Текст книги "Найон (СИ)"

Автор книги: Александр Эйпур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

– А давай-ка ты ко мне в заместители? Мужа отправим домой: пусть обои клеит, латает крыши. Мы же с тобой победим врага и с победой вернёмся по домам.

Итая засмущалась. Она никогда не мечтала о таких перспектива. Но на то и женщина, чтобы выкрутиться из любого положения.

– Знаешь, я вынуждена отказаться. Предложение, не скрою, очень заманчивое, только никак не согласуется с моими мечтами.

Лейтенант расстроился.

– Если хочешь моё мнение услышать, то скажу. Этот мир погибнет, коль станет приноравливаться под женские мечты. Нам в нём нет места.

– А по-моему, ты не прав. Мир держится только на нас. Если мы надумаем снести чью-то власть – снесём. А что могут мужики? Только явиться на фронт, едва получат повестки.

Ему пришлось повозиться с мыслями, какие отказывались давать подсказку; сложить полномочия, отдать всё на усмотрение… таких дам?

Аверьянов с первых слов уловил задумку, подключился к необычному проекту.

Травы в этом сезоне хватало, в четыре пары рук собрали урожай. Как только собранный материал превзошёл плановые показатели, Миршатке приказали раздеваться. С помощью проволочек, болтиков и гвоздиков, каких можно откопать в карманах Аверьянова, вскоре перед их глазами возникло чудо – всепогодный часовой, которому и зима не зима.

– Зимы у вас крепкие? – поинтересовался он.

– Раз на раз не выпадает. – Итая стала припоминать. – Три лета, как снегу не видели. Ты что-то хотел уточнить?

– Голова же работает, и что-то мне подсказывает, нужно предусмотреть один момент.

– Говори, если есть, что сказать.

– Скажем, до генштаба противника пойдут слухи о несгибаемом часовом. Прибудут генералы, чтобы лично убедиться в несгибаемости. И, скорей всего, под предлогом вручить награду, захотят повидаться, для, так сказать, личной беседы. Кому-то придётся взять на себя ответственный период. Скажу сразу, не сто лет, не год, а одни сутки.

– Я готов, лично!

Ну, кто бы сомневался? Только тому, кто ночевал в окопе, знает жизнь не по картинкам, кому ещё можно доверить миссию по окончательному разгрому противника, на моральном фронте? Они после дружно явятся с белыми флагами и сложат оружие. И будет солнышком сиять на груди героя такая замечательная железка, полученная из рук генерала, ещё не сложившего полномочия. Он просто поспешил, знал, что армия теоретически разбита, надо успеть, пока личный состав не узнал о полном поражении. Пока верят в значимость железок на груди, их количестве; штабные начнут себя награждать уже после победы. Это и их победа тоже: ведь самим не пришлось идти в окопы, сами уцелели – так почему ни наградить таких умных и решительных руководителей? Мы же их перестанем замечать, если на груди ничего не блестит.

С лейтенантом обо всё договорились. План таков: в три часа пополуночи, когда глаз наблюдателя моргнёт, мы должны использовать момент и вынести из окопа подготовленного бойца. Оружие, автомат, и чтобы сапоги начищены, – это, считай, уже военный обряд и смекалка: мы, блять, не должны удариться лицом в липкую лужу, каких в колее жизни с переизбытком. Иногда из гроба подниматься легче… Что? Почему, нет? Через полтора года – встал, и пошёл, только бы не угодил в морг перед погребением. Система отлажена до такого состояния, что в каждой квартире есть окно для внедрения моли: по вечерам, когда летит на свет, ты её караулишь у одного окна, а она в другое; график очерёдности никто не отменял. А вы думаете, откуда моль.

Грузовик уходил с позиций под покровом ночи, Аверьянов поторапливал.

Итая прижимала к себе мужа, едва сдерживала слёзы. Отбила у системы одного, вот что делать со вторым – никак не могла решить.

– Останешься у нас ночевать, Евгений?

– Рисковать не охота.

– Чем именно?

– Чтобы не застрять здесь навсегда: карета в полночь превратится в тыкву, и по туфельке начнут разыскивать меня.

– Не понимаю, о чём ты, но если чувствуешь угрозу, то конечно, мы не будем возражать.

