Текст книги "Найон (СИ)"

Автор книги: Александр Эйпур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

Коленька Иванович взял со стола листок для записей, записал изречение по памяти.

– Это зачем?

– Блесну при случае. За тобой можно записывать. – Директор примерил улыбку. Вышло не естественно, он и сам понимал, поэтому даже и не пытался экспериментировать на публике. – Как видишь, мне учиться предстоит ещё много чему. Хватит ли времени – вопрос.

Оба насторожились звукам. Это ожидание без конца, когда по коридору загремят подошвы группы захвата.

Сегодня и пока – всего лишь каблучки Марины, уходящей на встречу с женихом.

Покидая министерство, Коленька Иванович уделил особое внимание доставке бутербродов. Никогда прежде, а вот сегодня пошёл против правил. Пусть увидят и задумаются. На коленях привёз, в волшебной коробочке, думал о вас, хотя вы можете и дальше сомневаться, что все шаги продуманы с расчётом. Я не режиссёр, чтобы улавливать такие тонкости, но тоже кое-что умею.

Охрана козырнула, ворота вернулись в постоянное положение. Вахтёр при входе вручил маляву от охраны: просят разрешить завести овчарок, приписка – время ненадёжное, лучше поберечься.

Посмотрел в потолок, достал ручку и подмахнул.

Вахтёр потанцевал на месте. Не иначе, охрана обещала проставить пузырь.

Старший воспитатель сопровождала до кабинета, не проронив ни слова. Значит, что-то случилось. Только бы не падёж.

– Садись, Ство, – Он кивнул на стул, что подразумевало: я слушаю, рассказывай.

Ство рассчитывала просто получить разрешение, как бывало и раньше.

– У нас снова появился жид.

– Кто его назначил жидом? Ухарева?

– Лампон.

– Это хуже. Я не ожидал. – Коленька Иванович знал, чего от него ждут, поэтому перевернул с ног на голову: – Мальчика надо спасать.

– Хорошо, но как? Все воспитанники уже знают жида, проходу не дают. Загадывать не берусь, но после отбоя, или даже раньше, мы найдём тело без признаков жизни.

– Мальчика надо спасать. Условия поменялись, поэтому постараемся идти в ногу со временем.

Старшая проглотила приказ, ни разу не усомнившись. И тут же получила бутерброд из волшебной коробочки.

– У меня в кабинете не начинай, выйди на коридор и дождись чьих-нибудь глаз. Если всё правильно сделаешь, возвращайся за вторым. Ты же у меня умничка, я люблю тебя, как никого другого.

Про бутерброды весть разнеслась мигом. В коридоре второго этажа стало тесновато. Ство вышла разыграть лотерею. Она знала, оба выхода перекрыты шпаной, чтобы не дай бог кто-то случайный получил приз.

Директор вызвал старшего санитара, потом ещё нескольких сотрудников. Они выходили с бутербродами и заверяли детвору, что такого ни разу в жизни не пробовали.

В толпе кто-то выкрикнул: «У Ство месячные пошли, поела бутерброд». – «И после шоколада постарела. Гнать её из нашего дома!»

Старшему санитару доложили, он вернулся на этаж с газовым баллоном.

– Ещё одно слово услышу в адрес Ство – пущу газ. Все меня слышали?

И команды не было, но весь штат детдома оказался на втором этаже, на случай провокаций. Санитары Вантузел и Бешнинки явились с закатанными рукавами, при себе имели ремни и металлические штуки в руках. Аспирант по прозвищу Аспирин, сторож, завхоз. Воспитатели и мамки – все тут. Если кто затевал учинить какую шваку в спальне, лучшей возможности не подыскать. Это как знаменитый залп «Авроры»: пошли, ребятки, наш час.

Коленька Иванович вдруг показался в коридоре, в салфетке что-то выносил. Ну, тут и так понятно, только кому?

Он поднялся на технический этаж, ему открыли обитую железом дверь.

– А мы ждали, у нас всё готово к просмотру. – Оба специалиста по камерам наблюдения проследили за гостинцем. Директор положил свёрток на тарелку с крошками, пальцем ткнул – это ваше, приступайте. Сам устроился напротив монитора, мышкой запустил воспроизведение.

