Текст книги "Знак кровоточия. Александр Башлачев глазами современников"
Автор книги: Александр Бельфор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)
Башлачев, кстати говоря, тоже очень любил меняться, он постоянно по мелочам переделывал тексты песен, а под конец жизни очень сильно перелопатил музыкальную фактуру многих своих песен, некоторые переделал просто до неузнаваемости. В частности, мне безумно нравится, как он в восемьдесят седьмом году стал исполнять «Посошок» – совершенно по-другому, иначе, чем вначале. Совершенствовал ли он таким образом песни или просто искал новые решения?.. Я считаю, что все, что он делал, – уже было совершенством. Он просто впадал в то или иное настроение и соответственно этому видоизменялись его песни.
Но я бы, конечно, не стал утверждать, что мы похожи с Башлачевым, это слишком большая честь для меня. Да, наверное, мы были близки… Я бы сказал так: с музыкантами у меня возникают какие-то человеческие точки соприкосновения, как правило, в том случае, если мне не хватает их музыки. Тогда можно с ними и выпивать, и общаться. Андрей Макаревич – довольно близкий мой друг, но я никогда не был большим поклонником его творчества, то есть, я отношусь к его творчеству с несомненным уважением, но острого интереса и страстной любви к его песням я никогда не питал и сейчас не питаю. Возможно, именно поэтому у нас с Макаревичем ровные, милые, именно дружеские, человеческие отношения. А с Башлачевым – история прямо противоположная. Он меня настолько сражал или съедал заживо своим творчеством, что на какие-то вещи бытового плана особо времени и не оставалось. Он несколько раз останавливался у меня дома, иногда подолгу жил – в основном, наше общение вращалось по неким музыкальным орбитам. Я его просвещал на предмет западной музыки, ставил ему тогдашние главные, актуальные находки, будь то «Joy Division», Ник Кейв, Леонард Коэн или какая-то редкая американская классика. Несомненно, ему было это интересно. Также он у меня читал книги, музыкальные журналы… Еще у нас было одно интересное занятие: мы с ним обсуждали, как можно было бы записать его песни, как они могли бы звучать, в каких аранжировках. Увлекательное, плодотворное общение!
Мир имеет душу. Она единая и неделимая. Но она состоит из миллиардов частиц. Эти миллиарды разбросаны по людям. Некоторые частицы из одного корня. И они, попадая в разных людей, делают их духовно похожими и тогда то, что сделано одним, принимается другим, как бесконечно родное и знакомое, просто еще не выраженное в той или другой форме. «Чудо произошло именно в эту минуту, когда капля чьей-то души осталась в тебе» (К. Комаров). Духовно богатыелюди имеютжгучую потребность отдавать, потому что переполняющее их чувство не дает им покоя, требует выхода и соответствующего отклика.
Частицы, некогда разбитые и разнесенные на тысячи лет и тысячи километров, стремятся соединиться в целое. В мир приходит стремление к гармонии. Разное должно разъединяться, родное – соединяться на какое-то время для того, чтобы после столкновений и ударов вновь разлететься в разные стороны. Поэты соединяют людей, потому как умеют словами выразить невыразимое.
Соединение людей… Связь человека с человеком. Связи между людьми. Как случилось, что именно Троицкий открыл Башлачева? Почему именно он? Троицкий занимался тем, что собирал гениев и талантов, как пчела собирает нектар с цветка. В этом в те годы было его предназначение, его миссия. Недаром его прозвали акушером русского рока.
Глубинная связь позволила Троицкому перекинуть мостик с берега внутреннего мира Башлачева на берег реального мира, в котором были реальные люди с их реальными возможностями, с реальной помощью или же ее отсутствием.
СЕРГЕЙ РЫЖЕНКО
ПРАВДА, ХОРОШО?