– Сама слышишь смысл сказанного? «Воз рожать».

Она отмахнулась:

– Когда к нам в следующий раз ждать, Евгений?

Аверьянов помешкал, окрестности обозрел. И увидел то, что обычному смертному не по плечу. И увидел мир, разделенный незримой стеною. А на той стороне, уже и не надеясь помириться меж собой, маги и жрецы собрались посмотреть, что там за чудик объявился. Десятилетиями выстраивали стены и заборы, а он их сносит, отыскивает разные способы, как забавляется; уже коллективно возведённую стену, после трёх часов упрочнения, он разбил хлопком в ладоши. И ладно бы, пострел, школьник! Не всем память отшибает перед рождением, кто-то проскакивает. А это серьёзный прокол у служб: как это упустили вы, имея под руками технологии тотальной слежки? Ну, что можно сказать? Раз привыкли дурака валять, теперь сами расхлёбывайте. Белая раса ещё подбросит дровишек, и будете маяться в печи, в содеянном сознаваясь.

Водитель грузовика высадил у калитки, получил напоследок инструкцию:

– Городок отдыхает, так постарайся не будить лихо.

Аверьянов похлопал Миршатку по спине – мол, принимал участие в твоём освобождении, я ничего не прошу, просто помоги вернуться.

– Есть у вас местечко, недалеко от центра. И есть товарищ, которого арестовали. Его вытащить надо, иначе навсегда здесь застрянет.

Итая мигом сориентировалась:

– Твой компаньон?

– Можно сказать, и так. Пока карета…

– Не превратилась в тыкву, я запомнила. Это такой набор слов для возвращения? – Хозяйка заскочила в дом, вынесла проданный товар, вручила гостю.

– Надеюсь, они помогут. Где у вас содержат арестованных?

Она возглавила шествие, флагов с собой не догадались взять, да и особой нужды не наблюдалось. Буквально через сто шагов оказались у здания управления. Аверьянов обратил внимание на такую особенность:

– А что это мы так быстро?

– Ночные скорости установили предки. Для тебя, видишь, это в диковинку, а мы привыкли, ибо с этими понятиями подружились с детства… Вижу, задумался. – Итая подхватила гостя под руку и повела в новые ворота управления. – Всё, что в детстве нас окружает, принимается за чистую монету, других условий мы не признаём, пока не убедимся сами, что где-то существуют другие правила. Смотри, как у нас и у вас: что-то есть такое же, но есть и отличия. – Она дёрнулся за ручку калитки, ведущей в подвал управления. Спустились по ступенькам, вошли в следующую дверь.

На деревянной колоде, в наручниках, посиживал Василий, путался в формулах, сколько золотишко стоит здесь, и сколько на родине.

– Ты осознал своё поведение, несчастный? – Аверьянов примерил роли, не свойственные ему. – Именем правопорядка, вы освобождаетесь из-под стражи, в честь новых обстоятельств на линии фронта.

Василий, похоже, не признал напарника; эти умственные упражнения в тиши могут увести в такие дебри, что и своих рук не узнаешь.

– Кто вы? Меня на фронт? Я не намерен воевать за чужие карманы!

Миршатка поспешил успокоить:

– Тебе не придётся идти на фронт, у нас всё под контролем. Скажи спасибо моей жене и Евгению, – как вовремя он пришёл на помощь.

– Евгений? А-а, не узнал. – Василий поднялся с колоды, цепи звякнули, напоминая о долге перед местными обычаями. – И что, вот с этим идти?

Аверьянов заметил ключик на стене, но решил, что пусть нагрузка послужит хорошим уроком. Красть из соседних миров – дурной пример другим, кто осмелится осваивать порталы.

– Не такое уже и тяжёлое, если что, я помогу. Уходим!

Узник не мог вместить понятие. Ночью никто не охраняет, что ли?

– Давай, пошевеливайся, Василий. У них заведено так: если посадили на цепь, ни у кого и в мыслях не будет сбежать. Надеются, что судебная реформа случится за ночь, и утром судья объявит, что задержание ошибочно, не того взяли. Настоящий преступник на свободе, а тебя надо выпускать.

Вася подхватил колоду, поднял на плечо – я готов.

У того самого места, где Аверьянов погрузился в городок, они остановились.