Тот самый Лампон, что-то на него нашло, стал вычислять новую жертву. Свита отлавливала малышню, поставляла для экспертизы. Лампон хватал очередного героя за уши и оттягивал, чуть не обрывая ушные раковины.

Малышня терпела. И вот Лампон обнаружил иную реакцию: уши не вернулись в первоначальное положение, так и остались торчать перпендикулярно.

– Жид! Посмотрите, братья! В наш дом затесался самый настоящий жид!

И голоса, точно эхо, покатили новость по этажам. Мамка примчала первой, оценила уши.

– Соцец, как ты мог? Мы же тебя сто раз проверяли. Ты нас всех обманывал, ну, скажи правду?

Несчастный превратился в кусок мела – белый до крови, отвердевший и такой постный, гадкий. Если и были у него до сего момента друзья, все от него отказались: ты и нас так долго обманывал?

Мамка понимала, что до возвращения директора нужно мальчика спрятать у себя, иначе поймают, за ноги растянут и будут бить дверями, пополам, или, как в прошлый раз, о двери. Тут за массой нужен глаз да глаз.

Соцец устроился на стуле, стал рассматривать картинки на стенах. Его точно кто-то подучил – не отвечай ни на один вопрос, и, может быть, вернёшься к нам: врач скажет, что диагноз поставлен неверный. Но в этом случае пострадает авторитет Лампона. Он будет гаснуть постепенно, к его словам уже не так серьёзно будут относиться.

Лампон это тоже понимал, поэтому сам гулял по спальному корпусу, ловил воспитанников и уточнял:

– Ты знаешь, что у нас появился жид?

– Знаю!

– Как его зовут?

– Соцец!

– Молодец! Иди, гуляй!

Корпус гудел новостью, каждый спрашивал себя: а я дружил с ним? Он мне что-то дарил? Точно, в рисунке поправлял пропорции, линию уточнил.

По лестницам началось такое движение, что пройти незамеченным никому не удавалось. За директором присматривал целый хвост, представители кланов и этажей. Он же должен когда-нибудь выйти, не идти же на штурм, ради одного вопроса: скоро ли Коленька Иванович выйдет? Только он умеет ответить на любой вопрос, а после угостить конфетой. За умные вопросы иногда даёт по две. Есть, куда стремиться.

***

Дежурные врачи подчинялись неприметному человечку, у которого и имени никто не знал. Всю неделю он где-то пропадает, но к выходным здесь, привозит препараты, ни с кем, кроме директора, не общается. И от директора ему надо не много: подготовлены списки воспитанников, кто давно не имеет степеней риска, по показателям готов к отправке.

Директор утверждал, и этих телят потихоньку приглашали к дежурному врачу, где они проходили последнюю процедуру. Через толстую иглу им вводили в вену какой-то состав, место укола огораживалось от глаз воспитанника, его предупреждали: придётся потерпеть.

За всю не такую уже и долгую историю, лишь раз случилась накладка. В детдом прибыли по ошибке кладовщиков не те чипы, а в чём разница, Коленьке Ивановичу сообщили по секрету: эти включаются на другой частоте, они для взрослых.

Пока воспитанники были на месте, неприметный человечек выбирал группу и отслеживал её поведение, по записям. Только после такой научной работы в тихую жизнь заведения вмешивались некие силы. Вспышки запланированной агрессии локализовали санитары, их предупреждали за четверть часа до начала опыта. Про штуки, какие бьются током, в спальнях рассказывали удивительные истории, после отбоя. И санитаров побаивались все: младшие повторяли за старшими, раз старшие замолкают при встрече с санитарами, то и нам не следует относиться без должного уважения.Про сами вспышки ярости слагались легенды и домыслы, и так, незаметно для камер, родился коллективный разум, который в красную пятницу принёс результат.

На пороге Коленьки Ивановича, без предварительного договора, появился тот самый человек. Бледное лицо его не обещало ничего хорошего.

– Недидим? – Директор потянулся к ящикам стола. – Всё в порядке?