Я жил на Арбате, и у меня время от времени собирались мои друзья-товарищи песни попеть. Позвонил Артемий Троицкий и сказал: «Человек приехал из Череповца, песни свои поет под гитару, в русском духе, но не пошло, не так, как все эти наши “Ариэли” или еще кто-нибудь. Очень интересно он это делает, ни на что не похоже. Можно он у тебя споет дома?» Я говорю: «Конечно, Артемий, приводи его». И вот они пришли, и привели с собой трех девушек-итальянок, очень красивых, ни бельмеса не понимающих по-русски, но при этом слушающих нас с большим удовольствием. Пели мы с Сашей по очереди. Тогда такое время было – все пели друг другу свои песни, как алаверды. Это была основная форма общения, такая кухонно-домашняя…
Мы сразу друг другу понравились. СашБаш был очень искренен. Всегда радовался, когда нравились его песни, его исполнение. Он часто и помногу раз спрашивал: «Правда нравится, правда хорошо?» Всегда улыбался, сверкая своей фиксой. Забавный такой и наивный, обезоруживающий. Ему было очень важно получить поддержку -видимо, у него была такая глубинная неуверенность в себе. Он вообще производил впечатление хрупкости и неустойчивости. Но при этом через себя пропускал огромные энергетические потоки и испытывал сильнейшее духовное напряжение.
Я всегда называл Сашу самым выдающимся российским поэтом последней четверти XX века. Это мое личное мнение. В чем-то я бы поставил его даже выше Высоцкого – по поэтическим качествам, по пророческим, по степени откровения, которое ему было дано. Видимо, таково мое впечатление, что раз он играл роль проводника, то напоминал мне лампочку, которую подключили слишком сильно. Видимо, это его и перепалило, сгубило. Его глодал страх творческой несостоятельности. Я его хорошо понимаю, потому что сам испытывал в те времена подобные страхи. Написал что-то и каждый раз думаешь: а напишу ли я что-нибудь еще, получится или нет? Но мне было легче, потому что я был инструменталистом, музыкантом и всегда говорил дружкам нашим: «Ну, вот вы, рокеры-шмокеры, состаритесь и никому не будете нужны, а я буду на скрипочке играть, и это никогда не перестанет быть актуальным». У меня были запасные ходы, а у него нет, он сжигал все мосты. Он тогда был еще череповецким журналистом, и приезжал к нам только время от времени. Вот так и жил тусовочной жизнью бродячего музыканта, на копейки. Помню, как-то он Анжелку Ка-менцеву учил, как надо жить на двадцать шесть копеек в день. Этого вполне хватало – ведь нам тогда много не надо было от жизни. Достаточно было встретиться с единомышленниками. Все мы были тогда аскетичными бессребрениками, да и время было такое. Достаточно было встретиться с друзьями-товарищами, немного вина, песен и стихов – и все было прекрасно…
Саша писал мне из Череповца очень трогательные письма, что тоже было в те времена большой редкостью. Чувствовалось, что человек к письменному слову имеет серьезное отношение. Мне писал коротенькие такие письма, как родственникам пишут – почти открытки, на две странички. Катушку он мне подарил, когда выпустил первые песни. Тоже с трогательной надписью-посвящением. Где-то у меня хранится раритет… Так мы с ним регулярно и общались, он у меня брал гитару, когда приезжал играть в Москву. У меня была неплохая двенадцатиструнка, доставшаяся мне еще от «Машины Времени», когда я там работал. Все любили ее брать на сейшены и квартирники. Саша часто приезжал ко мне. В последний раз был у меня с Настей за месяц до гибели. Переночевать приехали, с бутылкой шампанского. Я тогда жил один, у меня были серьезные семейные неурядицы. Мы посидели тихо-мирно, почти не разговаривали. Пили это шампанское, а он говорил о том, как ему хотелось бы собрать группу. Он все время носился с этой идеей. «А ты смог бы мне помочь в этом деле?» Я говорю: «Ну, конечно, Саша, всегда с удовольствием вместе поиграем». – «Вот здорово! А у тебя сейчас есть группа?» – «Нет, сейчас группы нет, она в разваленном состоянии». Так посетовали мы о том о сем. А утром он убежал. Я, помню, сидел в ванной, он постучал, зашел попрощаться. Мы расцеловались, и он ушел.