– Здесь, точно? – Итая уже сообразила, откуда гости явились. – Вы путешествуете по мирам?

Василий уставился на компаньона:

– Ты мне ничего о путешествиях своих не говорил.

– Много будешь знать – заберут в министры. Зачем тебе головная боль? Оставайся свободным, и мир одарит открытиями.

– И много миров?

– Я сам только второй день, как начал изучать. Первый класс.

– А мне с тобой нельзя?

Аверьянов нащупал границы соты, попросил отойти с линии, где должна проступить дверь.

– Можно, но при условии, что не будешь хватать всё, что лежит без охраны.

Компаньон огорчился:

– Так у них всё без охраны. Мне будет трудно победить соблазны.

– А этому мы и призваны научиться. Не твоё – не тронь. Жизнь приготовила подарков для тебя, только не бери чужого.

Супруги взялись за руки, смотрели во все глаза. Стены соты в ночное время как бы подсвечивались изнутри, не оставляя сомнений в реальности происходящего. Разглядели они и седьмую дверь, в центре, по горизонту.

– Евгений! А эта дверь куда ведёт?

– В ад.

– Ты там бывал?

– На днях собираюсь заглянуть. Пока не получил разрешения, но очень хочется поглядеть.

– И не боишься?

– Кого? Этих придурков, которые управляют нами? Пусть они боятся.

Василий перехватил колоду, переложил на левое плечо.

– Не, Жень, я с тобой в ад не пойду. Боязно. А вдруг предъявят обвинения, скажут – за тобой такие хвосты, что можно заранее упечь в чан со смолой.

Аверьянов повернулся к нему, скрипнул зубами.

– И когда вы уже научитесь отделять христианские байки от реальности? Нет никакой смолы и чанов. Есть выдирание памяти о прожитых днях. Вот это по-настоящему больно, как и не жил. – Тут же развернулся к супругам. – Нам пора. Иначе закроют портал, и мы никогда не вернёмся по домам.

Оказавшись внутри соты, Василий постарался изучить устройство, познакомиться с порядком переходов. Посыпались вопросы, Аверьянов отмахнулся:

– Да погоди ты! Нам до полуночи нужно успеть! – Сам стал принюхиваться к запахам, поманил пальцем товарища к третьей по счёту двери. – Напоминает родной запах?

– Пахнет борщом.

– Жена борщи варит?

– Ещё какие!

– Значит, нам сюда.

Не успели они коснуться ручки, как из небытия возник страж. Бледноватая тень, уже спустя минуту-другую, обрела вполне себе понятные формы и плотность. В сером, давно не стираном балахоне, в изношенных сапогах; в левой руке короткая пика, ею можно орудовать в ближнем бою. Правая рука свободна, но под рукой, на поясе, серая рубка, на привязи. Похожие трубки мы уже наблюдали, но давайте разберёмся с этим экземпляром. Солдафон, которому приказали отнять у шатающихся то, что не должно покидать свой мир. Судя по роже, он готов сделать это с превеликим удовольствием.

– Эту колоду я вынужден забрать. Не ваше – и не вздумайте оказать сопротивление! – Выглядел страж убедительно, так и интересы совпадали. Василия в частности. Он решил, что будет неплохо, раз какие-то законы нам на пользу.

– Забирай… те.

Однако, страж посчитал нужным поинтересоваться мнением второго путешественника. Тот покачал головой. И тогда страж выдал:

– Согласно правилам, мы оставим копию предметов, какие вы хотите забрать с собой. – И в ход пошла та самая серая трубка. Колода как бы раздвоилась, потяжелела; Василий почувствовал чудовищную нагрузку, дрогнул в коленках. Одна колода тотчас отделилась и упала под ноги. Василий успел отскочить, отслеживая дальнейшее перемещение штуки, способной навредить.

Страж полностью взял колоду под контроль, плавными движениями, помавая трубкой, отвёл колоду к двери, в которую путешественники вошли. Только после этого, он кивнул многозначительно.

Как школьник, Аверьянов уточнил:

– Можем уходить?

– Свободны. И постарайтесь впредь мне на глаза не попадаться. Я вас обоих хорошенько запомнил.