Тело посетителя вдруг взвилось в воздух. Он оказался наколот на самодельные вилы, сделанные из уголков. Разгорячённые детишки умело повелевали куклой, ноги почти не доставали до пола. Из того, что успел заметить директор, сложилось верное мнение: бунт! Наблюдение проморгало подготовку к нему, столько стального уголка нельзя украсть и не вызвать вопросов. мало того, по своим каналам, Коленька Иванович получал сведения о подобных случаях. Каким-то образом воспитанники узнавали, что большая их часть пойдёт не в города, а на какой-то фронт, откуда никто не возвращается. Шесть восстаний за последние полгода.

Недидим полетел на пол, истекая кровью, прямо в кабинете; в проёме дверей появился Лампон, вооружённый шокером. Получается, санитаров обезвредили в первую очередь.Дверь к операторам тоже взломали, потому и не пришло предупреждение. Подвинув приятеля плечом, в кабинет протиснулся Ухарева.

– Мы за конфетами, Коленька Иванович, в честь праздника.

– И какой праздник, напомни?

– Мы хотим жить. – По сигналу Ухаревы, кабинет стал заполняться воспитанниками. Почти все вооружены железом.

– Кто же вам мешает?

– Все те, у кого есть вот такой пульт. – Ухарева вытащил из-за пазухи штатный пульт, которым можно повлиять на носителей чипа.

– Где вы его взяли?

– У тебя точно такой в столе.

– Первый раз слышу. А дай-ка я поищу, ты не против? – Директор прокрутил в голове варианты, как лучше поступить.

– Отойди от стола, я сам найду.

Вот, дождался! Коленька Иванович отступил к стене и дал бунтовщикам полную свободу. Ему ничего больше не оставалось, как идти на все требования, а потом, улучив момент, подать сигнал.

Телята обшарили ящики стола, пульта не нашли. А его там и не было, директор не дурак, тем более, министерство знакомит с последними новостями. Пока всё идёт по известному сценарию; шпана обезвреживает охрану и санитаров, мамок, скорей всего, заперли в одной комнате. Дух восстания заразил воспитанников, а мы ни о чём не догадывались.

– Кто-то уже погиб от ваших рук? – на всякий случай, уточнил директор.

– Не твоего ума дело. Тварь! – полиция восставших проводила обыск, как получила чьи-то инструкции: в кабинете где-то должно быть устройство, подающее «тревогу» на пульт. А когда примчат слоны, стены окрасятся в алые брызги.

Ухарева контролировал одну группу сыщиков, давал советы. Лампон первым хотел найти устройство, чтобы диктовать решение: я нашёл – он мой.

Будут бить, как мы научили. Нам придётся несладко, хотя бы первые минуты вытерпеть, иначе они только укрепятся в уверенности, что рассказы о системе обмана – чистая правда.

Ему как-то предлагали ампулу, чтобы не идти на пытки. Статистика говорит, от старших телят персоналу достаётся больше, малышня только делает первые шаги. Вид крови может остановить большинство, но встречаются экземпляры, которым только дай. И на лбу не написано, на что способен тот или этот воспитанник.

Недидим очнулся, вскрикнул от боли. Ещё копеечка в копилку бунтарей. Только и слышно: ищите, должна быть связь с пультом. И тогда прилетят солдаты, мы пожалеем, что родились на свет.

Ищите, ищите, – с серьёзным выражением на лице Коленька Иванович очень надеялся, что щенки сделают ошибку, сами подадут сигнал – достаточно сдвинуть красный ящик, замаскированный под гроссбух. Эту хитрость предусмотрели по его подсказке специалисты, посланные министерством после первого бунта. И в министерстве одобрили его идею:

– Что значит, опыт. Они будут рыться всюду, и сами сдвинут при обыске.

– Меня натолкнуло на идею одно из видео. Это про первое восстание. Телята устроили обыск у директора, все документы полетели на пол. Вот пусть тревожная кнопка и сработает.А фильмы, где следователи проводят обыски, лучше исключить из программы.

Министр старательно фиксировал каждое слово в блокноте, кивал и поддакивал.

– А ещё у меня из головы не выходят эпизоды той войны. Артиллеристы везли на повозках ящики со снарядами, были уверены, что везут снаряды.