В последнее время в его поведении я ничего особенного не ощущал. Разве что был несколько более молчалив, чем обычно. Но ведь он всегда был таким, с улыбкой своей по-луюродивой. Всегда у него присутствовала некоторая степень закрытой откровенности. Мы могли говорить о чем угодно, но человек не раскрывался до конца никогда. Это нормально для поэта, для художника, потому что есть вещи, которые напрямую словами не расскажешь. Стихами еще куда ни шло… А в общении всегда преграда возникает не из-за того, что человек не хочет говорить, а из-за того, что эта система общения несовершенна, скажем так. Это все чувствуется на уровне душевного и духовного контакта. Тем не менее у нас с Сашей такая общность была.
Иногда я думаю: «Слава Богу, что он не пережил эти времена». Может быть, это жестоко, но тем не менее… Не знаю, как бы он адаптировался. Это были не его времена, да и не мои. Тогда все поперли во Дворцы спорта. А мы как раз были такими, которые неминуемо бы выпали в осадок. Не потому, что мы менее способные, а потому, что менее организованные, менее честолюбивые. А ведь нужно двигаться не только в творческом плане, но еще и в прикладном, в материальном. Новые времена наступали и новые ценности. Вся прежняя система ценностей была отменена, перечеркнута в одночасье.
Эти процессы уже витали в воздухе… У кого-то было убеждение, что Саша злоупотреблял наркотическими веществами. Я ничего такого за ним не замечал, кроме того, что он чуть-чуть курил траву. Больше ничего подобного. Но мало ли на кого что и как действует? У него существовал какой-то душевный надлом, он был подвержен колебаниям настроения. Мало ли что случилось, одному Богу известно. Я не считаю, что это было вызвано какими-либо злоупотреблениями. В нем не было такой крестьянской жилки, он не строил никакого фундамента – ни семьи, ни дома. Он просто принимал все как есть. Жил как жил, как ветер дует. Как это в Писании? «Как птица небесная». Если человек, который был с ним рядом, принимал это, то он принимал этого человека, если нет – значит, нет. Он был человек толерантный и бесконфликтный в жизни, не лез на рожон. Он даже меня удерживал. Я однажды был в состоянии аффекта, а Саша вовремя оказался рядом и тормознул, успокоил меня.
В этой жизни выживают самые сильные. Башлачев не выжил. Талант всегда подвержен влиянию среды более, чем обычный*человек. Талант незащищен. Душевные силы расходуются не для того, чтобы вырабатывать какой-то защитный оборонительный рефлекс, а чтобы отдавать людям то, что тебе дано. Если бы в то время нашлись люди, силы, структуры, призванные сохранять все самое хрупкое, нежное, незащищенное… Если бы…
Александр Башлачев обозначил словами попытку человеческого духа воплотиться в такую жизнь, проявиться в конкретных поступках. Дух через человека проявляет себя и дает знать остальным, что это возможно. Возможно жить так, как говоришь, как поешь. Человекдолжен быть целым и неразрывным, человек и его дух. То, что нам кажется нормой, на самом деле является отклонением от нормы. Как только мы начинаем приспосабливаться к окружающей нас жизни, то есть лгать себе, а потом и другим, – мы изменяем чему-то сверхважному. Мы, таким образом, извращаем суть человеческой природы.
Человек, как высшее проявление божественной силы на земле, должен постоянно стремиться к себе высшему. Культивировать это в себе и жить в соответствии с высшими законами. Но этого не происходит. Происходит какое-то подобие жизни, жалкая копия того, что должна представлять собой жизнь человека.
Должно быть соответствие между тем, что ты думаешь, что говоришь и что делаешь. Тогда ты – един, цел, гармоничен. Добиться этого крайне сложно, и когда становишься на путь сделок с совестью, ты начинаешь душить свою душу. Чаще всего ты не в состоянии говорить то, что думаешь, сопротивление идет со всех сторон – как с внутренней, так и с внешней.