– Ну, и хуй тебе! Пошли, Василий! – Чуть не наперегонки, оба бросились в дверь, постарались захлопнуть побыстрее, пока серой трубкой не прилетел ответ. Аверьянов затылком прислонился к ним, прислушался. Может, страж захочет какие-то слова подобрать, чем-то достойно ответить, попробует вломиться. Поэтому предложил товарищу: – Давай-ка, навались. Подержим несколько минут, пусть остынет.

До Василия никак не доходило, что это всё не фантазии какие-то, дешёвые съёмки кино. Он сам в этом участвовал, какие сказки? И колода не даст соврать – вот же она, полюбуйтесь.

– Зря ты его на хуй послал.

– С чего ты взял? Не посылал. Я всего лишь сообщил, что его половой член мы оставляем в неприкосновенности. Он тебе нужен? И мне не нужен, поэтому я ограничился установлением факта.

– Он нас запомнил.

– М-да? И что страшного? Давай, по домам. Мне ещё с женой предстоит битва. Попробуй – расскажи своей о сегодняшних приключениях.

– Моя не поверит.

– И моя. А ведь мы всегда говорим чистую правду, за что к нам такое недоверие?

Василий удерживал руку у сердца, чтобы не выскочило, другой придерживал груз, но больше трудился головой.

– Кому рассказать?

– Моей жене расскажешь. Хоть один свидетель у меня будет. Она же ни единому слову не верит. А ты такой, придёшь с деревяшкой, в цепях. Вот как тут ни поверить?

– Ты что, меня для наглядного пособия держишь?

– Сам из какого города?

– Из Питера!

– Из Соединённых Штатов? Далеко… Шучу. – Аверьянов огляделся. – А я на месте. Откуда вышел, туда и вернулся. Ха, мы в Подмосковье! Уметь надо!

Компаньон его восторгов не разделял.

– Женя, мне как домой добраться? Денег нет, а до Питера тысяч сорок… Одолжишь? Или назад, через порталы?

– Жене расскажешь всё, что увидел – отпущу. А пока переночуешь у меня, завтра что-нибудь придумаем.

– Надеюсь. Но ты тоже, с приветом. Он мог подстрелить, хоть одного из двоих! А ты с ним, как со шпаной.

– Смерти нет, запомни. И у этих нет права нас задерживать. Мы хозяева Земли, так что обязаны считаться. Вот если бы мы подчинялись директору завода, тут нашли бы управу на обоих. Ты слушай меня, не пропадёшь.

– Я всё равно не согласен. Послать того, кто умеет возникать из воздуха, да ещё вооружённый. Так можно допрыгаться.

– Чего ты пристал к слову? Ну, сказать мог: «Голова с тобой», – что бы это поменяло? Буду стоять и перечислять: руки с тобой, ноги с тобой.

– Хотя бы так, хотя такое пожелание выглядит дико. – Вася скромно вздохнул, оглядел свою ношу и подумал: сколько мне ещё тебя таскать? Что-то щёлкнуло в голове у него: – Слушай, а дома у тебя есть инструменты?

Напарник только махнул рукой – за мной, не надо лишних слов.

Свой городишко Аверьянов знал, правда, голова покруживалась. Не иначе, как от успеха. Для чего-то нашёл на небосводе Большую Медведицу, крутанулся на месте.

– Нам сюда. – И шёл он по родным местам, подпрыгивая, то на одной ноге сделает несколько прыжков, то постоит, то припустит. Василий был вынужден подчиняться, только не прыгал, как дурак.

– Ты для чего фокусы выбрасываешь?

– Для наблюдателей. Хотят видеть на мониторах – пусть попотеют.

– Поясни.

– Ну, это же просто. Раз мы у них под наблюдением, они запускают программы для каждого. Скажем, на следующем перекрёстке в нас может врезаться грузовик.

– Шутишь!

– Какие тут могут быть шутки, если мы доставляем им лишние хлопоты? Им проще направить грузовик и навсегда о нас забыть. Других белых для наблюдения достаточно.

– Ты же вызываешь на себя удар. И гнев ненужный.

Аверьянов приставил ногу, развернулся.

– Триста лет, даже больше, как ввели христианство, мы оказались в положении рабов.

– Раб божий – из этой оперы?