– Как открыли – там кирпичи? Слышал… И виновные не пострадали, поскольку всюду наши. Были редкие случаи, когда нас вынуждали назначить виновного, пусть одного-двух расстреляют, зато остальная команда остаётся на постах и до времени затихает. Мы живучи, уж сколько лет!

– Хотелось бы надеяться.

– Даром что ли столько техники теперь в распоряжении?

Но оба подумали: а бунты всё равно случаются, и тут без посторонней помощи точно не обходится.

– А ни у кого не возникал вопрос о портальной системе?

Министр записал, поднял голову:

– Продолжай.

– Противник, предположим, знает о наличии детских домов, и кого мы в них готовим. Прощупал подходы, вычислил лидеров… Я бы на их месте так и поступил: вышел из портала, начал разговор, увёл с собой на фронт и показал, как из телят делают мясо. А когда лидеры своими глазами увидят, что им приготовили, начинает зреть бунт.

В тот день они расставались с министром очень тепло, были обещаны и всяческая помощь, и материальное вознаграждение. Коленька Иванович уже подумывал об отставке: время не спокойное, пока не случилось – нужно исчезать. Но отставку не принимали, просили ещё годик послужить.

Теперь Коленька Иванович искоса наблюдал: сдвинут красный ящик или не тронут.

Если их инструкторы просчитали момент, то тревожная кнопка не подаст сигнала.

– Лампон и ты, Ухарева, я могу о чём-нибудь попросить?

– Без подлости? Говори.

– Хочу глянуть документы. Вон, в той красной обложке. Всё у вас на глазах, без обмана.

– Что там есть интересного?

– Моё заявление об уходе. Давно собирался уйти, не отпускали.

– Ладно, сейчас. – Лампон направился к полкам. Ухарева перегородил дорогу.

– Ничего не трогай. Может, это ловушка. Тебе же сказали, что нас разведут, как детей.

– Ладно, – Лампон вернулся к директору, заглянул в лицо. – Это там кнопка, которая подаст сигнал тревоги?

– Там просто моё заявление. А кнопку я сам покажу. Вот её трогать нельзя, приедут военные.

– Показывай.

В который раз Коленька Иванович похвалил себя: мне бы государством руководить, было бы больше толку.

В стене, под вымпелом, углубление, в нём, под стеклом, настоящая кнопка. Бунтари столпились вокруг, согласились, что директор, похоже, говорит правду.

– Видишь, куда запрятали? – зашумели довольно сыщики.

– И всё равно, я настаиваю: стол обыскали – больше ни к чему не прикасаемся, только внешний обзор. – Ухарева уставился на Лампона. – Ты понял – объясни своим. Иначе приедут, и пойдём мы с тобой не на фронт, а на колбасу, для других детских домов.

Коленька Иванович рассчитывал, что между двумя лидерами возникнут разногласия. А они должны возникнуть, такова природа.

– Ухарева! Пусть возьмёт своё заявление. Ему пора на отдых. – Лампон тут же и подтвердил расчёт.

– А я сказал, до тебя не дошло? Ни к чему не прикасаться! Выживет Коленька Иванович и без заявления. На выход! И кабинет запрём, чтобы никто ничего не сдвинул.

Лампон задумался, выходя в коридор.

– Послушай, командир. Мы могли сдвинул стол, зацепить ещё что-то. Может, военные уже в пути.

– Не думаю. Стол он сам мог сдвинуть, уборщица тоже. Здесь кнопку никто не устанавливает.

– А он говорил…

Ухарева схватил приятеля за плечи и хорошенько встряхнул:

– Ты хочешь всё испортить? Ни слова о том, кто… Заруби себе на носу!

– Ладно. Остаётся только ждать – приедут или нет.

– Приедут. Связи нет – пришлют специалиста. А когда от него не получат сообщения, сами поднимут тревогу. У нас есть день, чтобы унести подальше ноги. Находим глухую деревню и живём в ней, налаживаем жизнь. С продуктами, в первую очередь.

– А кто не с нами?

– Пусть дождутся «спасателей» своих, мы никому не навязываем, раз сами не понимают.

А назавтра в корпусах остались два десятка девочек и шесть мальчиков, они не хотели уходить далеко от своих кроваток. Им не понравились обещания бунтарей: да хоть на соломе будем спать, лишь бы не на фронт. Эту команду возглавила Лепека – большой знаток конфет.