Башлачев преодолел это сопротивление.
129
5 2131
Что значит «стать официальным поэтом»? Это очень трудно.
Я был бы рад, если бы мои песни, скажем, записала фирма «Мелодия». Почему бы и нет?! В смысле – записала бы то, что я делаю. Это бы означало какую-то перемену в том, что вокруг нас, но я не верю в эту перемену. А в той ситуации, которая есть, я не хотел бы стать официальным поэтом и не стану.
Александр Башлачев
Я хотел подарить вам цветы, но мне жаль ломать кустик Я прислушивался к вашим вздохам, как гидроакустик. Коротки наши встречи, а проводы слишком длинны Тороплюсь с расшифровкой сигналов из глубины.
Вот перо мое может вполне быть и острым и резвым Это время сакраментально, здесь надо быть трезвым. Радость, боль, ликованье, страданье и чувство вины Точность – принцип в работе с сигналами из глубины.
О, сигналы из глубины… Сигналы из глубины О, сигналы из глубины… Сигналы из глубины.
Мне друзья в виде шутки подсыпали что-то в питье Я чужое воспринимаю теперь как свое.
И плевать мне на то, что все комом да комом блины Я учусь подчиняться сигналам из глубины.
Натуральному неидентичный солью наполнитель До сих пор неизвестный себе самому исполнитель.
Залы то ли полу пусты, то ли полу полны Но пришедшие жаждут сигналов из глубины.
О, сигналы из глубины… Сигналы из глубины О, сигналы из глубины… Сигналы из глубины.
На еще один стих наскрести бы божественный сор Я за словом мечусь прямо как сумасшедший курсор.
Лук натянут, и ветер учтен и все цели видны.
Надо только дождаться сигнала из глубины.
Ни одной разжигающий мир из представленных сект Остается Монтеня раскрыв, щекотать интеллект.
И по клавишам бить в забытьи и касаться струны Поступали бы только сигналы из глубины.
О, сигналы из глубины… Сигналы из глубины О, сигналы из глубины… Сигналы из глубины.
Михаил Башаков. «Сигналы из глубины»
МИХАИЛ БАШАКОВ
ВРЕМЯ БАШЛАЧЕВА
Александр Башлачев – это прекрасный повод поговорить о смысле жизни. Это глубокие размышления о России, о ее душевном и даже духовном состоянии. Это глубокая связь. У меня есть один знакомый – отец Антоний, батюшка, который очень любит Башлачева и очень ценит меня. Он однажды мне сказал: «Вы знаете, Михаил, вы ведь очень разные с Башлачевым». Он берет гитару и поет Башлачева! Батюшка!.. В религии это есть: когда ты узнаешь о смерти, твое первое открытие – это боль. Именно это приводит человека к очень глубоким переживаниям, к стремлению найти в этой жизни что-то светлое, что-то вечное. Такие люди, как Башлачев, как раз этим и занимались.
Не мне судить о том, возобладало ли темное над светлым в его судьбе. Я все время думаю о том, что это очень плохо. Мое отношение к Башлачеву не изменилось. А к самому этому действу – усилилась отрицательная сторона. У меня были ситуации в жизни, когда я задумывался о самоубийстве. Я пока не могу сказать, каким образом мне удалось это преодолеть, потому что это я делал интуитивно, делал на грани… Я не могу ничего сказать по этому поводу. Я нашел этот выход… в творчестве. И еще есть такая важная штука, как вырабатывание в себе терпения. Мне кажется, что терпение -великая вещь. Это вещь, которая позволяет нам на определенных отрезках нашего существования выдержать эту самую трудную штуку – жизнь. У моего друга есть такое стихотворение: «И это было правильно, это было искусство – когда я смертельно раненый жил – впустую». Ведь даже когда ты ничего не чувствуешь, кроме боли, ты все равно живешь. Даже тогда, когда просто существуешь… Ты делаешь маленький подвиг, на мой взгляд. Я, может быть, крамольные вещи говорю для некоторых – кто-то рванет на себе рубаху и скажет: «Уж лучше сдохнуть, чем жить вот так -в таком состоянии!» А я скажу: «Нет, это состояние очень важное, и ты обязательно однажды сделаешь из него шаг навстречу свету». Я верю, что однажды это сделает каждый… Главное только не перепутать, что шаг из окна – это не шаг к свету. Вот это и будет уже твое искусство. Искусство – жить. Это уже будет творчество.