– В храме так тебя величают неспроста, и соглашаемся на автомате, согласись. А мы не рабы, по своей сути. Это жидовское племя временно взяло власть в свои руки. Мы с лопатами, а они…

– Процветают. Знаешь, в этом что-то есть, согласен.

– А ничего, что в храмах девяносто процентов служб идёт во славу Израиля?

– В наших храмах… Никогда бы не подумал. – Вася переложил колоду на правое плечо. И сам Евгений развернулся к невзрачной калитке.

– Пришли. У меня к тебе единственная просьба: честно отвечай на вопросы жены, она у меня с характером. Если что не понравится – пеняй на себя.

Напарник поверил, что предстоит испытаньице, сдулся в росте на два вершка. Может, к маленьким будет хоть какое снисхождение.

– Погоди, Евгений. Перед тем, как войти, ответь на вопрос. Мучает с той поры, как побывали в этой переделке.

– Слушаю, давай.

Василий бегло оценил бедное убранство дворика, крепкий забор.

– О твоих способностях хочу узнать. Ведь не первому встречному такой дар выпадает. Кто у тебя в учителях побывал, у кого проходил курсы, семинары?

– Вон ты о чём? Мои лучшие учителя – Холод, Голод и Нужда. Я тебе потом как-нибудь, про свои экспедиции расскажу. Сплав по сибирским рекам, лазание по горам.

– Камушки?

– Каменное масло. Узнал на днях, теперь знаю, что искать. Взял с меня слово один Мастер, что наберу ему банку масла, при первой оказии занесу.

– А спрос на него велик?

– Я ещё не разведал, но, думаю, о нём знают в верхах, взять не могут. А я могу, знаю, где и когда.

– Меня в попутчики возьмёшь?

– Я подумаю. Коль ты мне доверился, отвечу тем же. И это гораздо прибыльней, чем сдавать царское золото жидам. Вот ответь мне: куда подевались золотые и серебряные монеты? – Евгений знал, каким будет ответ: – Никто тебе не скажет. Всё мало-мальски ценное уходит с планеты, за гроши.

Жена Евгения услышала разговор под дверьми, выглянула.

– Явился, наконец! Кого ещё привёл? – Её недобрый взгляд замер на незнакомце.

– Он у нас остаётся ночевать. Но сначала – расскажет тебе, где мы нынче побывали, через что прошли. Я слова не скажу, ты же не веришь. А Василию врать не с руки, он вообще не умеет врать, я проверял. И не пугайся, я его из тюрьмы вывел.

Конечно, и в темноте не трудно разглядеть колоду, цепи с наручниками.

– Надышал ему в уши, что надо говорить. Почему всё время ты хочешь накормить меня дикими сказками? Надоело! – Она проводила взглядом мужа, тот потопал в сарай, скоро вернулся с инструментом и за несколько минут освободил дружка от балласта.

Тая кивнула гостю, приглашая в дом.

Пришлось хозяйке ужин делить на троих, неожиданно всё получилось. Питерцу любопытно сравнивать, как живут на периферии. Скромность и старания выглядеть не хуже – лишь подчёркивали разницу. Питер и Москва – как иконы, всё остальное подражание, до очередного подорожания. Женская рука видна всюду: вазочки, салфетки, коврики – на что денег хватает. А вот детей в доме не видно. Путешествует он, жена только в постель, а он уже в поезде, Россию спасти собирается. Целиком, до самого Парижа с окрестностями. Просто пришлось к слову, сам, поди, уже и забыл. НАТО его не слышало, так бы уже пару истребителей прислало бы.

Тот самый борщ, тот самый запах. Василий ел, сам считал ложки. Может, хозяйка ведёт подсчёт? Хрен их знает, как люди живут вне столиц. И кто в этом доме хозяин, стало понятно. При жене Аверьянов вёл себя настолько тихо, такие взгляды в её сторону бросал исподтишка, что тут и слепой разобрался бы.

– Поел – мыться, и в постель, чтобы я не видела и не слышала. Хочу послушать очень честного человека, но без твоих реакций.

Женька кивнул и убрался в ванную, через три минуты проскользнул в спальную и пропал.

Они остались наедине, Василий ждал первого вопроса; очень часто от первого посыла зависит многое.

Тая подняла глаза и уставилась ему в лоб, чуть ниже.

– Он тебе не рассказывал, кто ему выбил все зубы?