Весь штат сотрудников был заперт в подвале, на хороший замок, и ключ восставшие унесли с собой. В ту же ночь Коленьке Ивановичу приснился сон. Очередной праздник, под громкую музыку.Он привычно занял место на главной трибуне, в актовом зале.

– Завтра мы с вами расстанемся, ребята. Поедете жить в город, каждый получит квартиру. Я просто хочу предупредить: вы попадёте во враждебную среду. Они, живущие там, не хотят работать. Им сто рублей не деньги.

– О-о! Сто рублей! Дайте мне, я всё сделаю, – послышалось из зала.

– Веди себя хорошо, Смотынь. И запомни: тебя там будут называть иначе. Выдадим документ, где будет фамилия, имя и отчество. Вы все должны привыкнуть к новым именам и откликаться.

– А когда мы побьём лентяев палками?

– У вас ещё будет время. Мы к вам придём на помощь, и вместе так их отделаем!

– Ура! Отделаем, да! Я жду дня. Это уже будет завтра?

– Надо потерпеть. Вам сначала следует осмотреться, научиться повторять за ними. Они идут в магазин, вы следом. Они что-то покупают, и вы это покупайте. Первое время будет трудновато привыкнуть к такой жизни, но вы у нас самые терпеливые, не зря же мы купили столько конфет. Ешьте, там вам никто конфет даром не даст.

– А мы их палками!

– Вот торопиться не надо, будет приказ. А до того дня вы подметаете улицы, по которым они ходят и бросают мусор.

– Поймаю – и палкой, палкой!

– Так нельзя. У них там свои правила. Вызовут милицию, потом посадят в тюрьму. Вы же не хотите, получив квартиру, уйти в тюрьму? Когда совсем привыкнете, дальше всё пойдёт, как по маслу.

– Сливочному? Я люблю сливочное масло! Сразу куплю кусок самый большой и съем.

– Прямо в магазине? Так нельзя. Надо масло принести домой, разрезать на кусочки, разделить на семь дней. Целую неделю вы будете кушать масло и вспоминать этот вечер. Сегодня вы без масла, мы решили устроить ужин из конфет.

– Ура! Слава нашему Коленьке! Ивановичу. А мне дадут имя Коленька?

Директор детдома устал от активности некоторых, перевёл взгляд на дежурного врача. Вкати-ка ты ему дозу, чтобы до утра не докучал. Врач с пониманием кивнул.

– Вот, а завтра за вами приедут автобусы.

– А сиденья мягкие?

– Мы для вас сделали всё возможное. Ночью люди будут работать, выбрасывать деревянные лавки из автобусов и устанавливать мягкие сиденья.

– Ура! Слава нашему Коленьке!

Глава 5

Виктора Сергей подхватил на выходе из двора, толкнул дверь на раскрытие.

– Как ты вовремя! – Малява был в гражданском сам, у товарища нашёл такие же изменения. – Потом скажут – созвонились.

– Скажут. – Сергей помчал по другому маршруту, почему принял такое решение, скоро узнаем.

– Заблокировали въезд с этой стороны. Может, людей не хватает.

– Умерли, в одну ночь.

– А сейчас сложно что-то предсказывать. Когда с МКС снимают репортаж о массовом бегстве НЛО, на поверхности тоже пойдут изменения, волна за волной.

Малява выждал момент, когда авто вышло на прямую.

– Ты намекнул вчера. Если я верно понял, кое-кто удачно съездил на рыбалку.

– Вот об этом я хочу поговорить, но где-нибудь, при порывах ветра.

Управление выглядело раненым бойцом. Вроде, ещё может держать автомат, но состояние таково, что впору посоветовать отряду перед отступлением: вы идите, я вас прикрою.

Техники на улицах стало на порядок больше. Переворот? Давно пора.

На шлагбауме охраны больше, чем обычно. Лейтенант посоветовал дальше пройтись пешком, прибавив:

– Возможны провокации, глядите в оба.