К примеру, у меня сейчас состояние творческого бессилия – не пишется. Здесь надо уметь ждать. Не нужна эта самая гордыня, что ты вот – поэт, и не пишешь. Конечно, это плохо. В этот момент тебе не может быть хорошо, тем более, если ты все время писал и вдруг – ничего не можешь. Здесь другое… Здесь очень важно поймать порыв, который, кстати, мне всегда нравился именно у Башлачева, более чем у кого-либо другого. Этот порыв, стремление к жизни… Он ведь вгрызался в жизнь, в отношения с Богом, с миром, друг с другом. У русских людей такие сложные, эти отношения… «Гулял Ванюша…», «Некому березу заломати…» Это как раз то, что многих заставляет жить.
Башлачев не выдержал, умер, но сделал то, что многих заставляет жить. Вот это очень важно. Сам, как говорится, бросился на амбразуру. Интересная получается штука такая… В каком-то смысле это называется самопожертвованием. Он не выдержал, покончил с собой. Но никто за ним не идет. Не прокатилась волна самоубийств, в отличие от ситуации с Есениным или Гете с его «Страданиями юного Вертера». Башлачев не вызвал эту волну, он вызвал желание творить, лично у меня. Он был колокольчиком. Я недавно брал интервью у нашего замечательного поэта Александра Кушнера. Он обратил мое внимание на время вот каким образом: надо любить свое время и очень внимательно к нему относиться, какое бы оно ни было – жестокое, бедное или какое-то другое. Во всяком времени есть прекрасные, очень хорошие моменты. «Ялюблю время колокольчиков» – Башлачев любил свое время. И жизнь эту свою неустроенную любил, умел ее любить. Это настолько важно и так чувствуется в его стихах и песнях. Мне кажется, что это вообще самое важное – уметь любить то, в чем другой увидит только плохое. Мне очень нравится его строчка «Смотри, как горлом идет любовь». Мои любимые песни: «Время колокольчиков» и «Отвинта». Когдая впервые их услышал – не все понимал. Для меня звучало несколько загадочно в этой песне: «Ядерный принц несет свою плеть на трон». Это очень многоплановый образ. Троицкий сказал, что ведь он написал эту песню незадолго до того, как случился Чернобыль. Я бы сказал так: ядерный принц – это некое отношение человека к нашей действительности, к нашей реальности. Понимание этой реальности и ее познание не через духовный первостепенный опыт, а через опыт физический, научный, какой-то другой, не духовный. И это недуховное, оно ведь очень многое открыло, например ядерный принцип построения нашего мира. В этой строчке заключено предчувствие того, что мы сейчас получили – исключительно материальное отношение к миру. Вот этот самый ядерный принц взошел на трон и хлыстнул своей плетью. Что теперь имеем в результате этого? Во что теперь превращаются церкви? «Из нас делают политруков», – сказал мне один знакомый священник. Сначала человек должен воспитываться духовно. Духовность – это понимание божественной иерархии и своего места в ней. Понимание своего предназначения. «Только что-то не так, если стало вдруг так хорошо». Любой человек, а поэт в первую очередь, призван для того, чтобы соединяться с низкими вибрациями этого мира и растворять их в себе. Как только ты превращаешь эти грубые, негативные вибрации в очень высокие и духовные – тебе становится очень хорошо, и многим становится очень хорошо. Но это не значит, что негатив закону чился – тот, который тебе нужно преобразовывать. Тебе будет нужно вернуться и снова начать это делать. «Только что-то не так» – значит, у нас еще есть работа. Осознание того, что впереди еще надо много чего сделать. Если все уже так хорошо, что не будет плохо – это значит, что ты умер! Только смерть дает такое освобождение. Я не люблю слова «все будет хорошо».