Василий невольно защитил левой рукой подбородок. Выпалил первое, что пришло в голову:

– А может, отложим разговор до утра? И муж… вернулся из похода.

– Утром вас никого не найдёшь. Рассказывай.

Гость и хотел расслабиться, как-то не проследил за рукой. Левая непроизвольно легла на стол. И тогда правая закрыла незащищённое место.

И подумал про себя Василий: с виду-то и не такая крупная, чтобы верховодить, а вот, поди ж ты, удалось.

– Ну, это… Я его первым заметил. Понял, что и ему удалось пройти барьер.

– Ведомственные сады, конечно, охраняются. Яблок захотелось, понимаю.

– Всё не так, хозяйка.

– Моё имя Тая, не стесняйся.

– Хорошо, Тая, я запомнил. Тот городок…

– Сколько километров отсюда?

Гость растерялся. До него дошло: Женька не сумел открыть ей правду о порталах, где нашими мерами никак не определишь расстояния. Не найдя ничего лучше, он сказал:

– Очень далеко, и там нет дорожных указателей. Это такие синенькие, с циф…

– Знаю, не мельчи.

– Я сначала подумал, кино снимают. Смотрю в окно – лошади, кареты, асфальта точно не видать. Ну, думаю, для съёмок сняли весь асфальт. Но главное – люди. Понимаете, Тая, когда наши современники берутся за роли прошлых времён, это сразу бросается в глаза. Эти жеманные, преувеличенные жесты и позы – смотреть противно.

– Всё зависит от бюджета картины. Дорогие актёры и играют получше.

– Вы не так поняли. Здесь не было никаких актёров. Поверьте, у меня глаз намётан. Эти люди не играли, они ЖИЛИ там!

– Как, ещё раз?

– Уж не думаете ли, что я лгу? Вот сразу, с первого предложения.

Дверь с лёгким скрипом приоткрылась, показалась голова хозяина.

Тая спокойно обнаружила факт и дождалась оправдания:

– Я в туалет. Извини, забыл сходить. – Аверьянов перевёл взгляд на Василия. – Ты ничего не рассказывай про съёмки. Не было съёмок, мы с тобой знаем. Лучше начни с того, как ты золото стал скупать.

– Женя… – послышался очень тихий голос. Настолько тихий, что его могли издать и брови, изогнувшись в букву «Ж».

– Я пошёл! – Он исчез за углом, через минуту проскользнул в обратном направлении и настолько тихо притворил двери, что возникло ощущение, будто она осталась открытой.

Тая грозно глянула в том направлении – и наваждение пропало. Кто ж спорит? В жизни встречаются оптические иллюзии.

– Ах да, про золото. Если вам, конечно, интересно.

Она действительно заинтересовалась и решила не перебивать.

– Два года тому, я купил дом у странных людей. Они не такие старые, как их речь и поведение. Они – как не отсюда, как бы сказать? Можно и так: революция и войны их как бы не коснулись. Если где-то стреляли по окнам, то у них все окна уцелели. Да, именно такое ощущение возникло. А ещё я понял сразу, что они хотят избавиться от этого старья, хотят переехать в современный дом, и с продажей торопятся очень. Но мы же с вами понимаем: там, где спешат, одни люди много теряют, другие находят.

– Они дом с фамильными украшениями хотели продать, – подсказала хозяйка, глянув на часы.

– Всё не так. Моя задача – сбить цену. Тут же полная реконструкция нужна: провести воду, газ и канализацию, проводку поменять.

– Когда уже про золото?

– Виноват. Короче, купил я дом и стал разбираться, что не так. Этот дух веков очень на меня напирал, и я не мог найти причину. А она была, знаете, где? За шкафом! Окно, перекрытое огромным шкафом! Представьте, если бы ваши окна спрятать за шкафами.

– Представляю.

– Тогда буду ещё короче. Одним словом, я сделал первую вылазку через окно, я же был уверен, что окрестности изучил неплохо для первого знакомства. Но тут меня поджидали сплошные неприятности. Я не нашёл соседних улиц, домов, людей, с которыми успел познакомиться. Ни одной машины, ни столбов с освещением, ни дорожных знаков. Кругом – одни лошади и кучи навоза. В домах у всех горят свечи, они рано ложатся спать. Поскольку мои одежды сильно отличаются от тех, какие носят там, у меня оставался небольшой промежуток дня, около двух часов до того, когда ночным гостям уже никто не откроет двери.