А через тридцать шагов выставлено дополнительное оцепление, вялые бойцы прибыли точно издалека, рожи не выспавшиеся. Палатка на тротуаре, из неё показалась санитарка, следом военный. Почва под ногами мощно вздрогнула, живым пришлось брать новые ориентиры. Волны над крышами не наблюдалось, колонны грузовиков плавно переименовались в деревья.

Им навстречу выдвинулся офицер без знаков отличия. Было ощущение, форму примерил только что, наспех.

Уточник призадержал шаг, шепнул довольно громко: «Старый знакомый!»

Малява не сразу разглядел полковника. Шалаумберг как-то неудачно маскировался, словно был лишён всех привилегий. Почему бросился к ним – это не понятно.

– Молчите и слушайте. Меня отправили в отпуск, но это чистая отставка, меня не проведёшь. Вам скажут… вы же на совещание, верно? Вам скажут, что меня отправили на лечение, возможны варианты. Так вот, ни единому слову не верьте.

– Чем мы можем помочь? – вырвались фальшивые нотки.

–Э-эх! Если бы вы могли, то я не прятался бы у медиков. Развал всему! Конец света! И вы глядите в оба, чтобы не обвинили по ложному доносу. – Шалаумберг всячески прикрывал лицо то одной ладонью, то другой, хотя прекрасно понимал: такой способ не эффективен. – Я что хочу сказать… Собственно, всё без всякой надежды, словами делу не поможешь. Фундамент треснул, все наши постройки рушатся на глазах. Полезно бы собраться в спокойной обстановке, проанализировать, да времени нам не оставили, это конец. Но если у вас появится возможность замолвить слово… мне не на кого больше рассчитывать. Если не трудно, будут спрашивать – хоть одно слово в мою защиту. Я бы и не просил. Кстати, а вы в курсе? Мы побывали в одном сне, где я носился за каретой. Вы были там?

Уточник опередил:

– В вашем сне? Впервые слышу о таком, чтобы нас пригласили в чужой сон.

– Но я же вас запомнил.

– Это по вашей версии. – Сергей Иванович постарался, каким-то образом сообщил товарищу, что держит руку на пульсе, ты не вмешивайся. – Я знаю случаи, когда девушка отказывала в свидании, но во сне – пошла, против воли, отдалась троим прохожим, на глазах своего ухажёра. Те заплатили ему деньги, как сутенёру, похвалили за товар и пообещали наведываться почаще.

Шалаумберг взвыл:

– У вас на глазах рушится мир, а вы несёте всякую чушь! Меня! Меня выставили за двери!

– Жаль. А нас пригласили. Скорей всего, те, кто выставил. Если нас спросят, готовы ли мы заступиться, тут вся надежда на слова, какие окажутся на языке. Мы не забудем, если спросят. – А вот каким образом Сергею Ивановичу удалось вложить в подтекст уточнение: ты никому не нужен, если до сих пор не понял.

Шалаумберг потерял в лице все те краски, какими насыщался во дни былой славы, когда краснел от речей льстивых, бледнел от гнева.

– Ну, вспомните: мы там были вместе! Старик из леса… Там ещё фонтан был…

Уточник развёл руками: и рад бы, да ничем помочь не можем.

– Как же так? Всё происходило на ваших и моих глазах?!

– Нам очень жаль. А теперь позвольте откланяться, не стоит делать так, чтобы нас ждали.

С потухшим взглядом, полковник отступил к палатке, уже не пряча лица. На что рассчитывал – никто поди не скажет. Как в тех мирах, за гробом. По рассказам – там бросаешься навстречу первому лицу, ищешь сходство, а когда они выдают себя за того, кого ты хотел увидеть, сразу меняют облик. Там обманы раскрываются моментом.

Как только подошли к крыльцу, в воздухе почудился запах гари. Самые шустрые нашли досье на себя и сжигают на той стороне здания, во дворе; вот на что рассчитывают ловкачи? Надеются уйти от ответа таким примитивным способом. Окажись они на другой планете, там, возможно, и прокатило бы.

Они поднялись по ступеням. Всюду мерещились обрывки бумаги, затоптанная фуражка и оторванные пуговицы. Охрана вроде на месте, но какая-то расплывчатая: присмотреться внимательнее – мыслями служба далеко отсюда, копает картошку на своём участке: меня ТАМ не было.