«Бой с головой затевает еще один витязь, в упор не признавший своей головы» – погашение умственных, не духовных вибраций. Есть такая восточная притча: «Как стать просветленным?» – спросил один ученик у учителя. «Надо не думать о белых обезьянах». – «И всего-то?» – «Да, всего-то». Ученик ушел довольный, но на следующий день является со словами: «Что ты наделал?! Я теперь только и делаю, что думаю о белых обезьянах!» – «А ты перестань о них думать, и тогда станешь счастливым». Вот это и есть бой с головой. Получить все ответы на все вопросы невозможно. Давным-давно я написал песню, в ней есть такие слова: «Не читал заумные я книжки, просто боль людскую я впитал жадным взглядом русского мальчишки…» Здесь речь идет о способности к сопереживанию. Я думаю, что одним из самых отличительных свойств поэзии Башлачева является эта его способность:
Лишь печаль-тоска облаками Над седой лесною страною.
Города цветут синяками Да деревни – сыпью чумною.
«Некому березу заломати»
Злом да лаской, да грехами
Растяни меня ты, растяни, как буйные меха
Пропадаю с потрохами,
А куда мне к лешему, потроха…
«Сядем рядом»
Он был дрянной музыкант.
Но по ночам он слышал музыку…
«Музыкант»
И еще я бы выделил его интеллигентность. Интеллигентный человек – это тот, кто старается занять как можно меньше места в окружающем пространстве. И я бы добавил – и как можно больше – в душе. Это значит: не надо бороться за место под солнцем за счет других. Есть обратная сторона некой благоприятности, официальности. Это – мертвый позитив. Чему, казалось бы, радоваться, когда жизнь полна таких непростых и глубоких вещей? Нельзя радоваться, не умея сострадать. Радость должна быть глубоко пережитой. Если не пройдешь темной стороной – не увидишь солнца. Темная сторона твоего существа – она всегда с тобой. Многие ее отрицают. Другие – их меньшинство – пытаются осветить ее своим внутренним свечением. А отрицают ее, потому что она рождает непримиримые на первый взгляд противоречия. С ними трудно бороться, потому что трудно понять. Эти противоречия связаны со смыслом нашего бытия, с невозможностью его понять. И это непонимание рождает двойственность: темное и светлое, добро и зло. Человеку трудно примириться с тем, что зло имеет право на существование. Это связано с планами Господа Бога. Сам процесс распознавания добра и зла рождает различные противоречия, и со временем их не становится меньше, они все больше обостряются. Нас постоянно преследует соблазн не думать, не делать. За тебя все продумано, все сделано. Так легко не брать ответственность на себя. Все будет хорошо – нам говорят. Но я считаю, что сказать так – значит, ничего не сказать. Что это значит – хорошо? А сейчас что – плохо? Да и не будет все хорошо. Это – ни о чем. Наша задача: уметь сказать, что сейчас хорошо, даже если сейчас – плохо.
«Не парься!» Суметь так сказать «хорошо», что этим самым изменить мир, изменить твое отношение к тому, что с тобой происходит. Ты – проиграл, потерял. А говоришь, что у тебя все хорошо! Это значит, что ты глубоко понимаешь жизнь. Это значит, что ты чему-то научился. Потеря – это одно из самых важнейших приобретений. Это – возможность приобретения мудрости. Возможность сделать из боли – свет. Найти дорогу к свету через очищающую душу боль. На земле, видимо, другой дороги к свету нет. Тот, кто думает, что сможет обойтись без боли, страдания и напряжения, – заблуждается.
