОМИРОВ
РОК-ЦЕННОСТИ И ИДЕАЛЫ
О Башлачеве я услыхал от Гребенщикова. Звучит гордо, но факт. Мало того, разговор происходил в бане на Фонарном переулке. Тогда это было обыкновенным делом, а теперь– повод гордиться. Гребенщиков сказал: «Есть один парень, мелкий такой, оборванный, зуб золотой торчит. И не ленинградский, а из Череповца. Он отличные песни сочиняет!» Довольно скоро состоялось знакомство – некий потрясающий квартирник, на котором оказались почти все Митьки. Идя на этот концерт, я услышал непонятное: «Гитара будет вся в крови». Это не оказалось преувеличением. Башлачев играл без медиатора и почти сразу впал в такое исступленное состояние, что, сам того не замечая, быстро разбил пальцы в кровь. Гитара покрылась мелкими точками» их делалось все больше, они слились в пятна и потекли. Вот как играл парень! Попробуйте-ка так! Он буквально заходился в пении, и это не было продуманным артистизмом или «образом», исступление было совершенно подлинным, органически связанным с содержанием, смыслом песен, с болью за Россию. И в медитативном кайфе его было не заподозрить. Эта искренность и энергетическая самоотдача и роднили его с рок-музыкантами, притом что творчество его скорее продолжало линию Высоцкого, только как бы более интеллигентного. Теперь все изменилось, но я знаю, что у многих, да и у меня, разочарование в рок-ценностях и идеалах сильно затормозилось из-за Башлачева. Я бы даже сказал, что удерживаюсь от презрительного отношения к рок-музыке из-за того, что для Александра Башлачева она являлась мощным источником энергии для творчества. Я спохватываюсь и признаю, что занял неблагодарную позицию и, пожалуй, сам многим року обязан.
Существует видеозапись концерта Башлачева на кухне у БГ на одну из первых попавших к нам бытовых видеокамер, сделанная американкой Джоанной Стингрей. Ничего более сильного я не видел и не слышал ни у одного из музыкантов. Какой-то в этом исполнении сквозил правильный патриотизм. После концерта мы предложили Саше поучаствовать в нашей выставке в ДК им. Свердлова. Он немедленно дал согласие. Так тогда все и делалось по-братски, быстро, на некоммерческой основе, поскольку все были одинаково бедны.
Мы с Володей Шинкаревым написали сценарий фильма «Город», специально «под него». Там он должен был сыграть роль человека, которому не нужно ничего доказывать, разок показаться, спеть, и всем ясно – Талант! Самого себя должен был сыграть… Кажется, он сам прозвал себя СашБашем, и это прижилось. У меня есть гитара, на которой он разок сыграл и так на ней расписался.
При жизни Башлачева и речи не было о его студийных записях, и рекламы, конечно, никакой не было. Однако все кто надо моментально узнали о нем. Ни слова в СМИ!
Но любой зал можно было мгновенно собрать под него, без рекламы и афиш. Это, кстати сказать, полезно отметить всем ныне раскрученным за счет денежных вложений. Стадионы собираются, деньги валят, но вспомнит ли хоть кто-нибудь из порядочных людей этих «звезд» через десять лет?
Конечно, Башлачев очень нуждался в признании, да и просто в заботе. Будучи образованным, культурным человеком, выглядел он, как бродяга, хотя мода на этот хиппический имидж к тому времени давно прошла. Но все хотели только слушать его, от чистого сердца полагая, что проявить конкретную человеческую заботу не обязательно, что это ещеус-пеется. Да ведь и обременительно, возиться нужно. Близкие тут тоже не особо отличились. Я застал раз Башлачева крепко спящим за шкафом – на холодном полу, на газетке, и голым. Жена на кухне болтала с соседкой. Наверное, их можно понять – надоело, да и кто ж знал, что мучиться недолго… Собственные текущие дела важнее. А нет бы вообразить, что это, к примеру, Лермонтов? – Приютить его, накормить. И я так же: уехал в командировку в Новгород, ничего не спросив. Он жил у меня в мастерской и ночью ревел горько, как ребенок. Узнать, в чем дело, нельзя было, он в ту пору внятно на вопросы уже почти не отвечал.
Теперь стало известно о губительной роли наркотиков в судьбе Владимира Высоцкого. По всей видимости, и Башлачев не избегнул этого мрачного опы^га. Таким остро чувствующим людям, уязвимость которых находится в точном соответствии с талантом, то есть во много раз превосходит уязвимость их приятелей-тусовщиков, особенно опасен этот опыт. Таланты нужно беречь от этих экспериментов, как от огня. Но ответственность – качество чуждое сателлитам и прилипалам. Башлачев шагнул в окно и погиб в момент, когда его ждала съемочная группа фильма «Город». Так и не дождалась. Марьяна Цой пришла и сообщила, чтоб не ждали. Вместо Саши в первом варианте картины снялся Виктор Цой, а во втором – Юрий Шевчук.
«Рекламный плакат весны, качает квадрат окна… Все от винта!»
Башлачевских дисков сейчас довольно много. Трудно было представить, что столько сохранилось мало-мальски приличных записей, акты самосожжения записывать трудно. Однако его песни почти не услышишь по радио, потому что родилось понятие «не формат». Это трудноуловимый комплекс условий, отклонение от которого может огорчить и отпугнуть рекламодателей. А именно они и есть нынешние законодатели моды и учителя нравов. Те, кому не удалось послушать Башлачева при жизни, могут раздобыть его записи. Одна из серий, кстати, оформлена «Птицами» Владимира Шинкарева.
Его все любили… Очень любил Борис Гребенщиков и, говорят, Сашу похоронили с гитарой, которую тот ему одалживал, с которой спел все свои самые прославленные песни. СашБаш похоронен на Ковалевском кладбище. Ничего не стоит сесть на электричку и доехать. От входа первая аллея направо и прямо, пока левее не увидишь скромный памятник-плиту с поломанной садовой скамейкой и пучком тоненьких березок. На березках висят многочисленные разновеликие колокольчики. Ветер трогает их, и слышен печальный перезвон. Соседние могилы зимой заметает снегом. Все это выглядит, конечно, по-сирот-ски. Хорошо еще, что неподалеку на кладбище поднялась красивая часовня… Чтобы оценить по достоинству поэта, а Александр Башлачев великий русский поэт, – видимо, необходимы столетия.
Когда я исторически осмысливаю это время, понимаю, что оно было очень тяжелым. Тяжелые колеса государства заскрипели и начали вертеться, весь мусор посыпался. Могло ли быть существование Башлачева в наше время нормальным? Невозможный вопрос. Я уверен, что он был прекрасным и очень полноценным человеком, представителем редкой породы гениев. Гений, который даже не успел собрать для себя фундамент. Если бы он продолжал жить дальше, он очень сильно бы образовался и мог бы сделать очень многое. Но он не был для этого создан.