Дождь капал с потолка. Неужели затопило второй этаж? А нас там ждут.

Офицеры толпились, возбуждённо помалкивали. Им ничего не оставалось, как прислушиваться к малейшему шороху. Мир рушится, как яичная скорлупа, изнутри проглядывает зародыш нового мироустройства: этот себя исчерпал.

На новеньких поглядывали с любопытством.

В пятнадцать ноль-ноль, как принято, двери распахнулись. Офицеры хлынули в эту щель старого мира, как в воронку с фильтром. Кто проскочит, кто постарается расширить ячейки фильтра, но застрять на переплетениях лески шансов больше. И цепляться за привычный порядок вещей – дело обычное.

Дверь слева была заперта, соседний кабинет не был подготовлен. Ныне никто не успевает. Только глаза привыкли – хлоп! Это уже в прошлом. Показаниям часов не доверяй, если не хочешь попасть впросак.

Полковника не видно, – генералы переглядываются: что не так? И тот самый майор, который раздвигал шторки, поспешил с сообщением, не дожидаясь вопроса:

– Полковник Шалаумберг в отпуске, проходит лечение. Попробуем справиться без него. На повестке дня сегодня единственный момент. Менее срочные подождут. Кто из вас готов бросить вызов Аверьянову?

Как укорачиваются шеи, мы знаем хорошо. На чудо надеяться – надо быть недалёкого ума. По своей воле и конь не пашет.

За столом всё же что-то приключилось. Кто-то поднял руку. Сквозь пелену век, двусмысленный вздох и оживление, виновник торжества обнаружен. Один из новеньких. Что ж, это можно было предвидеть. Зарекомендовать себя, как самых решительных… мы это проходили. Оба! Оба подняли руки!

Майор не подал виду, что приветствует инициативу:

– Мы уверены, решение взвешенное, план продуман до мелочей.

– Разумеется. Мы рассчитывали посвятить в планы полковника…

– Будем считать, всё случается к лучшему. – Майор оглянулся на школьную доску, так и не открытую для обозрения. Лишние движения к чему, если задача поставлена, и все помнят. Эту фамилию давно следует стереть с доски, слишком много желающих пополнить список. И кто-то наверху решил: пока не освободится первая строка, новых задач не ставим.

Офицеры воспрянули, разрешилась основная печаль. В воздухе так и парила мысль, поддержанная многократно: «За язык никто не тянул!» Автоматом, как из-под наседки выглядывает цыплёнок, показалась вторая: «Этот повод неплохо бы отметить».

Майор оказался не промах, не ударил лицом в грязь. Двери в соседний кабинет распахнулись, звон посуды порадовал слух. Виновники торжества не торопились к столу, спинами прочли что-то про молодёжь, дескать, я в ваши годы…

– Пообедаем, и заходите ко мне. Обсудим ваши идеи. – Майор замер у них за спинками кресел, как бы приглашая. Он очень надеялся, что этот план будет поинтереснее выстрела в упор, – молодёжь приходит со своими наработками.

Коньяк подан тот же, разносолов не меньше, но настроение за столом совсем иное. С плеч свалилась древняя гора, теперь и не грех помянуть былые приключения: кто про Югославию, кто про Афганистан. Побывать с инспекцией в войсках, пока вертолёт заправляют, послушать про солдатскую смекалку, подредактировать маленько и подставить себя на место главного героя.

С новичками чокались – подходили без стеснения и выплёвывали тосты, под стать настроению. Молодые генералы приняты сообществом, теперь мы равны.

Искренние пожелания, чтобы их план удалось довести до блестящего исполнения, – тут уже никто не покривил душой. Вытащить эту давнюю занозу были бы рады все.

Майор не удержался, вошёл в кабинет, оглядел компанию. Выждал, пока смельчаки зафиксируют его явление. Разговоры закончились мигом.

– Я бы не помешал, да торопят сверху. Давайте, родные, ко мне в кабинет. От меня ждут новостей, а что я могу, если не посвящён в подробности? – Он кивнул прочим: вы продолжайте, не до вас.