Возможно, Башлачев подумал, что людям нужны только мальчики и девочки, полные жизненной энергии, радостные, позитивные, выпевающие правильными нотами бессмысленные тексты. Что дальше по этому миру двигаться некуда. И, совершенно невозможно пробиться через официальную территорию, застроенную красивыми, защищенными от стихии зданиями, пробиться к живой земле, требующей его творчества, хлещущего холодным дождем правды, взрывающегося грозой высоких чувств, сбивающего с ног сильными порывами мысли. Конечно, были люди, которые его понимали, которые были рядом, но их присутствие, не наполняло сознание мыслью, что он нужен.
Оставался вакуум, между официальностью и абсолютным андеграундом, таким, который просто не воспринимается действительностью. «Страна» – это «сто тысяч Я». Иногда открывался люк в темное подземелье, и оттуда доставался какой-нибудь новый герой. Но для большинства солнечный свет не то чтобы дозировался, он официально не был предназначен. А постоянно находиться на темной стороне и притом быть заряженным светом – это очень болезненно. Не только болезненно, но еще и унизительно. Отсюда, мне кажется, у СашБаша столько надрыва. Он ведь болел не только за себя, за всех. Но может быть, все и не так. Может быть, в тот самый момент, когда его песни вдруг поставили на радио, когда его пригласили на передачу, когда к нему проявили внимание те самые официальные люди, он почувствовал, что в этом ничего нет… Что то, к чему он так долго шел, оказалось бессмысленным?
В том времени, настолько оголив внутренности, настроив сознание на лад свободного полета, выжить, конечно, было невозможно. Да и нужно ли было выживать? Мне кажется, Башлачев из тех, кому нужно было жить, и ни в коем случае не выживать. А жить – это всегда смертельно. Этим он был близок и к земле, и к небу. Он умел удерживать в себе противоположности, которые искрились песнями при соприкосновении. Это и есть то состояние, в котором не упускается ни одна деталь того, что называется здесь и сейчас. Он был поэтом и ощутил на себе всю прелесть и тяжесть этого положения на земле. Может, он ушел из-за легкости, а, может, из-за тяжести состояния? Сейчас это уже невозможно определить.
В рок-музыке, часто встречается такой образ, как добрые, хорошие, долгожданные дни, например: «С тоской по вам, солнечные дни» Виктора Цоя или «Без потерь дожил до теплых дней» Андрея Макаревича. Что же такое эти «солнечные дни»? Для меня этих дней не существует без таких людей, как Саша Башлачев. Кто наполнит радостью пространство жизни вокруг нас? Кто увидит и воспоет его сияние, его настоящность и сложность? Кто не позволит себе упустить тонкости? Только тот, кто рожден воспевать. И кто за это ничего не просит от жизни, кроме того, чтоб его понимали. СашБаш умел воспевать, он был мастер, хотя это не была его профессия, это была вся его жизнь.
Поэт ~ не святой. Поэт – это человек, не Бог. Бог не стал бы писать стихи. И святые не пишут стихов. Поэт, коснувшийся глубин, не сможет без тоски заниматься поверхностью бытия. Поэт понимает жизнь стихами. Не проявляя действительность – в сознании – никаким иным способом. Беседуя с поэтом Александром Кушнером, я спросил его, какой урок он бы хотел провести – один из самых важных? Он сказал, что это был бы урок о времени. О том, что каждое время, даже очень тяжелое, имеет свою неповторимую прелесть, что не надо ругать времена, как это часто делают. Так вот, Башлачев показывает нам радость своего времени – тяжелого, неоднозначного, но любимого. И именно любовыо Башлачев достигает глубин. «Объясни, я люблю оттого, что болит} или это болит оттого, что люблю?» Это происходит именно оттого, что он достигает глубин этого времени. Глубина – это то, в чем выражена и трагичность, и радость одновременно. Это все есть у Александра Башлачева, любая перспектива того времени. Башлачев делал то, что умеет только поэт, он соединял умозрительность с сердечностью, одухотворял сухие событийные факты минувшего, и, не отстраняясь от накала происходящего, переживая вместе со всеми стихию, взращивать цветы мудрости.