– Где же про золото?

– Одну минуту. Давайте на примере. Вечер, к вам постучал незнакомый человек и спрашивает: не хотите ли мне продать золотые украшения? Я хорошо заплачу. Как бы реагировали, Тая?

– Спустила бы с крыльца.

– Вот, видите? А я поднимался и на восемь ступеней, и на двадцать четыре. Поймите моё состояние: у них полно украшений, но денег не хватает, а у меня полно.

– Откуда? – Тая насторожилась, потом передумала: ведь его представили очень честным человеком.

– Это не так важно. Стартовый капитал не всегда чист, и не всегда можно проследить его происхождение. Скажем так: мне крупно повезло.

– Вошёл в банк с большим ножом.

– За кого вы меня принимаете? Путём долгих наблюдений, я вычислил взяточника, послушал разговоры…

– Подслушал…

– Я вижу, вам не очень интересно.

– Почему же? Продолжайте. В-васи-лий… как по батюшке-то?

– Вы решили собрать на меня материалы? Год рождения и остальное.

– Вот ещё, глупости вы говорите. Но давайте уже, ближе к теме.

Он перевёл дух и продолжил, оставляя подбородок неприкрытым. Для себя же сделал вывод: золото хозяйку заинтересовало, можно не волноваться.

– Итак, в домах есть много золотых и серебряных вещей, но с деньгами туго. А как бы вы поступили на моём месте? Вот как уговорить этих отсталых владельцев продать за хорошие деньги?

Тая подпёрла подбородок тыльной стороной ладони. Он вспомнил о своём и вовремя подстраховался, пока она хотела снять с него пылинку. Тая тут же одёрнула себя, вспомнив, кто перед ней. Спросила:

– Так сколько вы взяли у того взяточника?

– Немного. Пятьсот шестьдесят рублей. Я больше заработал на железе, которое перетаскал туда, для крыш.

– Понятно. Оцинковку переправляли?

– Раз попробовал – и отказался. Она же сразу бросается в глаза, рядом с крашеными крышами. Но там со мной рассчитались изумрудами, а чтобы снять вопросы соседей, попросил их покрасить крышу, принёс им нашу краску. Они настолько были благодарны за краску, что подарили серебряные колокольчики, зеркальце и колечко. За четыре ведра краски.

– Мне нравятся такие обмены, они же без обмана, – выдохнула хозяйка.

Василий улыбнулся.

– Я рад, что мы понимаем друг друга. И на первых порах дело пошло: около десяти домов обошёл, сейчас точно скажу… Девять! И предлагал хорошие суммы – они расставались с мелочёвкой и были рады. И вдруг – как отрезало. Кто-то напугал обывателя: ходит тут у вас какой-то больной, скупает украшения, и уже обнаружили, что деньги фальшивые. Чуть не со слезами на глазах доказываю обратное – они и слушать не хотят! Сел я и подумал: кто-то запустил против моих клиентов пропаганду, узнать бы, откуда ветер дует. Мало того, и у нас эти лупоглазые ювелиры вдруг отказались брать подлинники, как сговорились: молодец, хорошие подделки научились делать. И хоть кричи на весь свет: суки! Я же из восемнадцатого века приношу, какие подделки?

Тая согласилась:

– Вот тут поверю. Кто-то хорошо тебя выследил и подставил. И там не возьмёшь, и у нас не сдашь. Соглашусь: одному человеку такое не под силу. А первую партию брали охотно, с большой выгодой для себя.

– Так и я о том же!

Дверь скрипнула. Аверьянов осмелился нарушить все запреты, не смог утерпеть. Как был в трусах и майке, подошёл к столу, опёрся робко.

– Я только теперь понял, почему облом по всем этажам. Мне в школе втюхивали эпизод: сам Ленин пожертвовал золотую медаль в пользу голодающих. Это уже тогда с планеты повезли качественные металлы, нам оставили разбавленные сплавы, как поверхностное напыление. А золотишко у тех господ должны были изъять революционно настроенные команды, по заранее составленным спискам. Так что ты, Вася, уцелел чудом, вмешавшись в прошлое. Как имя этого, из управления?