Оба поднялись, поблагодарили коллег за пожелания, откланялись. Их провожали задумчивыми взглядами. Они сделали тот самый шаг в тоннель истории, откуда не все возвращаются. Пусть же вам, парни, повезёт!

В кабинете был приготовлен диктофон. Вроде как, я с вами играю по-честному: что-то запишем, где надо – на паузу поставим. Мы втроём, и больше ни одна живая душа.

– Я готов выслушать. – Хозяин кабинета сложил пальцы в замок и подпёр ими подбородок.

– Внедрение в группу. Мы тут прикинули с генералом, – Уточник кивнул на товарища, – раз другие варианты не дают результата.

– Я не могу обещать много времени. Сверху давят – уложиться в тридцать календарных дней. Мне вроде удалось настоять на своём, хотя угрожают, если опять что-то сорвётся.

– И сорвётся, если нам не выделят достаточно времени. – Уточник уловил мотив товарища: тот удачно моргнул, мол, давай, у тебя получается. – Понадобится полноценная мастерская, изобретателя на время попросим не появляться. Мы просто обязаны показать, что руками умеем, и башка варит. Скажем так, он скорее поверит в этом случае. Нам нужно чуть больше самостоятельности, доклады отложим на потом. Но как можно внедриться за месяц, войти в доверие и потом подловить момент? Хорошо сидеть наверху и разбрасывать приказы.

– Я ответил им точно такими словами. Сергей Иванович… Сергей, можно?

– Тут уже не до тонкостей, раз взялись.

Список материалов новый шеф изучал долго. Новый или временно исполняющий. Завтра может объявиться на этом месте лейтенант из фойе, – почему-то врезалось в память его озабоченное личико.

Оба генерала терпеливо ждали решения. Думали, по количеству материалов возникнут вопросы. Магний в прутках, цинк, медь, серебро, нержавейка, хром и нихром, – примерно так обеспечиваются военные предприятия. Прибавить титан и редкоземельные – это уже для космической отрасли.

Уловив момент, Уточник не сдержался:

– Вас что-то смутило?

– Платину и золото вы забыли внести в список. И драгоценные камни.

– Согласен, потребуется круглосуточная охрана.

Майор заносил себе в блокнот данные, моделируя предстоящий разговор с руководством. Сам не додумался до такого варианта: дайте мне сто двадцать килограммов золота, миллион наличными и самолёт, ждите, я скоро вернусь…

Майор вызвал помощника, вручил список.

– Это кому? – Капитан терялся в догадках.

– Лейтенанту, – майор бровями посетовал на недогадливость. – Постарайтесь быть более собранным, капитан. Или мы подыщем вам замену.

Помощник исчез, хозяин кабинета обратился с неожиданным вопросом:

– Вам что-нибудь известно про карету и полковника Шалаумберга?

Уточник скосил глаз на товарища – давай, мол, покажи себя. Малява прочистил горло.

– Карета… это что, снимают где-то кино, с участием полковника?

– Значит, не в курсе. – Майор задумался, какой частью информации поделиться, какую придержать. Наверное, не стоило касаться темы, но выскочило слово – надо продолжать. – Хорошо, поделюсь немного. Отмечаются случаи контакта с соседними мирами. В каком-то произошёл всемирный потоп, и несколько человек стали невольными свидетелями его. Они живут в нашем, и я почему-то сразу подумал о вас.

Уточник нашёлся мигом:

– Мы уже в чём-то провинились? Кто-то горел желанием взяться за Аверьянова, и мы перешли ему дорогу?

– Всё не так, вы сразу уходите в защиту. Вот этого не хотелось бы, если понимаете, о чём я.

– Тогда мы охотно выслушаем вашу версию. – Малява перекинул ногу на ногу, чего себе до сих пор не позволял.

Шеф придержал язык за зубами, хотя мог многое сказать. Вместо этого, стал рассматривать приглашённых, как послов из дружественной страны. Они будут гнуть линию, ни на шаг не отступая от инструкций, в каком вопросе поднажать, где можно сделать уступку.

– Вы давно знакомы?

– Ну, если это напрямую относится к делу, то недели две.

– У меня другие ощущения. Может, эти отношения тянутся из прошлой жизни?

– Всё может быть, хотя недоказуемо.