Часто говорят о том, что необходимо начать изменять мир в лучшую сторону… А это значит, необходимо изменить себя любимого – чтобы твоя любовь не ограничивалась любовью к самому себе. И в результате «Вспыхнет сердце – у того, кто рядом и что главное – горит само собой», как поет Михаил Башаков. Все это начнет проявляться, как только возникнет необходимость что-то сделать для людей. Сделать так, как это сделал Башлачев – своими песнями.
Как он это сделал?.. Можно спросить тех, кто знает, кто успел услышать Башлачева, получить живой заряд энергии. Эта энергия, эта связь, например, дала возможность Юрию Наумову прилететь из Нью-Йорка в Питер, принять участие в Фестивале посвященном Башлачеву. Эта энергия заставляет группу энтузиастов кричать на каждом углу: «Башлачев жив!» Энергия наполнила строки этой книги верой, надеждой и любовью. Энергия дала возможность просто поговорить о Башлачеве с теми, кому он по-прежнему дорог.
ЮРИЙ НАУМОВ КТО НЕ УСПЕЛ – ТОТ ОПОЗДАЛ
– Когда и при каких обстоятельствах ты познакомился с Сашей?
– Это было начало февраля 1985 года, кафе «Сайгон». Нас представил друг другу тогдашний секретарь рок-клуба Игорь Леонов. У меня должен был вскоре состояться очередной квартирный концерт у Паши Краева. И я позвал Сашу на свой квартирник. Он пришел. После концерта мы немного пообщались, он оставил телефон и пригласил в гости к Жене Каменецкой, у которой он в ту пору обретался. Спустя несколько дней я позвонил и приехал.
– Первые впечатления от человека и от творчества ?
– Первые впечатления до исполнения песен: внимательный, умный, живой. Не замкнутый, но «в себе». После исполнения: потрясение. Гений.
– Что это было за время ? Чем оно было характерно ? Как ты сейчас относишься к тому времени ?
– Начало 1985 года – время достаточно стремное. В 1982-м умер Брежнев. После прихода Андропова к власти на рок-музыкантов начались гонения и при Черненко продолжились. Пик этого периода приходится на вторую половину
1983-го и практически весь 1984 год, но и в 1985-м стрема-ков хватало… Не знаю, как обстояли дела в других республиках Союза, – говаривали, что в Прибалтике было милосерднее, но если говорить о России, то лишь в Москве и Питере был шанс выжить. Думаю, что именно на этот период приходится бегство значительной части периферийных рок-музыкантов в столицы. В провинции (сам я из Новосибирска) в ту пору стало абсолютно нечего ловить. Говоря о том времени применительно к Башлачеву, стоит отметить немаловажное обстоятельство: в 1980 году Россия потеряла Высоцкого, Это событие потрясло и всколыхнуло страну. Воспоминания друзей, коллег, материалы речей на похоронах, наряду с его стихами и посмертными посвящениями получили широкое хождение. Смерть великого барда породила специфическое культурное фрондерство. В общей атмосфере скорби по Высоцкому сквозили нотки укора и вызова властям. А в реакции моих сверстников (мне в ту пору было восемнадцать лет) был еще и оттенок укоризны по отношению к старшему поколению – мол, не оценили его, не признали, не уберегли… С уходом Высоцкого заканчивалась целая эпоха, выразителем которой он являлся. Его смерть проделала в культуре страны огромную дыру и породила несметное число эпигонов, которые тщетно пытались дыру залатать… Башлачев появился в столицах в
1984-м – четыре года спустя. И наиболее чуткие люди моего поколения сразу почувствовали, что в лице Саши они имеют дело с художником того же масштаба, что и Высоцкий. И он был прямо здесь, живой, досягаемый, среди нас, – гениальный художник, возникший уже в нашем поколении. И выражающий нерв нашей эпохи. Это было потрясающе.