– Вроде, Скарлим.

– Вот! Утром он получил бы приказ – отравить. И перебросили бы твоё тело сюда, здешние врачи констатировали смерть от инфаркта. А ты жив. И не надо, не благодари меня. Может, я тебя к своему делу приобщу.

Евгений несмело глянул в лицо жены. Что-то такое там прочёл и вспомнил:

– О, я извиняюсь, мне же пора в кроватку. Рано вставать.

– Спасибо тебе, Евгений! Я ж… – осёкся и перевёл взгляд на хозяйку Вася, – виноват, пятой точкой чувствовал, что сгустились тучи. Ты действительно выручил, по гроб тебе обязан.

– Да ладно тебе, дело прошлое. Далеко живёшь, а так – можно было бы прогуляться на Алтай. Есть дельце многообещающее, и будет моя Тая ходить в шелках и дорогих колготах. И я себе новый пиджак куплю… Надо только подтянуть поясок да собрать на дорогу.

Тая поднялась, ласковым голосом уточнила:

– Ты ещё здесь? Иди, готовься, я скоро приду.

Василий спрятал глаза, не зная, как реагировать.

Как только хозяйка пошла стелить диван, он понял, что на сегодня разговор закончен. Может, и вправду, по мужу соскучилась. Допрос переносится на завтра.

Тая вошла в спальную, выскочил Евгений, с фонариком в руке.

– Я на секунду, родная, всего на секунду. – Подскочил к компаньону. – Я боялся, будет хуже. Держись! И да, если сейчас позовёт – спать будем до десяти где-то, раньше не получится. Держи фонарь. Всё, спокойной!

Часы показывали без минуты полночь. Из спальни послышалось:

– Евгений Николаевич, можно вас на минуту?

Василий не испугался, но после этих слов в доме полностью погас свет. Да и с улицы не пробивался: знать, электрики поспорили: я могу на полчаса город вырубить, и мне ничего за это не будет.

Из спальной донёслись подозрительные звуки. Василий накрылся с головой, обеими руками прикрыл лицо – будь что будет, и затаил дыхание.

Шаги. О, как много смыслов в этом слове.

– Семь – семь, наши проигрывают, – Аверьянов умышленно подал голос, чтобы не нервировать гостя.

Тот откинул одеяло, рассмотрел в потёмках довольное лицо.

– Почему проигрывают, если счёт ничейный?

– Это такая поговорка.

– Ты же вроде… – Василий прикусил губу.

– Не дождалась, уснула. От тебя какое-то усыпляющее излучение исходит, не иначе.

– Брось сочинять.

– Давай выясним отношения, пока никто не мешает. Значит, так: ты станешь богатым, я помогу; только нос не задирай – наведывайся иногда.

– А сам разбогатеть не хочешь?

– Мне нельзя. – Аверьянов попытался присесть на край дивана, гость потеснился. – Видишь ли, система поставляет продукт для собственной сохранности, и там такие деньги крутятся – просто бешенные.

– Ты их видел?

– Полгрузовика. Пытались подкупить. Они были уверены на девяносто девять, что возьму. Знаешь, как это трудно объяснить рукам? Не возьми я над ними власть – они бы уже пересчитывали пачки купюр. Да и ноги могли соблазниться. Мне показали одну из версий событий, когда я в грузовике, лопатой сбрасываю деньги через борт, а рядышком стоит Тая, и по лицу видно – помешалась. Капец семье, конец моей крепости. И они, эти, с рожками, ликуют: как легко удалось меня взять! Считай, голыми руками.

– С рожками? Я видел такого одного, когда напился и не понимал, где нахожусь. Они что-то обещали, если я им помогу.

– Постарайся вспомнить.

Василий сбросил ноги с постели, локтями упёрся в колени. На ладонях утвердил буйную головку. Для ускорения процесса, кудри стал накручивать на палец. С таким приданым, гусары сразу заметили конкурента, конечно, сделали всё, чтобы дамы не узнали о красавце, нагло вторгшемся на их территорию.

– Просили пособить какого парня убрать с дороги. А мне помогут золотишком разжиться.

Аверьянов постучал пальцем в грудь.

– Парень тот – это я.